Текст книги "Колькин ключ"

Автор книги: Леонид Жуховицкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

Он закрыл глаза и сдавил рукою лоб.

– Опять? – встревожено вскинулась Раиса. Отвлечься бы, подумал Коля, забыть на полчасика, а уж там… Что «там», он не знал. И как отвлечься, не знал. Вновь бутылка? Это не на полчасика. Книжка с примечаниями?

Проще всего было отвлечься разговором. Он и затеял разговор:

– Видишь? Самый тебе резон меня с работы уволить без выходного пособия.

Но на этот раз побросаться словами не удалось, Раиса цепляться к фразе не стала. Дождалась, пока он допьет чай, и спокойно спросила:

– Ну, чего случилось-то?

Коля покаянно развел руками:

– Да вот видишь – потянуло.

– Я не дура, – сказала она. – Чего у тебя стряслось?

Коля вдруг почувствовал, что устал. Устал давить голову задачей, которую все равно не решить. Устал мучить душу в одиночку. Наконец, просто устал молчать, держать тормоза.

Раиса все смотрела вопросительно, и он проинформировал:

– Дела у меня хреновые.

– Ну и чего надо сделать?

– Ничего тут не сделаешь. Безнадега.

Она возразила уверенно:

– Так не бывает.

– Много ты видала…

– Для своей жизни – достаточно.

– Так то для твоей…

Раиса не отводила от него глаз – ждала ответа по сути.

Ему вдруг захотелось с ней посоветоваться. Не потому, что подскажет – чего она подскажет? – а просто легче думать вслух.

– Понимаешь, я письмо получил.

– Из дому, что ли?

Он усмехнулся равнодушно – это уже отболело:

– Можно сказать и так.

– Ну?

– Война у них там. Все вразнотык. Бывшая жена и дочка…

Он остановился – фраза выходила косноязычной и двусмысленной: вроде бы и дочка бывшая. Но исправляться Коля не стал – в общем-то, так оно и есть…

– Короче, у дочки парень – ну, живет с ним. Замуж хочет. Он приезжий. А супруга бывшая прописывать отказывается. Вот дочка и просит, чтобы я бумагу прислал насчет прописки. Кто прав – пес их знает. Что за мужик – пес его знает. Как лучше…

– А ты как думаешь?

– Я думаю, лучше всего в такой ситуации повеситься.

Фраза получилась не по делу, и Раиса на нее внимания не обратила.

– Давно у них был?

– Года три.

И предупредил следующий вопрос:

– Что там сейчас, понятия не имею. Никаких данных. За все время первое письмо.

– Прочесть не дашь? А чего бы и не дать, подумал Коля. Куртка висела в прихожей. Коля вышел, порылся в карманах. Конверт был на месте, только помялся. Раиса прочитала, вернула ему письмо и сказала:

– Дочка тоже хороша.

– Какая есть.

Раиса подумала немного и решительно проговорила:

– Ладно! Кого ты из них больше любишь? Жену или дочь?

– Любишь… – Коля опять усмехнулся. – Любишь, не любишь, а дочь всегда дочь.

– Ну, вот и сделай, как она просит. Пошли эту бумагу.

– А ей же хуже не выйдет?

– Если этот мужик – гад?

– Вполне возможное дело.

Раиса уверенно сказала:

– Тогда ей все равно плохо будет. Так и так. А если уж мучиться, лучше по своей вине. По крайней мере, жизненный опыт. Думать начнет.

– Пошли, – сказал Коля.

– Куда?

– Пошли на почту. Не могу больше в голове это держать.

– А заверить сперва не надо?

– Где?

– Да хоть у коменданта. Коля подумал.

– Да нет, не стоит. Она бы так и написала. Там же у них тетка опытная. Я думаю, им бумажка пока что не для суда – так, когти показать.

Он нашел тот, вчера написанный листок. Нет, не годится, измят и надорван.

Тут же за столом Коля переписал бумажку – покончил с неприятным делом. После чего пошли на почту, и Коля вывел на конверте адрес, которым не пользовался так давно, что не грех бы и запамятовать. Отдал Раисе:

– Заклей.

– Она деловито провела языком по клейкому краешку, положив конверт на стол, разгладила пальцами и еще пристукнула для надежности крепким кулачком.

– Все, – сказал Коля, – в ящик, и забыть. Они вышли на улицу, и конверт исчез в бесповоротной щели почтового ящика.

Вот и все, подумал Коля. И башку ломать не надо. Он поглядел вдоль улицы. Хороший день, нормальный. Люди идут.

Ну и чем же теперь заняться, подумал он. В библиотеку, что ли?

Чего точно не хотелось – это идти домой, придумывать вранье для Павлика. Может, к реке? Но в такую погоду небось людно.

– У тебя сейчас кто? – спросил он Раису.

– Пусто, – сказала она, – потом девчонки придут. Ладно, пошли.

– А заявятся?

– Не пущу.

– Ну и чего скажешь?

– Мое дело…

Он был как выжатый. Одного хотелось – лежать на спине, отпустив все мышцы, нервы, мысли, и плыть по времени, как по реке. Он так и лежал – на спине, откинув руку Раисе под голову.

Раиса не мешала – с ней было даже лучше, чем одному. Он чувствовал рукой живую тяжесть, слышал живое дыхание. Самое лучшее – и один, и не один.

Он молчал, был рад, что Раиса молчит, и вяло думал о странностях существования, стараясь понять, бестолково или мудро раскидывает жизнь свои кубики.

Вот лежит с ним рядом Раиса. А почему она? Так, случайность – могла бы и другая. Но вот оказалась рядом в тяжелый день – и советует, заботится, расходует душу, не считаясь, отдает все, что может отдать мужику женщина, будто он для нее вовсе не случайность, а ее главная, коренная судьба.

Ну а упади кубики по иному, окажись на месте Раисы другая – тогда что? Да, пожалуй, то же и было бы – так же суетилась бы в меру своих силенок. Если, конечно, человек, а не урод…

Так чего же тогда ради, думал Коля, люди ищут и мечутся, бросают друг друга, затевают все по новой и по новой? Сколько сложностей, боли, а зачем? Чтобы сменить человека на человека? Может, надо попроще – кто подвернулся, того и люби?

– Чего улыбаешься, – спросила Раиса.

– Я-то? – он подумал. – Волосы твои щекочутся. Она чуть подвинулась на его руке.

– А так?

– Так нормально.

И вновь лежали молча.

А почта небось уже ушла, прикинул Коля…

В ящик, и забыть, сказал он тогда. В ящик-то бросил, а забыть не получилось. Вся эта история заняла свое прочное место в мозгу и существовала там, жила своей неприятной жизнью, гнила и зудела, как гниет на низком лугу какая-нибудь болотистая проплешина, дыша затхлостью и дымясь комарьем. И жалко было Лариску – злую эгоистичную дурочку. И жалко было Вовку, которого толком и представить не мог.

– Не грызи себя, – сказала Раиса, – вывернется.

– Почему так думаешь? – спросил он, удивившись ее фразе: кожей, что ли, она его поняла?

– Все выворачиваются, – ответила Раиса.

– У меня еще сын там, – сказал он.

– Большой?

– Через год в армию.

– Ну и что за парень?

Равнодушный, подумал Коля, и сказал:

– Слабый.

– Ну и чего думаешь – будет с ними жить?

– Не знаю.

– Не будет, – поморщив лоб, решила Раиса, – отслужит армию и уйдет.

– Куда?

– Страна, что ли, маленькая?

– Страна-то большая, да люди свой угол годами ищут, – возразил Коля. Усмехнувшись, добавил: – Разве что в твой дом дополнительный квартирант.

Раиса без улыбки произнесла:

– Может и так случиться.

Полежали молча, не торопясь преодолеть возникший холодок.

Потом Раиса спросила:

– Съездить туда не хочешь?

Коля ответил нехотя:

– Бесполезно.

Раиса ждала, и он объяснил:

– Не так расстались, чтобы приезжать. Да и не зовут, как видишь. Лариске бумажка нужна, а не я… У меня друг есть, Лешка, добрый, как дурак. Так вот даже он сказал: ты, говорит, туда не ходи, никому от этого лучше не будет.

Раиса сказала напористо:

– Тогда тем более себя не трави. От этого уж точно пользы ноль. Бумагу послал, и хорош. Сами разберутся, никто никого не съест.

– Чужую беду руками разведу, – раздраженно отозвался Коля, его задели не слова, в общем-то справедливые, а легкодумная Раисина напористость.

– А я и свою развела, – сдержанно возразила Раиса.

– Ну и много было твоей беды?

– С меня хватило, – Раиса приподнялась на локте. – Чего, ты думаешь, я из дому-то уехала?

– А зачем думать? Ты же сама объяснила: строить город Новотайгинск.

– Конечна – ответила она. – Не на печи же лежать!

Сейчас обидится, почувствовал Коля. Обижать ее не хотелось, и он спросил, придав голосу заинтересованность и даже как бы досаду:

– Да что у тебя там было-то? Скажи толком!

Она посмотрела на него нерешительно и промолчала.

– Ну? – подтолкнул он.

Раиса сказала:

– Только учти – здесь никто ничего не знает.

– Будь спокойна, – заверил Коля.

Ему было все равно: станет она рассказывать или нет. Тайной больше, тайной меньше – вся разница. А он и так под завязку был набит женскими исповедями.

То ли располагала его усмешливая благожелательность, то ли успокаивало положение прохожего человека – услышит на одном ночлеге, а если и разболтает, то уже на другом, но бабы часто донимали его своей многословной откровенностью. Истории повторялись и в общем-то сводились к двум-трем популярным анекдотам о супружеских изменах и так и не понятой душе. Постепенно Коля приловчился поддакивать не слушая и автоматически вклинивался в паузы с годными в любой ситуации «Ты смотри!», «Надо же!» или «Мда…». Но он знал, что внимание, даже поверхностное, успокаивает чужую боль, и теперь готов был помочь Раисе, как она помогла ему.

– Твоей сейчас сколько? – спросила она. – Ну дочке?

– Девятнадцать будет.

– А мне тогда шестнадцать только исполнилось.

– Тоже возраст не детский, – возразил Коля сурово, тем самым показав, что слушает и очень даже внимательно.

– Меня мать строго держала, – объяснила Раиса, словно оправдываясь. – Характерец – по мне можешь судить. До пятнадцати лет стегала, у нас даже специальная веревка висела за шкафом. Чтобы на улицу после девяти – что ты! Ну а потом нашла коса на камень. Она слово – я три. Она за веревку, а я отняла и в окно. В общем, стала жить своим умом.

– И много его было? – вставил Коля. Он и впрямь слушал внимательно: Лариске, когда расстались, тоже было шестнадцать.

– Ума-то? Да, может, и прожила бы, – подумав, ответила Раиса. – Но уж очень хотелось матери наперекор. Она велит в девять, а я в два заявлюсь – ведь за свободу боролась, не как-нибудь… С ребятами познакомилась, пошли компании. А в компании шестнадцатилетнюю дуру за так держать не станут – давай все, что имеешь…

– А куда же девался твой характер? – укорил Коля.

Раиса вздохнула:

– Упрямства-то у меня хватало. Но подружка переубедила. Она, понимаешь, базу подвела: мол, во всем мире уже давно сексуальная революция и как бы нам с ней к этому делу не опоздать.

– Успели? – спросил Коля.

– Успели, – успокоила она.

– И как, интересно было?

Она сказала:

– Так интересно, что через полгода решила покончить с собой. Строптивость моя все-таки сказалась: вошла в конфликт с коллективом, ну и получила в этой компании коленом под зад. Выкинули! Представляешь, одна-одинешенька, вся морда в дерьме, и крыть мне нечем. Ну кто я тогда была? Ноль без палочки, хуже, чем ты сейчас.

– Спасибо, – сказал Коля.

Раиса в запале не поняла:

– Нет, правда, у тебя хоть прошлое какое-то есть, а у меня в тот момент одно светлое будущее… В общем, сперва думала убить одного малого, а потом решила, что капитальней будет сразу себя. И не по-тихому, а со звоном: выйду, думаю, в воскресенье на главную улицу – и под трамвай! Всему белому свету разом отомщу…

Она вновь легла головой на Колину руку, перевела дыхание и уже ровней продолжала:

– В пятницу, значит, села писать записку. Бумагу приготовила хорошую, все как надо. А тут как раз мать. Ну я, чтобы никаких помех, – в библиотеку-читальню. А там спокойно, тихо, народу мало. Раз уж пришла, дай, думаю, напоследок свою любимую книжку почитаю, «Алые паруса». Начала – в десятый раз, наверное, и так обидно стало! Вот, думаю, умру – и никакого у меня дома не будет. А куда же, думаю, денется Александр Грин? Выходит, так и будет бездомным скитаться… Главное, знаю, что давно умер, а представляю, как будто живой…

Он перебил:

– Постой-ка! Вот все эти твои планы насчет Эдгара По – ты это чего, серьезно?

Раиса не то чтобы усмехнулась – так, дернула углом рта:

– Эдгар По – это детство, восьмой класс. Но дом-то все равно нужен. Пусть не гениям, просто людям. У тебя, что ли, так не было? Кажется, все, конец, кишки на асфальте. А спрятался, отлежался – глядишь, и опять человек.

– Мне бы твой дом и сейчас не повредил, – вздохнул он.

– То-то и оно, – сказала Раиса.

– Ну и как ты тогда? Сразу сюда уехала?

– Месяца через два. Сперва не собиралась, но уж очень много было позора. Может, не так обо мне и болтали – нужна я им! Но мне-то казалось, у соседей другой и темы нет.

– Так с тех пор дома и не была? – спросил Коля.

– Почему ж не была? Была. На третий год приехала в отпуск.

– Ну и как?

– А чего? Я тогда уже курсы кончила, меньше ста восьмидесяти не выходило. Цену себе поняла. Так что плевать я на них хотела.

– Компашку вашу встречала?

– А как же. Город-то не Москва.

– И ничего?

– Подумаешь!

– И парня того видела?

– А куда ж он денется? В одном дворе живем.

– И что?

– Да ну! Сопляк. – сказала Раиса..

Она так и лежала на спине, глаза в потолок. Лицо усталое и безразличное, как у человека, только что закончившего неприятную, но неизбежную работу.

Помолчали. Потом Коля спросил:

– Ну и чего?

Она не ответила, чуть скосила глаза и вновь уставила в потолок.

Он немного растерялся:

– Постой. Чего-то я не уловлю. Ты мне зачем это рассказала?

Раиса ответила, не повернув головы:

– Чтобы знал.

«Ну и что же теперь делать?» – автоматически подумал он, проснувшись на следующий день.

Вопрос был лишний, в ответе не нуждался и только бередил боль: Коля и так знал, что в теперешнем его положении самое лучшее и разумное не делать ничего и не думать ничего. Так что задача стояла другая: чем бы забить тоскливое пространство наступившего дня.

Парни попили чаю и ушли на работу. А Коля вгрызся в хозяйство.

Сперва подмел полы – на это ушло всего ничего, минут пятнадцать. Тогда решил их вымыть. Но и на этом занятии, более капитальном, он не выложился, а лишь разохотился и, понуждаемый инерцией, протер окно, вычистил кухонную раковину и довел до белого блеска прочие службы. После чего выстирал вещички, свои и Павликовы, прихватив заодно и Жоркину нейлоновую сорочку. Стирал он умело, быстро и с удовольствием: ему вообще нравились дела, результат которых виден сразу.

Забить вечер помог Павлик – позвал на берег, на костер.

На костер Коле идти не хотелось: ему уже порядком приелись романтические игры молодняка с их повторяющимся ритуалом. Но еще больше не хотелось оставаться одному.

Зовут – надо идти…

Народу у костра прибавилось. Многих Коля уже знал. С ним здоровались, он здоровался. Павликов приятель, рыжий Костя, обрадовался встрече и тут же пристроился рядом, под левый бок, справа сел Павлик.

Поговорили, попели под гитару. Дошло и до печеной картошки. Ею на этот раз командовал Костя. Колю он не обделил.

В антракте между песнями Павлик перебрался на лавочку, негромко буркнув:

– Я сейчас.

Коля вгляделся и понял, что отлучка эта надолго: на лавочке сидела та мясистая толстощекая девчонка, которую он видел тут же в первый свой вечер в Ключе. Точно, она. Кубышка.

Девчонка сидела сжавшись, сдвинув колени, выставив локти и прикрыв кулачками грудь. Маленькие ее глазки были настороже.

Молодец, подумал Коля, солидно, подстраховалась. Прямо крепость в обороне.

Когда шли домой, Павлик спросил негромко, как бы отключая от разговора чуть поотставших ребят:

– Марью не разглядел?

– Это какую?

– На лавке сидела. Я вас знакомил в тот раз.

– Эту разглядел, – сказал Коля. – Очень даже хорошо.

– Ну и как?

– Вариант?

– Пока не знаю.

– А тебе самому как?

Павлик произнес, подумав:

– По-моему, она порядочная.

Коля согласился:

– Это да, порядок любит.

– Тебе она не нравится?

– Понимаешь, – объяснил Коля, – она кубышка. Куда деньги суют. Вроде копилки, только чугунная. Ты ей в щелочку что ни кинь, все возьмет. А обратно понадобится – гривенника не вытрясешь.

– По крайней мере, с двумя одновременно не ходит, – возразил было Павлик, но голос его упал, и фраза повисла.

Коля сказал, стараясь пободрее:

– Ты, брат, не огорчайся. Все эти варианты не для тебя. Твои девочки еще в седьмой класс ходят.

– И долго мне их ждать? – криво усмехнулся Павлик.

– Ждать не ждать, но…

Что «но», Коля не уточнил. Чего тут скажешь? У каждого свои тягостные заботы.

По счастью, ребятишки, шедшие сзади, догнали, обступили, стали прощаться – все по очереди за руку.

Ну и ну, подумал Коля, совсем обжился. Друг есть, женщина есть, даже компания имеется. Хорошо, куда лучше.

Ему и вправду было неплохо. Хотя внутри временами словно бы легонько познабливало: не беспокойство, а так, нечто…

Похоже было прошлой весной, когда путаная дорога завела его в подмосковный желудочный санаторий. Почему-то там задержался. Помогал культурнику, когда надо, подменял шоферов. Но больше контачил с больными и постепенно сделался как бы одним из них: вместе и в карты, и. в кино, и на танцы. Через неделю, наслушавшись, вполне квалифицированно судачил о язвах и гастритах. Даже тепловатую лечебную воду пил для компании.

Но и тогда жила в нем слабая, но стыдная, какая-то дезертирская тревога: в отличие от сотоварищей, у него живот не болел!

В пятницу на ужин затеяли жарить картошку. Но оказалось, нет масла. Коля предложил пережить, картошка и в мундире годится. Однако Павлик уже настроился на поджаристые ломтики, заупрямился и пошел по соседям.

Коля пока принялся чистить.

На третьей картофелине в дверь постучали. Коля крикнул, чтоб входили, открыто, и вошли два парня. Он, как был, с недочищенным клубнем и длинным кухонным ножом, выглянул к ним в прихожую.

Парни рядом смотрелись забавно – один малорослый и худощавый, другой едва в дверь пролез.

– Извините, – сказал маленький, – не подскажете, кто ответственный за комнату?

– Павлик вроде, – вспомнил Коля. – Вы посидите, он сейчас.

Парни так и стояли у двери.

– Да вон, проходите в комнату, – глазами показал Коля.

Но они все мялись на пороге. Наконец тот, что уже высказывался, вновь спросил:

– Извините, а с вами можно поговорить?

Коля радушно ответил:

– Это ради бога. Проходите, я сейчас. Хозяйственные заботы!

И показал нож.

Парни оказались крайне вежливые – дождались, пока он вытер руки, и лишь тогда прошли в комнату следом за ним.

Сели – Коля на кровать, гости на стулья. Теперь он разглядел обоих. Маленький был остроглаз, сухощав и ладен. Он чем-то походил на хулиганистого подростка, из тех, что нехватку силы и массы вполне успешно компенсируют смелостью, быстрой реакцией и взрывной, мгновенно вскипающей злобой. Другой же был не то что высок, а просто огромен: здоровенные плечи, грудь как ящик, руки как бы стол не продавили. Вместе парни выглядели как эстрадная пара силовых акробатов. Братья Битюговы или как их там? Ап!

– Так, значит, ответственного нету? – вновь заговорил маленький. В эстрадной паре он явно был главным. Он смотрел на Колю сразу и пристально, и неуверенно.

– Сейчас явится.

– Понятно…

– А что, дела какие? – полюбопытствовал Коля и глянул на здоровяка, флегматично молчавшего. Тот растерялся и забормотал:

– Мы вообще-то дружинники…

– Погоди! – оборвал маленький. Но сам, помедлив, начал с той же информации: – Мы вот с ним дружинники. Рейд у нас. Так что нужен ответственный по комнате.

– А повязки где же? – дружелюбно поинтересовался Коля.

– Жень! – скомандовал маленький. Огромный Женя достал из кармана две повязки, показал и вновь сунул в карман.

– Вот, пожалуйста, удостоверение, – вежливо сказал маленький и протянул книжечку.

Коля бегло глянул. Все точно, вполне официальный молодой человек.

– Артур, значит?

– Артур.

– А повязки чего прячете?

– Рейд у нас.

Причину конспирации Коля не понял, а выяснять не стал. Надо, так надо.

– А вы тут тоже живете? – спросил Артур.

– Отчасти, – ответил Коля.

– В каком смысле?

– Временно. Можно сказать, гощу.

– Понятно, – кивнул Артур.

Женя присутствовал при беседе с полным безучастием, не вслушиваясь и не вникая.

Коля слегка улыбнулся. Ну, классная пара! Прямо звезды. Этот внизу, этот наверху, в стойке. Ап!.. А что? Очень бы даже прилично получали. И пенсия в сорок лет, как у циркачей. О порядках у акробатов Коля представление имел – как-то целый месяц подрабатывал в шапито осветителем. Ничего был месячишко…

– Дружинники, значит? Хлопотная ваша жизнь, – посочувствовал он.

– Приходится, – сказал маленький Артур. – А вы тут, в общежитии, оформлены?

– Да не совсем.

– Понятно… Ну а вообще сюда, в Ключ, с какой целью?

Коля немного подумал:

– Да в общем-то определенной нет. В основном путешествую.

– А постоянная ваша работа?

– Да, пожалуй, вот эта и есть. Путешественник.

– Поскольку у нас рейд, – сказал Артур, – я вас попрошу пройти, тут недалеко. Мы. двое просто посланы, а там штаб. Проверят, что надо, и все.

– А что надо-то? – удивился Коля. – Может, сразу и проверите? Чего зря ходить?

– Да нет, придется пройти, – вежливо, но твердо возразил Артур.

Коля глянул на силача. Тот едва заметно развел руками – мол, решаю не я. Он все так же сидел на стуле. Впрочем, не совсем так же: слегка подобрался и краем глаза сторожил Колины руки.

Хорош малый, подумал Коля, понадобится – медведя скрутит.

– Ну что ж, придется так придется, – вздохнул Коля, – значит, такая наша с вами судьба.

Он встал. Зовут – надо идти.

Парни тоже встали. Здоровенный Женя оказался рядом, а быстрый Артур забежал вперед, в коридорчик между прихожей и кухней.

Ага, догадался Коля, это он меня от кухонного ножа отрезает. Ну, молодец! Все предусмотрел.

– Брать с собой ничего не надо?

– Только паспорт, – вежливо сказал Артур. Видно, приятно быть вежливым, когда конвоируешь человека…

Впрочем, выйти, им не удалось – снаружи дверь толкнули, и вошел Павлик с начатой бутылкой подсолнечного.

– Ты куда? – удивился он. – Вот же масло.

– Ребята приглашают.

– Далеко?

– Да, говорят, познакомиться, – сказал Коля и повернулся к дружинникам: – Вы вроде ответственного искали – вот вам как раз и ответственный.

– А в чем, собственно, дело? – спросил Павлик, настораживаясь, – он еще не уяснил ситуацию, но уже почувствовал ее скрытое напряжение.

– Ничего, мы сами разобрались, – сказал Артур.

– А он вам зачем? – Павлик уже не спрашивал, а как бы требовал отчета.

– Значит, нужен.

– А зачем нужен? – настаивал Павлик.

Артур смерил его взглядом и негромко скомандовал:

– Жень, покажи.

Здоровяк вновь вытащил из кармана повязки. Павлик повязкам не поверил, потребовал еще и документ. Изучил обе книжечки, вернул владельцам и сказал пренебрежительно:

– Ну и что? Вы дружинники, а я член совета общежития.

– Ладно, – сказал Артур, – раз он слов не понимает…

– Ничего не выйдет, – отрезал Павлик и занял позицию в дверях.

– Жень! – бросил негромко Артур. Огромный Женя аккуратным и даже нежным движением левой руки отодвинул Павлика к стене и шагнул к двери.

– Ничего, – сказал Коля, – я скоро, ты не беспокойся. Но тут случилось неожиданное:

– Но, но, но! – закричал Павлик, бросился к здоровяку и повис у него на рукаве. Тот растерялся и вопросительно посмотрел на своего малорослого руководителя.

– Ну, чего ты с ним… – начал было Артур. Но Павлик не дал договорить – сам крикнул:

– Да я сейчас весь подъезд подниму!

– Чего кричишь-то? – почти шепотом выдохнул Артур и уставился Павлику в глаза. – Чего хай поднимаешь? В нем явно закипала злость. Но Павлик не спасовал:

– А ты не командуй!

– Комсомолец?

– Само собой.

– А тогда чего мешаешь работать? У нас рейд, задание получили, выполняем…

Тут в дверь легонько стукнули, и вошел еще парень – интеллигентного вида, в свитере и очках. Он был постарше, лет двадцати семи.

– Ну, чего у вас тут? – сказал он. Я уж замерз. Ты смотри, восхитился Коля. У входа караулил! Это на случай, если в побег ударюсь. Ну, молодцы! Прямо профессионалы.

– Да вот, – объяснил Артур, – договорились с гражданином в штаб пройти, а этот пришел и права качает.

– А в чем, собственно, дело? – поинтересовался спокойно вновь вошедший.

Павлик сказал возмущенно:

– Вышел за подсолнечным маслом, а тут черт-те что началось! У меня товарищ, а его куда-то ведут!

Павлик даже отпустил Женин рукав, чтобы удобней было жестикулировать.

– Какой товарищ? – спросил парень в очках.

– Вот этот.

– А как фамилия товарища?

– При чем тут фамилия? – не понял Павлик.

– Но вы-то ее знаете?

Он не давил – просто спрашивал.

Павлик сказал, подумав:

– А мне она ни к чему.

– Кстати, чем ваш товарищ занимается?

Павлик слегка оторопел, а парень в очках подкинул еще вопрос:

– И где он раньше жил?

– Вот уж это мне совершенно безразлично! – с достоинством ответил Павлик.

– Хорошо, – тут же согласился очкастый. – Но хоть что-нибудь о нем вы все-таки знаете?

– Хороший человек!

Очкастый посмотрел на Павлика с жалостью и сказал, по-прежнему не повышая голоса:

– Вот мы и хотим поговорить с хорошим человеком в штабе добровольной народной дружины. Если вы не возражаете.

Павлик пристально посмотрел на очкастого и решительно рубанул пространство тонкой ладошкой:

– Ладно! Раз так – ладно! Я тоже с вами пойду. Тоже хочу поговорить с хорошими людьми. Если вы не возражаете.

Ну, молодец, подумал Коля про Павлика, все же подловил…

Вышли всей компанией, причем по лестнице спускались в таком порядке: впереди очкастый (он оглядывался только на площадках, но спина его все время была напряжена), в центре Коля, определявший суть и необходимость всего построения, по бокам эстрадная пара, а сзади – суровый, решительный Павлик.

Улица была почти пуста.

– Может, прямиком? – спросил Артур.

– Давай, – согласился очкастый.

Пошли дворами, потом тропкой, огибавшей стройплощадку, вдоль забора, длинной траншеи и котлована с геометричным узором фундамента. Траншея изгибалась, тропа перебегала ее по толстой широкой доске.

Так, прикинул Коля, самое подходящее место. Детектив так детектив. Главное, от Жени изолироваться, а то больно здоров. Допустим, он вперед, тогда я доску ногой в яму, Артуру в челюсть, очкастому по очкам и газу до отказу назад. А если Женя меня вперед пропустит, тогда, соответственно, в яму, в челюсть, по очкам, и газу до отказу вперед. А еще красивей – через котлован, по кирпичам, сзади выстрелы… Во детектив!

Хотя, с другой стороны, подумал он, Павлика поймают. Как сообщника. Ему, пожалуй, с Женей не сладить…

– Коль! – сказал вдруг Павлик, останавливаясь. – Я сейчас приду. Ты иди, не беспокойся. Я сейчас!

– А я не беспокоюсь, – заверил Коля. – Это одному страшно, а в такой компании…

– Я сейчас, – повторил Павлик и почти побежал по тропке назад.

Коля дошел до траншеи, вслед за Артуром перебрался через нее по доске и деликатно подождал, пока преодолеет препятствие тяжелый Женя.

Штаб ДНБ помещался в двухэтажном казенном доме с табличками чуть не десятка строительных контор. Однако у штаба был свой вход, своя особая табличка и свой фонарь над дверью.

Учреждение, подумал Коля, не как-нибудь.

Вошли. Коридорчик. Две двери. Комната метров в двадцать. И строгий румяный парень за столом. Года двадцать четыре, не больше. Костюм, галстук, короткая стрижка.

– Вот, пригласили, – доложил Артур.

Румяный выдержал паузу, поднял глаза и проговорил пробросом, как бы во власти иных, более значительных дел:

– Спасибо. Посидите пока.

Деятель, подумал Коля. Гражданин начальник.

Артур и Женя сели. Парень в очках сказал румяному:

– Как выяснится, позвоню.

Он вышел, а румяный взял Колин паспорт, проштудировал, страничку за страничкой, сверил фото с личностью и только тогда сказал:

– Пермяков?

– Пермяков, – подтвердил Пермяков, – так точно, гражданин начальник.

– Опыт, значит, имеете? – без улыбки спросил румяный.

– А как же! В кино хожу.

– Ну, если благодаря кино, – развел руками румяный, своей иронией кроя пермяковскую. – Чего ж не садитесь? Боюсь, разговор у нас не минутный.

– Так ведь пока вроде не предлагали, – заметил Пермяков и сел.

Румяный вновь поворошил бумажки.

Ну, поиграйся, поиграйся, подумал Пермяков. Тоже ведь небось в кино ходишь.

– А где работаете, Пермяков? – поинтересовался румяный, не поднимая головы.

– В данный момент?

– Ну, допустим, в данный.

– В данный момент как раз не работаю. Осматриваюсь.

– А не в данный момент? Профессию имеете?

– Да, вообще-то…

Артур подсказал:

– Я спрашивал, говорит – путешественник.

Румяный дал Пермякову время собраться с мыслями и лишь потом спросил:

– Так что, действительно путешественник?

А ничего парень, подумал Пермяков. Не пугает, не ловит. Ну, позирует малость – так ведь и возраст какой. Ему захотелось сказать румяному что-нибудь приятное. Увы, порадовать было нечем, и он проговорил чуть виновато:

– В данный момент пожалуй что и путешественник.

– Ясно, – сказал румяный.

Он прицелился взглядом и спросил негромко, но очень отчетливо:

– А где вы были во вторник?

– Во вторник?

– Да, во вторник. В этот вторник.

Пермяков задумался, даже лоб наморщил. Память хорошая, но за календарем следить отвык. День на день похож, что вторник, что пятница…

– А в какое именно время?

– Вечером, – сказал румяный, – после шести.

– А, после шести! – Пермяков вдруг вспомнил. – После шести гулял.

– А где вы гуляли?

– Да в основном по речке.

– Просто так или с какой-нибудь целью?

– Исключительно наслаждался природой, – ответил Пермяков.

– Путешествовал, – вставил Артур.

А ведь тоже не дурак, подумал Пермяков, с юмором.

– Природой вы наслаждались один или с кем-нибудь? – спросил румяный, и Пермяков уловил в его голосе легкий, совсем махонький налет жесткости. Видно, важный вопрос.

– Один, – сказал он огорченно, – пожалуй что один.

– А точно?

– И точно – один.

– Это очень жаль, – сказал румяный.

– Почему жаль? – удивился Пермяков.

– Тут мы спрашиваем, – быстро вставил Артур.

Ну, жизнь, подумал Пермяков, все подряд кинолюбители.

– Правильно, – поддержал коллегу румяный, – спрашиваем мы. Но в порядке исключения можем и ответить. Это, Пермяков, жаль потому, что как раз во вторник вечером в рудничном поселке ограбили магазин «Культтовары».

– Надо же! – поразился Пермяков. – И много взяли?

– Много, – проговорил румяный, – вполне достаточно. Трое золотых часов и восемнадцать обручальных колец.

– Восемнадцать?

– Восемнадцать.

Пермяков, подумав, покачал головой:

– Нет, не осилить. Лично мне не годится.

– Что не годится? – не понял румяный.

– Количество, – объяснил Пермяков. – Восемнадцать обручальных колец – это же целый гарем. Куда уж мне! Тут ищите парня помоложе.

– Острим? – сказал румяный. – Ну, ну.

Он повернулся к Артуру и проговорил недовольно:

– Ну, чего он там? Вроде пора бы.

– А черт его знает! – пожал плечами Артур.

– Жень, – сказал румяный, – не сходишь? Тот громоздко поднялся:

– Ну и чего?

– Просто напомни. Скажи, что сидим тут. Женя вышел. А румяный достал из стола тонкую стопочку писчей бумаги и придвинул Пермякову:

– Вот, пожалуйста. Напишите объяснение, где вы находились во вторник начиная с восемнадцати часов. И с кем в это время встречались, кто может подтвердить.

Пермяков взял казенную бумагу, достал собственную ручку и задумался. Чего писать-то? Ведь не просто бумажка – документ.