Текст книги "На крыше мира"

Автор книги: Леонид Стоянов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)

– Фатима! Почему вы не ложитесь спать? Вы же устали. Завтра рано выезжаем.

– Разве я не остаюсь? Я еще не закончила работу.

– Абибулаев останется вместо вас, а вы поможете в мастерской. Вечером, кстати, побудете на собрании.

От Чернова не ускользнуло выражение радости, вспыхнувшее в глазах у Фатимы. «Ишь, как обрадовалась! – подумал он. – С Исмаилом увидится, соскучилась…» И эта радость чистой девичьей любви коснулась своей теплотой и его сердца.

НА ФЕРМЕ

Несколько часов кряду северный ветер косился над Алайской долиной, свистел и завывал в печных трубах, бился и метался по ущельям, пока, наконец, не принес за собой густую метель. Снег напомнил животноводам, что пора уходить с гор. Скот стали перегонять на зимние пастбища. Целый день раздавалось мычание коров, блеяние овец, которые нескончаемым потоком двигались по шоссе.

Неделю назад, когда овцы стали гибнуть десятками в день, все растерялись. Непонятная эпидемия почему-то свирепствовала только на первом выпасе. На дальних – всё было благополучно.

Заведующий фермой Сарыков был в страшном горе. До сих пор на ферме всё шло хорошо. Прирост молодняка был немного большим, чем в прошлом году. И вдруг всё пошло насмарку. Несколько сот отборных овец погибло. Какая причина? Старик ходил сам не свой. Еще бы! За плечами семьдесят лет! Всё было рассчитано и подготовлено, как всегда, вовремя, а вот не уберег!

Сторож фермы, Джабар Салиев, был чрезвычайно доволен выпавшим снегом. На ферме, наконец, стало непривычно тихо. Скот ушел. С ним ушло и бесчисленное множество забот.

Падеж овец переполошил весь район: приезжал председатель колхоза, комиссия, капитан Мороз… С капитаном Джабар прямо замучился. Всюду ему надо было заглянуть, всё узнать. Под вечер Джабар весь мокрый, вспотевший, уже не в состоянии был двигать ногами. Мыслимо ли, обойти чуть не все пастбища! Пришлось поневоле отстать. Капитан ходил один, без него. Эти военные! До чего же они неутомимы! И сказать им ничего нельзя. Что капитан хотел, зачем всё осматривал? Видать, что-то подозревает…

Теперь Джабар останется на всю долгую зиму полным хозяином фермы. Имущество нм уже принято. Рано утром уйдут и две колхозные машины, ночующие сегодня у них. Машины заберут с фермы оставшуюся часть рабочих, двух студенток-практиканток и последнюю партию масла со склада. Уедет и заведующий фермой.

Главное, Джабар на всю зиму хорошо обеспечен. Хворосту и дров достаточно еще осталось от прошлой зимы. Жена, Саида, заготовила топливо. Корм для кутасов и коз есть. Неприхотливые животные эти кутасы. Их совсем и кормить не нужно. Чуть на дворе забрезжит рассвет, как они уходят далеко в горы, разрывают ногами снег и находят траву. К ночи возвращаются домой.

Есть у Джабара и сено. Колхоз доставил. Не возвращается Джабар с пустой кошелкой и после разноски молока своим покупателям. Корки хлеба, картофельная шелуха, остатки от еды – всё идет на корм скоту. Деньги от продажи молока складываются. Но что молоко! Буза в три раза больше прибыли дает. А Саида умеет варить бузу. Впрочем, тратить деньги некуда да и незачем. У Джабара есть всё, чтобы прожить вдвоем с женой без заботы^ о насущном куске хлеба.

Он, Джабар Салиев, – колхозник, пользуется уважением и доверием. У него есть в самом богатом колхозе свой дом с усадьбой, замужняя дочь, зять-тракторист…

Прошлое?

Э, что о нем вспоминать! О прошлом Джабара знает только Мирза Байбеков, приятель и земляк из кишлака Куги-лель, расположившегося в горах на самой границе с Афганистаном. А Мирза Байбеков теперь большой человек. Он работает председателем кооперации в городе Мургабе. И никому неизвестно, кроме него, Джабара, что Мирза родом из Куги-леля был предводителем басмачевского отряда. А в этом маленьком кишлаке, кроме оставшихся в живых двух-трех старых женщин больше никто не помнит ни о Мирзе Байбекове, ни о Джабаре Салиев. Время, что вода в реке, – всё уносит с собой в море…

Правда, знает кое-что мастер Быков, которого управление дороги перевело недавно с Мургабсксго участка сюда, в Сарыташ. Он теперь на Хатынарте. Но Быков свой человек!

С тех пор, как Мирза Байбеков стал работать в Мургабской кооперации, он зачастил на ферму. Проездом почти всегда ночует. Вот и сегодня пришлось уложить гостя соснуть с дороги на своей кровати, тут же в сторожке за деревянной перегородкой.

– Джабар! Тебя зовут, – оглядываясь на перегородку, тихо сказала жена, входя в сторожку.

– Сейчас иду, Саида. Ты приготовь молоко. Да смотри, чтобы опять голос не попал. Знай, кому молоко приходится носить. Да, вот еще– проснется Мирза, накормишь.

– Что это он привез? Тяжелое такое…

– Цыц! Много будешь знать – последние волосы вылезут. Не женского ума это дело!

Саида укоризненно посмотрела вслед уходившему мужу, поправила платок. «Эти мне мужские дела, одно беспокойство с ними!..»

ЕЛЕНА НИКОЛАЕВНА

Впервые за всё время заведующая детским садом Елена Николаевна освободилась раньше обычного. Хотелось поскорее, управиться с домашними делами, чтобы вечером не опоздать на собрание и после него посмотреть кинокартину.

Детский сад опустел. Едва Елена Николаевна вошла в свою комнату, как постучались. Пришел Джабар, принес молоко.

– Спасибо, Джабар. Поставьте кувшин на окно.

– Разве заведующая не идет в кино? Очень интересное, говорят, кино… Наверно, все там будут?

– Как же, пойду попозже. У нас давно не было кино, – сказала Елена Николаевна.

– Сам начальник участка, наверно, пойдет. Говорят, он очень любит кино.

– Возможно, и он будет…

– И партийный начальник тоже ходит в кино? – не унимался Джабар. – Он, кажется, вернулся с Кизыларта?

– Савченко? Да, вернулся. – Елена Николаевна взглянула на любопытного сторожа.

Поймав на себе пристальный взгляд, Джабар наклонился и поднял с пола кошелку. «Белая, полная, волосы светлые, как созревший ячмень. Не такая, как моя Саида, сухая… А глаза, ах, глаза!..» И Джабару представилось его лоскутное одеяло на вате, шитое руками Саиды. Как раз посредине красовались два кружочка в чёрных обводах. Они были необыкновенно красивого зеленого цвета. Джабар всегда любуется ими перед тем, как заснуть. Вот такие глаза у заведующей…

– Сам хотел пойти в кино. Нельзя ферму оставить.

И низко поклонившись, Джабар ушел.

«Странный человек и странные расспросы», – подумала Елена Николаевна, но через минуту она уже забыла о стороже и с удовольствием пила свежее молоко, забравшись на диван и по-детски поджав под себя ноги.

Она любила свой уголок – маленькую комнатку при детском саде, привыкла к этому шкафу с книгами, и к своей узенькой беленькой кровати, и к чахлому кактусу в глиняном горшке, стоявшему в углу возле стола.

Год назад она вошла сюда с одним чемоданом в руках. В нем было всё ее имущество, которое удалось увезти с собой. Среди вещей в чемодане хранились сберегаемые, как святыня, детское платьице дочери, погибшей во время бомбардировки, и последнее письмо мужа, пересланное ей уже его товарищем. Это всё, что осталось у нее от разрушенной войной семьи, самое дорогое…

Теперь, через год, острота горя уже притупилась. Работа в детском садике отбирала много времени. Размышлять особенно было некогда. И только оставаясь одна, она доставала из чемодана дорогие ей вещи и, глядя на них, уносилась мыслями туда, где когда-то было ее счастье…

– Елена Николаевна! – послышалось за дверью. – Где же вы?

В комнату быстро вошла врач участка Елизавета Хобта, молодая женщина в беличьей шубке. На лице вошедшей бросалась в глаза беззаботная улыбка. Нос с горбинкой тонкого рисунка и черные волосы делали ее похожей па цыганку. Смеющиеся глаза под цвет волос, казалось, не умели быть грустными.

– Что же вы сидите? Мы опоздаем! – напустилась она на Елену Николаевну.

– Не знаю, идти или нет… Я так устала.

– Вот еще глупости! Голова болит? Порошок дать? Надо пойти хоть людей посмотреть. Скучища адская. Вы знаете, Чернова уезжает в Ош, на всю зиму… Давайте проучим ее, поухаживаем за Владимиром Константиновичем!

– Не понимаю я эту женщину… Увезла ребенка, теперь уезжает сама, – пожала плечами Елена Николаевна.

– И вдобавок кокетничает со всеми мужчинами, – прибавила Хобта. – На днях я видела ее с капитаном Морозом. Интересный мужчина, правда?

– С капитаном Морозом? – спросила Елена Николаевна и, чтобы скрыть свое смущение, поднялась с дивана, подошла к настольной лампе и не торопясь стала распутывать шнур.

Капитан Мороз был с Лидией Львовной?

– Что вы там возитесь с лампой? Этак мы точно опоздаем!

Елена Николаевна подошла к вешалке и машинально начала одеваться.

Капитан Мороз! Почему, услышав его имя, она не может оставаться равнодушной? Почему даже мимолетная встреча с ним ее волнует? Это началось чуть ли не со дня ее приезда в Сарыташ. Хоть поначалу она ничего не замечала.

Тогда тоже была зима. Сугробов нагромоздило– горы! Машина спускалась в Сарыташ, а по обе стороны шоссе стеной лежал снег. Она так перемерзла, что когда машина остановилась, не в состоянии была шевельнуть ногой. И вдруг… чьи-то сильные руки подхватили ее и поставили на землю. Подняв глаза, она увидела перед собой военного. Застывшими от холода губами она еле прошептала: «Спасибо!»

Потом… потом это было летним утром. Проезжая мимо детского сада, капитан придержал коня. Вся детвора хлынула к калитке. Ребята половчее взобрались на забор, кричали, наперебой звали дядю капитана» и, еле доставая руками, пытались погладить коня. Капитан подхватил одного мальчугана и посадил к себе в седло. «И меня, и меня!»-закричали все в один голос. Она, чувствуя, как забилось ее сердце, снимала озорников с забора, с трудом скрывая свое смущение и не глядя на него. А когда Мороз, склонившись, передавал ей мальчика – их глаза встретились и Елене Николаевне показалось, что он особенно крепко пожал ее руку…

С тех пор она не может не думать о нем.

ПОЖАР

Возле дома Черновых стояла легковая машина. Лидия принимала гостя.

Дорогой японский халат сиреневого цвета, в больших темно-желтых разводах, изящно облегал ее стройную фигуру. Пышная прическа открывала красивую шею.

Заместитель начальника управления дороги Казаков, сухой, с чуть горбатым удлиненным носом и тонкими губами, придававшими его лицу хитрое выражение, сидел напротив хозяйки дома за столом и небрежно мешал ложечкой чай в стакана И словно не собственные, а с чужого лица были его темные, с поволокой глаза, немного навыкате, бычьи, как определил их Чернов: «Такие нравятся женщинам»…

Гость не спускал с хозяйки восторженных глаз, говорил комплименты и Лидия Львовна, польщенная вниманием, разрумянилась, повеселела и оживленно поддерживала разговор.

– Что вы, что вы, Алексей Иванович! Наоборот, мне кажется, что я похудела. Здесь от тоски можно известись…

– Я говорю это совершенно серьезно: с тех пор, как мы не виделись, вы удивительно похорошели, Лидия Львовна! Это сколько же? Наверно, месяца полтора прошло?

– Да. Помнится, мы виделись последний раз в театре, – Лидия Львовна вздохнула.

– Я вас понимаю… Скучаете по городу? А у вас нет возможности чаще навещать его?

– Ах, Алексей Иванович, вы не знаете Володю! Ему не нравится, когда я уезжаю.

– М… да, конечно, мужья не любят отпускать из дому своих жен, – засмеялся Казаков. – Это народ ревнивый…

Лидия Львовна поправила коротенькие крылышки рукава на плече.

Казаков скользнул взглядом по ее фигуре. «Хороша, да, хороша»… – подумал он.

– Нет, мне кажется не потому, – отвечала Лидия на его шутку. – Он просто привык сознавать, что жена ждет его, что жена встретит его, что ей некуда выйти…

– Как боярыня в терему, – снова засмеялся Казаков и, став вдруг серьезным, спросил:

– А скажите, Лидия Львовна, вы бы переехали в город?

– Не понимаю…

– Совсем, жить в городе. Если бы мы предложили Владимиру Константиновичу…

Лидия поняла. Смутная надежда на возможность переезда в Ош радостно взволновала ее.

– Я была бы счастлива… Право…

Он смотрел на нее в упор. Эта женщина ему чертовски нравилась! Еще до ее замужества он пытался ухаживать за Лидией и она была довольно благосклонна к нему. Во время ее поездок в Ош они почти всегда виделись. Ее родители были хорошими его знакомыми. Он бывал в доме Роговых. Но планы его шли дальше. Вакантная должность начальника техотдела управления при его, Казакова, усилии была уже предназначена Владимиру Константиновичу. А начальнику техотдела частенько приходилось бывать в длительных разъездах, это тоже неплохо.

Казаков сообщил о возможном назначении Чернова.

Это было бы замечательно! – воскликнула Лидия, но тут же помрачнела. – Только согласится ли Владимир…

– Но почему же? Это ведь повышение по должности, и оклад гораздо больше, – говорил своим мягким, вкрадчивым голосом Казаков. – Жить в городе, работать начальником техотдела… Какой смысл сидеть в этой дыре?

– Я поговорю с ним! Мне так надоели эти бесконечные поездки… Мы даже поссорились. Видите ли, Владимир советует мне найти работу в Сарыташе! А что я буду тут делать? – пожала она плечами.

– Полноте, Лидия Львовна! Владимир Константинович, конечно, пошутил. В самом деле, что вам здесь делать? А вы знаете, в городе у нас сейчас на гастролях оперный театр из Фрунзе. Прекрасно играют! Да, вот еще… виделся с вашей мамашей, соскучилась, повидаться хочет…

– Я, очевидно, завтра, в крайнем случае, послезавтра поеду.

– Завтра? – встрепенулся Казаков. – Так позвольте, Лидия Львовна, чего же лучше! К вашим услугам легковая машина и ваш покорный слуга! – приложил он руку к сердцу. – Возвращаюсь в Ош, подвезу.

– В самом деле…

– Владимир Константинович в конторе?

– В клубе. Там сегодня собрание, потом, кажется, кино…

– Собрание? Вот и хорошо, – поднялся Казаков из-за стола. – Я пойду, поговорю с Владимиром Константиновичем по делам, а заодно и насчет места, которое ему предлагает Управление. А вы уж, Лидия Львовна, – подходя к ней и целуя руку, прибавил он, – со своей стороны…

И, многозначительно улыбнувшись, Казаков ушел.

Лидия Львовна тяжело опустилась в качалку. Закинув руки за голову, она задумалась над предложением, сделанным Казаковым.

Вернуться в город, где у ее родных такая большая квартира, все удобства. Место для Владимира не ново, он уже там работал; там – общество, театр… а, главное, не будет этих упреков и неприятностей из-за дочери.

– Ах, как я от всего этого устала! Как мне всё это надоело!

Она лениво потянулась, взяла в руки подушечку, провела пальцами по вышивке, отбросила ее в сторону и, не зная, чем заняться, встала и подошла к окну.

Из глубины двора, где– возле клуба горели огни, доносился глухой шум людских голосов и обрывки песни:

 
Широка страна моя родная,
Много в ней лесов, полей и рек…
 

Это киномеханик завел радиолу.

Клуб постепенно наполнялся людьми. Весть в том, что сегодня состоится собрание, а после него – кино, быстро облетела весь участок. Женщины, освободившись от домашних дел, пришли с детьми. Дети бегали по всему залу. От их звонкого смеха и криков нельзя было разобрать слов. В стороне, сдвинув два стола вместе, разместились болельщики домино.

Фатима волновалась. Ведь сегодня секретарь парторганизации Савченко будет говорить, как они работали. Потом придется выступить ей. А сказать есть о чем.

До начала собрания оставалось немного времени и Фатима решила забежать на минутку к Исмаилу. Он сейчас дежурит па электростанции.

Возле склада она столкнулась с отцом.

Ты куда так торопишься, дочь моя? Разве тебе на собрании не нужно быть?

– Книжечку и карандаш забыла, отец! Наверно, выступать буду, а сейчас…

– Так-так, – проговорил старик. – Беги, беги… А про себя подумал: «Ишь ты, карандаш! Ишь, за карандашами так прытко не бегают».

Сторож Бакир Кулатов, высокий, худощавый старик лет шестидесяти пяти, отец Фатимы, в теплом полушубке и мохнатой овечьей шапке, обходил участок.

Бакиру очень хотелось пойти на собрание и послушать, как будет выступать его дочь. Но с поста ведь не уйдешь. И, с сожалением покачав головой, старик пошел дальше.

Невдалеке на пригорке раздавалось мерное чоханье дизеля электростанции.

«Молодец Исмаил, сам мотор исправил, – механик не сумел, а он исправил, – рассуждал Бакир. – Всё книжки читает, учится. Умная голова. Зятем видно будет, хе-хе! Скрывают, думают, отец не видит. Отец всё видит! Вот только в армию ему скоро. Какая свадьба – одни слезы».

Обходя большой камень, черной глыбой торчащий посреди двора, Бакир остановился. Этот камень всегда вызывал в его памяти одно и то же воспоминание.

Полвека назад богатый бай, у которого отец Бакира и он сам служили пастухами, до полусмерти захлестал плетью его отца вот здесь, у этого несуразного камня.

Но Бакир отомстил баю. Однажды, собрав всё стадо со склонов Алая, он с тремя другими пастухами погнал его далеко в горы. Полторы недели гнали огромное стадо бая. О! Бакир знает дороги, знает трудно проходимые тропы в горах. Там, на чужой земле; в Кашгарии, они бросили стадо на произвол судьбы, а сами после месяца скитаний добрались до города Верного и поступили на кожевенный завод. Там Бакир женился, там и застала его революция. Много воды утекло с тех пор. Многое переменилось в его краю…

…На невысокой сцене за столом президиума сидел Чернов, рядом с ним – Савченко. Настроение Владимира Константиновича было вконец испорчено разговором с Казаковым. «И чорт его принес как раз к такому собранию!». Поглядывая на Казакова, сидевшего в первом ряду в непринужденной позе, Чернов еще больше раздражался самодовольным, развязным видом этого человека. «Расселся, как у себя дома! Рисуется… Что это им вздумалось перетаскивать меня в техотдел?..»

Вступительное слово сделал Чернов. Сообщение о том, что за хорошую работу дорожников переходящее красное знамя и в этом квартале остается за участком Сарыташ, было встречено шумными рукоплесканиями.

С докладом о работе и подготовке участка к зиме выступил Савченко.

Фатима немного опоздала и примостилась в задних рядах, близко около дверей. Уж этот Исмаил, от наго так скоро не уйдешь. И не держит, а уходить не хочется. Возле мастерской почти налетела на мастера Быкова, который разговаривал с каким-то незнакомым ей человеком.

– Вы разве не идете на собрание? – спросила Фатима.

У Быкова сначала было почему-то злое выражение лица, но потом он очень мило улыбнулся и торопливо сказал:

– Как же, как же, конечно пойду!..

Отсыревшая входная дверь была плохо прикрыта, оттуда дуло. Фатима тихонько встала и подошла, чтобы ее закрыть, и вдруг в ужасе посмотрела на небо. Оно было освещено красным заревом. Не успела девушка сообразить, что случилось, как из глубины двора донеслись крики. Кто-то размеренными, методичными ударами бил по рельсу и в воздухе плыли тревожные дребезжащие звуки.

– Пожар!.. – в одно дыхание пронеслось по залу.

В дверях мгновенно образовалась давка. Савченко старался перекричать шум:

– Спокойствие, товарищи, спокойствие!..

Скирды сена горели, как свечки. Огромные языки пламени со свистом и треском взметывались к небу и угрожали переброситься на коровник и стоявший чуть поодаль продовольственный склад.

– Тащите ведра! – крикнул Чернов. – Воду из речки, живее!

Рабочие кинулись оттаскивать уже начавшие тлеть дрова. Бревна были горячие, шипели и обжигали руки.

Елена Николаевна задыхалась. От дыма першило в горле. Она уже несколько раз бегала на речку и оттуда с ведром воды к огню. Ноги не держали ее. Она прислонилась к коровнику передохнуть. Деревянные стены были горячие и могли воспламениться. А ведь там коровы.

В суматохе Бакир потерял ключ и теперь безуспешно пытался сбить булыжником огромный замок.

Елена Николаевна выплеснула ведро воды на угол крыши. Животные истошно мычали и метались внутри коровника. Ах, если бы огонь был ближе к реке, оттащить его!

Мгновенно вспомнилось детство, пожар… и она, бросив ведро, кинулась туда, где распоряжался Чернов.

– Владимир Константинович! – закричала Елена Николаевна. – Трос, понимаете, трос! Взяться за два конца, перерезать скирды, оттянуть к реке, понимаете?

Да. Он понял. Трос, к счастью, разыскали быстро. Несколько человек взялись за оба конца. В середине троса укрепили три лома. Опоясали крайний стог, стоявший ближе всех к коровнику. Верхняя половина пылающего стога сдвинулась и свалилась по уклону вниз, к речке. Десятки ведер выплеснули на нее воду. Горячее сено зашипело, задымилось.

Огонь утихал, неохотно уступая людям свои позиции.

Елена Николаевна вместе с Варей Савченко продолжали работать. От намокшей одежды поднимался пар. К ним подошел Чернов. Крепко сжав руку Елены Николаевны, он горячо поблагодари ее.

– Не знаю, что и сказать вам. Утерли вы нос нам, мужчинам.

И в эту минуту увидел жену. Лидия стояла неподалеку в накинутой на плечи шубке, испуганная и возбужденная– Ома быстро подошла.

– Какой ужас! Володя, отчего оно загорелось!

– Этого я пока не знаю, – сухо ответил Чернов. – Ты иди… Уже потушили, – добавил он с раздражением.

Ему неприятно было смотреть на чистенькую жену в длинном японском халате под шубкой рядом с измученными Варей Савченко и Еленой Николаевной.

Лидия постояла в нерешительности. Она видела, что делать ей здесь нечего, но желание узнать, что скажет Владимир по поводу предложения Казакова, взяло верх и, уже шагнув назад, она спросила:

– С тобой Казаков говорил?

Владимир Константинович грубо крикнул, не в силах сдержать себя:

– Что говорил?! О чем говорил?!. Никуда и не собираюсь уходить из Сарыташа, так и знай…

– И, круто повернувшись, пошел к группе рабочих.

– Ты думаешь только о себе! – сорвавшимся голосом воскликнула вслед ему Лидия.

Врач Елизавета Хобта перевязывала обожженные руки Исмаилу.

Примчалась Фатима. На глазах у нее стояли слезы.

– Исмаил!

Она потянулась к нему, забыв, что кругом люди.

– Ай, ай, ай! Как буду работать? Как буду помогать тебе завтра точить части? – сокрушенно мотал головой Исмаил.

– Тебе больно, Исмаил?!

– Тебя не было – больно было. Ты пришла – не стало больно, – смеялся Исмаил.

Он взглянул на расстроенное лицо девушки и в самом деле перестал чувствовать боль…

С той минуты, как Байбеков впервые переступил порог сторожки, Джабар потерял покой. Разговоры за шипучей бузой всколыхнули воспоминания о давно минувшем, о родном кишлаке, в котором Джабар не был много, много лет. Потом Байбеков намекнул на их тесную, кровную связь и напомнил, что Джабар должен быть во всем послушен ему, Мирзе, как в те славные, боевые времена…

Теперь каждый приезд Байбекова вызывал тревогу и беспокойство. Джабар старался поменьше попадаться Саиде на глаза, но разве можно скрыть что-нибудь от собственной жены? Она сразу разобралась в его переживаниях.

– Джабар, – сказала она. – Чего нам недостает? Побереги свою старость. Не думай о том, чего у нас больше нет…

Джабар ничего ей не ответил и отошел прочь. Слова жены только сильнее смутили его душу. Прошлое властно напоминало о себе Не всё у Джабара покончено с этим прошлым, и он слепо пошел по опасному пути вслед за Байбековым.

Перед вечером Мирза пошел на участок поговорить о делах. Так он сказал…

Когда Джабар услышал звуки набата, а окно сторожки озарилось светом пожара, он вскочил и выбежал во двор. От страха у него дрожали и подгибались ноги. Но не пожара испугался Джабар… Он направился было туда, где полыхало зарево, но его догнала и остановила перепуганная Саида.

– Куда ты, Джабар? – удержала она его за рукав. – Там и так полно народу. Чем ты там поможешь?

Джабар покорился. Они стояли на краю каменного выступа и молча наблюдали за пожаром, пока огонь не стал утихать.

На тропинке показались возвращающиеся на ферму люди. Байбеков подошел, тяжело дыша.

– Несчастье, Джабар! – громко сказал он, переводя дыхание. – На участке сгорели чуть ли не все запасы кормов. Трудно будет им теперь в зиму…

Потом они сидели вдвоем за столом и пили вкусное теплое молоко. Байбеков поставил пустую кружку, вытер рукавом губы и сказал:

– Как я ни устал, а отнести это надо. Я всё сам сделаю, а тебе, Джабар, останется немного: послезавтра обязательно увидишься с Быковым. Ты понял меня? Послезавтра…

Мирза вытащил из-под кровати небольшой, но тяжелый чемодан.

– Вернусь, может быть, поздно, – предупредил он и ушел.

Джабар сидел, понурив голову.

Вот оно, уже началось, самое страшное! Теперь отступать невозможно. Когда они с Мирзой скакали на горячих конях по кишлакам, то там, в горах, они были полные хозяева. Сейчас – совсем другое время. Нужно быть осторожным. Как было хорошо и спокойно все эти годы. Теперь каждую минуту будь начеку, бойся людей, не смотри им в глаза… Когда-то было легко скрывать свои следы, а теперь – ох, как трудно…

Джабар схватился за ворот стеганого халата, ему стало вдруг душно. «Шайтан побрал бы этого Мирзу. Откуда он взялся на мою голову!..»