Текст книги "КГБ. Председатели органов госбезопасности. Рассекреченные судьбы"

Автор книги: Леонид Млечин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 72 страниц) [доступный отрывок для чтения: 26 страниц]

Серов перебирался из города в город, докладывая Берии о чистке в Вильнюсе, Варшаве, Лодзи, Познани… Он предложил изымать радиоприемники, чтобы поляки не могли слушать передачи лондонского радио. Этого не делали даже немцы.

Люди Серова охотились на лидеров подполья. В первую очередь было приказано захватить последнего командующего Армией Крайовой бригадного генерала Леопольда Окулицкого.

Окулицкий после поражения Польши в войне с Германией перешел на подпольное положение и стал организовывать отряды Сопротивления. В январе 1941 года его арестовало львовское НКВД. В августе, когда Германия напала на Советский Союз, его освободили, чтобы он принял участие в формировании польской армии. Он был начальником штаба в армии генерала Андерса, которая была была сформирована на территории Советского Союза, но переброшена на Ближний Восток.

В середине 1944 года по решению эмигрантского правительства генерал Окулицкий был переброшен на оккупированные земли. Он стал заместителем командующего Армии Крайовой, участвовал в Варшавском восстании. После поражения восстания возглавил Армию Крайову.

Гестапо его не поймало, а оперативники НКВД легко заманили Окулицкого в ловушку. Ему и другим руководителям подполья сообщили, что с ними желает встретиться для переговоров «представитель командования 1-го Белорусского фронта генерал-полковник Иванов». Это был псевдоним Серова.

Полякам передали, что «генерал Иванов» имеет особые полномочия от Сталина для ведения переговоров, а после переговоров им предоставят самолет, чтобы они могли вылететь в Лондон и согласовать свои действия с правительством в эмиграции. Причем советское командование гарантировало польским участникам переговоров полную безопасность. Они имели наивность поверить этим обещаниям.

Серов 27 марта 1945 года докладывал Берии: «Нами установлено, что эти лица пришли одни без охраны и оружия, заявив оставшимся, что они едут по деловым вопросам к военному командованию. Одновременно с этим они предупредили о необходимости явки на „совещание“, где они тоже будут присутствовать. Таким образом, их исчезновение не вызовет подозрения».

Полякам сказали, что сначала им надо вылететь в Москву, а оттуда они уже отправятся в Лондон. В Москве их поместили во внутреннюю тюрьму НКВД. И сразу же стали готовить суд над «организаторами диверсий против Красной Армии».

Британское правительство просило Москву объяснить, куда делись все эти люди. Молотов ответил британскому послу: «Советским властям не поручалось вести переговоры с представителями; польского правительства в Лондоне… Советские органы, перегруженные срочной работой, не имеют возможности заняться в настоящее время проверкой разного рода сообщений относительной арестов в Польше тех или иных поляков…»

Однако вся эта история стала изестна и вызвала бурю возмущения среди поляков, не ожидавших такого вероломства от союзников по совместной борьбе с фашистской Германией.

Ставленник Москвы генеральный секретарь Польской рабочей партии Владислав Гомулка, которого Сталин поставил во главе страны, в апреле 1945 года подписывал в Москве договор о дружбе. Оя все-таки задал Сталину вопрос о судьбе арестованных. Гомулка наш стаивал на том, что НКВД действовал незаконно и арестованные должны быть переданы польским органам безопасности. На что Сталин сказал:

– Они стреляли в наших.

Гомулка попытался возражать:

– Они приказывали стрелять не только в ваших, но в еще большей степени в наших людей.

И Сталин – так, во всяком случае, много позже рассказывал Гомулка – сказал:

– А может быть, вы и правы. Глупец Серов, уберу его.

Серова действительно перевели в Германию, но репрессивная политика на территории Польши продолжалась.

Над арестованными поляками в Москве организовали суд. Всех приговорили к различным срокам тюремного заключения. Большинство потом освободили по просьбе польского правительства – все это были известные в стране люди. Трое, в том числе генерал Окулицкий, по официальным данным, умерли в советской тюрьме.

В 1944–1945 годах в лагерях и тюрьмах НКВД сидело 27 тысяч поляков.

В 1946 году правительство социалистической Польши наградило его орденом Виртути милитари IV степени. В 1995-м президент Польши Лех Валенса отменил этот указ.

ЗОЛОТАЯ ЗВЕЗДА

29 мая 1945 года за «образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с немецкими захватчиками и достигнутые при этом успехи» по представлению Жукова Серов был удостоен звания Героя Советского Союза.

Вместе с Жуковьш они вошли в Германию и вместе там остались. Жуков возглавил советскую военную администрацию в Германии. Политическим советником к нему был назначен заместитель министра иностранных дел Андрей Януаръевич Вышинский.

Серов 2 мая был утвержден заместителем командующего 1-м Белорусским фронтом по делам гражданской администрации, а через месяц он стал называться заместителем Главноначальствуюшего советской военной администрации в Германии по делам гражданской администрации.

Одновременно Серов оставался заместителем наркома внутренних дел и руководил оперативной работой органов НКВД на территории оккупированной Германии. В июле он из комиссаров госбезопасности второго ранга превратился в генерал-полковника.

Многолетний начальник разведки Восточной Германии генерал-полковник и заместитель министра госбезопасности ГДР Маркус Вольф вспоминает, что Серов всегда был в мундире и в буквальном, и в переносном смысле этого слова. Серов сформировал структуры госбезопасности в Восточной Германии и назначил представителей госбезопасности во всех округах ГДР.

Один из создателей космической техники академик Борис Евсеевич Черток, ближайший сотрудник Королева, вспоминает, как в начале октября 1946 года советских ученых, которые приехали в Германию изучать немецкие ракеты «Фау-2», собрал генерал-полковник Серов.

Серов попросил составить списки немецких специалистов, которых есть смысл отправить в Советский Союз, чтобы они там продолжили свои работы. Лишних не брать – только тех, кто нужен.

– Мы разрешаем немцам брать с собой все вещи, – сказал Серов, – даже мебель. С этим у нас небогато. Что касается членов семьи, то это по желанию. Если жена и дети желают остаться – пожалуйста. Если глава семьи требует, чтобы они ехали, – заберем. От вас не требуется никаких действий, кроме прощального банкета. Напоите их как следует – легче перенесут такую травму. Об этом решении ничего никому не сообщать, чтобы не началась утечка мозгов.

Вечером 22 октября в ресторане был устроен банкет якобы по случаю успешных испытаний первых ракет. Немцы действительно веселились, русские, лишенные возможности выпить под такую прекрасную закуску, были мрачными.

В четыре часа утра сотни военных машин разъехались по городу. Сотрудники Серова практически одновременно постучались в двери всех немецких специалистов, которых решено было взять в Советский Союз. Переводчица будила хозяев, объясняя, что у нее срочный приказ Верховного Главнокомандования Красной армии. Дисциплинированные немцы беспрекословно начинали собираться. Никто и не пробовал сопротивляться. Люди Серова вели себя корректно, охотно шли навстречу любым просьбам – захватить еще что-то из вещей или заехать с кем-то попрощаться. Немцев погрузили в эшелоны, снабдили обильными пайками и отправили в Советский Союз. Но настроения в Москве вскоре изменились, и немцев фактически не подпустили к серьезным разработкам. Один из руководителей советского ракетного проекта откровенно сказал Чертоку:

– Борис Евсеевич, неужели вы еще не поняли, что немцы ни в коем случае не будут нашими режимными органами допущены к настоящей совместной работе? Они находятся под контролем органов НКВД, которым в каждом из них чудится фашист, перешедший на службу к американской разведке. А кроме того, что бы они ни сотворили, это будет не созвучно нашей теперешней тенденции в идеологии – все созданное в науке и технике сделано без всякой иностранщины…

В 1950-м немцев вернули на родину.

Генерал Серов по приказу Берии был утвержден членом Специального комитета по реактивной технике при Совете министров (Спецкомитет № 2; его возглавил член политбюро Георгий Маленков), то есть занимался ракетными делами.

Первая задача состояла в том, чтобы воспроизвести немецкие ракеты «Фау-2» и «Вассерфаль» (зенитные управляемые ракеты). Это долго не получалось.

В сентябре 1947 года Сергей Павлович Королев и его сотрудники приехали на еще строившийся ракетный полигон Капустин Яр, это старинный городок в низовьях Волги.

18 октября в 10 часов 47 минут утра там была запущена первая баллистическая ракета.

Председателем государственной комиссии по пускам немецких ракет «А-4», они вошли в историю под названием «Фау-2» (это сокращение от немецких слов «Vergeltungs Waffe» – оружие возмездия), был назначен маршал артиллерии Николай Яковлев, его заместителем – Дмитрий Устинов, членом комиссии был Серов.

Несколько дней не удавалось запустить двигатель ракеты, установленной на испытательном стенде. Не срабатывали электрические устройства, которые воспламеняют горючее. Электрика была еще несовершенной. Серов, раздраженный задержками, сказал ученым:

– Слушайте, чего вы мучаетесь? Найдем солдата. На длинную палку намотаем паклю, окунем ее в бензин, солдат сунет ее в сопло, и пойдет ваше зажигание!

Ученые вежливо замяли разговор.

Потом все-таки нашли неисправное реле, которое стояло в цепи включения зажигания.

– А кто отвечает за это реле? – спросил Серов.

– Товарищ Гинзбург.

– А покажите мне этого Гинзбурга, – грозно сказал Серов. Один из заместителей Королева, прикрыв собой стоявшего там же Гинзбурга, невинным голосом сказал, что показать Гинзбурга сейчас никак невозможно.

20 октября запустили еще одну ракету, но она сильно отклонилась от намеченной трассы. Полигонные наблюдатели с горьким юмором сообщили:

– Пошла в сторону Саратова.

Это услышал Серов.

Когда собралась государственная комиссия, Серов сказал:

– Вы представляете, что будет, если ракета дошла до Саратова? Я вам даже рассказывать не стану, но вы сами можете догадаться, что произойдет с вами со всеми.

Он не знал, что до Саратова было значительно дальше, чем могла пролететь ракета…

БОРЬБА С АБАКУМОВЫМ

– На территории Германии столкнулись все три ведомства – СМЕРШ, НКВД и НКГБ, – рассказывает Никита Петров. – И всем стало тесно. Постепенно верх взял начальник СМЕРШ Абакумов. С начальником СМЕРШ, а затем министром госбезопасности Абакумовым у Серова развернулась настоящая война. Абакумов жаловался, что Серов командует структурами военной контрразведки СМЕРШ, хотя не имеет на это права: «Серов со свойственным ему нахальством разражался потоком самых непристойных ругательств, в которых похабнейшими словами отзывается обо мне».

Эта вражда усилилась после того, как Серов вернулся в Москву, в центральный аппарат министерства внутренних дел.

Первым заместителем, как тогда говорили, по общим вопросам у Круглова стал Василий Степанович Рясной, еще один бывший нарком внутренних дел Украины. В конце февраля 1947 года Рясной и Серов поменялись местами. 25 февраля Иван Александрович стал первым замом. Он будет занимать эту должность семь лет до 13 марта 1954 года, после чего возглавит КГБ. Рясной же был назначен «просто» замом.

Между МГБ и МВД шла борьба не на жизнь, а на смерть. Абакумов забрал у министерства внутренних дел все, что мог, но хотел еще и избавиться от непокорных конкурентов. Абакумов жаловался Берии: «Тов. Серов известен своими провокационными выходками и склоками, которые он иногда допускает, поэтому пора положить конец этому и предупредить его».

Серов не сдавался. Он проявил бойцовский характер.

Абакумов писал на Серова Сталину, сообщал, что заместитель наркома внутренних дел возит из Германии барахло целыми вагонами, что Звезду Героя Советского Союза Жуков дал ему по дружбе. Обычно такие доносы ломали карьеры. Но Сталин ценил Серова, и его не тронули.

Серов не оставался в долгу и писал на Абакумова.

«Осенняя операция министерства государственной безопасности по украинским националистам, – сообщал Сталину заместитель министра внутренних дел Серов, – была известна националистам за десять дней до начала, и многие из них скрылись. Это ведь факт. А Абакумов за операцию представил сотни сотрудников к наградам».

В феврале 1948 года Серов обратился к Сталину с личным письмом:

«Этой запиской я хочу рассказать несколько подробнее, что из себя представляет Абакумов. Несомненно, что Абакумов будет стараться свести личные счеты не только со мной, а также и с остальными своими врагами – это с тт. Федотовым, Кругловым, Мешиком, Рапава, Мильштейном и другими.

Мне Абакумов в 1943 году заявил, что он все равно когда-нибудь Мешика застрелит. Ну а теперь на должности Министра имеется полная возможность найти другой способ мести. Мешик это знает и остерегается. Также опасаются и другие честные товарищи.

Сейчас под руководством Абакумова созданы невыносимые условия совместной работы органов МГБ и МВД. Как в центре, так и на периферии работники МГБ стараются как можно больше скомпрометировать органы МВД. Ведь Абакумов на официальных, совещаниях выступает и презрительно заявляет, что „теперь мы очистились от этой милиции. МВД больше не болтается под ногами“ и т. д. Ведь между органами МГБ и МВД никаких служебных отношений, необходимых для пользы дела, не существует.

Такого враждебного периода в истории органов никогда не было. Партийные организации МГБ и МВД не захотели совместным заседанием почтить память Ленина, а проводили раздельно, и при этом парторганизация МГБ не нашла нужным пригласить хотя бы руководство МВД на траурное заседание.

Ведь Абакумов навел такой террор в министерстве, что чекисты, прослужившие вместе 20–25 лет, а сейчас работающие одни в МВД, а другие в МГБ, при встречах боятся здороваться, не говоря уже о том, чтобы поговорить. Если кому-нибудь из работников МГБ требуется по делу прийти ко мне, то нужно брать особое разрешение от Абакумова. Об этом мне официально сообщили начальник отдела МГБ Грибов и другие. Везде на руководящие должности назначены работники СМЕРШ, малоопытные в работе территориальных органов МГБ. Сотрудники МГБ запуганы увольнениями с работы и расследованиями».

Никита Петров:

– Сталин ценил откровенность. Серов и Абакумов честно выкладывали друг про друга все, что знали плохого. Сталин мог быть только доволен. Благодаря этому соперничеству он узнал, У кого какие слабые места…

В 1951 году Абакумова отстранили от должности и арестовали. Серова Сталин сохранил.

А после ареста Берии в 1953-м Серова спас Хрущев.

Никита Петров:

– Хрущев был ангелом-хранителем Серова, который вполне мог пополнить ряды «бериевской банды». Но когда Хрущеву надо было на кого-то опереться в органах, он выбрал Серова…

Наверное, в первые часы и дни после ареста Лаврентия Павловича Серову было сильно не по себе, как и другим руководителям МВД.

Никита Петров:

– Другой заместитель министра внутренних дел Герой Советского Союза генерал армии Иван Иванович Масленников застрелился, видимо боясь последовать за Берией. Серову, похоже, объяснили, что у него проблем не будет.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ КГБ

В январе 1954 года во исполнение постановления ЦК КПСС «О серьезных недостатках в работе партийного и государственного аппарата» был создан Комитет государственной безопасности при Совете министров СССР.

Окончательное решение было принято 10 февраля президиумом ЦК. На этом заседании была рассмотрена записка МВД, в которой отмечалось, что структура министерства громоздка и «не в состоянии обеспечить на должном уровне агентурно-оперативную работу». Поэтому предлагалось выделить оперативно-чекистские управления и отделы из МВД и на их базе создать Комитет по делам государственной безопасности при Совете министров СССР, пишут историки Александр Кокурин и Никита Петров.

Сразу было решено, что оперативные подразделения, которые передадут из МВД в КГБ, будут сокращены на двадцать процентов. Президиум постановил «принять в принципе проект постановления ЦК о выделении из МВД органов государственной безопасности». Детали документа доработала комиссия в составе секретарей ЦК Николая Николаевича Шаталина и Михаила Андреевича Суслова, министра внутренних дел Круглова и его первых заместителей Серова и Константина Федоровича Лунева.

13 марта появился Указ Президиума Верховного Совета об образовании КГБ. Хрущев вывел партаппарат из-под постоянного контроля спецслужб. Он вообще не хотел усиления чекистского ведомства, поэтому оно не стало министерством, а получило второразрядный статус госкомитета. Впрочем, роль и влияние КГБ определялись не его формальным статусом.

Председателем КГБ в тот же день был назначен генерал-полковник Серов. Через год ему присвоили звание генерала армии, 25 августа 1955 года в честь пятидесятилетия наградили еще одним орденом Ленина.

Первым заместителем председателя был назначен Константин Лунев, профессиональный партийный работник. Он учился в Промышленной академии и Текстильном институте и много лет работал в Московском обкоме партии, последняя должность – заведующий административным отделом. На следующий день после ареста Берии его перебросили в МВД.

Генерал армии Филипп Денисович Бобков, который всю жизнь прослужил в КГБ, вспоминал, что вскоре после создания комитета Хрущев приехал в Центральный клуб имени Дзержинского и выступил с большой речью – она продолжалась больше двух часов – перед руководящим составом органов и войск КГБ.

Никита Сергеевич говорил, что роль контрразведки раздута, что нет необходимости держать такие большие штаты. Он предложил сократить аппарат госбезопасности, превратить комитет в обычное общегражданское министерство, отказаться от воинских званий, а то в Москве и так полно генералов…

После первого секретаря выступил Серов:

– Вы убедились, насколько товарищ Хрущев глубоко знает нашу работу и насколько четко, предельно ясно дал указание по агентурно-оперативной работе и по всей работе. Вот что значит человек громадного ума и большой практики. Ведь многие из вас также работают по десять – пятнадцать лет, а иной раз скатываются на всякие глупости. Поэтому вы должны четко, ясно продумать, вспомнить все указания, которые были даны товарищем Хрущевым.

Руководству КГБ было предписано «в кратчайший срок ликвидировать последствия вражеской деятельности Берии в органах государственной безопасности и добиться превращения органов государственной безопасности в острое оружие нашей партии, направленное против действительных врагов нашего социалистического государства, а не против честных людей».

Начались ликвидация райотделов, сокращения в городских и областных отделах и управлениях. Чекистов частично переводили в милицию, частично увольняли. Воинские звания сохранялись, но отменялись льготы. Это вызвало недовольство аппарата. Начальство пугали разговорами о том, что разочарованные сотрудники органов госбезопасности станут объектом вербовки со стороны иностранных разведок.

После войны в органы в большом количестве брали офицеров-фронтовиков – людей, привыкших выполнять приказы и сражаться с врагом. Понемногу стал расти образовательный уровень работников госбезопасности, большинство которых раньше даже школу не заканчивали.

За два года Серов уволил из КГБ 16 тысяч человек «как не внушающих политического доверия, злостных нарушителей социалистической законности, карьеристов, морально неустойчивых, а также малограмотных и отсталых работников». Две тысячи убрали из центрального аппарата, 40 человек лишили генеральских званий.

«Заменены почти все руководящие работники главных управлений, управлений и отделов центрального аппарата, – говорилось в одном из документов. – На эти должности более 60 человек направлены ЦК КПСС с руководящей партийной и советской работы».

Расставание со старыми кадрами шло трудно.

Бывший первый секретарь Московского горкома партии Николай Григорьевич Егорычев рассказывал мне:

– У меня в школе была любимая девушка, и я дома у нее бывал. Ее отец в Гражданскую командовал полком у Тухачевского. Его вслед за маршалом посадили и расстреляли. За что? Он сказал: «Я не верю, что Тухачевский – враг народа. Когда Сталин клялся у гроба Ленина, он много сказал хорошего, но ничего не выполнил…» Когда я уже в хрущевские времена был вторым секретарем МГК КПСС, она ко мне пришла и говорит:

– Моего отца не хотят реабилитировать.

– Почему?

– Не знаю.

Егорычев запросил через госбезопасность дело и посмотрел. Оказывается, вопрос о реабилитации попал к тому же самому следователю, который вел его дело…

Филипп Денисович Бобков пишет, что в 1954 году на заседании парткома в КГБ они рассматривали персональное дело некоего генерал-лейтенанта Жукова. В 30-х годах он был начальником дорожно-транспортного отдела НКВД на Западной железной дороге. В 1937-м или 1938-м на угольном складе станции Орша была раскрыта «шпионская группа, работавшая на Польшу». По делу арестовали около ста человек (сто шпионов на одном складе угля!), многим из которых были изменены фамилии с добавлением шипящих, что делало их похожими на польские, это придавало достоверность доказательствам шпионажа в пользу Польши. Серов предполагал назначить Жукова зампредом КГБ в одной из республик. Но назначение не состоялось, Жукова исключили из партии и лишили генеральского звания.

Генерал-лейтенант Вадим Алексеевич Кирпиченко, который всю жизнь прослужил в разведке, пишет в своей книге, что Серов, небольшого роста, быстрый в движениях, не мог долго сидеть на одном месте. Любил сам водить иномарки по Москве. Говорили, что внешне и по характеру он похож на Суворова, это Серову очень нравилось.

С назначением Серова в КГБ у оперативного состава исчез страх за свою жизнь. Но разведчики, которых он вызывал к себе, поражались его неосведомленности во внешней политике, небогатому словарному запасу. Иностранных языков он не знал.

«Во время многочисленных совещаний, заседаний и собраний актива, – вспоминает Вадим Кирпиченко, – Серов громил и разоблачал Берию и его окружение, то есть занимался привычным ему делом – все время надо было кого-то разоблачать, клеймить позором „врагов народа“ и призывать к повышению классовой, революционной и чекистской бдительности. Одновременно выдвигались требования соблюдать законность и партийные нормы в работе.

Когда кампания по разоблачению Берии и чистке чекистских рядов от его единомышленников несколько утихла, Серов начал заниматься и делами разведки, которые находились в запущенном состоянии вследствие волюнтаристских действий Берии. Руководители отделов разведки стали получать какие-то осмысленные указания по работе, началось заново формирование резидентур, поиски сотрудников на роль резидентов…»

По мнению историков, Серов провел большую чистку архивов госбезопасности в первую очередь от наиболее одиозных материалов, компрометирующих партию и правительство. Те, кто осенью 1954 года сидел во внутренней тюрьме КГБ на Лубянке, рассказали потом, что нельзя было открыть окно – такой шел дым. Во дворе жгли секретные бумаги.

Несколько дней машинами вывозили документы из архива Московского горкома партии, которым прежде руководил Хрущев. Занималась этим созданная в секретномпорядке группа, состоявшая из сотрудников секретариата Серова, и новое руководство спецотдела (архивы) КГБ, переведенные на Лубянку из аппарата ЦК КПСС.

В результате исчезли документы, которые свидетельствовали о причастности Хрущева к репрессиям. Поэтому Никита Сергеевич и решился подготовить и произнести знаменитую антисталинскую речь на XX съезде. Помимо его очевидного желания сбросить груз прошлого и освободить невинных людей, эта речь играла и сугубо прагматическую роль – подрывала позиции его соперников: Маленкова, Молотова, Кагановича, чьи подписи на расстрельных документах сохранились.

Почему секретный доклад был прочитан после формального завершения работы съезда? Считалось, что Хрущев решился в последний момент. Это не так. Доклад долго готовился, этот вопрос много раз обсуждался на президиуме ЦК. Ворошилов удрученно сказал, что после такого доклада никого из них не выберут в ЦК, делегаты проголосуют против. Поэтому доклад и был произнесен уже после выборов руководящих органов партии.

Берия хранил у себя досье на всех руководящих работников. Эти документы Серов перенес из КГБ в ЦК, чтобы никто из чекистов в них не заглянул. Хрущев пишет, что он эти досье не читал. Вероятно. Но их читал Серов. После чего члены президиума ЦК договорились все уничтожить. Это было одиннадцать больших бумажных мешков. Правда, кое-какие документы остались, и по ним можно предположить, что хранилось в остальных досье.

После поездок членов политбюро по стране в госбезопасность поступали доносы. Они были оформлены в виде рапортов о ходе поездок, но содержали такие детали, которые легко могли стать поводом для освобождения кое-кого из них от работы. Партийные руководители тоже люди: вдали от дома и бдительного ока коллег они, расслабившись, что-то себе позволяли, а сотрудники охраны заботливо все фиксировали и сообщали начальству на Лубянку. Этим занималась большая команда.

ВЕНГЕРСКИЕ СОБЫТИЯ 1956 ГОДА

Народное восстание в Венгрии началось 23 октября 1956 года. Днем по Будапешту с пением «Марсельезы» и «Интернационала» прошла массовая демонстрация. Демонстранты требовали отстранения от власти сталинистов и возвращения опального премьер-министра Имре Надя. Партийное руководство бросилось в советское посольство за помощью: введите войска!

В Венгрию разбираться прибыли члены президиума ЦК – первый заместитель главы правительства Анастас Иванович Микоян и секретарь ЦК Михаил Андреевич Суслов. И вместе с ними председатель КГБ Иван Александрович Серов.

Демонстранты напали на здание будапештского горкома. Погибло несколько десятков человек. А тут еще премьер-министр Имре Надь потребовал вообще вывести советские войска с территории Венгрии и сообщил, что страна выходит из Варшавского Договора.

Хрущев приказал Жукову подготовить операцию «Вихрь». 1 ноября в Москву на смотрины привезли члена политбюро и секретаря ЦК Яноша Кадара. Были и другие кандидатуры, но Хрущев поговорил с Кадаром и решил, что ему можно доверить Венгрию. Никита Сергеевич не промахнулся.

4 ноября началась операция «Вихрь»: советские танки вошли в Будапешт и другие города и подавили народное восстание. Первым делом арестовали министра обороны Венгрии Пала Малетера и начальника генштаба Иштвана Ковача, которые прибыли на переговоры о выводе советских войск.

Это было повторение операции, проведенной в 1945-м в Польше. Посол СССР в ВНР Юрий Владимирович Андропов сказал, что переговоры будут долгими, и предложил перенести их на советскую военную базу вне Будапешта. Но вести переговоры с венгерскими военными никто не собирался. Серов приказал их арестовать.

Серов дал указание особым отделам дивизий, вступивших в Венгрию, арестовывать всех организаторов мятежа, оказывающих сопротивление Советской армии с оружием в руках, а также тех, кто подстрекал и разжигал ненависть народа к коммунистам и сотрудникам органов госбезопасности.

Кадар пожаловался, что советская госбезопасность задерживает рядовых участников повстанческого движения. На это Серов ответил, что «могут быть арестованы отдельные лица, не принадлежащие к перечисленным категориям. Поэтому все арестованные тщательно фильтруются, те, которые не играли активной роли в мятеже, освобождаются».

Серов доносил в Москву, что «по ряду областей руководящие работники обкомов партии и облисполкомов чинят препятствия в аресте контрреволюционного элемента, принимавшего руководящее участие в выступлениях».

Кадар обратился к советским эмиссарам с просьбой освободить бывшего заместителя премьер-министра Ференца Эрдеи. Эрдеи во главе группы парламентариев пригласили в ставку советского командования и арестовали. Кадар ручался, что академик Эрдеи – не контрреволюционер.

Серов доложил в Москву: «Считаю, что делать уступки в этих вопросах не следует, так как практика показывает, что малейшая уступка реакционерам влечет за собой ряд дополнительных требований и угроз».

Кадар пришел в ужас, когда по стране распространились слухи о том, что арестованных венгров отправляют в Сибирь. Председатель Серов и посол Андропов объяснили Москве: «Небольшой эшелон с арестованными был отправлен на станцию Чоп. При продвижении эшелона заключенные на двух станциях выбросили в окно записки, в которых сообщали, что их отправляют в Сибирь. Эти записки были подобраны венгерскими железнодорожниками. По нашей линии дано указание впредь арестованных отправлять на закрытых автомашинах под усиленным контролем».

Заместитель министра внутренних дел СССР Михаил Николаевич Холодков, который прибыл в Ужгород для приема арестованных, доложил в Москву: Серов сообщил, что арестованных будет 4–5 тысяч человек. Поступило несколько десятков несовершеннолетних в возрасте от 14 до 17 лет, в том числе 9 девочек. На большинство арестованных не было надлежаще оформленных документов, неясно, за что их арестовали.

Холодков был переведен на службу в МВД всего за несколько месяцев до начала венгерских событий с должности секретаря одного из московских райкомов, до этого он работал на заводе и с чекистскими методами был еще незнаком.

Заместитель министра доложил своему начальству, что произведены явно необоснованные аресты. Серов в ответ сообщил в Москву, что виноват один из командиров дивизий, который отправил учащихся ремесленного училища в Чоп «без согласования с нами». Что касается остальных, то ведь враги никогда не признают свою вину…

Серов докладывал, что восставшими руководили югославы и с ними встречались американские дипломаты, в частности военный атташе. В последующем эти сообщения не подтвердились.

Серов предлагал похитить кардинала Йожефа Миндсенти, который укрылся в американском посольстве. КГБ СССР направил к нему агента с предложением нелегально вывезти его из страны. Но кардинал на провокацию не поддался.

За участие в венгерских событиях 26 военнослужащих получили звание Героя Советского Союза. Серов был награжден вторым орденом Кутузова I степени.

СЕРОВ СПАСАЕТ ХРУЩЕВА

Венгерские события серьезно напугали советское руководство. Они в определенном смысле погасили волну либерализации, которая пошла после XX съезда. Комитету государственной безопасности было приказано выявлять и арестовывать «клеветников» и «ревизионистов». Было арестовано несколько сотен человек.

В декабре 1956 года все партийные организации получили письмо ЦК «Об усилении работы партийных организаций по пресечению вылазок антисоветских, враждебных элементов». Это был серьезный шаг назад от антисталинских решений XX съезда и иделогическая платформа для действий КГБ.