Текст книги "Кузнец (СИ)"

Автор книги: Леонид Бляхер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Пока люди в десятый раз пересказывали друг другу события того дня, я все думал про свой план. Про будущий поход в Приамурье. Мысль была простая как мычание. Чтобы остаться живым, нужно быть сильным. Причем, не только самому. Один в поле не воин. Нужно иметь, пусть небольшое, но слаженное и преданное войско. Ну, не войско, так хоть отряд. Десяток казаков – это хорошо. Только мало. То есть, для здешних мест хватит. А вот для Приамурья – не факт. Точнее, факт, что не хватит. Все просто. Природа здесь небогатая. Много людей прокормить трудно. Вот и кочуют местные инородцы семьями человек по десять-пятнадцать. Большими группами собираются редко. Потому и десяток – немалая сила. В Приамурье все не так. Тамошние люди и многочисленны, и воинственны. Там для победы нужны сотни, да еще и с пушками. Причем, не просто сотни, а верные сотни. Постепенно идея вырисовывалась.

Глава 5. Ярко

Идея была простейшая. Потихоньку выкупать кабальных, привлечь гулящих, делая из них бойцов. Понятно, что не спецназ. Я и сам-то хитрым кунг-фу не обучен. Но люди здесь все резкие. К воинским занятиям или, скорее, к разбойничьим склонные. Вот и будут они совсем мои. Считай, свой десяток, с которым прибыл в Илим, кроме тех казаков, кто семейные были, удалось «приручить». Авось и дальше так пойдет.

Пока я размышлял в воротах показался конный. Ага. Тот белобрысый. В смысле, Хабаров. Я поднялся с крыльца, на котором предавался планированию, и пошел навстречу.

– По добру ли, Ерофей Павлович? Дело какое?

– Добро, Онуфрий Степанович! И дело есть, и проведать хотел.

Я кивнул парню у ворот, чтобы принял коня, а сам повел гостя на солеварню. Показал колесо, чаны для варки соли, новый желоб. Ерофей важно кивал. А на колесо смотрел с живым интересом. Впрочем, ни о чем не спрашивал. То ли это была знаменитая сибирская привычка не лезть в чужие дела, то ли какая-то мысль билась у промышленника. Пока демонстрировал выставку народного хозяйства, вышла стряпуха и пригласила «Отведать, что Господь послал». Прошли в избу.

– Что сказать, – промолвил гость, когда первый голод утолили, – Дело у тебя, Кузнец, хорошо поставлено. Я по тому и заглянул. Думаю, у себя тоже колесо поставить. Мне и лучше, ручей его сам крутить будет.

Я пожал плечами. Колхоз – дело добровольное. Хочешь – ставь.

– Только я еще одно дело к тебе имею.

– Что за дело? – спросил я, хотя примерно уже представлял, о чем пойдет речь. Едва мы обжились, как здешний люд стал мне на кузню свое железное барахло привозить на починку. Платили, чем могли. Кто-то серебром, кто-то медом или свежаниной, а кто-то и собольими мехами. В хозяйстве все годилось. Порой кузня больше, чем солеварня приносила. Этим я тоже делился с казаками. Во-первых, так было правильно. Во-вторых, помогали они мне, чем могли. Кто горн раздувал, кто с молотом помогал, кто инструменты подавал. За несколько месяцев усть-кутского жития мы стали друг друга реально, не по имени ощущать братьями, родней.

Хабаров начал разговор неторопливо.

– Тут вот как. Есть у меня пищали. Старые совсем. Замки поломаны. Мне бы их подмастерить. Не подсобишь?

– А много пищалей-то?

– Изрядно. Три десятка штук. Может, чуть менее. Есть совсем старые, фитильные. Есть поновее. Но все кузнеца ждут.

– Ну, – стал прикидывать я – Работа не малая. Думаю, седмицы три делать буду. Да, считай, что и месяц. Это, если в цене сойдемся. Сам же говорил, без выгоды только медведь живет.

– А сколько ты хочешь, Кузнец? – прищурился Хабаров.

– По полтине за штуку.

– Эк… – крякнул Хабаров. – Круто забираешь, Кузнец. Давай-ка сбавим маленько.

– А ты какую цену дашь?

– По алтыну.

– Нет, по алтыну мало. Давай два пятиалтынных.

Спорили долго. Сошлись на пятиалтынном и трех деньгах. Договорились, что хабаровы людишки подвезут пищали.

– А ты, Ерофей, нешто воевать кого решил? – спросил я после того, как сделку закрепили чаркой.

– Есть одна мысль. Помнишь, воеводский пес Василий Данилыч по Амур-реку ходил?

– То до меня было. Но люди баяли, что местные туземцы его не приветили.

– Не приветили. Кто б пса такого цепного приветил? Только я не о том. Место там уж больно хорошо. Я народ пораспрашивал. Богато туземцы живут. И земля богатая. Хлеб родится, как на Руси, торговля знатная. Вот и думаю, сходить туда, поглядеть. Может, какую выгоду поиметь получится.

– Так, с Поярковым полторы сотни шли. И то его побили тамошние людишки. Тебя же как, хлебом и солью встретят?

– Нет. Потому и прошу пищали починить. Не встретят меня там ни хлебом, ни солью. Поярков сам виноват. Не сибирский человек. Не видит ничего. Ну, да Господь ему судья. Мне про те места другие люди говорили. Вои там сильные. Но, если с умом подойти, можно и прибыток поискать.

– Что ж за люди?

– Да, хоть дружок мой давний, Иван Алексеевич Галкин. Он туда ходил. Да не он один. Много народа за пояс ходили. Вот и я хочу в Якутск поехать, к новому воеводе Пушкину. Хочу отпроситься в поход.

– Так, на что тебе воевода? Охочие людишки всегда найдутся.

– Не хочу я так. Я ж теперь всем домом в Сибири. Хочу там себе дом строить на своей земле.

Действительно, совсем недавно в Усть-Кут после долгого путешествия прибыла из Поморья жена Хабарова с дочкой и сыном, которая уже успела стать вдовой с малым внуком. Приехал сын брата Хабарова Никифора Артемий. Теперь Хабаров был не одиноким волком, а патриархом целой семьи в три поколения. Тут уже без воеводской воли двигаться трудно. Тем более, осесть.

Ведь и сам Хабаров – человек совсем непростой. Ходили слухи, что именно его челобитная вместе с подношением от его брата Никифора стоила воеводе Головину места. Поговаривали о его крепкой дружбе с дьяком Сибирского приказа.

– Ну, что ж. Дело благое.

– А ты со мной не хотел бы пойти?

– Давай, пока я тебе оружье посмотрю. Ты к воеводе съездишь, а там и опять поговорим.

На том и порешили. Гость поблагодарил за угощение и отбыл. Я проводил его до ворот и задумался. Пока все идет по истории. Хорошо ли это? Ведь там, в итоге меня ждет разгром на Корчеевской луке и смерть. Не нравится мне такая перспектива. Какая-то слишком глубокая лыжня выходит у моего старика. Никак не выходит с нее соскочить. А соскочить очень надо. Я жить хочу. Ладно, подумаю. Пока ясно, что контакт установлен. Уже это хорошо. Хотя три десятка пищалей ремонтировать дело не простое. Ничего, справимся.

Через пару дней к воротам солеварни подошло два воза, в поводу лошадь вел тоже коренастый, невысокий и совсем молодой парень с такими же, как у Хабарова светлыми волосами.

– Хозяева! – заорал он.

– Чего тебе? – ответил казак у ворот.

– Мне бы Онуфрия Кузнеца?

Я велел впустить юнца.

– Так, где Кузнец? – опять спросил он.

– Я Кузнец! – отозвался я – Что хотел?

– Я племянник Ерофея Павловича, – со значением произнес вьюнош – Пищали привез.

– Ну, хорошо, коли так. Трофим, покажи племяннику, где у нас кузня.

Парень угрюмо зыркнул на казака и подвел своего Росинанта к небольшому строению с навесом, где я пока оборудовал кузню. Распряг коняку и собрался уже уходить.

– Погодь, паря, – окликнул я его. – Как зовут-то?

– Артемием мамка назвала.

– Что такой сердитый? Дядька где?

– Я не сердитый, а серьезный. А дядька уехал в Якутск.

– Скажи, что, как приедет, Кузнец его в гости звал.

– Скажу.

– Ну, тогда бывай.

Паренек неторопливо вышел и даже не пошел, а прошествовал в сторону острога. Я пошел к возам с оружием.

Сначала отложил те, что требовали серьезной работы. Таких нашлось штук шесть. Потом те, что требовали все же починки. Еще десяток. Остальные были просто жертвы неаккуратного обращения. При этом пять штук были с ударным замком лишь немногим уступающим моей конструкции. Провозился со всем этим едва до вечера. Заняться ремонтом решил завтра после обеда. До обеда нужно было заниматься делами солеварни, проверять записи на складе, проверить казну. Такая бизнес-текучка XVII века.

Спалось хорошо. Во-первых, устал я пока пищали тягал. Все-такие каждая такая дура весила пять-семь килограммов. Во-вторых, теперь на солеварне на самом деле было здорово. Крепкие избы, спокойная и ритмичная работа, хорошая еда. У меня в избе кроме печи, всяких полок и сундуков, стола и лавок стояла самая настоящая кровать. После спанья на шкурах на печи, настоящая перина и пуховая подушка, за которые я не пожадничал заплатить пятнадцать копеек, были настоящим чудом. Эх, может послать все эти джокеры, жить бы здесь да жить? Нет, не вариант. Скоро Илим станет центром самостоятельного воеводства, а власть здесь станет гораздо жестче. Не хочу. Хабарову лет уже сколько, думаю уже к пятому десятку подбирается, а рвется в бой. А мне еще и тридцати нет. Хоть здесь, хоть в прошлой жизни. Не хочу мягкую перину. Нет, хочу, но не только. С тем и заснул.

Недели через две вернулся Хабаров. Вернулся с отказом. Воевода и боярин Пушкин не позволили ему идти в Приамурье. Тем временем все простые случаи поломки хабаровских пищалей мне удалось исправить. Осталось шесть штук с серьезными поломками. Я послал гонца к Хабарову. Тот приехал за оружием. Сели поговорить в мастерской.

– Ну, как? Вышло, Кузнец? – спросил он, поздоровавшись.

– Почти. Есть еще несколько трудных. Покумекаю, может выйдет.

– А вот у меня пока не вышло, – грустно проговорил он.

– Так, теперь не пойдешь на Амур?

– Пока не пойду. Самоходом не хочу. Я уже говорил. А воевода даже слышать не хочет. После того, как Васька Поярков обделался, почти сотню людей положил, сторожится воевода.

– Оно понятно.

– Так ведь Поярков-то сам виноват. Гостей захватывал, головой не думал. Вел себя, как дикий волк, а не как письменный голова.

Ишь ты, подумалось мне, гуманист, блин. Небось сам, когда с Галкиным якутов воевал, не особенно про права человека рассуждал. А вслух сказал:

– А как надо было?

– Нечто сам не знаешь? Сначала надо было узнать, кто здесь кто? Кто с кем дружит, кто с кем воюет? Какая за кем сила стоит? Вот, как узнал все это, тогда можно и зубы показывать. И тоже, с головой нужно делать все. А он, видно, больше ягодицами думал.

– Это да. Так, что теперь будешь делать?

– А подожду.

– Думаешь, воевода после иначе рассудит.

– Нет. Воевода-батюшка Василий Никитич иначе не рассудит. Только вот лихоманка его бьет. Похоже, не долго ему осталось. А там и поглядим. Может быть, с новым столкуюсь.

На этом пока разговор закончился. Хабаров отсчитал мне серебро, забрал ружья. На том и расстались. А я стал думать дальше. Со своим десятком я, похоже, уже поладил. Серебра казачки получают раза в три больше, чем государево жалование. Да и с житом у них все неплохо. Главное же, что мы стали друзьями. Вечерние посиделки, стройка, где все намахались топором, натаскались бревен, не просто сблизила нас, объединила. Только десяток – это немного. Пришла пора новых искать. Но ехать самому не гоже. Почему? Не знаю. Впрочем, знаю. Все же я здесь человек новый. Реально, сколько я в этом мире? До полутора лет не дотягивает. Людей не всегда понимаю. Тут нужен свой. Совсем свой, причем такой, чтобы и для меня был свой. Кажется, здесь все понятно: казаки здесь свои. Так, да не так. В этом мире они, конечно, свои. Только вот не в Якутском воеводстве. Здесь они тоже все пришлые.

Думал я не один день. Пока случайно, обходя свое хозяйство не обратил внимание на работников. Большая их часть работала молча, без нареканий. Ко мне обращались редко, недовольства не высказывали. Тем более, что еда у них стала лучше, чем прежде, денежек за лишнюю работу подкидывал, стал давать время на собственные занятия. Но был один, кто сразу обращал на себя внимание. К нему шли с проблемами, спорами. Он, по сути, руководил работами. Речь идет о мужике, похожем на цыгана. Я расспросил о нем грамотея при складе, подумал и решил попробовать договориться с ним.

Утром, нарядив работных людей на работу, а казаков на службу, велел позвать к себе того «цыгана», что в первый день мне зубы показывал. Звали его Степаном. Прозвище было «смоленый». И если вспомнить, что цыгане на Руси объявились только при матушке Екатерине, а в Сибири и того позже, очень меткое прозвище. Волосы и глаза, как смоль, кожа темная, дубленая. Некогда был он промысловым человеком не из последних. Людей знал, люди его знали. Но попал в кабалу, потому и оказался на солеварнях.

Цыган, войдя в светлицу, посмотрел на меня с вызовом: дескать, чего надо?

– Садись, Степан. Разговор есть.

– Об чем нам говорить, Кузнец? Ты десятник, я – кабальный.

– Раз позвал, значит, есть разговор, – ответил я, приподнявшись над столом. Прием этот я уже давно выработал. Как осознал, что ростом я буду повыше, чем все, кто до сих пор встречался в это время. Все же, почти два метра – это даже в XXI веке совсем не маленький мальчик. Я, еще не встав полностью, уже изрядно возвышался над собеседником.

Тот сел. Вызова в голосе поубавилось.

– Чего звал-то?

– Скажи мне, Степан, хотел бы ты из кабалы выбраться?

– Оно, конечно, кабала – не жена, не сестра. Только куда ж я денусь? Ты ж меня не выкупишь.

– Может, и выкуплю. Если службу сослужишь.

– Украсть что нужно, али порешить кого решил? – усмехнулся «цыган».

– Красть я не приучен, а порешить и сам могу, коли надо будет. А будешь сильно рот разевать, можешь и зубов лишиться.

– Шуткую я. Не серчай. Что за служба, десятник?

– Другой разговор. Нужно мне, чтобы ты съездил с моим казаком в Илим и Якутск, поговорил с людьми.

– С кем говорить-то?

– С беднотой. С бобылями, с подказачниками, с теми, кто к богатым людям покрученниками идет. Только мой интерес к тем, кто не просто щи пустые хлебает, а тем, кто хотел бы лучшую жизнь получить на вольной земле.

– Поход задумал, Кузнец? Атаманом решил стать?

– Пока про то говорить не будем. Только тех людишек, что сам отберешь, сюда привезти надо. И тихо все нужно делать. Для всех, идут они ко мне покрученниками. Понял?

– А много ли людей надо?

– Не очень. Десяток наберешь – молодец будешь? Два десятка – совсем хорошо. А больше пока и не надо.

– А мне что с того будет?

– Вольная будет. Дам я тебе денег, чтобы кабальную запись выкупить. Много должен?

– Три рубля серебром.

– Сделаешь, будут тебе три рубля.

– Так, на что тебе людишки? На что их звать?

– А вот послушай. Есть за Становым хребтом, да за Байкалом-морем река. Называется Амур. Земля там богатая. Хлеб родит два раза в год, яблоки цветут, овощ любой вырастает. Есть там и пушной зверь. Есть серебро, торгуют там тканями камчатыми, товарами разными.

– Это та земля, что письменный голова Василий ходил? Да, всех людей сгубил?

– Да, Степан. Только он без головы ходил, а мы сходим умно. Осторожно. И будем с прибытком. А может быть, там и останемся жить, если житье будет привольное.

«Цыган» задумался. Ковыряя пальцем выщерблину на столешнице, не прикрытой скатертью. Потом махнул рукой.

– А, давай, Кузнец. Коли сгинем там, так хоть поживем напоследок. А может и вправду хабар нам обломиться. Ехать когда?

– Я с братами-казаками переговорю, так и поедешь. Думаю, через дня два или три.

В своем десятке я много говорил про Приамурье, про богатство края, про то, как можно там вольную жизнь построить. Слушали хорошо, соглашались. Новые, богатые земли, да еще такие богатые – были заветной мечтой каждого в Сибири. На новых землях можно и богатство найти, и высоко взлететь. Казаки помнили, что совсем не из богатых и знатных семей вышли Перфильев или Бекетов, ставшие детьми боярскими и известными богатеями. Постепенно я подводил их к мысли о походе. Точнее, что к такому походу хорошо бы подготовиться.

И подготовка шла. Без торопливости чинили мы оружие, потихоньку копили порох, свинец. Шились зимние одежды на холода из теплых пушных шкурок. Упражнялись и в залповой стрельбе из модернизированных винтовок, быстрой перезарядке, стрельбе на точность.

Пару дней назад я озвучил и мысль о том, чтобы начать набирать в их «войско» новых казаков. Вроде бы, особых возражений не было. Сегодня вечером решил озвучить план. Повечеряли, чем Бог послал. За что ему, конечно, отдельное спасибо. Кстати, посылал он нам все больше и больше. В этот раз на столе были и привычные уже рыбные соленья, запеченное с местными душистыми травами мясо. Такое, знаете, с корочкой, с ароматом, от которого даже у сытого голод пробивается. Конечно, не забыли мои хозяюшки, что снедь готовили и про пироги с кашами. Да и самогона, то есть, хлебного вина было залейся. По началу мне здешняя кухня очень не глянулась. Чуть не три месяца жил на муке, брюкве и бобах. С голоду не умер, но есть такое будешь только по необходимости. Потом понял, что и из местных продуктов, если уметь, можно вполне приличный стол организовать. Правда, больше мясной. Когда на столе остался только сбитень я и заговорил.

Опять пропел песню про прекрасное Приамурье, про новое богатство. Потом рассказал про поездку Хабарова, про то, что ждет он нового воеводу, который даст добро на поход. И пойдем мы не охотными людьми, а государевыми. Но, чтобы все было путем, хочу я нанять людишек, обучить и вооружить их. А там, кого в казаки поверстаем, а кто и покрученником пойдет. Друзья, хоть и были не в восторге от того, что на всяких разных «голодранцев» придется тратиться, но приняли. Тем более, что я попытался донести простую мысль: чем ватага наша будет больше, тем большая доля добычи на нее придется. С сильными охотнее делятся.

А возьмем мы, надеюсь, немало. Про то, что взять я хочу не столько добычу, сколько вольную землю, говорил я нечасто. Это не настолько грело казаков, как желанное слово «добыча».

Глава 6. Походу быть

Степан не подвел. Люди нашлись. Не быстро, но стало набираться и у меня «войско». Поначалу прибыли люди из Якутска и Илима. Люди… страх один. Обнять и плакать. Сапоги разбитые, одеженка латана-перелатана, сами худые. Но, что имеем, с тем и работаем. Постепенно откормились, одел их. Не в шелка, но прилично. Как на людей стали похожи, начал их с оружием натаскивать. Заряжать-разряжать быстро, бегали они у меня каждый день, тренировались. Не скажу, что далось это легко. В Сибири люди насилия не любят. Идут сюда за волей, чтобы жить так, как самому правильно покажется. А тут я такой хороший насилие чиню невиданное. Но я уже ученый был. Каждый свободный миг с ними разговоры разговаривал. Рассказывал про сказочную страну Приамурье. Говорил, что страна та заповедная. Еще в старинных сказах о ней написано. И зовется она там – Страна Беловодье. Амур – скорее, черноводье, темная здесь водица. Это я знал. Только нужно было что-то эдакое придумать. Вот и вспомнил я легенду про страну Беловодье и столицу ее, град Китеж. Слушали неизбалованные средствами массовой дезинформации люди аж заслушивались. А я с ними рядышком. Рассказываю, что живут там люди сильные и злые. Зовут их дауры. С ними и придется схватиться.

Из исторических штудий в своем прошлом-будущем помнил я, что те еще в 1644-м году, то есть уже почти пять лет как, принесли присягу на верность маньчжурам. А маньчжуры аж Китай захватили. После попытки сбросить власть маньчжуров, те поменяли всех вождей у дауров. Новые же за своих хозяев горой стояли. Власть их была не тяжелая, а прибытка давала изрядно. Тут еще Поярков своим походом «помог». Мало того, что он, подумав мягким местом, гостей решил захватить в качестве заложников. А гости были от одного из даурских княжеств, которое в легкую могло 300–400 воинов выставить, а напрягшись и до полутысячи. Он, когда его отряд взяли в осаду, опустился до людоедства. Теперь у русских, а по нему обо всех, естественно, судили, слава была та еще. Потому я и настраивал своих на бой.

Потому и объяснял им необходимость тренировок, старался бегать вместе с ними, показывал, как ружье быстро заряжать, как стрелять с ударным механизмом. Постепенно стало что-то выходить. Помогали мои казаки и тот же Степан, которого я выкупил из кабалы. Теперь «цыган» стал для меня важным помощником. Но дел все равно было невпроворот. Мне же еще за солеварнями пригляд был нужен, да и кузня работала по полной. Причина не только в моей какой-то особой добросовестности и порядочности. Не сволочь я, надеюсь, полная. Но, вот, на ангела никак не тяну. Тут все проще. Содержание двух новых десятков, хотя и не платил я им, как казакам, покупка пороха (того, что нам выдавали даже близко не хватало), покупка одежды, металла, ружей, топоров, луков – все это деньги. Хоть я по здешним понятиям был человек небедный, а донышко у казны то и дело показывалось. Соль и кузня стали спасением. Деньги шли, но совсем не сами. В кузню я взял уже трех помощников. Но все механические дела были на мне.

С моим десятком тоже было не все хорошо. Точнее, хорошо, но не для моих планов. Два казака, наведываясь в Якутск, успели найти себе жен, привести сюда. Стали жить отдельными домами. Еще один после очередной поездки в Якутск, поделился, что присмотрел невесту. События, конечно, замечательные. Да и казаки мои числились в людях состоятельных и серьезных, при хорошем месте. Только вот не факт, что женатый человек пойдет в очень рискованных поход.

Параллельно приходилось постоянно поддерживать контакты с моим будущим начальником – Хабаровым. Увидев моих новобранцев, он возжелал тоже подготовить себе «войско». Набрал десятка три покрученников, тоже стал их «научать», как мог.

Со скрипом, с матом и мыслями «а не послать ли все это», но дела шли. За несколько месяцев мы собрали на двоих почти сотню вполне боевитых бойцов. Последнее время я решился на чудовищный расход пороха – самого дефицитного товара из всех, что у меня были. Решил я наших бойцов поучить стрелять залпами или, как тогда говорили плутонгами. Смысл в том, чтобы разбить отряд на несколько групп, выстроить в линии. Как только первая линия выстрелила, она отходить назад, а палить вторая, за ней третья. Тем временем первая успевает зарядить ружье. Получался такой живой пулемет. Не то, чтобы сибирские люди этого приема не знали. Не любили – это точно. Но в Сибири иностранцев было немало. Многие из них поднялись. Они и передавали европейские приемы залповой стрельбы сибирякам. Правда, больше стрельцам и солдатам.

Вот и я решил, что нам это не помешает. Вспомнил все, что сам знал про залповую стрельбу. Потом какое-то время и свой отряд, и отряд Хабарова я тренировал перестраиваться. Это было то еще развлечение. Мужики слушались без охоты, без понимания. Я бегал, орал, уговаривал, но, в конце концов, сдался. Казаки не солдаты. Шагистика – это не их стихия. Но что-то делать было надо. Отказываться от мощи залпового огня, когда нам будут противостоять сильные противники, не хотелось. Тогда я сильно упростил задачу. Отобрал самых метких, не заморачиваясь, мои они или Хабарова, казаки или покрученники. Набралось их человек сорок. Добавил к ним еще немного тех, кто стрелял прилично. Вышла, примерно, половина. Таким образом я разделил их на первые и вторые номера. Первые стреляют, вторые заряжают и подают их ружья. Так получалось гораздо лучше. Скорость немного меньше, чем при стрельбе плутонгами, но намного выше, чем, если бы они заряжали сами. А плотность огня выходила вполне приличная.

Когда я убедился, что заряжают они относительно быстро, а при заряжании и передаче оружия не наскакивают друг на друга, решил устроить учения со стрельбой. Народу это понравилось гораздо больше. Все-таки, войнушка – наше все. Чтобы не вся волость сбежалась смотреть на стрельбы, пришлось уединиться версты на три в лес. Но и до туда человек пятнадцать зрителей добежало. В основном дети, конечно. Взрослые делами заняты.

Не с первого раза, но стало получаться. Тем более, что с порохом Хабаров помогал. Как он его доставал мимо воеводы, я не спрашивал. Оно мне зачем? Есть – отлично. Тем более, что порох этот он мне совсем не дарил, а вполне даже продавал. Конечно, не по «рыночным ценам», но за деньги или за ремонт того же оружия. По бартеру. Словом, «войско» у нас выходило вполне даже. Подучились в строю пиками работать. Только народу не хватало. Мне и так кормить эту прорву народу вылетало в копеечку. Уж не знаю, как справлялся Хабаров. Но отряд становился все сильнее. Топором орудовать любой сибиряк и без всякого учения умел. Да и стреляли люди метко. Как никак, а охота здесь едва ли не главный поставщик пищи.

Немного удивляло, что якутский воевода, запретивший Хабарову поход на новые земли, оказавшиеся совсем не гостеприимными, хотя, где они в Сибири гостеприимные, никак на нашу активность не реагировал. Все же наличие своего «войска» даже в те годы совсем не поощрялось. Но вскоре выяснилось: Василий Пушкин преставился. Не ошибся Хабаров.

Как-то уже под вечер заглянул он ко мне на «важный разговор». Такие «важные разговоры» были у нас регулярно. Не знаю, то ли моя активность его подкупила, то ли слава кузнеца, без которого в походе грустно, но он усиленно делал меня соучастником всех своих планов. Вот и обсуждали мы будущий поход, считали, хватит ли денег, думали, где взять недостающие. Но в этот раз разговор был иной.

– Тут вот какое дело. Письмо мне прислал добрый человек из столицы.

– Что за письмо?

– Важное. Едет к нам новый воевода. Зовут его Дмитрий Андреевич по фамилии Францбеков. Прежде он при молодом царевиче служил. А теперь к нам назначили. Он из немцев, но в нашу веру крещен. Проезжать через Илим будет. Письмо его дай Бог на седмицу опередило. Думаю, нам его в Илиме и надобно перехватить.

– Нам?

– А ты как думал, Кузнец? Я один перед ним отдуваться буду? Нет уж, вместе кашу заварили, вместе и хлебать будем.

– Твоя же каша, Ярко.

– Нет, друг милый. Теперь уже наша. Иль не так?

– Так… – подумав, согласился я.

– А коли так, назначай вместо себя старшого, и давай завтра в Илим выдвигаться. Возьми с собой пару человек и давай завтра на тракте и встретимся. Говорить я сам буду. Вот, если где заминка, там и ты поможешь.

– Договорились. Попробую.

На том и распрощались. А следующий рассвет встречал нас уже на илимском тракте. Ехали быстро, благо заводные лошади были. Хорошо, что я еще в той жизни научился с этим транспортным средством управляться. Иначе отбил бы себе на первых порах чувствительную часть тела. А так ничего. Добрались с Божьей помощью. Был у Хабарова дом в Илиме. Там и остановились. В принципе, мог бы по старой памяти завалиться в дом к моей шаманке-Ленке. Но подумал, что лучше вместе. Да и мало ли что там у нее. Воеводы пока не было. Он ожидался на следующий день.

Ночью никак не мог заснуть. Все лежал и думал о завтрашнем разговоре. Фигура Дмитрия Францбекова меня никогда особенно не интересовала. В знаменитом «портфеле Миллера», сохранившемся остатке воеводского архива Восточной Сибири было о нем не очень много. Были доносы, жалобы, приказы. Но это про всех было. Наверное, если бы искал, то нашел бы что-то интересное. Но не искал. Из того, что я знал и слышал, мне представлялся сухой и чопорный немец почему-то в темном костюме. Что-то типа лютеранского пастора. Тут надо железную логику выстраивать, бить на выгоду, на то, что все риски на себя возьмем. Эх, блин с медом! А если откажет, то, что делать? Хабаров не пойдет. Одному переться? Самому становиться Хабаровым? Даже, если все его люди со мной пойдут, будет не больше пары сотен. И как идти? Струги нужны, пушки нужны, запас пороха. Где все это брать? Это вам не быть или не быть? Все серьезно. Взрослый мальчик и игры у него взрослые. Или послать это все по известному адресу. Убить меня должны на Амуре. А я взял, да и не пошел. Думаю, что за такую измену «его лыжне» мой старик меня точно домой не отпустит. Ну, так можно и здесь устроиться. Или нет?

Не найдя ответа на все эти проклятые вопросы, я плюнул и заснул. Утром, чуть свет собрались и отправились в проезжей башне, откуда ожидался приезд нового воеводы. Я ожидал чего угодно: пышного боярского выезда или невзрачной немецкой колымаги, но только не того, что увидел.

В ворота стремительно ворвался отряд всадников человек в пятнадцать, одетых в дорожные кафтаны, с непривычными саблями на поясе. Промелькнув мимо стражи и нашего небольшого отряда, всадники промчались в сторону детинца. Следом за ними, спустя минут пятнадцать показались гораздо более неторопливые конные, пешцы, обоз. Их я уже решился спросить про воеводу.

– Так, проехали уже Дмитрий Андреевич. В детинце их ищите.

Вот это номер! Воевода был один из стремительных всадников. Мы с Хабаровым и своими людьми подались к детинцу, стараясь хотя бы опередить обозников. Удалось. В дом приказчика нас не без проблем, но пустили. Все же люди мы были уже не последние. Собственно, крутостью отличался Хабаров. Я так, погулять рядом вышел. Пока мы ждали во дворе примет ли нас воевода, на крыльце показался очень странный человек. На русского вельможу он был похож, как черт на ежа. Да и на его ближника тоже. Но, судя по почтению приказчика, вышедшему вместе с ним, по наличию свиты, это был воевода Францбеков. Более всего он был похож на изрядно постаревшего Д'Артаньяна. Седые, сплетенные в косу волосы, изрядное число морщин, едва заметный шрам на щеке и пронзительные с вызовом глядящие черные глаза.

– Кто из вас Хабаров? – бросил он. Да, немецким пастором здесь и не пахло.

– Я, воевода-батюшка, – вышел вперед и поклонился Ерофей.

– Ты хотел со мной говорить по государеву делу?

– Да, батюшка.

– Поднимайся. Я тебя выслушаю. Очень быстро. Остальные подождут здесь.

Хабаров молча поднялся и вошел вслед за воеводой внутрь дома. Мы с казаками остались во дворе. Как пойдет разговор, понять было трудно. Бог даст, уговорит промышленный человек лихого воеводу. А вдруг, иначе повернется? Тут как бы бегом бежать не пришлось. По двору бегали люди. Готовилось угощение. Прибывали какие-то вестовые, суетились обозные. Полусонный Илим все менее походил на себя. Мне было сильно волнительно и неуютно. Интересно, по идее, я круче Хабарова. Десятник все же. Но про него воевода явно знал. Это добрая весть или дурная? Шут его знает. Знать тоже по-разному можно. Кто их поймет, какие у них в Москве расклады?

Хабарова не было уже довольно долго. Мне казалось, что прошло уже не меньше часа, хотя, наверное, меньше. Все-таки я сделал на этот поход серьезные ставки. Хорошо, когда читаешь известный текст. Здесь все сложнее. Мало ли, как в жизни оно могло повернуться. Я стал вышагивать по двору. Двор изрядный, но уж больно он сейчас людьми забит. Особо не пошагаешь. Шагов десять в одну сторону. Столько же обратно. Но немного успокаивало. Наконец, на крыльце показалась знакомая фигура. По тому, как Хабаров спустился, стало понятно, что получилось. Мне захотелось на манер американских тинейджерских фильмов закричать «Йес!», но здесь так не принято.