Текст книги "Собкор КГБ. Записки разведчика и журналиста"

Автор книги: Леонид Колосов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 26 страниц)

Глава V
МАФИЯ УМРЕТ НЕ ЗАВТРА

Оказавшись в Риме в августе 1962 года, я, естественно, не сразу приступил к разведывательной работе. Нам давался определенный срок для «свободного творчества» без обязательного ежедневного заезда в посольство, где в маленькой комнатушке, под самой крышей здания, находилась наша резидентура. Надо было, чтобы итальянская контрразведка привыкла к новому корреспонденту, к его распорядку дня, занесла его в «чистые» журналисты и сняла бы назойливую «наружку».

Однако время «свободного творчества» кончилось, и в один из солнечных осенних дней я предстал перед своим резидентом. В конце трехчасовой беседы, в которой были поставлены передо мной ближайшие и далеко идущие задачи, шеф сказал:

– Есть еще одна проблема, над которой вам придется поработать: итальянская мафия – самая законспирированная и мощная организация на Апеннинах. Ее люди внедрены в окружение президента, в правительственные политические и общественные организации. В руках этого тайного клана весь подпольный бизнес, начиная с наркотиков и кончая борделями. Нам нужны люди оттуда, ибо они оказывают влияние не только на внутреннюю политику, но иногда определяют и внешнеполитический курс государства, включая даже Ватикан.

– А как проникнуть в эту организацию? Может быть, есть агенты, которые располагают соответствующими связями?

Резидент посмотрел на меня как удав на кролика, в голосе его появился металл.

– Если бы, Леонид Сергеевич, у нас что-нибудь было, я не стал тратить время на наш разговор о мафии… Попробуй поискать. Под вашей журналистской «крышей» это сделать легче, чем под любой другой.

Я вспомнил об этом давнем эпизоде, когда уже, сидя на двух стульях и имея задание резидента «проникнуть в мафию», оказался в Палермо на шикарном приеме, который был устроен сицилийской Ассоциацией производителей цитрусовых. В просторном зале фешенебельного ресторана встретил знакомого по Риму итальянского журналиста, работавшего в газете «Унита».

– Вот уж здесь наверняка собрался весь свет сицилийской мафии, – пошутил я, обращаясь к коллеге.

Он, однако, даже не улыбнулся и, позвенев льдинками в своем стакане с виски, произнес шепотом, наклонившись к самому моему уху:

– Если не все, то «Теста дель серпенте» присутствует.

Если перевести сказанное на русский, то получится «Голова змеи». Так на Сицилии за глаза называют самого верховного главу, то есть «капо дей капи» всей мафии.

– А где же он? – спросил я у коллеги.

Он молча указал глазами на главу ассоциации, который на другом конце длиннющего стола произносил тост за развитие многосторонних связей между сицилийцами и всеми другими жителями планеты. Седые волосы, умные глаза, прекрасно сшитый классический темный костюм, безукоризненный язык. Обаяние, мягкость, доброжелательность. Теперь уж я наклонился к уху корреспондента из «Униты»:

– Ты шутишь?

– Нисколько. Могу ошибиться лишь в том, является ли этот синьор самим «капо дей капи» или одним из его заместителей. Но это станет известно лет через двадцать после его смерти.

А поздним вечером того же дня мне довелось попасть с нашим торгпредом на более узкий, домашний прием к этому человеку. Мы переходили из одной залы роскошной виллы в другую, любовались коллекцией картин хозяина дома, который слыл богатейшим человеком на Сицилии. Голландцы, французы и даже русские художники, подлинники Рембрандта, Гогена. Ренуара, Гойи. Шагала. А меня все подмывало спросить у седовласого синьора насчет мафии: что он думает о ней? Гем более, что имел место повод – все газеты пестрели сенсационными первополосными заголовками об аресте главаря новой мафии Лючиано Лиджо, по прозвищу Примула Росса (Красный Колокольчик). известного своими кровавыми преступлениями на Апеннинах. И спросил, когда мы ненадолго остались втроем: хозяин виллы, его сын и я.

– Новая мафия? – высоко поднял он брови. – Это все выдумки журналистов. Не верьте им. Лючиано Лиджо – «капомафия»? Пустые слухи. Какой он «капо»? Неграмотный батрак, неожиданно разбогатевший, что не так уж редко случается в нашем безумном мире. Почему он вас, синьор Колосов, так интересует? Впрочем, как говорит наша пословица.

И он произнес не очень длинную фразу на диалекте, которую я не понял. Когда же седовласый синьор отошел к гостям, и мы остались вдвоем с его сыном, я попросил перевести эту пословицу на нормальный итальянский язык.

– Она непереводима, – улыбаясь, сказал тот, – но означает, что с этим человеком, о котором вы говорили с отцом, не надо встречаться на узенькой дорожке. Да и вообще, я вам советую, дотторе, от всего сердца советую не ворошить древние сицилийские традиции.

Я, как вы сами понимаете, не мог последовать совету симпатичного наследника редких картин, ибо мафией надо было заниматься всерьез. Сицилийской мафией. А она родилась, как известно, на Сицилии. Вот об этом удивительном острове и его главном городе Палермо мне хотелось бы рассказать. Фрагментарно, естественно.

«Ви раккомандо» – в переводе «советую вам». Сотрудник итальянского министерства иностранных дел дважды многозначительно повторил эту фразу, сначала сделав ударение на «рекомендую», затем на «вам» Я испрашивал разрешения поехать на Сицилию в автомобиле. По пути нужно было пересечь несколько «запрещенных» зон, транзитом конечно. Мне позволили это сделать в порядке исключения, но с условием «не сбиваться с дороги». А мидовец продолжал между тем спрашивать даже с некоторой горечью:

– Почему, собственно, Сицилия? Ну зачем вы, советский журналист, выбрали одну из самых бедных зон Италии? Разве у нас нет более приятных мест?

– Я только что был на севере, а теперь хотелось бы поближе к солнцу, на юг, увидеть противоположный край Италии. И разве Сицилия не хороша? Этна, апельсиновые рощи, море…

Автострада за два часа домчала до Неаполя, а оттуда свернула налево, на Бари, к каблуку итальянского сапога. Мне же нужно направо, на его носок, с которого предстоит перепрыгнуть на Сицилию. Позади Помпея и Сорренто. Шоссе стало узким, дорожные знаки поредели, бензоколонки исчезли, как привидения. И сразу стало очевидным, что в Италии совсем не тесно. Дорога одиноко струилась по склонам гор. Встречных машин почти не было. Первозданная тишина, лиловые тучи, закрывшие весь горизонт, создавали впечатление какой-то ирреальности, чего-то фантастического и неправдоподобного. Казалось, что этот путь выстроен пришельцами из космоса для своих никому не ведомых нужд. В довершение неожиданно выскочили на плечи гор вполне марсианские мачты-треножники и зашагали через пропасти, бодро неся на себе гудящие провода.

Ужинаю на самом конце апеннинского сапога, в маленьком ресторанчике, почти в полном одиночестве. Официант, полный внутреннего достоинства сардинец, обосновавшийся здесь у родных, рассказывает, что с работой туго, многие вербуются во Францию, на бельгийские шахты, на западногерманские предприятия. Закатное солнце бросает в зеленое море черную тень огромной скалы, той легендарной Сциллы, которая вместе со своей сестрой Харибдой казалась древним грекам чудовищем, разбивающим корабли.

Под проливным дождем моя «Джульетта» въезжает в недра огромного парома. Он хлюпает на волнах, брызги долетают до верхней палубы. Мессинский пролив сегодня неспокоен. А вот и Харибда, стоящая на страже Мессины с маяком, подмигивающим Сцилле. Паром въезжает в порт. Вот она, земля Сицилии. По разбитой дороге ночью гоню в Катанию. Отсюда до Рима почти тысяча километров. Нет, Италия не так мала, как на карте. Катания – полумиллионный город, деловой и промышленный центр Сицилии. Здесь лишь вежливо улыбнутся, выслушав анекдот о южанине, который якобы целыми днями лежит на набережной, поплевывая в море. В Катании работают больше северян. Если надо, катанец станет трудиться и по воскресеньям. В городе немало крупных предприятий, больших строительных трестов. Здесь ухитрились в самой середине широкого Сицилийского проспекта воздвигнуть ультрасовременное здание местного банка. Это уже было сделано явно в обход градостроительства. Город – динамичный, работящий и приветливый. Не верится даже, что здесь свила одно из своих осиных гнезд сицилийская мафия, что не проходит буквально и недели без того, чтобы не находили на центральных проспектах и окраинных улочках трупы очередных жертв преступной организации. Мафия…

На Сицилии люди не любят, а может быть, боятся произносить это слово и тем более говорить о том, что за ним скрывается. А скрываются разные дела. И в этом я убедился буквально через день, оказавшись в другом городе.

Палермо не потрясает экзотикой. Сицилийская столица может показаться в общем-то обычным европейским городом с неизменным небоскребом в центре и местным Бродвеем – Виа Рома, где по обеим сторонам мелькают вывески фешенебельных магазинов, знаменитых ресторанов и аристократических кафе, в которых рюмка вермута стоит столько же, сколько целый завтрак в обычном баре. Непрерывным потоком мчатся по широкому проспекту автомашины новейших итальянских марок. На перекрестках улиц терпеливо дожидаются туристов такие же, как в Риме, невозмутимые «коккиере» – извозчики, восседающие на традиционно черных пролетках с красными колесами, с безукоризненно начищенными медными фонарями и неизменными счетчиками-таксометрами, дабы не отпугивать клиентов неизвестностью цены.

Побродив по палермским окраинам, замечаешь, впрочем, что город этот вроде итальянский и в то же время не итальянский. Говорят, что старый Палермо похож на алжирские касба – арабские кварталы. Не знаю, в Алжире не был. Но старые постройки Палермо несут в себе смесь всех стилей и эпох. Что ж, в этом нет ничего удивительного. Кто только не побывал на Сицилии – карфагеняне, остготы, норманны, арабы. После жестоких завоевателей оставались развалины и дети, никогда не знавшие отцов. Не потому ли язык, на котором говорят островитяне, мало чем напоминает итальянский.

Если сказать, что летом здесь жарко, то это будет лишь полуправдой. Улицы сицилийской столицы в полуденные часы напоминают пустыню не только жарой, но и отсутствием пешеходов. Наглухо закрыты ставни домов, шины оставляют на расплавленном асфальте глубокие рубчатые следы. Только к вечеру распахиваются окна, раскрываются двери балконов, и люди с нетерпением ожидают спасительного ветерка с моря, приносящего долгожданную прохладу.

А зимой, когда исчезает солнце, Палермо становится совсем невыразительным городом. Свинцовые тучи, нависшие над пальмами, и туман, оседлавший море, съедают краски, делают одинаково серыми и архитектурное великолепие города, и лица людей. Я улетал в тот раз из Палермо в один из таких дней. На аэродроме толпилось множество людей, ожидавших самолета из Рима, который, заправившись, должен был снова лететь в вечный город. Обсуждалась последняя новость: в городе Марселе бесследно пропали три девочки. Газеты осторожно намекали на то, что происшествие – это дело рук мафии.

«Нет, это не мафия, – сказал один из провожавших меня палермских знакомых. – Если бы это случилось в Палермо, тогда можно было бы предположить. И потом, нельзя же каждое преступление связывать с мафией. Она – явление куда более сложное, чем кажется на первый взгляд. К тому же мафия следов не оставляет».

Вообще-то многие десятилетия и даже века считалось, что мафия следов не оставляет. Находились только ее жертвы, а исполнителей приговоров жестокой и таинственной организации прикрывала «омер-та» – круговая порука. Их имена оставались, как правило, неизвестными. Да и в самом слове «мафия», которому некоторые лингвисты приписывали арабские корни, звучит якобы некая неопределенность: «не было», «не существовало», «не появлялось».

Я, правда» придерживаюсь несколько niioii точки зрения в отношении происхождения этою странного слова. В конце XIII века на Сицилию пришли французские завоеватели, и в огне освободительной борьбы родился естественный и понятный всем лозунг: «Смерть французам, захватчикам и убийцам». Возьмите первые буквы его в итальянской инверсии: «MORTE AI FRANCESI INVASOR! ASSASINI» – и получится слово «MAFIA», которое вошло во все более или менее известные энциклопедические словари. Да, мафия родилась как тайный союз для зашиты свободы и интересов бедняков, а затем, к XIX столетию, она переродилась в организацию, о которой известный итальянский историк и социолог Гаэтано Моска писал так: «Сфера деятельности организаций сицилийской мафии настолько разнообразна, что для сведения ее к общему знаменателю потребовались бы многие страницы специальных исследований. Поэтому ограничимся самым общим определением. Итак, конечная цель мафии – получение незаконным путем максимальной прибыли от общества с использованием таких средств и методов, которые ставят в тупик следствие и правосудие. Мафия разработала свою специфическую технологию преступлений. Она не останавливается перед самыми изощренными убийствами из-за угла, она похищает и пытает свои жертвы, если ей кажется, что это необходимо для того, чтобы спасти от провала одну из организаций мафии или посадить на ответственное кресло нужного человека, когда ему мешают конкуренты…»

Конечно же Гаэтано Моска сказал не все, хотя это вряд ли можно поставить ему в вину. Поэтому сделаем несколько добавлений. Прежде всего, мафия уже перестала быть только «сицилийским феноменом» и расползлась, наподобие раковой опухоли, по многим странам-государствам. Это во-первых. Во-вторых, цель мафии – это не только получение максимальной прибыли от общества незаконным путем. Нынешняя мафия переступила границы разбойного бизнеса. Она активно вторгается в политику, проникает во все сферы, где господствуют крупнейшие монополии, сотрудничает с секретными службами крупнейших государств и даже с неофашистами, которые весьма активизировались как в самой Италии, так и в ряде других европейских государств.

Нынешнюю мафию иногда называют «новой». Действительно, за несколько веков своего существования она претерпела значительную трансформацию, превратившись из средства борьбы против поработителей в орудие порабощения. В эпоху феодализма она стала наемным убийцей у крупных латифундистов, на заре капитализма предложила свои услуги владельцам заводов и фабрик для борьбы с забастовщиками, в настоящее время создала свое государство в государстве. Не в отдельных сенсационных похищениях или жестоких убийствах проявляется в Италии новая мафия, а в конкретных взаимоотношениях с политической властью. Руководители мафии самым непосредственным образом связаны с представителями правящих кругов. Отношения эти обычно развиваются на экономической основе, но в случае надобности они приобретают и политическую окраску. В течение нескольких столетий мафия была признанной властью на Сицилии. Сегодня она – невидимая власть во всем западном мире.

Сицилийский писатель Джузеппе Фава утверждал: «Основная причина существования мафии – в беспросветной нищете, в нищете, что собирает воедино неграмотность и болезни, суеверие и ханжество, отсталость и насилие… Корни мафии – нищета, но ее катализатор – погоня за богатством. У мафии горы денег, но ей этого мало, ей надо еще и еще. Даже когда кажется, что мафия ведет политическую борьбу, скажем за голоса избирателей, она на самом деле борется за деньги: за подряды, которые депутат от мафии сможет гарантировать; за рекомендации, которые он способен дать; за секретную информацию, лицензии на строительство, государственные заказы. Настоящие мафиози – избранная раса, защищенная сотнями друзей, тысячами алиби, покровительством сильных мира сего, кучей денег, на которые можно купить все, начиная с «понимания» государственного чиновника и кончая беспрекословным подчинением наемного убийцы».

Можно соглашаться или не соглашаться со страстным монологом сицилийского писателя. Нищета? Да, это одна из причин жизнестойкости мафии на Сицилии. Алчная погоня за золотым тельцом? Да, деньги – бог этой организации. За них убивают не только посторонних синьоров, но и самих членов мафии, тех, кто пошел против боссов, где-то сболтнул лишнее или хапнул больше, чем положено по чину. Все это, безусловно, правильно, но… Мафия не только «зарабатывает» деньги, но и «работает» на те круги, которые дают возможность заниматься ей подпольным бизнесом. Она все более активизирует, расширяет сферу своей деятельности. Она создает крупные промышленные корпорации, проникает в государственные организации, политические партии. И все это направлено на дестабилизацию положения в стране, потому что именно она – дестабилизация – является самой благоприятной средой для мафиозных дел любого масштаба.

А каков он сам, синьор мафиози? Что из себя представляет тот человек, к которому относятся с почтительным страхом? Ни один итальянский криминалист, социолог или полицейский не сможет дать исчерпывающего определения. Попытки западных кинематографистов, даже самых талантливых, вывести обобщенный тип бандита в виде этакого зловещего сицилийца с усами, в кепке с длинным козырьком и с крупнокалиберной двустволкой за плечами – далеки от действительности.

Мафиози многолик. Деклассированный бродяга и наследный князь, неграмотный землепашец и модный адвокат, пастух и рафинированный аристократ, профессиональный убийца и министр. Они будут стоять на разных ступенях иерархической лестницы мафии и выполнять разные ее поручения. Но все они – мафиози. Иногда на один день, иногда на всю жизнь.

Да, можно смело утверждать, что прежняя мафия уже умерла. Она перестала быть не только сицилийским, но и итальянским феноменом. Она перешагнула границы государств, горы, моря и океаны, обосновалась в Соединенных Штатах под именем «Коза ностра», обрела специфические формы и в Японии, и во Франции, и в Турции, и, наконец, в бывшем Советском Союзе.

И все же повсеместно эту могущественную преступную организацию по привычке называют мафией. Случайность или закономерность? Вполне вероятно, что можно уже говорить о некоем международном картеле по подпольному бизнесу. Во всяком случае, в таких областях, как торговля наркотиками, отмывание незаконно нажитых капиталов, игорные дома, тайные операции с драгоценными камнями, золотом и недвижимостью…

Впрочем, не объять необъятного. Моя задача скромнее, тем более что она ограничена рамками очередной главы моего повествования. И потом, я всегда предпочитал рассказывать лишь о том, что видел своими глазами, слышал собственными ушами и трогал опять же своими руками. Посему речь пойдет об итальянской мафии, самой древней, самой, на мой взгляд, организованной преступной группировке. Древнеримская поговорка утверждает, что для того, чтобы узнать вкус моря, достаточно попробовать каплю его воды.

Итак, итальянская мафия. О том, как я столкнулся с ней дважды, вы уже знаете. А вот проникнуть в нее, вернее, познакомиться с одним из боссов помог мне, увы, уже покойный друг Феличе Киланти, талантливый писатель и журналист, с которым я познакомился на одном из приемов в нашем посольстве. Нет, он не стал агентом. В этом просто не было необходимости. Существует такое понятие в разведке – доверительная связь. Мы во всем доверяли друг другу. И если Феличе узнавал, что через три дня в Италии разразится правительственный кризис, об этом тут же узнавал и я. Киланти очень любил мой корпункт. И потому, что был одинок и относился ко мне как к «младшему брату», и потому, что в холодильнике всегда стояла бутылка «Столичной», которую старый журналист предпочитал почему-то всем остальным алкогольным шедеврам. А если к тому же оставалась баночка черной икры, то радости не было предела. Но в тот памятный вечер Феличе был чем-то озабочен.

– В чем дело, дружище? Почему ты такой встревоженный?

– Да странно все это…

– Что – это?

– Понимаешь, сижу вчера один в своей холостяцкой квартире, не то чтобы очень трезвый, но и не пьяный. Ведь у меня дверь никогда не запирается, а тут, как назло, ни одной живой души. И вдруг звонок. Радостно ору: «Входи, дорогой друг, у меня не заперто». Заходят трое синьоров, вроде бы сицилийцы. Один довольно стар и весьма элегантен, двое – молодые, с усами, смахивают на гангстеров. Приглашаю садиться. Двое молодцов остаются стоять, старичок устраивается в кресле. «Никкола Джентиле, – представляется он, – кровный брат Аль Капоне. Я сейчас на пенсии и собираюсь написать книгу о мафии, серьезную, честную книгу о нашем «почтенном обществе» и ее достойных людях, которых нынешние щелкоперы представляют чуть ли не карманными воришками». – «Пишите, – говорю я как можно вежливее, – кто же вам мешает…» – «Мне никто не может помешать, – сделав многозначительную паузу, отвечает гость. – Но писать книгу будете вы, а я – рассказывать. Вы получите весь гонорар за книгу и еще двойной от меня лично. Почему я выбрал именно вас? Отвечаю: мы читали ваши публикации о мафии. Они легковесны, но у вас хороший стиль. Решайтесь. Я зайду за ответом через три дня в это же время». – «А если я откажусь?» – спрашиваю, мгновенно отрезвев. «Не советую», – тихо говорит старичок, и все трое уходят.

– Ну и что же ты решил?

– Что? Думаю пока.

– Если надумаешь, то возьми меня с собой на первое интервью, а?

– Хорошо, Леонида, если удастся, то возьму и тебя, обязательно возьму.

Я с огромным нетерпением ожидал дальнейшего развития событий. И вот примерно через две недели ранним утром в корпункте раздался телефонный звонок.

– Чао, Леонида, – прохрипел в трубку Феличе, – старик ждет нас на своей вилле под Палермо. Билеты на самолет у меня. Вылетаем завтра утром.

Я не буду описывать, как мы летели, как нас встретили на аэродроме, как принимали на вилле, какая была морская охота на зубатку и какой вкус был у «дзуппа ди пеше» – вкуснейшего рыбного супа. Когда дошло до дела, я спросил у коммендаторе (так называют очень богатых и уважаемых людей на Сицилии) Джентиле.

– Коммендаторе, я смогу опубликовать мое с вами интервью?

– Конечно, сын мой.

– А если я напишу о мафии так, что вам не понравится?

– Это дело твоей совести, фильо мио (сын мой).

– А наказание мне не грозит в этом случае?

– Конечно нет, сын мой. Как бы ты ни написал о мафии в своей книге, это будет нам хорошей рекламой. Ведь о нас так мало знают в России.

Кстати, слово «джентиле» переводится как «вежливый». Ничего не скажешь. Никкола Джентиле был вежливым человеком, а в облике его не было ничего злодейского. Этакий аккуратный старичок-пенсионер со слезящимися глазами. Правда, как по секрету сообщил мне Киланти, на совести «пенсионера» с десяток убийств. Но о них Джентиле предпочел не вспоминать. По его словам, он «всегда соблюдал законы, справедливость и честь». Конечно, эти категории старый ас мафии рассматривал несколько специфически.

Вот он и поведал мне о том, какова организационная структура мафии. Ее первичная ячейка – «десятка», во главе которой стоит полновластный хозяин – «капо». Десятки объединены в более крупные сообщества. Их называют на Сицилии по-разному, но чаще всего «семьей». Глава «семьи» командует мафией селения, города, провинции. На случай своего отсутствия, болезни или отсидки в тюрьме он самолично назначает своего заместителя из «высоких и почтенных братьев». Руководители «десяток», входящих в «семью», занимают посты «советников». Олимп власти возглавляет «капо дей капи», или «король», – неограниченный диктатор. Руководитель «десятки» выбирается тайным голосованием. Главу «семьи» избирают «капи», а «короля» – главы «семей» и их заместители.

– Да, сын мой, мафия – это семья. Большая семья, со своими традициями, понятиями о долге, справедливости и чести. Расскажу тебе один случай, который произошел еще в конце 20-х годов, когда я работал в Америке с самим Аль Капоне. Его называли «королем Чикаго». И не зря, потому что это был настоящий джентльмен, уважавший законы нашего дела, никогда не подводивший своих братьев, но и не прощавший им предательства. Когда один из них стал осведомителем полиции и, разоблаченный нами, бежал за границу, Аль Капоне поклялся найти его и нашел.

Я участвовал в той операции. Мы отыскали предателя в Европе, когда он собирался отбыть из Парижа в вагоне международного экспресса. У нас тоже оказались билеты в тот вагон. Не случайно, конечно. Мой шеф взял все на себя. Ночью он вошел в купе отступника, около часа беседовал с ним, пытаясь выяснить и понять причины его поступка, а потом перерезал ему горло. Жестоко? Нет, сын мой, такова жизнь в нашей семье. Кстати, никто из высшей иерархии мафии не умер спокойно в своей постели, во всяком случае за тридцатилетний период между Первой и Второй мировыми войнами. Все «короли» погибли от рук киллеров, ибо не умели достойно нести бремя предоставленной им высшей власти. Свирепый Тото д’Акуила еще до Первой мировой войны погиб от руки Массария, который занял место «короля». Но и Массария перестарался в одной из операций по продаже контрабандного виски и был убит Аль Капоне, моим шефом.

Да, сын мой, мафия родилась не сегодня и не завтра умрет. Потому что она – образ жизни. Потому что у нее везде корни, и она никому ничего не прощает. Однако я немного утомился и поэтому пожелаю удачи в твоей журналистской деятельности.

Так завершилось мое первое интервью, которое я брал у восьмидесятилетнего ветерана мафии Никкола Джентиле на его вилле. Кто такой Никкола Джентиле? Итальянец, эмигрировавший в Америку и ставший одним из ближайших соратников босса американского филиала сицилийской мафии. Дела итальянских мафиозных эмигрантов стали особенно широко разворачиваться в 20-х годах. В период «сухого закона», введенного американцами, мафиози молниеносно наладили изготовление спиртного, зарабатывая на тайной его продаже баснословные барыши. Затем пришла очередь наркотиков, тайных притонов, шантажа, насилия. Достоянием американской полиции стал своеобразный прейскурант, который гангстеры предлагали своим клиентам, желающим расквитаться с противниками. Итак: «Избиение – 2 доллара; два подбитых глаза – 4; сломанный нос и разбитая челюсть – 10 долларов; отрыв уха – 15; сломанная рука или нога – 19; пуля в ногу – 25; ножевая рана – 25; «крупная работа» – 199 долларов». Прейскурант, кстати, был изобретен «семьей», которую возглавлял Аль Капоне. К 1928 году гангстер завоевал в уголовном мире огромную популярность. «Король Чикаго» весил в те времена 130 килограммов, носил специальные костюмы, в карманах которых незаметно умещалось два пистолета; он принял участие и организовал за несколько лет 215 убийств. Одновременно, как утверждают исследователи уголовного мира, он был «удивительно деликатным» человеком и приходил в обморочное состояние при виде шприца.

Ну а Никкола Джентиле? Проработав в «Коза ностра» многие годы, он возвратился уже после окончания Второй мировой войны в родные сицилийские края, чтобы доживать свои годы «на пенсии», как сказал старый мафиози. Есть, оказывается, такое понятие в мафиозной «семье». Но для того чтобы заработать «пенсию», нужно соблюдать законы «семьи». Такова неписаная демократия мафии. Правда, главы «десяток» и сам «король» официально занимают посты только тогда, когда фактическая власть уже находится в их руках. А путь к власти в мафии – только через трупы. И это никоим образом не скрывал Никкола Джентиле, когда делился богатым опытом из своего американского периода жизни.

Убирать с дороги конкурентов может только тот, кто договорился об этом с ассамблеей мафии. Есть у нее такой нелегальный парламент, куда входят представители наиболее могущественных группировок. Ассамблея приговаривает к смерти ослушников и неугодных людей (после вынесения смертных приговоров их называют «обреченными»), она дает согласие на совершение больших и малых дворцовых переворотов. Тот, кто пытается игнорировать ассамблею, рискует потерять голову.

– Убивали, чтобы стать «капо», – тихим голосом рассказывал при нашей очередной встрече Никкола Джентиле, – или чтобы сохранить за собой место, или для того, чтобы исключить возможность вендетты, чтобы убрать с дороги конкурента, чтобы ликвидировать свидетеля совершенного преступления, наконец, просто из антипатии. Правда, эту роскошь могли позволить себе только те, кто обладал абсолютной властью. Нет, мафиози не знают спокойной жизни. Смерть всегда рядом с ними – когда они дома в постели и когда они в гостях у своих братьев за банкетным столом. К этому привыкаешь.

Никкола Джентиле показал мне два любопытнейших старинных документа на полуистлевшей бумаге. Один – тайный устав мафии, другой – описание ритуала приема нового члена в «онората сочьета» – «почтенное общество» – и текст его клятвы. Старый мафиози не разрешил их сфотографировать или хотя бы переписать их текст дословно. «Ты сделаешь это потом», – строго сказал он.

Привожу эти документы так, как записал позднее в своем блокноте. Итак, вот что написано в уставе: «Безотказно помогать друг другу в осуществлении кровавой мести за оскорбление любого члена братства.

Не жалеть ничего для освобождения любого брата, попавшего в руки правосудия, используя лжесвидетелей, подкуп полицейских и судей.

Справедливо распределять между братьями по решению главы «семьи» все, что заработано и получено в виде любых ценностей законными и незаконными путями.

Быть верными данной клятве и сохранять все секреты «семьи», помня, что любое отступление от законов братства будет караться неизбежной смертью в течение двадцати четырех часов».

А вот как обставлялся ритуал приема нового брата в члены «семьи». Сделав ножом надрез на своей правой руке и сжигая над свечой клочок бумаги с нарисованными на нем черепом и перекрещенными костями, кандидат в братья говорил: «Клянусь своей честью быть верным братству, так же как и братство будет верным мне. Как превращается в пепел это изображение и уходят безвозвратно капли моей крови, так и я обязуюсь отдать всю мою кровь братству. Как не может пепел превратиться в бумагу, так и я не смогу никогда выйти из рядов братства…»

Мои встречи с Никкола Джентиле, уже без Феличе Киланти, стали более или менее регулярными. Дед (такой псевдоним мы ему присвоили в разведке) проникся ко мне большой симпатией, особенно после того, как я подарил ему старинную русскую икону для коллекции, так сказать. На одной из встреч между нами состоялся такой вот странный разговор, который начал сам Джентиле.

– Ты работаешь только на газету, сын мой?

– Разумеется, коммендаторе (я даже глазом не моргнул – врать, смело глядя в глаза собеседнику, меня научили еще в разведшколе). Ни на что другое у меня просто не хватает времени.

– Предположим. Хотя очень жаль, ибо я мог бы сообщить тебе много интересного не для газеты. Понимаешь, сын мой, я очень не люблю американцев, ибо они все время мешали нам в бизнесе, в нашем бизнесе. А теперь вот все настойчивей и настойчивей лезут во внутренние дела Италии, как и в ваши тоже, между прочим. Ты знаешь, почему у нас так часто меняются правительства?