Текст книги "Повесть о великом инженере"

Автор книги: Леонид Арнаутов

Соавторы: Яков Карпов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц)

Леонид Ипполитович Арнаутов, Яков Карпович Карпов
ПОВЕСТЬ О ВЕЛИКОМ ИНЖЕНЕРЕ

Канва жизни

Его творчество навсегда останется образцом ломки устаревших технических традиций.

Он всегда опережал свое время.

Он не подражал никому, ему подражали многие.

Академик инженерного звания.

Великий инженер.

Все эти восторженные отзывы адресованы одному человеку – Владимиру Григорьевичу Шухову. В нашу динамичную эпоху все быстрее сокращается «возраст актуальности» технических идей. Но годы идут, а интерес к трудам Шухова, к его жизни и творчеству не остывает.

Владимир Григорьевич Шухов – крупнейший русский инженер, изобретатель, ученый – прожил долгую и славную жизнь. Он видел своими глазами и первые шаги промышленного капитализма в России, и победную поступь социалистической индустриализации в годы предвоенных пятилеток. Он начал свою деятельность рядовым инженером-механиком, а завершил ее почетным членом Академии наук СССР, заслуженным деятелем науки и техники, Героем Труда, автором множества изобретений, проектов, выдающихся сооружений, теоретических исследований и формул, прочно вошедших в учебники и справочники.

Даже простой список работ Шухова и перечень сооружений, выполненных под его руководством и по его проектам, выглядит более чем внушительно: паровые котлы, нефтеперегонные установки, трубопроводы, резервуары, насосы, газгольдеры, висячие металлические перекрытия, водонапорные башни, наливные баржи, доменные печи, кузнечные и меднолитейные цехи, шпалопропиточ-ные заводы, пакгаузы, хлебные элеваторы, воздухонагреватели, железнодорожные мосты, ангары, мостовые краны, воздушно-канатные дороги, маяки, поворотные круги для паровозных депо, кессоны, дроболитейные вышки, радиобашни, мачты электропередач, дымовые трубы…

Но и этот перечень не дает полного представления о громадности работы Шухова.

Резервуары… 20 тысяч стальных нефтехранилищ, спроектированных Владимиром Григорьевичем Шуховым, было поставлено в России в дореволюционные годы.

Мосты… 500 мостов возведено на железных дорогах по шухов-ским проектам.

Не верится, что такая работа посильна простому смертному. Даже если бы Шухов, выполняя все эти проекты, не выходил за рамки известных технических решений, это все равно был бы беспримерный по своим масштабам инженерный труд.

И это еще не все. В перечне отсутствует одно очень важное слово – первый. Да, именно Шухов спроектировал и построил первый в России нефтепровод, первый цилиндрический стальной резервуар, первые висячие сетчатые перекрытия, первую гиперболоидную башню, изобрел первую в мире крекинг-установку.

«Многие научные и инженерные идеи Шухова, его творческий метод и сейчас близки нашей науке и способствуют техническому прогрессу»,– говорит академик А. Ю. Ишлинский.

Величие инженерной мысли, широчайший диапазон творчества Шухова, сумевшего оставить свой след в самых разных областях науки и техники,– все это объясняет неослабевающий интерес к его жизни и деятельности.

Жизнь Шухова кажется не очень богатой событиями.

Родился 26 августа 1853 года в городке Грайвороне Курской губернии, ныне Белгородской области. Родители – служащий экспедиции заготовления государственных бумаг Григорий Петрович Шухов и его жена Вера Капитоновна.

Детские годы провел в деревне. Закончил с отличием 5-ю Петербургскую гимназию, а в 1876 году – Московское высшее техническое училище, получив диплом инженера-механика и командировку в Соединенные Штаты для знакомства с американской промышленностью.

В 1878 году поступил в техническую контору инженера А. В. Бари (впоследствии «Стальмост», ныне ЦНИПИпроектсталь-конструкция), где в должности главного инженера проработал более полувека.

В 1894 году женился на дочери коллежского советника Анне Николаевне Мединцевой.

В 1903 году был избран почетным членом Политехнического общества. С 1918 года – член правления национализированного завода Бари, впоследствии завода «Парострой».

В 1928 году получил звание заслуженного деятеля науки и техники. В том же году избран членом-корреспондентом Академии наук СССР по разряду технических наук, а в 1929 году – почетным членом Академии наук СССР.

Дважды избирался депутатом Моссовета. В 1927 году был избран членом ВЦИК.

В 1939 году – смерть в пору творческой зрелости из-за несчастного случая – ожога.

Такова анкетная, внешняя канва жизни Владимира Григорьевича Шухова.

Говорят: самая верная биография поэта – его стихи. В таком случае самое верное жизнеописание инженера Шухова – его сооружения, машины, методы расчета.

Хорошо бы пройти тем же путем, который вел Шухова к истине сквозь чащу противоречий и неясных фактов, показать драматизм его поисков, горечь сомнений и радость удач. Надо сказать прямо: в этом смысле печатные работы Шухова мало чем помогут биографу.

«Прежде чем опубликовать какой бы ни было труд, он подвергал свое изложение тщательной обработке, прилагая крайнюю заботливость о краткости изложения, изяществе методов и языка, не оставляя при этом следов той черновой работы, которой он до этих методов достиг. Он говаривал, что когда здание построено, то не оставляют тех лесов, которые для постройки служили». Эта характеристика трудов великого математика Гаусса, принадлежащая академику А. Н. Крылову, вполне приложима и к печатным работам Шухова. Авторитетные ученые отмечают лаконичность и сжатость его языка, стройность и простоту математических расчетов, умелый переход к практическим уравнениям, необходимым производственникам. Но «леса» Шухов начисто убирал. Ему важно было одно: чтобы будущий читатель – проектировщик, строитель, технолог – мог быстрее и легче найти в его трудах то, что нужно.

Надо полагать, углубленное изучение сохранившихся в архивах шуховских материалов – тетрадей с черновыми расчетами и записями – прольет больше света на его творческий метод.

Около сорока лет прошло со дня смерти В. Г. Шухова. Срок достаточный, чтобы вычеркнуть из списка живых почти всех, кто работал с этим человеком, близко знал его. Однако дистанция времени не настолько велика, чтобы широкому читателю стали доступны сохранившиеся у потомков Шухова письма, записки и другие документы. Используя архивные материалы, рассказы родных и знакомых Шухова, литературные источники, авторы стремились показать своеобразие и удивительную разносторонность творчества этого человека, который и целиком принадлежал своему времени, и возвышался над ним.

Книга эта, конечно, не заменит таких специальных работ, как, например, монография Г. М. Ковельмана, посвященная трудам Шухова главным образом в области строительной техники.

К сверхмощному телескопу иногда пристраивают так называемый гид, сравнительно небольшой телескоп. Он определяет положение звезды на небосклоне и посылает нужные сигналы в систему управления соседа-гиганта. Хорошо, если эта книга тоже окажется таким гидом, пробудит у читателя желание более основательно познакомиться с инженерным наследием В. Г. Шухова.

В книге использованы материалы, представленные авторам B. В., Ф. В. и А. М. Шуховыми, Н. С. Таланкиной, рассказы и воспоминания бывших сотрудников института «Проектстальконструкция», работавших вместе с В. Г. Шуховым,– В. И. Кандеева, C. И. Веревкина, В. П. Тамбурера, Г. М. Ковельмана, Н. П. Духо-венского, В. И. Купалова, материалы архива Академии наук СССР, Центрального государственного архива народного хозяйства СССР, Центрального архива Московской области, Центрального государственного архива города Москвы. В подборе литературных источников большую помощь оказали авторам сотрудники Государственной библиотеки СССР имени В. И. Ленина, Государственной научно-технической библиотеки и Государственной публичной исторической библиотеки.

Всем им авторы выражают признательность и особенно благодарят за помощь директора Архива АН СССР Б. В. Левшина и заведующую читальным залом Л. М. Полякову.

ЧАСТЬ I

Дистанция времени

26 мая 1924 года. Торжественное собрание членов нефтяной подсекции Всероссийской ассоциации инженеров и техников чествует Владимира Григорьевича Шухова по случаю 45-летнего юбилея его научной и инженерной деятельности. Виновник торжества хмуро слушает обращенные к нему приветственные речи.

– Один перечень изобретений Шухова занимает несколько печатных страниц,– говорит профессор Московского высшего технического училища Петр Кондратьевич Худяков.– Особое внимание здесь следует уделить изобретениям Владимира Григорьевича в области нефтяного дела, для которого они во многих случаях составили целую эпоху. В них сказывается основная особенность творческого ума Шухова – достижение максимальных результатов при минимальных затратах.

– В вашем лице мы имеем русского Эдисона,– обращается профессор Худяков к юбиляру.– Томас Альва Эдисон получал за свои идеи патенты и обогащался ими. Владимир Григорьевич Шухов дарил свои изобретения, которые зачастую опережали эпоху и находили себе применение лишь через десятилетия после появления на свет, как это получилось и с аппаратом Шухова для перегонки нефти под высоким давлением.

– Не по нутру хвалебные речи, Владимир Григорьевич? – шепчет профессор Н. С. Стрелецкий.

– Больно уж на панихиду смахивает,– также шепотом соглашается Шухов.– Вот уж и о памятнике заговорили!

– Будет вам, Владимир Григорьевич. Все от чистого сердца говорится. В самом деле, начальник Азнефти А. П. Серебровский конечно же из лучших намерений объявляет, что лучший памятник Шухову – это бакинские промыслы, заводы и порт, где каждый котел Шухова с его форсункой, каждый наливной пароход напоминают о русском Эдисоне.

Поздним вечером, закутавшись в халат, Владимир Григорьевич сидит за письменным столом, на котором высится стопка отечественных и иностранных технических журналов. Их просмотр обычно заменяет Шухову вечерний отдых. Под рукой общая тетрадь в черном клеенчатом переплете, куда по давнишней привычке заносятся заметки о прочитанном. Владимир Григорьевич рассеянно перелистывает страницы, подолгу задумывается. Мысли все возвращаются к недавнему торжеству.

Дался всем «русский Эдисон»! Если вдуматься, не так уж ж лестно такое сравнение: в лабораториях Эдисона изобретения давно уже превратились в бизнес.

В ответной речи он позволил себе поделиться воспоминаниями о первых годах нефтяной промышленности Апшерона, о «буровой горячке», бушевавшей там сорок пять лет назад.

За окном ветреная, дождливая весенняя ночь. Струйки воды прихотливо змеятся по оконному стеклу. В таком же причудливом беспорядке сменяют друг друга воспоминания. И чем больше дистанция времени – тем отчетливее и ярче картины. Что ни говори, ему уже за семьдесят. Как не оглянуться на прожитую жизнь, как не взвесить сделанное – победы и неудачи, находки и потери?

А ведь были годы, когда и он, Шухов, и профессор Худяков, сравнивавший его сегодня с Эдисоном, носили студенческие тужурки с вензелем ИТУ на погонах – Императорское техническое училище…

На казенном коште

Просвещенный царедворец И. И. Бецкий решил в соответствии с идеями почитаемых им Руссо и Локка организовать в России воспитательные дома-училища. По его докладу Екатерина II издала указ «Об учреждении в Москве Дома для найденных и оставленных родителями детей». Дальний предок технического училища – Московский воспитательный дом – был предназначен «для зазорных младенцев, коих жены и девки рожают беззаконно».

«Зазорные младенцы» должны были, по замыслу учредителей Воспитательного дома, получать различные полезные навыки, чтобы, говоря словами Ломоносова, «из тяжкого для общества числа воздвигнуть нравами полезны ремесла». В 1830 году утверждается первый устав ремесленного училища при Воспитательном доме, а с 1832 года оно становится уже технической школой. В первые годы воспитанники получают лишь самые элементарные знания и обучаются главным образом портняжному и сапожному делу. Лишь с 1838 года в училище вводится преподавание элементарной физики, начертательной геометрии и механики.

В пятидесятых годах в план обучения включаются токарное, строгальное, модельное, граверное и чеканное ремесла. Мастерские училища превращаются в небольшой механический завод. Выпускники училища высоко ценятся в промышленности.

Господствующая в России система классического образования была непригодна для технической подготовки. Даже когда при некоторых гимназиях организовывались так называемые реальные классы, схоластическая постановка образования, по сути, осталась нетронутой. Суть ее едко определил Щедрин: «…не обременяя юношей излишними знаниями, всемерно внушать им, что назначение обывателей состоит в том, чтобы беспрекословно и со всей готовностью выполнять начальственные предписания! Ежели предписания эти будут классические, то и исполнение должно быть классическое, а если предписания будут реальные, то и исполнение должно быть реальное».

Но вот на пустошах, на тихих городских окраинах встают кирпичные корпуса, раздаются протяжные голоса фабричных гудков. По весне все больше народа тянется из деревень на строительство железных дорог, шахт и рудников. Россия вступает в пору капиталистического развития. Растет потребность в квалифицированных механиках и инженерах. Ее призвано удовлетворить Московское (Императорское) техническое училище, созданное на основе ремесленного училища.

К началу семидесятых годов Императорское техническое училище по-прежнему представляло собой полузакрытое учебное заведение. Воспитанники делились на пансионеров (казеннокоштных) и частных (своекоштных). Наряду с простонародьем в аудиториях появляются выходцы из дворянских и богатых купеческих семейств. Руководители училища не скрывают, что цель его отнюдь не в том, чтобы давать инженерные дипломы «кухаркиным детям». Первый директор Императорского технического училища В. К. Делла-Вос радуется тому, что «между поступающими в наше заведение встречаются имена, принадлежащие почетным и знаменитым в промышленной сфере московским фабрикантам и заводчикам».

«Отчего, в самом деле, наши фирмы недолговечны и редко переходят в третье поколение? Отчего наши фабрики и заводы, переходя от отца к сыну, теряют часто значительную часть своего значения и блеска, а в третьем поколении закрываются и перестают действовать? – вопрошает директор училища.– Оттого, что наше богатое промышленное сословие жило всегда настоящим и мало заботилось о том роде образования, которое необходимо развивать в своем сословии».

Казеннокоштные воспитанники, в том числе и Шухов, поступивший сюда в 1871 году, живут в общественных дортуарах. Их привилегированные сверстники устраиваются на квартирах у инспекторов училища и в частных домах, пользуясь несравненно большей свободой.

Немалых трудов стоит Шухову привыкнуть к строгому режиму, казарменной дисциплине, мелочному надзору, к ущемлению элементарных прав. «Общие правила», разработанные для Императорского технического училища, строго регламентируют жизнь студентов. Запрещается принимать участие в каких бы то ни было обществах или кружках, быть членами клубов или общественных собраний («хотя и не имеющих преступных целей»), писать статьи для журналов или газет без особого разрешения начальства, произносить публичные речи, подавать адреса, жалобы, прошения, посылать депутации, вывешивать объявления от целого класса или отделения. Установлена шкала наказаний за нарушение правил, а также за «несоблюдение приличий», формы в одежде, неисполнение учебных заданий, неявку из отпуска в установленный срок и т. д.

Как скоро убеждается Шухов, правила ложатся особенно тяжелым гнетом на бедных студентов. Дети богатых и влиятельных родителей всегда могут подкинуть преподавателю куш за репетиторство или за помощь при подготовке к экзаменам. Ни для кого не секрет, что чертежи можно заказать бедному студенту, а проект, сделанный опять же бедным студентом, купить у сторожа.

Шухов не испытывает никакой зависти к золотой молодежи – завсегдатаям трактиров «Рим» на Разгуляе и «Амстердам» на Немецком рынке. Разве не эти саврасы в студенческих тужурках вынуждены выпрашивать у него конспекты лекций? Привычка к методичному и упорному труду, выработанная еще в гимназии, когда он давал уроки учащимся младших классов, чтобы помочь семье, пригодилась и теперь. Он ничем не похож на тех своих однокашников, которые не успевают следить за сложными математическими выкладками профессоров и с отчаянием думают об экзаменах.

Надзиратели, которые через специальные глазки подглядывают, все ли учащиеся внимательно слушают лекции, должны признать, что студент Шухов на редкость трудолюбив и прилежен. Немало пользы извлекает Шухов и из практических занятий в мастерских училища, где студенты осваивают начала токарного дела, сверление, строгание и кузнечную обработку металлов.

Казарменная дисциплина, атмосфера неусыпного надзора не по душе Шухову. Много лет спустя он напишет:

«Чему нас учили? Даже с точки зрения решенных в то время наукой вопросов наше образование грешило многими пробелами. При изучении механики нам не давали никаких точных сведений о расчетах механизмов. Естественно, в то время мы не имели никакого понятия ни о радио, ни о телефоне, не имели понятия о турбинах и даже электрическом свете. Впервые электрическую лампочку я увидел в Англии спустя несколько лет по окончании училища.

Недостаток технических знаний, которых, правда, в то время нам и не могли дать, с лихвой восполнялся нелюбимым законом божиим. Им пичкали нас до того усердно, что можно было думать, что из нас собираются готовить церковных служителей, а не инженеров. Закон божий как нельзя лучше дополняла казарменная дисциплина.

Казарменная обстановка все же не могла противостоять просачиванию революционных идей. Мы увлекались теорией Сен-Симона, Фурье… Много лет спустя, к моей великой гордости, наше училище стало очагом большевистских идей. Все же чем характерна была организация учебного процесса еще в самых ранних истоках развития училища? От нас требовали прекрасного усвоения основ физико-математических знаний, на базе которых инженер имеет все для своего дальнейшего самостоятельного роста».

Математика предстает перед студентами как своего рода «канон умственной архитектуры», позволяющий возводить вполне устойчивые и экономные конструкции в любой части человеческой деятельности. Молодого Шухова, с одной стороны, привлекают логические построения математиков, выгодно отличающиеся от истин, провозглашаемых философами. Математические методы помогают превращать расплывчатые, туманные догадки в точные решения.

Но, с другой стороны, математика, говоря словами академика А. Н. Крылова, «сама создает те идеальные образы, над которыми она оперирует, не только не прибегая при этом к наглядности, но тщательно изгоняя из своих рассуждений и доказательств всякую наглядность, всякое свидетельство чувств. Ясно, что практик-техник, каковым и должен быть всякий инженер, смотрит на дело совершенно иначе. Он должен развивать не только свой ум, но и свои чувства так, чтобы они его не обманывали».

Ученый-математик не слишком ценит вычислительные процессы, особенно доведение их до конца, «инженер же смотрит на дело как раз обратно: в решении вычислением конкретно поставленного вопроса он видит и ценит именно прикладную сторону…»

Есть все основания предположить, что при всем уважении к чистой математике студенту Шухову был более по душе именно практический подход к науке.

Успехи Шухова заметил и оценил не только профессор Жуковский, преподающий в училище высшую математику и теоретическую механику, но и педагоги, ведущие со студентами практические занятия по слесарному, токарному, литейному и кузнечному мастерству. Незадолго до выпуска Шухов сделал доклад об изобретенной им форсунке.

За океаном

Прощай, училище! Прощайте, аудитории, мастерские и чертежные, тихие вечера в читальном зале с шелестом страниц и шипением газовых светильников, прощай, безудержное молодое веселье в татьянин день! Тревоги выпускных экзаменов позади. Свернуты в трубку чертежи дипломного проекта, сброшен форменный сюртук с шитыми буквами ИТУ на погончиках. Нет больше студента Шухова, есть инженер-механик Владимир Григорьевич Шухов. Об этом неопровержимо свидетельствует и лежащее на столе письмо, обращенное к «господину инженеру-механику Владимиру Шухову»:

«В настоящем мае месяце отправятся в командировку в Америку профессоры: Ф. Е. Орлов, П. П. Панаев, А. К. Эшлиман, инженер-механики В. А. Малышев и Д. К. Советкин для изучения Филадельфийской выставки и ознакомления с более известными заводами, фабриками и искусственными сооружениями. По возвращении из Америки поименованные лица представят для напечатания отчет о своем путешествии.

С целью содействия означенным лицам по собиранию научных материалов для отчетов, а равно для составления по их указаниям кроки и чертежей интересных в техническом и чисто научном отношениях предметов, я вошел с ходатайством… о прикомандировании к означенной ученой комиссии трех техников, окончивших с успехом курс в Техническом училище, с выдачей им пособия на путевые издержки в размере 800 рублей каждому… В заседании Педагогического Совета, состоявшемся 30-го истекшего апреля, Вы избраны в число означенных трех лиц, а посему, считая для себя приятным долгом сообщить Вам об этом, покорно прошу письменного ответа в возможной скорости о том, желаете ли Вы воспользоваться представленным Вам правом.

Директор В. К. Делла-Вос».

Какому молодому человеку не вскружит голову нежданная возможность пересечь на пакетботе Атлантический океан, увидеть своими глазами города и прерии Нового Света! Говорят, что беда никогда не приходит одна. А радость? И радости чаще всего посещают нас не в одиночку. Едва успев передать в канцелярию училища письменный ответ на предложение директора, Шухов уже взбудоражен новой вестью: его приглашает к себе для важного разговора академик Чебышев.

Почетный член педагогического совета Московского высшего технического училища Пафнутий Львович Чебышев приобрел широкую известность своими работами по теории чисел, теории вероятностей, а также трудами в других областях математической науки и теоретической механики. Основной сферой педагогической деятельности Че-бышева были университеты, где курсы математики и теоретической механики читались в значительно более широком объеме, чем в высших технических учебных заведениях.

Было неожиданно и лестно услышать, что Пафнутий Львович предлагает совместную научную работу именно ему, выпускнику Высшего технического училища, а не кому-либо из питомцев университета. И все же… Предпочесть ученую карьеру инженерной деятельности?

Академик Чебышев достаточно проницателен, чтобы правильно истолковать смущенное молчание Шухова:

– Знаю, вам предложена интересная поездка. Может быть, не стоит отказываться от такой возможности. Поэтому не настаиваю на немедленном ответе. Условимся возобновить наш разговор через год, когда вернетесь из-за океана. У вас будет достаточно времени, чтобы обдумать свой выбор.

Забегая вперед, скажем, что Владимир Григорьевич остался верен принятому решению. Год спустя, отказавшись от почетной роли сотрудника великого ученого, он занял скромную должность в чертежном бюро Управления Варшавско-Венской железной дороги, находящегося в Петербурге.

Этот, можно сказать, определяющий момент в жизни молодого Шухова неизменно привлекает внимание его биографов и по-разному толкуется ими. Так, автор одного из биографических очерков утверждает, что сам Шухов в одной из своих статей пролил свет на причины отказа от лестного предложения, заявив: «…нельзя требовать от нас, людей жизни, особого внимания к беспредметным приложениям математических выкладок».

Мысль эта высказана Шуховым через четверть столетия после разговора с Чебышевым. Это фраза из статьи, в которой Владимир Григорьевич доказывал неоправданную сложность формул, предложенных неким инженером Еси-повым. Приведенные слова могут породить не совсем верное представление об отношении Шухова к чистой математике. Владимир Григорьевич вовсе не видел в ней науку, которая, пользуясь выражением Бертрана Рассела, «не знает, о чем она говорит, и правильно ли то, что она говорит».

Такие профессора, как Чебышев, неизменно исходили из того, что истинное инженерное творчество требует широкой математической подготовки, которая позволяет сопоставлять, анализировать явления из самых разных областей жизни и приходить к правильным выводам. Чебышев показал, как избегать излишней скрупулезности и строгости, которые необходимы изучающим математику как царство безупречной логики, но не нужны инженерам, использующим ее для практических нужд. Разделяя этот принцип, академик А. Н. Крылов утверждает, что «вычисление должно производиться с той степенью точности, которая необходима для практики, причем всякая неверная цифра составляет ошибку, а всякая лишняя цифра – половину ошибки».

Видеть в Чебышеве ученого-схоласта, далекого от практических дел, глубоко неверно. В его работах заключены ответы на самые разные жизненные вопросы, начиная от наивыгоднейшей формы мельничных крыльев до методов кройки одежды. Именно Чебышев сумел превратить в точную науку теорию вероятностей, которая еще в середине XIX века не пользовалась солидной репутацией и слыла чем-то вроде математического развлечения. Его исследования не только являются важнейшим вкладом в эту теорию, но и служат принципиальной основой ее приложений в естественных, экономических и технических дисциплинах.

Другое дело., что из-за промышленной отсталости царской России не все труды Чебышева, в частности построенные им приборы и модели механизмов, были своевременно оценены и использованы. К примеру, единственный экземпляр изобретенной им счетной машины непрерывного действия хранится в одном из парижских музеев.

Думается, присущее Шухову стремление доводить свои идеи до полного завершения, широкого использования в промышленности и побудило его отклонить предложение Чебышева и стать инженером-проектировщиком, как Владимир Григорьевич часто называл себя впоследствии.

Солидная теоретическая подготовка, полученная под руководством таких учителей, как Чебышев и Жуковский, умение применять методы математического анализа в простой и рациональной форме ставят Шухова на голову выше тех его коллег, для которых значение прикладной математики сводилось лишь к сноровке в пользовании готовыми рецептами, таблицами и справочниками.

Пароконный дилижанс с кузовом, расцвеченным яркими рекламами, везет Шухова и его спутников на выставку. За окнами сменяют друг друга кварталы Честнут-стрит (Каштановой улицы) – центральной магистрали Филадельфии. Витрины магазинов, здания газет «Вечерний вестник», «Пресса», «День», «Филадельфийский демократ», отелей «Континенталь» и «Колоннада»-все расцвечено национальными флагами и транспарантами с цифрами 1776-1876. К этому событию – столетию независимости Соединенных Штатов – и приурочена выставка, раскинувшаяся в обширном Фермоунт-парке, на берегах живописного озера.

Русский павильон, куда первым делом спешат приезжие, напоминает развороченный улей. Пол завален ящиками и тюками с экспонатами. Они привезены на днях немецким пароходом «Гете», который из-за поломки винта большую часть пути проделал под парусами и достиг берегов Америки с двухнедельным опозданием.

Под сводами павильона стоит неумолчный стук молотков и визг пил. Рабочие спешно заканчивают стенды, задуманные в виде деревянных иконостасов с резным обрамлением, вскрывают ящики с экспонатами. Среди всей этой суматохи спокойно расхаживает директор павильона Вельский. Он обещает, что до 4 июля – празднования Дня независимости – павильон будет открыт.

Пожелав успеха работникам русского павильона, Шухов и его товарищи присоединяются к шумному людскому потоку, заполняющему аллеи и площади выставки. Хотя торжественное открытие впереди, большая часть павильонов уже доступна для обозрения. Разряженная публика – мужчины в модных сюртуках, женщины в платьях с кружевными накидками – интересуется главным образом тем, что выставлено «для забав, для роскоши, для неги модной» – английскими часами, пледами, пуховыми изделиями, элегантными парижскими ландо и кабриолетами, фарфоровыми, фаянсовыми, бронзовыми изделиями.

Немало любопытных привлекают и диковинки машинного павильона – паровой двигатель неслыханной мощности – в 1400 лошадиных сил, который приводит в действие все механизмы на выставке. Другой гвоздь павильона – гигантский вентилятор, создающий воздушный поток такой силы, что, по уверениям местных газет, способен оторвать голову человеку! Хозяева решили ошеломить гостей обширной коллекцией оружия – от миниатюрных дамских револьверов до тяжелых крепостных пушек. Наиболее интересна, на взгляд посланцев Московского технического училища, коллекция сельскохозяйственных машин и орудий.

Незадолго до празднования Дня независимости, отмеченного пушечным салютом кораблей, треском шутих и ракет, стрельбой в воздух из револьверов и пистолетов, колокольным звоном, визгом пищалок и дудок, открывается, наконец, и русский павильон.

Газеты преподносят читателям очередную сенсацию: решено собрать автографы всех экспонентов, участвующих в Филадельфийской выставке, и сложить их в особый ларец, где эти подписи будут храниться под семью замками и печатями до 1976 года, то есть до столетнего юбилея 1-й Всемирной американской выставки.

Если это сообщение не было газетной уткой и такой ларец сохранился до наших дней, было бы интересно взглянуть на подписи тогдашних участников русского павильона Сазикова, Овчинникова, Сапожникова и многих других владельцев фирм, пославших за океан свои изделия: серебряные братины и кружки, жбаны, чарки, сулеи, кубки, блюда, подносы, вазы, канделябры, диадемы, колье, броши, бабочки из драгоценных камней.

Блеск художественного литья, чеканки, украшений затмевает скромный уголок с экспонатами русских машиностроительных фирм. Токарный станок для обточки вагонных колес, стальные вагонные оси и бандажи, рельсовые накладки, костыли и болты с гайками, сигнальные фонари и рожки, щипцы для пломбировки вагонов – все это связано с широко развернувшимся в России железнодорожным строительством.

Внимание Шухова и его спутников привлекает экспонат с немногословной надписью: «Пластырь отакелаженный для быстрой остановки течи в подводной части судна». Из надписи можно узнать, что автор изобретения – житель Санкт-Петербурга лейтенант Макаров (мог ли Шухов думать, что двадцать восемь лет спустя он узнает из газет о гибели броненосца «Петропавловск» с находившимся на борту Степаном Осиповичем Макаровым, который за эти годы успел пройти путь от лейтенанта до вице-адмирала, командующего Тихоокеанским флотом?).