Текст книги "Мясо по-французски"

Автор книги: Леонид Савельев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Почему я не женился на ней?

Соломин сидел в очереди уже четвёртый час. Тоскливо смотрел в окно. Нужно было взять книгу или хотя бы купить газету. «Хотя… зачем газету? – нашему времени очень подходит фраза булгаковского Преображенского о советской прессе. – Сейчас даже хуже». Зевнул. Знал бы, что придется столько сидеть в больнице – лучше бы на ногах перенёс болезнь.

– Молодой человек! Сейчас ваша очередь?

Кивнул.

– Не пропустите пожилую женщину? Мне только спросить! – женщина явно себя недооценивала. Она была старше Матвея лет от силы на десять лет.

Соломин выглядел гораздо моложе своих лет. Был подтянут, строен. Ухожен. Холён. Да и моден, в конце концов. Общее впечатление он производил лет максимум на тридцать.

– Идите, если недолго.

Очередь загудела. Матвей молчал, не считая нужным вступать в дискуссию. Опять начал смотреть в окно, думая об Ане. Её он знал уже лет двадцать пять. Они познакомились на первом курсе института. Странные были отношения с Анькой. Они оба чувствовали друг к другу непреодолимую тягу. Но вместе так и не были. Сначала Анька была замужем за его другом Князевым. Через года два развелась с ним и вышла за князевского друга Бакина. Она прожила с ним лет восемь… Детей у неё так и не было.

Всё это время, начиная с первого курса, они неизменно встречались несколько раз в году и упивались друг другом. Встречались редко – общались часто. Раньше только по телефону, сейчас – чаще в интернете.

Матвей посмотрел на часы. С того момента, как эта «пожилая» женщина зашла спросить, прошло уже двадцать минут. Тяжело вздохнул. И собрался, было, дальше погрузиться в свои мысли, как дверь открылась и «старуха» вышла. Соломин быстро поднялся, и слегка, еле заметно, качнувшись, шагнул к двери. У него всегда кружилась голова, когда он резко вставал.

– Опять вы? Ну, что вам сказали в онкологии? – врач посмотрела на него, озабоченно поправляя очки.

– Что? – Матвей опешил. Он первый раз видел эту женщину. Три дня назад, когда он лежал дома с температурой, к нему приходила молодая девушка.

– Так это я и спрашиваю, что сказали? Химию будут делать? Вы же были у меня с утра!

– Похоже, вы меня с кем-то путаете, – Матвей озадаченно смотрел на врача. – У меня грипп.

– Путаю?… Да, возможно… Вы гораздо, гораздо лучше выглядите… Возможно, вы брат Матвея?

– Какого Матвея? – просипел внезапно пересохшим горлом Соломин.

– Матвея… Матвея Юрьевича Соломина. Как ваша фамилия?… Что с вами?

* * *

Анна резала колбасу на кухне. Делала бутерброд, съедала, и начинала делать новый. Наконец, она остановилась. Вздохнула. Положила остатки колбасы в целлофановый пакет и открыла холодильник.

– А-а-ань! – муж кричал из комнаты.

Закрыв холодильник, тяжело вздохнула. Взяла лекарство, шприц, и, тяжело переваливаясь, понесла свои сто с лишним килограмм в комнату. Муж болел уже больше года. Последний месяц приходилось всё чаще и чаще делать обезболивающие. Аня любила своего мужа. Знакомы они были ещё с института. С того времени уже не расставались. Муж был кормилец. Она на последнем курсе забеременев и родив сына, так и не окончила институт. Потом как-то сложилось, что стала домохозяйкой. Сначала сидела с маленьким сыном. Потом была «перестройка», и она была полезнее дома, на хозяйстве. Муж, тем временем, сначала «челночил». Потом открыл несколько палаток, продавая в них пиво и сигареты. Были относительно богаты. Она уже и не стремилась на работу, привыкла. Создавала быт. Ухаживала за подрастающим сыном и мужем.

Три года назад сын уехал в столицу и поступил там в институт. С этого времени как-то и начались проблемы. Посыпались. Сначала местные власти издали закон, запрещающий торговлю в палатках на остановках. Теперь можно было – только в магазинах. Муж нервничал. Переживал. Его фактически лишили его бизнеса. А, как известно, все болезни – от нервов. И беда не заставила себя ждать.

Сейчас им пришлось распродавать машины, загородный небольшой домик, дачу. Начали экономить уже на еде. Дохода нет, болеть дорого. А на болезнь мужа приходилось тратить ежемесячно огромные для них суммы. Так же нужно было ухитряться помогать студенту-сыну, который изредка звонил, и приезжал, когда были каникулы. Но деньги-то ему нужны были каждый месяц.

Больше удручало, что мужу даже после двух уже пройденных операций не становилось лучше, и, похоже, шансов у него было немного.

– Ну что, Матвеюшка! Опять… Больно тебе, родной?

– Да… немного есть, Анечка… Потерпеть, конечно, можно, но лучше сделай укольчик.

* * *

Что за дьявольщина? Матвей до сих пор не мог прийти в себя. Выйдя из кабинета, он так и стоял в коридоре, смотря в то же окно, как и ранее. Сердце стучало в висках. Пот лил со лба.

Эта врач. Бред. Что тут не так? Начал дословно вспоминать разговор:

– Матвея… Матвея Юрьевича Соломина. Как ваша фамилия?… Что с вами? – врач сняла очки и пристально смотрела на него.

Соломин молча сел на кушетку.

– Вы издеваетесь надо мной?

– В чем, простите?

– Это я. Я Матвей Юрьевич Соломин.

– Вы – однофамилец?. Но почему вы так похожи… на настоящего Матвея? – подбирая слова, тихо пробормотала врач.

– Какого, нахрен, настоящего Матвея?! – вскричал Соломин – Я! Я! Настоящий! О каком Матвее, вы говорите? К тому же, я – не он! Я, как видите, не болен раком.

– А что вы так кричите? – врач, видно, взяла себя в руки, и как-то даже строго взглянула.

– Простите, – тихо, приглушённо пробормотал Матвей.

– Давайте, садитесь на стул, послушаю вас. Где ваша карточка? – и, посмотрев, что он держит её в руках, протянула руку.

Посмотрев карточку, молча, начала слушать его спину. Когда он повернулся, она была бледная, как лист бумаги.

– Я вам закрываю, больничный, Матвей Юрьевич, – голос её заметно подрагивал.

В кабинете висела напряжённость. Но оба молчали, не нарушая её. Взяв больничный, он встал.

– До свидания.

– Вы только печать в регистратуре не забудьте поставить на больничный.

– Да хорошо, поставлю. До свиданья, – стоял, смотря на неё.

Врач встала и тоже пристально смотрела ему в глаза. Стояли. Пару минут смотрели ровно друг другу в глаза.

– Ну, я пошёл? До свиданья…

– Печать в регистратуре не забудьте поставить на больничный… – повторила ровным голосом врач. Лицо каменное, ничего не выражающее, но как было бледное как лист, так и осталось.

– Да. До свидания.

Развернувшись, пошёл к выходу.

– И жене своей, Анне Викторовне, привет передавайте…

Как выстрел в спину. Споткнулся.

– Я знаю, что это вы, Матвей! Спина… родинки в одних местах не бывают…

Не обернулся. Быстро вышел. Он просто испугался с ней говорить.

Стоя у окна, он вытер пот. Пот пробил всё тело. Хотя в больнице было прохладно. Кругом сидела толпа народу, и все – в этот кабинет. Медленно отвернувшись от окна, он спустился по лестнице в регистратуру, сунул бумагу для печати.

– Мужчина! Что вы мне даёте? – девушка в окошке сидела и ела яблоко.

– А что я вам даю?

– Ну, сами посмотрите, – протягивая ему бумагу, произнесла девушка.

Взяв в руки бумагу, он увидел, что это чистый белый лист. Пронзило, как током!

– Я… я, наверное, что-то перепутал… Сейчас схожу, выясню, – промямлил он и на ватных ногах начал подниматься по лестнице.

Перед кабинетом не было НИКОГО!.. Осторожно, подойдя к двери кабинета, он встал. Дыхание участилось. Сердце часто-часто било в виски. Пот. Весь в поту. Просто мокрый. Распахнул дверь.

– Заходите. Заходите – заходите, что вы стоите. Я уже уходить собралась, нет никого последние полчаса, а мне на вызовы идти! – за столом сидела девушка, что приходила к нему по вызову.

Матвей зашёл – и почти рухнул на стул.

– Как же вы пришли в таком состоянии? Вы же мокрый совершенно! Нужно было делать повторный вызов! Что же вы делаете? Со здоровьем не шутят! – девушка обеспокоенно смотрела на него.

– А где женщина?

– Какая женщина?

– Врач. Врач женщина в очках. Пожилая.

– Н-у-у-у-у… Совсем вам нельзя было из дома выходить. Продлеваю сейчас вам больничный, идите немедленно домой. Придете через неделю. Если улучшений не будет, через три дня вызывайте меня. Вы всё пьёте, что я вам прописала?

Соломин сидел на лавке и курил. Курил уже пятую сигарету подряд. Физически он чувствовал себя превосходно. Но ноги и руки до сих пор слегка подрагивали. Нервозность была вообще несвойственна ему. Даже, когда три года назад рухнул его палаточный бизнес, он, поскольку жил всегда один и был в ответе только за себя одного, совершенно не «парился». Но сейчас он испытывал сильный стресс. Докурив последнюю, шестую сигарету, он достал из кармана свой «айфон».

– Анечка, салют, милая!.. Как ты?… Нормально? но слушай… такие вещи сейчас со мной происходят, как с ума схожу…Да, был бы рад тебя видеть. Хорошо, давай подъеду туда через минут пятнадцать.

Сев в свою машину, он выехал на встречу с Аней в кафе, где они только договорились встретиться. Выходя их машины, он увидел, что сзади него припарковалась Анька на своём огромном кроссовере «Audi» и, выпрыгнув, побежала к нему.

Матвей стоял и смотрел на эту очаровательно красивую, изящную, хрупкую, яркую, жизнерадостную девушку, с улыбкой раскинувшую руки, быстро идущую к нему.

«Почему же я не женился на ней? Я же всю жизнь люблю её одну!» – с тоской подумал Соломин…

Незнакомка Ирина

Лук на сковородке уже был золотистый. Уманский задумчиво смотрел. Лук подпрыгивал. Масло стреляло. Павел молча стоял и смотрел, как он начинает чернеть и, сгорая, дымить. Смотрел. Лук совсем почернел, и под потолком кухни уже начало образовываться облако из дыма. Смотрел – и не видел, и не чувствовал запаха гари.

Лук продолжал гореть, когда зазвонивший в кармане телефон заставил его очнуться. Поспешно выключив газ и убрав с горящей конфорки сковороду, Уманский взял трубку.

– Алло.

– Павлинчик… буэнос диас.

Павел нахмурил брови. Он не узнавал звонившую. Хотя голос был ему чем-то знаком.

– Да, привет…

– Знаешь, кто звонит? – женский голос был приятен и сексуален. С лёгкой-лёгкой хрипотцой, но очень глубокий, нежный.

Оторвав от уха телефон, он посмотрел на экран. Был просто номер, без имени. Без подписи.

– Нет, простите… нет. Но судя по тому, как вы меня называете, мы хорошо знакомы, надо полагать, – взяв сковороду, он начал сбрасывать обгоревший лук в помойное ведро, – извините, что не узнал. Кто вы?

– А ты меня и не знаешь, Павлуша! Я была на твоих выставках… видела тебя. Но к тебе я не подходила – мы не знакомы. Твой телефон у меня от Наташи.

Наташа… Он постоянно думал о Наташе. Даже подгоревший сейчас лук был из-за Наташи! Наташа. Она была его женой. Была. Была… а теперь нет. Теперь она живет одна в их бывшей общей квартире. И он один. На съёмной.

– Наташа? – поставив посуду в раковину, включил воду. – И-и-и?

– Я твоя будущая Муза, Павлуша. Я та, которую ты будешь любить. А я тебя, – голос серьёзен, без тени усмешки. Полностью уверенный в себе голос.

– Мда… Я не знаю, что вам сказать, девушка. Вы новая подруга Наташи? – отошёл, сел на стул.

– Нет, не новая и не подруга! – какой же у неё голос!

– Что – нет? Почему она дала вам мой телефон? Наташа никогда так не делала без моего разрешения… Кто вы? – смотря на холодильник и как бы всматриваясь в лицо собеседницы.

– Муза. Твоя муза, Павлуша. Я же уже сказала тебе, – просто и естественно сказала женщина.

Уманского начал раздражать такой дурацкий диалог. Кто эта женщина, пусть и с приятным голосом?

– Не называйте меня ни Павлушей, ни Павлинчиком!.. Пожалуйста! Мы с вами незнакомы. Прошу, не называйте! Скажите, что вам нужно? Кстати, вы даже не представились.

– Ирина, – естественно, просто, нежно и ласково сказала она.

– Очень приятно. Павел Фёдорович… – озадаченно. Может его разыгрывают? У него точно нет такой знакомой. С таким голосом. Точно. Нет. Хотя… голос напоминал… кого-то напоминал. Этот низкий голос – это контральто, он был чем-то знаком.

– Паша… Нам нужно с тобой встретиться, – голос уверенный, не дающий возможности сомневаться, – но позже. Когда ты будешь готов.

– Вы понимаете, что вы говорите? Вы звоните мне с утра. Называете Павлинчиком. Говорите, что вы – моя Муза, что нужно встретиться, что мы незнакомы… Это нормально? Я до сих пор с вами разговариваю только потому, что вы сказали, что мой телефон вам дала Наташа.

– Чтобы что-то построить, нужно что-то разрушить, Паша. Иначе не получается. Даже Вселенная произошла после большого взрыва, – голос незнакомки был задумчив.

– Вы сейчас о чем? – Уманский встал со стула, растерянно смотря на холодильник.

– О нас, Паша. О нас. Для того, чтобы мы были вместе, мы должны были прожить – так, как жили.

Почему Павел слушает этот вздор – он не знал. Но почему-то слушал и ему нравилось. Ему нравился этот голос. Ему нравилась эта уверенность. Ему захотелось встретиться с этой женщиной.

– Вы откуда Наташу знаете?

– Знала. Я с ней приятельствовала. Тогда… Тогда, когда вы познакомились шесть лет назад. Тогда я и переписала твой телефон из её телефона… Она не знает. Я вот знала. Я ждала. Я знала и ждала… И то, что вы разведётесь – знала.

Молчали. Павел так и стоял посреди кухни в трусах. Держал телефон и смотрел на холодильник, слушая дыхание в трубке.

– Ладно, Пашенька… Я позвоню тебе позже, когда ты поймёшь, как мы нужны друг другу. Пока?

– Пока… – с некоторым сожалением произнес Павел.

Уманский, положив трубку, подошёл к раковине, вымыл сковороду. Взял в руки луковицу. Порезал кольцами, затем– на мелкие кусочки. Поджарил, чтобы лук был золотистый. Взял три яйца. Разбил их в лук, посыпав приправой и солью. Подошёл к столу. Взял телефон и посмотрел последний входящий вызов. Вызов был явно из-за границы. Подумав, он сохранил номер, подписав «НЕЗНАКОМКА ИРИНА».

* * *

Наташа до сих пор любила мужа. Но, что толку в любви, когда жить вместе нельзя? Выхода не было ни тогда, ни сейчас. С ним ей было очень тяжело. Было невозможно. Он был фотохудожник. Сначала – начинающий. Потом – модный. Сейчас критики его уже начали сравнивать с Энди Уорхолом. Павла это бесило. Его всегда бесило, когда его с кем-то сравнивали.

Как же тяжело с ним было! Его перепады настроения. Молчаливость. Спокойствие. Равнодушие. Задумчивость. Гневность. Но главное, – она никогда не чувствовала его своим! Никогда! Встретились они у подруги. Он и её подруга тогда готовились к свадьбе. Свадьба состоялась. Состоялась…у него… с Наташей. Через полгода знакомства. У подруги – не состоялась. Наташа не чувствовала себя виноватой перед подругой. Наташа была счастлива. Сначала. Сначала была. Почти была. Почти, потому как не чувствовала его своим. Полностью своим. Не чувствовала. Нет – она чувствовала, что он любит её. Но понимала, что она у него не одна. Подозревала, что у него есть другие бабы. Потом – его вредные привычки: курение, выпивка, работа… Да, работа была то же вредной привычкой. Он менялся. Менялся в работе. Уходил в себя. Она была равнодушна к его работам. Нельзя сказать, чтобы ей они не нравились. Нет. Просто – ровно. Ну – фото… Ну – графика… Конечно, он отличался от других. Не просто выбранные фиксированные сцены. Нет. Его работы были смесью живописи и фотографии. Но ей они были – ровно. Не цепляли. Он показывал ей свои работы, ожидая участия, интереса. Ей было некогда. На ней был быт. Была та же уборка, готовка. Всё как у всех. Ей было не до его работ. Наташе нужно было так же убирать и ту комнату, что они выделили под его мастерскую.

Зазвонил телефон, отвлекая от мыслей.

– Ната. Привет!

– Лёгок на помине! Только думала о тебе, – улыбнувшись.

– Чем занята? Почему лёгок на помине? – слегка озабоченным голосом.

– Я в салоне, педикюр делаю… О тебе просто думала.

– Надеюсь, только хорошее?

– Не хочу тебя огорчать…

– Понятно… Как ты?

– Лучше всех!

– Понятно.

– Хорошо, что ты такой понятливый. Что спросить хотел? Я же чувствую.

– … да, хотел. Кто такая Ирина?

– Твоя очередная шлюха!

– В смысле?

– В прямом. Откуда я знаю, кто такая Ирина? Наверное, твоя очередная баба, кому же ещё быть!

– Несмешно.

– Почему?

– У тебя была знакомая Ирина, когда мы только познакомились. Помнишь такую?

– Не пойму, Паш, чего тебе от меня нужно?

– Мне позвонила неизвестная женщина. Сказала, что была знакома с тобой шесть лет назад. Звонила из Америки, я понял по номеру телефона.

– Я не помню, Ирины. Зачем это тебе? – Наташа начала раздражаться.

– Не знаю.

– Знаешь что, Паша. Я с тобой больше года назад не для того развелась, чтобы ты мне сейчас звонил и расспрашивал меня о своих бабах! Веру твою помню, Ирину, извини, не знала! Я не обязана знать всех твоих баб! Когда будешь звонить мне в следующий раз, сначала чётко сформулируй для себя, что тебе нужно, хорошо?

– Хорошо.

– Ну, хорошо, что хорошо. Вот как сформулируешь, тогда и звони, – сказав это спокойным голосом, Наташа отключилась. Трясло. Лицо покрылось красными пятнами.

– Что будем делать сегодня, шеллак или лак? – спросила педикюрша, взглянув на неё снизу вверх, на кресло.

– Давай шеллак, Свет, я спешу.

Наташа опять погрузилась в свои мысли. Теперь уже раздражена. Три года назад начались проблемы. Уманский взял большой кредит. Кредит под оборудование для своей работы. На третий день приобретения утопил свою дорогущую фотокамеру в озере, где с лодки делал снимки. Чтобы покрыть кредиты, он за бесценок продал все свои работы. Павел был неудачник. Неудачник в бизнесе. Теперь у него не было орудия производства. Теперь у него не было денег на житьё и на это орудие. К тому же осталась половина кредита. Теперь были коллекторы. И это было главное. Наташа не могла содержать мужа. Даже пусть и недолго. Она начала презирать его. Деньги, как не крути, очень нужная вещь. И не по восемнадцать лет, о какой любви речь, когда нет денег? Это очень важно. И тут ещё… Эта Вера! Вера. Она прекрасно знала, что Паша не любил эту Веру. Но от этого было не легче. Вера решила всеми правдами и неправдами заполучить его себе. Развалить их брак… И она развалила!.. На этом всё и закончилось. Он не взял у неё денег, даже и не собирался – Наташа знала. А вот лучше бы взял. Тогда всё бы встало на прежние рельсы, и он смог дальше начинать зарабатывать. НО! Не случилось. Она была последней каплей. Последней каплей к его порокам. К его работе, к его безденежью! К его проблемам, его шлюхам. Всё! Наташа больше не могла постоянно нервничать. Ей было тяжело быть в постоянном напряжении рядом с ним. Она не могла так больше. Постоянные душевные страдания мучили и изматывали её тело и душу. Решение приходило не сразу. Сначала она перестала спать с мужем. Просто ушла в другую комнату и не подпускала его к себе. Хотела, но не позволяла. Ни себе, ни ему. Не позволяла. Совсем не позволяла… Сложно. Было сложно. Сейчас ей хорошо и без секса. Сейчас он ей и не нужен. Уже год после развода у неё не было никого. Даже желания. Пусто. Зато спокойно. А это важнее.

Эта Вера! Наташа специально интересовалась судьбой этой сучки. Было интересно, как это отразится на ней. Сначала Вера жила, как и раньше. Всё было хорошо. Она, как и прежде руководила своей крупной оптовой фирмой. Тратя на свою внешность деньги, она всё равно выглядела, как облезлая кошка. Жидкие волосы, некрасивое лицо, каркающий голос. Тут уже не поможет ни «пластика», ни уход. Как Павел вообще мог с ней спать? Но сначала как бы её никто и не наказывал. Она даже начала жить с каким-то мужчиной. Как с ней вообще мужчины спят? Сначала не наказывали. Потом наказали… Наказали ТАМ. Где это ТАМ, никто не знает. Но наказывают ОТТУДА. Тогда у неё начались крупные проблемы с бизнесом, она потеряла все. Она так же осталась одна, без денег и с ворохом проблем. Она уехала в Москву и, устроившись там на работу, снимала где-то квартиру. Теперь все они были одни. Наташа. Павел. Вера. Все были одни. Все выживали по-своему.

Жаль, что у них с Павлом так и не получилось детей. Были бы дети – всё было бы по-другому.

– Спасибо, Свет. Ты как всегда молодец. Сама любуюсь на свои ножки после твоей работы. Ты умничка, – поднимаясь с кресла с благодарной улыбкой, сказала Наташа.

* * *

Михаил ждал Павла. Они договорились встретиться в летнем кафе на окраине города. Михаил, крупный мужчина с короткой стрижкой, бородой и усами с рыжим оттенком, одетый в дорогие брюки, белую рубашку с расстёгнутым воротом. Сидя в деревянной беседке на лавке, он листал меню. Подошла симпатичная девушка-официантка. Михаил сделал заказ. Заказал шашлыки. Взяв телефон, жестом попросил девушку подождать.

– Павел Фёдорович, здравствуйте, Михаил. Вы когда будете?… Угу, ну я тут. Уже шашлык заказал. Да, да подожду.

– Через полчаса тогда. Я человека жду, он будет не раньше, чем минут через двадцать. Чаю пока принесите, пожалуйста.

Девушка ушла. Михаил задумчиво посмотрел ей вслед. Со стороны могло показаться, что он заинтересованно смотрит на ноги девушки. Было не так. Он думал об Уманском. Они с ним были примерно одного возраста. Когда они договаривались о встрече по телефону, Уманский просил называть его Павлом. Михаил не мог. Не мог общаться панибратски с таким талантливым художником. Работы Уманского потрясали Михаила. А уж в искусстве он знал толк. Михаил знал, что возможно не сейчас, возможно позже, но Уманский несомненно будет оценен. Оценен как великий талант. Возможно, это будет ни при его жизни. Но, это будет точно! И он просто обязан сделать всё, чтобы пришло признание к этому великому художнику. Раз это в его силах, то он просто не может поступить иначе. Девушка принесла чайник и чашку. Поблагодарив, он налил себе чаю, смотря в стол. Думал. Зазвучала музыка. Громко. Михаил поморщился. Только что кругом пели птицы. Была тишина. Сейчас врубили радио. Причем сотрудники кафе явно постарались, выведя колонки в каждую беседку. Поднялся. Направился к домику с официантами.

– Девушки! Не могли бы вы выключить музыку. У меня здесь деловая встреча – нам нужно поговорить будет.

– Ну, вы же не одни здесь. Люди просят. Да и правило у нас: после двух – радио, а после восьми – живая музыка.

– Ну, хотя бы потише, можно?

– Можно.

Девушка сделала немного тише. Выходя из домика, он увидел, как Уманский заходит на территорию кафе. Он знал его по фотографии. Ощущая небольшое неудобство, как если бы это он врубил тут музыку, улыбаясь, пошёл навстречу к Уманскому.

Павел был одет в светлые джинсы, кожаные сандалии на босу ногу и приталенную тёмно– синюю рубаху. В тёмных очках. Длинные прямые волосы – каре, чуть ниже ушей. Гладко выбрит.

Когда они сели за столик, музыка уже кричала с прежней силой.

– Мы тут не поговорим. Простите, я не знал, какое кафе лучше. Вы сказали, что лучше на природе, и я, не зная города – выбрал… мне посоветовали, – почти прокричал Михаил на ухо Уманскому.

– Да ничего страшного. Не переживайте, Михаил Валентинович, поговорим как-нибудь и так.

– Нет. Вы знаете, Павел Фёдорович, я сейчас пойду и заплачу этим девицам, чтобы сделали потише.

– Стойте! – Уманский внезапно сильно вцепился в руку Михаила. – Пусть закончится песня, тогда идите.

По радио звучала композиция «Dark paradise» Lana del Rey. Михаил удивлённо посмотрел на Уманского, но так покорно и сидел, пока не закончилась песня. Как только композиция закончилась, Уманский резко убрал свою руку с руки Михаила. Застенчиво улыбнулся.

– Простите, Михаил Валентинович. Мне этот голос очень напомнил одну незнакомку.

Михаил пожал плечами. Было видно, что он немного удивлён небольшой неадекватностью Павла.

– Ну, я пойду, схожу? Теперь можно?

– Да-да, конечно.

Зайдя опять в домик, Михаил молча положил перед девушкой деньги и попросил выключить радио. Совсем. Ни слова не говоря, она сразу выключила. Теперь мужчины могли спокойно обсудить предстающую выставку работ Уманского в столице.

* * *

Павел ехал в маршрутке. Был недоволен. Приехавший к нему столичный галерист остановился на окраине города в кафе. Он знал это кафе. Там готовили неплохо, но оно было довольно шумным. Публика, посещающая его, любила шум, праздник, кутёж. Уманский же был человеком непубличным, шум его раздражал. К тому же, добираться до кафе приходилось с несколькими пересадками. Но делать было нечего. Встреча была в его интересах. Было интересно как участие в выставке, так и продажа его работ на аукционах.

Немного нервничал. Опаздывал. Встретивший его Михаил оказался очень приятным человеком. Хотя тот и представлялся Михаилом, звал Павла по имени отчеству. Павел не мог называть его по имени. Единственное, что раздражало, как он и предполагал, это шум.

– Нет. Вы знаете, Павел Фёдорович, я сейчас пойду и заплачу этим девицам, чтобы сделали потише.

– Стойте! – Павла как прострелили. С чего это вдруг? – Пусть закончится песня, тогда идите.

Он слушал Lana del Rey как первый раз. Вот откуда ему показался знаком голос Ирины! Ну конечно! Как он сразу не понял это? Да в чем собственно дело? Ну, похож и похож. Конечно, это не она ему звонила. Да она должна быть и моложе Ирины. Хотя с чего он взял? Он же даже не знает её возраст. Нет. Нет, он не хотел бы, что бы ему звонила Лана. Он хотел, что бы это была ИРИНА! Да что ему по сути вообще эта Ирина?! Он даже понятия не имел, как она выглядит. Бред! Он и разговаривал-то с ней всего… Да… меньше пяти минут разговаривал. Даже не голос. Не он главное. Почему он думает о ней? Мистика? Слушая песню, он её и не слышал – он просто думал о Ирине. О такой далёкой и близкой Ирине. Очнулся Павел только после того, как композиция закончилась. Неудобство. Он сидел, вцепившись в руку галериста. Кошмар! Как он мог?

Переговоры прошли, впрочем, успешно. И они приблизительно за два часа спокойно обговорили все дела. Неспеша оба вышли из кафе, поблагодарив официанток.

– А где ваша машина, Павел Филиппович? – доставая из сумки ключи от машины, поинтересовался Михаил.

– Я на маршрутке. У меня уже года три, как нет машины. Ну, до свидания. Приятно было познакомиться с вами.

Михаил заметно покраснел.

– Простите. Мне неловко. Я не знал, что у вас нет машины. Вам, наверное, было неудобно добираться сюда на край географии. Мне нужно было заехать за вами.

– Да, бросьте вы, – Павел открыто улыбнулся.

– Давайте я вас подвезу до дома.

– Не стоит. Я и сам доберусь.

– Павел Филиппович, – с укоризной глядя, сказал Михаил. – Мне бы хотелось вас подвезти. Не обижайте.

Павел молча пошёл и сел на переднее пассажирское сиденье. По дороге они говорили немного. С большими паузами. Но оба чувствовали спокойствие. Им было приятно и хорошо вместе.

– Ну, вот и мой дом… Спасибо. Встретимся в Москве?

– Всего доброго, Павел… Филиппович.

– Павел?! Хорошо?

– Хорошо… Миша?! Хорошо?

– Хорошо. Пока, Миш, до встречи.

Они пожали друг другу руки.

Зайдя домой, Уманский взял флешку. Вставил в компьютер, нашёл альбом Lana del Ray «Born to die» и, включив, сел в кресло. Закрыл глаза. Задумался. Мысли были об Ирине. Чёрт! Что происходит!? Кто такая эта Ирина? Он почти прослушал весь альбом. Играла композиция «Summertime sadness», когда зазвонил телефон.

– Павчик, салют! – голос Ксюши звенел, как колокольчик.

– Ксю! Хорошая моя, ты где?

– В институте пока. Но уже закончила. Думала к тебе заехать.

– Жду, Ксень. Слушай, купи мне по дороге сигареты, у меня кончились, а я приготовлю чего-нибудь тебе.

– Окей. Жрать дико хочу! И тебя тоже хочу!

– И я тебя! Давай быстрее.

– Оки, оки. Буду через час где-то.

Ксеня была студенткой. Она была на двенадцать лет моложе Павла. Обладала фигурой богини, очаровательным лицом и огромным темпераментом. Но она была ребёнком. Павлу было с ней скучно. Нет. Не скучно. Просто, когда они начинали разговаривать после секса – возникало ощущение, что он занимается любовью с племянницей. А иногда – даже с внучкой. Кроме секса, их отношения были как отца с дочерью. Вероятно, Павел был бы неплохим отцом. Даже наверняка. Но ему нужна была женщина, а не ребёнок. Хотя он понимал, что это лишь отговорки для себя. Просто он её не любил. Не любил как женщину. Не любил как ребёнка. Был лишь секс. Была имитация отношений. Хотя, они наверное были друзьями. С большой разницей в возрасте, но друзьями.

Не выключая музыки, Павел сначала пошёл в душ. Потом пошел на кухню и начал чистить картошку и мыть мясо. Павел улыбался. Он ждал Ксеню, напевая песню Ланы «Video games».

* * *

– Спасибо, Свет. Ты, как всегда, молодец. Сама любуюсь своими ножками после твоей работы. Ты умничка, – я поднялась с кресла.

На самом деле, Светка молодец! Приятно теперь смотреть на мои ножки.

Расплатившись, я вышла из салона и села в машину. Солнце нагрело машину, в ней было жарко. Открыв окна и включив кондиционер, я тронулась. Всё же Пашка испортил мне настроение своими бабами. Ладно, поеду на дачу, у меня там живут три кошки и мне приходиться каждый день ездить их кормить. Зимой тоже ездила и даже разжигала для них камин. Ночевать там – не ночую. Как развелись, так и не ночую.

Взглянув на панель приборов, чертыхнулась. Загорелась лампочка. Опять кончается бензин. Я постоянно забываю вовремя заправляться! И только увидев красную лампочку, вспоминаю об этом.

Свернув с трассы, я заехала на заправку.

– До полного бака, пожалуйста, – улыбаясь и, протягивая карточку с бутылкой минеральной воды, обратилась я к девушке за кассой.

– Ой! А у нас только, что… у нас что-то с терминалом, не принимаем безналичные, – захлопала глазами.

– Да как же… – я растерялась, зная, что в кошельке только мелочь, – у меня нет наличных. У меня не хватит бензин ни на дачу, ни обратно в город…

– Ну вот так у нас как-то… хотите, подождите, может заработает.

– А надолго?

– Не знаю. Может быть и надолго, а, может быть, сейчас включат. Не знаю.

Я ошарашенно смотрела на девушку. Нет, я понимала, что она не виновата. Но мне-то что теперь делать?

– Разрешите, я за вас заплачу? – голос сзади.

Обернувшись, я увидела мужчину средних лет. Симпатичный. Не в моём вкусе, но приятный. К тому же бородатые мужчины меня не привлекают. Видно, он богат. На руке часы стоимостью с мою машину.

– Вообще бы, конечно, выручили. Но только при условии, что я вам обязательно верну деньги.

– Хорошо. Договорились, – он улыбнулся.

– Тогда двадцать литров, девушка, мне хватит.

– Минералку можно? – спросила мужчину.

И тут мы встретились глазами. И тут я поняла, что больше года без секса дают о себе знать. Иначе, как можно объяснить такое внезапное влечение? Черт побери! Неужели он все понял по моим глазам?

– Конечно! О чем вы спрашиваете? Девушка, наливайте девушке до полного, никак двадцать литров.

Конечно, понял! Он всё понял. Я отвела глаза и уставилась в пол на свои ноги. На свой педикюр, за который я отдала последние наличные деньги.

– У вас очень красивые ноги!

– Да?! Спасибо. Дайте свой телефон, – выпалив, я покраснела. – Мне же нужно будет вам отдать деньги.