Текст книги "Астраханский вокзал (сборник)"

Автор книги: Леонид Словин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

– Слушай, друг, – сказал Капитан, – срочно беги в четвертый отсек – летчик там. Лазит по ячейкам. Беги, а то упустишь!

В помещении камеры хранения было тихо, только у автоматов с водой еще толпились пассажиры. Капитан отошел к стеклянной стене, отделявшей зал от перрона. По другую сторону стекла чернели покинутые на ночь поезда.

И вдруг все в зале пришло в движение. Из отсека камеры хранения выскочил бледный, перепуганный Илья, он метнулся было к эскалатору, но, поняв, что из вокзала уже не убежать на площадь, бросился в тупик – к двери с надписью «Посторонним вход воспрещен». За ним, точно гончие, преследующие дичь, устремились милиционер и дежурный по автокамере, потом еще двое в штатском. Пассажиры вскочили со своих мест, словно внезапный вихрь пронесся впомещении.

Финал представился Капитану довольно четко – он знал, что из коридора нет другого выхода. Поэтому сразу, как только сцена освободилась для нового действия, покинул вокзал и переулками постарался уйти от него как можно дальше. Капитан знал, что работники милиции непременно будут искать свидетеля, который показал дежурному по автокамере на преступника. Встреча с ними не входила в его планы – наступавший день обещал множество других забот.

Первым делом предстояло нанести визит на квартиру Ильи, нужно было явиться туда достаточно поздно, чтобы хозяйка успела встать, и в то же время рано – раньше, чем туда приедут с обыском. Следовало найти повод, чтобы заглянуть, не вызывая подозрений, в записные книжки Ильи, найти номера и шифры базовых ячеек – и прощай, столица! Прощайте, любимый Илья Александрович, чао! К обеду неплохо будет разгрузить вашу ячейку в Киеве!

Сонный мальчишка-таксист отвез Капитана домой и подождал, пока он собрался. Собираться, собственно, пришлось недолго – портфель, сумка – он засунул в нее пальто Ильи. Никакой сестры у Капитана не было: на квартиру его пустила опекунша больной старухи, долгие годы лежавшей в больнице Кащенко. Капитан надел шинель, ключ от квартиры бросил в почтовый ящик.

Снова, как в былые годы, ничто его не удерживало: «Я не командировочный, не фрайер! Я честный вор!»

Через всю Москву таксист повез его на Юго-Запад. Было еще темно. Из машины Капитан видел людей, ехавших на работу городским транспортом. Иногда такси и автобусы подолгу задерживались вместе на перекрестках – Капитан и пассажиры автобусов бесцеремонно разглядывали друг друга. Это было неприятно Капитану, он отворачивался, смотрел на дорогу. Мелькали дома. У закрытых еще газетных киосков застыли завсегдатаи.

Между крышами домов красной точкой завис самолет.

«Скоро и мне во Внуково, – он посмотрел на часы, – только бы хозяйка квартиры не заартачилась!»

– Всю ночь за баранкой, – пожаловался таксист. – Сейчас чуть не повело. Засыпаю.

– Смотри! Давно работаешь?

– Второй день.

– Я буду говорить тебе, ты слушай. Не спи, пока не приедем.

– Валяйте какой-нибудь эпизод из морской жизни! Или так – высказывания!

– «Нет, видимо, предела человеческой подлости. Речь – ловкий сутяга, находящий ответ на все, всегда и все видящий и умеющий извернуться на тысячу ладов, чтобы оказаться правым!»

В голосе Капитана слышалось глубокое понимание этого грустного непреложного факта, он цитировал реплику государственного обвинителя, произнесенную как-то на процессе в связи с его делом.

– На Овражной ты меня подождешь, оттуда мы поедем во Внуково! Вот тебе еще афоризм: «Летайте самолетом!»

2 января, 5 часов 10 минут

Начальнику Южного направления транспортной милиции.

Срочная. ОПЕРАЦИЯ «МАГИСТРАЛЬ».

В связи с обнаружением в Москве в базовой ячейке преступника вещей, похищенных на обслуживаемом вами участке, прошу проверить возможность перевоза разыскиваемых нами ценностей в базовые ячейки на Южной железной дороге. Особое внимание прошу обратить на отработку версии по станции Киев.

Заместитель начальника

Московского управления транспортной милиции полковник милиции Холодилин.

2 января, 6 часов 45 минут

Заместителю начальника

Московского управления транспортной милиции полковнику милиции Холодилину.

Срочная. ОПЕРАЦИЯ «МАГИСТРАЛЬ».

Сообщаю, что дополнительной проверкой по указанным вами шифрам в автоматической камере хранения на станции Киев-Пассажирский-Главный обнаружена базовая ячейка, в которой находятся пять кинокамер, фотоаппараты, импортный трикотаж, часы и около сорока предметов украшений желтого металла. Наличие вещей, объявленных вами в розыск, проверяется. Ячейка блокирована техническими средствами, взята под круглосуточное наблюдение.

Начальник Южного управления

Транспортной милиции.

2 января, 7 часов 20 минут

Расплывчатая вначале фигура подозреваемого принимала все более конкретные очертания.

Холодилин зачитал справку о результатах комплексного исследования вещественных доказательств, Денисов вместе со всеми слушал.

– ...Объект исследования: предметы и вещи, изъятые из базовых ячеек, не значащиеся в розыске и являющиеся, по всей вероятности, личным имуществом преступника: сорочка вискозная, размер воротничка сорок первый, завернута в газету «Советская Россия», номер от 20 ноября прошлого года, отпечатана с матриц в городе Свердловске... Портфель коричневого цвета... Электробритва... Чемодан фибровый, оклеенный фотографиями размером...

Многое из того, о чем докладывал Холодилин, Денисов уже знал, слышал на ночном совещании начальников уголовных розысков и незаметно для себя отвлекался в поисках новой информации.

– Разыскиваемый прибыл в Москву из районов, прилегающих к Свердловской области...

«Само собою разумеется...»

– Обнаруженная электробритва изготовлена во втором квартале прошлого года и направлена в торговую сеть Челябинской области... Имеются образцы почерка, оставленные на номере «Москоу ньюс»... Знает английский язык в объеме курсов иностранных языков, технический текст знает значительно лучше...

– Как с отпечатками пальцев?

– Они есть. Нужен подозреваемый. Прошу всех запомнить: первого января преступник шел с электрички мимо багажного отделения и выбросил за забор испорченный фотоэкспонометр и духи... Кто-то мог его видеть! Кто-то мог идти навстречу к электричке!

Холодилин снова заговорил об устранении условий, способствовавших кражам. Денисов слышал об этом на ночном совещании начальников уголовных розысков. Интерес вернулся к нему, когда Холодилин заканчивал совещание.

– Преступник систематически переодевается. Сегодня он был в форме летчика. Чемодан, о котором мы говорили, принадлежит моряку. Это не случайно. Обращаю ваше внимание на то, что в списках подозреваемых из Баку упоминается морской офицер...

«Моряк! – вспомнил Денисов и достал блокнот. – 31 декабря, младший лейтенант флота, 21 час 12 мин. Платформа 1. Нужно срочно поставить в известность Холодилина!»

– Часть наклеенных вырезок пятилетней давности взяты из журнала «Огонек». На обороте одной из фотографий на клеевой массе обнаружен отпечаток пальца с характерным узором...

Пока заместитель начальника управления говорил, пыл Денисова постепенно угас.

«О чем поставить в известность Холодилина? О том, что тридцать первого декабря по платформе шел моряк? Можно и сейчас при желании найти на вокзале моряка, и не одного! О странном чувстве, заставившем обернуться и посмотреть вслед? Про загадки человеческой психики? Ну и что? Тот ли это офицер флота? А если и тот, чем это поможет сегодня?»

– Весьма странным выглядит, между прочим, исчезновение свидетеля, который послал Порываева в отсек за преступником. Проверкой установлено, этот человек был один, без вещей. Покинул вокзал ночью при непонятных обстоятельствах. Во всяком случае, на стоянке такси он не появлялся.

Холодилин поблагодарил за внимание.

Денисов вышел из кабинета одним из последних, однако, спускаясь по широкой парадной лестнице, вдруг заспешил, заторопился на первую платформу, как будто она могла ответить на вопрос о моряке, который теперь его интересовал.

2 января, 16 часов 30 минут

Иллюзия пирса и корабля исчезала, когда Денисов смотрел на вокзал со стороны перрона. В обе стороны большепролетных железобетонных конструкций перекрытия разбегались вдоль путей каменные шатры, терема. В начале века специфику и перспективы развития нового вида транспорта представляли туманно, первый вокзал в Павловске, под Петербургом, служил пассажирским зданием и концертным залом одновременно.

Высоко, в стрельчатой башне, чернела открытая форточка в окнах кабинета уголовного розыска. Под ними тридцать первого декабря Денисов встретил незнакомого моряка.

Было бесконечно заманчиво докопаться до причины, по какой он выделил моряка из всех людей, проходивших по перрону. Но Денисов понимал: то, что не удалось под непосредственным впечатлением увиденного в тот же вечер, вряд ли удастся теперь. Он только вспомнил, как растекалась по платформам вначале такая компактная, сплотившаяся воедино толпа пассажиров, похожая издалека на огромный встревоженный муравейник. Посадка сразу шла на три-четыре электрички. Единственное, что Денисов мог сделать, – установить электропоезд, с каким уехал моряк.

В кирпичном домике у самого блокпоста было по-больничному тихо и чисто. Несколько свободных от смены машинистов и их помощников разбирали за столом шахматную партию. Доска и фигуры, которые передвигали игроки, обращали на себя внимание – потемневшие, закопченные, они наводили на мысль о поколениях кочегаров, игравших в шахматы до ввода электрической тяги.

В другой комнате сидел дежурный диспетчер по обороту электропоездов – сероглазая, с высоким начесом белых кукольных волос девушка.

– Слушаю, – сказала она Денисову.

Он представился.

– Хочу с вашей помощью восстановить картину станции на двадцать один пятнадцать тридцать первого декабря...

– Постараемся. – Она поправила волосы и встала из-за стола. Под начесом мелькнул нежный, казавшийся хрупким, как яйцо, девичий затылок. Денисов поймал себя на том, что ему сейчас куда проще каламбурить, чем думать серьезно.

– Присядьте.

– Позвольте, я постою.

Сидя он бы мгновенно уснул.

Откуда-то из глубины сознания всплыла история об Ахиллесе и черепахе – ее разбирали на семинаре по философии. Ахиллес никогда не догонит ползущую впереди черепаху. Пока он пробежит разделяющее их расстояние, черепаха успеет проползти еще немного, Ахиллес преодолеет его – черепаха тем временем снова продвинется... Расстояние между ними будет только бесконечно сокращаться...

«Таинственные карманы времени, безграничные, как миры, процессы деления, – Денисов совсем зарапортовался, – мы могли бы их использовать для сна: высыпаться в то самое время, в какое Ахиллес и черепаха пробегают свои чудовищно малые отрезки пути...»

Казалось, не тридцать с лишним часов, а уже несколько месяцев прошло с той минуты, когда была обнаружена первая обворованная ячейка.

Дверь к машинистам оставалась открытой, один из игравших в шахматы вошел в комнату, снял со шкафа рулон бумаги.

– Я помогу тебе, Эдит.

Вдвоем они развернули на столе схему станции. Четыре вытянутых прямоугольника обозначали ближайшие к вокзалу платформы.

– Так, – сказала кукольная Эдит, – в двадцать один пятнадцать тридцать первого декабря все пути были заняты. С какого начнем?

– С шестого.

– На шестом пути первой платформы стояла электричка до Валеева-Товарного отправлением в двадцать один час двадцать семь минут...

– Дальняя, – сказал машинист.

Оставалась еще надежда ограничить пункты розыска.

– Остановки не по всем пунктам?

– По всем, кроме трех-четырех станций.

Машинист поддерживал рулон, который ежесекундно грозил свернуться. Эдит называла номера электричек, время отправления, остановочные пункты.

Денисов постигал суть с трудом, но главное все-таки уловил: моряк сел не в первую отправлявшуюся от вокзала электричку. У платформ стояли поезда, уходившие в двадцать один шестнадцать и двадцать один двадцать одна. Последняя – в двадцать один двадцать одна – была самая дальняя, она делала остановку и в Валееве-Товарном. Преступник или человек, которого Денисов принимал за преступника, выбрал тем не менее электричку, отправлявшуюся позже. Выходит, ему не надо было спешить.

– Извините, – Денисов достал блокнот и авторучку, – на слух ничего не получилось – тупею.

Ей пришлось повторить объяснение сначала.

Вскоре стала проглядывать некая система.

«Почему же преступник не воспользовался поездом, который отправлялся раньше, – Денисов пробежал глазами по схеме, – куда он ехал?» Денисов стал рассматривать каждую строчку в отдельности и вдруг почувствовал, что без помощи со стороны ему ничего не сделать.

– Как по-вашему? Есть станции, до которых можно добраться только этой электричкой, а не другой?

Машинист внимательно посмотрел на него.

Эдит ответила первой:

– Есть. Деганово.

Денисов вновь заставил себя сосредоточиться.

Эдит оказалась права. Только в Деганово можно было попасть с электричкой, отправлявшейся в двадцать один двадцать семь. Две другие электрички в Деганове не останавливались. Ничего загадочного в поведении моряка не было.

– Спасибо, Эдит.

Уже на перроне Денисов почувствовал незначительность этой своей фразы, хотел вернуться, но вместо этого еще решительнее зашагал к вокзалу.

Обычная уверенность в себе вернулась в кафе, на антресолях. Приземистая официантка-коротконожка, про которую говорили, что она неравнодушна к Денисову, плеснула было в стакан тепловатого кофе с коричневой пенкой.

– Сейчас принесут новый термос. Будете ждать?

Сбоку от стойки стоял музыкальный автомат. Денисов опустил пятак, наугад нажал клавиш. Автомат сработал не сразу.

– «...а может быть, нам этот день запо-о-мнится, – родилось наконец в глуби не музыкального ящика, – как самый светлый день из сотен тысяч дне-е-ей...»

Денисов посмотрел на часы.

«Деганово. Жилой массив, где ночью была украдена куртка штурмана...»

Как «блуждающий форвард», Денисов имел право на самостоятельную отработку собственной версии. Он снова посмотрел на часы: в Деганово лучше было отправляться сейчас же, до дневного перерыва в движении электропоездов.

2 января, 11 часов 10 минут

Дача выглянула сразу, как только Илья свернул с шоссе.

Увидев ее, он тут же забыл о своих злоключениях.

Было мучительно вспоминать, как в столовой он выпросил старую промасленную телогрейку у стропальщика. Стропальщик, чудак, наотрез отказался взять деньги... Как поехал в ГУМ за пальто.

Пальто купил первое попавшееся, особенно не выбирал. Сразу, на контроле, надел на себя. Упакованную продавщицей телогрейку оставил там же, в ГУМе, у фонтана, – кто найдет, будет несколько разочарован находкой.

Вспоминать, в общем, было не о чем, только страх не проходил.

Тишина и спокойствие исходили от утонувших в снегу построек. Островерхая черепичная крыша плыла между высоченными соснами.

«Моя дача!»

Дорогу к крыльцу давно не расчищали, рассохшийся почтовый ящик на калитке покосился. Илья уже не раз бывал здесь. Не заходя в дом, он остановился полюбоваться деревьями – их колеблющиеся вершины обозначали верхнюю границу недвижимого имущества высоко в небе.

Хозяин, уже немолодой, в вытертых джинсах и ватнике, вышел на крыльцо. Он жил одиноко, Илья ни разу не спрашивал у него, кто ухаживал раньше за гладиолусами в парниках, катался на трехколесном велосипеде, ржавевшем теперь за сараем. Во всем доме Илья не встретил ни одной женской вещи.

– Сколько этим соснам? – Илья виделся с хозяином дачи довольно часто за последние дни, и в обоюдных приветствиях не было необходимости.

– Лет сто – сто двадцать, кто знает? – Мужчина смотрел куда-то в сторону, такая была у него манера. – Я в сарай иду. Хотите со мной?

Из сарая они прошли в дом.

Не глядя на Илью, хозяин дачи снова открывал и закрывал двери, поднимал на террасе доски, показывая состояние полов и фундамента. Так же торопливо и до обидного равнодушно открыл погреб, свел с крыльца, продемонстрировал пустой гараж.

– В прошлый раз мне показалось, что у вас яма не облицована.

– Все как в настоящем гараже. Страшно вспомнить, чего все это стоило.

– Рабочих нанимали со стороны?

– Я не об этом. Свет, между прочим, включается с террасы.

– Верстак с собой увезете?

– Еще не решил. – Мужчина снял с верстака масленку, подержал, поставил на место. – У вас нет машины?

– Пока нет.

– Ну и не надо.

– Меня беспокоят жуки, вредители дерева. Говорят, если заведется, в несколько недель все изведет.

– Пока Бог милует. Кроме того, сейчас есть химикаты.

– Там тоже парники? – Илья показал в конец участка.

Хозяин дачи на секунду оживился:

– Цветы. Жена разводила отличные гладиолусы... Не интересуетесь?

«Все-таки здесь жила женщина», – подумал Илья.

Набирая полные туфли снега, Илья прошел к парникам, в дальний конец сада, под вишни.

«Сюда поведет тропинка, выложенная каменными плитами... Перед гаражом надо будет посадить зелень, пусть поглощает выхлопные газы... Под вишнями – круглый стол, камышовые кресла. Хочу пожить красиво!»

...Случайно в салоне готового платья в Юрюзани увидел он когда-то давно-давно транспарант, потрясший все его существо не меньше любимого теперь Анри де Тулуз-Лотрека.

И сейчас, много лет спустя, с закрытыми глазами Илья мог воспроизвести во всех деталях изображенный на транспаранте уголок осеннего сада – с высоченными деревьями, аккуратно обихоженными дорожками, с невиданным ранее модерновым киоском на первом плане, с манекенами, расставленными вдоль аллей. Мужчины помоложе были облачены в короткие пальто модных силуэтов, очерчивающих мужественную изысканную красоту. На пожилых – они стояли группами позади киоска или сидели на длинных садовых скамейках – пальто выглядели посолиднее, построже. Группа молодых людей готовилась к игре в лаун-теннис. На переднем плане во весь рост был изображен спортивного вида манекен, в надвинутой на лоб мягкой шляпе, с газетой и тростью. Зажав трость под мышкой, манекен поверх развернутого газетного листа улыбался женщине в мини-юбке, катившей по дорожке элегантную детскую коляску. Сбоку, за ажурной оградой, виднелась припаркованная машина. «Если Жюльен только тростник колеблющийся, пусть погибает, а если это человек мужественный, пусть пробивается сам».

Мысль о женитьбе на женщине, которая могла бы обеспечить материально, Илья отверг, что называется с порога. Тестем его стал мужик-сибиряк. Тесть мог легко поставить и раскатать избу, вырубить топорище, пройти шестьдесят километров из Пызмаса в Соть за тракторными санями, но сбережений не имел. Единственным капиталом была его дочь.

Никто не мог бросить Илье упрек в том, что он женился ради денег. Не деньги влекли его и потом, когда из райцентра он переехал с женой в Юрюзань, настоял на том, чтобы она поступила в иняз, стал готовиться к переезду в Москву. Жить стоило только той жизнью, что была изображена на транспаранте в салоне готового платья в Юрюзани.

2 января, 14 часов 15 минут

Участковый инспектор в Деганове, средних лет, в очках, с поплавком гуманитарного вуза, вернул Денисова к действительности.

Участковый оперировал конкретными цифрами – площадь микрорайона, население, промышленность. По населению Северное и Южное Деганово оказалось равным среднему областному центру – Костроме или Вологде. По промышленности давало фору некоторым группам зарубежных стран, взятых в совокупности. По рождаемости держалось на среднем уровне.

Денисов понял, что всем формам предупредительно-профилактической работы участковый инспектор предпочитает публичные выступления перед гражданами.

С другой стороны, если послушать участкового инспектора, получалось, что искать преступника по приметам в Деганове не имеет смысла – все равно как иголку в стогу сена. С этим Денисов не мог согласиться.

– Выходит, преступление пусть остается нераскрытым?

– Прошу не передергивать! Я рассказал тебе о районе, в который ты прибыл. По площади до последнего районирования он был только на семьсот гектаров меньше Парижа... В Деганове сегодня трудится более тысячи докторов и кандидатов наук. В непосредственной близости от города здесь созданы одновременно благоустроенные зоны отдыха. Введены в строй тысячи квадратных метров жилой площади... Представляешь, сколько сотен, а то и тысяч моряков может проживать здесь постоянно, а также приезжать со всех сторон нашей необъятной страны на побывку, в гости, на экскурсии? У тебя ведь нет данных, что он прописан здесь?

– Откуда? Я вообще о нем ничего определенного не знаю. Младший лейтенант флота. Приметы... И все.

– Все? И с этим ты думаешь его найти? Так ведь это знаешь чем отдает? Нет? Детективом! «Натпинкертоновщиной»! – Участковый инспектор обрадовался, найдя сразу слова, нужные для сравнения. – Сам-то ты это чувствуешь?

– Что же прикажешь делать? Преступник не позаботился о том, чтобы дать свой точный адрес. Не искать?

– Система розыска... Система! Понимаешь? Как в футболе! Вот что важно.

– Между прочим, как с кражей куртки у штурмана?

– Возбудили уголовное дело. Ищем. Должен тебе, правда, сказать, что и этот преступник, возможно, не из Деганова. Во-первых, такая кража на моем участке первая. Почерк новый...

Участковый инспектор мог оказаться прав. Спорить, не располагая фактами, было бессмысленно. Денисов молча протянул руку.

– Поехал? – спросил инспектор. – Ну давай. Я позвоню, если что будет.

Денисов вышел.

Сразу за домами начиналось полотно железной дороги, дальше пустырь, за которым вновь тянулись дома. Преступник направлялся в Южное Деганово, что ближе прилегало к железной дороге, иначе тридцать первого вечером он воспользовался бы автобусом или трамваем. Таким образом, район поиска заметно ограничивался.

«Значит, „детектив“, „натпинкертоновщина“, – замечание участкового инспектора неприятно задело Денисова, – но разве система розыска не требует индивидуального мастерства?

Как это называлось в книге, которую читал на дежурстве Сабодаш? Колокола судьбы? Любопытно, гремели ли эти самые колокола, когда заводской комитет комсомола рекомендовал в милицию именно меня? Наверное, гремели, но я не слышал».

Внутренним взором Денисов увидел себя постовым на платформе в первые недели работы. Медовые дачные сосны, усыпанные хвоей тропинки. Ночью вровень с высокими платформами проплывают кабины электровозов, залитые серебристым светом. Будто идут в Гавану или на Острова Зеленого Мыса...

За переездом днем играли в футбол пацаны. Денисов несколько раз за смену подходил к краю поля, ждал, когда мяч отлетит в его сторону. Денисов даже не оглядывался, приехал проверяющий или нет, – так хотелось ударить по мячу. Мяч в конце концов оказывался рядом. Денисов пробивал точно по воротам.

– Повторить! – кричали пацаны.

Он повторял. Мяч звенел от удара.

– Играйте за нас!

Но он уже жалел, что не сдержался, и уходил на пост.

Через несколько недель он ходил по платформе не один, в сопровождении двух-трех футболистов с красными повязками.

– Хорошо несет службу новенький милиционер, э, Денисов! У него авторитет перед молодежью, и пассажиры о нем отзываются положительно, – объявил как-то на разводе старший лейтенант – проверяющий. – Вот скоро на сборы его отправим, тогда и вовсе вернется асом.

– В университет его, – подсказывал кто-то из заднего ряда.

Подсказывавший словно в воду смотрел. Через год Денисов поступил на юрфак.

– Разговорчики в строю! Смирно! Слушай приказ! – командовал старший лейтенант. – Приказываю заступить на охрану общественного порядка в столице нашей Родины, городе-герое... – Денисов знал к тому времени приказ наизусть, но каждый раз, когда его читали, невольно подтягивался, – ...во время несения службы строго соблюдать социалистическую законность, быть справедливым и вежливым в обращении с гражданами. На-ряд! Напра-ву! По по-о-стам шагом аррш!

Но если невидимые колокола действительно гремят, предупреждая о глубоких отдаленных последствиях наших внешне совсем обычных, даже случайных шагов, то слышнее всего они, должно быть, грохотали во время сборов, в тот день, когда он познакомился с Кристининым, попал на первую серьезную операцию...

Шлагбаум на переезде был закрыт, пропускали пассажирский состав. Денисов посмотрел на часы – «Лотос» шел без опоздания. Мелькнула дверь вагона-ресторана с поперечной металлической планкой-ограждением. Усатый повар в белом колпаке, с оголенными по локоть руками, не замечая мороза, наблюдал строительный пейзаж Деганова.

«Сначала надо проверить „горячие точки“ – винные отделы гастрономов, пивные палатки, потом адресоваться к сторожам, дворникам», – решил Денисов, но тут же изменил свое решение.

Проходная маленького заводика за переездом выходила окнами на дорогу. Дверь была приоткрыта – очевидно, для притока свежего воздуха. Денисов не стал искать ближайшую «горячую точку» и пошел в проходную: «Моряк в форме – человек заметный. Может, видели?»

Пенсионного вида вахтер сразу все понял, едва Денисов попросил разрешения позвонить:

– С Петровки? Или из районного управления? Что-то не знаю тебя.

– Из тридцатки.

Московское управление транспортной милиции размещалось в доме тридцать по улице Чкалова. Денисов сослался на управление для солидности.

– Все ясно. Сейчас в бюро пропусков положат трубку, и можно звонить. У нас с ними параллельный.

Звонить Денисову было некому, он набрал номер своего кабинета. Как и рассчитывал, никто не отозвался.

– Не отвечают, придется подождать.

Вахтер сам начал разговор.

– Работы под самую завязку? Знакомо. Все бегает молодежь, все шебаршит! Потому что жизнь не понимают.

– Не так легко понять.

– А чего нелегко? Живи как вокруг живут!

– Так-то так.

– Тоже вот я шебаршился... На работе устаешь, а тут в школу вызывают: девчонка тройки носит, жена шумит! А как хирург отхватил полжелудка, так все в норму пришло. Больше не шебаршу... Ты ищешь кого или так, между прочим?

– Бывает здесь один человек. Моряк, младший лейтенант.

– Живет или как?

– Разве найдешь?! Вон сколько домов понастроили...

«Знакомая песня...» – Для приличия Денисов еще раз набрал тот же номер.

– Капитан Колыханова слушает!

Денисов положил трубку: за эти двое суток он совсем забыл о ККК.

– Куда бы тебя адресовать? – Вахтер снял со стены висевшие на гвоздике заявки на пропуска. – Вот что! Сходи-ка ты для начала в общежитие техникума. Народ там – ух! Идут вечером, волосы распустят, поют – смотреть страшно. – Он повертел бумажки в руках и снова наколол на гвоздик. – С них и начни!

«Вот уж там мне делать совершенно нечего...»

Поблагодарив вахтера, Денисов пошел к домам. Протянувшиеся вдоль фасадов витрины предлагали сразу несколько «горячих точек» – на выбор.

2 января, 15 часов 20 минут

– Товарищ полковник, разрешите обратиться! – Сутуловатый капитан линотделения, прикомандированный к оперативной группе вокзала, четко взял под козырек. – Установлено, что свидетель Вотрин Евгений Иванович тысяча девятьсот двадцать шестого года рождения, проживающий на Дубниковской улице, видел подозрительного мужчину, шедшего со стороны вокзала мимо багажного отделения первого января в пятом часу утра, о чем и докладываю на ваше распоряжение! – Капитан словно сошел со страниц милицейской повести: в своем длинном сообщении не сделал ни одной паузы, не допустил ни одного неуставного оборота и ни разу не перевел дух. Окончив рапорт, капитан лихо рванул руку к бедру и щелкнул сапогами. Холодилин слушал скептически, потом посмотрел на Блохина, пришедшего вместе с капитаном. Блохин напряженно молчал.

– Пригласите сюда.

– Он здесь, за дверью.

Свидетель оказался человеком средних лет, в джинсах, заштопанных на коленях грубыми мужскими стежками, со значком рационализатора на куртке.

– Вот вы, полковник, юрист, – заговорил он, прежде чем Холодилин задал ему вопрос, – можете вы мне сказать, почему разбор моего дела начали раньше, чем указано в повестке? И сколькими репликами в гражданском процессе могут обмениваться прокурор с ответчиком?

Блохин положил ему руку на плечо:

– Два слова о себе, пожалуйста... Почему первого января вы пошли на вокзал?

– Я и тридцать первого декабря ходил... А что делать?

Он жил один, рано вставал, ходил пить кофе на станцию. Работа в котельной посменно нарушила ход его физиологических часов. Вотрин по привычке каждую ночь приходил в вокзальный буфет, хотя еще в сентябре его уволили из котельной и теперь он судился по поводу восстановления на работу.

Холодилин ни разу не прервал сбивчивый рассказ слесаря, мысленно подыскивая объяснение странному костюму Вотрина, латкам на джинсах, значку, личной неустроенности – всем несоответствиям, вытекавшим из его рассказа.

– ...Я не задерживаю?

– Пожалуйста, пожалуйста.

Рассказчиком Вотрин оказался плохим.

– Работал как все. Еще рационализацией занимался, – Вотрин показал на значок, – ни одного дня не болел. А когда завхозу понадобилось своего человека в котельную взять, вспомнили: инвалид, нельзя использовать на работе с механизмами... Да! А тут, значит, так было... Я иду мимо девятиэтажки. Пятый час, никого. Один только человек от вокзала. Знаете, где церковь за багажным двором? Трубы еще выведены из алтаря на крышу?

– Далеко он от вас прошел?

– Вот как вы сейчас сидите.

– Молодой?

– Лет за сорок, высокий. В форме.

– В форме? В какой?

– В какой, не помню. Голова своим забита. – Вотрин помолчал. – Как вы думаете, товарищ полковник, могут отменить решение суда, если нарушен принцип несменяемости судей?

2 января, 16 часов 20 минут

В винном отделе гастронома Денисов ничего не узнал – час неурочный: отсутствовали завсегдатаи. В «Березку» завотделом идти не посоветовала – кафе только открылось, не подобрался постоянный контингент. В кинотеатре шли «Озорные повороты».

По случаю демонстрации популярного фильма контролера в дверях не оказалось.

Темнело.

Все так до удивления не клеилось, что становилось смешно.

У палатки, торговавшей черствыми мучными деликатесами, Денисов увидел пьяненького мужичка – он приставал к прохожим с одним и тем же вопросом:

– Куда мне сейчас, товарищи? К законной или к незаконной?

– Конечно, к законной!

– Да-а, она опять пилить будет!

Инспектора мужичок обошел, обостренной интуицией пьяного почувствовал возможную от этой встречи неприятность.

Денисов просунул голову в окно палатки.

– Моего дружка не видела? Приветик!

Скучающая девица с припухлыми веками взглянула недоверчиво.

– Какого еще дружка?

– Здравствуй! Морячка, младшего лейтенанта! Пиво у тебя пьет. Вспомнила?

– Вспомнила. – Продавщица легла грудью на прилавок. – Боишься, потеряется?

– Приходится за ручку водить, – отшутился Денисов. – Не видела его сегодня?

– Может, видела. Что мне за это будет?

Вид у нее был плутоватый, но Денисов вдруг понял, что в устах этой скучающей девицы правда и должна выглядеть именно так – сильно замаскированной под ложь.