Текст книги "Большой шухер"

Автор книги: Леонид Влодавец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 33 страниц)

– Отставить. Нечего время тратить и людей отвлекать на эту ерунду. Попадутся рано или поздно, они же на чужой машине и без документов. Это несрочно.

Восьмой сектор

Элька открыла глаза. Голова нещадно болела, во рту было сухо и горько, нос чуял запах перегара. Это ж надо так нажраться! Конечно, похмелюга при ее образе жизни была далеко не самым незнакомым явлением, но прежде до такого бодуна она еще не доходила.

Первое, что увидела, – решетку на окне, за матовыми стеклами которого брезжил свет. Не очень яркий, то ли утренний, то ли вечерний.

Решетка наводила на грустные мысли. Но помещение, где она находилась, не было похоже на тюремную камеру. Скорее, на небольшую больничную палату. Головами к глухой стене, покрашенной в голубой цвет, стояли в ряд четыре койки. Элькина в углу, рядом с окном. Белье на койке было свежее, чистое, даже ароматизированное. На тумбочке в головах, слева от кровати, стопкой лежали розовая пижамная курточка и брючки. На полу, на коврике – мягкие шлепанцы без задников. Вся одежда, которая была на Эле вчера, исчезла. Даже ночнушка и трусики были не ее. Откуда все это взялось? Надо бы вспомнить, но уж очень сильно башка болела.

Рядом с ней, на соседней койке, посапывала Лида, а на следующей в ряду – Лариса. Четвертая, крайняя, пустовала. Комплекты одежды тоже лежали на всех тумбочках, кроме крайней. Над каждой кроватью висело по светильнику, чтобы можно было читать вечером, и розетка с наушниками. В ногах у каждой койки на специальной подставке, привинченной к деревянной спинке, стояли видеодвойки «SONY», а рядом с розеткой для наушников в специальном зажимчике был укреплен пульт дистанционного управления. Рассмотрев розетку получше, Эля увидела, что на ней есть переключатель с буквами Р и ТВ, то есть через одни и те же наушники можно было слушать и радио, и звук от телевизора, когда в палате спят.

У противоположной стены находился мощный музыкальный центр с двумя колонками и целой кучей всяких проигрывающих устройств, на которых можно было прослушивать все, что угодно: и кассетные записи, и катушечные, и старинные пластинки, и современные компакт-диски. По бокам от музцентра стояли два шкафа: один с книгами, а другой с аудио– и видеозаписями.

Посредине комнаты стоял небольшой квадратный обеденный стол и четыре мягких стула с кожаными сиденьями и спинками.

Дверей в комнате было две: одна побольше, в стене, которая находилась сбоку от пустой койки, другая – рядом с книжным шкафом, напротив Элиной койки.

Эля слезла с кровати, надела пижаму и шлепанцы. Пока одевалась, рассмотрела: на спине куртки располагалась крупная надпись голубой краской – «8 сектор», а на нагрудном кармане той же краской по трафарету кто-то вывел цифры – «8-01». Выйдя из прохода между кроватями, Эля увидела, что на спинке каждой кровати, позади подставок для телевизоров, укреплены пластмассовые таблички с номерами: 01, 02, 03, 04. Стало быть, кто-то их пронумеровал. Для чего? На зону все это хозяйство было непохоже, для больницы было слишком богато, да и от чего лечиться, кроме как от головной боли? И вообще, как они сюда попали? Кто их раздевал догола, а потом надевал на них это больничное белье? Едва Эля попробовала напрячь память, как головная боль усилилась и она чуть не упала. Сразу стало не до воспоминаний. Когда голова отошла, Элька решилась подойти к двери, которая располагалась напротив ее койки, потянула за красивую ручку из толстого литого стекла и анодированного алюминия. Дверь открылась, и Эля оказалась в помещении, похожем на дамскую парикмахерскую. В продолговатой комнате без окон стояли четыре (по два с каждой стороны) столика-шкафчика с зеркалами типа трюмо, при каждом из которых были устроены умывальники с кранами для холодной и горячей воды, а на самих столиках разложены по несколько сортов нераспечатанных упаковок с мылом, несколько сортов шампуней и кремов, ножницы, лак и пилочки для ногтей, фены – словом, все или почти все, что требуется даме, чтобы привести себя в порядок. К каждому зеркалу в правом нижнем углу была привинчена небольшая табличка с уже знакомыми номерками: 01, 02, 03, 04. Стало быть, столик «01» предназначался для нее, Эльки, «02» – для Лиды, а «03» – для Ларисы. В противоположной от входа стене оказалась еще одна дверь, которая вывела в короткий и узкий коридорчик, с каждой стороны в нем было по две двери. Само собой, все с теми же номерами. Эля, конечно, заглянула в дверь «01». Там оказался небольшой совмещенный санузел советского производства, без всяких импортных наворотов, за исключением биде. Санузел Эле пригодился, после чего она, обнаружив, что дальше никакого прохода нет, вернулась в «палату». Юные малярши по-прежнему сопели, отсыпались. Эля направилась к большой двери, той, что находилась сбоку от пустой койки.

Эта дверь не открылась. Заперли снаружи. Стало быть, несмотря на весь сервис, это что-то вроде тюрьмы. Решетка, замазанное сверху донизу окно, номерки, надпись «8 сектор» на спине пижамы – все один к одному. Зачем это?

Эля пошла к своей койке, но тут щелкнул замок той самой двери, к которой она только что подходила.

Вошли трое. Две рослые, повыше Эльки, и очень массивные тетки. Такие либо ядро толкают, либо самбо в тяжелом весе занимаются. Коротко стриженные, с каменными рожами типа «пришибу и не замечу», в кроссовках и синих комбинезонах с Нашивками, на которых были непонятные буквы «СБ ЦТМО». Третья дама выглядела поприветливей и поинтеллигентней. Кудрявая шатенка в белом халате, лет тридцати пяти, не больше, стройная, но не худенькая. Ослепительно улыбнулась, правда, скорее всего вставными зубками.

– Доброе утро! – бодро произнесла она. – Мы еще спим? Пора вставать! Подъем, подъем, девочки!

Голос у нее оказался довольно громкий, потому что Лида и Лариса разом проснулись и, испуганно захлопав глазенками, сели на постелях.

– Головки не болят, крошки? – спросила шатенка тоном, детского врача.

– Еще как, – сонно пробормотала Лида.

– Сейчас вам дадут таблеточки-конфеточки, скушайте по одной штучке, запейте водичкой, и через пару минут все пройдет. Сразу будете бодренькие, здоровенькие и веселенькие. Ниночка, золотце, где ты там?

Появилась еще одна могучая девушка, только не в синей униформе, как другие мордоворотихи, а в белом халате. Она принесла на подносе графин с водой и три стакана. Затем раздала каждой из девчонок по таблетке, разлила воду в стаканы и тоже раздала – запивать.

Эля проглотила таблетку, запила водой. Действительно, боль стала быстренько улетучиваться.

– Ну как, полегчало? – спросила шатенка, выждав пару минут. – Теперь одевайтесь, кто еще не одет, и рассаживайтесь за столик. Вам, наверно, очень интересно, куда это вы попали и что с вами будут делать. Верно?

– Верно, – кивнула Элька, усаживаясь за стол. Лида и Лариса, недоумевая, вертели в руках пижамки.

– А где все наше? – поджала губки Лариса.

– Никуда не пропали ваши джинсики, – улыбнулась врачиха, – в свое время получите все обратно. Давайте, копуши, одевайтесь поживее!

Когда Лида с Ларисой оделись и заняли места за столом, шатенка села на четвертый стул и, не сгоняя с лица улыбку, объявила:

– Меня зовут Лариса Григорьевна. Одна из вас – моя тезка, и мне это очень приятно. Теперь немного о том, куда вы попали Это не тюрьма, не ЛТП, не вытрезвитель, а научное учреждение. Хотя, честно скажем, вчера у вас были все шансы угодить в милицию. Вернее, вчера вас задержала милиция за хулиганство и оскорбление сотрудников. Запросто могли бы оказаться в камере, без удобств, но с кучей грязных и вшивых баб. Но вам, выражаясь языком современных коробейников, «необыкновенно повезло». Наш научный центр, который занимается, в частности, проблемами психокоррекции, как раз накануне обратился к правоохранительным органам с просьбой предоставить группу девушек, задержанных за хулиганство в нетрезвом состоянии, в целях проведения экспериментальных лечебных мероприятий. Нашу просьбу нашли возможным удовлетворить, и так вы очутились здесь.

– Но мы же не алкоголички! – возмутилась Элька. – Зачем нас лечить? И потом, мы разве хулиганили? Просто пели и плясали. А когда ребята уехали, немножко поорали. И за это в ментуру?

– Между прочим, когда подъехала милицейская машина, – с улыбочкой произнесла Лариса Григорьевна, – вы запустили в нее нераскупоренной пивной банкой, разбили боковое стекло и один из сотрудников милиции получил порезы на лице. Хорошо еще, что они эту банку за гранату не приняли, а то выстрелили бы в вас.

– В женщин стрелять нельзя, запрещается, – поделилась юридическими знаниями Элька.

– Возможно, тут я не специалист, – сказала врачиха, – но меня предупредили, что вы, Элеонора, подозреваетесь в убийстве, а ваши подруги – не то в соучастии, не то в пособничестве. Поэтому на случай, как говорится, неадекватных реакций с вашей стороны мы вынуждены содержать вас в изоляции. Кроме того, должна предупредить, что мы будем постоянно контролировать вас с помощью телекамер и другого оборудования. Поэтому, пожалуйста, не предпринимайте никаких попыток к побегу, это абсолютно невозможно.

– А если я удавлюсь, вас посадят? – спросила Пряхина. – Не боитесь?

– Покончить самоубийством вам тоже не удастся, – уверенно сказала Лариса Григорьевна. – Не говоря уже о том, что на это вам будет очень трудно решиться.

– Так мы теперь вместо подопытных кроликов? – спросила Лида несколько наивным голосом.

– Нет, – с легкой обидой в голосе, хотя не исключено, что наигранной, произнесла Лариса Григорьевна. – Вы здесь не кролики, а пациентки. Мы будем исправлять недостатки вашей психики, которые, возможно, не позволяют вам вести нормальный и здоровый образ жизни. Ваше физическое здоровье мы тоже укрепим. Правда, для того чтобы знать объективные показатели, мы должны будем вас всесторонне обследовать. В некоторых случаях это будет связано с болезненными или неприятными процедурами, но, уверяю вас, ничего опасного для здоровья вас не ожидает. Питание будет не просто хорошее, а отличное, не только вкусное, но и полезное, безукоризненно чистое с точки зрения химического состава.

Элька вдруг вспомнила про Олега.

– Скажите, а где инвалид, который с нами был на даче?

– Вы имеете в виду юношу по имени Олег? Он тоже здесь. У него психика нуждается в еще более серьезном лечении. Такие увечья, как у него, наносят страшные психологические травмы. Но мы постараемся ему помочь. Думаю, что через месяц или чуть больше вы сможете с ним увидеться.

– А на сколько нас сюда определили? – мрачно поинтересовалась Элька. – Я, между прочим, сама работаю в больнице и уже одно дежурство пропустила. Кроме того, у меня еще одна работа есть, где с меня спросят за прогулы.

– С вашей больницей мы уже договорились. А с тем, что вы называете «другой работой», вам однозначно придется расстаться.

– Это так просто не делается, – сказала Элька упрямо. – У меня будут серьезные неприятности.

– Пока вы здесь, никто до вас не доберется. Если после окончания курса лечения вы захотите вернуться в родной город, то они к вам на пушечный выстрел не подойдут.

– Что-то не верится…

– Придется поверить.

– Но вы не сказали, сколько нам здесь сидеть придется?

– Думаю, около года.

– Сколько-сколько? – вытаращилась Элька. – Да за это время родить можно!

– А что? – лукаво прищурилась Лариса Григорьевна. – Очень может быть, что и родите…

Автобомжи

Всю ночь Элькина «Волга» простояла на лесной полянке, куда ее загнал Агафон. Улечься вчетвером на сиденья было невозможно, один Луза полмашины занимал. Поэтому ночевать пришлось сидя, привалившись друг к другу. Агафон не спал. Не то чтобы боялся чего-то, хотя стоило поостеречься. Больше всего опасался, что Гребешок чего-нибудь учудит. Если бы не догадались притормозить на шоссе около какой-то бабки и купить у нее бутылку водки, то Мишка мог бы с ума сойти. А так влили ему в рот граммов двести, он закосел, укачался и забылся. Правда, перед этим блеванул, но ребята вовремя вытащили его из машины.

Под утро Агафон лег головой на баранку и захрапел. Сколько проспал – неясно, может, два часа, может, три.

Проснулся оттого, что брякнула задняя дверца. Луза на мокрое дело пошел. Следом за ним выполз похмельный Гребешок, потом Налим. Сам Агафон тоже вылез, мрачно поглядел на внешний вид публики.

– Хорошо смотримся, блин! – произнес он. – Не во всякий бомжатник примут…

Пожалуй, экс-старшина немного перегнул. Морды, опухшие, красноглазые и

небритые, еще не приобрели исхудалости и помятости, свойственной профессиональным бомжам.

– Пивка бы, – грустно помечтал Луза.

– Ты бы лучше сказал: «Бензину!» – проворчал Агафон. – Заплыли хрен знает куда, а горючки шиш осталось.

– Между прочим, с этой «Волгой» нас запросто могут прибрать, – заметил Налим. – Ни документов, ни доверенности. Чистый угон.

– Надо возвращаться в поселок, – сказал Агафон решительно. – Оттуда позвонить Сэнсею и доложить обстановку. Я, между прочим, вчера с ним виделся, только из-за всей фигни, которая раскрутилась, вам сказать позабыл…

– Вчера? – удивленно спросил Налим. – Ты ему вчера звонил, по-моему. Он на месте был, в «Куропатке»…

– Сам удивился, оказалось, он на истребителе прилетел.

– Ты чего, не проспался, что ли? – спросил Луза. – Когда ты его видел?

– Да когда вы танцы-шманцы-обжиманцы устроили. Вы плясали, а он к забору подошел. Мы с ним потолковали малость о делах. По-моему, кто-то из вас даже глянул.

– Вроде ты с какой-то бабой базланил, – Налим наморщил лоб, припоминая вчерашний вечер.

– Это у вас на уме бабы были, а не у меня, – проворчал Агафон. – Не забудь, мне вчера утречком кровопускание сделали, а потом еще и мозги заполоскали…

– Может, ты от этого полоскания и увидел Сэнсея? – внезапно произнес Гребешок, от которого никто не ждал трезвых мыслей.

Агафон на секунду опешил, вспомнив, как девки с помощью кубика и шайбочки заставили его с Налимом плавать в несуществующем море, но потом отогнал дикие предположения.

– Кубик-то у меня был, ты прикинь? Я его и отдал ему. Вместе с ключами. Сэнсей это был, я его даже после трех литров узнаю.

– Ясно, мы его все узнаем, – произнес Налим с сомнением, – однако, кроме тебя, его никто не заметил.

– Потому что вы все на баб смотрели и мечтали, как под юбки полезете! – рявкнул Агафон. – А он вам и сам показываться не хотел.

– Но я помню, что к забору баба подходила… – упрямо сказал Налим. – Белобрысая такая, почти как Элька, но полная и постарше, где-то за тридцатник.

– Брось ты, – хмыкнул Луза, – ты в это время Лидкины сиськи щупал и стоял спиной к забору. Нет, там точно был мужик. Но разглядеть не успел – Ларка щекотаться стала.

– А я, сказать по правде, ни хрена не видел… – пасмурным тоном произнес Гребешок. – Все на Ксюшку глядел… Эх, биомать!

– Миш, – отечески сказал Агафон, – завязывай душу травить! Не вытащить ее оттуда, понимаешь? И мы не виноваты, и ты не виноват… Так получилось.

– Ладно, – насупился Гребешок, – не утешайте, а? А то сейчас наутешаете до того, что бахну себе в башку – и хана придет. Я уж сам себе, пока то да се, в голову набивал – и то, что она шлюха съемная, и то, что черная, и то, что дура, – все припомнил. Даже думал, что она мне уже через неделю надоела бы. И о том, что пройтись с ней, черномазой, по улице даже в городе неловко. И о том, что детишки, если что, тоже на негритят будут похожи… А все равно, сколько бы плохого ни думал про нее, все равно больно. Она вот тут сидит и улыбается…

И Гребешок смахнул слезинку, выехавшую из правого глаза на щеку.

– Хорошо, – жалостливо вздохнул Луза, – что мы все пушки на даче оставили… А то бы ты и впрямь шарахнулся.

– Блин! – вырвалось у Агафона, который вдруг припомнил все, что должен был сказать ребятам еще вчера, сразу после ухода Сэнсея… Он хлопнул себя по лбу ладонью.

– Ты чего? – обалдело моргнул Налим. – Комаров вроде нет…

– Да вспомнил, е-мое, что вчера самое главное забыл вам передать! Из-за всей этой хиромантии… Короче, он прилетел так спешно нас предупредить. Надо, мол, под хорошую крышу перебираться. Дескать, нас на даче слишком до фига собралось, и к тому же те «черные», которых мы в деревне пошмаляли, могут туда ночкой прийти и порезать нас, кайфованных, как телков. Поэтому, мол, московский хозяин, который над Сэнсеем заместо Ворона, пришлет людей под видом ментов. Они нас будто бы повяжут и вывезут, чтобы эти козлы нас искали потом по СИЗО или зонам, а не на воле. Уловили?

– Что-то не верится… – протянул Луза. – Может, это настоящий мент был, а? Только загримированный под Сэнсея. Как Фантомас…

– Блин, Луза, ты в какой класс ходишь, а? Если бы за два метра не перерос, я бы подумал, что в пятый. Неужели ты думаешь, что я бы не разглядел с полметра, что мужик в гриме пришел?

– Однако же мы вчера утром чуть не утопли, когда девахи от дури свой кубик включили, – припомнил Налим, – я, блин, помню, что вода морская была кругом. И глубина хрен знает какая. Все в натуре! А оказалось – лежим сухонькие возле бани и траву руками загребаем…

– Говорю тебе: кубик у меня был. Я его Сэнсею отдал под самый финиш.

– А если у него такой же был, что тогда? – спросил Гребешок, который немного успокоился и довольно толково врубился в разговор. – В смысле не у Сэнсея, а у того, кто им прикинулся?

– Вспомнил! – неожиданно воскликнул Налим.

– Чего еще? – буркнул Агафон. – Опять идея клюнула?

– Я говорю, вспомнил, с какой бабой ты разговаривал у забора!

– Чего ты, блин, на этой бабе зациклился? – взвыл Агафон.

– Помнишь, весной приезжали из Москвы какие-то шизики? Которых Фрол потом с базы увез?

– Конечно, помню. Ученые, которые этих салажат беглых до того загипнотизировали, что они нашим морды начистили на спаррингах и самого Фрола отоварили… При чем тут они?

– Да при том, что за главного у них была такая фигуристая, в кожаном пальто и меховой шапке. Зинаида Ивановна. Белобрысая, на шее родинка. Вот она к забору и подходила.

– В меховой шапке, в кожаном пальто среди лета? – саркастически похихикал Агафон.

– Нет, конечно, она в платье была. Я только подумал, что знакомая морда, а вспомнил, где видел, сейчас. Как-то стрельнуло в башку…

– Бодун у тебя в башку стреляет, – проворчал Агафон. – Почему тогда Луза мужика видел, а ты бабу? Тем более если он говорит, что ты в этот момент Лидку лапал?

– Ахинея какая-то, – сказал Гребешок. – Надо ехать на междугородку и звонить Сэнсею. А то у нас у всех крыша поедет. Заодно, может, заправимся где…

– Да, с пятью литрами в баке на «Волге» далеко не упилишь… – согласился Агафон. – Короче, сейчас едем на заправку, потом телефон искать. Пожрать тоже не мешало бы.

– А потом?

– Суп с котом! Что скажет Сэнсей, то и будем делать…

Первые два литра бензина, имевшиеся в баке «Волги», потратили на выезд из леса. Ближайшая заправка, которую помнил Агафон, находилась где-то на подступах к поселку, но как туда доехать, не заезжая к дачникам, никто не знал. Подвернулась удача. Едва выехали на шоссе, как у обочины заметили грязно-зеленый бензовоз с плакатиком: «Передвижная АЗС. А-93 – 2500 р./л».

Паренек в грязном оранжевом жилете, которые носят дорожные рабочие, накачал куропаточникам полный бак и двадцатилитровую канистру. Он, правда, немного поеживался от соседства четырех небритых верзил с воспаленными глазищами и сивушным духом на километр и был готов не только бесплатно обслужить, но и отдать весь бензовоз – лишь бы живым отпустили. Но когда гости Московской области честно рассчитались за горючее, очень обрадовался и охотно рассказал, как найти ближайший переговорный пункт.

Добрались туда минут за пятнадцать, как раз к открытию. Народу в столь ранний час еще не было, и Агафон пошел в переговорный пункт один, дабы персонал не хлопнулся в обморок от избытка столь представительных мужчин. На него и так посмотрели косо, но Агафон замолол что-то насчет того, что они были в Москве на свадьбе, а тут срочно вызвали на работу, машина сломалась, надо предупредить, что опаздывают… И, конечно, извинился за небритую внешность. В общем, бабы посочувствовали. Наменяв жетонов, Агафон зашел в кабину и стал крутить диск. «Куропатка» отозвалась довольно быстро, голосом Феди:

– Охрана оптовой базы слушает.

– Федя, дай Сэнсея к аппарату.

– А его нету еще… – пробасил медведеобразный.

– Он еще из Москвы не прилетел?

– Чего? Он и не улетал туда. Спит еще. Он же человек, а не железка. Как отдыхается?

– На букву X, но не подумай, что хорошо.

– С погодой нелады?

– И с ней тоже. Когда Леха прийти обещал?

– Часам к десяти, не раньше.

– Тогда пока.

Повесив трубку, Агафон уже знал, что десяти часов дожидаться не будет, и набрал другой номер, по которому всегда находил Сэнсея, если его не было в «Куропатке». И сейчас этот номер не подвел.

– Але, – сонно отозвался Сэнсей.

– Привет, это я, Агафон! Извини, что бужу, но дело неотложное.

– Вас на новое место перевезли? Как устроились? – голос у Сэнсея уже не звучал вяло.

– Понимаешь, у нас накладка вышла. Девчонка одна на Гребешковой машине покататься решила и в аварию попала. Короче, когда те за нами приезжали, нас не было. Теперь не знаем, куда податься.

– Ключики при вас? – спросил Сэнсей, совершенно огорошив Агафона.

– Какие?

– Те самые, Элькины.

– Да ты же их вчера забрал?! – почти заорал в трубку Агафон. – Не помнишь, что ли?

– Как это я вчера мог их у тебя забрать? Ты что, перепил, что ли?

– Да я вчера в Москве, то есть тут, в поселке, тебе из рук в руки их отдал!

– Офигел? Я ни в какую Москву не ездил…

– А кому же я их отдавал? – дурацки спросил Агафон.

– Вот кому отдал, у того и забери. А до этого времени можешь считать себя уволенным, понял?! – заорал Сэнсей. – Все расходы за ваш счет! Гуляйте, ребята!

Сэнсей повесил трубку, и Агафону осталось только сделать то же самое. Он уже понял, что этот чертов Налим, похоже, оказался прав, и кто-то их очень ловко кинул.

Понуро, как побитая собака, он вернулся к ребятам, которые, припарковав «Волгу» поблизости от мангала, на котором какой-то чернявый жарил шашлыки, сидели за пластмассовым столиком и уже вовсю жевали ароматную баранину с картонных тарелок, запивая ее кока-колой.

– Покушай, Агафоша! – Налим заботливо пододвинул командиру тарелку и вилку. – Хлебца возьми…

Агафон вгрызся в острое мясо, щедро политое жгучим соусом, и стал уничтожать его с какой-то голодной ненавистью.

– В машину, – сказал он, покончив с едой. Все подчинились почти мгновенно. Луза, который, конечно, жрал за двоих, поспешно сметал в рот три здоровенных куска мяса из второй порции и, садясь в машину, все еще ворочал челюстями.

– Ну что, дозвонился? – спросил Налим.

– Дозвонился, – мрачно произнес Агафон, поставив локоть на баранку и подперев им щеку. – Получается, что ты прав, Налим. Сэнсей орет, будто его в Москве не было, со мной он не виделся и ключи с кубиком я отдал хрен знает кому.

– Да был там Сэнсей, бля буду! – рявкнул Луза, срочно сглотнув шашлык, все еще наполнявший его пасть. – Мозги пудрит, козел! Никакой бабы я не видел, это Налиму примерещилось.

– Ладно, чего бы там ни было, а надо думать, куда могли уйти ключи. Кубик

– хрен с ним, его не заказывали. А ключи Сэнсей не простит. Хоть Ворон и накрылся, но другому хозяину они, выходит, тоже понадобились.

– Где же мы их искать будем? – спросил Налим.

– Наверно, здесь, в Москве, придется. Ты эту бабу, которая у нас в «Куропатке» весной была, небось лучше всех запомнил. Даже помнишь, что ее Зинаидой Ивановной зовут.

– Зинаид этих в Москве – десятки тыщ, – произнес Гребешок. – И небось половина – Ивановны.

– Ладно, – сказал Агафон, что-то прикинув в уме. – Поехали на дачу к дяде Сане.

– А не стремно? Ты же говорил, что туда «черные» могут наехать?

– Вряд ли. Если Сэнсея там вчера действительно не было, то все, что говорила эта баба, которая им прикидывалась, – туфта. Она сама небось от этих «черных» приходила. А раз мы им ключики с кубиком отдали, то ловить им там больше нечего. Опять же они думают, что мы с этой дачи навечно свалили.

– Погоди, а девки, Элька?

– Понимаешь, братуха, если они ключи забрали, им по фигу и мы, и девки. Возиться с нами, мочить из-за пустого места? Ключики от сейфов с миллиардами, если Элька не врала. Какой чудак будет при таких деньгах на мокрухи бегать, а?

– Ну бывают такие, кому главное – отомстить неразумным хазарам, а там хоть трава не расти, – заметил Гребешок.

– Бывают. Только нам все равно надо возвращаться в поселок. У нас там и пистолеты, и баксы. Я думаю, что если даже они и присматривают за дачей, то днем не налетят. А мы этот присмотр очень даже можем запеленговать… Короче, поехали!

В поселок проехали по другой дороге, не через овраг с насыпью. Скоро нашлась и дача 34 по улице Воровского. Дядя Саня с баночкой пива сидел в теньке на крылечке и проходил сеанс похметологии.

– О-о! – приветственно помахал он рукой, когда Агафон зарулил в ворота, выбитые Ксюшкой. Гребешок болезненно поморщился, увидев сорванные с петель и прислоненные к забору створки.

– Какие люди – и без конвоя! – глотнув еще пивка, воскликнул дядя Саня. Загул крепчал.

– Где девки? – спросил Агафон, вылезая из машины. – Спят?

– Т-с-с! – дядя Саня поднес к губам. – Загремели в КПЗ.

– За что?

– Не знаю. Оч-чень пьяный был. Не помню.

– А тебя почему не прихватили?

– Им бабы были нужны, понимаешь? – приглушенно просипел дядя Саня. – А я им на хрен не нужен… Опять же я спал дома, не нарушал. А девки песни орали и в ментов банками кидались. Ну, они их и повязали в пучки.

– А где у вас ментура?

– Не ходи, – произнес дядя Саня, заметно протрезвев. – Не хрен вам там делать. Выручить их не выручите, а сами загремите. Между прочим, деньги ваши и автоматы они унесли. Спросили девок: «Это ваше?» Они говорят: «Наше!» Их и забрали. А пистолеты не нашли. Не знаю, заложили они вас, когда протрезвели, но вроде ничего…

– Что «ничего»? – нахмурился Агафон.

– Да ни засады не поставили, ни топтунов не запустили. Я бы засек. Опять же участковый-кореш ничего не сказал. Агафон хотел сесть за руль и поехать прочь.

– Слышь, командир, – сказал дядя Саня, – а вчера не допили – у-у! Бутылок пять! Мне одному за двое суток не выжрать. Давай разольем, а? Опять же и закусон остался. Хоть обожрись! Отдохни, братва, все равно сидеть. Однова живем, сразу не помрем!

– А что? – отозвался Гребешок. – Не выливать же на хрен?! Гуляй, Москва, Береговия приплыла!

Агафон думал возразить, предупредить, что торчать тут опасно, но вдруг подумал: прав этот спившийся дядя Саня. Чего суетиться зря? Захотят забрать, так заберут и трезвыми. Захотят замочить – то же самое. А под хмелем ничего не страшно…

– Наливай! – заорал он так, будто уже принял граммов триста. И завилось горе веревочкой…