Текст книги "Офицерский мятеж"

Автор книги: Леонид Смирнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 23 страниц)

Победа далась нелегко – Спиваков был порядочно изнурен, весь покрыт потом и тяжело дышал.

Сухов продолжал следить и за Артемом Гарнетом из штаба Шестого флота. Так вот Гарнет закончил свой бой еще в середине первого раунда. Он пробился сквозь веерную защиту и сдвоенным ударом срубил канадского бойца, серьезно повредив ему шею. Гарнет, как считал командир «Котлина», будет самым серьезным противником Спивакова.

Вечером Петр Сухов опять навестил делегацию с «Котлина». Все котлинцы оказались на месте. Герой дня Спиваков лежал на матросской койке и спал, невзирая на царящий в кубрике шум и гам. Ваня Чонг, как обычно, занимался своими упражнениями и сейчас стоял на голове. А начмед Лукашин упрямо пытался читать книгу. Несмотря на беруши, у него плохо получалось.

Бульбиев молча пожал Сухову руку и поднял глаза к потолку кубрика – это был знак: говорить о деле в кубрике нельзя. Утром подозрительного вида техники чинили проводку на всей палубе. Но едва начались бои, в нескольких отсеках люди Ригерта снова установили защиту. Там и собирались заговорщики, когда экипаж астроматки рассаживался вокруг ринга и надрывал глотки.

Старлей Хвостенко поздравил командира с выходом адъютанта в следующий круг. Он уже легонько принял на грудь и казался добродушным увальнем. Его глуповатое широкое лицо многих вводило в заблуждение. На самом деле начальник БЧ–два был отнюдь не дурак.

– Выпить хотите, Петр Иванович? – предложил он.

– А почему бы и нет?..

Старлей протянул кавторангу кружку с дурно пахнущей жидкостью. Здесь, на «Мадейре», народ пил всякую гадость.

Старпом был сегодня на себя не похож – будто язык проглотил. Неужто так наговорился за день?

– Кондуктору надо продержаться как можно дольше – таков приказ по «Котлину». Я правильно понимаю? – наконец–то заговорил Бульбиев. Язык у него слегка заплетался – не от выпитого, а от усталости.

– Тебе видней, Семен Петрович, – ответил Сухов и хлебнул отравы под названием «виски». – Тебе видней…

Утро третьего дня чемпионата началось с принципиального поединка: Аристарх Спиваков против Кшиштофа Вишневского. По физическим данным этот молодой лях не выделялся среди бойцов, так почему же он раз за разом выигрывал схватки? Сухов задумался и нашел ответ: лях бился яростно, будто в каждом бою решалось, жить ему или умереть.

В схватке с русским кондуктором польский лейтенант сражался с удвоенной силой. Быть может, у пана Вишневского был особенный счет к «москалям». Кшиштоф сразу пошел вперед, и весь первый раунд Спивакову приходилось отбиваться. Вишневский снова и снова бросался на русского, осыпая его ударами. Энергия ляха не иссякала.

Спиваков чувствовал, как немеют измолоченные противником руки. От удара в грудь перехватило дыхание, и было не набрать воздуха в легкие. В глазах потемнело. Спасительный удар гонга дал ему короткую передышку.

– Где ваши атаки? – разминая плечи Аристарха, спросил Ваня Чонг. – Или вы свалите его первым же ударом, или он нокаутирует вас во втором раунде.

– Я не могу вспомнить… как бил наповал, – наконец отдышавшись, пожаловался Спиваков. – Этот мальчик мешает мне думать.

Секундант Чонг не понял шутки. На самом деле объяснение было простое: от усталости Аристарх Львович терял способность к своим полетам.

– Тренируйте память, кондуктор, – сказал секундант. Пора было убирать стул.

Спиваков вставил в рот капу, собрался и, чуток подвигав лопатками, двинулся навстречу ляху. На конопатом лице Вишневского читалось нетерпение. Лейтенант был уверен: упрямый старик сможет отбить не больше пары ударов. Он предвкушал скорую победу и не хотел оттягивать удовольствие.

Кшиштоф Вишневский ничего не понял. В воздухе что–то крутанулось – Аристарх Львович впервые в этом бою применил прием из своего странного арсенала. Тело кондуктора крутанулось, ноги молниеносно сделали стригущее движение – этот прием назывался «тупые ножницы». Лях не был разрезан пополам, его поразил мощный удар пальцами ноги. По кадыку.

Вишневский еще падал на спину, а опустившийся на ринг Спиваков уже отступил к канатам. Его шатало, и нужна была опора.

Итак, кондуктор дошел до полуфинала. Да, победы давались ему все тяжелее. Похоже, Аристарх Львович начал сдавать – все–таки годы не те…

Когда в соревновании остались восемь лучших бойцов, адмирал Кобурн прекратил посторонние разговоры. Теперь он неотрывно следил за поединками. В конце концов старый болельщик не выдержал и начал громко кричать, взывая к бойцам, ругая и хваля их, комментируя происходящее на ринге. И публика орала все громче, так что в третий день боев Петр Сухов стал глохнуть от наполнившего зал рева и свиста.

По окончании четвертьфиналов адмирал Кобурн не спешил идти на обед. Хитровато прищурив глаза, он пристально посмотрел на Сухова. Адмиралу явно хотелось рассказать еще одну байку.

– Я слушаю, сэр.

– Вы меня видите насквозь, Пиотр, – с кислой улыбкой произнес Джеймс Кобурн. – Значит, я теперь ясен, как открытая книга. Старею…

– Просто вы ненадолго сняли защиту, сэр, – уважительным тоном заговорил Сухов. Он хотел умаслить адмирала. – Если в другой раз вы не станете ее снимать, никто даже и… – он не стал договаривать, поймав благодарный взгляд Кобурна.

Командующий Шестым флотом начал рассказывать:

– Эта история случилась лет двадцать назад. Я был старпомом на астроматке «Вайоминг». Идем мы к месту флотских учений через Пояс Астероидов в системе Тау Кита. И вдруг по радио – прямым текстом на плохом английском: «Говорит Висс Ки Эйт Файв Файв. Пожалуйста, поверните на пятнадцать градусов в любом направлении, во избежание столкновения с нами. Вы движетесь прямо на нас, расстояние двадцать пять тысяч километров». Дежурный офицер «Вайоминга» – в ответ: «Это мы советуем вам повернуть на пятнадцать градусов, чтобы избежать столкновения с нами». Получаем новую радиограмму: «Ответ отрицательный. Повторяем: поверните на пятнадцать градусов во избежание столкновения». Тут уже подключается контр–адмирал Хоук, мой командир: «С вами говорит капитан боевого корабля Организации Объединенных Наций. Поверните на пятнадцать градусов во избежание столкновения». И получает в ответ: «Мы не считаем ваше предложение здравым. Советуем повернуть на пятнадцать градусов, чтобы не врезаться в нас». Хоук заводится с пол–оборота и начинает вопить: «С вами говорит контр–адмирал Ивэн Бут Хоук! Командующий большого космонесущего корабля «Вайоминг“! Военно–Космических сил Организации Объединенных Наций! Второго по величине военного корабля ООН! Нас сопровождают два крейсера, шесть фрегатов, четыре тральщика и корабли поддержки! Я вам не советую! Я вам приказываю изменить курс на пятнадцать градусов! В противном случае мы будем вынуждены принять необходимые меры для обеспечения безопасности нашего корабля! Немедленно убирайтесь с нашего курса!!!»

Кобурн перевел дух, глотнул из бокала содовой. Сухов терпеливо ждал окончания.

– Хоуку отвечают: «С вами говорит Хуан Мануэль Салас Алкантара. Нас два человека. Нас сопровождают пес, ужин, две бутылки пива и канарейка, которая сейчас спит. Нас поддерживают радиостанция «Cadena Dial de La Coruna“ и сайт «Экстремальные ситуации в космосе“. Мы не собираемся никуда сворачивать, потому что находимся на астероиде Мучача и являемся гипермаяком Висс Ки Эйт Файв Файв Пояса Астероидов Системы Тау Кита. Можете принять все сраные меры, какие считаете необходимыми, и сделать что угодно для обеспечения безопасности вашего сраного корабля, но он вдребезги разобьется о скалу. Поэтому еще раз настоятельно рекомендуем вам сделать наиболее здравую вещь: изменить ваш курс на пятнадцать градусов во избежание столкновения». Контр–адмирал: «О’кей, принято, спасибо».

История была смешная, но уж больно долгая.

После обеда восемнадцатый чемпионат Шестого флота ВКС ООН по смешанным боевым искусствам был продолжен. К этой минуте на ринге остались четверо бойцов. В полуфинале противником Спивакова оказался его старый знакомый – Артем Гарнет.

Этот полуфинальный бой по очереди был вторым. Кондуктор имел несколько лишних минут для отдыха, но вряд ли они что–то могли изменить. Выглядел Спиваков хреновато – под глазами черные круги, смотрел все больше в пол, начал горбиться – как при первой встрече на Земле. Хотя некоторые зрители были уверены: русский хитрец только прикидывается немощным. А потом ка–ак даст…

Кавторанг помнил рассказ Спивакова об инструкторе по кличке «Морчелла». Странный уродец учил Аристарха Львовича обороне без оружия в спецподразделении «Мангуст». Как выглядел второй ученик Морчеллы Артем Гарнет, кондуктор ничего не упоминал. Но если верить словам Спивакова, сейчас у ринга стоял никакой не Гарнет, а Морчелла собственной персоной: ростом не вышел, кожа да кости, грудь впалая, сероватое лицо покрыто морщинами, глаза узкие, с белесым хрусталиком.

«Интересно, к какой нации принадлежит этот тип?» – подумал Петр Сухов. Если бы в занятых людьми секторах Млечного Пути жили гуманоиды, которые могли скрещиваться с хомо сапиенс, капитан «Котлина» не сомневался бы: перед ним метис. – «Неужто владение особыми приемами так сильно меняет человека?»

Выйдя на ринг, Гарнет внимательно посмотрел на Спивакова и слегка развел руки. Что означал этот жест? Удивление, возмущение или сочувствие? Кондуктор будто ничего не заметил – он готовился к своему последнему поединку.

Судья свел бойцов. Не откладывая выяснение отношений в долгий ящик, они двинулись навстречу друг другу. Аристарх Львович распрямил спину и теперь казался выше противника на полметра.

А затем бойцы одновременно оторвались от ринга. Две мельницы столкнулись в воздухе. С неслышным скрежетом. Сцепились, прокрутились еще немного и распались… Два человека лежали на ринге. Потом один медленно встал, а второй – нет.

Кавторанг Сухов испугался. Он решил, что его адъютант мертв. Судья нарочито медленно считал до десяти. Публика вопила. Начмед Лукашин, не дожидаясь конца отсчета, выскочил на ринг и склонился над лежащим на спине кондуктором. Гарнет, маленький и нестрашный, терпеливо ждал решения в своем углу. Наконец судья поднял его руку вверх.

– Жаль, – произнес адмирал Кобурн. – Я надеялся, что ваш дойдет до финала. И все же бронзовый кубок полетит на «Котлин».

– Наш боец сделал все, чем мог, – сказал Петр.

– Он даже больше русский, чем вы, – неожиданно для самого себя произнес командующий Шестым флотом. – Хотя я думал, что это невозможно.

Глава восьмая Эхо Сорбонны

В кают–компании фрегата «Котлин» собрались все офицеры, кроме командира, вахтенных и уснувших после вахты.

Помещение освещали бра, стилизованные под керосиновые лампы. Офицеры сидели на диванах и стульях, попирая ногами парфянский ковер с изображением битвы при Абукире. Матрос принес из буфета бутылку рома и красного вина, расставил рюмки и стаканы. Повар расстарался и сделал роскошную закуску – бутерброды с псевдотреской горячего копчения, тарталетки с салатами и икрой.

Младший лейтенант Гурко начал было перебирать струны на антикварной гитаре, но игра как–то сразу не задалась. Гитарой душевное напряжение не снимешь. Экипаж выпил по первой. И сразу же по второй. А потом – слово за слово – у военморов стали развязываться языки…

– Вы знаете, я никогда не брешу. Все истории – из жизни, – начал штурман Иванов–Третий. – Это был мой первый учебный поход. Допотопный эсминец проекта «Жерминаль». Гальюны устроены, как на подводной лодке. В космосе ими пользоваться нужно по особой инструкции. Главное – вовремя проверить, открыт ли в отсек клапан вентиляции у емкости для говна. Это через вонючий фильтр – ну, вы понимаете… Старые моряки любили пошутить над салагами: закрыть клапан и надуть емкость воздухом высокого давления. Если нарушишь инструкцию – эффект сногсшибательный.

Офицеры не забывали выпивать. Если что и забывали, так закусывать. Матрос только и делал, что бегал за новыми бутылками. Благо командир фрегата не выходил из своей каюты и не мешал пиршеству.

– В пятом отсеке народу мало, поэтому перед вахтой выстраивается очередь из обитателей других отсеков, – отхлебнув настоящего ямайского рома, продолжал начальник БЧ–один. – Очередной посетитель не желает обоссаться – молотит в дверь гальюна. В ответ – тишина. Время идет. Моряк снова стучит. Тишина. Очередь растет. Терпение у людей не железное. А снаружи можно остановить вентилятор гальюна и выключить там свет. Первый в очереди не выдерживает и вырубает фонарь. Дверь открывается, выходит страдалец, мокрый с ног до головы, и орет: «Вы что, совсем охренели? Я говно из глаза достаю, а вы свет выключили!!!»

– Ну да… мужик сдуру повернулся лицом к унитазу и нажал педаль, – подхватил мысль старлей Хвостенко. – Знаю такое.

Кавторанг Петр Сухов в это время лежал на койке в командирской каюте и смотрел на потолочном экране «Последние известия» от канала «Звезда». Плоский экран давал объемное изображение с эффектом присутствия.

Петр Иванович отдавал короткие команды, и каналы менялись. На смену текущим новостям пришли аналитические обзоры за неделю и месяц. И затем он снова вернулся к сегодняшним новостям с разных концов Галактики. Планет у космического человечества было много, разнообразной информации – выше крыши, а все не о том.

Командир «Котлина» пытался нащупать в бесконечной череде кадров и комментариев какую–нибудь зацепку, сигнал, что заговор раскрыт, начались аресты или мятеж пришлось начать прежде времени.

Круговерть каналов остановилась на университетской планете Сорбонна, откуда вели прямую трансляцию телекорпорация Си–Эн–Эн и канал «Эль–Джазира».

Петр Сухов смотрел, как дюжий констебль валит на пластфальт хрупкую девушку в куртке с надписью «Хочу быть русским» и лупит ее дубинкой по голове. Снова и снова – с размаху, будто пытаясь вколотить маленькую девичью голову в уличное покрытие. Бьет до тех пор, пока студентка не перестает вскрикивать и шевелиться. А потом констебль непонимающе смотрит на то, что натворил. Роняет дубинку и пошатываясь, выходит из кадра.

Кавторанг глядел, как бронированный глайдер, разогнавшись над широким бульваром, влетает в толпу студентов, разбрасывая их, как тряпичные куклы. Подскакивает в воздух, поднимается метров на пятьдесят и опять ныряет вниз. Снова бьет мордой и пропахивает, как бороной, плотное скопление людей, превращая его в кровавое месиво…

Сухов никого не позвал в свою каюту, не передал по «Каштану», чтобы включили телики. Да, парни были бы злее. Но кавторанг не хотел портить парням настроение в последний мирный вечер. Они еще навоюются…

– Что вы все о говне, да о говне, – укорил механик Левкоев – самый молодой из собравшихся офицеров. – Давайте лучше о любви.

– Можно и о любви, – согласился Иванов–Третий. – Парнишка поступает на корабль. Стартовали, скачут по гиперу. «А что, на корабле совсем нет женщин? – спрашивает парнишка капитана. – Как же вы обходитесь?» «Сейчас покажу», – говорит капитан, заводит его в кубрик. Там на стене висит стереография роскошной голой бабы. И у бабы этой на самом интересном месте дырка просверлена. «Попробуй». Парнишка пробует. «Ну как?» – спрашивает капитан. «Офигительно!» Парень в восторге. «Вот видишь! И так можешь в свое свободное от службы время – ежедневно, кроме среды». «А в среду почему нельзя?» – спрашивает парнишка. «В среду твоя очередь за картиной стоять».

Военморы покатились со смеху. Лейтенант Левкоев покраснел, икнул от возмущения, закашлялся, глотнул вина.

– Не подавись, сынок, – хлопнул его по плечу каплейт Бульбиев. – Ладно… Коли все такие нежные, расскажу самую невинную историю. Было это лет десять назад. Служил я тогда начальником БЧ–один на новеньком тральщике. И вот однажды решили мы отдохнуть как следует и почти всей командой махнули на Старую Землю. В городе Северодвинске хотели взять напрокат большой катер, да нашлись только какие–то лоханки. Тогда мы перетрясли старый порт и обнаружили настоящую подводную лодку, на которой предки возили туристов. Заправили мы ее, загрузили ящиками с «белой головкой» и копченой рыбой, плывем себе по Белому морю…

Офицеры затихли – из уважения к старпому. Да и рассказывать он умел здорово.

– А командир наш, каплейт Поскребышев, царство ему небесное, очень любил пострелять. Даже в космос с собой дедову двустволку брал. А уж если отпуск да на дикой природе – тем более. Какую дичь заметит – все застрелить норовит. Видать, предки его были сибирскими охотниками. И сам он стрелок был отменный. Так вот, всплыла лодка у скалистого берега. Когда заканчивался очередной ящик водки, каплейт поднимался наверх подышать морским воздухом. И вдруг заметил он, что на утесе олень стоит, да так красиво: гордый, одинокий, на фоне хмурого северного неба. Принесли мы командиру его винтовку, он прицелился. Мы все… ну, кто еще на ногах был, сбежались посмотреть на это представление, даже ставки делать стали: попадет или нет. Раздается выстрел, олень падает с обрыва в воду. «Ура!» – кричит экипаж. А за оленем следом летят нарты с чукчей… И тотчас команда: «Срочное погружение!»

Заговор вошел в решающую стадию. Объекты нападения заранее расписаны, разработаны планы действий для каждого корабля, отряда, боевой группы, назначены пароли и явки. Подготовлены люди и техника, добыты оружие и боеприпасы.

На Старой Земле все было на мази. Сотня тщательно подготовленных бойцов, взятых из спецназа флотской контрразведки и морской пехоты, под видом мирных граждан поселились в тихом городе Брюсселе. Они шатались по улицам, провожая глазами каждую юбку, пили газировку, ели мороженое и ожидали сигнала, чтобы захватить Главный штаб Первого сектора Галактики и Парламент планеты.

В Москве две тысячи вооруженных до зубов отставных военных были готовы взять штурмом Кремль, где с недавних пор размещался губернатор провинции Старая Земля и его многочисленная свита. Губернатору здесь нравилось гораздо больше, чем в скучном, сонном Брюсселе. В Белокаменной можно было побаловаться с девочками без последствий для карьеры и погулять на полную катушку.

В «русском» городе Париже мятежники собирались захватить Академию Генерального Штаба и старый космопорт «Де Голль». Боевые дружины были организованы из бравых отставников, которых здесь пруд пруди. На другие столичные мегаполисы вроде Токио, Пекина, Лондона, Мехико, Сан–Паулу и Каира должны были десантироваться сводные отряды полицейского спецназа и береговой обороны. Их поддержит ополчение, тайно сформированное в русских кварталах и обученное военспецами.

На космическом лифте в Цейлоне уже полностью сменена охрана. На орбитальной станции «Галилей» такая же смена произойдет сразу после времени «Ч». На законсервированные базы ВКС и зенитные батареи на Луне будет сброшен десант с нескольких частных яхт, что участвуют в специально устроенной регате, и с круизного лайнера. А еще мятежникам предстоит захватить ремонтные доки Норфолка, галактические верфи в Портсмуте и базу морской пехоты в Мадрасе.

Офицеры пили без тостов – по своему усмотрению. Иногда закусывали – они ведь не жрать собрались.

– Я про чукчей тоже историю знаю, – подал голос лейтенант Сидоров, начальник БЧ–семь. – И про подлодки, кстати. Рассказать?

– Валяй, – разрешил старпом.

– Плывет наш противолодочный корабль, акустик докладывает командиру: «Под нами неопознанная подводная лодка!» Командир вызывает аквалангиста, приказывает погрузиться и выяснить принадлежность лодки. Через несколько минут тот выныривает. «Лодка японская». «Почему?» – спрашивает командир. «На корпусе нарисованы иероглифы». «Чепуха, – заявляет командир. – Сейчас японцы производят половину всей подводной техники. У кого ее только нет. Ныряй по новой». Аквалангист ныряет, выныривает, докладывает: «Лодка английская». – «Это почему?» – «Я ухо к борту приложил – там по–английски разговаривают». – «Треть человечества говорит по–английски. Ныряй по новой», – говорит командир. Аквалангист ныряет, выныривает, докладывает: «Лодка была чукотская». – «Почему?» – «А я постучал в люк – они и открыли…»

– А почему именно чукчи? – не понял Ваня Чонг, начальник БЧ–три. Он, как видно, плохо знал российскую историю и особенно культуру, да и немудрено.

– Чукчей, конечно, жалко, – осушив стакан чая с ромом, ответил за всех присутствующих Бульбиев. – Но ты пойми, голуба мой, у каждого народа есть свои чукчи. Это всего лишь фольклорные персонажи. У финнов их роль играют шведы. А у шведов… Вот послушай анекдот, что рассказал мне один шведский моряк.

Офицеры с удовольствием приготовились слушать.

– Как потопить норвежскую подводную лодку? Надо подплыть, постучать сверху. Норвежцы откроют и спросят: «Кто там?..» А как финскую? Надо стучать, стучать, пока они наконец не откроют и не скажут: «Ну, мы же не такие дураки, как норвежцы!..» Ну, и как потопить шведскую подводную лодку? Посадить туда норвежцев…

Военморы захохотали.

– Ты понял, о чем я толкую, сынок? – обратился старпом к Чонгу.

– О чем?

Карие, слегка навыкате глаза – и ни грана понимания. Вот оно, молодое поколение – одни бицепсы и музычка из вживленного чипа, вечно звучащая в тебе…

– О теории относительности, голова ты садовая.

На планете Малайя много русских моряков – действующих и отставных. Захватить тамошнюю базу ВКС не составит труда – равно как и космопорт, доки и зенитные батареи на каменистых островах. Орбитальная оборона уже под контролем.

Гораздо сложнее поднять мятеж в боевых порядках юнитских флотов. Командиры военных кораблей и доверенные лица среди офицеров и мичманов ждали сигнала. Русские корабли должны помочь русским военморам на кораблях со смешанными экипажами. И сделать это непросто – тут уж как карта ляжет… А вот овладеть теми кораблями, где русских в экипажах можно пересчитать по пальцам, шансов нет вовсе.

Маленьким быстроходным суденышкам поручено захватывать лайнеры–трансгалы и гипербаржи со стратегическими грузами. Космические десанты будут высажены на десятки горнодобывающих планет. В руки мятежников попадут стратегические объекты, в том числе и на большом удалении от Старой Земли – изначально отрезанные расстоянием и юнитским флотом. Специфика этого мятежа и новизна в истории человечества – его рассеянность по Галактике. Место действия – треть Млечного Пути.

Бульбиев хватанул рома из граненого стакана и занюхал его головкой зеленого лука, который выращивали в корабельной оранжерее вместе с петрушкой и укропом. Есть свежий, сочный лучок было жалко, а нюхать – в самый раз.

– Хохмить–то можно о чем угодно. Соврешь – недорого возьмешь… А ты чистую правду вспомни да расскажи – так расскажи, чтоб все от смеха упали, – настаивал лейтенант Сидоров. – Случилось это на захолустной планете с гордым именем Тмутаракань. Сейчас там ничего не осталось после взрыва Сверхновой, а когда–то была база Седьмого флота. И вот представьте себе… Очередная годовщина Объединенных Наций. На планете разгар зимы. Праздничный парад флотского резерва и гарнизона – словом, все тыловики и планетарный отстой. С покрытой ледяной коркой площади перед трибуной вымели грязный песок и для эстетики присыпали тонким слоем чистенького снега. Это была первая стратегическая ошибка…

Начальник БЧ–семь отхлебнул винца – для чистоты звучания.

– Сочная картина: стройные, тонкоусые красавцы каплейты, убеленные сединами каперанги, слегка хмельные от морозца и вчерашнего розовощекие лейтенанты. Все выглажены, кортики на боку «чух–чух» в такт уверенному шагу, боевые знамена приготовлены, золотые погоны сверкают, как вершина Эльбруса на рассветном небе. На трибуне, до особой торжественности утыканной серебристыми шишками микрофонов, командующий Седьмым флотом – полный адмирал Жан–Пьер Паризьон. Короче – самый цвет, ну просто элита юнитского Флота!.. До сих пор не пойму, зачем адмирал решил впервые за историю гарнизона вывести на парад и офицеров военно–строительного батальона. Только по странному стечению жизненных обстоятельств они считались офицерами флота со всей атрибутикой.

Это славное воинство носило пыльные шинели, мятые погоны, бесформенные головные уборы, брюки, напрочь позабывшие о стрелках… О ремнях скромно умолчу. Командир строителей с какого–то перепугу прибыл в фуражке с белым чехлом, перепачканным красной и зеленой краской. Он отменно смотрелся на фоне белоснежных кашне и перчаток, антрацитовой черни шинелей и золота погон, кортиков и «капусты» лакированных козырьков. Одним словом, – картина Верещагина «Войска атамана Ермака перед штурмом Бастилии». Вокруг войскового каре на площади перед штабом базы толпились скучающие гражданские.

Командующий флотом прочел здравицу славному юнитскому государству, толерантному человечеству, мудрому руководству Генеральной Ассамблеи и лично его высокопревосходительству генсеку ООН. Прозвучала команда: «Первая шеренга – прямо, остальные – напра–аво! На одного линейного, ма–арш!» И тут в центр нашего каре ворвалась стая бродячих собак, а их главковерх начал отмечать праздник Весны и Любви со своей хвостатой подругой. Толпа гражданских радостно загудела. Комфлота недоуменно крякнул. Патруль бросился растаскивать кобелька и сучку. Войска оживились. Сучонка лаяла и визжала, кобелек гавкал и пытался кусаться.

Дирижер оркестра, стоящий спиной к происходящему, взмахнул руками. Грянул марш «Янки Дудль». Знаменная группа, печатая шаг, двинулась строевым вдоль трибуны. Чистенький снежок, которым был присыпан гололед перед трибуной, сделал свое дело. Знаменосец с ассистентами, как Тарас Бульба в гопаке, всплеснув руками и ногами, «прилег отдохнуть» на импровизированный каток. Нестройная толпа строителей, налетев на них, увеличила кучу–малу. Дирижер, не сразу поняв, почему оркестр внезапно поперхнулся, сделал страшные глаза и вновь взмахнул руками. Музыканты грянули «Марсельезу».

Гражданские заходились от хохота. Командир батареи, отвечавший за салют, замахнулся сигнальным жезлом на приблизившуюся собачью свадьбу. Вышколенные матросики, приняв это движение за сигнал, дали залп. Разноцветные ракеты фейерверка усилили праздничное настроение участников торжества. Комфлота метался по трибуне, предчувствуя поросшей ракушками задницей звездопад со своих погон. Короче – праздник удался на славу…

Офицеры от души веселились. Но Сидоров еще не закончил.

– Теперь вы спросите: «А где же мораль этой басни?» Естественно, был и приказ, ибо ничто на Флоте не может произойти, не будучи подкрепленным приказом. Со следующего утра всем патрулям была вменена новая обязанность – не допускать «расплода и свободного перемещения по территории базы животных природного происхождения».

Прямая трансляция с планеты Сорбонна шла без перерывов на рекламу. Си–Эн–Эн могла себе позволить такую роскошь. Петр Сухов неотрывно смотрел на потолок, где продолжались столкновения студентов с полицией, и думал о грядущем смертоубийстве.

Кто первым нанесет решающий удар? Вот вопрос. Если ударим первыми мы, мятеж начнется согласно плану. И вероятность его успеха рассчитана: один к десяти. Если юниты, то мятежа не будет. После многотысячных арестов и казней русские корабли поставят в доки, экипажи расформируют и опальных военморов спишут на берег. Дорога на Флот русским людям будет заказана.

В заговор вовлечено слишком много народа, и потому утечка информации неизбежна. Внедренные в русские экипажи агенты контрразведки ВКС должны были попасть под колпак наших людей. Русские офицеры флотской контрразведки и их агенты обязаны перехватывать отправленные осведомителями донесения. Но они не сумеют перекрыть все каналы. Надо готовиться к худшему и полагать, что о заговоре уже известно наверху. Тогда аресты могут начаться в любую минуту.

– А я расскажу вам романтическую историю, – заговорил потертый жизнью зенитчик Гурко. – Что может быть романтичнее, чем девушка в четырнадцать лет? Но спрашивается: кто их просил приезжать на экскурсию по крейсеру за час до назначенного времени? Пока девочки, не замеченные дежурными, выпрыгивали из аэробуса на летном поле, на кораблях нашей эскадры проходил телесный осмотр. В теплое время года он, как известно, проводится на пандусах кораблей, и со взлетных площадок всё отлично видно. Этот телесный осмотр был приурочен к появлению на Седьмом флоте марсианского сифилиса. Какая–то береговая «бабочка» опылила шестерых моряков с «Ла–Рошели», и в результате они намотали себе на «пестики». А всё потому, что недостаточно ведётся воспитательная работа среди личного состава, – изрек назидательно начальник БЧ–пять.

– Да–а… Ну, значит, девочки высыпают на поле и смотрят на наш легкий крейсер. А там стоят две сотни бравых военморов в трусах и тапочках. И тут звучит команда дежурного по кораблю: «К медицинскому осмотру на предмет сифилиса трусы спу–стить!» И все четыреста человек в три секунды остаются в одних тапочках. Очень красиво получилось. То есть я хотел сказать – некрасиво. Страшно представить, какое впечатление произвёл этот военно–космический стриптиз на неокрепшие детские умы. Кстати, девочек потом еле загнали на крейсер.

Старпом одобрительно похлопал Васю Гурко по плечу. В левой руке Семена Петровича был непочатый стакан с ромом. Все видели, как Бульбиев пил, но никто не видел, как он наливал или подливал себе «горючее».

– Служил я на корвете, – начал рассказывать байку мичман Щепетнев. – Вот однажды сели мы на космодром. Поднялся я в командную рубку и слышу разговор нашего командира и первого помощника. «Слушай, Сеня, – говорит каплейт помощнику. – Уже три месяца прошло. Когда на управление кораблем сдашь?» Тот в ответ: «Петр Иванович, я еще не готов, не умею…» «А че тут уметь? Вот – нос, вот – корма. В люк центрального крикнешь: «Вы что тут – охренели?!“ Вот и все управление».

Связист, понятное дело, имена поменял, прикалываясь. Про старпома Бульбиева и командира Сухова вроде как байку рассказывал. Старпом юмор этот оценил – Щепетнева он тоже хлопнул по плечу, да так ловко, что шутник корабельным воздухом подавился – всерьез.

Целую минуту в кают–компании раздавалось только характерное бульканье. Матрос упарился бегать за бутылками и теперь носил спиртное коробками.

– А я хочу рассказать о науке, – заговорил начмед Лукашин. Он еще не утратил слабую надежду, что экипаж, слушая байки, напьется поменьше. – Психология называется. Для долгих полетов – важнейшая штука. Когда фрегаты серии «Баренцбург» – ну, для дальней разведки – начали спускать со стапелей, «умники» вдруг озаботились: экипажам по много месяцев находиться в космосе, в тысячах парсеков от родных, нагрузка на психику огромная. Начали изобретать, как облегчить военморам жизнь. Одни «умники», недолго думая, предложили всяких там птичек–рыбок разводить. Другие придумывали разные хитрожопые методики, чтобы сохранять душевное здоровье военморов. Но, ей–богу, никто еще не придумал лучшего лекарства от хандры и стрессов, чем здоровый смех.