Текст книги "От денежной кладовой до Министерства финансов"

Автор книги: Леонид Бердников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)

Вопрос о земельных наделах часто обсуждался в печати. Многие считали, что распределять земельные участки необходимо на все наличное население, в том числе и на женщин. Это уравняло бы их права с лицами мужского пола. Однако эти предложения поддерживались не всеми. Сибирское землеустройство, основанное на устарелых отживших началах, давало возможность консервативному крылу государственных чиновников еще крепче держать власть в своих руках.

Отметим, что до массового переселения крестьян дорог в Енисейской губернии почти совсем не было. Планомерное дорожное строительство начинается только с 1904 года. Одна верста такой дороги обходилась казне в 1200 рублей (Сибирские вопросы. – 1907. – № 24. – С. 11). Много внимания уделялось и строительству питьевых колодцев. По мнению чиновников Казенной палаты, 1904 год стал тем переломным временем, когда правительство стало смотреть на переселение как на средство решения аграрного вопроса в России. Если до 1904 года на эти цели в среднем расходовалось 2,5 миллиона рублей, то с 1905 года эта сумма стала удваиваться. Если до 1904 года расходы на одну переселенческую семью составляли от 160 до 170 рублей, то в 1907 году государство выделяло уже более 310 рублей (Сибирские вопросы. – 1907. – № 13. – С. 13).

Однако у переселенческого движения вскоре обнаружились и свои подводные камни. Таежные и подтаежные земли требовали от переселенцев неимоверных усилий, высокой земледельческой культуры. Многие не выдерживали таких тяжелых условий труда и уезжали обратно в Россию.

Другие переселялись в Бразилию. Необыкновенно бурную деятельность проявляет в эти годы Иван Гутман. Он даже выпустил брошюру «Жизнь колонистов в штате Сан-Пауло в Бразилии». Небольшая книжица поистине творила чудеса. Желающих ехать в этот теплый край подкупало то, что агент Гутман оплачивал бесплатный проезд от Лондона до Сан-Пауло. Переселение в Бразилию стало принимать заметный размах. Этому событию журнал «Сибирские вопросы» посвятил фундаментальную статью, в которой пытался выяснить причины, заставлявшие сибиряков покидать Родину. На вопрос корреспондента, почему они уезжают, сибиряки отвечали: «А что же здесь хорошего? Вот мы живем здесь, в Канском уезде, 14 лет. Кто сколько-нибудь оправится, заживет ладно, непременно разорят. Скот вырежут, лошадей угонят, сено сожгут. Просто житья нет. Нет защиты. А тут холод, неурожаи». – «А в Бразилии, думаете, будет лучше?» – «Все лучше, думается, да уже и хуже не будет. Хоть урядника да крестьянского начальника не будет, и то лучше, а то ведь одни эти замаяли» (Сибирские вопросы. – 1909. – № 39–40. – С. 49).

Одни уезжали из Сибири, а прусские подданные Фридрих Гузак, Ян Бортницкий, Иван Рогаллец просили енисейского губернатора, чтобы их оставили жить в Минусинском округе. «Мы поселились, – писали они, – в Александровском переселенческом участке Абаканской волости, где имели в виду окончательно водвориться по принятии нас в подданство России. Этот участок почти исключительно образован из принявших русское подданство наших земляков, родственных нам по вере и языку. Здесь мы обзавелись недвижимостью и хозяйством, занялись хлебопашеством, но чиновник переселенческого управления Чиркин поднял вопрос о нашем выселении» (ГАКК, ф. 595, оп. 31, д. 164, л. 14).

Неизвестно, как на эту просьбу отреагировали в Красноярске. Процесс заселения Енисейской губернии переселенцами был сложным и неоднозначным, но динамика колонизации губернии была весьма положительной. Трудным для переселенцев оказался 1909 год. Губерния снова оказалась без урожая.

В 1909 году в селах Брежном, Малая Уря, Заозерном крестьяне раскрывали соломенные крыши, затем солому мыли, мелко резали, посыпали остатками отрубей и кормили скотину. А крестьяне в Ужурской и Березовской волостях самовольно вскрывали запасные хлебные магазины и уносили зерно по домам (Сибирские вопросы. – 1910. – № 28–29. – С. 46). И снова люди оказывались в долгах как в шелках. Местная власть, чтобы погасить недоимки, принудительно стала взыскивать подати. Для погашения задолженности крестьяне были вынуждены продавать коров и лошадей в 5 раз ниже их базарной стоимости.

В 1910 году управляющим Казенной палатой назначили Михаила Васильевича Чарушникова. К сожалению, отыскать его биографию пока не удалось. Есть сведения, что вместе с губернатором Я. Д. Бологовским они были ярыми приверженцами политики Столыпина. В 1911 году губерния могла принять 100 000 переселенцев обоего пола (Всеподданнейший отчет енисейского губернатора за 1911 год. – [Б. м.], [б. г.] – С. 5).

Однако на переселенческих участках разместились 33 тысячи 500 переселенцев, в Россию же возвратились всего 1300 человек. Продолжалось и строительство дорог. За год строители в среднем прокладывали от 150 до 180 верст, не забывая при этом необходимость обводнить переселенческие деревни. Многие семьи получали безвозвратные пособия. Усиленно шло строительство водяных мельниц, хлебозапасных магазинов, больниц, школ, церковных приходов. Для покупки сельхозорудий в губернии сумели создать специализированные склады с 32 отделениями для разного сельского инвентаря. Жатвенные машины, ручные сепараторы, косилки, паровые котлы поставлялись в Красноярск английской фирмой «Лайборн, Поппам и К°».

Бологовский в своем отчете подчеркивал, что переселенческие поселки, образованные 7–10 лет тому назад, «во многих случаях уже могут почитаться вполне прочно обосновавшимися селениями» (там же, с. 6).

К 1913 году переселенческое дело, как и все сельское хозяйство губернии, сделало значительные успехи. Статистика показывала, что если в России на 100 жителей в среднем приходилось всего 25 лошадей, в Донецкой области – 55, то в Енисейской губернии – 104 лошади, а в Ачинском и Минусинском уездах – 133–152 лошади. Если в России 100 жителей в среднем имели 32,6 головы крупного рогатого скота, то в Енисейской губернии – 110 единиц. Аграрная политика правительства, несмотря на некоторые шероховатости и издержки, начинала приносить свои реальные плоды.

Глава шестнадцатая
Управлять – значит предвидеть

Справедливо упрекают нас, русских, что мы меньше всего знаем свою родную землю, меньше всего изучаем ее и описываем.

М. Загоскин

Контуры нашего современного промышленного потенциала уже четко стали вырисовываться в начале XIX века. С 1823 года в губернии начал работать стекольный завод Коновалова, под Ачинском купец Родионов делал первые удачные попытки производства бумаги, продолженные в 1860-х годах в Енисейске, старейший Ирбинский железный рудник успешно выпускал чугун. В конце XIX века в Минусинске на Ивановском свекольно-сахарном заводе Гусевой вырабатывали сахар. Северный морской путь открывал широкую дорогу для торговли с Англией (см. Приложение №).

Наиболее образованные купцы стремились установить торговые связи со странами Запада. Однако в нашем краеведении вопросы истории становления экономической жизни губернии и роли Енисейской Казенной палаты в управлении этим сложным процессом вообще еще никем не затрагивались.

В этой небольшой главе мы коснемся лишь фрагментарно некоторых вопросов из этой сложной темы.

К крупным промышленным предприятиям губернии до середины XIX века относился и Троицкий солеваренный завод, за работу которого отвечала Казенная палата. История этого старейшего предприятия Сибири началась в 1764 году. Завод находился в Канском округе, на правом берегу реки Усолки, в селе Троицком Тасеевской волости. По подсчетам губернатора Степанова, он мог в год производить до 100 тысяч пудов первоклассной соли (Степанов, А. Енисейская губерния / А. Степанов.  – Красноярск, 1997. – С. 53).

Три четверти самых тяжелых и опасных работ на нем выполнялись ссыльными. Очень часто из-за тяжелейших условий труда рабочие устраивали побеги с завода. В мае 1823 года под предводительством Михаила Маскалева, Родиона Федорова, Максима Андреева в тайгу ушло 18 человек. С собой они прихватили 10 казенных топоров, 7 ножей. Украли продукты питания, одежду и сукно. Ревизоры Казенной палаты подсчитали, что эта банда нанесла предприятию ущерб на сумму почти в 50 рублей (ГАКК, ф. 160, оп. 3, Д. 3, л. 306 об.).

Воровство, разбой в те годы в Енисейской губернии были очень часты. На вопросы пострадавших, когда наконец полиция наведет в губернии порядок, чиновники отвечали откровенно: «На то и Сибирь! Надо же ворам и разбойникам где-нибудь жить» (Сибирь в составе Российской империи. – М., 2007. – С. 281).

В 1837 году были упорядочены оклады чиновникам и принято новое штатное расписание. Управляющий заводом и еще 9 его служащих вошли в новый штат Енисейской Казенной палаты. Управляющий заводом стал получать 1500 рублей в год. Пристав при соляных и запасных магазинах – 1 тысячу рублей. Его помощник – 500 рублей. Даже учитель, работающий при заводе, имел самую высокую в губернии заработную плату – 500 рублей в год.

В Казенную палату часто приходили сигналы о тайной продаже в магазинах контрабандной соли, поступающей чаще всего из Китая и с южных соляных озер нашей губернии. Борьбой с такими подпольными продавцами занимался всего один смотритель, должность которого была введена в штат Казенной палаты в 1837 году. Постоянным местом его прописки стал Троицкий солеваренный завод. Но смотритель большую часть времени проводил в разъездах, контролируя работу соляных магазинов Приенисейского края. На эти расходы палата выделяла 200 рублей в год (ГАКК, ф. 796, оп. 1, д. 4182, л. 15).

Добываемая соль на Троицком заводе развозилась в основном в два оптовых магазина: Яковлевский и Яновский. К каждому из них был прикреплен пристав и два вахтера. Они несли полную ответственность за обеспечение солью близлежащих сел и деревень.

На севере края самым крупным соляным магазином считался Туруханский. Кроме того, еще две соляные стойки находились в селах Кежемском и Инбатском. Продавцы этих торговых точек, так называемые сидельцы, сами привозили соль, сами продавали и сами ее охраняли, получая за свой скромный труд семидесятирублевое годичное вознаграждение (ГАКК, ф. 796, оп. 1, д. 4182, л. 15).

В первой половине XIX века Троицкий солеваренный завод вместе с его подсобным хозяйством журналистами Сибири назывался образцовым. «Но самой лучшею порою заводской деятельности, – писала «Сибирская газета», – были 1840-е годы, когда у руля правления этого сибирского предприятия стоял чиновник Титов. Старожилы завода называли его человеком, «в высшей степени гуманным и честным» (Сибирская газета. – 1888. – № 52). Еще до вступления Титова в должность недалеко от села жители открыли богатейшее месторождение железной руды и тотчас же приступили к ее выплавке. С этого времени и была устроена железоплавильня. С 1827 по 1851 год на берегах реки Усолки сибиряки выплавили 249 370 пудов 20 фунтов железа, причем кричного (самого высокого качества) было получено 86 597 пудов.

Если в 1820-х годах на заводе вываривали 100 тысяч пудов соли, то в 1849 году ее производство увеличили в 1,5 раза – до 160 тысяч пудов. В архиве сохранилась опись строений этого уникального предприятия. Неизвестный чиновник Казенной палаты, составлявший этот исторический документ, внес в него даже размеры построек. Благодаря этим деталям мы и сегодня в своем воображении можем себе представить всю масштабность этого крупного фабричного производства XIX века в Сибири. Так, магазин, построенный для хранения соли на этом заводе, имел длину 9 саженей 2³/₄ аршина, высоту с крышею – 3 сажени 2³/₄ аршина, ширину – 4 сажени 2¹/₂ аршина. Заводня имела длину 5 саженей ³/₄ аршина, ширину – 3 сажени 1³/₄ аршина, высоту – 1 сажень и 2 аршина. Каменная денежная кладовая была квадратной, имела одинаковую длину и ширину – 3 сажени 2¹/₂ аршина и высоту 3¹/₂ сажени. Самым большим зданием был дом управляющего заводом. Его длина составляла 11¹/₂ сажени, ширина – 9 саженей и высота – 4 сажени. Заводская контора по своим размерам значительно уступала дому управляющего. Кроме того, на территории завода располагалась казарма для инвалидов. Вместе с пекарней казарма для рабочих, рядом с которой находились баня, амбар, кухня, сарай для хранения припасов. Отдельную усадьбу занимал полицеймейстер, внутри которой – его дом, амбар, кухня, заводня и конюшня. Рядом находились отдельные дома для пристава, лесничего, священника, отрядного командира. В отдельных домах жили служащие завода и полиции.

Около казармы для содержания арестантов находилась караульная изба. Всего на заводе работало более…двухсот человек, которых охранял небольшой отряд полиции численностью в 20 человек.

Завод имел свой госпиталь, при котором находились квартира лекаря и аптека. На страницы описи Казенной палаты попали и сарай для пожарных, и экономические лавки, торговавшие самыми необходимыми повседневными продуктами и товарами.

Если о домах и других строениях социального направления мы, читая опись, имеем детальное и развернутое представление, то о технических сооружениях завода – весьма приблизительное, поверхностное. Так, в этом же документе указано, что при заводе есть молотовая фабрика, кузница, столярный и слесарный цеха и варницы, в которых изготовляется главный продукт завода – соль (ГАКК, ф. 160, оп. 1, д. 278, л. 1–30).

Однако и эти небогатые факты, которые удалось почерпнуть из архивных документов и дореволюционных газет, показывают, что фабричная промышленность, находясь в государственном управлении, могла быть рентабельной и приносить казне немалый доход. Дальнейшая судьба завода более прозаична. Известно, что, когда была отменена монополия государства на продажу соли, завод перешел в частные руки и год за годом стал хиреть. Однако окончательная точка в истории завода была поставлена в наше время… Такими же драматическими выглядят и страницы строительства Обь-Енисейского канала.

С особым размахом здесь велись подготовительные работы. Вначале строили хозяйственные помещения: хлебопекарню, квасную, бани, кладовые, ледники. Открыли больницу и аптеку. Для предотвращения цинги решено было устроить огород, чтобы иметь возможность давать рабочим свежие овощи: чеснок, лук, морковь, свежую капусту, хрен. Решено было запастись консервированной черемшой и картофелем.

Затем, для бесперебойного ведения земляных работ построили кузницы, слесарные мастерские, заготовили более 4 тысяч лопат, 320 тачек, около 50 телег и для облегчения работ купили около 200 лошадей. Рабочим, инженерам, техникам и десятникам построили жилые бараки и отдельные дома. Здесь же из выкорчеванной добротной таежной сосны на освобождающейся территории строили дорогу, которая проходила рядом с каналом. Осушали канавы, прокладывали шлюзы, строили плотины, забивали сваи. Вода из осушаемых кюветов выкачивалась двумя архимедовыми винтами и двумя центробежными насосами. К строительству самого канала, как отмечает инженер И. И. Августовский, приступили только в мае 1884 года. Всего на строительстве этого сооружения работало около 1200 человек.

Весь водный путь от села Колпашево Томской губернии до Иркутска составлял 2800 верст. По способу перевозки по нему грузов канал предполагалось разделить на две части: одна – протяжением 2540 верст с буксирным пароходством, а вторая – шлюзовая, длиной в 260 верст, с бичевой тягой. На втором отрезке пути нужно было построить 29 шлюзов и 28 плотин, прорыть через перешеек от озера Большого до реки Малый Кас канал длиной 7,35 версты и шириной по дну более 6 саженей, чтобы соединить реку Кеть с Енисеем.

Канал строился сначала только для маломерных судов с пределом нагрузки не более 500 пудов в летнее время. По проектам, длина такого судна должна была составлять 22 сажени, ширина 3,5 сажени с осадкой 0,58 сажени при глубине 0,8 сажени.

Вся смета строительства Обь-Енисейского канала первоначально составляла около 8 миллионов рублей. Начиная с 1883 года из государственной казны на осуществление этого проекта ежегодно выделялось более 300 тысяч рублей. Правительство рассчитывало, что по каналу будут плавать в дальнейшем не только маломерные, но и большемерные суда. Таким образом, ему предоставляется возможность устранить конвойные команды и этапные тюрьмы между городами Томском и Иркутском. Кроме того, удастся сэкономить значительные средства по перевозке казенных грузов в Восточную Сибирь и обратно. После устройства пути Петербург считал, что все прилегающие к нему казенные земли и леса должны увеличиваться в ценности и приносить государству доход. Канал должен был облегчить жизнь золотопромышленникам и горожанам Енисейска, так как, по расчетам экономистов, провоз по каналу хлеба мог значительно снизить на него цену, в два или три раза. Однако все эти грандиозные планы осуществить так и не удалось.

В 1907 году редактор журнала «Сибирские вопросы» коренной сибиряк Петр Михайлович Головачев писал, что «Государственная дума должна отказаться от идеи продолжения строительства Обь-Енисейского канала, практика доказала его непригодность. Третий десяток лет тянется его неудачное сооружение, это сказка про белого бычка, уже стоящая стране до 12 миллионов рублей и в то же время мешающая установлению действительно возможного соединения бассейнов Оби и Енисея». Этот проект, по мнению многих столичных публицистов, подорвал авторитет сибиряков перед столичной властью. Проходившие по Обь-Енисейскому каналу в год три с половиной барки никак не могли окупить гигантских затрат на его сооружение.

Сейчас у многих красноярских ученых витает идея возрождения строительства Обь-Енисейского канала. Бесспорно, что новейшие технические средства и наличие современных технологий дают шанс в новом XXI веке сделать этот канал по-настоящему судоходным.

О привлечении зарубежного капитала в развитие экономики Сибири и Красноярска в обществе не было выработано единого мнения. Одни журналисты отмечали, что «насаждение крупной промышленности при участии иностранных капиталов – единственно возможный путь к скорейшему выходу Сибири как на удовлетворение внутреннего спроса, так и внешних рынков Востока. Надеяться на местную русскую предприимчивость при отсутствии технических знаний и бедности капиталов, а также ее неподвижности едва ли скоро возможно». Другие утверждали: «Теперь мы бредим иностранцами и их капиталами. Прежде чем допустить иностранцев с их капиталами в Сибирь, нужно подумать о том, что этот капитал даст стране. Иностранный капитал – это иностранный пресс, который все будет прессовать, но только соки брать себе, а нам оставлять жмыхи. Нет! Лучше нам уповать на свой народный капитал – казну».

Порой зарубежные дельцы вкладывали свои средства в различные сомнительные предприятия, а в итоге нередко разорялись, не получив ни обещанного золота, ни пушнины, ни красной икры. Однако неудачи их не пугали. Чтобы иностранные гости могли себя чувствовать в Красноярске более комфортно, журналисты предлагали городской библиотеке выписывать для них газеты и журналы на немецком и французском языках. Действительно, поток иностранцев в Сибирь был настолько мощным, что, например, единственная в Минусинске гостиница Зинина не могла вместить всех приезжающих из-за границы. Некоторые из них поселялись даже на постоялых дворах. Гости больше всего интересовались горными богатствами: разведкой каменного угля, железных руд, серебра и золота. Так, французы усиленно искали асбест, в котором в то время очень нуждалась промышленность Европы.

Тем временем укреплялись внешнеторговые отношения с Сибирью. Частыми гостями Балахтинской ярмарки являлись скупщики пушнины из Москвы, Варшавы, Парижа. Красноярским таможенникам приходилось просматривать десятки инструкций, чтобы без ошибок и лишней волокиты обработать огромный поток «мягкого золота». Зарубежные коммивояжеры только здесь могли скупить до 30 тысяч белок, до 1000 соболей и по несколько десятков тысяч глухарей и рябчиков. Газета «Енисей» писала, что после окончания Балахтинской ярмарки начинается гнусная продажа человеческого тела. Местные дома терпимости были переполнены. Десятки девушек заражались венерическими болезнями и отправлялись на лечение в Ачинск.

Ежегодно в Енисейской губернии проводилось до 19 ярмарок. По данным статистики, весь их товарооборот составлял до 300 тысяч рублей. В эти же годы получил распространение и промышленный шпионаж. Активно в нем участвовала и русская агентура за рубежом. В Красноярском архиве сохранилось письмо начальника главного управления Морского министерства к енисейскому губернатору М. А. Плецу: «…Морской агент в Англии уведомил меня, что, на основании собранных им сведений, весьма ценная слюда находится около г. Енисейска. Английские фирмы скрывают те рынки, где они приобретают слюду, с тем чтобы купить сырой материал за бесценок и продать рассортированный продукт по высокой цене. Нуждаясь в слюде для надобности Морского ведомства, просим сообщить нам подробные сведения, где и кем добывается слюда около Енисейска, каким путем и по какой цене она может быть получена оттуда из первых рук, без участия посредников». Ответ не заставил себя ждать. В столицу сообщили, что в Енисейске слюды не добывается, а месторождения ее расположены в устье реки Тасеевой в границах Красноярского уезда. Для исследования ее бывший золотопромышленник И. Д. Черемных направлял в этот район инженера И. А. Азанчевского. Добытые им образцы слюды Черемных послал в Англию на морских пароходах, минуя досмотр Красноярской таможни.

В то же время велась активная секретная переписка между генерал-губернатором Восточной Сибири Александром Дмитриевичем Горемыкиным и российским Министерством иностранных дел. Дело в том, что посол Великобритании в Санкт-Петербурге настойчиво предлагал открыть свои консульства и консульские агентства в Иркутске и Красноярске. Мотивировал он свое желание тем, что развитие торговли с Сибирью принесет России невиданные дивиденды. Однако российское Министерство иностранных дел просило генерал-губернатора, чтобы на этот счет он не делал никаких опрометчивых заявлений. Поскольку в высших эшелонах власти уже давно было решено, чтобы ни под каким видом «не допускать иностранных консульств и консульских агентств в наши сибирские края». Предложение английского правительства русскими дипломатами и иркутским сановником было решительно отклонено (ГАИО, ф. 25, ор. 2, к. – 152, ед. 81, л. 1).

После отказа англичанам с подобным предложением об открытии своих консульских агентств в Сибири обратились бельгийцы. На протяжении нескольких лет они подробно изучали все плюсы и минусы будущих торговых отношений с сибиряками. Консулы Бельгии в своих донесениях сетовали только на то, что города Сибири слабо заселены и поэтому жители их не особо нуждаются в «предметах роскоши и высшей культуры».

Поток товаров из-за рубежа постоянно расширялся, и чтобы усилить контроль за ввозимыми товарами, было решено принять дополнительные меры. Так, 24 июня 1899 года Государственный Совет учреждает в городах Челябинске, Тюмени и Красноярске таможни 1-го класса.

Красноярская газета «Енисей» по этому поводу сообщала, что они создаются «как в интересах частной торговли, нуждающейся в складочных таможенных пунктах, так и для пропуска и оплаты пошлинных товаров, привозимых Северным морским путем. Кроме того, таможни должны принять специальные меры против контрабанды, которая может направиться по новому железнодорожному пути внутрь Сибири и Европейской России. Она представляется особенно опасною с открытием забайкальской ветви этого пути, тем более что оцепление таможенной стражею внешней границы Сибири с Китаем и с местностями, пользующимися порто-франко, оказывается неосуществимым по громадности пространств, подлежащих охране».

Тем временем в обществе активно шло обсуждение проекта «Транс-Аляска – Сибирь» (соединение железной дорогой Сибири с Америкой). По этому поводу журналисты отмечали: «Русское правительство рассуждает о возможности отдать последние подземные богатства неисчислимой стоимости пришельцам, самым опасным для русских пришельцам, обладающим и громадными капиталами, необычайной энергией и знанием. Дорога от Берингова пролива нужна американским эксплуататорам, чтобы снабжать Азию и Европу богатствами штатов, Аляски и Сибири и вторгнуться в экономическую жизнь русского народа, который, как они рассчитывают, будет так же относиться к своей эксплуатации, как он относится в настоящее время, еще 90 лет.

Американских техников необходимо было давно призвать на известных условиях как строителей дорог, заводов, как организаторов, учителей, но не пускать к себе как эксплуататоров. Сделка с синдикатом – гибель крупной части достояния России» (Сибирская жизнь. – 1906. – № 70).

Если французы искали асбест, то англичан больше привлекала медь.

14 декабря 1900 года министр земледелия и государственных имуществ разрешил английскому акционерному обществу под наименованием «Акционерное общество енисейской меди с ограниченною ответственностью» отвод рудничных площадей под разработку медных руд и постройку медеплавильного завода на казенных землях, состоящих в фактическом пользовании крестьян Большеербинского сельского общества Знаменской волости Минусинского уезда Енисейской губернии. Кроме того, акционеры должны были выполнить еще 17 условий. Последнее, например, гласило: «За добываемую медную руду «Общество енисейской меди» уплачивает в пользу казны плату в размере ¹/₄ копейки с каждого пуда добытой руды (ГАИО, ф. 25, оп. 10, д. 2041, л. 13).

* * *

В 1837 году к существующим 12 министерствам прибавилось еще одно – Министерство государственных имуществ. Оно заведовало лесами, землями и недрами. В ведении его находились лесничества и казенные имения. В Европейской России были созданы окружные и губернские палаты государственных имуществ, которые стали осуществлять распоряжения нового министерства.

После реформ 1861 года в их структурах прошли небольшие изменения, после которых они стали называться губернскими управлениями государственных имуществ.

К сожалению, данные преобразования не коснулись Восточной Сибири. Сибирские казенные палаты имели двойное подчинение. Они осуществляли главным образом распоряжения Министерства финансов и одновременно решали вопросы, входившие в компетенцию Министерства государственных имуществ.

Благоприятная демографическая обстановка (если в 1855 году в губернии проживало 143 тысячи человек, то к 1890 году эта цифра увеличилась более чем в три раза. К 1 января 1891 года в губернии проживало 460 тысяч 989 человек обоего пола. – Л. Б.) давала мощный толчок к развитию сельского хозяйства и заводской промышленности в губернии.

Делопроизводство Казенной палаты начинало сильно отставать, а порой даже тормозить развитие экономическо-хозяйственной жизни губернии. Поэтому неслучайно в 1893 году правительство приняло решение организовать в Красноярске Губернское управление земледелия и государственных имуществ, таким образом освободив Казенную палату от хозяйственных вопросов. Она стала более предметно и целенаправленно осуществлять главную свою задачу – наблюдать за поступлением в казну государственных доходов, понуждая нерадивых налогоплательщиков к их уплате.

Однако в стороне от экономической жизни губернии она не стояла. Это ее сотрудники из года в год давали в отчеты губернаторов одни и те же слова: «Лесопромышленность в губернии развита слабо, несмотря на громадные площади лесов» (Всеподданнейший отчет о состоянии Енисейской губернии за 1890 год, с. 3).

С приходом к управлению государственными имуществами Енисейской губернии Александра Фомича Духовича лесная отрасль постепенно начинала оживать. (Новый управленец был высокообразованным специалистом-лесником. В 24 года Духович окончил Петровскую земледельческую и лесную академию со званием кандидата лесоводства, всю свою жизнь посвятил изучению леса. Он долгое время работал ревизором в Омском лесничестве, в 1894 году его перевели в Томскую губернию, а еще через три года он оказался в Красноярске, где с 1 апреля 1897 года стал служить в должности управляющего земледелием и государственными имуществами Енисейской губернии с окладом 1600 рублей в год (ГАКК, ф. 401, оп. 1, д. 433, л. 1). – Л. Б.).

В конце XIX века наши предприниматели начинают вести переговоры о торговле лесом с представителями европейских стран. Лидером этого направления становится М. Д. Шарыпов. Ему удается заключить контракт с Губернским управлением государственных имуществ на вырубку 1 миллиона хвойных деревьев. В июле 1899 года он отправляет в Лондон в качестве образцов 1500 штук брусьев енисейской сосны. Англичане всячески поддерживают красноярца. Следующую, самую большую, партию леса переправить в Лондон Шарыпову пообещал адмирал Макаров, который в эти годы находился на севере края, но неожиданно для купца адмирал так и не сдержал своего обещания.

Чтобы не разориться, красноярец продает право вырубки леса на весьма выгодных условиях амстердамскому купцу Шперну, который, по словам журналистов, сразу же организует в Сибири Нидерландское акционерное общество с капиталом в 750 000 гульденов (Енисей. – 1900. – № 44).

После этой крупной неудачи М. Д. Шарыпов разорился, и Казенная палата перевела его из купеческого сословия в мещанское (Аржаных, О. Что в имени тебе моем… / О. Аржаных. – Красноярск, 2008. – С. 244).

Наиболее удачным для местных заготовителей оказался 1903 год, когда были произведены «значительные хозяйственные заготовки материалов (бревен и шпал) для нужд Сибирской железной дороги на сумму 364 тысячи рублей (Всеподданнейший отчет енисейского губернатора за 1903 год, с. 5).

В это же время Духович занимается усиленным исследованием казенных лесных пространств: за два года лесники изучили 13 лесных дач общей площадью 788 000 десятин, из них 120 000 решили предоставить будущим сибирским переселенцам (там же, с. 4).

Идея красноярца Шарыпова о возможностях торговли лесом с иностранцами в 1905 году снова находит свое продолжение. На этот раз Лесной департамент заключает договор со статским советником Пфаффиусом об отпуске ему из лесных дач бассейна реки Енисей в течение тринадцати земных периодов для экспорта морским путем в Англию 1 000 000 пиловочных бревен по цене от 50 до 90 копеек за штуку в зависимости от породы леса (ГАКК, ф. 595, оп. 48, д. 1, л. 19). Однако и на этот раз попытка также оказалась неудачной.

В 1906 году Енисейский губернатор Гирс вынужден был признать, что деятельность управления государственными имуществами за минувший год не дает возможности отметить явления, которые бы свидетельствовали об успехах лесного и сельскохозяйственного дела (Всеподданнейший отчет и. д. енисейского губернатора за 1906 год, с. 4). Спустя десятилетие другой енисейский губернатор, Я. Д. Бологовский, в своих отчетах старался вообще не упоминать о лесных богатствах края. Хотя в статьях и докладах экономисты призывали местных предпринимателей смелее вкладывать свои капиталы в развитие лесопромышленной отрасли.