Текст книги "Эпос хищника. Сборник"

Автор книги: Леонид Каганов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)

СЕМЕЙНАЯ ПРОБЛЕМА

Юле Немировской

Последнее, что я запомнил, – это рев моторов вертолета, ослепительная вспышка и ощущение сырости и холода.

А.,Б.Стругацкие «Извне»

Отец разворачивал комок фольги медленно и хмуро, словно специально затягивал паузу. Наконец в воздухе разлился характерный запах сушеного мяса, и на покрытие палубы вывалилась конечность. А за ней еще парочка. Сомнений больше не оставалось – это были руки. Небольшие, белесые, высушенные, с обгрызенными сизыми ноготками. В том месте, где руки обрывались, торчали короткие сухие жилки.

– Господи, что это?! – вырвалось у мамы на высокой телепатической волне.

– А ты считать не умеешь? – мрачно ответил отец, шевельнув своими листьями. – Раз-два-три-четыре-пять. Пятипалечник. Сушеный, измельченный.

– Что это? – испуганно повторила мама. – Это…

– Да! – жестко сказал отец.

Мама долго молчала, низко склонив макушку. Отец с болью заметил, что на ней прибавилось сухих тычинок. Небольшая прозрачная смолинка стекла по маминому стволу и впиталась в грунт горшка.

– Господи! – наконец воскликнула она. – За что нам такое? За что?

– А ты думала, это бывает только где-то в других семьях?

– Вот так растишь всю жизнь, растишь, растишь, удобряешь…

– Хватит стонать! – перебил отец. – Это все ты виновата! И бабка!

– Не смей так о моей маме!

– Да! Бабка его избаловала! А ты ей помогла!

– Я? А ты? Ты занимался ребенком? Ты неделями пропадаешь в своей рубке!

– Я работаю, – отрезал отец. – По-твоему, у штурмана корабля нет обязанностей?

– А я? Я бездельничаю? – взвилась мама. – Ты хоть раз убирался в нашем парнике? Ты только бросаешь свои листья где попало! Прикатываешься из рубки и с порога требуешь удобрений! Убери, ороси, подкорми – это все я делаю в нашей семье!

– Но…

– А я, между прочим, старший лаборант! На мне все анализы и синтез! Я прикатываюсь со смены, у меня отваливаются корни! Но ты – отец! Ты – мужчина! Ты мог бы на него повлиять! Хотя какой ты мужчина…

– Что-о-о?!! – взревел отец на самых низких телепатических волнах.

– То! – крикнула мама. – То самое! Я уже не помню, когда мы последний раз занимались опылением!

– Хватит орать!!! – рявкнул отец что было сил. – Соседи кругом спят!!!

Мама горестно всхлипнула и умолкла. Капельки смолы вовсю катились по ее стволу.

– Зови сына! – сурово приказал отец.

Мама замерла в нерешительности.

– Зови! – повторил отец.

– Что ты собираешься с ним делать? – заволновалась мама.

Отец не ответил. Он подкатился к чулану и вернулся, щелкая ржавым секатором.

– Что ты собираешься делать?! – воскликнула мама. – Отвечай!!!

– Выполю как следует, – буркнул отец.

Мамин горшок взревел, буксанул всеми колесиками и так стремительно рванулся вперед, что на пол упала горсть песка и керамзита.

– Не позволю!!! – взвизгнула мама на самой верхней телепатической волне.

– Отойди! – угрожающе произнес отец.

– Не смей полоть сына!!!

– Я ему сейчас листьев-то пообдеру…

– Изверг!!! Не позволю!!! – Мама расставила хрупкие ветви, загораживая пространство. – Ты его искалечишь!!!

– Он должен запомнить на всю жизнь!!!

– Нет!!!

– Уйди прочь! Я буду говорить со своим сыном как считаю нужным!!!

– Вы чего шумите? – раздался вдруг заспанный голосок.

Мать и отец как по команде развернулись. На пороге теплицы стоял сын. Макушкой он уже был вровень с отцом, хотя ствол его был зеленым и гибким. Только сейчас отец заметил, что в центре надписей и рисунков, покрывающих горшок сына, виднелось изображение растопыренного пятипалечника, обведенного в кружок… "Молодежная мода, молодежная мода, пусть рисует что хочет…" – вспомнил он слова жены.

– А ну-ка подойти сюда… – зловеще приказал отец.

Сын осторожно подкатился поближе. От него слегка попахивало пеплом, а верхние венчики были заметно расширены – на каждом из них все пять листиков торчали кто куда, напоминая растопыренную ладонь пресловутого пятипалечника. Отец долго смотрел на сына, и тот смутился.

– Кто тебе дал это? – Отец указал на развернутую фольгу.

Сын обернулся, посмотрел на пол и только сейчас увидел распотрошенный тайник. По всем его листьям прошла дрожь.

– Вы рылись в моих вещах?! – закричал он. – Вы рылись в моих вещах!!!

Мама снова выехала вперед и повернулась к отцу.

– Я прошу тебя! – Она встала между ними. – Не надо полоть!

– Выйди вон, я хочу поговорить с сыном наедине!!! – рявкнул отец сразу во всех телепатических диапазонах.

Мама горестно развернулась и выкатилась из парника, обливаясь смолой. Выждав, пока закроется дверь, отец повернулся к сыну.

– Видишь, до чего мать довел?! – произнес он с чувством, выдержал паузу и рявкнул: – Я жду ответа!

– Это не мое, – быстро сказал сын. – Это меня просили подержать у себя…

– Кто просил?

– Это не мое, – повторил сын.– Не мое…

– На нашем экспедиционном корабле, – прочеканил отец, – сорок пять конопов, тридцать семей. Назови имя того, кто дал тебе эту отраву?

Сын молчал.

Отец поднял ветвь с секатором и убедительно пощелкал в воздухе.

Сын молчал.

– Хорошо-о-о… – протянул отец и вновь кивнул на сушеные ручки. – Но ты сам понимаешь, что это – смерть?

– Чего сразу – смерть? – буркнул сын. – Ты сам дымишь животными! Весь парник воняет паленой шерстью!

– Не строй из себя дурака!!! – заорал отец. – Пятипалечник – не животное! Это абсолютно разные вещи! Абсолютно!

– На Альдебаране это разрешено…

– Ты не на Альдебаране! – рявкнул отец, уже понимая, что разговор зашел в тупик, а полоть теперь, пожалуй, поздно.

Он взревел всеми колесиками, развернулся, прокатился по парнику до самой стенки и снова развернулся.

– Я растил сына-опору! Сына-помощника! – сказал он с горечью. – Поэтому я взял тебя с нами в эту долгую экспедицию… Я мечтал, что мой сын вырастет настоящим конопом! Что я смогу им гордиться… Что со временем он займет мое место… – Отец сбился и развернулся к пленке парника, надеясь, что сын не заметит, как сквозь кору сами собой пробиваются капельки скупой мужской смолы. – Мне не нужен сын-наркоман!

– Я больше не буду… – неохотно пробурчал сын.

Но отец уже взял себя в листья.

– Я тебе не верю! – произнес он жестко.

– А что ты мне сделаешь? Выполешь? – Сын вскинул макушку с вызовом.

– Нет, – сказал отец, опуская секатор. – Полоть я тебя не стану. Раз мы тебя не допололи в детстве, теперь уже поздно. Сейчас мы пойдем к капитану, разбудим его, и я все ему расскажу. На этом твои экспедиции закончились. Тебя высадят на ближайшей обитаемой планете, отправят домой к бабке и поставят на учет в диспансер!

– Папа, нет, нет! – закричал сын и рванулся вперед так резко, что горшок его накренился, задние колесики мелькнули в воздухе, и он со всего размаху рухнул на пористый настил. Отец даже не пошевелился, глядя, как сын поднимается и неловко запихивает в горшок высыпавшийся грунт.

– Отвечай! – приказал он. – Кто дал тебе отраву?

– Я сам их набрал… – всхлипнул сын.

– Врешь! Кто тебя научил?!

– Я читал, как они выглядят… Как их разводить… Я их увидел, и…

– Где ты мог их увидеть?! Когда?

– Еще две эпохи назад… Когда мы садились за водой на третьей планете звезды класса "Ж"…

– Какой еще "Ж"… – начал было отец, но осекся. – Там же их не могло быть! Это дикая планета! Там, где мы садились, была только замерзшая вода и неразумные бездвижные иглолистные?!

– Они сами вышли к кораблю… Пятеро… Они двигались по застывшей воде на полозьях… Отталкивались палками… Я их собрал… Думал, не приживутся, но они так быстро размножаются…

– Размножаются?! – дернулся отец. – На корабле?! Две эпохи назад?!

Сын молчал, склонив цветущую макушку…

– Веди! – приказал отец, указав секатором на дверь.

И они отправились в путь. Мимо мамы, подслушивавшей за дверью. Мимо чужих парников, где спали остальные конопы племени. Не сговариваясь, приглушили приводы горшков и объехали капитанский парник на холостом ходу по самому дальнему пандусу. Мимо лаборатории воды, где работала мама. Мимо пожарного лифта – к лифту транспортного отсека. Спустились на нем вниз и покатились вдоль всего транспортного этажа. Мимо опечатанных боксов с пробами грунта разных планет. Мимо азотных холодильников с образцами фауны. Мимо светящихся оранжерей инопланетного дендрария. Мимо вонючего зверинца с живым зооматериалом. Отец сначала думал, что сын ведет его именно в зверинец, но тот все катил и катил вперед. Наконец они выехали к лифту аккумуляторного отсека, которым уже много эпох никто не пользовался. Да и кому придет в макушку лезть в аккумуляторный отсек во время затяжных экспедиций? Они спустились вниз. Двери разъехались, и автоматически загорелся свет.

Даже после вони зверинца, даже сквозь едкую щелочную атмосферу и неизбежный для аккумуляторов запах озона здесь остро тянуло аммиаком. А еще – тем неуловимым запахом горелого пятипалечника, который отец запомнил на всю жизнь с того единственного раза, когда попробовал его в армейском корпусе.

Сын нерешительно остановился, но отец уверенно взмахнул секатором и двинулся вперед, в лабиринты огромных пыльных кожухов – на запах. Высоко над проходом между кожухами тянулась проволочка. На ней сушились заботливо развешенные гроздья тушек. Внизу на расстеленной фольге лежали измельченные конечности и отдельно – бошки. Тут же стоял самодельный крематор – чашка с остатками пепла. А рядом валялась и лопатка для вкапывания. Отец замер. Брезгливо огляделся и сорвал с ближайшего кожуха здоровенный лоскут защитной пленки. Завернул в нее все хозяйство и двинулся дальше с этим узлом и секатором наперевес. И сразу же, обогнув кожух, увидел само гнездилище.

Широкая щель между аккумулятором и бортовой обшивкой была со всех сторон надежно огорожена поблескивающими щитками силового поля. Внутри стояла здоровенная лабораторная лунка с желтоватой водой – отец вспомнил, как давным-давно мама жаловалась на ее пропажу. Рядом с лункой возвышалась автоматическая кормушка-дозатор белково-углеродного типа – видимо, позаимствованная из зверинца. Повсюду на полу валялись хлопья мятого строительного синтепона. А у самой дальней стенки, откуда пронзительно несло аммиаком, испуганно жались крохотные пятипалечники – живые, голые. Их было здесь с полсотни. Отец долго смотрел на них с высоты своего роста. Так долго, что один зрелый пятипалечник осмелел, выскочил вперед и быстро стал выкладывать из кусков синтепона импровизированный круг на полу. Затем встал в центре, замахал конечностями и завибрировал воздухом. Постучал конечностью по полу, постучал по своей голове, воздел обе конечности к отцу и оглянулся на остальных.

– Правда прикольно? – послышалось на самой умильной телепатической волне.

Отец обернулся, с трудом сдерживая гнев, и сын осекся.

Пятипалечник снова заверещал, а затем опустился на колени и замер, одну конечность прижав к груди, а другой указывая вверх.

– Какая мерзость! – с чувством произнес отец, взмахнул секатором и двинулся сквозь силовое поле.

Пятипалечники пронзительно завибрировали. Сын развернулся и покатился прочь, к лифту. Позади раздавался ритмичный хруст, вибрации пятипалечников стихали одна за другой, пока не остался последний источник дребезга. Он звучал еще долго – то усиливаясь, то захлебываясь. Наконец оборвался и он. Вскоре появился отец с туго завязанным узлом.

– Куда?… – печально спросил сын, когда они поднимались в лифте.

– Естественно за борт! – отрезал отец, взмахнув узелком.

– Это я уж понял… – вздохнул сын. – Мы-то куда? К капитану?

– Нет, – произнес отец, чуть помедлив. – Если, конечно, ты даешь мне слово, что больше никогда…

– Никогда! – с чувством подхватил сын.

– И чтоб никто в племени об этом не узнал! – предупредил отец.

– Само собой! – подтвердил сын.

– А капитану я доложу сам.

– Папа! – испуганно вскрикнул сын.

– Не бойся. Я доложу только про поганую третью планетенку, где эта дрянь водится. Пусть ею займутся компетентные органы.

Некоторое время они катились по коридору в полном телепатическом молчании. Дробно вибрировали колесики их горшков.

– Всю планету сожгут? – наконец спросил сын.

– Можешь не сомневаться. – сурово кивнул отец.

– А куда пепел? – произнес сын.

И произнес он это с таким игривым предвкушением, что отец не выдержал, обернулся и со всего размаху вломил паршивцу хороший крепкий подстебельник.

 7 декабря 2003, Москва

ШАРФ, МУХА И ЗАДАЧНИК

Вправо, влево, петелька, поворот. Подтянуть ниточку. Вправо, влево, петелька. Наверно это будет шарф с нелепым квадратным узором. Бабушка его вяжет вот уже неделю. Сидя в плетеном кресле в углу комнаты, она терпеливо наматывает на спицы виток за витком. Вот она наклоняет голову и оглядывает комнату поверх очков:

– Ну что, Павлуша, ты кончил?

Посередине комнаты стоит круглый обеденный стол, за которым сидит рыжий стриженный шестиклассник с бледным веснушчатым лицом и грызет карандаш. Перед ним раскрытый задачник и тетрадка. На лице его застыло выражение покоя, он наблюдает полет мухи вокруг люстры. Услышав вопрос, Павлуша мигом вынимает карандаш изо рта и густо краснеет.

– Я… нет еще. Я еще занимаюсь. – говорит он, тщательно выговаривая слова, – Мне еще осталось решить пять квадратных многоч… – Павлуша краснеет еще больше, – много чего осталось решить. Задач. Нам Марина Юрьевна задала.

Вправо, влево, петелька. Бабушка сочувственно качает головой:

– Ох, и сколько же она вам дала?

Павлуша краснеет снова.

– Задала задач много. Десять.

– А ваша бывшая, Елена Семеновна, меньше давала?

Павлуша краснеет.

– Она задавала задач тоже десять.

В комнате воцаряется тишина. Лишь муха набрасывается на лампочку и отскакивает обратно, получая тяжелые ожоги.

– Опять трубы у подъезда кладут, – неожиданно произносит бабушка, – весь тротуар перекопали. Я сегодня шла в магазин и по дороге так трахнулась!

Бабушка откладывает в сторону шарф и начинает рассматривать синяк на левой ноге. Павлуша от неожиданности подпрыгивает на стуле и краснеет.

– Шла я уже не помню зачем, – продолжает бабушка, – А! За яйцами!

Павлуша густо краснеет и смотрит на свои кроссовки.

– Да, за яйцами, – продолжает Бабушка, – и вот яиц не достала, и трахнулась.

– Ба… – вздрагивает Павлуша, но голос срывается на писк, – Бабушка, я занимаюсь, не мешай мне!

– Не буду, не буду! – спохватывается бабушка и вновь берет шарф.

Павлуша ставит учебник вертикально и отгораживается им, пригибаясь к столу. Выше учебника торчит только рыжая стриженная макушка, да иногда появляется цепкий бегающий глаз. Влево, вправо, петелька, подтянуть ниточку. Вот мелькание спиц замедляется. Бабушка снимает очки, щурится, снова надевает и пристально разглядывает шарф.

– О, вот это сплоховала. Пожалуй здесь я спущу.

– Что? – немедленно вскакивает рыжая макушка над учебником.

– Ничего, ничего, это я про себя. – торопливо говорит Бабушка, – занимайся, Павлушенька.

Макушка недоверчиво опускается. Муха берет разгон, с треском врезается в темное оконное стекло и валится на подоконник, ошеломленно шевеля лапками. Постепенно макушка склоняется все ниже и внутри загородки-учебника слышно как шуршит по бумаге авторучка. Муха уже поднялась на ноги и сосредоточенно массирует шею. Бабушка наматывает виток нитки на палец и ловко нанизывает на спицу. Ей хочется поговорить.

– Когда-то, еще до войны, я с соседкой жила в Гомеле… – начинает она размеренно.

– Ай! – взвизгивает стриженная макушка и заходится в кашле.

– Что? – подпрыгивает бабушка от неожиданности.

– Да нет, ничего, просто так неожиданно вслух…

– Ой, прости Павлушенька, забыла опять, дура старая. Занимайся.

Муха с победным жужжанием взлетает и начинает носиться по кругу, монотонно чиркая головой об потолок.

– Ох, намаялась я, – произносит Бабушка, – пойду сосну.

Из– за учебника раздаются вхлипывания.

– Павлушенька, что с тобой?

– Ничего… – над учебником появляется голова со страдальческими глазами.

– А чего ты такой красный и взъерошенный как петух?

– Да что ты мне все время говоришь такое? – взрывается Павлуша.

– Что, не смог ни одного? Ну не расстраивайся, с каждым бывает. Пойдем-ка с тобою лучше спать, утро вечера мудреннее, а завтра с утра попросим тетю Галю с тобой заняться.

– Да не пойду я спать! Все у меня решается, только не мешай! – в его глазах блестят слезы отчаяния.

– Смотри, опять с утра головка болеть будет.

– Бабушка! Прекрати!!!

– А ты не кричи на бабку-то! Не кричи! – обижается Бабушка.

– Прости. – Виновато затихает Павлуша.

– Бедненький, – вздыхает Бабушка, – вот времячко настало, детей сызмальства всему обучают. Мы в наши годы и не слыхивали такого. Ну ладно, ты поздно-то не засиживайся.

Бабушка встает с кресла и вразвалочку идет к двери. Пара глаз затравленно наблюдает за ней из-за учебника. Муха с тяжелым гудением пикирует внутрь плафона люстры, звонко дергается в раскаленном пространстве и затихает. Открыв дверь, Бабушка оборачивается:

– Пойду спать с Богом! – дверь закрывается.

Глухой стук – это рыжая голова изнеможенно падает на тетрадку.

 1996, Москва

ХОМКА

Стасик вращал карандаш долго. Резинка натягивалась, скручиваясь в штопор, а затем появился и первый барашек. Руки устали. Сосед по парте, вредный толстяк Женя Попов, искоса наблюдал за приготовлениями. «Если сейчас зачешется нос, – подумал Стасик, – я никак не смогу его почесать». В тот же миг нос действительно жутко зачесался. Но приходилось терпеть и крутить карандаш, придерживая свободной рукой линейку. Нос чесался нестерпимо. «А вот Майор Богдамир бы вытерпел!» – думал Стасик, сжимая зубы. Когда Ольга Дмитриевна перешла к разбору третьей задачи, резинка уже целиком покрылась барашками, и катапульта была готова.

– Подержи линейку минуточку, – шепнул Стасик.

– Чтоб вместе с тобой выгнали? – Женя отвернулся.

– На перемене в лобешник получишь, – пригрозил Стасик.

Женя Попов ничего не ответил. Пришлось прибегнуть к шантажу.

– Скажу Ольге Дмитриевне, что ты копался в ее столе…

– Я не копался! – возмутился Женя Попов.

– А я скажу, что копался.

– Так нечестно!

– Зато интересно.

На Женю Попова было жалко смотреть. Но все-таки он еще колебался. Тогда Стасик набрал в легкие воздуха и поднял подбородок, словно собираясь привстать за партой и сделать громкое заявление. Это подействовало.

– Где подержать? – торопливо прошептал Женя.

Стасик кивнул на свободный конец линейки. Женя воровато оглянулся на Ольгу Дмитриевну, заливающуюся соловьем у доски, отодвинул перо с планшетом и прижал линейку локтем. Теперь можно было отпустить пальцы и почесать нос. Стасик нагнулся под парту и вытащил из ранца хомку. Словно чувствуя неладное, хомка тревожно водил пушистым носиком и шевелил всеми своими лапами. Стасик аккуратно посадил его в бумажную корзинку катапульты. Хомка не сопротивлялся.

– Руженко, ты чем занят? – недовольно гаркнула Ольга Дмитриевна, всматриваясь в дальний угол класса.

– Записываю, – торопливо сказал Стасик.

– Что ты там записываешь? – проскрипела Ольга Дмитриевна самым противным тоном, каким только умела. – Ты решил уравнение?

– Решаю…

– Выходи и решай на доске!

Стасик посмотрел на Женю, виновато пожал плечами и отправился к доске. Женя остался за партой, не в силах пошевельнуться. Локоть его держал взведенную катапульту. В глазах застыло страдание.

На экранной доске красовались развалины уравнения. Стасик взял из рук учительницы еще теплый магнитный маркер и остановился в нерешительности.

– Где у нас переменная? – проскрипела Ольга Дмитриевна.

Стасик нерешительно ткнул маркером в нижнюю строчку.

– Руженко, я тебя оставлю на второй год! Покажи мне числитель?

Стасик замялся, указал на верхнюю часть строки, но по брезгливому лицу Ольги Дмитриевны понял, что снова не угадал.

– Кто поможет? – проскрипела Ольга Дмитриевна, оглядывая притихший класс. – Сосед поможет. Попов?

– Числитель справа! – испуганно сказал Женя Попов.

– Для ответа положено вставать!

– Извините, – пробормотал Женя, но не встал. – Числитель справа, икс минус тридцать два…

– А ну встань, когда разговариваешь с педагогом!!! – рассвирепела Ольга Дмитриевна.

Все обернулись на Женю, и наступила тишина. Женя вздохнул и медленно, обреченно поднялся. Освободившаяся линейка со свистом распрямилась и завибрировала с дробным стуком. Хомка взмыл под потолок, перелетел через весь класс, с размаху хлопнулся в тяжелую штору и повис на ней под самым потолком, испуганно уцепившись всеми шестью лапками. Примерно так и планировал Стасик, но не в такой же момент… В солнечных лучах вокруг шторы закружились пылинки. Хомка глянул вниз и заверещал. Под ним на шторе расползалось мокрое пятнышко – видимо, от страха. Класс взорвался хохотом.

Ольге Дмитриевне пришлось трижды стукнуть указкой, прежде чем наступила тишина.

– Попов, забирай своего хомку, собирай вещи и вон за дверь! – рявкнула она.

Повисла напряженная пауза. Стасик потупился. Ему вдруг представился Майор Богдамир – суровый и нахмуренный. Одна могучая ладонь была картинно заведена за спину, другая крепко сжимала рифленую рукоять атомного нагана, висящего на поясе. Воротник скафандра был небрежно распахнут, обнажая могучую жилистую шею. Глаза-лазеры сверлили курточку Стасика, пуговицы плавились и капали на линолеум. "Я Майор Богдамир, часовой Галактики! – прохрипел Майор Богдамир, – А ты трус и мерзавец! Ты хуже злодея Пакстера!" Видение исчезло. Стасику было очень стыдно. Он вздохнул и поднял голову.

– Ольга Дмитриевна, это сделал я! Это мой хомка.

– Значит, оба вон за дверь! – с той же интонацией рявкнула Ольга Дмитриевна. – Руженко – завтра с родителями. А со следующего урока я тебя пересажу. Ты будешь сидеть… – она оглядела класс, – будешь сидеть с Перепелых!

– С девчонкой я сидеть не буду, – твердо заявил Стасик.

Анна– Мария Перепелых фыркнула, гневно качнув челкой. Всем своим видом она показывала, как ей отвратительна мысль сидеть за одной партой с Руженко.

– Руженко, ты еще здесь?! – Ольга Дмитриевна смерила его взглядом, словно только сейчас заметив. – Собрал вещи и вон из класса!

* * *

Стасик отодвинул свой стул как можно дальше, сел вполоборота и первую половину урока демонстративно глядел в другую сторону. Анна-Мария тоже его не замечала. Но делать было нечего. Поэтому Стасик все-таки сел ровно, взял линейку и положил ее поперек парты.

– Это граница, – сказал он. – Здесь моя территория. Там – твоя.

– И подавись. – Анна-Мария копошилась в небольшой коробочке и не обращала на Стасика никакого внимания.

– Граница охраняется! – предупредил Стасик. – Зайдешь на мою территорию – щелбан!

– Чего ко мне пристал, влюбился, что ли? – шикнула сквозь зубы Анна-Мария.

– Сама ты дура! – возмутился Стасик и снова надолго отвернулся.

Но вскоре ему наскучило сидеть без дела. Он искоса глянул на Анну-Марию и немного подвинул линейку в ее сторону. Та ничего не заметила – она копалась в коробочке. Стасик еще чуть-чуть подвинул линейку в глубь вражеской территории и снова выжидательно глянул на Анну-Марию. Только сейчас Стасик заметил, чем она занимается. Анна-Мария сосредоточенно разглядывала хомку внутри клетки-коробочки. Хомка был красивый – белое пузо, голубая шерстка, четыре лапки и два белых крыла, покрытых тонкими перышками.

– Он у тебя летает? – удивился Стасик.

Анна– Мария ничего не ответила. Она чесала мизинцем хомку между крыльями, а на глазах ее были слезы. Хомка вяло шевелил лапками и все норовил свернуться клубком, уткнувшись носом в пузо.

– Куклится, – убежденно констатировал Стасик. – Вон сонный какой!

– Ему всего два месяца! – всхлипнула Анна-Мария.

– Иногда они куклятся раньше, – сообщил Стасик с видом знатока.

Анна– Мария тихо вздохнула, закрыла коробочку и уронила голову на руки.

– Куклится! Куклится! Куклится! – поехидничал Стасик. – Дашь скушать? Или сама съешь?

Анна– Мария тихо подергивалась, и Стасик понял, что она плачет.

– Ну ладно, ладно тебе… – сказал он примирительно. – Подумаешь хомка. Еще сделаешь.

Анна– Мария подняла голову. Сквозь челку смотрели заплаканные глаза.

– Больше такого никогда не получится! – всхлипнула она. – Я код не сохранила!

Настал миг триумфа. Стасик гордо выпрямился, прищурился и произнес, стараясь подражать Майору Богдамиру:

– Не бойся, ты со мной! Я подберу тебе код!

– Как? – Глаза посмотрели из-под челки с надеждой.

– Запросто, – кивнул Стасик. – Увидишь.

– Как?

– Возьму у хомки капельку слюны и запихну в инкубатор. В слюне плавают клетки этого… эпителия. В каждой клетке – код.

– Так не получится!

– Это на твоем не получится. А на моем получится!

– У меня инкубатор седьмого поколения! – обиделась Анна-Мария. – Мне папа привез из Кореи!

– Вот потому и не получится, – усмехнулся Стасик.

– Руженко! – рявкнула Ольга Дмитриевна. – Ты и здесь отвлекаешься? Перепелых, прекрати с ним разговаривать! Воркуют как два голубя на скамейке!

Класс захихикал.

– Жених и невеста! – раздалось с дальнего ряда.

Раздался новый взрыв хохота.

– Сейчас детей нарожают!

Снова грохнул хохот. Стасик почувствовал, как багровеют уши. Он был готов провалиться сквозь землю.

– Попов, закрой свой поганый рот! – Ольга Дмитриевна яростно постучала указкой. – Я никого здесь не держу! Кому неинтересно – могут выйти из класса. К директору!

Снова воцарилась тишина. И в тишине прищуренный взгляд Ольги Дмитриевны еще долго ползал по классу – как лазерный прицел на атомном нагане Майора Богдамира. Убедившись, что дисциплина восстановлена, Ольга Дмитриевна повернулась к доске и заскрипела магнитным маркером.

"Ты правда сможешь сделать такого же хомку?" – написала Анна-Мария на своем планшете и подвинула его Стасику.

Тот гордо выпрямился и написал: "Все могу!!!"

"А можешь сделать, чтобы он не куклился через три месяца?"

"Могу!!!"

"Как??? Научи!!!"

"Потом!!! Она на нас смотрит!!!"

– Перепелых и Руженко! Что вы там планшетами меняетесь? – загрохотало у доски. – Руженко, встань и повтори, о чем я сейчас рассказывала?

* * *

Из школы они вышли вместе. Стасик бегал вокруг Анны-Марии и пинал пластиковую бутылку от минералки.

– Я космический ниндзя Майор Богдамир! – кричал он. – Бдыщ! Бдыщ! Бдыщ!

– Прекрати скакать, – морщилась Анна-Мария. – Ты правда можешь сделать бессмертного хомку?

– Я владыка добра, Майор Богдамир! – кивнул Стасик. – Я всегда там, где меня кликают о помощи! Пара пустяков! Скачиваешь из сети свежую прошивку для инкубатора – и делов!

– А где скачиваешь?

– А места надо знать!

– И для моего инкубатора тоже есть?

– Это надо разбира-а-аться… – важно произнес Стасик с интонациями отца.

– Поможешь?

Стасик пожал плечами, размахнулся и пнул бутылку далеко вперед по дорожке.

– Я – Майор Богдамир, дистрибьютор добра, – повторил он. – Я всегда там, где меня кликают о помощи!

– Мне не нравится сериал про Богдамира, – поморщилась Анна-Мария. – Мне нравится про фею Элизабет.

– Фея Элизабет дура и поет нудные песни! – тут же заявил Стасик.

– Сам дурак, – огрызнулась Анна-Мария.

Они пошли молча и дошли до самых гаражей. Вдруг из щели наперерез выскочил Женя Попов со своими друзьями – веснушчатым Белкиным и рослым второгодником Кузей. Стасик и Анна-Мария остановились.

– Тю! – сказал Кузя с деланным удивлением. – Жених и невеста!

– Сам жених и невеста! – обиделась Анна-Мария. – Уже поболтать нельзя!

– Тише, пацаны, они сейчас поцелуются! – предположил Женя.

– И детей нарожают! – захохотал Белкин, дурашливо помахивая ранцем.

– Попов, а в лобешник? – грозно спросил Стасик, обращаясь только к Жене.

– Рискни, – ухмыльнулся Попов, но на всякий случай оглянулся на Кузю и Белкина.

Кузя и Белкин вразвалочку подошли ближе и обступили парочку с обеих сторон.

– Бежим быстрей! – Анна-Мария дернула Стасика за рукав, но тот медленно покачал головой.

– Майор Богдамир не умеет отступать! – сказал он гордо.

– Иди домой, Перепелых, – мотнул головой Женя. – У нас к Руженко разговор. Охамел, Руженко?

Он размахнулся и ткнул Стасика в плечо. Стасик отлетел на метр и упал на одну коленку. Женя подошел ближе. За ним подтянулись Кузя и Белкин.

– Ну что, Руженко, кому ты здесь в лобешник дать собирался?

Стасик медленно поднялся, вынимая руку из-за пазухи. Из сжатого кулака торчала мордочка хомки. Стасик слегка сжал кулак, и хомка заверещал, обнажая два острых зуба.

– А ну стоять!!! – неожиданно рявкнул Стасик. – Подойти сюда!!!

Женя Попов вздрогнул.

– Пацаны, он нас своим хомкой пугает! – захохотал Белкин, но под суровым взглядом Стасика умолк.

– А ну подойди! – зашипел Стасик, надвигаясь на Женю и размахивая сжатым кулаком. – У моего хомки зубы от болотной гадюки! Три часа кровавого поноса, судороги и смерть!

Ноги Жени чуть подогнулись, он остолбенело раскрыл рот и как завороженный следил за раскачивающимся кулаком, из которого торчали два белых зуба. Ему даже казалось, что с них во все стороны капает яд. Быстрее всех среагировал Белкин.

– Пацаны, тикай! – сдавленно крикнул он и первым бросился в щель между гаражами.

Следом метнулся Кузя. Женя наконец пришел в себя, развернулся, вытянул вперед руки и с жалобным воем бросился за друзьями.

Стасик мстительно посмотрел им вслед, разжал кулак и подул на хомку, разглаживая шерстку. Бережно сунул его за пазуху и только тогда оглянулся на Анну-Марию. В ее глазах светилось неподдельное восхищение.

– Я Майор Богдамир, часовой галактики, – напомнил Стасик, почесывая ушибленную коленку. – Бдыщ! Бдыщ! Бдыщ!

И они пошли дальше.

– А ты его не боишься носить в кармане? – наконец произнесла Анна-Мария.

– В смысле?

– Ну, он тебя не укусит? Ядовитыми зубами?

– У него обычные, крысиные. Это я наврал… – нехотя объяснил Стасик и, видя недоуменный взгляд Анны-Марии, пояснил: – Я прошлому хомке по правде хотел от гадюки сделать! Даже скачал из сети генокод. Потом думаю – что я, больной?

* * *

Инкубатор седьмого поколения поражал великолепием – черная полусфера, напоминающая перевернутый котелок, блестела новеньким пластиком. По переднему краю тянулась вереница кнопок, а над ними располагался даже экранчик для непонятных цифр.

– Обалдеть! – сказал Стасик, подходя к компьютерному столику и восхищенно прикасаясь пальцем к черной полусфере.

– Седьмого поколения, – напомнила Анна-Мария и махнула рукой в сторону детской. – Пойдем, покажу своих хомок? У меня их двадцать три! И с крыльями, и с жабрами, и с рожками, и…

– Инструкция есть? – перебил Стасик, не сводя глаз с инкубатора.

– Есть. – Анна-Мария привстала на цыпочках, развернулась и начала копаться в шкафу. – И на английском, и на китайском…

– Совсем новый… – восхищенно вздохнул Стасик и подковырнул ногтем целлофановый квадратик пленки, закрывающей экранчик.

– Ай! Что ты делаешь?! – взвизгнула Анна-Мария. – Приклей на место!

– Уже не приклеится. Ты его что, продавать собралась?

– Дурак! – взвизгнула Анна-Мария. – Испортил!

– Мой инкубатор вообще без экранчика и без кнопок. И ничего, пашет!