Текст книги "Змеиный клубок"

Автор книги: Леонид Влодавец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 32 страниц)

– Пошли, – приказала Ольга, – будем в людей превращаться.

Они направились в правую дверь, где располагались Ольгины апартаменты. Сразу за дверью оказалась просторная гостиная с мягкими диванами-креслами, столом на шесть персон, резным буфетом под старину, хрусталем, картинами в золоченых рамах, музыкальным центром и видеодвойкой на вращающейся тумбе. Все Леха рассмотреть не успел, потому что Ольга тащила его очень быстро.

За дверью, украшенной витражом из цветных стекол, располагался небольшой перекресток.

– Слева – спальня, справа – туалет, а прямо – ванная, – объявила Ольга, решительно открывая как раз ту дверь, что была прямо по курсу.

То, что Леха увидел за этой дверью, под его личные представления о ванной никак не подходило. Во всяком случае, он как-то не предполагал, что на родной сов…, то есть, российской земле что-то подобное бывает. Во-первых, он даже не догадывался, что общая площадь этого помывочного помещения в частной квартире может превышать площадь всей общественной бани, которая когда-то функционировала у них на центральной усадьбе.

Сразу за дверью оказался просторный предбанник с контейнером для грязного белья, вешалкой, где висели халаты, и ящиком с ячейками для шести пар резиновых тапочек типа вьетнамок. Тут же был и розовый, похожий на гриб, умывальник с зеркалом и подставкой для всяких там зубных щеток и мыла. Тут же висело несколько личных и банных полотенец. И все – чистые, свеженькие. Леха припомнил, что у него на все случаи жизни было одно вафельное, которое он периодически (но нерегулярно) отстирывал.

Из предбанника, через распахнутую дверь, где на витраже была изображена некая розовая блондинка, обливающаяся из кувшинчика, просматривалось некое величественное сооружение из мрамора вместимостью на четырех не самых хилых граждан, две полупрозрачные двери душевых кабин, а также некое белое сооружение с какой-то лесенкой внутри.

– Это чего? – спросил Леха, указывая на сооружение.

– Мини-сауна двухместная, – пояснила Ольга.

А еще там виднелись зеркала, какие-то пальмы в кадках…

Живут же люди! Нет, зависти у Лехи особой не было. Скорее злость была на самого себя. Ведь товарищ Пантюхов, который всему этому богатству являлся хозяином, небось никаким графом не был и вряд ли до падения Советской власти состоял в миллионерах. Нет, скорее всего начинал он свой путь как и все советские люди, может, даже в деревне, например, как Леха. И на производстве работал, и на субботниках вкалывал, и, когда в институте учился, на картошку выезжал. Наверно, и выпивал помаленьку, и гулял, пока молодой. Но только в отличие от Лехи, который пил с кем ни попадя, от души, этот знал с кем пить и как дружбу поддерживать. Потому что твердо понимал, чего в жизни хочет, и ставил перед собой конкретные цели. А Леха целеустремленности не проявил. В результате ему даже сейчас, когда у него дядя-американец отыскался с такими миллионами, которые Пантюхову и не снились, ничего не светит.

– Красиво! – сказал Коровин, вздохнув.

– Хотел бы тут жить? – прищурясь, спросила Ольга. – Верно?

– Не отказался бы… – честно ответил Леха.

– А это ведь так, пустяки, – сообщила Пантюхова, стаскивая драную вязаную кофту и швыряя в контейнер. – Ты еще на даче у Егора не был. Моя по сравнению с той, что у него – халупа.

– Береги свой сидор, а на чужой не зарься, – Леха припомнил солдатскую поговорку Бог весть каких времен, дошедшую до него через старого учителя Кускова.

– Может быть, и так, – согласилась Ольга. – Только если на чужой не зариться, свой пустым останется.

Леха спорить не стал. Так оно спокойнее.

– Думаешь, я не знаю, о чем ты думаешь? – спросила Пантюхова. – Мол, решили вы, начальнички, к баксам моего дядюшки прицепиться? Верно?

– Мне эти баксы, если сказать честно, по фигу, – ответил Леха. – Я их не заказывал. И так бы прожил до смерти, без них.

– От судьбы не уйдешь. Я еще не знаю, как там Егор крутился перед твоим дядькой. Но нам эти баксы нужны, точно. Раз тебе ни к чему, то нам сгодятся.

Ольга сняла свое прожженное и драное платье через голову, стянула с ног малиновые колготки и в результате осталась в чем мать родила, потому что никакого другого белья на ней не было. Спокойно так, словно бы на месте Лехи собака была или другое животное.

Нет, несмотря на все, баба она была красивая, и фигуру ей еще не удалось испортить. Высокая, даже без каблуков на полголовы выше Лехи. Гладкая, длинноногая, без живота и складочек.

– Загляделся? – спросила Ольга, подбоченясь. – Ничего, верно?

– Нормально, – пробормотал Леха. – Только как-то это…

Он не мог точно сформулировать свою мысль.

– Чего «это»? – усмехнулась Пантюхова. – У тебя в деревне бабы так в баню не ходят?

– Ходят… – кивнул Леха. – Только с мужьями.

– А с хахалями?

– Наверно, и с хахалями. Ежели очень бесстыжие.

Ольга звонко захохотала.

– Что по-вашему бесстыжее, то по-нашему – нормально. А потом, Алешенька, – я не ошиблась, тебя так зовут? – ты ведь мне без пяти минут муж. Самый натуральный, со штампиком. Так что нам, милок, привыкать придется. Мужичишка ты, конечно, так себе, это я и на глаз скажу, не пробуя. Но надо ж хоть ради смеха разок потрахаться… Почему не сейчас? Или тебе без венца и аналоя убеждения не позволяют?

– Насчет убеждений, – неопределенно сказал Леха, – это я не знаю. Может, и позволяют. А вот как организм позволит…

– Охо-ха-ха! – покатилась Ольга, хлопнув себя по коленкам. – Так ты что, это самое – «пробабли импоссибли»?

– Не знаю, – хмыкнул Леха, – может, и так. А может, и иначе.

– Ладно, – озорно произнесла Пантюхова, – пошли, отмою задаром…

Леха, стыдливо ежась, вылез из комбинезона и прочей одежды. Глаза бы на себя не глядели. Особенно в зеркале, рядом с Ольгой. Замухрышка он, Алексей Иванович. Ни ростом, ни лицом не удался. Даже шерстью особо не разжился, так, одни кусты ощипанные торчат. Ноги тощие, кривые, все мослы выпирают. Руки все в венах, длинные, аж до колен без малого. От ладони до локтя вроде бы от одного, довольно крепкого, мужика – мышцатые, а от локтя до плеча – от другого, тощего и дряблого. Сами плечи тоже не больно. Ширины мало, да еще и сутулые. Ребра торчат, а брюхо выпирает…

Ну а про остальное лучше ничего не вспоминать. Про то, что для баб интересней всего. Одно слово – срамота. Смотреть не на что. В общем, Лехе от одного стыда за собственную немощь неловко было.

Ольга между тем уже напускала воду в мраморное многоместное диво. Увидев, что Леха уже топает в резиновых шлепанцах под душ, стараясь не замечать добрую хозяйку, одобрила, хихикнув:

– Правильно, ополоснись для начала…

И подала Лехе мыло, мочалку и шампунь темножелтого цвета с иностранной надписью и каким-то персиковым запахом.

Закрыв за собой мутно-прозрачную дверь кабины, намылив голову и зажмурив глаза, Леха почуял себя как-то поспокойнее. Когда ничего не видишь, это даже неплохо. Прямо как в том анекдоте про Петьку и Василия Ивановича.

Сидели, значит, Петька с Василием Ивановичем в штабе, выпивали. Тут налетели белые. Петька кричит:

– Амба, Василий Иваныч, отступать надо!

А тот говорит:

– Чапаев, Петька, никогда не отступал. Ты лучше наливай.

Выпили. Чапаев спрашивает:

– Петька, ты меня видишь?

– Вижу.

– Наливай!

Потом опять:

– Петька, ты меня видишь?

– Плохо, но вижу.

– Наливай!

Наконец:

– П-Петька, т-ты м-меня в-видишь?

– Н-нет…

– 3-здорово з-замаскировались!

Так и у Лехи. Замаскировался. Прежде всего от самого себя.

Голову мыл до тех пор, пока волосы не заскрипели. Потом также шкуру тер, сдирая грязь и копоть.

Аж мочалка трещала. Руки, ноги – до всего добрался. Душ, конечно, грел и умиротворял. Даже не верилось, что опять попал в человеческие, приятные для жизни условия. Хотя бы и чудом уцелев при взрыве, опять бабахнув кого-то… Но эта какова! Кирпичом по голове одного, пулю в башку другому. И всю чокнутость, какая поначалу была, как ветром сдуло. Крутая баба.

Решив, что достаточно отмылся, Леха вылез из душа. Ольга, расслабленно зажмурившись, возлежала в ванне, заполненной слоем пены так, что торчала только голова, да изредка показывались круглые коленки.

– Ты куда? – услышал Леха за спиной и остановился.

– Да я вроде все…

– А я – не все. Ну-ка иди сюда!

Леха покорно подошел к краю ванной.

– Залезай, замерзнешь! – Это не нежная просьба была, а приказ начальника. Коровин еще с армейских времен был приучен к тому, что команды, отдаваемые в таком тоне, должны исполняться быстро, точно и в срок.

Перекинул ногу, другую через край, опустился в умеренно горячую воду. Пена приятно зашуршала, когда Леха улегся в воду и вытянулся там, опершись плечами о стенку. Расстояние от Ольги было небольшое, к тому же она тут же придвинулась поближе, и где-то там, под переливающимися перламутром пенными сугробами, ее нога скользнула вдоль Лехиной.

– Как водичка? – промурлыкала Ольга. – Греет?

У Лехи где-то в груди сердце зачухало быстрее.

Кровь забегала по жилам. Скользкая и мягкая рука Ольги пронырнула между Лехиной шеей и ванной, пробралась под мышку, ладонь поползла по животу и улеглась на ту самую срамоту, о которой Коровину и думать не хотелось.

– Дай свою лапочку… – прошелестела она, прикоснувшись губами к Лехиному уху. – Погладь киску…

Коровин, конечно, не протестовал, но и не очень активничал. Он просто не упирался, когда Ольга, не снимая левой руки с Лехиных драгоценностей, правой рукой ухватилась за его правую руку и, протянув ее под своей спиной, положила себе на метелочку.

– А другую лапочку – на титечки…

Леха дотянулся левой рукой. Сладко. В воде они по-особому ласковые, эти вымечки. Чуть провел по одной, потом подругой. Ишь, ягодки какие!

Пальчики у нее тоже бойкие попались. Взялись шарики катать, кошелечек пощекатывать, ну и саму главную штуковину ворочать.

Тут Леха стал ощущать, что это самое может еще какие-то трудовые подвиги совершать. Подъем, короче, наметился в рабочем движении. Опять-таки когда своя собственная рука лазит по очень интересной территории, где не только волосики, но и всякие любопытные приятности имеются, то это дело вполне закономерное.

– А мы послушненькие… – поощрительно прошептала Ольга и провела губками по щеке. – Только колючие немножко.

Тут Леха тоже обхватил ее обеими руками и осторожно прикоснулся губами к губам. А она, как змея, язычок выпустила и лизнула Лехин нос. Когда обнимались, то Ольга животом к Коровину притиснулась и очень обрадовалась:

– Ух, какие мы большие стали!

Точно, стали большие и прочные.

– Удавлю-у, – прогудела Ольга, рывком перевернулась на живот, подминая Леху и охватывая его ногами. Коровин и моргнуть не успел, до того ловко у заразы получилось, р-раз – и тама! Приподнялась на корточки, на несколько секунд показав из-под пены распахнутый промежуток с мокрыми курчавками, подцепила указательными пальцами хреновину, приподняла как надо, а потом ловко уселась, как в одной рекламе сказано, «с точностью до миллиметра»…

Райское место досталось Лехиному прибору, что и говорить. Гладкое и сладкое. Но самое главное – работать не надо. Ольга сама взялась волну гонять, мять свою попу об коровинские кости. Уперлась сперва Лехе в плечи, чуть не утопила, потом вытянула из воды повыше, подхватила под спину и ерзала, ерзала, ерзала вовсю… Мокрые, склеившиеся от воды волосы так и мотались у Лехи перед мордой. Потом она еще ближе Леху подтянула и стала его сиськами по щекам шлепать. Бешеная, точно! Но хорошо-о-о…

– Я тебе круговерть устрою! – шипела ведьма.

И точно, у Лехи уже голова кругом пошла. Хорошо еще, что не совсем, а то бы утоп. Но, видно, Ольге надоело биться задницей о жесткое, и она остановилась. Встала в воде на ноги и Коровина поставила. Не расцепляясь. А потом сцепила руки у него за спиной, ноги – за кормой и приказала, сопя:

– Неси в душ!

Бог его знает, как он ее шестьдесят с гаком кило сумел перетащить через бортик ванной. Дальше проще было – своя ноша не тянет. Прошел четыре шага до кабины с такой тяжелой насадкой.

Там зараза ухватилась обеими руками за дугообразную трубу смесителя, и Лехе стало полегче.

– Дверь задвинь!

Задвинул. Тут Ольга расцепила ноги, вытянула их, уперевшись пятками в толстое стекло двери, и прорычала:

– Долби!

Леха подхватил ее за пышную попу и взялся толкать, удивляясь, как ловко получается. Ольга, повиснув на дужке, скользкая, вся в хлопьях пены, сладко выстанывала при каждом пронзающем ее толчке:

– Ах-а… Ах-а… Ах-а…

Так продолжалось с минуту, но, видимо, надоело. Внезапно на них сверху обрушился горячий ливень (слава Богу, не кипятковый!), который смывал с их тел мыльную пену. Оказывается, это нетерпеливая, жаждущая перемен, то есть, по-русски говоря, шизанутая Ольга крутанула кран, а затем отцепилась от дужки и опять повисла на Лехе.

– Тащи в предбанник! – Во взяла моду – командовать!

Попыхтев – баба весила не меньше среднего мешка с картошкой, – Коровин все же дотянул ее до предбанника. Там она поставила ноги на пол и дотянулась до огромного, как простыня, махрового полотенца приятных бело-розовых тонов.

– Замотаемся? – хихикнула она, забрасывая полотенце Лехе за спину. Леха неопределенно кивнул, и эта психованная, по-прежнему оставаясь с ним в состыкованном состоянии, завертела обоих в некое подобие кокона.

Бочком, приставными шагами, они выбрались из предбанника и перебрались в спальню, где тем же макаром доковыляли до кровати. Ольга шлепнулась спиной на просторное лежбище – остальную обстановку Лехе было некогда рассматривать – и опрокинула на себя Коровина. Ну, тут пошло-поехало уже не в шутку…

У НАШЕГО ЕГОРКИ ГЛАЗ ШИБКО ЗОРКИЙ…

– С тобой жить можно, – подвела итоги Ольга, – ты, оказывается, крепкий старик, Розенбом!

– Ты чего, забыла? – обиделся Леха. – Коровин моя фамилия, а Розенбаум – это певец…

Оба были в приятном состоянии легкой размеренности и уюта, закутавшись в махровые халаты.

– Не Розенбаум, а Розенбом! – хмыкнула Пантюхова, расчесывая волосы и подсушивая их феном. – Ты что, не читал эту сказку?

– Какую? – Вообще-то Леха сказки читал и даже начал припоминать, что где-то слышал насчет Розенбома.

– «Путешествие Нильса с дикими гусями». А у нас мультфильм был, «Заколдованный мальчик» назывался.

– А-а! – вскричал Леха. – Теперь вспомнил! Я мультик такой видел. Давно еще! Там был боцман деревянный, а король – железный. Король этого боцмана палкой по плечу – бац! – и говорит: «Ты еще крепкий старик, Розенбом!»

– Во-во, – кивнула она, стягивая волосы резинкой, – деревянненький ты мой. Кофе выпьешь?

– Я б еще и пожрал, – по секрету сообщил Леха, глядя на стенные часы. – Тебя когда эти гады кормили?

– Утром, – прикинула Ольга, – где-то за двадцать минут до взрыва. А тебя?

– Тогда же.

– В жизни бы не подумала, что сегодня домой попаду! – сказала она. – Все как во сне. Самое время с ума сходить. Интересно, Лидка выбралась или нет?

– Ее с тобой держали?

– В овощехранилище были вместе. А последние два дня, когда в новое место перевезли, – отдельно. Я там пыталась спросить, где она, – фига с два ответили. Мне вообще непонятно, зачем они ее утащили… Ладно, пошли кофе пить.

Кухня находилась на половине, которую занимало семейство самого Пантюхова. По площади она не казалась очень большой, но лишь потому, что со всех сторон была обстроена шкафами и столами. Тут столько всякой техники стояло – и холодильники, и печки, и всякие там комбайны. Но Лехе показалось, что пользовались этим редко.

Пока Ольга сыпала зерна в кофемолку, а затем молола, Леха с ее разрешения включил маленький цветной телевизор.

На ярком, пестром экранчике Леха разглядел корпуса родного (в прошлом орденоносного) предприятия. Народ толпился с плакататами, на которых были написаны разные суровые слова, типа таких: «ОТДАЙТЕ ДЕНЕЖКИ, ДОБРОМ ПРОСИМ!» Или еще круче: «ДЕНЬГЙ – НА БОЧКУ!» Несколько красных транспарантов и вовсе не мелочились: «ПРАВИТЕЛЬСТВО – В ОТСТАВКУ!» На фоне этой картинки звучал скучноватый, даже немного сонный голос ведущей:

– Господин Пантюхов, выступая перед рабочими машиностроительного завода, подчеркнул, что администрация делает все возможное для ускорения выплаты заработной платы. Он сказал, что забастовка, к проведению которой призывают некоторые, – это не путь разрешения проблем.

– Господи, – пробурчала Ольга, возившаяся с кофеваркой. – Куда лезет? Это ж не областного подчинения завод. Какой ему хрен, что там зарплату не платят?!

Картинка поменялась.

– Смотри, Спецовка! – воскликнул Леха, указывая пальцем на экран.

Действительно, там показывали руины, пожарных, разматывавших рукава, а также санитаров, запихивавших кого-то в «Скорую помощь». Комментарий был такой:

– Сегодня в подвале дома 19 по улице Малой Пролетарской произошел сильный взрыв. По предварительным данным, взрыв произошел в результате неосторожного обращения с огнем. Как пояснил представитель 34-го отделения милиции, в подвале этого дома, выселенного уже пять лет тому назад, самовольно поселились бомжи. Выяснилось, что по халатности одного из служащих Горгаза предназначенный к сносу дом до сих пор не был отключен от газовой сети. Пожарная охрана предполагает, что в результате коррозии произошла утечка газа в подвал, где содержание газа достигло взрывоопасной концентрации. Причиной взрыва могли послужить курение или попытка разжечь костер. К настоящему времени обнаружено двое погибших. Общее число пострадавших уточняется, спасательные работы продолжаются.

– Ой, – вскрикнула Ольга, когда камера показала тело, прикрытое чем-то вроде плащ-палатки. Из-под этого покрывала торчали ноги, обутые в шлепанцы.

– Это ж Лидка… Угробилась…

Но тут появилась еще более занятная картинка.

– Сегодня утром на улице Заводской произошло тройное убийство. По данным милиции, около девяти часов утра во двор дома номер 34 въехал автомобиль «ВАЗ-2109» красного или малинового цвета. Из него вышел человек и поднялся на четвертый этаж, к двери квартиры номер 14. На звонок открыл хозяин квартиры, генеральный директор ТОО «Роберт» Валентин Соловьев, и тут же был убит двумя выстрелами в упор. Пули попали в грудь и в голову. Однако успешно покинуть место преступления киллеру не удалось благодаря непредвиденному обстоятельству. К ожидавшей киллера машине, за рулем которой находился его подельник, подошли, по утверждениям немногочисленных свидетелей, мужчина и женщина, которые потребовали у водителя закурить. Тот отказал, и завязалась драка, в ходе которой сообщник киллера получил удар кирпичом по голове и через час скончался от кровоизлияния в мозг по дороге в больницу. Спустя несколько секунд из подъезда выбежал убийца Валентина Соловьева и был встречен выстрелом в живот, а затем добит пулей в голову. Мужчина и женщина скрылись с места преступления на автомобиле киллеров.

– Это же надо же! – пробормотал Леха, пока камера показывала последовательно труп застреленного бизнесмена в трусах и майке, затем скорчившегося на асфальте парня в кепочке – милиционер обводил его мелком, – наконец водителя, которого укладывали в санитарный автомобиль.

– Ничего не скажешь, – заметила Ольга, – поработали мы сегодня.

Закипел кофе. Телевизор переключился на РТВ и стал показывать что-то неинтересное.

– С молоком? – спросила она, разливая кофе по чашечкам. – Сгущенка есть в холодильнике. Невскрытая. А вообще-то – пусто.

– Денег не выплачивают? – поддел Леха.

– Просто тут неделю с лишним никого не было. Конечно, можно заказ по телефону сделать, но раньше, чем через час, не принесут. А потом, как только закажешь – Егорка примчится. Тут же доложат.

– Думаешь, охрана еще не доложила?

– Обычно они только вечером докладывают. Если кто-то у меня ночевать остается. – Ольга еще раз поглядела в холодильник. – Слушай, тут, оказывается, сало копченое есть. Будешь?

– Само собой. А хлеба нету?

– Сухари есть. «Осенние», в сахаре.

«Смех один, – подумалось Лехе, – дом – полная чаша, а жрать нечего». Он в это время открывал сгущенку консервным ножом.

Тем не менее сало напластали, разложили по сухарям, по мере возможности стряхнув с них сахарный песок, и кое-как подкрепились. Леха даже нашел, что блюдо получилось вполне съедобное.

– Чего дальше делать будем? – спросил Коровин.

– А тебе очень хочется что-то делать?

– Я не про то… – Леха замялся. – Сама ж говорила – наделали делов. А машина с пистолетами – во дворе стоит.

– Нашел из-за чего беспокоиться! – усмехнулась Ольга. – Она здесь простоит столько, сколько захочу. Думаешь, ее в розыск заявят? После того, как на ней киллеры поездили?

– Так киллеры ее и угнали небось. А тот, у кого угнали, мог и заявить.

– Нам от этого – не жарко и не холодно. Все обычные законы действуют по ту сторону забора. Здесь – другие.

В это время послышался лязг открываемых замков, и через пару минут на кухню вошел Пантюхов.

– Здравствуйте, дорогие товарищи, – сказал Георгий Петрович. За спиной главы просматривались два жлоба-охранника. Еще дальше маячила солидная фигура Воронкова.

– Привет, Егорка! – ослепительно улыбнулась брату сестрица. – Доложили, значит?

– Доложили. Охрана свободна, Воронков – останься. – Голос у главы был совсем не такой, какой Леха слышал на первой встрече. Страшноватый такой. Голос крутого-прекрутого начальника.

Молодцы-телохранители будто испарились, Воронков вошел в кухню, оставив дверь открытой.

– Кофейку налить? – спросила Ольга. Пантюхов кивнул, сел в кресло, посмотрел на Леху, потом на сестру.

– Володе тоже налей, – распорядился он.

Ольга поставила на стол две новые чашки.

– Приятно выглядите, – заметил Пантюхов, – чуть-чуть поцарапались. Можно подумать, на курорте отдохнули, если б еще загар был.

– Мы его отмыли, – ответила Ольга. Лехе показалось, что улыбка у нее злая и ехидная. – И оттерли.

– Уловил, – разводя сгущенку в кофе, произнес глава. – Не слишком терлись-то, не до дыр?

Леха не знал, можно сейчас улыбаться или нет. На всякий случай решил не реагировать никак.

– Нет, мы нежно, – сестричка явно наглела.

– Ладно, – ни один мускул на лице Пантюхова не дрогнул. – Эта тема не самая актуальная. Я думаю, что вы могли бы мне рассказать, как провели эту недельку. Вместе были или порознь, где, что видели, что слышали, о чем говорили. Может, вы, Алексей Иванович, начнете?

Коровин подумал, что врать не имеет смысла. Он стал рассказывать все подряд, от и до, начиная с ночного налета и кончая прибытием сюда. Только про траханье в ванной постеснялся рассказывать. Пантюхов слушал мрачно, но молча, не возмущаясь, не переспрашивая и вообще никак не выражая своего отношения к Лехиному докладу.

– Все? – спросил он, когда Леха закончил. – Теперь, Оленька, может быть, ты что-нибудь добавишь?

– Может быть. Но добавить мне нечего. Разве про то, как они меня на пленку записывали? А ты разве еще не видел? – Голосок звучал так нежно и приятно, что издевательская интонация сестрички для ее высокопоставленного братца не была загадкой.

– Нет, к сожалению, пока еще не знаю, видел или нет… – с истинно братской нежностью произнес Георгий Петрович. Если б он Лехе сказал такую фразу, то Коровин скорее всего заледенел бы от страха. Но Ольга, видно, ни черта не боялась.

– А ты подумай, поразмысли, напряги извилины, – с серьезной миной на лице, но с пакостной ухмылкой в глазах сказала Ольга. – У тебя их много, извилин этих, или только одна, на заседательном месте? Уточни, пожалуйста. Если больше, то, наверно, сумеешь определить, видел ты мою пленку или нет.

– Какая же ты вредная, Ольгушка-Лягушка. Я думал, что среди всех вредных женщин для меня самая вредная – Галя Митрохина, а оказывается – ты вреднее. И обе живы, как ни странно.

– Галя еще жива? Как же ты так?

Пантюхов посмотрел на нее уничтожающе.

– Ты ведь трезвенькая там, на пленке, – заметил он. – И сейчас не пьяная. Господина Коровина я понять могу и поверить ему могу. Он ведь, как попка, хотя и с выражением, текст озвучивал. Что написали, то и вякал. Но тебя-то кто за язык тянул? Можешь объяснить?

– Что? – Сестра изобразила на лице оскорбленную невинность, опять же явно издеваясь.

– Не кривляйся, сама знаешь. Никто, кроме тебя, не мог знать того, что прозвучало у них на записи. Не могли они про это дело узнать из другого источника.

– На моей или на Алешиной?

– Часть на твоей, часть на его. Но он, если и выговорил кое-как, то с чужой подсказки. А вот узнали они все от тебя. Я им ничего не сообщал.

– Все, – сказала Ольга, изобразив на лице неописуемый ужас. – Лешенька, давай помолимся! Он нас сейчас резать будет. Или четвертовать. Егор такой, я его с детства знаю. Владимир Евгеньевич не даст соврать. Верно?

Воронков был явно растерян и ни подтверждать, ни опровергать ничего не собирался.

– Ты брось кривляться, – с угрозой произнес глава. – Между прочим, мне уже сейчас пятки поджаривают. Они дали его, – Пантюхов мотнул головой в сторону Лехи, – в эфир. Ненадолго, но дали. Если здесь им это больше не удастся, обещали провернуть через Москву. Может так получиться, что мне будет нечего терять.

– А ты в Компартию вступи. Там все такие, у которых ничего, окромя цепей… Ой, я ж забыла – ты там уже был. Небось и билет далеко не спрятал. Ты ж запасливый.

– Если они дадут твою запись, – Георгий Петрович прищурился, – мне придется все концы отрубить…

– И свой личный? – сочувственно вздохнула Ольга. – Ужас какой! Придется Машеньке любовника подыскивать.

Но Пантюхов и на этот раз не дал ей по морде, хотя Леха, если б какая-то стерва с ним так разговаривала, возможно, уже отоварил бы ее как следует. Конечно, если б занимал такую должность, как Георгий Петрович.

– Не надо клоунады, Оля, – посоветовал глава. – Я ведь не пугаю, я ситуацию объясняю. Конечно, мне многого будет жалко, но уйти я сумею. Далеко. И не пустой.

– Никуда ты не уйдешь, – очень жестким и трезвым голосом, совсем не тем, девчачье-кривляющимся, каким говорила минуту назад, возразила Ольга. – Пустой номер. Ты ж на виду, наверху. Твой же Воронков тебя и сдаст. Но если даже и уйдешь, найдут тебя, выпотрошат и закопают. Или эти, которые нас похитили, или московские, которые за ними стоят.

– Ты уверена, что за ними московские? – У Пантюхова явно сел голос.

– Уверена. Сам же сказал, что они тебя пугали показом ролика по ОРТ.

– А блефовать они не могут?

– Нет. У меня было впечатление, что та команда связана с газовиками. А они многое могут.

– Откуда ты знаешь, с кем они связаны? Что, докладывали тебе?

– Обмолвились пару раз.

На минуту установилась напряженная тишина. Воронков, пришедший в себя после того, как Ольга заявила, будто он может «сдать» Пантюхова, сделал преувеличенно веселую улыбку.

– В шестидесятых годах, помнится, говорили, что в мире есть три самых мощных террористических группировки: ОАС, Баас и Мосгаз. Вы, случайно, не эту шуточку вспомнили?

Пантюхов посмотрел на Воронкова вовсе не поощрительно.

– Не отвлекайся на ерунду. Оленька, хорошо подумай и вспомни: насчет чего они там обмолвились.

– Насчет того, что надо позвонить Ринату. Краем уха слышала, через дверь. Еще там, в овощехранилище бывшем. Второй раз уже здесь, в Спецовке, охранник по сотовому спрашивал: «Это Равиля Ибрагимовна? Будьте добры Рината Фаридовича». Больше ничего. Но такое сочетание редко встречается, верно?

– И что, – спросил Воронков заинтересованно, – больше вы ничего не услышали?

– Нет, только это. Они отходили от дверей подальше. Но, по-моему, догадаться, что речь идет об Ильдаровых, несложно.

– Вот именно, – согласился Воронков, – только вот не очень понятно, как это ребята, судя по всему, очень профессиональные, такой прокол допустили? Может, им просто надо было, чтоб вы об Ильдаровых подумали?

– Резонно, – кивнул Пантюхов, – подставить Рината – ход хороший. Но тогда это вовсе не газовики.

– А кто?

– Те, кому выгодно, чтоб Георгий Петрович столкнулся с Ильдаровым, – улыбнулся Воронков. – Учитывая дополнительные факты – брошенная в лесу машина службы «04» и таинственное подключение выселенной под снос Спецовки к газовой сети, – можно сказать, что подставка хорошая.

– Стало быть, они должны были меня отпустить? – удивилась Ольга. – Чтоб я могла вам все это рассказать?

– Наверно, и отпустили бы, если б какой-то бомж не закурил в подвале. Может, и еще какой фактик против Ильдарова подбросили. Бывает, что случайные обстоятельства мешают.

– Вообще, господа, – сказал Пантюхов, – весь этот разговор не по делу. То есть, конечно, по делу, но не по самому актуальному. Кто за всем этим стоит – мне уже давно ясно, а будет он здесь через Рината действовать или через кого-то еще, это дело техники. Давайте лучше всем коллективом поразмыслим, что делать и с чего начать. Пока в эфире был только кусок с выступлением Алексея, причем не такой уж и большой. Воронков клянется и божится, что облТВ под контролем и ничего похожего больше не будет. Даже если Москва начнет что-нибудь этакое показывать, в области этого не увидят. Вкладчики «Статус-банка» пока еще за деньгами не побежали, но требуют встречи с председателем правления. Их вообще многое заинтересовало. Например, кто такой Коровин и откуда он взялся. Митрохина они знали хорошо, а тебя – нет. Пока там все разъяснения давал Антонов. Плохо или хорошо – трудно сказать, только в течение этих двух дней они продолжают ходить. Так что нужно, чтоб ты снова выступил по телевидению. С опровержением, естественно, того, что тогда, в первый раз, наговорил.

– А поверят? – спросил Леха.

– Поверят. Скажешь всю правду, что, мол, заставили говорить, хотя на самом деле ты знать ничего не знал.

– Я там, – Коровин наморщил лоб, – вроде бы говорил, что не надо верить слухам насчет того, что банк разоряется. Это тоже опровергать надо?

Ольга хихикнула и изобразила негромкие аплодисменты.

Пантюхов нахмурился.

– Нет, это опровергать не надо. А вот все прочее – надо. Главным образом то, что ты говорил насчет требований, к которым надо прислушаться.

– Позвольте заметить, Георгий Петрович, – вмешался Воронков, – что Алексей Иванович не в курсе того, что прошло в эфир, а что нет. И вообще эта идея с повторным выступлением мне кажется невзвешенной. Намного проще поступить так. Вырезать все, что касалось рассказа о похищении, а остальное превратить в рекламный ролик. Я уже проинструктировал и облТВ и Антонова, чтоб они объясняли этот случайный выход в эфир технической ошибкой, когда на экран вывели рабочий материал к рекламному ролику.

– Глупее ничего не придумал? – нахмурился Пантюхов.

Воронков сделал обиженное лицо и произнес:

– Почему вы считаете это глупым? Вовсе не так. Я уж давно думал над этим делом. У меня даже смонтирован текст.

– А почему ничего не сказал?

– Кто ж знал, что они сегодня вернутся? На будущее запасался. У меня и кассета при себе.