Текст книги "Астраханский вокзал (сборник)"

Автор книги: Леонид Словин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)

Тем не менее в котельной, которую они разыскали, никого не было.

– Видно, здешний кочегар вынужден сам ходить в гости.

Напротив котельной, в проходной маленького заводика, Денисов заметил огонек. Денисов постучал в дверь, пригнулся к маленькому окошечку, но никого не увидел. Тогда он снова постучал в дверь и, сложив ладони рупором, крикнул:

– Ми-ли-ци-я!

– Я и смотрю: никак милиция! – тотчас послышалось под самой дверью. На пороге проходной показалась маленькая сухонькая старушка с вязаньем в руках. В ногах у сторожихи кружился и косо посматривал на пришельцев грязноватый щенок.

– Вечер добрый! Вот и внучку теплые носки! – поздоровался Денисов, кивая головой на вязанье. – Такое дело, мамаша... Не видели, часов в десять-одиннадцать никто по переулку не проходил с чемоданами?

Старушка забеспокоилась и отложила вязанье.

– Не проходил, сынок. С чемоданами никто. В десять милиционер как раз приходил, Вася. Он у клуба «Коммуны» дежурит. У него тоже неприятность вышла. Только он ко мне зашел, и проверяющий – шасть! А Вася чай пьет. Вот из этого стакана. Уж как просил Вася не записывать его в книжку! Да разве уговоришь? Прямо беда! А так никто не проходил...

Когда они вышли на улицу, Денисов сказал:

– Я напрямик пойду к клубу, – он как-то странно, плечами поддернул пальто, – а вам придется вон там разворачиваться!

Кристинин заметил, что Денисов носит пальто, застегивая его не на первую, а только на вторую пуговицу, и притягивает ее вверх, к подбородку. Поэтому поднятый воротник топорщится у него на спине, чуть повыше лопаток, и весь вид Денисова от этого какой-то очень решительный и спортивный.

Подождав за рулем, пока загорится зеленый огонек светофора, Кристинин сделал запланированный Денисовым разворот по широкой пустой улице. Денисова и милиционера Васю он нашел недалеко от клуба, у овощного магазина. Через дорогу со стороны моста к ним подошел еще один постовой, неизвестно каким путем узнавший о постигшей Васю неприятности.

Прошелестел шинами экспресс к последнему отправляющемуся из Домодедова рейсовому самолету на Читу. Ночная жизнь шла по своим обычным ночным законам.

– Я видел двоих с чемоданом, – рассказал Денисову Вася, – примерно в двадцать два. Мне с трамвайной остановки хорошо было видно... По Холодильному переулку пошли, должно, в дом три. Из остальных уж всех выселили: на снос готовят! – Вася был юн, но широк и тяжел телом. – И как это меня в проходную занесло!

Он снова переживал свои служебные неприятности.

– Если бы ты нам преступников нашел, тебе сегодня бы все простилось, – сказал Денисов.

Из автомата Кристинин позвонил в трамвайный парк Горбунову.

– Пока ничего обнадеживающего, – вздохнул Горбунов, – правда, с двумя вроде подходящими водителями мне еще поговорить не удалось. А у вас что?

– Сейчас проверим один адрес. На завтра ничего не отменяется?

– Все остается в силе. Только мы с вами опять поедем в гостиничный комплекс «Останкино». В Домодедово едет Губенко.

– Неплохо! Вы не предложили искать этого типа на симпозиуме?

– Нет.

– Ну пока!

Снова проехав к мосту, они свернули на трамвайные пути и двинулись в обратную сторону.

– Кажется, это и есть Холодильный переулок! – наконец неуверенно сказал Денисов. – Нумерация домов идет к мосту.

Кристинин затормозил машину у высокого, выложенного белым кирпичом корпуса какой-то большой фабрики. Напротив тесно, плечом к плечу, ютились маленькие домики приговоренного к сносу квартала.

– Слышите? – спросил вдруг Денисов. Он снял шапку. Где-то недалеко, несмотря на поздний час, играла радиола.

– Я оставлю машину здесь, у фабрики. Пошли.

Третьим оказался старый кирпичный дом, высившийся темным прямоугольником рядом с трамвайной остановкой. Мощные звуки радиолы неслись с верхнего этажа.

– Зайдем, – сказал Кристинин, – поговорим с жильцами.

Парадный ход оказался грубо заколоченным толстыми досками, входить пришлось со двора. Изнутри дом выглядел еще более старым, со следами многократных конструктивных переделок. В поисках лестницы Кристинин и Денисов некоторое время плутали в узких полутемных коридорах первого этажа, то и дело попадая в большие притихшие коммунальные кухни, двигаясь почти на ощупь мимо не прекращавших ни на минуту свое угрюмое бурчание туалетов и старых, изъеденных коррозией, слезящихся труб.

Наконец они обнаружили лестницу и поднялись по ней на третий этаж. Радиола играла где-то совсем близко.

На лестничной площадке разговаривали двое парней. Увидев высокую худощавую фигуру Кристинина, его узкое бледное лицо, один из парней прервал себя на полуслове, отбросил в сторону сигарету и, внезапно обеспокоившись, пошел навстречу. На парне был строгий черный костюм, белая нейлоновая сорочка и черный галстук-«бабочка».

– Поздравляю вас с большим чудесным днем, – серьезно сказал ему Кристинин, – мы хотели...

Но парень его не слышал. У него было скуластое длинное лицо и длинные руки, в которых чувствовалась тяжесть выпитого за вечер алкоголя. Его руки тосковали теперь по крепким мужским пожатиям, жаждали работы или игры и с самого начала показались Кристинину чем-то враждебными, как всякая сила, грозившая выскользнуть из подчинения разуму. Парень крепко пожал ладонь Кристинина.

– У нас с вечера два баяна были, гитара! Что же вы?!

Из-за обитой коленкором двери на его голос выглянуло несколько любопытных. Сжав локти вновь прибывших требовательными мускулистыми пальцами, парень повел Кристинина и Денисова к двери.

– Ася! Асенька!

Тоненькая девушка в белой фате смущенно вышла в коридор.

– Я говорил, что придут! Пусть поздно, но все равно придут! Начальство всегда задерживается. Штрафную!

– Штрафную! Штрафную! – подхватила вслед за женихом появившаяся из комнаты маленькая круглая женщина с металлической брошью величиной с небольшое блюдце на груди и длинными, раскачивающимися на цепочках серьгами.

– Будем знакомы, – сказала она, – Толина сестра, Анна Ивановна. Можно Аня... Спасибо, что вы Толю вспоминаете не только на производстве... Он рассказывал...

Хозяева, разгоряченные вином и музыкой, заставили Кристинина и Денисова раздеться. Невеста и Анна Ивановна скрылись в кухне. Жених снова стиснул Денисову локоть, другой рукой еще крепче обнял Кристинина.

Так, все трое, теснясь и уступая дорогу друг другу, они вступили на мягкий пушистый ковер, расстеленный в комнате.

– Знакомьтесь! – ухнул жених с порога. – Это с Асиной работы.

Кристинин взглянул перед собой и вдруг почувствовал, что его холодный еще с мороза лоб покрылся испариной.

Прямо перед ним по ту сторону стола сидел среди других гостей полный, крепкий мужчина. Осторожно, чтобы не закапать скатерть, он сосал мятый соленый помидор. Увидев Кристинина, мужчина замер и хотел подняться. Но Кристинин, энергично подталкиваемый женихом, был уже в дальнем углу комнаты, у окна, и теперь двигался вдоль стола, поочередно протягивая руку каждому из гостей.

– Кристинин, Кристинин... – Тревожное предчувствие опасности уже разлилось по всему телу, но внешне он никак не изменился, только голос зазвучал мягче и глуше, чем обычно, и все его движения тоже словно стали мягче и пластичнее. Кристинин любил риск, и единственное, о чем он жалел в эту минуту, было отсутствие Горбунова, которому ничего не надо было рассказывать и объяснять.

Гости поочередно вставали, дружелюбно заглядывая Кристинину в лицо. Кристинин первым подал руку плотному крепышу.

– Борис, – буркнул крепыш.

По паспорту он значился Вячеславом Ивановичем Романовым. Фогель была его кличка.

Кристинина усадили во главе стола по левую руку от жениха. Справа наискосок через стол сидел Фогель, а Денисова, как младшего по возрасту, пристроили в. углу стола, кое-как втиснув между стульями принесенный для него из кухни табурет. Кристинин не успел даже обменяться взглядом со своим помощником.

Жених дал команду разлить вино и самолично наполнил рюмку Кристинина бесцветной жидкостью, в которой болотной ряской плавали мелко иссеченные лимонные корки.

– За всех присутствующих! – провозгласил жених и опрокинул стопку в рот. Потом он, не закусывая, налил себе еще и, держа стопку в руке, вышел из-за стола. Невеста тревожно следила за ним. Расплескивая вино, жених потрепал свободной рукой кого-то из гостей по плечу, расцеловался с сестрой, мимоходом чокнулся с Фогелем и вернулся на место.

Большие стенные часы показывали конец третьего часа.

Положение, в котором находился Кристинин, было не из лучших. За окном, которое казалось совсем маленьким от заваливших подоконник подарков – каких-то кофточек, блузок, тарелок, даже игрушек, из горы свертков торчала голова куклы, – рассвет и не думал начинаться.

Кристинин сидел на виду у всех, никому не известный, кроме Фогеля, отрезанный длинным рядом гостей от двери и от Денисова. Все остальные гости знали друг друга или успели уже освоиться и подружиться. За столом могли находиться и дружки Фогеля, готовые в любую минуту прийти ему на помощь. Поэтому любая попытка арестовать Фогеля здесь, в этой комнате, ночью, среди незнакомых Кристинину нетрезвых людей, могла закончиться дракой, которая позволила бы Фогелю скрыться.

Несколько раз Кристинин безуспешно пытался перехватить взгляд Денисова, но молодой милиционер не смотрел в его сторону. Возле него образовался маленький веселый кружок гостей, в котором выделялась сестра жениха, Анна Ивановна, со своими длинными серьгами и огромной брошью. Денисов делал бутерброды с сайрой, щедро орошая рыбу соком лимона.

Кристинин вдруг поймал себя на том, что мучительно вспоминает, откуда Фогель получил свою странную кличку. Крепкий, жилистый Фогель сидел за столом уверенно и тяжело, а его бесцветные глазки, запрятанные в глубь крепкого шишковатого черепа, поблескивали злобно и выжидающе.

Так ничего и не вспомнив. Кристинин обвел глазами стол. Как кстати был бы сейчас вместо их «крестника», подающего надежды Денисова, опытный, понимающий все с полуслова майор Горбунов!

Свадьба, прерванная их приходом, шла своим чередом. Денисов пригласил Анну Ивановну на танец, и они, держась за руки, прошли на середину комнаты, за спину Кристинина. Когда Денисов проходил рядом с ним, Кристинин сделал последнюю попытку привлечь внимание молодого милиционера: он резко подвинул стул назад, задев Денисова. Но тот не обернулся.

У Кристинина появилась смутная надежда.

Он мысленно представил себе ориентировку с приметами Фогеля, которую должен был слышать на разводе Денисов: «На вид 33-34 года, плотного телосложения, лицо круглое...»

Теперь это лицо было рядом. Мясистое, с уплотнениями на бровях и маленькими прижатыми ушами, оно напоминало виденную им в магазине игрушек резиновую маску, в которую сзади вставлялись пальцы, отчего маска приобретала множество различных выражений – от самых невинных до фантастически-уродливых.

Маленьким острым язычком Фогель поминутно трогал чуть отвисшую нижнюю губу.

Оставалось ждать. Под насмешливым взглядом Фогеля Кристинин не спеша стал закусывать. Он знал, что всякой физической схватке, если только тебя не застали врасплох, предшествует короткая или длинная война нервов, победа в которой и определяет успех всего последующего.

Фогель, казалось, тоже ждал помощи со стороны. Эта помощь могла прийти с минуты на минуту, и Фогель заметно тревожился, беспокойно переступая под столом ногами в старых домашних шлепанцах жениха. Полуботинки он, как и большинство гостей, оставил в передней, чтобы поберечь ковер. Только поэтому не мог он теперь рвануться из-за стола, попытаться сбить с ног высокого, на вид не отличающегося особой физической силой капитана и броситься в коридор, на черную лестницу. На всякий случай Фогель взял со стола нож, попробовал щербатым пальцем его остроту и понятным одному Кристинину жестом положил рядом с тарелкой с правой стороны.

Как только поступило предложение снова выпить за родителей жениха и невесты, все стопки и бокалы потянулись к Кристинину: всем хотелось чокнуться с интеллигентным трезвым человеком, смотревшим вокруг добрыми внимательными глазами. Под надзором жениха и гостей Кристинин выпил небольшой стаканчик разведенного спирта и запил лимонадом. Фогель не пил совсем. Денисов чокнулся большим бокалом вина, но выпил, как заметил Кристинин, из другого бокала лимонада или кваса. Маленькой, приятной Анны Ивановны, его партнерши по танцу, рядом с ним уже не было, а сидела совсем юная девочка – младшая сестра невесты. Кристинин на всякий случай поискал глазами огромную брошь и длинные серьги – после танца с Денисовым они в комнате не появлялись.

Вспышки веселья за столом становились все короче и реже. Невеста тоже куда-то вышла. Гости явно скучали.

– Анатолий! – Фогель бесцеремонно подозвал жениха пальцем, посадил рядом и тихо заговорил. После первых же слов Фогеля жених попытался вскочить со стула, но Фогель придержал его до поры, положив руку ему на плечо.

Кристинину теперь уже вовсе было трудно хранить на лице то выражение меланхолического удовлетворения, которое свойственно людям, попавшим по обязанности на чужое торжество.

Наконец жених встал и, ни на кого не глядя, пошатываясь и задевая на ходу гостей, принес в комнату ботинки. Фогель сразу же под столом стал их надевать. Потом, так же пошатываясь, жених подошел к Кристинину и остановился перед ним, зажав в руке стакан с пивом.

– Значит, вы будто бы на нашем заводе работаете? Почему же я вас никогда не видел? Я думал, вы с Асиной работы, но и она вас не знает.

«Вот оно! – подумал Кристинин. – Началось!»

Фогель последними судорожными стежками дошнуровывал полуботинки.

Внезапно в комнате появилось еще двое гостей, их ввела маленькая Анна Ивановна.

Высокий, почти под потолок, здоровяк с жидкими рыжеватыми волосами и гладким лоснящимся лицом смущенно улыбался, как будто стыдясь своего огромного роста и тяжелых жилистых кулаков, высовывающихся из-под рукавов куцего, не по росту, пиджака. Его спутница была маленькой и худой, с каким-то дефектом на лице, она все время старалась повернуться к гостям в профиль.

Появление нового человека внесло изменение в сложившуюся за столом расстановку сил. Кристинин и Фогель обменялись против воли быстрыми взглядами. Один Денисов был невозмутим по-прежнему.

– Извиняйте! – улыбаясь всем гостям сразу, повторял новый гость с приятным украинским акцентом. – Вот как вышло! Такси пришлось брать! Вот! – У него получалось «уот».

Здоровяк так же, как в свое время Кристинин, двинулся вдоль стола, знакомясь с гостями. Со стеснительным лицом он дольше, чем требовалось, извинялся перед каждым за опоздание и переходил к следующему. Кристинин не сводил с него глаз... Казалось, что он уже видел где-то это смущающееся лицо, маленькие пшеничные усики. Вот новый гость протянул руку Фогелю...

В ту же секунду Кристинин увидел, как острый язычок Фогеля словно прилип к губе и все лицо его внезапно изменилось, будто невидимые пальцы, вставленные в игрушечную резиновую маску, сжались: мясистый лоб и жирный подбородок внезапно подались навстречу друг другу, а переносье сузилось и ушло назад.

– Почему так горчит вино? – поднялся над столом Денисов.

Его соседи по столу оживились.

– Одну минутку! Человеку плохо! Уот! – сказал здоровяк и, перехватив Фогеля другой рукой под локоть, стал выводить из-за стола. Выражение лица у Фогеля и впрямь было страдальческое.

Он даже не мог ничего сказать. Кисть его руки застыла в неестественном, странном положении, подвернутая могучей ладонью атлета.

«Помощник дежурного с вокзала, – вспомнил наконец Кристинин. – Старший лейтенант».

Денисов выскользнул в дверь вслед за ними, а к Кристинину подошла Анна Ивановна. Ее длинные серьги раскачивались в ушах, как маятник. По сияющему лицу Кристинин понял, что это она по просьбе Денисова вызвала милицию. Капитан поднялся навстречу.

Анна Ивановна быстро заговорила:

– Вы только, ради бога, не подумайте о нас ничего плохого! Борис этот приехал в командировку, живет здесь в восемнадцатой квартире... Ну и зашел с подарком! Ведь не выгонишь! А Анатолий наш сантехником работает... Хороший парень, мухи не обидит! Выпил сегодня лишнего. Ну, ведь свадьба?

– Далеко пришлось бегать? – спросил Кристинин. – У вас и так хлопот со свадьбой, а тут еще мы!

– До почты. У нас в переулке всегда с автоматом что-нибудь... Ничего, будет что вспомнить!

– Спасибо вам большое. А у кого этот Борис остановился, не знаете?

– Вот кем бы еще вам надо заняться! Молодой парень, косая сажень в плечах, до двадцати лет на шее у матери сидит... Сегодня с другом весь вечер где-то лазил, сейчас пьяные лежат... И про Бориса своего забыли!

В комнате показался Денисов. Он был в пальто.

– Хорошо получилось, товарищ капитан! Я как только эти дары увидел и на вас посмотрел, все понял! – Денисов показал головой на куклу, лежавшую среди других подарков. – Вот она, думаю, «Шагающая Маша»! А под ней не та ли розовая блузка с мережкой, которая была в чемодане потерпевшей, – сорок восьмой размер, рукав вшивной, снизу приталена?! Остальное уж мне Аня подсказала, насчет восемнадцатой квартиры... Они еще ничего не успели промотать, только на «подарок» дали, чтобы не с пустыми руками идти...

Денисов радовался, как мальчишка.

– ...Этот, видать, у них за главного был! Сам воровать не ходил!

– Это был Фогель, – сказал Кристинин, когда они, простившись с хозяевами, шли по коридору.

Денисов удивленно посмотрел на него и замолчал.

У восемнадцатой квартиры Кристинин увидел финскую кепочку инспектора Блохина. Хриплым голосом он давал указания незнакомому младшему лейтенанту.

В доме уже начинали просыпаться, за дверями слышались негромкие разговоры. Где-то совсем близко, за окном, прогрохотал в темноте первый трамвай, заскрипела под ногами старая деревянная лестница.

– Денисов, – крикнул, перегнувшись через перила, капитан Блохин, – немного отдохнешь и зайди в отдел, напиши рапорт.

Когда Кристинин с Денисовым вернулись в пассажирский зал, людей там было уже меньше, и сам зал без электрического освещения выглядел другим – полупустым, сумеречным, тихим. Пассажиров, прибывших на вокзал с утра, можно было легко узнать по свежему румянцу, нерастраченной энергии, с которой они устремлялись к только что открывшимся суточным кассам.

Горбунова они нашли у камер хранения – он разговаривал со старшиной. За ночь, казалось, Ниязов еще больше пожелтел, лицо его выглядело болезненным, худым. Рядом с ними стояла девушка-модельер. Увидев Кристинина и Денисова, она пошла навстречу.

– Большое, большое вам спасибо. Я все знаю! – Девушка постояла с секунду, потом, еще несколько раз кивнув головой, смущенно простилась. – Меня к следователю вызывают...

Она сделала несколько шагов к выходу и сразу же затерялась среди других пассажиров.

Денисов проводил Кристинина и Горбунова к машине.

– Счастливо! Приезжайте, когда время позволит...

Кристинин устало кивнул головой и молча, не улыбнувшись, прищурил один глаз – Денисову была знакома эта его манера прощаться и здороваться.

– Хороший у тебя командир, – сказал Горбунов, – и живопись он отлично знает.

Денисов хотел сказать, что старшина прослужил лет двенадцать в полку ведомственной милиции по охране музеев и выставок, но раздумал.

Он взглянул на часы – смена заканчивалась через несколько минут. Пора было сдавать оружие.

Дело без свидетелей

Денисов застал капитана Кристинина в его кабинете на Петровке, на четвертом зтаже. Как всегда, здесь было по-казенному чисто и пусто. О вкусах хозяина кабинета свидетельствовали только несколько растений в горшочках на окне да глупый тигр с цветной репродукции, скаливший за стеклом свою брезгливую, невыспавшуюся морду.

Капитан милиции Кристинин сидел за столом и читал бумаги. Увидев Денисова, он прищурил вместо приветствия один глаз и снова углубился в документы. Денисов осторожно вздохнул, сбросил куртку, сел в кресло у окна.

Время от времени в комнату без стука входили незнакомые Денисову люди, здоровались, брали со стола отпечатанные на ксероксе бумаги, читали и расписывались. Потом так же молча уходили. Денисов и Кристинин ни на минуту не оставались одни, кроме того, Кристинину часто звонили, и он коротко, но обстоятельно отвечал по телефону.

Вошел лейтенант Губенко. Он ничуть не изменился за это время и выглядел таким же невеселым и костлявым, как и летом.

– Денисов? – удивился он. – Каким ветром? Ты где сейчас? – Он ревниво следил за продвижением по службе своих знакомых и, встречаясь с ними после долгого перерыва, заметно волновался.

– Все там же. На Астраханском вокзале?

– Перешел в уголовный розыск?

– Нет, стою на посту.

– Но ведь ты на юрфак поступил? – Губенко успокоился, и с этой минуты его отношение к Денисову можно было снова назвать теплым, даже дружеским.

– Почему ж на посту?

Денисов промолчал.

– Ты своего кадровика знаешь? Между прочим, хотел его спросить о тебе. Мы двенадцатого вместе гражданский процесс сдавали. Хотел и забыл – понедельник, летучка, да мне еще нужно было взносы собирать!

– Четверг, – уточнил Денисов и неожиданно покраснел. – Двенадцатого в том месяце был четверг.

– Правильно, в понедельник я криминалистику сдавал, – Губенко удивленно покосился в его сторону.

– Все! – сказал Кристинин, подымаясь. – Можно отдавать печатать! – Он вышел из-за стола и остановился напротив Денисова: – Ну что нового? Дал Блохин какое-нибудь кошмарное, запутанное преступление?

Блохин был старшим инспектором уголовного розыска, ответственным за предупреждение и раскрытие краж вещей у пассажиров, с которым Денисов, несший службу в залах вокзала, постоянно контактировал.

– Дал! – Это и было тем делом, которое привело Денисова в МУР. -

Сначала не хотел, говорил, не положено. А потом дал. Ознакомил со всеми материалами...

Кража чемодана у восьмой билетной кассы. Июльская...

Губенко даже присвистнул:

– А подозреваемый есть?

– Никого, и ни одного свидетеля.

– В чем же суть?

– Потерпевшая стояла в очереди за билетами, чемодан – сбоку... В деле один допрос, три постановления.

– Ну а за что зацепиться? Есть что-нибудь?

– Чемодан был красного цвета.

– Да?! – Губенко засмеялся. – Тогда считай, что Сбоку от кассы, у колонны, обязательно стояли оставленные кем-то чемоданы, и каждый, кто, получив билет, выбирался спиною вперед из очереди, толкал их то в одну, то в другую сторону. Когда до окошечка оставалось человек пять, Денисов оставлял очередь и шел к тяжелым стеклянным дверям, от которых тянуло морозным воздухом улицы.

От непривычных забот Денисов заметно побледнел и осунулся. Впрочем, свою первую в жизни сессию он сдал на «отлично».

Дмитрий Иванович, рекомендованный Кристининым как специалист по психологии вокзальных карманных воров, жил в Химках-Ховрине, недалеко от метро. Денисов поехал к нему в один из морозных дней, в часы, когда должен был сидеть в университете на установочной лекции.

Дверь Денисову открыл худенький мальчик, с белой, почти седой, челкой и розовыми, как у поросенка, ушами. Не поздоровавшись, он тут же молча шмыгнул в кухню. Через минуту оттуда появился приземистый угрюмый человек в пальто, шапке-ушанке и тапочках. В руке он держал бидон из полиэтилена с красной крышечкой.

Денисов поспешил представиться.

– А-а! – беззвучно рассмеялся Дмитрий Иванович. – Кристинина я давно знаю, когда он еще следователем работал. – Коротко кольнув Денисова маленькими светлыми глазками, он стал переобуваться. – Здесь ни слова – по дороге поговорим. Я за молоком собрался. А ну, пострел! – это уже относилось к мальчику.

Дверь в кухню захлопнулась, – Пошли!

Морозный день резанул по глазам неожиданно ярким светом.

– Ух ты! – зажмурился Дмитрий Иванович. – Как сверкает! Я ведь сегодня еще не выходил на улицу! Вот так отпуск догуливаю!

Денисов в нескольких славах рассказал о своем деле.

Они шли гуськом по тропинке между похожими друг на Друга белыми многоэтажными домами – впереди Дмитрии Иванович, за ним Денисов. Дмитрию Ивановичу заметно льстил выбор Кристинина, он поминутно оборачивался, подробно расспрашивал Денисова о деталях:

– У нее, у потерпевшей, кроме чемодана, наверное, еще сумочка была? Так?

– Была. Там двести рублей лежало.

– А как она ее держала, не расспрашивали? Какой стороной?

– Запор был снаружи.

Дмитрий Иванович чертыхнулся:

– Так... Теперь скажи мне, когда-он чемодан взял, то как пошел от очереди – по ходу или назад вернулся? – Разговаривая, Дмитрий Иванович как то, странно жестикулировал двумя длинными, торчащими, как клешня, пальцами

– указательным и средним. Денисов, смутно догадывавшийся о чем-то, никак не мог заставить себя не смотреть на них. – Не знаешь?

– Пассажиры говорили: назад никто не возвращался.

– Значит, с хода. Ну а когда из очереди она выходила с билетами, никто в это время к кассе не лез? Что-нибудь спросить или там деньги разменять? Ну, понимаешь?

– Этого не было.

Незаметно для себя Денисов и Дмитрий Иванович оказались в пустоватом холодном помещении нового магазина. Не переставая разговаривать, Дмитрий Иванович встал к кассе, потом подал продавщице бидон.

С молоком повернули к дому.

Заключение было категорическим:

– Чемодан брал не карманник. Тот бы в первую очередь сумочкой поинтересовался. Тем более что она в твою сторону распахивается, когда замок бьешь. Понял?

И был он одиночка! Может, даже не воровать приходил, а польстился! – По лицу Дмитрия Ивановича блуждала непонятная ухмылочка. – Он двести бумаг, что в сумочке лежали, прямо из рук выпустил. Теплыми! А чемодан с тряпками взял. Это фраер!..

– Уверены? – спросил Денисов: злорадство и два бесстыдно выставленных негнущихся пальца старого карманника вызвали в нем вдруг острую неприязнь.

– Новичок, точно. – Лицо консультанта вдруг както сразу сникло и приобрело совершенно иное, суховатое выражение. – По глупости многое еще бывает. По себе знаю, да и Кристинин, наверное, поделился, – он меня три раза сажал, пока я сам к нему не пришел. Сейчас уже семь лет на свободе.

Говорил в основном Кристинин. Он приехал на вокзал под вечер вместе с Губенко и был какой-то особенно возбужденный и отчаянно насмешливый.

– Ездил в поликлинику на прогревание. Две сестрички. О чем-то говорят не умолкая. Подходит очередь.

Ложусь, одна направляет аппарат на поясницу. «На спину, – говорю, – девушка, выше!» Охотно переставляет выше. «Как фамилия?» – «Кристинин». И снова шу-шу-шу... Минут через пять освобождается соседнее ложе. Слышу, приглашают: «Кристинин!» – «Я здесь!»

Успокаиваются. «А Кристинина нет?» – через минуту...

– Я бы их научил работать, – мстительно сказал Губенко. – Уж я не стал бы переносить двустороннее воспаление легких на ногах... Меня и сейчас подмывает ввязаться в эту историю!

Они разговаривали в зале для транзитных пассажиров, в том самом, где летом произошла кража.

– Все! Все! Не к тому речь! – Кристинин ваял Денисова за руку: – Как с твоим кошмарным преступлением?

– Кое-что есть, – Денисов кивнул. – В день кражи, девятого июля, из этого зала преступник мог выйти только через багажный двор...

– Я вижу здесь два выхода.

– У того выхода, рядом с киоском, – Денисов показал рукой, – как раз стоял старший лейтенант, и постовой ему крикнул про кражу. Понимаете?

– Понимаю.

– Но и через багажный двор он не выходил. Туда побежала потерпевшая, а за нею милиционер. Тот, что крикнул старшему лейтенанту... Они бы вора обязательно увидели. Далеко он с красным чемоданом уйти не мог.

– Что ты хочешь этим сказать? – спросил Губенко.

– У меня такое мнение: из зала вор с чемоданом не выходил.

– По-твоему, он все еще здесь? – Губенко издал короткий смешок.

Денисов не обратил внимания на насмешку:

– Вор прошел к автоматическим камерам хранения: у него не было выбора. И это его спасло. Пока преступника искали в багажном дворе и на перроне, он был здесь, – Денисов кивнул на прямоугольник стальных ящиков в середине зала, – а потом, когда все улеглось, ушел...

– Разве там никто не дежурит?

– Дежурный мог быть в глубине отсеков. Здесь все решали секунды.

Они помолчали.

– Не так давно прочитал я книгу Штрома, – сказал Кристинин, щегольски расправляя перчатки, – исследователь устанавливает факты двухсотлетней давности. Он использовал документы, о которых не всякий следователь вспомнит. Чем, например, он доказывает присутствие Радищева в Москве на казни Пугачева? Требованиями Радищева на выдачу подвод и лошадей! Представляете? Оказывается, все это можно найти, было бы желание... Описания личных библиотек, семейная переписка...

Нужно искать документы, Денис! Не знаю, правда, есть ли архивы у этих ящиков. Ну что-то должно же быть!

Начни с работников камеры хранения, там сидят очень симпатичные люди. А главное, необычайно расположенные к сотрудникам транспортной милиции.

Особой расположенности к себе со стороны работников камеры хранения Денисов не почувствовал, тем не менее ему вежливо ответили на все его вопросы. Потом, запахнув на себе широкое пальто, заведующая камерой хранения повела Денисова на склад, где лежали невостребованные, вещи. У заведующей были пышные волосы, делавшие ее веснушчатое, без бровей лицо почти квадратным. С Денисовым она почти не разговаривала.

– Можете проверять.

На длинных деревянных стеллажах лежали вещи, сбоку, прямо на полу, – документация. Денисову и в голову не приходило, что на вокзале скапливается такое количество утерянных вещей. Кроме сумочек, часов, фотоаппаратов здесь были предметы, которые, казалось бы, невозможно потерять, – велосипеды, аккордеоны и даже стол новый, полированный, с густой сеткой черных прожилок.

– Неужели это все забытые?

– Других здесь не бывает, – заведующая видела в Денисове дотошного несимпатичного ревизора.

В окончательном виде версия Денисова выглядела весьма логично: обложенный со всех сторон, преступник забежал в автоматическую камеру хранения и, положив чемодан в одну из свободных ячеек, скрылся. Через несколько дней, когда все успокоилось, он спокойно унес чемодан домой.

В этом случае его должны были видеть.

В камере хранения всегда стоят несколько пассажиров, которые забыли номер своей ячейки, рассуждал Денисов, или набранный шифр. Они пишут заявления и ждут, пока дежурные откроют им ячейки. Эти люди могли обратить внимание на запыхавшегося человека с красным чемоданом, может, даже запомнить его. Оставалось установить, кто обращался в жаркий июльский день к дежурным по автокамере.

Такова была первая версия.

Теперь, глядя на все это оставленное владельцами – богатство, Денисов неожиданно подумал, что и преступник мог тоже забыть в спешке шифр, а потом не рискнуть прийти с заявлением. Тогда вещи потерпевшей должны быть здесь же, на стеллажах.

Обрисовав приметы чемодана, Денисов с надеждой шагнул к полкам.