Текст книги "Хозяин Гнилого болота"

Автор книги: Леонид Влодавец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)

Леонид Влодавец

Хозяин Гнилого болота

Глава I

КРАЙ СВЕТА

За вагонным окном тянулся мрачный, непроглядный лес. Эдакая сплошная стена или забор с острыми зазубринами поверху. Высоченные ели упирались в подсвеченное заходящим солнцем зловеще-багровое небо. Из окон коридора открывался вид на точно такой же еловый «забор», только выглядел он еще мрачнее, потому что на той стороне закатные отсветы уже почти не просматривались, а небо было какого-то гнусно-сизого цвета.

В купе, без восторга поглядывая в окошко, сидели в обнимку с рюкзаками и сумками Агата и Вовка Куковкины. Агата – это Вовкина старшая сестра, дылда шестнадцатилетняя, у нее даже паспорт есть. А Вовке – только одиннадцать, он ей и до плеча макушкой не достает. Поэтому приходится ее слушаться, чтоб не получить по шее. Притом подчиняться надо не только каким-нибудь умным распоряжениям, но и дурацким тоже. Например, на одной из остановок, где поезд стоял целых полчаса, сестрица не разрешила Вовке сходить за фантой. Потому что он, видите ли, может отстать и потеряться. Нашла маленького! Сама тоже не пошла, а потому пришлось днем, когда жарко было, горячий чай пить. И чуть что – на маму ссылается. Мол, она велела Вовке слушаться старшую сестру, а если Агата настучит, что Вовка не слушался, то осенью ему не купят ролики. По шее – это еще можно перенести, а вот без роликов прожить трудно. Не жизнь, а ад кромешный.

Впрочем, до осени было еще далеко. Агата и Вовка ехали на каникулы в северную деревню, к прадедушке и прабабушке. Между прочим, первый раз в жизни. Даже Агата. Все предыдущие годы они отдыхали либо на даче с мамиными родителями, либо в подмосковной деревне у родителей отца. Ну и еще несколько раз в детские лагеря ездили, которые мама с папой по привычке называли «пионерскими». Насчет того, что у мамы далеко от Москвы бабушка с дедушкой живут, ребята, конечно, слышали, но воспринимали это дело с трудом. Большая, взрослая, солидная мама – и вдруг чья-то внучка! То есть Агата, наверно, это лучше понимала, а Вовка прямо-таки отказывался верить. В Москву прабабушка и прадедушка последний раз приезжали очень давно, лет семь назад, и Вовка их даже в лицо не помнил. Агата помнила и утверждала, что запросто их узнает.

Поехать к прадедушке и прабабушке пришлось потому, что под Москвой начались лесные пожары и было слишком много дыма. Умная Агата заявила, что в такой неблагоприятной экологической обстановке она нормально не отдохнет. Наверно, надеялась съездить с подругой на Черное море. Но папа сказал, что финансировать это мероприятие он не будет и если Агата очень хочет съездить в Сочи, то пусть сама зарабатывает на это деньги. Конечно, он прекрасно знал, что Агата столько не заработает, даже если все каникулы будет вкалывать как проклятая. К тому же Агата вообще работать не любила и даже дома полы никогда не мыла. Поэтому ей пришлось скрепя сердце согласиться на вариант с прабабушкой и прадедушкой. А Вовку вообще никто не спрашивал, он еще не дорос до того, чтоб свое мнение иметь. Это так мама сказала.

Вообще-то сначала мама хотела ехать вместе с детьми. Потому что до июня месяца она была домохозяйкой и ей не надо было получать отпуск на работе, как папе. Однако незадолго до того, как она собиралась идти на вокзал за билетами – почти что за полчаса! – ей позвонила институтская подруга и сообщила, что для мамы есть хорошая, высокооплачиваемая работа. Такая, что мама даже больше папы получать будет. И мама, поговорив с папой, решила, что будет устраиваться на эту работу, а отдохнет как-нибудь в другой раз.

Вместо себя мама намеревалась послать бабушку Нину, то есть свою собственную маму. Но заболел мамин папа, дедушка Жора, и бабушка тоже не смогла поехать. Папины родители, которые жили в деревне под Москвой, само собой, не могли бросить свое хозяйство. Вот и получилось, что Агата с Вовкой поехали самостоятельно. Агате, конечно, было приятно чувствовать себя взрослой и независимой, а Вовка чуял, что не будет ему на каникулах радости и веселья…

– Подъезжаем, молодые люди! – объявила проводница, заглянув в купе. – Через пять минут вам выходить. Станция Чертогоново.

– Спасибо, – не очень вежливо отозвалась Агата. – Пошли, Вовка!

Надев рюкзаки и взяв за ручки сумку, Куковкины направились в тамбур. Поезд замедлил ход, и под медленный перестук колес Вовка спросил:

– А прадедушка нас будет встречать?

– Говорят, будет… – мрачно произнесла Агата, хотя была в этом не очень уверена.

Вообще-то, прадедушке еще за неделю посылали письмо. Он ответил телеграммой: «Ждем. Телеграфируй номер поезда». Мама срочно ему телеграфировала – сообщила не только номер поезда, но и вагона. Сейчас Вовка догадывался, что номер вагона, наверное, не пригодится. Кроме них с Агатой, на станции Чертогоново никто выходить не собирался.

– Сколько сейчас времени? – спросил Вовка.

– Пять минут двенадцатого, – буркнула Агата.

– Ночи? – удивился брат.

– Ну не дня же?

– А почему светло?

– Потому что тут север, сейчас белые ночи стоят. Не слышал?

– Слышал… – пробормотал Вовка, хотя лично ему эта ночь казалась не белой, а какой-то сизо-красной.

В тамбур вошла проводница, подняла рубчатый стальной лист тамбурного пола, закрывавший лесенку, откинула к стенке тамбура. Потом открыла дверцу вагона и зачем-то протерла деревянные ручки.

«Тш-ш-ш!» – прошипели тормоза, вагоны брякнули буферами, поезд остановился.

Агата и Вовка спустились на низкую платформу, сооруженную из какого-то странного материала, напоминающего смесь шлака с асфальтом. Никто другой, как и предполагал Вовка, на этой станции не вышел. Почти сразу же после того, как Куковкины выгрузились, проводница закрыла дверь, тепловоз загудел и дернул состав. Вовке почему-то показалось, будто машинист торопился поскорее отправиться в путь, не желая здесь задерживаться.

– Ну и заехали! – почти с испугом произнесла Агата. – Это же край света какой-то…

Станция представляла собой продолговатую приземистую избушку с темно-красной, слегка проржавевшей крышей, под которой была укреплена грязно-белая доска с черной надписью: «Чертогоново». Около «вокзала» стояло еще несколько сарайчиков и будок непонятного назначения. Все они притулились на совсем небольшой поляне, примыкавшей к платформе, на которой стояли со своим багажом Агата и Вовка. По другую сторону путей, кроме платформы, вообще ничего не было – сразу за ней начинался лес.

– А где же прадедушка? – спросил Вовка.

– Не знаю… – пробормотала Агата. – Если он не приедет, то нам тут ночевать придется…

Но тут из дверей станции-избушки вышел, опираясь на толстую суковатую палку, седой старичок небольшого роста, в мятых и залатанных коричневых брюках, заправленных в пыльные кирзовые сапоги, в сером потертом пиджаке и старой солдатской фуражке с треснувшим пополам козырьком.

– Бомж какой-то… – пожала плечами Агата, но старичок уверенно направился в их сторону.

– Вот и приехали, – улыбнулся он, и Куковкины увидели, что у него во рту всего четыре зуба. – Здравствуйте, правнуки мои! Не чаял увидеть!

– Здравствуйте… – растерянно ответили Агата и Вовка в один голос.

– Ну, чего тут стоять? – сказал прадедушка, а потом с неожиданной силой ухватил обе сумки, которые Агате и Вовке казались очень тяжелыми, повесил одну из них на один конец своей палки, другую на другой и понес их, будто ведра на коромысле, бросив через плечо ребятам:

– Идите за мной, в машину садиться будем!

Куковкины со своими небольшими рюкзачками еле-еле за ним поспевали, хотя поначалу им показалось, будто старичок и десяти шагов не пройдет – рассыплется.

Они обошли избу-станцию и очутились на небольшой вытоптанной площадочке, где стоял старенький зеленый «Запорожец». Прадедушка открыл багажник, в два счета запихал в него сумки, распахнул дверцу, отодвинул сиденье и сказал:

– Прошу!

Агата и Вовка влезли на заднее сиденье, прадедушка захлопнул дверцу и уселся на водительское место. Когда он повернул ключ в щитке зажигания, стартер включился с каким-то кхеканьем и скрипом. Маленькая машина задребезжала, оглушительно стрельнула выхлопной трубой, мотор сердито зарычал, словно недовольный тем, что его разбудили. Пожилой шофер развернулся и покатил вперед по ухабистой и извилистой дорожке, уводящей куда-то в глубь леса.

– Ну, вот и едем! – оскалил свои четыре зуба прадедушка, а потом не то закашлялся, не то рассмеялся: – Хе-хе-хе-хе!

Ничего страшного в этом смехе не прослушивалось. Нормальный такой, стариковский смешок. Но именно в тот момент, когда прадедушка засмеялся, на Вовку откуда ни возьмись накатила ледяная волна непонятного, таинственного страха. Таинственным этот страх был прежде всего потому, что никаких серьезных причин чего-то бояться у Вовки не было.

Вроде бы все получилось нормально: и ночевать на станции не пришлось, и прадедушка на машине встретил. Однако, как ни странно, никакого облегчения на душе Вовка не почувствовал. Напротив, чем дальше машина отъезжала от станции, тем больше его охватывало предчувствие чего-то жуткого…

Глава II

ДОРОГА

Прадедушка ехал не торопясь и молча. Агата и Вовка тоже помалкивали: Агата – потому что не знала, о чем можно с таким дремучим стариком разговаривать, а Вовка – потому что никак не мог преодолеть свой нарастающий страх. Хотя ничего такого страшного в этом самом прадедушке не было. Кроме зубов, пожалуй. Уж очень они походили на вампирские. Вовка такие в каком-то фильме видел. Правда, в том же фильме объясняли, что вампиры тени не отбрасывают, в зеркале не отражаются, боятся света и запаха чеснока. А прадедушка и тень отбрасывал, и отражался в зеркале заднего вида. Да и света, похоже, не боялся – правда, стояла белая ночь, точнее, что-то вроде сумерек. Во всяком случае, чтобы нормально ехать по лесной дороге, надо было фары включить. Прадедушка их включил, и ничего с ним не сталось. Наконец, от старика заметно несло чесноком. Вовка вампиром, понятно, не был, но этот запах ему тоже не казался приятным.

Для того чтоб как-то успокоиться, Вовка стал вспоминать, что им мама рассказывала про своего дедушку.

Звали его точно так же, как деда небезызвестного Ваньки Жукова – Константин Макарович, фамилия – Дурнев. Бабушка Нина, говорят, была очень рада, когда вышла замуж и сменила эту фамилию на Прохорову, а вот мама, когда из Прохоровой стала Куковкиной, немножко огорчилась. Агате тоже эта фамилия не нравилась, но у нее было утешение, что когда она замуж выйдет, то сменит ее на какую-нибудь приличную. А вот Вовке, как видно, придется с этой фамилией до старости жить. Его еще в садике дразнили «Куковка-Морковка». И сейчас, в школе, тоже Куковкой называют, будто он девчонка. Но уж лучше все-таки быть Вовкой-Куковкой, чем Дурнем.

С фамилией Константину Макаровичу, конечно, не повезло, но зато сильно повезло на войне. Бабушка говорила, что его там сто раз могли убить, но не убили. И то, что он после войны так долго прожил, тоже было большим везением. Потому что никто из трех его братьев до нынешнего года не дожил. Два на войне погибли, а один после войны умер. И прабабушек у Вовки с Агатой тоже других не осталось, только жена Константина Макаровича, Анна Михайловна, которую мама называла бабушкой Нюшей.

Насчет того, что прадедушка делал до и после войны, мама говорила коротко: работал в колхозе. Что такое колхоз, Вовка представление имел – папа рассказывал, а вот чем там Константин Макарович занимался, наверно, даже мама толком не знала, потому что приезжала в гости к дедушке и бабушке очень давно.

Про то место, где живут Константин Макарович и Анна Михайловна, мама рассказывала мало. Говорила только, что станция называется Чертогоново – это такое село, от которого до станции целых двадцать километров. Но прадедушка с прабабушкой живут еще дальше, в деревне со странным названием Маланьина Горка. От Чертогонова до Маланьиной Горки, по маминым словам, надо еще пять километров ехать.

От этого сообщения больше всего расстроилась Агата. Она все спрашивала, есть ли там в селе какой-нибудь клуб, где бывают дискотеки. Мама сказала, что клуб есть, но только в самом Чертогонове. Насчет дискотек она точно не знала, но просто танцы там раньше бывали. «И вы на эти танцы за пять километров ходили?» – ужаснулась Агата. На это мама сказала, что она лично на эти танцы никогда не ходила, потому что туда все являются в пьяном виде и почти каждый раз дело кончается дракой.

Вовка, конечно, интересовался прежде всего двумя вещами: есть ли там речка, в которой можно купаться, и есть ли там ребята, с которыми можно в футбол поиграть. Мама ответила, что речка есть, а насчет футбола она никогда не интересовалась. «Впрочем, – утешила она Вовку, – я думаю, что ты найдешь себе компанию!» Так что Вовка все-таки взял с собой футбольный мяч и нипельный насос, чтоб его накачать, если понадобится. А еще Вовка вез с собой ракетки для бадминтона и коробку с воланчиками. В крайнем случае можно поиграть с Агатой. Если ей совсем скучно станет, конечно. Ну а еще мама говорила, что в лесу много грибов и ягод, но без дедушки – то есть прадедушки! – туда лучше не ходить, можно заблудиться. Наконец, мама предупредила, чтоб ни Агата, ни Вовка, ни порознь, ни вместе, ни в коем случае не ходили на Гнилое болото. «Даже с прадедушкой?» – спросил Вовка. «Прадедушка сам туда не пойдет никогда и вас не поведет! – убежденно заявила мама. – А вот вы из любопытства и глупости вполне можете туда забраться». – «И что тогда будет?» – поинтересовалась Агата. «Ничего хорошего!» – сердито и непонятно бросила мама и больше ничего объяснять не стала.

Вовка хорошо знал, что в болоте можно утонуть, и даже если б мама сказала: «Будете у прадедушки – обязательно сходите на Гнилое болото!», ни за что туда бы не пошел. К тому же на болотах – это он тоже хорошо знал! – водятся кусачие комары, которых Вовка терпеть не мог.

От всех этих воспоминаний и размышлений Вовку отвлек голос Агаты:

– Долго еще ехать, дедушка? – «пра» она добавлять не стала.

– С полчаса, – ответил старик, не отрывая взгляда от дороги.

Вовка тоже посмотрел вперед. Ничего интересного ему на глаза не попалось. В свете фар по обе стороны дороги виднелись только пыльные кусты, за которыми мрачной и непроглядной стеной стоял все тот же лес. Все это постепенно, по мере движения машины, уплывало куда-то назад. Однако из-за того, что пейзаж за окнами выглядел очень однообразно, Вовке казалось, будто «Запорожец» стоит на месте и ничего вокруг не меняется. Даже повороты извилистой дороги были очень похожи друг на друга. Сколько их встретилось на пути, Вовка не запомнил и даже не пытался.

И вдруг за одним из поворотов, впереди показалось что-то черное, медленно движущееся вдоль обочины.

– Смотрите, старушка какая-то! – воскликнула Агата. – Надо ее подвезти, она, наверно, очень устала…

Прадед, однако, не только не остановился, но и прибавил скорость.

– Дедушка! – удивленно произнесла Агата. – Неужели вам ее не жалко?

– Мне вас жалко, – пробормотал Константин Макарович, когда «Запорожец» проскочил мимо черной фигуры. И добавил загадочно: – На этой дороге никого в машину подсаживать нельзя.

– Почему? – спросила Агата.

– После объясню…

Вовка украдкой глянул назад и удивился. Хотя «Запорожец» успел отъехать не так уж и далеко от того места, где осталась черная фигура, ничего похожего на нее позади не оказалось. Исчезла! Как корова языком слизнула…

Младший Куковкин почувствовал, что тот непонятный страх, донимавший его в последние четверть часа, заметно усилился.

Агата, которая назад не смотрела, ничего такого не заметила. Однако и ей стало как-то не по себе. Уж больно странно вел себя старик. Несмотря на то, что Агата утверждала, будто помнит в лицо и прадеда, и прабабку, за семь лет их лица у нее в памяти сохранились не очень четко. А как известно, все старики и старухи чем-то похожи друг на друга. Вообще-то, если бы «бомж» с палкой к ним сам не подошел, ей бы его нипочем не узнать. У Агаты даже шевельнулась в голове непрошеная мыслишка: а вдруг это вовсе не прадедушка? Вдруг это бандит какой-нибудь?!

Но тут внимание девочки привлекло еще одно странное явление: в лесной чаще, справа и чуть впереди «Запорожца», но довольно далеко от дороги мелькнули два ярких, но маленьких зеленых огонька. Мелькнули и пропали…

– Там волк! – вскричала Агата.

– Где? – обернулся Вовка, но ничего не увидел.

Константин Макарович тоже беспокойно скосил глаза и пробормотал себе под нос:

– Помоги, Господи…

Это Вовку очень удивило. Неужели прадедушка боится волка, сидя за рулем автомобиля? Какие бы зубы у этого зверя ни были, он ведь не прогрызет стальные дверцы. Да и не догонит он машину. Все-таки сорок километров в час.

Между тем Константин Макарович надавил на педаль газа и заставил свою колымагу ехать гораздо быстрее. Стрелка спидометра подползла к шестидесяти.

В этот момент сразу с обеих сторон дороги загорелись аж по четыре пары зеленых огоньков. На сей раз они не погасли сразу же и не исчезли, когда машина проехала мимо них. Нет! Зловещие светлячки словно бы полетели рядом с «Запорожцем», не отставая, не обгоняя и не скрываясь за кустами и стволами деревьев.

– Что это? – испуганно спросила Агата.

– Это не волки… – пробормотал Вовка, чувствуя, как переполняет его леденящий страх.

– Мать Пресвятая Богородица, спаси и помилуй! – произнес прадед, с усилием, будто она была приклеена, оторвал правую руку от баранки и перекрестился. В ту же секунду огоньки как по команде исчезли.

Ребята даже и спрашивать побоялись, отчего так получилось. Но оба сразу поняли: неспроста эта станция и село носили название Чертогоново…

Впрочем, через несколько минут лес поредел, а потом и вовсе расступился. Дорога пошла в горку, на которой светились уже вполне мирные, уютные желтоватые огоньки в окнах сельских домов. Правда, очень редкие. Должно быть, большинство жителей уже спать легли.

– Уф-ф! – вырвалось у Агаты.

– Рано радуешься, внученька… – произнес старик. – Еще пять километров осталось…

«Запорожец» благополучно доехал до села и покатил мимо домов. Здесь Вовкин страх на некоторое время притупился. Тут и окна светились, и телевизор кое-кто смотрел, и даже несколько прохожих попалось навстречу. Но вскоре машина миновала село, поехала через поле и опять стала приближаться к лесу. Страх вновь начал нарастать, быстро, буквально с каждым оборотом колес «Запорожца».

– Ну, помоги, господи, до полуночи мостик проехать! – прокряхтел Константин Макарович.

– Какой мостик? – робко поинтересовалась Агата.

– Такой… – махнул рукой старик. – Нехороший…

Ни Вовка, ни Агата не решились уточнять, почему этот мостик нехороший. Машина въехала на исковерканную тракторными гусеницами лесную дорожку, по сравнению с которой та, что вела от станции в село, казалась прямо-таки автострадой. Здесь пришлось плестись как черепаха – всего-то на двадцати километрах в час. А до полуночи оставалось не более десяти минут.

– Опять! – испуганно взвизгнула Агата. – Опять огоньки!

Вовка тоже увидел. Теперь от двойных зеленых огоньков рябило в глазах, они, казалось, заполнили собой весь лес. Огоньки светились и низко над землей, и на ветвях деревьев, и даже в воздухе, в промежутках между верхушками елок. Больше того, зеленые точки попарно порхали над дорогой, проносились над крышей «Запорожца», то обгоняя его, то вылетая ему навстречу невесть откуда. При этом раздавался не то свист, не то шелест, сперва тихий, а потом все более громкий и действующий на нервы.

– Мама! – пискнула Агата. – Дедушка! Надо быстрее!

– Нельзя быстрее… – вздохнул Константин Макарович. – Здесь машину загубить проще простого. А если остановимся…

Он не стал договаривать, но ребята сразу поняли: ничего хорошего не получится. Тем более что пары зеленых огоньков стали с бешеной скоростью носиться вокруг машины. Образовалось зеленое мерцающее кольцо, вращающееся по часовой стрелке не выше, чем в метре над крышей автомобиля. При этом со всех сторон к кольцу стали подлетать все новые и новые огоньки: десятки, сотни, может, даже тысячи. Какая-то неведомая сила втягивала их в это кольцо, заставляла вращаться, и кольцо с каждой минутой и даже секундой становилось все шире, светилось все ярче. Но больше всего ужасало то, что светящееся чудо-юдо – оно уже стало напоминать по форме зеленый полупрозрачный стакан – неотвратимо опускалось все ниже и ниже.

– Пару минут бы еще! – пробормотал Константин Макарович, напряженно глядя на часы. Нижний край кольца из вращающихся огоньков зловеще мерцал уже почти на уровне стекол «Запорожца» и сильно мешал старику смотреть на дорогу.

– Ой! – закричал Вовка. – Они теперь и снизу вверх крутятся!

Действительно, какая-то часть огоньков принялась вращаться вокруг машины, пролетая между передними и задними колесами.

В считанные секунды эти огоньки тоже слились в мерцающее кольцо, и оно очень быстро догнало по ширине первое. А первое кольцо уже почти полностью закрывало обзор через лобовое стекло.

– Дедушка, миленький, только не останавливайся! – умоляла Агата. А Вовка от страха и слова вымолвить не мог.

– Врешь! Не возьмешь! – отчаянно заорал старик и, судя по всему, все же рискнул нажать на газ. Вовка мог бы голову на отсечение дать, что Константин Макарович не видит ничего, кроме почти сплошной мельтешни из зеленых огоньков, образовавшей что-то вроде шара, внутри которого оказался «Запорожец». Даже свет фар через эту мельтешню не просматривался. А тот самый свист-шелест огоньков усилился до того, что уши сверлил и даже, кажется, по коже царапал.

Вовка зажмурился, поскольку очень боялся, что прадедушка, ничего не видя, с разгону врежется в дерево или свалится с того самого «нехорошего» мостика. Впрочем, попасть в аварию – это еще не самое страшное. Что будет, если весь этот рой таинственных, похожих не то на волчьи, не то на кошачьи глаза огоньков ворвется в кабину? Но даже сквозь закрытые веки Вовка видел отблески сверкающих колец, а жужжание вращающихся огоньков стало заглушать рокот мотора. Надо было ждать самого худшего…

Однако через минуту или меньше свист-шелест вдруг оборвался, мерцание сквозь веки перестало ощущаться, и Вовка рискнул открыть глаза.

Ни вращающихся колец, ни отдельных огоньков больше не было. Даже тогда, когда Вовка посмотрел в заднее стекло, – тоже ничего. Зато он увидел удаляющийся деревянный мостик, перекинутый через неширокую речку. Мостик как мостик, ничего «нехорошего» на нем не наблюдалось.

Между тем уже перевалило, за полночь.

Константин Макарыч только крестился и бормотал себе под нос что-то похожее на молитву.

Страх, переполнявший и Вовку, и Агату, стал быстро идти на убыль. Буквально через километр дорога вышла на опушку леса, а затем стала вновь подниматься в горку, где на фоне довольно светлого неба виднелось несколько отдельных деревьев и темные силуэты изб, без единого огонька.

– Ну, вот и Маланьина Горка! – облегченно вздохнул Константин Макарыч. – Вот теперь, правнученька, можно и «уф-ф!» сказать. Приехали!

Едва только старик произнес это последнее слово, как Вовка почувствовал огромную усталость, веки прямо-таки упали на глаза, и младший Куковкин мгновенно провалился в сон.

Глава III

УТРО НА МАЛАНЬИНОЙ ГОРКЕ

Никаких снов Вовка ночью не увидел, ни хороших, ни страшных. Проспал без задних ног до самого утра и проснулся от бьющего в глаза яркого солнца.

Сперва, конечно, Вовка огляделся – ведь последним, что он запомнил перед сном, был салон «Запорожца». О том, кто и как его перетащил в дом прадеда и прабабушки, Вовкина память ничего не сохранила.

Оказалось, что он находится в просторной горнице аж с четырьмя окнами и спит на старом дерматиновом диване, укрытый синим байковым одеялом. Агата, должно быть, переночевала в небольшой комнатке, которая просматривалась через открытую дверь с очень высоким порогом и низкой притолокой. Кровать сестра, конечно, как всегда, позабыла застелить, но уже встала и ее громкий голос слышался из-за большой двустворчатой, крашенной белилами двери, за которой находилось еще какое-то помещение. Прислушавшись, Вовка разобрал, что Агата рассказывает о том, как они живут в Москве. Ни слова про вчерашние дорожные приключения он не услышал.

Тут, в горнице, все было совсем не так, как в городской квартире. Больше того – эта изба даже нисколько не походила на ту подмосковную, где жили папины родители. Там обстановка очень напоминала городскую, а здесь Вовку окружали никогда не виданные им раньше предметы.

Например, почти вся мебель – кроме дивана, наверное, – была, как видно, самодельная. И стол с точеными ножками, и стулья с резными спинками, и лавки, прибитые прямо к стенам под окнами, и даже большущий шкаф-гардероб – все это было добротно сработано каким-то умельцем из сосновых досок и покрыто синей масляной краской. На гладком, крашенном в коричневый цвет полу лежали узкие и длинные половики, сотканные из старого тряпья. По бокам от белой двери на маленьких столиках, похожих на откидные, но намертво прибитых к стене, возвышались допотопные телевизор и радиоприемник. Громоздкие, в деревянных лакированных корпусах, с огромными пластмассовыми клавишами. А на потолке висела очень странная люстра – под красным шелковым абажуром с золотистой бахромой по краям, натянутым на каркас из толстой проволоки. Ну а еще в этой комнате были какие-то коврики на стенах развешаны, занавески с кружевом на окнах висели. Наконец, в одном из углов, украшенном вышитыми полотенцами, стояла на полочке огромная застекленная икона.

Когда Вовку спать укладывали, то сняли с него только кроссовки и джинсовую курточку, так что долго одеваться ему не пришлось. Правда, кроссовки куда-то запропастилась, а вместо них около дивана обнаружились матерчатые шлепанцы. Шаркая ими по полу, Вовка направился за белую дверь, туда, где слышался голос Агаты.

За белой дверью оказалось что-то вроде просторной кухни. Там тоже всю обстановку явно смастерил какой-то умелец – за исключением газовой плиты с двумя конфорками, которая была подключена к большущему баллону, стоящему на улице в специальном железном шкафчике. Но газовой плитой тут пользовались только по мелочам. Почти четверть всей кухни занимала огромная русская печь – точь-в-точь как в сказочных мультфильмах.

На столе возвышался электрический самовар, на железной поставке стояла сковорода с яичницей, а вокруг нее сидели Агата, прадедушка Константин и не очень толстая старушка в ситцевом платочке. Вовка, конечно, сразу понял, что это и есть прабабушка Анна Михайловна.

Вовка хотел сказать «с добрым утром!», но старушка ему и рта раскрыть не дала:

– Умывайся да кушать садись.

Когда Вовка уселся за стол, то оказалось, что ему придется съесть целую четверть всей яичницы со сковородки, в которой, как выяснилось, еще и картошка с мясом была. Но если раньше Вовка ни за что столько не осилил бы, то теперь наворачивал так, что за ушами трещало.

– Вот оно что значит свежий воздух, – сказала Анна Михайловна. – Аппетит сразу разгулялся.

– Да уж, воздух тут свежий… – проговорила Агата, как видно, вспомнив жутковатые видения прошлой ночи. – Но вы мне все-таки не объяснили, что это вчера вокруг машины летало.

– А этого, Агафьюшка, никто не знает. У нас тут говорят: «малавит» – и все, – произнес Константин Макарович. – Днем ничего такого не бывает, все как положено. А вот по ночам лучше дома сидеть и никуда дальше околицы не ходить.

– Эти самые «зеленые огоньки» нападут? – с интересом спросил Вовка, прожевав кусок картошки.

– Не они одни. Тут много всякого кажется, – вздохнул Константин Макарович. – Место такое, трижды проклятое. Здесь нечистая сила разгулялась. Хотя я вообще-то раньше в нее не верил. И пионером был когда-то, и комсомольцем, и даже в партии числился. Вы-то небось не слыхали, что до войны был такой союз воинствующих безбожников. Вот я в нем состоял. Но теперь, на старости лет, даже креститься научился.

– Вот от вас-то, нехристей, вся эта нечисть и расплодилась! – проворчала Анна Михайловна.

– А почему вы отсюда не уедете? – спросила Агата. – Например, к нам или к бабушке Нине? Ведь здесь же жить страшно!

– У вас в Москве – во сто раз страшнее, – усмехнулся Константин Макарович. – Как телевизор ни посмотришь – все убийства, да грабеж, да взрывы какие-то. А у нас тут – ничего такого. Не ходи в лес после десяти часов, не езди лишний раз по ночам да не пей водку – и все будет нормально. Ни воров, ни бандитов у нас нету – грабить нечего.

– У них души черные, – добавила Анна Михайловна, – грехов на них тьма, нипочем не отмолить. Такие-то как раз нечистикам и надобны. Хоть и носят кресты, да не обороняет их Божья сила.

– Приехал тут один такой на побывку, – мрачно прибавил Константин Макарович. – На джипе американском, морда – во, в черной майке, кулаки в перстнях, изрисованный весь. Матери с отцом вроде бы хотел новый дом поставить. И что вышло? Напился под вечер, сел в свой джип, поехал куда-то на ночь глядя да и угодил в Гнилое болото. Там и сгинул навовсе. Провалился в топь!

– А может, это с ним другие бандиты разобрались? – предположил Вовка.

– У нас же народ неглупый, – усмехнулся старик. – Таких покрышек, как у него были, тут на сто верст в округе не сыщешь. Рисунок на протекторе приметный, понимаешь? Вот наши мужики по следам и углядели, что свернул он с дороги и покатил прямиком в болото. А там, хоть отпечаток с покрышек и не виден, других следов от колес не было. Метров пятьдесят проехал – и нырнул вместе с машиной.

– Так и не вытащили?

– Из Гнилого болота, внучек, никого не вытаскивают. Там – не глубина, а прорва настоящая. На Гнилое болото и днем ходить нельзя. Мама предупреждала небось?

– Да, – кивнула Агата, поежившись.

– Запомнила, значит! – усмехнулся Константин Макарович. – Она-то, когда была такая, как ты, не больно поверила, когда я про болото рассказывал. И из любопытства девчачьего решила сходить с подружкой. Тоже с городской, Люськой Кривандиной.

– И что было? – заморгала Агата.

– Пошли они с утра за грибами. А как возвращаться стали, свернули с просеки в сторону болота. Дескать, глянем одним глазком, что это за болото такое. Удумали, видишь ли, что ежели по краешку пройти, то ничего страшного не будет. А болото – оно хитрое! Оно ведь заманивает к себе.

– Как это? – удивился Вовка.

– А так. Когда они уже возле самого болота шли, стали им попадаться белые грибы. Много! У них и по четверти корзинки до того не было, а тут – один за одним, да такие ядреные, крепкие, ни одного червивого или гнилого. За одним нагнутся – и тут же второй увидят. Пойдут за вторым – а вот и третий! А дальше сразу гнездо из трех-четырех грибов замаячит. Азарт нашел на девок. Так и не заметили, как зашли за край болота. Это ведь не граница государственная, там столбов с гербами нету. И топь там не сразу начинается и не сплошняком. Сперва много места сухого, островки такие, с деревьями, кочки. На этих-то кочках-островках они грибы и находили. По полной корзине с верхом набрали, присели на одном островке отдохнуть, перекусили, а потом решили обратно идти. И что же? Куда ни сунутся – всюду топко. Понимаешь? На островок-то зашли как-то, а обратно не уйти, не получается! Белым днем, еще и за полдень не перевалило. И вроде бы помнят, с какой стороны туда проходили, а только ногу на мох поставят – она в топь уходит.