Собрание сочинений
Текст книги "Собрание сочинений"
Автор книги: Леонид Трефолев
Жанр:
Поэзия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)
За царскими братьями едут гонцы:
Они потешались охотой.
Сваливши медведя, пришли молодцы,
Смущённые тайной заботой:
Зачем их призвали? Быть может, теперь
И царь Вукашин разъярился, как зверь,
Недавно убитый с размаху?
Быть может, готовит им плаху?
Но царь очень весел, сидит за столом,
Не морщит суровые брови,
Не учит придворных бичом и жезлом,
Не требует крови да крови.
И братья смиренно к нему подошли,
Ударили оба челом до земли
И оба промолвили разом:
«Явились к тебе за приказом».
"Приказ мой, о братья, храните от жен,
Храните до самого гроба!
Вы знаете, братья, чем я раздражен,
Какая свирепая злоба
Терзает мне душу, сосет как змея:
Не строится горная крепость моя.
Казну золотую я трачу,
А вижу одну неудачу.
Известно мне средство исправить беду.
Но стоит великой утраты.
От вас послушания рабского жду, —
Нас трое, и все мы женаты,
И наши подруги цветут красотой:
Царица моя – словно месяц златой,
Княгини – как звезды… Но вскоре
Постигнет их лютое горе.
Из них кто пойдет на Баяну-реку,
Домой во дворец не вернется,
Ее на ужасную смерть обреку:
Живая в стене закладется.
И будет твердыня грозна и сильна.
Врагов в нашу землю не пустит она.
Нам дороги жены… Но, боже,
Прости нас! – отчизна дороже.
Ни слова об этой! Решит все судьба:
Кто завтра придет на Баяну,
Хотя бы царица, – она мне люба,
По ней сокрушаясь, завяну, —
Но первый, клянуся, возьму молоток
И буду безжалостен, буду жесток:
Царицу в стене замуравлю
И крепость над нею поставлю!"
Все трое клянутся молчанье хранить,
Целуют святое распятье:
"Да будет над тем, кто дерзнет изменить,
Во веки господне проклятье!"
И братья поспешно ушли из дворца;
У них трепетали от страха сердца,
А царь Вукашин усмехался,
И ночью царице признался:
"Жена, не ходи на Баяну-реку,
Домой во дворец не вернешься,
Тебя на ужасную смерть обреку:
Живая в стене закладешься!"
И хитрый Углеша поведал жене,
Кто будет на утро заложен в стене.
Лишь Гойко, поклявшись святыней,
Молчал пред своею княгиней.
Вот утро настало. Царица к жене
Углеши пришла и сказала:
«Невестушка, сильно неможется мне!»
И – пальчик больной показала.
"Сходи за меня на Баяну-реку,
Обед отнеси моему муженьку".
– "Охотно пошла бы, родная,
Да ноги не ходят: больна я".
И младшей невестке такие слова
Сказала лукаво царица:
"Сегодня болит у меня голова,
Сходи за меня, Гойковица,
Сходи поскорей на Баяну-реку,
Обед отнеси моему муженьку".
– "Царица, дитя не обмыто,
И платье мое не дошито".
– "Пустой отговоркой меня не серди,
Племянника-князя умою
И платье дошью я… Поди же, поди
К Баяне дорогой прямою!"
Смеясь Гойковица на жертву идет,
Дорогой веселые песни поет.
И Гойко воскликнул рыдая:
«Пропала жена молодая!»
"О чем же ты плачешь, скажи, не таясь?! —
Спросила княгиня. Рукою
Махнувши, ответил задумчиво князь:
"Сегодня я шел над рекою
И перстень алмазный в нее уронил,
А как этот перстень был дорог и мил!"
Смеется княгиня: "Так что же?
Мы купим другой, подороже".
Ни слова в ответ. Опустивши глаза,
Стоял он пред ней как убитый.
А к ним приближалась в то время гроза:
Царь ехал с вельможною свитой.
С коня соскочивши, бежит он вперед.
Княгиню за белые руки берет,
Приветствует грозно, сурово:
"Сноха молодая, здорово!
Работники, плотники! Живо, сюда!
Где зодчий придворный мой Рада?
Тащите княгиню… Не много труда,
А знатная будет награда:
По-царски я вас серебром награжу,
Когда молодицу в стене заложу…"
И царь молотком потрясает,
И гневные взоры бросает.
Княгине смешно показалось. Она
Бежит легконогою серной…
И думает: много хмельного вина
Хватил Вукашин благоверный!
Забавно княгиня играет, шалит,
Себя на закладку поставить велит, —
И вскрикнула весело, бойко:
«Простись же со мною, князь Гойко!»
И князь обнимает жену горячо,
Целует у бедной голубки,
Целует стократно, еще и еще,
И щечки, и глазки, и губки.
«Прощай навсегда, дорогая жена!»
– «Прощай, мой хороший!» – смеется она,
Не зная предсмертной печали…
Но вдруг молотки застучали.
И вот до колен заложили ее,
А все Гойковица смеется,
И верить не хочет в несчастье свое,
Стоит, как овечка, не бьется.
До пояса плотники бревна кладут,
Тяжелые камни княгиню гнетут.
Тогда поняла Гойковица,
Что сделала с нею царица.
Не стонет кукушка средь горных вершин,
Не крик раздается орлиный,
То плачет княгиня: "Спаси, Вукашин,
Мой царь, повелитель единый!
Здесь душно, здесь страшно в холодной стене…
Князь Гойко! Скорее на помощь к жене!"
Стена подымается выше,
А вопли все тише и тише.
И зодчему Раде она говорит:
"Оставь небольшое оконце,
Чтоб видеть могла я, как в небе горит
Прекрасное сербское солнце.
Я буду смотреть на поля и луга
И землю родную стеречь от врага,
Увижу, хотя на минутку,
И милого сына-малютку".
И слезно она умоляет людей:
– "Прошу вас, жестокие люди,
Оставить оконце для белых грудей
И вынуть две белые груди:
Пусть будет питаться от дяди тайком,
Сынок мой Иова родным молоком!"
И Рада, придя в умиленье,
Исполнил ее повеленье.
Неделю в стене Гойковица жила
И грудью младенца питала;
В восьмые же сутки она умерла
И грустно пред смертью шептала:
"Сынок мой Иова! Навеки прости,
За мать Вукашину-убийце не мсти!
Как сладко мне быть, умирая,
Защитницей сербского края!"
5 мая 1876
Немецкая поэзия
СТАРОЕ И МОЛОДОЕ(Из Г. Гервега)
– Ты слишком, молод. Рассуждать
Тебе еще нельзя.
Умей, как мы, дней светлых ждать
Спокойно, не грозя.
Да поклонись пониже нам
И пыл в своей груди,
Подобный бешеным волнам,
Смири и остуди!
Ты слишком молод. Все дела
Твои ничтожны, верь!
Мы слышим: речь твоя смела,
И ты рычишь, как зверь.
Но, в тесной клетке разъярясь,
Не мучь страны родной
И прежде череп свой укрась
Священной сединой.
Учись почтительно к седым
Склоняться волосам.
Пусть _пламя_ обратится в _дым_!
Пусть закуешьея сам
В вериги _опыта_! Потом,
Разбив свои _мечты_,
Бог даст, в отечестве святом
Полезен будешь ты.
– Вы правы, деды в отцы,
Не смеем вас винить.
Но вам седые мудрецы,
Грешно и нас казнить.
Вы – стражи _прошлого_; оно ж
Содержит вас в плену.
Мы не поднимем меч и нож
На вашу седину.
Но вслушайтесь и в нашу речь,
Жрецы отживших каст:
Кто может _будущность_ сберечь,
И кто ее создаст?
Поверьте, люди древних лет,
Без нас наступит тьма!
Вы шли… И мы проложим след
Под знаменем ума.
Умом, наукой и трудом
Мы сбережем скорей,
Чем вы, наш милый старый дом
И наших матерей.
А ваши дочери… Без нас
Кто будет их любить?
За что же нас в тяжелый час
Вы вздумали губить?
Но старцы слушать не хотят,
Что любим мы добро.
Седины их во тьме блестят,
Блестят, _как _серебро.
А мы _вперед_ пойдем бодрей,
Не внемля их речам,
И _золотистый_ шелк кудрей
Раскинем по плечам.
О, не казните молодежь
За гордый, вольный крик!
В нем правду, может быть, найдешь
И ты, седой старик?
Мы ценим славу и добро
Твоих минувших дней;
Мы уважаем _серебро_,
Но _золото_… ценней!
Французская поэзия
КОНЬ(Из Барбье)
О Франция! Во время мессидора, [19]19
Мессидор – десятый месяц французского календаря, установленного Конвентом в 1793 г. (Ред.).
[Закрыть]
Как дикий конь, ты хороша была,
Не ведала, что значит бич и шпора,
Стальной узды носить ты не могла.
Ничья рука к тебе не прикасалась,
Чтоб оскорбить лихого скакуна;
Под всадником враждебным не сгибалась
Могучая широкая спина.
Как хорошо, как девственно-прекрасно
Блистала шерсть, не смятая никем!
Подняв главу, ты ржала громогласно,
И целый мир был от испуга нем.
Но овладел скакуньею игривой
Герой-центавр; пленился он тобой:
И корпусом, и поступью, и гривой.
Сел на тебя… И стала ты рабой!
Любила с ним ты разделять походы
При свисте пуль, в дыму пороховом,
И пред тобой склонилися народы,
Разбитые на поле боевом.
Ни день, ни ночь очей ты не смыкала,
Работала без отдыха с тех пор,
По мертвецам, как по песку, скакала.
В крови по грудь неслась во весь опор.
Пятнадцать лет, взметая поколенья,
Носилась ты на кровожадный пир;
Пятнадцать лет, в боях без сожаленья
Копытами давила целый мир.
Но наконец, без цели и предела
Устав скакать и прах в крови месить,
Изнемогла и больше не хотела
Топтать людей в всадника носить.
Под ним, дрожа, шатаясь, умирая,
Усталые колена преклоня,
Взмолилась ты; но бич родного края
Не пощадил несчастного коня.
На слабый стон он отвечал ударом,
Бока сдавил у лошади сильней,
И в бешенстве неукротимо-яром
Всю челюсть вдруг он сокрушил у ней.
Конь поскакал, но в роковом сраженья,
Невзнузданный, свой бег остановил,
Упал, как труп, и при своей паденьи
Он под собой центавра раздавил.
ПЕСНЯ РАБОЧИХ1867
(Из П. Дюпона)
Мы все встаем поутру с петухами,
Когда, дымясь, мерцают ночники;
Мы, бедняки, питаемся крохами,
И свет дневной нас гонит в рудники.
Работают там плечи, ноги, руки,
С природою в убийственной борьбе;
Но, ничего за тяжкий труд и муки
Под старость мы не сбережем себе.
Дружно, братья, станем в ряд,
Выпьем все из братской кружка!
Пусть палят во весь заряд
Истребительницы-пушки,
Посылая смерть народу!
Мы встаем,
Дружно пьем:
«За всемирную свободу!»
В глуби морской мы перлы собираем,
Из недр земли сокровища берем.
Мы сделали родную землю раем,
Но под землей, в аду своем, умрем.
За вечный труд какая, нам награда?
Останемся мы сами ни при чем…
Ведь не для нас сок сладкий винограда,
Ведь не себя мы в бархат облечем.
Дружно, братья, станем в ряд,
Выпьем все из братской кружки!
Пусть палят во весь заряд
Истребительницы-пушки,
Посылая смерть народу!
Мы встаем,
Дружно пьем:
«За всемирную свободу!»
Безвременно, согнув в труде жестоком
Наш тощий стан, мы гибнем ни за грош.
Зачем наш пот бежит с чела потоком,
И нас зовут «машинами» за что ж?
Обязана земля нам чудесами;
Построили мы новый Вавилон.
Но пчеловод, насытившись сотами,
Рабочих пчел из ульев гонит вон.
Дружно, братья, станем в ряд,
Выпьем все из братской кружки!
Пусть палят во весь заряд
Истребительницы-пушки,
Посылая смерть народу!
Мы встаем,
Дружно пьем: —
«За всемирную свободу!»
Презренного ребенка-чужестранца
Питает грудь несчастных наших жен,
А он потом – дитя штыка и ранца —
Стоит, в крови кормилиц погружен,
Он мучит их, тиранит, угнетает,
Нет для него святого ничего!
Себе за честь и славу он считает
Разрушить грудь, кормившую его.
Дружно, братья, станем в ряд,
Выпьем все из братской кружки!
Пусть палят во весь заряд
Истребительницы-пушки,
Посылая смерть народу!
Мы встаем,
Дружно пьем:
«За всемирную свободу!»
И в рубищах, в подвалах наших бедных
Скрывался, под гнетом торгашей,
Мы жизнь влачим из-за копеек медных
В сообществе нетопырей-мышей.
Они, как мы, друзья угрюмой ночи,
Они, как мы, не насладятся днем,
Хоть и у нас горят, как звезды, очи,
И кровь кипит живительным огнем.
Дружно, братья, станем в ряд,
Выпьем всё из братской кружки!
Пусть палят во весь заряд
Истребительницы-пушки,
Посылая смерть народу!
Мы встаем,
Дружно пьем:
«За всемирную свободу!»
И каждый раз, когда из нас струится
Кровь честная и обагряет мир,
Свободой мы не можем насладиться
И создаем из деспота кумир.
Побережем свои поля для хлеба,
А не для битв: _Любовь сильней войны_!
Мы будем ждать, когда повеет с неба
На всех рабов дыхание весны.
Дружно, братья, станем в ряд,
Выпьем все из братской кружки!
Пусть палят во весь заряд
Истребительницы-пушки,
Посылая смерть народу!
Мы встаем,
Дружно пьем:
«За всемирную свободу!»
28 октября 1873
Английская поэзия
МЕЖДУ ЖИЗНЬЮ И СМЕРТЬЮ(Из Т. Гуда)
Жизнь, прошай! Слабеют чувства… Смерти шлю привет.
Предо мной густые тени застилают свет.
Наступает полночь жизни… Смерть – не за горой…
Вижу я туман холодный, страшный и сырой;
Слышу я могильный запах, чувствуя в бреду,
Что он запах роз цветущих заглушил в саду.
Здравствуй, жизнь! Надежда снова освежила грудь,
Темный страх исчез, и сладко я могу вздохнуть.
Скрылись грозные виденья, нет их вкруг меня:
Разлетелись, словно тени, на рассвете дня.
Вновь блестят земля и небо… Свет дневной так мил…
И слышней мне запах розы запаха могил.
27 октября 1895
