Текст книги "Отменённые историей"

Автор книги: Леонид Шепелев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

Главную причину неудачи всех попыток реформировать архаичную систему гражданского чинопроизводства нельзя не видеть в отмеченной В. И. Лениным непримиримости самодержавия «с какой бы то ни было самостоятельностью, честностью, независимостью убеждений, гордостью настоящего знания».^{107} Представители высшей бюрократии, проявляя «хорошее политическое чутье»,^{108} – писал он, – ощущали опасность в том; что «люди, исполняющие те или иные общественные функции»,^{109} могли бы «цениться не по своему служебному положению, а по своим знаниям и достоинствам»,^{110} чем подкапывались бы в корне «те привилегии сословий и чинов, которыми только и держится самодержавная Россия..».^{111}

Что же представляло собой чиновничество в результате его развития к концу XIX – началу XX в.?

По официальным (возможно, неполным) данным в 1902 г. в России была 161 тыс. классных гражданских чиновников.^{112} К сожалению, эта общая цифра никак не дифференцируется. Поэтому, чтобы дать хотя бы примерное представление о распределении чиновничества по группам классов и об их социальном составе и образовательном уровне, мы обратимся к официальным же данным на 1897 г. о гражданских чинах, действительно занимавших классные должности в высших органах власти и основных ведомствах царской России. В абсолютных цифрах эти данные, охватывавшие лишь часть чиновничества, не показательны, но в относительных величинах они дают примерно верную картину.

Должности первых четырех классов занимало менее 1.5 % чиновников. Из них дворяне по происхождению составляли 80 %; высшее образование имели 87 %.

Должности V–VIII классов занимало 53 % чиновников (39 % – дворяне, 58 %—лица с высшим образованием). Должности V класса в провинции по ряду ведомств являлись руководящими. В центральных учреждениях эта категория чиновников занимала посты вице-директоров департаментов, начальников отделений, чиновников для особых поручений, столоначальников и делопроизводителей.

Должности IX–XIV классов имели 36 тыс. человек (20.7 % из них – дворяне). Лишь в провинциальных учреждениях должности этой группы имели сколько-нибудь самостоятельный характер.^{113}

Стремясь усилить свое влияние на деятельность органов самоуправления, царское правительство присвоило классы государственной службы губернским и уездным предводителям дворянства, а после 1890 и 1899 г. – и некоторым должностям земств и городских самоуправлений. Лица, избранные на эти должности, на время исполнения ими соответствующих обязанностей получали право пользования чином того же класса, а при повторном избрании сначала утверждались в этом чине, а затем могли получить более высокий чин. Так, губернский предводитель дворянства за три трехлетия службы по выборам утверждался в чине действительного статского советника; уездный предводитель за три трехлетия утверждался в чине статского советника.^{114}

Действовавшее законодательство о чинах в конце XIX – начале XX в. так же не исключало отступлений от него, как это было и в более ранние годы. Например, С. Ю. Витте, имея чин титулярного советника (IX кл.), в 1889 г. был назначен директором Департамента железнодорожных дел Министерства финансов с производством сразу в чин действительного статского советника (IV кл.). Сам Витте в своих воспоминаниях расценивает этот случай как «совершенно исключительный». Но в том же году чин действительного статского советника был дан за благотворительную деятельность неграмотному бакинскому предпринимателю Г. З. А. Тагиеву. Тот же чин, причем с противозаконным присвоением ученой степени доктора медицины, в начале XX в. был дан самозванному врачу проходимцу Филиппу – французу, оказавшемуся приближенным к царской семье.^{115} Отступления от закона практиковались и впоследствии. Так, П. А. Столыпин в 1906 г. был назначен министром внутренних дел и председателем Совета министров, будучи в чине IV класса. Конечно, он затем быстро был произведен в III, а позднее и во II класс.

Помимо системы гражданских чинов, в России существовало и несколько высших почетных гражданских званий: статс-секретарь его величества, член Государственного совета, сенатор и почетный опекун. Все эти звания не предусматривались «Табелью о рангах» и не относились формально к каким-либо ее классам, хотя определенное соответствие между чином и званием все же подразумевалось. Все они вели свое происхождение от одноименных должностей.

Еще во второй половине XVIII в. существовала должность статс-секретаря при императрице – особо доверенного лица для выполнения ее личных поручений секретарского характера. В начале XIX в. должность статс-секретаря занимал М. М. Сперанский. Позднее это уже только высшее гражданское почетное звание.^[10] Число лиц, имевших это звание, во второй половине XIX – начале XX в. сокращалось. В 1874 г. значилось 40 статс-секретарей, в 1900 г. – 27, а в 1915 г. – всего 19. В дореволюционной «Большой энциклопедии» в статье о статс-секретарях не без основания констатируется, что «обязанности их в настоящее время совершенно неопределенны». Важной привилегией статс-секретарей было право личного доклада царю и объявления словесных повелений императора, подобно дежурным генерал-адъютантам. Звание статс-секретаря давалось обычно особо доверенным министрам, выделяя их сразу из числа всех прочих. Значительно реже это звание имели товарищи министров и директора департаментов и лишь в исключительных случаях – лица, занимавшие менее крупные посты. Все случаи такого рода обычно были замечаемы современниками, и им придавалось важное значение. Известно, что в царствование Николая I статс-секретарем был сделан барон М. А. Корф, имевший к тому времени лишь чин статского советника. В 1858 г. в статс-секретари был пожалован директор одного из департаментов князь Д. А. Оболенский. В начале 1860-х гг. по ходатайству министра финансов А. М. Княжевича статс-секретарем был сделан директор Кредитной канцелярии Министерства финансов Ю. А. Гагемейстер, тогда как сам Княжевич этого звания не имел. Следующий за ним министр финансов – М. X. Рейтерн получил звание статс-секретаря еще до своего назначения на министерский пост. С мая 1903 по 1905 г. звание статс-секретаря имел не занимавший никакого официального поста А. М. Безобразов – один из инициаторов авантюристической политики царизма на Дальнем Востоке.

Звание члена Государственного совета возникло с учреждением этого органа в 1810 г. В большинстве случаев лица, имевшие это звание, занимали и одноименную должность. Министры и главноуправляющие считались членами Государственного совета уже в силу занимаемых постов. Но могло быть и так, что какое-то другое лицо (не министерского ранга) назначалось членом Совета, занимая какую-то другую должность или не занимая никакой, но не включалось в ежегодно объявляемый состав обязательно присутствующих в заседаниях департаментов или Общего собрания членов Совета. Для них-то должность члена Государственного совета становилась исключительно почетным званием. На 1897 г. всего было 62 члена Государственного совета (без министров), из них одна треть военных, 20 имевших родовые титулы, 43 с высшим образованием. С 1906 г. часть членов Совета стала избираться.^{116}

Аналогичным образом еще с конца XVIII в. существовали звание и должность сенатора – члена Правительствующего Сената. Звание сенатора считалось менее почетным, чем звание члена Государственного совета. Обычно оно давалось товарищам министров и другим гражданским чиновникам II–IV классов (главным образом III класса) в завершение их карьеры. Но оно могло принадлежать и министрам. Так, в конце XIX в. сенатором был (т. е. носил это звание) государственный контролер Т. И. Филиппов. В 1897 г. значилось 113 сенаторов, присутствовавших в департаментах и общих собраниях Сената. Лишь 5 из них были военными; 13 имели родовые титулы; 104 получили высшее образование.^{117}

К званию сенатора приравнивалось звание опекуна, или почетного опекуна, установленное в 1798 г. для награждения им членов опекунских советов – органов, ведавших благотворительными учреждениями. Звание это давалось и в связи с крупными пожертвованиями на благотворительные цели.

Звания статс-секретаря и почетного опекуна давались только гражданским лицам; звания члена государственного совета и сенатора – также и военным. Все эти звания (кроме статс-секретаря) присваивались пожизненно. Их можно было совмещать. Например, И. Л. Горемыкин накануне свержения царизма был одновременно действительным тайным советником I класса, статс-секретарем, членом Государственного совета и сенатором.

Каждому званию соответствовал свой парадный мундир. Статс-секретари, кроме того, получали особый знак этого звания, который носили на левой стороне груди – серебряный вензель императора, пожаловавшего им это звание.

Чин и звание определяли форму титулования – устного и письменного. При устном обращении нижестоящих гражданских чиновников к вышестоящим употреблялся лишь общий титул по чину. В случае назначения чиновника на должность, класс которой был выше его чина, он пользовался общим титулом по должности (например, губернский предводитель дворянства мог пользоваться титулом III–IV классов – «ваше превосходительство», даже если по чину или по происхождению имел титул «ваше благородие»).

При письменном официальном обращении низших должностных лиц к высшим в третьем лице и в дательном падеже до середины XIX в. употреблялись оба титула, причем частный употреблялся и по должности и по чину и следовал за общим титулом (например, «Его превосходительству товарищу министра финансов тайному советнику такому-то»). С середины XIX в. частный титул по чину и фамилия стали опускаться. При аналогичном обращении к низшему должностному лицу сохранялся только частный титул по должности, а фамилия не указывалась (например, «Управляющему Курской казенной палатой»). Равные же должностные лица обращались друг к другу либо как к высшим, либо по имени и отчеству с указанием общего титула и фамилии на поле документа. Почетные звания (кроме звания члена Государственного совета) обычно также включались в состав титула, причем в этом случае частный титул по чину, как правило, опускался (например, «Министру финансов статс-секретарю такому-то»). Лица, не имевшие чина, получали общий титул в соответствии с классами, к которым приравнивалось принадлежавшее им звание (например, почетные опекуны получали право на общий титул «ваше превосходительство»).

Мы уже отмечали, что 27 марта 1800 г. для лиц купеческого сословия было установлено почетное звание «коммерции советник» (а затем и «мануфактур-советник»), номинально приравненное к VIII кл. гражданской службы.^{118} С 1824 г. право на это звание было предоставлено всем купцам после 12 лет пребывания в 1 гильдии. В соответствии с классом общий титул советников был «ваше высокоблагородие».

Манифестом 10 апреля 1832 г. было введено звание почетного гражданина (личное и потомственное),^{119} освобождавшее от рекрутской повинности, подушного оклада и телесных наказаний (все это представляло весьма существенные преимущества, особенно до 1860-х годов). Звание почетного гражданина могло быть приобретено по рождению [дети личных дворян (в том числе обер-офицерские дети) и православных церковнослужителей], нахождением в 1 гильдии купечества в течение 20 лет (до 1863 г. – 10 лет), по званию мануфактур– или коммерции советника (с 1836 г.), получением ордена и производством в низшие гражданские чины (о чем уже говорилось), успехами в области искусства, образованием и др. С 1892 г. это звание стало возможным испрашивать за общественно полезную, деятельность (за 10 лет такой деятельности давалось личное почетное гражданство, а за 20 лет – потомственное). На 1858 г. в России числилось более 21 тысячи почетных граждан. Общий титул почетных граждан (если они не имели более высокого титула в связи с другими своими званиями) был «ваше благородие».

Наконец, особую систему титулования имело в России православное духовенство, как черное (монашествующее, давшее обет безбрачия), так и белое. И то, и другое разделялось на пять рангов – санов. Черное духовенство: митрополит, архиепископ, епископ, архимандрит и игумен. Первые три сана обозначали разные ранги епископского звания и могли именоваться также «архиерей» или «владыка». Все названные саны могли даваться просто за личные заслуги, но гораздо чаще они были связаны с занятием определенных должностей. Так, митрополиты обычно возглавляли три главные епархии (церковные округа): петербургскую, московскую и киевскую; архиепископы – некоторые другие важные епархии; епископы – прочие епархии. Архимандриты чаще всего были настоятелями (главами) крупных монастырей и ректорами духовных учебных заведений. Игумены возглавляли прочие (третьеклассные) монастыри. Это звание могло принадлежать и настоятельницам женских монастырей (игуменья). Митрополит и архиепископ пользовались общим титулом «ваше высокопреосвященство», а епископ– «ваше преосвященство». Всем им принадлежал также общий титул «владыко». Архимандрит и игумен титуловались «ваше высокопреподобие». Белое духовенство имело следующие саны: протопресвитер, протоиерей, священник (иерей), протодиакон и диакон. Протопресвитеров в конце XIX в. было четыре: это звание давалось главе военного и морского духовенства, главе придворного духовенства (он же возглавлял собор Зимнего дворца и Благовещенский собор в Московском Кремле и был обычно духовником императорской семьи), а также старшим священнослужителям Успенского и Архангельского соборов Московского Кремля. Сан протоиерея давался настоятелям церквей, а сан протодиакона – дьяконам кафедральных соборов и церквей придворного ведомства; но эти же саны могли даваться и просто за заслуги рядовым священникам и диаконам. Протопресвитер и протоиерей пользовались общим титулом «ваше высокопреподобие», реже применялся титул «ваше высокоблагословение»; иерей и протодиакон – «ваше преподобие», реже – «ваше благословение» или «ваше священство»; диакон титуловался «ваше преподобие».

ИМПЕРАТОРСКИЙ ДВОР. РОДОВЫЕ ТИТУЛЫ. ПРИДВОРНЫЕ ЧИНЫ И ЗВАНИЯ

В октябре 1721 г. Петром I был принят императорский титул, а Российское государство стало именоваться империей. Однако вплоть до конца века в России не существовало специального законоположения об императорском доме или, как было принято называть, об императорской фамилии – оно было разработано лишь в 1797 г.^{120}Согласно ему, императорскую фамилию составляли: император, императрица (жена), вдовствующая императрица (мать), наследник цесаревич^[11] (обычно старший сын императора), великие князья (сыновья, дочери, внуки, правнуки и праправнуки царствующего или умершего императора)^[12] и князья императорской крови (лица дальнего родства). Император, обе императрицы, наследник и его жена (а до 1886 г. – и великие князья) обладали исключительным правом именоваться частным титулом с предикатом «государь» или «государыня» (например, «государь император»). Первые трое имели право на общий титул «ваше императорское величество»,^[13] наследники и другие великие князья – на титул «ваше императорское высочество» (при устном обращении слово «императорское» в составе титула могло опускаться), а князья императорской крови – на титул «ваше высочество» (с 1886 г. младшие сыновья правнуков императора – на титул «ваша светлость»). Известны случаи пожалования дальним родственникам императора титула «императорское высочество». Так, в 1845 г. этот титул был пожалован внуку императора Павла I по женской линии и племяннику Николая I принцу Петру Ольденбургскому. В середине XIX в. (к концу царствования Николая I) императорская фамилия насчитывала 28 человек, в 1881 г. – 43, в 1894 г. – 46, в начале XX в. – 53 и в 1914 г. – более 60 человек.

Императорская фамилия составляла как бы вершину феодальной пирамиды, образуемой дворянской знатью страны. В основании ее находилось привилегированное сословие России – дворянство. Промежуточное положение занимали титулованные дворянские роды – бароны, графы, князья и светлейшие князья.^{121} Исторически каждый из этих титулов обозначал уровень феодальной самостоятельности рода и степень близости к царствующему дому. К XVIII в. титулы эти уже утратили свое первоначальное значение, обозначая теперь лишь весьма условную степень знатности рода. Пожалование родового титула могло быть осуществлено лишь монархом, а передаваться потомкам он мог только по мужской линии (женам и детям). Женщины из титулованных родов теряли свой титул, выходя замуж.

Баронский и графский титулы были введены в России Петром I. При нем же получило распространение признание родовых титулов, присвоенных на Западе. Всего в конце XIX в. в России было официально учтено около 240 баронских родов (в том числе тех, мужские линии которых к этому времени пресеклись). Вновь было выдано грамот на баронское достоинство: с 1881 по 1895 г. – 45 и с 1895 по 1907 г. – 171. Большинство баронов в России было прибалтийского происхождения. Баронство могло жаловаться и лицам недворянского происхождения, в частности – предпринимателям в связи со 100-летием существования фирмы. Одними из первых в XVIII в. баронство получили купцы Строгановы. После 1856 г. из 7 пожалований баронства недворянам в 6 случаях этот титул получили купцы. Всего к началу XX в. насчитывался 31 баронский род по пожалованию.^{122}

Графских родов к 1894 г. было учтено 310 (в том числе около 70 пресекшихся в мужской линия). С 1856 по 1908 г. было 88 новых пожалований графского титула.^{123} Этот титул был особенно в почете в XVIII в., когда число графских родов было еще невелико. Первым российским графом стал в 1706 г. Б. П. Шереметев. В XIX и в начале XX в. графский титул часто давался как награда за деятельность на посту министра (например, Е. Ф. Канкрину, К. В. Нессельроде, В. Н. Коковцову).

Из примерно 250 учтенных княжеских фамилий около 40 вели свою родословную от потомков Рюрика и Гедимина. 56 % всех княжеских фамилий составляли грузинские. Княжеских родов, получивших этот титул по пожалованию, было немного – около 20. Всего же с 1856 по 1908 г. было 32 таких пожалования (во многих случаях новые княжеские роды быстро пресекались). К началу XX в. около 30 татарских (точнее – мусульманских), калмыцких и мордовских фамилий носили свои национальные княжеские титулы, которые считались по достоинству ниже баронского^{124} (они не пользовались правом на общий титул «сиятельство», который принадлежал великороссийским князьям). В отличие ото всех других родовых титулов княжеский для ряда фамилий имел исконно наследственное, историческое происхождение (князья Вяземские, Гагарины, Голицыны, Долгорукие, Кропоткины, Одоевские, Трубецкие и др.). Особенно редким был титул светлейшего князя. Первым его получил А. Д. Меншиков в 1707 г., последним – в 1871 г. – кн. А. М. Горчаков. Известны, кроме того, светлейшие князья Безбородко, Лопухины, Салтыковы, Ливен, Воронцовы, Волконские, Голицыны и др.

Можно было иметь одновременно два родовых титула (обычно с удвоением фамилии или добавлением к ней почетной приставки). Титулы эти могли быть получены либо в виде наград, либо – в особых случаях – по наследству. Известно, например, что А. В. Суворов за свои победы был награжден титулами графа Рымникского и князя Италийского. Генерал-фельдмаршал И. Ф. Паскевич получил титул графа с добавлением к фамилии – «Эриванский», а затем был пожалован еще титулом князя Варшавского. Двойной родовой титул мог возникнуть с разрешения царя в случае пресечения одного из титулованных родов в мужском прямом потомстве. В 1856 г. графский титул получил генерал-адъютант генерал-от-артил-лерии С. П. Сумароков. Наследников мужского пола он не имел. Поэтому, чтобы фамилия и графский род не прекратились после его смерти (в 1875 г.), мужу его дочери – Ф. Н. Эльстону было разрешено именоваться графом Сумароковым-Эльстон. Сын последнего – гвардии поручик Ф. Ф. Сумароков-Эльстон женился на дочери князя Н. Б. Юсупова, которая после смерти отца (в 1891 г.) осталась единственной представительницей рода. Поэтому Александром III было разрешено ее мужу и ей именоваться князьями Юсуповыми графами Сумароковыми-Эльстон, с условием, однако, чтобы титул князей Юсуповых переходил только к старшим в роде из его потомков.

Дворянство как сословие пользовалось в России громадными привилегиями. Но принадлежность к титулованным дворянским родам сама по себе не давала никаких прав. Идея этого была заложена уже в петровской «Табели о рангах».^{125} В одном из пояснительных к ней пунктов говорилось: «Сыновьям российского государства князей, графов, баронов, знатнейшего дворянства, такоже служителей знатнейшего ранга, хотя мы позволяем для знатной их породы или их отцов знатных чинов в публичной ассамблеи, где Двор находится, свободный доступ перед другими нижнего чина, и охотно желаем видеть, чтоб они от других во всяких случаях по достоинству отличались; однакож мы для того никому какого ранга не позволяем, пока нам и отечеству никаких услуг не покажут, и за оные характера не получат». В России в отличие от некоторых других европейских стран (например, Дании) титулы по происхождению не были никак соотнесены с иерархией чинов. Поэтому, а также вследствие довольно частых и не всегда оправданных пожалований (а нередко – и материальной необеспеченности) родовые титулы не пользовались авторитетом в обществе, особенно в XIX и начале XX в. Это хорошо видно на примере выведенного Ф. М. Достоевским князя Мышкина. Фамилия эта имеет реальные основания: существовал род обедневших князей Мышецких, занимавшихся в Новгородской губернии хлебопашеством наравне с простыми крестьянами.

Более чем титул по происхождению, ценилась сама родовитость, заслуги рода. Известны случаи, когда знатнейшие дворянские роды вообще не имели титулов по достоинству и считали излишним принимать такие титулы. Так, например, род Нарышкиных был в родстве с династией Романовых (поскольку Н. К. Нарышкина была матерью Петра I, а А. Л. Нарышкина – его двоюродной сестрой по отцу), но не имел ни княжеского, ни графского титулов. Зато со времен Елизаветы Петровны представители этого рода всегда занимали высшие придворные должности. Существует предание, что герой 1812 года генерал Н. Н. Раевский отказался от предложенного ему титула графа, ссылаясь на достаточную известность своего рода.

Случайность и несерьезность возникновения титулованных родов иллюстрирует любопытная история светлейших князей Ливен. В 1783 г. Екатерина II поручила воспитание своих внуков сорокалетней вдове генерал-майора барона О. Г. Ливена – Ш. К. Ливен, которая «прославилась» «ревностным служением при дворе в продолжении 45 лет» (умерла в 1828 г.). В 1794 г. Ливен получила звание статс-дамы. Павел I в 1799 г. возвел ее с потомством в графское достоинство. Александр I в 1801 г., в день своего коронования, наградил ее особым знаком отличия– драгоценным браслетом с портретами (своим и императрицы). В 1824 г. ей же был пожалован большой портрет императора с цепью для ношения на шее. В 1826 г., в день коронации Николая I, графиня Ливен была возведена со всем семейством в княжеское достоинство с титулом светлости. Род Ливен не был очень богат. В конце XIX в. один из его представителей – Н. А. Ливен в чине действительного статского советника занимал пост прокурора Киевской судебной палаты.^{126}

Одним из богатейших был род светлейших князей Воронцовых, пресекшийся в 1904 г., когда умер последний его представитель, внук известного М. С. Воронцова – М. А. Воронцов граф Шувалов, человек болезненный и умственно малоразвитый. Он владел громадными имениями (приносившими 400 тыс. руб. годового дохода), которые после его смерти перешли к Воронцовым-Дашковым.^{127}

Общей привилегией представителей титулованных родов было установленное обычаем право на особые титулы.

Обычным в условиях России предикатным титулом был «господин», а также «сударь» и «государь». Первый из них употреблялся во всех официальных случаях и, как правило, в именной форме, т. е. с добавлением фамилии (например, «господин Петров»). Предикатный титул «сударь», наоборот, употреблялся в безымянной форме, главным образом – в быту. Остаточным элементом употребления этого слова в обывательской среде было добавление звука «с» (т. е. начала слова «сударь») в конец некоторых слов (например: «точно так-с», «пожалуйте-с» и т. п.). Предикат «государь», когда речь шла не о представителях царствующего дома, употреблялся исключительно в составе формул обращения «милостивый государь» и «государь мой». Все три названных предикатных титула имеют общее происхождение. Исходным словом было «господь», использовавшееся в формуле «господь бог» либо подразумевавшее бога. Производное от него «господарь» видоизменилось в «господин» и «государь». Последнее слово разделилось на полную его форму и сокращенную – «сударь». Предикат «сударь» в обиходе отчасти ассоциировался со словом «суд», хотя этимологически с ним не был связан.

Простое дворянство с 1721 г. давало право на общий титул «ваше благородие». К баронам следовало обращаться либо так же, либо «господин барон». Графы и князья пользовались правом на общий титул «ваше сиятельство», а светлейшие князья – «ваша светлость». При обращении к лицам княжеского или графского достоинства употребление титула по происхождению было обязательно (причем он заменял все другие общие титулы): вышестоящие должностные лица употребляли частный титул (князь, граф); нижестоящие применяли общий титул («ваша светлость», «ваше сиятельство»). Титулом «ваше сиятельство» не могли пользоваться князья из «инородцев», если их родовое достоинство не было официально признано царской властью.^{128} Совпадение титулов дальних родственников императоров, с одной стороны, и светлейших князей по пожалованию – с другой, как бы причисляло последних к ближайшему окружению царской семьи.

Другой привилегией обладателей родовых титулов была возможность для представителей более знатных из них находиться при дворе. Однако эта привилегия не была официальной и реализовывалась лишь путем получения придворных чинов и званий, чему немало содействовало само наличие родовых титулов. Между тем важной особенностью российского императорского двора было то, что получение придворных чинов и званий было хотя и не единственным, но главным и кратчайшим путем ко двору. Военная и гражданская служба в высших должностях и чинах также давала право на доступ во дворец, однако право это было в большинстве случаев потенциальным (реализовывалось лишь в случае особого приглашения и давалось не столько личности, сколько должности или чину).

Вряд ли необходимо подробно разъяснять значение близости ко двору в условиях абсолютной монархии. Это давало возможность рассчитывать на внимание со стороны царствующего дома, расширяло круг влиятельных знакомств, содействовало карьере и поднимало общественный престиж, способствовало благополучию семейной жизни.^[14] В некоторых случаях близость ко двору позволяла оказывать непосредственное политическое влияние на монарха.

В. И. Ленин отмечал «всевластие и безответственность придворной камарильи…».^{129} Именно сочетание этих качеств делало царское окружение одной из наиболее реакционных сил самодержавия. Это значение камарильи еще более возрастало вследствие бездарности лиц, занимавших российский императорский трон, в особенности – в середине XVIII в. и в последние десятилетия существования царизма. Один из наиболее видных государственных деятелей России конца XIX – начала XX в. – С. Ю. Витте дал в своих воспоминаниях такую уничтожающую характеристику Николая II: «Коварство, молчаливая неправда, неумение сказать да или нет и затем сказанное исполнить, боязненный оптимизм, то есть оптимизм как средство подымать искусственно нервы, – все эти черты, отрицательные для государей, хотя невеликих»,^{130} были свойственны последнему российскому самодержцу.

Что же представлял собою российский императорский двор?

Под императорским двором имелся в виду двор собственно императора, или «большой» двор. Существовало также несколько «малых» дворов – дворов отдельных представителей императорской фамилии.^[15] Однако официального значения и своей системы придворных чинов и званий они не имели. Хотя каждый из малых дворов имел свой штат (обычно насчитывавший всего несколько человек), но его составляли лица, либо вообще не имевшие придворных чинов и званий, либо их имевшие по императорскому двору и откомандированные к малым дворам.

Точного определения того, что такое императорский двор, не существовало. Но при употреблении этого термина в законодательстве и других источниках обычно имеются в виду, с одной стороны, императорская резиденция, а с другой – три группы лиц: придворные чины, придворные кавалеры (лица, имевшие придворные звания) и придворные дамы (дамы и девицы, имевшие особые «дамские» придворные звания).^[16]

Состав, структура и обычаи российского императорского двора складывались более века и окончательно сформировались лишь в царствование Николая I. Основной идеей при этом была демонстрация политического престижа империи и царствующей фамилии. При этом естественным было усвоение уже существовавших на Западе как общих принципов организации двора (включая некоторые церемониалы), так и номенклатуры придворных чинов и званий. В первом случае за образец был принят французский двор, во втором – дворы немецких владетелей и австрийский императорский двор. Вместе с тем, однако, в обычаях российского императорского двора с самого начала присутствовали специфически православный (особенно после 1905 г.) и псевдонациональный элементы.

Управление императорским двором и его сложным хозяйством осуществлялось несколькими конторами и канцеляриями, возглавлявшимися особо доверенными придворными чинами. Первые сведения о существовании этих учреждений относятся к 30-м и 40-м гг. XVIII в. Главная роль среди них принадлежала Дворцовой канцелярии (это был преимущественно финансовый орган) и Придворной конторе. В 1786 г. канцелярия была упразднена, а ее дела переданы конторе. В 1841 г. был утвержден устав Придворной конторы, согласно которому она ведала содержанием петербургских императорских дворцов, Эрмитажа, парков и садов придворного ведомства, продовольствием царской семьи, устройством придворных церемоний и придворным штатом, а с 1854 г. также делами по постройке и ремонту дворцовых зданий. Некоторое время она заведовала также квартирмейстерской и камерцалмейстерской частями – убранством и меблировкой дворцов. В 1883 г. контора была преобразована в Главное дворцовое управление, просуществовавшее до 1891 г. Входившая в состав Главного дворцового управления так называемая Гофмаршальская часть была с этого года выделена в самостоятельное учреждение.