Текст книги "Астраханский вокзал (сборник)"

Автор книги: Леонид Словин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)

– Да я серьезно говорю.

– И я серьезно.

– Не шучу.

– Какие могут быть шутки!

Видя, что Денисов не собирается просить пива или клянчить взаймы, она успокоилась.

– Я ему электродрель принес, – Денисов назвал первое, что пришло в голову, – полки книжные вешать, а он ушел. И дрель возвращать надо. Давно его видела?

– Утром. Я как раз открывала. Он к парикмахерской шел.

– Туда?

Продавщица внимательно посмотрела на Денисова.

– Ты не угорел, милый? Да вот сзади тебя. За восьмым корпусом.

Как большинство моряков-северян, Денисов плохо плавал. Бегал отлично, через несколько секунд был уже в парикмахерской.

В мужском салоне никого не оказалось. В дамском юная парикмахерша делала начес своей коллеге. Громко играло радио. Иосиф Кобзон исполнял песню из «Семнадцати мгновений весны».

– Девочки, к вам моряк не заходил? Младший лейтенант?

Никто не ответил. Денисов знал песню – Кобзону оставалось еще два длиннющих куплета.

– Большая просьба...

– С утра никого, – шепнула появившаяся сзади пожилая уборщица, – весь день только и щиплют друг дружку.

Денисов бегом вернулся к палатке.

– Когда вы его перед этим видели? Давно?

– Вчера, перед закрытием. Ему, между прочим, еще цыганка гадала – я его поэтому и запомнила. – Волнение Денисова передалось продавщице. – А что он сделал? – Официальное «вы» отвергало мысль о книжных полках и электродрели.

– Это точно, что он заходил в парикмахерскую?

– Не знаю. Шел между корпусами.

– Не помните, что у него было в руках?

– Портфель, что ли...

– Вчера он был здесь один?

– Один. Взял два пива.

– А раньше?

– Раньше я его никогда не видела.

Денисов отошел от окошка. Откуда-то из домов пропищали сигналы точного времени. Семнадцать часов.

Денисов огляделся. Сразу за палаткой простирался пустырь, он заканчивался оврагом. По другую сторону улицы белел новый жилой массив. Свободная застройка чередовалась в нем с нудной, успевшей порядком надоесть рядностью.

2 января, 16 часов 30 минут

Переговоры с хозяином дачи закончились на веранде, за старым столом, испачканным белилами.

– Вначале я перееду как квартирант, потом внесу остальные деньги. Скажем, в трехмесячный срок. Не возражаете? – Илья, собственно, предвидел, каков будет ответ.

– Меня это устраивает. Переезжайте в любое время. Теперь я здесь один, – Илье показалось, что он незаметно смахнул слезу, – круглые сутки.

– Вам не кажется, что цена все-таки немного завышена?

– Продажа дач не мое хобби. Я сказал, что она стоит. Другой на моем месте запросил бы больше. Тем более с вас. Где вы возьмете такие деньги?

– Не волнуйтесь. – Илья не стал торговаться.

О задатке договорились тоже быстро – обоим хотелось поскорее покончить с этим делом. Обмыть сделку Илья отказался.

– Вы на Электричку? – спросил хозяин дачи, прощаясь.

– Нет, автобусом.

– Тогда тропинкой, через пруд. Так короче.

Автобус подошел быстро и сразу же двинулся с места, едва Илья встал на ступеньку. На задней площадке было много людей. Илье удалось протиснуться к кассе. Здесь его прижали к болезненного вида человечку, и с этой минуты Илья уже не мог пошевелиться: с обеих сторон подпирали люди, в том числе женщина в нечищеном пальто с въевшимися в него комочками пыли. Неподвижно согнутая рука пассажира уперлась Илье в грудь.

Дорога шла проселком. Автобус несколько раз тряхнуло, болезненного вида мужчина неожиданно еще сильнее прильнул к Илье. В этот момент женщина стала поворачиваться, готовясь к выходу. Илью совсем сжали, но он был начеку.

– А ну отодвинься! – Он перехватил руку, успевшую расстегнуть пуговицу пальто.

– Да вы что? – болезненного вида карманник несколько раз испуганно икнул.

Женщина в грязном пальто накинулась на Илью:

– Что пристаете? Не видите, инвалид едет?! – Сообщница оказалась препротивной – под глазом тускло просвечивал то ли синяк, то ли близко расположенный кровеносный сосуд.

– Я вам дам инвалид!

С другого бока кто-то массивный тоже стал разворачиваться – спокойно, со знанием дела; Илья почувствовал прижатый к его ребру нахальный локоть третьего карманника.

– Это на тебя, что ли, Василий? Трудягу порочить?

– Едет без билета да еще к людям пристает! – Тусклый синяк маячил у Ильи перед лицом.

Болезненного вида карманник продолжал громко икать.

– Человека расстроил! Не видишь?

– Проходимцы! – искренне вырвалось у Ильи. – Надо работать, а не по карманам шарить. Скажите спасибо: в милицию идти некогда!

– Пошли! Пошли в милицию!

Илья схватился за вертикальный поручень, подтянулся к дверям, нажал на кнопку. Карманники в нерешительности замолчали. Автобус остановился.

– Тесно? Тогда такси бери! – опомнилась женщина, когда Илья выходил.

– Видать, хлюст хороший! – улюлюкал тот, что был поздоровее. – Сам вот ты и лазишь по чужим карманам. Вот ты какой!

«...Нет, я не такой! Если и такой, то временно, на несколько дней. Это вам уже никогда не быть честными. Воровство у вас в крови, въелось в плоть! Представляю, что вы делаете, когда удается заиметь ваши жалкие гроши!»

Сгоряча он быстро шел по шоссе.

«...Важно не то, что присваиваешь чужие деньги, а то, что собирешься делать дальше – пропивать, проматывать или употребить с толком, чтобы была польза для тебя, а значит, и для всего общества! Я, например, тополя высажу от дачи до остановки».

Позади настойчиво засигналила машина. Шофер грузовика показал на свободное место рядом. Илья мотнул головой.

Спешить было некуда. Впереди мог быть только вокзал. Капитан, старый пройдоха, бросивший в трудную минуту... Что там еще? Стенд с надписью: «Их разыскивает милиция», медлительный дежурный по камере хранения.

Решение пришло вдруг: «Хватит. Как это у жуликов? Бросаю? Нет! Завязываю!»

2 января, 17 часов 45 минут

Денисову удалось выделить участок поиска довольно четко.

Дорожкой, которая вела к парикмахерской, пользовались не все. Она укорачивала путь к платформе Деганово только жителям отдаленных домов. Все другие предпочитали тропинку, начинавшуюся ближе к станции. Внутри обозначенного Денисовым многоугольника оказалось десятка три кирпичных домов и десятка полтора блочных башен.

Никто из тех, к кому обращался Денисов на улице, кроме продавщицы пивной палатки, никогда не видел здесь моряка, младшего лейтенанта. Была еще надежда на дворников, но первая же дворничиха, молоденькая, в спортивных брючках и дымчатых очках, ее отвела:

– Пока я здесь разметалась, – то, что она проделывала метлой, определить точнее было бы затруднительно, – пока я здесь разметалась, моряки не проходили.

– А у парикмахерской? Кто там разметается?

– Мой муж. Но сегодня я за него. У нас здесь много моряков живет...

– Много?

Денисов был слишком увлечен своей версией, чтобы отнестись к ней критически, и в то же время видел, что она не безупречна. Именно это останавливало его от официального рапорта Холодили-ну. Что-то подсказывало: «Тот ли это моряк, которого ты ищешь?», «Можешь ли ты утверждать, что младший лейтенант на платформе и моряк у пивной палатки – одно лицо?» и, наконец: «Кто сказал, что тридцать первого вечером ты видел преступника?»

Отступать было поздно. Стараясь не думать о том, что ему предстоит, Денисов вошел в ближайший подъезд, постучал в первую дверь.

2 января, 19 часов 10 минут

Заместителю начальника

Московского управления транспортной милиции полковнику милиции Холодилину.

ОПЕРАЦИЯ «МАГИСТРАЛЬ».

Шофер такси ММТ 13-42 показал, что перевозил ночью сего числа пассажира, схожего по приметам с разыскиваемым, без верхней одежды. Неизвестный сел в машину в районе Астраханского вокзала и вышел на Каланчевской улице (территория 68-го отделения милиции). После ухода в машине обнаружена газета «Москоу ньюс» от первого января.

Начальник следственного отдела.

2 января, 20 часов

«Ты учись расслабляться, Денисов, – говорил ему еще на заводе старый мастер, проработавший не один десяток лет, заядлый шахматист, – иногда можно и легче к чему-нибудь подойти, и проще. Что ты все время как будто турнирную партию играешь? Ну сделаешь не тот ход сначала – пускай! Вторым выправишь, третьим! Расслабься, положи локти на стол, доставь себе удовольствие от игры! Бывает, дотронешься не до той фигуры, но ведь не на турнире! Никто не закричит: „Тронуто – схожено!“ В жизни надо иной раз и уметь снять напряжение, перейти с большей фазы на меньшую...»

Он соглашался, но следовать совету не мог. Коллеги посмеивались над его медлительной основательностью:

– Зачем далеко загадывать, Денис!

«Может, это у меня от работы в электроцехе, – пробовал себе объяснить Денисов, – когда рядом электрические провода, невольно будешь осмотрительнее!»

...Ничего такого не требовалось сейчас.

Была работа, не требовавшая ни сообразительности, ни особенных умственных усилий. В некотором смысле даже тупая, неинтересная, и все же Денисов ни на секунду не разрешал себе расслабиться.

Открывались и закрывались двери. Менялись цвета обоев в прихожих, циновки, половики. Процедуры отпирания и запирания замков.

– Сюда, пожалуйста.

– Вы не могли бы спросить у соседей? Мы здесь недавно.

– Хозяина дома нет. Придите завтра.

Денисов постепенно совершенствовал тактику: поднимался лифтом на самый верх – ноги сами вели вниз.

– Здравствуйте, я на минуту. Не наслежу? Ваши окна выходят на улицу? Вы не видели моряка в форме? Я его целый день ищу. Где-то здесь живет. Младший лейтенант...

– Вы обратились бы лучше в адресный стол! Фамилию, год и место рождения знаете?

– Моряка? По-моему, нет...

– Слышь, Коля, уже моряк объявился! Ну и райончик! До остановки пешком! Ям понарыли... Как на острове, ну Сицилия! Только мафии нам не хватало!

– Моя жена редактор. Ей, извините, некогда в окна глазеть!

– Здесь как-то подрались двое, думали, поубивают друг друга. Хоть бы, думаю, кто милицию догадался вызвать! Куда там! А на третий день опять у палатки как ни в чем не бывало вместе...

Задачу: «Во что бы то ни стало найти младшего лейтенанта» – Денисов вскоре сформулировал более конкретно: «Опросить жителей близлежащих домов».

Через несколько часов безуспешных поисков до него постепенно стали доходить смысл и масштабы им затеянного, но Денисов не позволил себе думать только о них.

Было странно, что во время этого бесконечного опускания по лестницам Денисов меньше всего вспоминал «моряка», которого стремился отыскать во что бы то ни стало. Даже когда задавал свои стереотипные вопросы и выслушивал такие же стереотипные ответы. Думал о вещах, никак не связанных с сегодняшним, – о Кристинине, вылетевшем на задержание в Хорог, о пианино из Хорогского музея, о котором как-то рассказывал Михаил Иосифович Горбунов, о никогда прежде не встречавшейся ему породе собак – эрдельтерьер, наконец, об обязанностях, какие человек берет на себя от рождения перед другими людьми, – «долг», «совесть» – можно их называть как угодно.

– Нет, моряка не встречала...

– Вы не обращались в тридцать первую? Там все знают!

– Господи! Какой еще моряк?

У одного из подъездов Денисову встретились дружинники. Он объяснил, почему находится здесь. Дружинники вызвались поговорить с лифтерами, в хлебном, в прачечной. Двое сразу же отправились дежурить на переезд – евушка и парень в очках, – им было все равно где дежурить, только б вдвоем.

Дом Денисов оставил себе.

– Мне помнится, вы как-то уже приходили с месяц назад. После этого у нас случай произошел в подъезде.

– А я работал тогда в шестом главном... Сразу нас на машины и на стадион. Игра заканчивается. Судья растерян, хронометра нет. Да-а... И вот подходит ко мне моряк... Аккурат такой, как ты ищешь...

Час возвращений с работы сменил час ужина. Ароматные запахи растеклись по подъездам. Они не оставили Денисова равнодушным – жаркое, гороховый суп, макароны по-флотски. В одной из двенадцатиэтажных башен на восьмом этаже готовили баранью ногу. Нога лежала в духовке, приправленная чесночком, зеленым горошком и жареным луком. Денисов как будто видел эту живописную картину. Аккуратная хозяйка открывала духовку и каждые несколько минут поливала ногу кипящим бараньим жиром.

Запах готовых мясных котлет! Разве его можно спутать с запахом домашних! Хозяйки добавляют в котлеты приперченный фарш и сырые яйца – от этого запах меняется, и чуткое обоняние его фиксирует...

Казалось, Денисов спускается все время по одной, растянувшейся на многие километры лестнице.

Стемнело.

Из квартир в подъезды проникли звуки телевизоров, хрипы эфира.

«В роли Петрушки актер раскрыл не только тему трагической сломленности, – сопровождал Денисова в непрерывном опускании хрипловатый голос, – но и тему невероятной духовной живучести, тему воскрешения...»

Денисов уже не верил, что найдет «моряка», и хотел одного – поскорее выйти из последней двенадцатиэтажной коробки и сесть на крыльцо.

Парень ужинал. Впустив Денисова, он вернулся в кухню и сел за стол. Движения были исполнены неторопливой уверенности.

На парне была майка, она открывала худые плечи с голубоватыми линиями татуировок. По ним Денисов предположил основные вехи его биографии – детская воспитательная колония, судимость, колония для взрослых. Сейчас с этим, видимо, было покончено. Парень вернулся с работы, принял душ, ужинал без спиртного.

– Я видел такого, как говоришь, моряка.

Денисов присел на табурет. Человек, помогавший ему вольно или невольно в поисках, безусловно, заслуживал благодарности, и Денисов сидел, хотя больше всего в эту минуту ему хотелось уйти, молчал, хотя вопрос уже вертелся на кончике языка.

– Своего кореша ищешь? – спросил парень, продолжая есть.

Денисов молча показал синий якорек на кисти – память о службе в бухте Лиинахамари.

Парень встал к окну:

– Котельную видишь? Теперь бери правее. Второй подъезд. Я его утром видел. Дуй туда.

2 января, 20 часов 50 минут

Трубку не снимали долго. Из телефонной будки Денисов видел занесенные снегом детские песочницы, покатые горки – не самодельные, устроенные кое-как, а типовые, о двух скатах – отдельно для младшего и среднего возраста.

Большой благоустроенный двор не напоминал Денисову о его детстве, потому что он рос в другом – с лопухами у забора, дорожками из красного кирпича. Мужчины играли за столом в «козла», молодежь танцевала под выставленную на подоконник радиолу...

Двор в Булатникове, где вырос Денисов, много выигрывал от бревен, вповалку валявшихся у забора. Никто не знал, когда они появились, зачем. Сидя на бревнах, пацаны вели разговоры, делились наблюдениями, ссорились, дрались. На этих самых бревнах он признался Лине. Что останется в памяти пацанов из этого двора? Вспомнят ли они о нем, чистеньком, безликом?

– Капитан Колыхалова слушает. – Денисов не мог себе представить, что будет, если никого не окажется на месте. – Иду по коридору, слышу звонки. Что нового?

– Потом расскажу... Срочное дело. Скажи дежурному, что хочешь, возьми машину и приезжай в Деганово. Совершенно необходимо. По делу «Магистраль». Я на Овражной, три, у палатки. – Не дав Кире возразить, Денисов повесил трубку.

Он по-прежнему почти не думал о «моряке», действуя словно запрограммированная машина: окончание каждой предыдущей операции служило началом последующей. Мимо второго подъезда, в который ему еще предстояло войти, Денисов направился в контору жэка.

В конторе жэка худенькая, похожая на белую мышку паспортистка с шумом задвигала ящики картотеки. Мужчина с лицом, изрытым морщинами, ждал ее. Денисов показал удостоверение, объяснил, в чем дело. Паспортистка вернула красную книжечку, вздохнула, словно отрезала:

– В этом подъезде моряков нет и никогда не было. Я сама в нем живу.

– Его видели утром и вчера тоже... Вечером он...

Она не дослушала.

– Вчера вечером? Враки. Я часов до десяти гуляла с собакой. Ни один в дом не входил!

– Вас, по-видимому, дезориентировали, – пророкотал мужчина начальственным басом.

Денисов присел на стул, наблюдая, как женщина ловко собирает паспорта и укладывает в деревянные ящички.

– Трудная у вас работа, – сказала паспортистка, чтобы его как-то утешить, – но интересная... Недавно книгу принесли. Читаешь, дух захватывает! На месте преступления оставили обыкновенную пуговицу...

Именно инспектору уголовного розыска приходится выслушивать чаще других чудовищно перевранные, а то и вовсе несостоятельные криминальные истории. Может, люди считают, что профессионалу интересно знать обо всем, что связано с преступлениями?

– Вот вызывает его следователь на допрос, а пакет уже на столе. «Значит, невиновны?» – «Невиновен!» – «Так и запишем! А теперь откройте пакет!» А в пакете пуговица! Потрясающая книга!

Рассказ паспортистки вызвал в Денисове неожиданный отклик.

В споре с дегановским участковым проиграл он – Денисов. Поиск моряка с самого начала был чистой «натпинкертоновщиной». «Блуждающий форвард» действительно подстраховывал, но раскрыть преступление могла только система Холодилина!

...В эпоху широких оперативно-штабных мероприятий сыщик-одиночка выглядел анахронизмом, чем-то вроде достославного странствующего рыцаря, и требовался новый гений, равный талантом великому Сервантесу, чтобы покончить с литературой о сыщике, как тот лет триста назад разделался навсегда с рыцарскими романами!

– Я прошу еще раз проверить, это очень важно, – сказал Денисов.

Мужчина вынул из-под стопы домовых книг тетрадь в коленкоровых корках.

– Подождите, я попробую уточнить, – его начальственный бас заполнил помещение.

Денисов поднялся.

Жилищно-эксплуатационная контора № 38 выпускала стенную газету «За культуру быта». Денисов подошел к ней, усилием воли заставил себя читать строчку за строчкой.

«Мы, отвечающие за текущий ремонт, – читал Денисов, – идя на встречу новогоднего праздника, горим желанием не допустить аморальных проявлений ни на работе, так и в быту, и в учебе».

Обладатель командирского баса кому-то звонил, решал одновременно какие-то свои хозяйственные вопросы, шутил, порою оказывался настоятельно строг.

Наконец он сказал:

– Хлопотливое дело – руководить жэком: какие только вопросы решать не приходится: от покуса собаки до сдачи нормы пищевых отходов... Не верите? – У него было изрытое морщинами лицо, серое, как его перешитая из папахи каракулевая шапка. – Моряк действительно приходил в подъезд. Но не вчера – сегодня. В сто пятьдесят восьмую квартиру. У нас он не проживает.

Денисов не знал, как отнестись к этому сообщению.

– Кто живет в сто пятьдесят восьмой?

– Пенсионерка, одинокая женщина... Моряк? К ней? Не знаю... Между прочим, на той же площадке, напротив, живет заместитель начальника милиции Александр Иванович. Хороший мужик, только вы вряд ли его застанете – работа!

2 января, 21 час 30минут

Капитан Кира Колыхалова отпустила машину в начале улицы и пешком подошла к палатке. Денисов ждал ее.

– Чем могу быть полезной? – ККК откинула прядь выбившихся из-под шапки иссиня-черных волос, – Что произошло? – Капитан Колыхалова держала себя немного примадонной, оттого что была единственной женщиной, старшим инспектором уголовного розыска в управлении...

Рассказав суть своих предположений, Денисов ненадолго вновь почувствовал себя свободно. Он и не стал уточнять, какой ценой он нашел дом, в который приходил неизвестный моряк.

– Пойдем на место, – распорядилась Кира.

– Как дела на вокзале?

– Ждут, когда ты привезешь моряка, – Кирз, была в ударе, – конвой готовят.

Денисов промолчал.

– Я не шучу. Как зовут ее соседа? Александр Иванович?

Заместителя начальника милиции дома не оказалось – Кира решительно позвонила в дверь пенсионерки.

– Добрый вечер. Пришли к вашему соседу, а он опаздывает...

– Двери этой квартиры открыты для друзей Александра Ивановича в любое время суток, – церемонно приветствовала их хозяйка, приглашая в квартиру, – добро пожаловать!

– Как у вас мило! Мы не помешали?

– О чем вы говорите?! Даже неудобно. Если бы вы знали, как надоедает одиночество! Прошу!

Денисов знал за ККК эту особенность – она нравилась другим женщинам и быстро сходилась с людьми. Благодаря Кире им тут же предложили раздеться и пройти в комнату, к столу, покрытому красным торжественным плюшем. К неудовольствию Денисова, из серванта был извлечен кофейный сервиз, мельхиоровые ложечки, лопатка для кекса, какая-то особенная вилка с двумя зубцами.

Посещение затягивалось. Хозяйка – с жесткими волосами и маленькими черными усиками – предложила выпить кофе, перекурить. Своего соседа – Александра Ивановича она безгранично уважала.

«Где я видел это лицо, распадающиеся на две стороны прямые волосы, усики? – вспоминал Денисов, отпивая маленькими глотками кофе. – Может, в старом муровском альбоме, когда показывал его Порываеву?»

Кира нашла в сумочке распечатанную пачку «Мальборо», щелкнула зажигалкой.

Денисов мог быть спокоен: она ничего не упустит. Сквозь наплывавшую дрему до него долетали обрывки разговора:

– ...И перемолвиться не с кем. А приведись заболеть?

– ..Моя мама всегда держала квартирантов... Сколько себя помню!

– ...Учитель он из Юрюзани. Хочет постоянно прописаться. Если придет, я вас познакомлю.

– Если? Если придет ночевать?

– Вы меня не так поняли... Илья Александрович – мужчина самостоятельный. Без баловства – ни знакомств, ни выпивок. Сессия у них! Засиживается допоздна, а то и ночует в общежитии. Как сейчас трудно стало учиться!

«Где я видел ее?» – думал Денисов, задремать ему так и не удалось.

– ...Мы с мамой жили тогда в Севастополе. – Необычной, понятной ему одному интонацией голоса Кира настойчиво пригласила участвовать в разговоре. – Лучших квартирантов, чем моряки, пожалуй, не придумаешь. Любопытный народ, и никаких с ними хлопот – по нескольку месяцев в плавании...

– Люди бывалые, – промямлил Денисов.

– ...Последний, помню, капитан дальнего плавания – красавец, весельчак. Как у нас говорили, жовиальный... Настоящий морской волк. Вам приходилось встречаться с такими?

Против потока Кириной доброжелательности было трудно устоять.

– Представьте: как раз сегодня раз говаривала!

– Что вы говорите?!

– Чего он только не знает! В каких морях-океанах не побывал!

«...Выходит, квартирант ни при чем?»

Кира снова вооружилась зажигалкой, пододвинула собеседнице сигареты. В эту минуту она напоминала хирурга в ответственнейший момент операции. Легкая испарина показалась у нее на висках.

Денисов не вмешивался: малейшая психологическая неточность могла все испортить. Найти верный тон для следующего вопроса!

– Кто же он? Капитан? Штурман?

У Денисова отлегло от сердца: так мог спросить только очень вежливый собеседник. Из любопытства. И только!

– У него одна звездочка на погоне. Маленькая.

– Наверное, штурман...

– Возможно. Позвольте еще чашечку...

– И мне, пожалуйста, – сказал Денисов.

Хозяйка поправила волосы.

Денисов вдруг вспомнил, где видел эту прическу, маленькие черные усики – фотоальбом здесь был совсем ни при чем! Кольбер! Министр финансов одного из Людовиков. Учебник по истории государства и права. Курсовая работа.

– Ему, вероятно, сказали, что здесь так мило – он решил снять комнату...

– Совсем не так.

– Какая-нибудь романтическая история.

Женщина с усиками а-ля Кольбер оживилась.

– Он привез Илье Александровичу его пальто. Ничего романтического...

«...И все-таки квартирант!»

– У вашего квартиранта блестящие связи.

– Оказывается, они вчера где-то встретились, и Илья Александрович предложил ему свое пальто. Понимаете, моряк! Все время в форме! В отпуске...

– Не думала, что южане проводят отпуска в Москве!

– Сегодня он уезжает.

– Жаль, что мы не встретились. Правда, Денисов?

– Правда, – с трудом выжал из себя Денисов. – Я только не пойму, как же ваш квартирант? Без пальто, в такой мороз...

– Видимо, взял куртку в общежитии. Моряк ждал его, чтобы поблагодарить, – Илья Александрович так и не приехал.

Кира завела длинный разговор о детстве, о Севастополе, о своем маленьком сыне, – когда они с Денисовым уйдут, только этот последний разговор и останется в памяти хозяйки, если она вздумает пересказать его Илье Александровичу.

В открытую дверь второй комнаты Денисову была видна кинокамера, лежавшая на софе.

– Я могу на нее взглянуть? – спросил Денисов.

Хозяйка, словно впервые заметила его – полную противоположность светской, жизнерадостной Колыхаловой.

– Только осторожно.

Денисов вошел во вторую комнату. На софе, застеленной спальным мешком, кроме кинокамеры, валялись исписанные четвертушки бумаги, запонки, пустая коробочка «Ювелирторга», шахматный учебник. Кинокамера оказалась не новой, с девятизначным номером. Денисову пришлось разделить его на две половины. Семизначный он запоминал целиком.

Когда Денисов вернулся в комнату, Кира даже не взглянула в его сторону. В такие минуты они без слов отлично понимали друг друга и как по нотам разыгрывали каждый свою партию.

Женщины успели обсудить достоинства газовых зажигалок, королевского мохера.

– ...Илья Александрович как-то привез отрез чудесного фиолетового кримплена. В провинции все легче достать: и кримплен, и хрусталь.

«Мы эту провинцию давно знаем: там была еще фата, обручальные кольца, капроновый тюль...»

Денисов участия в разговоре не принимал.

Неожиданно ему открылась причина, по которой «моряк» оказался в его блокноте. Офицер флота после окончания училища получает не одну, а сразу две звездочки. Какое-то количество младших лейтенантов, может быть, и несет службу, но Денисов их никогда не встречал – ни в Москве, ни в Лиинахамари. Вечером тридцать первого декабря на платформе сознание непроизвольно это зафиксировало.

Наконец Кира решила, что пора прощаться.

– Придется приходить в другой раз: я думаю, Александр Иванович раньше полуночи не появится.

– Всегда заходите.

На улице, когда они вышли, было совсем пустынно. На неяркий зеленоватый свет фонарей слетали снежинки. За магазином, на бугре, жгли ящики. Там полыхало пламя.

Денисов ждал приговора ККК.

– Совсем забыла, – Кира вынула из сумочки конверт, – тебе у дежурного лежал.

Денисов не глядя сунул конверт в карман – сейчас было не до новогодних поздравлений.

– Где здесь телефонная будка?

Из автомата Кира позвонила начальнику розыска – не застала его на месте, набрала номер Холодилина. Операцией «Магистраль» он руководил лично.

– Докладывает капитан Колыхалова... – Кира чуть повернула трубку, чтобы Денисов мог тоже слышать.

Холодилин долго молчал, не прерывая и не поддакивая, и Денисову стало казаться вскоре, что на том конце провода никого нет. Наконец заместитель начальника управления взял разговор на себя.

– Пожалуй, это они... Повторите номер кинокамеры... Записал... Как его фамилия?

– Маевский Илья Александрович. Юрюзань, улица...

– Неясны пока обстоятельства обмена одеждой...

Телефонная трубка не была предназначена для переговоров втроем: голос Холодилина то пропадал, то появлялся снова. Денисов понял только, что он вместе с Кирой останется в засаде у дома. К ним присоединится опергруппа. После задержания Маевского опергруппа произведет обыск в его комнате.

– ...Запрос в Юрюзань мы сейчас отправим, кроме того, вышлем самолетом оперативную группу. К утру придут первые ответы, – услышал еще Денисов. – Все ясно?

– Ясно, товарищ полковник. – Колыхалова обращалась к начальнику как-то особенно звонко и даже здесь, в темноте будки, словно чуть перегибалась в сторону воображаемого Холодилина.

Денисову это не нравилось: говорить надо со всеми одним тоном.

2 января, 22 часа 10 минут

Лучший момент для того, чтобы завязать, исчезнуть, вернуться к тому, от чего ушел, было трудно придумать.

Илья понял это не сразу – лишь отшагав добрых километров пять по шоссе. Впереди, будто огромные зонтики, по линейке выстроились мачты светильников. Они вели в Москву. Мороз то усиливался, то отпускал снова – менялось направление ветра.

С Капитаном было покончено навсегда, все произошло само собой. Уверенный в том, что Илью арестовали, он наверняка бежал к себе в Одессу. Капитал у него был. Ничего не осталось после их недолгого сотрудничества. Только стихотворение: «...и порою в ночном дозоре глянешь за борт, и под тобою то ли небо, а то ли море...»

Для самого Ильи путь на вокзалы закрыт – ищут! Может, и к лучшему все? Хватило бы у него самого силы завязать?

«Но почему я решил, что меня будут искать только на вокзалах? Из чего это следует?»

Таким образом, все сходилось на одном – срочно, сейчас же, надо переехать на дачу, исчезнуть, залечь, никому не давать знать о себе. Не выходить даже в магазин... Тогда... Тогда по истечении некоторого времени можно будет вернуться в Юрюзань таким же честным, свободным человеком, каким уехал на экзамены. И не только честным.

Переезд на дачу он перенес на ночь – больше такси, меньше людей. Оставалось как-то убить время – ходить по улицам было рискованно.

Вечер Илья провел в библиотеке. Копался в журнальных подшивках, перелистывал словари. Несколько книг попросил оставить за собой – «Оксфордский учебник» Хорнби, Джесперсена и одну историческую «Война с Ганнибалом» – о битве при Каннах.

Илья ушел из библиотеки перед самым закрытием. Милиционер у выхода проверил его контрольный листок, Илья оделся, пешком через пустой Большой Каменный мост подался в сторону метро «Новокузнецкая».

Особенная послепраздничная тишина стояла на набережной. Транспорт почти полностью отсутствовал. На Пятницкой, у магазина «Меха», Илья неожиданно наткнулся на группу женщин.

– Что-нибудь случилось?

Одна, побойчее, со свернутой в трубку школьной тетрадкой, в черном жакете, засмеялась, махнула рукой на витрину.

– Шубы стережем! Для вашей жены не требуются?

Илья поколебался.

– Записывайтесь, пока желающих мало.

Жене, безусловно, понадобится шуба: на Рижском теперь показываться рискованно. Но ведь он хотел исчезнуть уже сегодня ночью?

– Это ведь вас ни к чему не обязывает! Хотите – приходите, хотите – нет! – Она угадала его сомнения.

– Пишите: Маевский.

– Между прочим, мужские шапки тоже будут.

– У меня есть.

Он не покупал себе ничего, кроме самого необходимого, презирал мужчин, придававших значение своим туалетам – «внизу с разрезом, здесь две пуговицы...» Не это, считал, главное.

Главное... Всегда вперед и было главное!

Так и шло: «Сначала перейди в следующий класс!», «Поступишь в техникум, будешь получать стипендию – делай как знаешь!», «Вот сдашь сессию...», «Сначала получи распределение!», «Женишься...»

Наверное, были и другие наставления. Даже определенно – о чести, о порядочности. Но ведь дети усваивают от родителей не то, о чем им чаще приходится слышать, а прежде всего то главное, порою даже незаметное, что родители часто и не предполагают в себе, только догадываются и бывают страшно удивлены, обнаруживая много лет спустя в своих детях.

«...Живут люди. Фибиков хапнул десять тысяч... Сейчас кум королю, сват министру... Машина. Дача».