Текст книги "Этология стадных животных"

Автор книги: Леонид Баскин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)

Я махнул рукой Жылкыбаю. Он весело засмеялся, крикнул:

– Одна юрта упала. – Присмотрелся получше, перестал смеяться, ахнул – Моя юрта упала. – И понесся к дому. Гроза уже кончалась.

Оставив табун, я вернулся в лагерь. Дождь расслабил землю, и она отпустила все колья, палатки рухнули. Самое обидное – подмокли пакеты с укосами травы. Перед грозой ребята забросили их в палатку девушек.

Теперь там по щиколотку стояла вода. Надо было все восстанавливать, сушить.

Стада сайгаков подходили к Каратаму по какому-то своему, непредсказуемому расписанию. Случалось, тысячи их пересекали степь, скапливались у пробных площадок, ложились на отдых неподалеку от сая.

Наблюдать за небольшими группами было легче, глаз успезал проследить за отдельными сайгаками, запомнить их. Так мы убедились, что группы непостоянны, сливаются и делятся каждый раз по-разному. Только матери с малышами оставались неразлучны.

Понятно, что скорее всего наше внимание привлекали сайгаки, ведущие группу, – вожаки. В смешанных стадах, где были и самцы, и самки, и ягнята, вожаком бывала одна из самок. Любопытно, что если в стаде самцов была хоть одна самка, она и вела всю рогатую компанию.

В таких случаях мы не ленились специально вспугнуть сайгаков, чтобы убедиться в правоте своих предсказаний. Вообще опыты с вспугиванием сайгаков стали нашим излюбленным занятием. Нам хотелось научиться предсказывать, куда побежит стадо. Можно ведь было с уверенностью сказать, куда побежит лошадь, овца. Почему же нам не удавалось сделать это в отношении сайгаков?

Несколько дней мы вспугивали сайгаков без всякой системы, чтобы «попробовать». Потом я решил упорядочить это занятие. Володя или Саша, встав во весь рост, не торопясь, не крича и не размахивая руками, шел прямо к сайгакам. Одновременно он считал шаги, так что мы достаточно точно определяли, на каком расстоянии сайгаки обратили внимание на пешехода, подняли головы, заволновались и с какой дистанции стадо приходило в движение. Пригнув головы к земле, как бегуны на короткой дистанции, сайгаки набирали скорость, уносились прочь, чаще скрывались за горизонтом, иногда только отбегали подальше, продолжали пастись.

Такие опыты я уже проводил со многими животными, и тем неприятнее мне было сомнение Саши. Он объяснял:

– Пешеход для сайгаков в новинку, так что наши опыты ни о чем не говорят. Нужно гоняться за ними на машине, как охотятся заготовители и браконьеры.

Было решено понаблюдать, как поведут себя сайгаки, вспугнутые машиной. Я рассказал Боре о намеченных гонках. Было важно, как он воспримет мое предложение, приказ тут не годился.

Боря буквально загорелся, едва дождался вечера. Ребята умоляли взять их в кузов, пришлось отказать. Кто работал на ГАЗ-66, знает, что при всех своих достоинствах это неустойчивая машина: слишком облегчен зад, его легко заносит, машина ложится на бок.

Пока мы собирались на «охоту», как окрестил нашу затею Боря, я уже охладел к ней. Не мы первые собирались понять сайгаков на машине, и я примерно знал, что при этом происходит. Оставалось убедиться самому.

Под вечер мы выехали в степь. Первая же группа сайгаков стала подопытной. Едва мы приблизились, как стадо пришло в движение. Из кабины я хорошо видел, как то в одном, то в другом конце стада выскакивают вверх и вперед сайгаки. Такой прыжок называют «смотровым». Никто не знает, в чем его смысл. Подпрыгивали не вожаки, и не на нас смотрели эти сайгаки. Сигналить как будто тоже было некому, соседи по стаду и так были испуганы донельзя.

Стадо сначала помчалось от нас, потом взяло наискось, нам наперерез. Боря прибавил скорость, мы быстро сближались со стадом. Оно стремилось перебежать нам дорогу во что бы то ни стало. Боря шел под семьдесят километров в час, и все же сайгаки обогнали нас, помчались налево и наискось. Я попросил Борю отпустить их с миром. Конечно, эТа гонка имела мало общего с опытами с пешеходом.

Мы стали подъезжать к стадам потихоньку, каждый раз прибавляя в скорости по пять километров. Примерно с тридцати километров в час сайгаки начали перебегать нам дорогу. Желания обогнать более медленно идущую машину они не проявляли. Оставалось понять, что порождает такое странное поведение. Мы стали ездить рядом со стадами сайгаков, принимали во внимание и ветер, и наклон местности, и направление их прежнего движения. Пожалуй, было существенно лишь, как далеко в стороне от нашего пути находились сайгаки. Те, что были поближе, поступали, с нашей человеческой точки зрения, неразумно: бежали нам наперерез, а потом прочь. Вероятно, они не улавливали небольших различий в направлении нашего движения. Быть может, кидаясь наперерез, они лучше ощущали, что бегут под углом к нам, надеялись скорее удалиться. Когда на байдарке пересекаешь водохранилище и к тебе приближается «Метеор», тоже гребешь ему наперерез и понимаешь свою ошибку, только оказавшись едва не под носом корабля. А до этого уверен, что плывешь правильно. Кажется, останься на месте, и корабль налетит прямо на тебя.

В Каратаме сайгаки задерживались ненадолго. Проходное было у них место. Меня тянуло к Котурсаю и возвышавшемуся над ним Котуртасу. От этой высокой по местным меркам сопки начиналась ровная степь, уже недалеко было и до хлебных полей. Там за Котуртасом было сайгачье царство.

Всем хотелось туда поехать, в Каратаме уже начало надоедать, хотелось нового места, новых впечатлений. А мы поехали втроем – с Володей и Сашей. Хоть и не говорили об этом, но все трое помнили прошлогодний маршрут, гипсовые пустыни, лихие времена. К тому же мне хотелось поехать налегке, чтобы при случае без труда перекочевать.

Мы ушли на Котуртас пешком, ведя навьюченных коней – моего белоногого и Сашиного алатая – в поводу. Дорога была уже хорошо знакома, тропинки набиты табуном. Только степь была не та, что в начале июня. Высохла почва, пожелтела трава, лишь у воды, на болотцах вдоль сая ярко выделялись темно-зеленые лужайки. Пятна свежей травы выделялись в ложбинах по склону Котуртаса, там, где еще замерзли ключи. В одном из таких мест, не смущаясь, что придется ставить палатку на склоне, мы и оборудовали стоянку.

Саша напевал потихоньку: «то ли дело под шатрами в поле лагерем стоять». Все так и было: шатер, стреноженные кони и степь. Видно было на десять километров.

Рядом с палаткой стояли на треногах наготове подзорные трубы. Осмотрелись мы в первые же минуты. Вся сайга собралась на склонах Котуртаса и соседних сопок, сборища получились тысячные. Внизу, в открытой степи сайгаков оставалось немного, все маленькие группы. И они потихоньку подымались вверх. Наверное, на склонах было прохладнее, а может быть, легче выбить ямку в сухой земле. Сайгаки не любят лежать на траве, стараются устроить себе песчаную лежку.

Мы заранее обговорили планы. Саше предстояло прямо от лагеря вести наблюдение, картировать все подвижки сайгаков, а мы с Володей собирались пройти по равнине, если сможем добраться до хлебных полей.

В шесть вечера стали подниматься с лежки сайгаки, тронулись в путь и мы. Шли не торопясь, смотрели вправо и влево, старались получше понять, как живет здесь сайга: куда и зачем ходит, что ест, чего боится. Расстояния в степи 　　обманчивы. Мы быстро поняли, что до вечера далеко не уйдем. Стали выглядывать пригорок повид-нее, установили подзорную трубу. Сайгаки, еще недавно лежавгние одним трехтысячным сборищем, группами по двадцать, по двести, каждая в своем темпе, с выпасом двигались из сопок на равнину.

При шестидесятикратном увеличении морды сайгаков казались совсем близкими, я отлично видел их глаза, причудливо горбатые носы, видел, как они щиплют траву. Сайгаки паслись точно так же, как это делают небольшие группы архаров: двигаясь все вместе то в одном, то в другом направлении, держась довольно близко друг к другу. Казалось, они старались аккуратно, строчка за строчкой стравить участок степи. Я подумал, что мы могли бы измерить, сколько они съели здесь травы. Достаточно было бы сравнить количество травы на том месте, где сейчас паслись сайгаки, и на сходном участке по соседству. Мысли одна счастливее другой теперь осеняли меня. Подсчитаем, сколько времени в сутки пасутся сайгаки, сколько делают щипков в минуту, много ли срывают за один раз. Да ведь таким путем мы сможем установить рацион сайгаков! Этого еще никто не делал. Тут же я припомнил, что в Туркмении питание овец изучали, имитируя их пастьбу. Зоолог шел сзади овцы и срывал траву, повторял ритм ее пастьбы. Не так уж быстро удавалось ему наполнить мешок травой. Доле овцы в пустыне не позавидуешь. Чтобы наесться, ей нужно сделать семь тысяч щипков.

С удвоенным интересом мы продолжали наблюдать за сайгаками. Володя записывал под мою диктовку, а я, не отрываясь от трубы, считал шаги, щипки одного из животных. Нашего терпения хватило почти на час. Потом я хорошенько приметил место, где паслись сайгаки, и отправил туда Володю. Антилопы заметили его, один из сайгаков резко вспрыгнул вверх и вперед, тотчас вся группа, низко опустив головы к земле, понеслась прочь. Я не отрывался от трубы, чтобы не потерять места пастьбы. Было хорошо видно, как Володя ищет следы кормления сайгаков. Жестами я пытался помочь ему. В конце концов мы стали искать вдвоем, но безуспешно.

Мы отправились на поиски другой группы сайгаков, вскоре ее нашли, снова ждали, пока следы кормежки, казалось, будут очевидными, и снова не смогли их отыскать.

До вечера мы неоднократно повторяли наши попытки. Основной травой в степи был типчак, рос он небольшими округлыми дерновинками. Между ними проглядывала красная земля. Не знаю, как получилось – я попробовал «щипать» типчак и неожиданно для себя открыл, что по краям дерновинок трава слабо укоренена, легко выдергивается. Конечно, дерновинка уменьшалась, но заметить это было нелегко. Совсем не так, как при наблюдении за лошадьми, которые срезают траву точно ножницами.

Огорчившись, что надежды на интересные наблюдения развеялись, я решил проверить неожиданный факт по-другому. Если сайгаки выдергивают типчак из дерно-вин, а не срывают его, это может ухудшать возобновление травы в степи.

Через несколько дней, вернувшись в Каратам, мы выщипали на одной из наших опытных площадок половину дерновины. Собранную траву взвесили. Я надеялся, что общий урожай травы за лето здесь окажется меньше, чем там, где, подражая лошадям, мы срезали траву ножницами. Увы, в тот год это не подтвердилось. В полупустыне типчак не давал отаву. Что вырастало в начале лета, то и составляло общий урожай, ешь его в июне или в августе. Впрочем, быть может, выщипывание сайгаком дерновины сказывается на следующее лето?

Палатку мы поставили выходом вниз по склону, на простор. Когда проснулись на рассвете, что-то и спать в те ночи не хотелось, отбросили входные полотнища, прямо из палатки наблюдали, как появляется издали сайга, пасется по долу, понемногу сливается в группы все большего размера, подходит к подножию холмов. Часам к одиннадцати сборища сайгаков уже отдыхали на склонах Котуртаса.

За четыре дня, что мы собирались провести в этих местах, хотелось, помимо прочей работы, еще и сфотографировать сайгаков «в упор» и добыть несколько животных. У меня были лицензии на научный отстрел. Конечно, не вся туша могла поместиться в банках с форма-

I

лином, волей-неволей что-то пришлось бы опустить в котел. На охоту я отправил Володю, а фотографировать взялся сам. 　　Первые маневры я попытался делать открыто – словно гулял по степи и невзначай понемногу приближался к сайгакам. Они подпускали меня не ближе двухсот пятидесяти метров, так что я еще раз убедился, что измерения, проделанные Володей с Сашей, были верны.

Я попробовал подползать, точнее, подвигаться к сайгакам на четвереньках. Ползти с дорогим фотоаппаратом, да еще с громоздкой треногой я не мог. И этот способ не’удался.

Наконец, я решил испытать свое счастье из засады. Но где было укрыться посреди степи? Оставалось просто залечь на ровном месте, надеясь, что сайгаки меня не опознают. Мы уже примерно знали маршруты движения групп в окрестностях лагеря. Дело было утром, когда сайгаки идут вверх, в сопки, и я устроился у них на пути, направил объектив навстречу.

Что-то поначалу мне не везло. То группа проходила не близко, то мне не нравился кадр. Я снимал «Салютом», а у него, как известно, «лягушачья» экспозиция: снимаешь всегда с нижней точки, потому что смотришь в видоискатель сверху. Есть умельцы, что держат «Салют» при съемке над головой, перевернув видоискатель вниз. Но для этого требуется немалая сноровка, которой я не обладал.

Я укрепил фотоаппарат на треноге, словно снимал не пугливых сайгаков, а отдыхающих на пляже, все приготовил и стал ждать. Потребовалось терпение. Группы сайгаков благополучно миновали меня. Один самец даже остановился в недоумении, долго смотрел на меня, видно, силясь понять, что это такое – на пяти ногах и в шляпе. Потом мне повезло. Большое стадо вышло на меня прямо в лоб. Первые снимки я делал еще издалека, потом стал экономить кадры. Дождался, что сайгаки обступили меня со всех сторон. Это правда – некоторые кормились в десятке метров! Только те, которые могли со мной столкнуться, вдруг начинали меня рассматривать, даже шарахались на пробу – не погонюсь ли. Но я стоял неподвижно, только руки крутили рукоятки.

Когда надоело снимать с одного места, я стал подходить к группам. Только сгибался и держал треногу с фотоаппаратом перед собой. Стада подпускали совсем близко.

Когда рассказывал в лагере ребятам, сам удивлялся такой непонятливости сайгаков. Володя слушал ревниво. Он принес на себе хорошего рогача, добыл его с великим трудом, несколько часов подползал на животе к стадам, караулил их, затаив дыхание.

Когда снимали с головы сайгака шкуру, случайно резанули под глазом, вскрыли мешок подглазничной железы, испачкались в пахучем секрете. Запах потом преследовал меня не один день, не хотелось и мяса. Казахи считают эти железы ядовитыми, выбрасывают голову или хотя бы вырезают железы. Наверное, не на всех людей запах действует одинаково. Саша с Володей отнеслись к нему куда равнодушнее, чем я.

Возле костра мы бы чувствовали себя как дома. Но мы не зажгли костер, словно были в дозоре. Притаились, слились с темнотой. Неподалеку маячили силуэты стреноженных, пасущихся коней.

Далеко за полночь мы говорили о степи, о себе, о будущем. И были уверены, что все состоится, всего добьемся. Степь открылась нам, стала своей, не опасной.

Два года назад меня привез к Токаю начконь, перечислил, как принято, тех, кто меня прислал:

Замминистра написал, начальник областного управления написал, начальник районного управления написал, директор конезавода мне сказал, я тебе говорю: «Вот товарищ из Москвы, будет с тобой работать».

И вдруг все мои поручители приехали в Каратам. Один за другим подкатили к нашим палаткам три газика, и начальство, важное, нарядное, оказалось в нашей молодежной компании. Как раз у Кати поспел обед. Мы пригласили гостей к столу, поставили перед каждым миску каши и кружку компота. Они веселились, как дети:

Манную кашу едят! Мы будем манную кашу есть! Компот вместо коньяка!

Громоздкие немолодые мужчины от души радовались нашему угощению, компании, молодости. Потом мы вместе осматривали табун. Начальство оказалось дотошным и опытным, сразу заметило, что кони пока ненагуляны – мешали жара и гнус. Бедный Токай огорчался, пытался спорить, хотя и он понимал, что правы приезжие, слишком подолгу стоит табун «в кучку», лошадям и душно, и голодно. Их бы угнать подальше в мелкосопочник, где попрохладнее. Не держаться за насиженный Каратам.

Вечером собрались в юрте бригадира. После барашка, после чая с баурсаками завязался общий разговор о пастушестве, о 　　степи, о лошадях. Заместитель министра Казахстана припомнил нашу встречу в Алма-Ате. И вдруг мне предложили создать проект «Города животноводов». Говорили о городе, потому что хотели подчеркнуть, что все здесь будет по-новому. Однако мне да-валг полную свободу, возможность преобразовать животноводство области так, как это подсказывала наука: и современная, и древняя. Проект можно было осуществить по договору между Академией наук и областными организациями.

Вернувшись домой, в лагерь, я долго обдумывал предложение. О сне и не думал. Записывал при свече возможные этапы работы, подсчитывал, сколько понадобится помощников, сколько лет труда.

Основу проекта, конечно, должна была составить карта пастбищ. Мне казалось несомненным, как много вреда приносит животноводству идея так называемых «всесезонных» пастбищ. Копытные любят длинную дорогу. Известны маршруты кочевий казахов, они были во много раз длиннее, чем в наше время. Отец Токая уходил на зимовку из Тургая в Кызылкумы и Приараль-ские Каракумы, это пятьсот километров по прямой. В малоснежной пустыне он кормил лошадей зимой, когда начинало теплеть, кочевал вслед за отступавшей снежной линией к северу, стараясь кормить табун только молодой зеленью, столь богатой питательными веществами. Старики понимали, что в июле нечего делать в жарких степях – надо уйти на север или в сопки, скармливать здесь траву, пока она свежа и доступна, зимой ее не возьмешь. При таком землепользовании на тех же пастбищах можно прокормить вдвое больше скота.

Как-то все это нарушилось. Области размежевались, поделили пастбища, словно все это не одно государство. Опять же решались проблемы быта казахов. Только вот что неправильно: тянули пастухов, а с ними и табуны поближе к библиотекам и баням, как будто нельзя было наоборот.

Конечно, все это нелегко восстановить. Ну да это не моя забота. Наше дело – проект, обоснования, расчеты. Многое найдем в книгах, кое-что сделаем сами: проследим, когда зеленеет трава, зацветают пустыня, степь, горы, рассчитаем сроки движения, нормы пастьбы.

Одной ботаникой не ограничимся. Маршруты нужно наметить естественные, чтобы табун сам шел, куда надо. Как говорил Токай: «Лошадь, как инженер, степь знает лучше нашего». Конечно, он преувеличивал. Расспросив старых чабанов, можно будет восстановить пути былых кочевок, ведь они уточнялись сотни лет. Но этого мало. Выпросим несколько сот лошадей, наденем на них номера, видные за километр, а может быть, и радиопередатчики. Будем следить, какие пути они выберут. Получится ли? Ведь лошади давно забыли, где они – Кызылкумы. Эта память передается от матери к дочери, от косячного жеребца – сыновьям. Теперь и лошадям надо все запоминать заново.

Да, с передатчиками! Этот нехитрый прибор поможет во многом. Даже во время ночных дежурств. Пастух завернулся в тулуп, дремлет, а на другом конце табуна волки ловят жеребенка, косячник сражается в одиночку. Мы повесим ему на шею передатчик в паре с шагомером. На табун нужно тридцать передатчиков, у табунщика – приемник. Все спокойно – пастух слышит: «бип-бип-бип», шагомер отсчитывает неторопливые шаги жеребца. Напала стая волков, сумятица в табуне – в приемнике разом зачастили гудки, тут и лентяй проснется.

Вообще над управлением табуном мы поработаем. Это наш любимый вопросик. От предвкушения возможных находок, удач я даже засмеялся. Да, предстояла

горячая работа.

Мысли бежали дальше. Я представил себе бригады на дальних дорогах. Пойдут ли люди на это? Теперь все тянутся к теплу, к телевизору. Но почему без них? Строить базы. Пусть они будут открытыми для всех бригад, лишь бы по-хозяйски к ним относились. Конечно, ремонт, подвоз горючего, продовольствия должны быть обеспечены. Одному хозяйству здесь не справиться: велики расстояния, разные области. Надо создать мощные управления: со своим транспортом, авиацией, связью. На пастбищах нужны резервные запасы сена, кошары, заслоны от ветра, изгороди.

Да, изгороди – это трудно, но очень важно. Их надо расположить так, чтобы стада шли словно в широких коридорах. И чтобы изгороди не мешали, а помогали животным пастись: направляли их на лучшие пастбища, предупреждали отколы в сторону. Здесь большой опыт у австралийцев и американцев. Хорошо бы съездить в Австралию, самому посмотреть, как обустроены пастбища.

Спланировать правильно систему изгородей – это очень сложно. Тем более что предстоит пасти лошадей, овец, коров, верблюдов, и здесь же необходимы сайгаки, джейраны, куланы, кабаны. В степи для каждого вида есть свой корм. Какая глупость была извести верблюдов в Тургае! Прекрасные, никому не мешавшие звери, а их корм лишь частично доступен овцам, большая часть его сейчас не используется. Конечно, необходимо учесть и диких копытных. Они освоят участки, недоступные домашним. Чем сложнее комплекс видов, тем устойчивее сообщество, тем более оно продуктивно.

Я незаметно заснул, даже не влез в спальный мешок. На рассвете, продрогнув, я очнулся, вылез из палатки. Все вокруг было серо от росы. Если дождаться, когда солнце заглянет в Каратам, каждая травинка засверкает, засеребрится.

Спать не хотелось, и я принялся готовить завтрак. Принес воды, поставил на огонь чайник и кастрюлю. Пока они грелись, сходил к коням, посмотрел, в порядке ли на них путы. Случалось, запутавшись в веревке, кони подолгу стояли, не кормились.

Мысли о «городе животноводов» не оставляли меня. Проект можно бы составить за три – пять лет, но сколько потребовала бы перестройка хозяйства? Животноводство – это очень крупная отрасль. При всех недостатках сейчас создался привычный порядок, сложилась технология, к ним все приспособились: и древняя наука пастухов, и быт, и культура.

При перестройке неизбежны ошибки, проект – это всего лишь замысел, его надо еще проверить, осуществить. Сначала в одной бригаде, в одном совхозе. Если быть честным, на перестройку уйдет двадцать лет, да и не должно быть в таком деле конца, нужно улучшать и улучшать. Рано или поздно встанет вопрос о принципиально новом животноводстве – без содержания животных в стадах. Много тысяч лет назад наши предки открыли этот способ подчинения, управления копытными. Но пришло время идти дальше, искать новые принципы.