355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Леонард Карпентер » В стране Черного Лотоса » Текст книги (страница 1)
В стране Черного Лотоса
  • Текст добавлен: 10 сентября 2016, 00:13

Текст книги "В стране Черного Лотоса"


Автор книги: Леонард Карпентер



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)

Леонард Карпентер
В стране Черного Лотоса

ГЛАВА 1. ХРАМ БОГИНИ СИГТОНЫ

Небольшое озерцо, словно диковинное темное зеркало, лежало посреди густых джунглей. Неожиданно легкая рябь пробежала по его поверхности от одного берега к другому. Затем плотные прибрежные заросли чуть раздвинулись, и из-за них показалось человеческое лицо.

С первого взгляда можно было подумать, что это морда вышедшего на охоту хищника – так напряженно и свирепо было его выражение. Но из-под косматых бровей неожиданно сверкнули двумя сапфирами глаза разумного существа, внимательно осматривающего заросли на противоположном берегу.

Не обнаружив ничего подозрительного, осторожный наблюдатель раздвинул преграждавшие ему путь ветви и бесшумно нырнул в воду. Он оказался высоким широкоплечим человеком, чьи лицо и тело были размалеваны полосами черной сажи и темно-коричневой басмы. Двигаясь по пояс в воде, человек почти не производил шума. Все его тело было напряжено, как у акробата, приготовившегося сделать сложный, смертельно опасный прыжок. Боевую маскировочную раскраску лица и тела дополняли вплетенные в волосы зеленые ветки и пучки травы.

Единственной одеждой этого человека были короткие кожаные штаны и два ремня, перекрещивающихся на загорелой груди и спине. К ремням крепились ножны ятагана и кинжала. Если бы не блеск стального клинка и бронзовых пряжек, человек вполне мог бы показаться дикарем, родившимся и выросшим в джунглях.

На мгновение воин остановился, отведя изогнутым клинком ятагана направлявшуюся к нему желто-зеленую водяную змею, а затем вновь продолжил путь, осторожно ощупывая дно обутыми в кожаные сандалии ногами. Выбравшись на берег, он оторвал присосавшихся к телу пиявок и махнул рукой тем, кто оставался на другом берегу.

Первым из зарослей появился человек, которому явно не нужна была маскировка: его кожа и без того чернее ночи. Наоборот, черное лицо пересекали несколько светлых полос, оставленных белой глиной. Чернокожий гигант был ростом не меньше, чем синеглазый разведчик. Его тело прикрывала легкая кольчуга, а в руках он держал такой же, как у его товарища, тяжелый ятаган с дважды изогнутым лезвием.

Вслед за чернокожим воином в воду шагнули еще с полдюжины бойцов. Судя по оливковой коже и остроносым рожам, парни – чистокровные туранцы. В их облачении можно было угадать остатки формы туранской армии – на голове одного из них возвышался шлем в форме тюрбана, тело другого прикрывала рваная алая туника, на третьем была форменная кольчуга. Все они, как и их предводитель, были раскрашены и замаскированы зеленью. Когда солдаты ступили в воду, раздались негромкие всплески, приглушенные ругательства и легкое звяканье оружия. Чернокожий офицер мгновенно обернулся и, яростно вращая глазами, жестами приказал сохранять тишину.

Светлокожий воин, первым перебравшийся через озеро, продолжал неслышно взбираться по крутому берегу. Грозный ятаган был спрятан в ножны, укрепленные ремнями на спине северянина, двигавшегося порой почти на четвереньках. Лишь редкое мелькание его мускулистых рук и ног среди кустов да неровный танец потревоженных им бабочек обозначали продвижение умелого разведчика. Вокруг царила полная тишина – джунгли, обычно звенящие пением птиц и стрекотанием цикад, напряженно прислушивались.

Путь по склону вовсе не был легок. Человеку приходилось, соблюдая тишину, избегать не только сухих веток, но и множества опасных трав и лиан, одно прикосновение к которым могло вызвать сильное отравление, а то и смерть. К тому же на не прикрытое одеждой тело набрасывались тысячи комаров-кровососов и больно кусающихся мух.

У самого гребня склона в листве показался просвет. Разведчик осторожно подтянулся на руках, держась за лианы, поставил ноги поудобнее и осторожно раздвинул последние ветви… В следующий миг он отшатнулся, чуть не потеряв равновесие. Его рука дернулась к рукояти кинжала, но, не успев выхватить оружие из ножен, остановилась. Раскрашенный сажей воин негромко выругался: его взгляд уперся в каменную оскаленную морду обезьяны – статуи, поставленной здесь в древние времена давно уже сгинувшими обитателями джунглей.

– Конан, у тебя все в порядке? – раздался снизу шепот чернокожего.

– Да, Юма, – одними губами прошептал разведчик, одновременно погрозив солдатам, также издавшим несколько вопросительных реплик. – Ерунда, тут просто чучело какое-то, – добавил он.

– Ладно. Но учти, киммериец. В следующий раз я пойду впереди, а ты управляйся с этими болванами! Тебя они лучше слушаются.

Усмехнувшись и кивнув головой, Конан снова повернулся к каменному изваянию. Такие статуи не ставились в джунглях где попало. Видимо, отряд уже недалеко от цели. Взобравшись на каменную башку идола, Конан внимательно осмотрел окрестности сквозь более редкие ветви на высоте примерно в два человеческих роста.

Его взгляду открылось сооружение, которое из-за своей величины не было полностью проглочено джунглями. Огромная скала, возвышавшаяся над лесом, некогда была превращена в храм: массивные каменные блоки обрамляли вход в пещеру – частью природную, а частью рукотворную. Древние зодчие усердно поработали над каменной глыбой, придав ей форму луковицы, над которой возвышался длинный шпиль. Вся площадь стен храма и шпиля – от вершины до галерей у подножия – была плотно покрыта рельефными изображениями.

Что именно изображали эти рельефы, сказать было трудно, особенно с первого взгляда. Кое-где сквозь листву виднелись части человеческих фигур в натуральную величину. Одни персонажи вели ожесточенные сражения, другие же предавались плотским, чувственным утехам. Конан предположил, что эти картины были фрагментами эпоса, рассказывающего о войнах, деяниях и отдыхе прародителей племени, поставившего храм, и их человекоподобных богов. Проследить сюжет и разобраться в картинах было невозможно – нижние ярусы рельефов сплошь покрывали лианы и лоза дикого винограда. Растения оплетали головы и тела персонажей, как бы стараясь не дать этим фигурам ожить, а заодно и понадежнее скрыть их от посторонних глаз.

Но храм не выглядел заброшенным. Расчищенная дорожка и каменные ступени вели ко входу. Более того, в храме были люди. Почти у самого входа плясал на камнях солнечный зайчик. Его мог отбрасывать лишь один предмет – начищенный наконечник копья или клинок другого оружия. Присмотревшись, Конан разглядел рядом с ним другое светлое пятно – лицо человека, внимательно вглядывающегося в окружающие заросли. В довершение всего со стороны храма донесся запах дыма, ароматизированного ритуальными благовониями.

Шепотом и жестами Конан приказал Юме и туранцам занять позицию около основания храмовой лестницы и ждать сигнала к атаке. Сам же он так же беззвучно спустился ниже по склону и нырнул в заросли, уходя в сторону от своих товарищей.

Некоторое время о передвижении киммерийца можно было догадываться лишь по слабому колыханию веток. Затем массивная фигура Конана показалась у подножия каменной стены храма в стороне от входа. Не останавливаясь, уроженец горной Киммерии полез вверх, подтягиваясь на оплетающих стену лианах и упираясь ногами в каменные барельефы богов. Он делал это так же легко и бесшумно, как пробирался по джунглям, хотя любой другой человек не сумел бы подняться по такой стене без надежно закрепленной наверху веревки и уж по крайней мере не производя лишнего шума.

Киммерийца же нисколько не пугало то, что время от времени его ноги срывались с гладких, ненадежных выступов и повисали в пустоте и что в его руках то и дело оставались обрывки непрочных лиан. Прижимаясь всем телом к каменным богам и героям, он словно сливался с ними, становясь еще одним персонажем древних мифов и легенд, вырубленным из более светлого камня.

Добравшись до узкого балкона, опоясывающего храм, Конан быстро пробежал по нему и оказался над портиком, прямо над входом в гигантский купол. Здесь, среди остатков обрушившихся скульптур и пыльных зарослей кустов, пустивших корни прямо в крыше нависающего над дверным проемом козырька, он затаился, пытаясь вычислить точное местоположение часового. Того не было видно. Скорее всего, он отошел подальше в глубь сумрачного коридора. Подтянувшись на руках, Конан вплотную приблизился к краю козырька и, раздвинув последние прикрывающие его ветки, заглянул вниз.

В этот же момент оттуда раздался звук неторопливых шагов. Конан, опасаясь, что может выдать себя любым неосторожным движением, так и застыл, перегнувшись через карниз, словно голова какой-нибудь рухнувшей на портике статуи.

Часовой, ничего не подозревая, подошел к краю прикрываемой тенью козырька площадки, облокотился на каменные перила, ограждающие ее, и внимательно осмотрел окружающие заросли и ведущую к храму лестницу. Обе его руки упирались в камень перил, а бронзовый тесак висел, вставленный в веревочную петлю на поясе.

Словно тень смерти, нависал над часовым киммериец. Одной рукой ему ничего не стоило схватить стоявшего под ним солдата за волосы и кинжалом, сжатым во второй, перерезать тому горло, не производя при этом лишнего шума.

Но некое чувство благородства, смутное подобие древнего рыцарского кодекса, не одобрявшего нападение со спины, заставило киммерийца изменить план действий. Перевернув кинжал клинком вверх, он, коротко размахнувшись, ударил часового рукоятью по темени, оглушив его, видимо, на долгое время.

Спрыгнув на площадку, Конан успел подхватить медленно оседающее тело и тихо уложить его на камни.

Вдруг за его спиной раздался голос, произнесший несколько слов на хвонгском языке – наречии племени, поднявшего мятеж и вступившего в войну с могучей Туранской империей. Конан, всячески кляня себя за то, что не подождал смены часовых и теперь нарвался на второго стражника именно в момент, когда тот шел сменить своего товарища, резко развернулся. Молниеносным движением киммериец парировал удар деревянной дубины с острыми зубьями, выпиленными на толстом конце. Ятаган Конан выхватить не успел, поэтому подставил под удар клинок и эфес кинжала. Но тяжесть оружия противника была слишком велика, и Конан, не удержав кинжал в руке, выронил его, к тому же почувствовав, что шершавая дубина ободрала кожу на костяшках сжимавших рукоять кинжала пальцев.

Прежде чем хвонг успел второй раз поднять оружие, киммериец бросился на него с голыми руками. Схватив противника одной рукой за горло, а второй – за рукав его полотняной темно-зеленой рубахи, Конан с разворотом подсел под не успевшего среагировать солдата, а затем, резко выпрямившись, выбил бедолагу из равновесия, перекинул через себя и швырнул его спиной на каменные перила. Еще один толчок – и стонущий часовой полетел вниз. Удар головой о камни у подножия храма оборвал его мучения.

Изрыгая проклятья по поводу сорвавшегося эффекта внезапности нападения и морщась от неприятной боли в ободранных пальцах, Конан нашел свой кинжал, сунул его в ножны и, выхватив ятаган, помахал им, условным знаком призывая своих солдат к себе. Те, не дожидаясь приказа, услышав шум схватки, уже неслись широкими шагами вверх по лестнице с ятаганами в руках. Конан, не теряя времени на ожидание, бросился в сумрачный коридор. Оказалось, что тот сразу разветвляется надвое – широкая галерея уходила вверх, к куполу храма, и выглядела давно заброшенной. Вековая пыль покрывала широкие плиты пола. Из уходящего же книзу узкого прохода доносились звуки шагов и явно панических криков. Не раздумывая, Конан метнулся вперед по этому коридору. Вскоре сзади послышались шаги последовавших за ним его товарищей.

Перепрыгивая через несколько ступенек, Конан проклинал узость коридора, спиралью уходившего в глубь купола, не соответствующую огромным размерам храма снаружи. Дело заключалось, конечно, не в тяге Конана к большим пространствам, а в том, что в этом узком проходе можно было продвигаться лишь цепочкой по одному, и все равно при этом оставалось слишком мало места для того, чтобы в полную силу орудовать длинным ятаганом. А кроме того, очень скоро собственная тень киммерийца и тени туранцев за его спиной совсем загородили и без того слабый свет, проникавший за поворот коридора от входа. Пришлось пробираться вперед почти на ощупь, выставив вперед клинок.

Вскоре Конан оказался на перекрестке с другим, столь же темным коридором, где на него напали сразу с двух сторон. Справа изо всех сил ударила по выставленному вперед клинку ятагана деревянная палица, а слева нацелился в грудь киммерийца бронзовый наконечник короткого тонкого копья. Заметив отблеск на зазубренном треугольнике, Конан отпрянул назад, изо всех сил сжимая в руке ятаган, чтобы не уронить его. Мгновение спустя его клинок, словно змеиную голову, отсек метнувшийся к нему наконечник копья. Почувствовав спиной вплотную приблизившихся к месту боя товарищей, киммериец предоставил им разбираться с нападавшим слева, оставшимся практически безоружным, а сам набросился на вооруженного дубиной противника справа.

Завязался яростный бой. Искры дождем сыпались от камней, когда клинок киммерийца резко чиркал по полу или задевал стены. Глухие удары слышались в моменты, когда ятаган встречался в воздухе с прочной деревянной палицей. Противник киммерийца защищался отчаянно, пытаясь даже контратаковать. В какой-то миг ятаган крепко вонзился в плотное дерево и застрял в оружии воина-хвонга. Тот весь напрягся, стараясь воспользоваться ситуацией, чтобы вывернуть оружие из рук киммерийца. Противники замерли в неподвижном противодействии. Казалось, что рука, держащая стальной клинок, дрогнула… но в этот момент отточенный, как бритва, кинжал Конана по самую рукоятку вонзился в бок его противника.

Защитник храма со стоном повалился на пол, и Конан добил его одним коротким ударом ятагана. Больше пока никто не нападал на вторгшегося в священные для хвонгов стены. Судя по удаляющимся шагам, друзья киммерийца бросились по коридору в противоположную сторону. Переступив через лежащий у его ног труп, Конан направился вдоль прохода, в конце которого он заметил едва видное желтовато-красное свечение.

С парой солдат, последовавших вслед за ним, Конан быстро добрался до конца коридора, выходившего, как оказалось, в довольно большое помещение с низким потолком. В центре комнаты горел костер, дававший мало света и много пляшущих теней, скакавших по силуэтам древних статуй неведомых киммерийцу богов, стоящих вдоль стен.

В дальнем конце комнаты послышались звуки боя, где два хвонга с копьями наперевес бросились защищать святыню, преграждая путь Юме и туранским солдатам. Второй же вход оказался незащищенным, и Конан успел добраться почти до центра помещения, прежде чем молодой хвонг бросился ему навстречу с тесаком в руке. Этого защитника встретили вступившие в бой солдаты, позволив Конану остановиться и, осмотревшись, оценить обстановку.

В круге света у костра стояла согбенная фигура человека в плаще с капюшоном. Конан понял, что это был какой-то шаман или колдун. В одной руке тот держал длинный посох, увенчанный человеческим черепом, настоящим или выкованным из серебра – этого Конан не разобрал: так плотно покрывали страшный символ украшающие его драгоценные камни и золотые пластины. Обладатель посоха, что-то бормотавший и сыпавший в огонь какие-то вспыхивающие и дающие ароматный дым порошки и сухие листья, поднял голову, оторвавшись от своего занятия, и Конан увидел лицо человека, умудренного опытом и знаниями огромного количества прожитых лет. Шаман оглядел комнату и вернулся к своему делу, словно вторжение вражеских солдат его никак не касалось.

По другую сторону костра находилась еще одна примечательная фигура: высокая, красивая нетипичной для вендийских женщин красотой, стройная девушка, почти нагая, если не считать множества украшений на шее, руках и ногах. Двое хвонгов держали девушку за руки, и ее сопротивляющееся, вырывающееся тело походило на высокий язык пламени, пляшущий над затухающим костром. На лице девушки, не разомкнувшей губы для стона или крика, было написано безнадежное отчаяние.

Грозило ли молодой женщине сожжение, этого Конан не мог сказать наверняка. Но он нутром почувствовал, что дело здесь попахивает человеческим жертвоприношением. Удивил Конана и костер – пламя высотой по колено слишком равномерно слетало с уложенных многолучевой звездой коротких поленьев. Видимо, большую часть огня давали насыпанные в центре костра порошки и травы. При этом цвет пламени постоянно менялся – то его языки вспыхивали золотом, то становились солнечно-золотыми, золото сменялось серебром лунного света, а оно, в свою очередь, – почти прозрачными голубыми сполохами.

В несколько мгновений молодой хвонг, бросившийся группе Конана наперерез, был изрублен солдатами чуть ли не в куски, киммериец воспользовался этим и метнулся к удерживаемой другими воинами-хвонгами девушке. В это же время Юма, изрыгая проклятия на родном ему кушитском языке, безжалостно разделался с двумя противостоявшими ему защитниками храма, не оставив ничего ввалившимся за ним в комнату солдатам.

Один из державших девушку воинов отпустил тонкую руку своей пленницы и выхватил из-за пояса бронзовый тесак. Всего один раз столкнулся его клинок с ятаганом киммерийца. Второй удар тяжелого стального оружия перерезал хвонгу горло, и несчастный, истекая кровью, рухнул прямо в костер. Его товарищ, не выпуская руку жертвы, потащил девушку куда-то в глубь комнаты. Увидев настигающего его великана киммерийца, он разжал хватку и бросился наутек куда-то за полускрытые в темноте колонны в глубине подземелья. Подбежав к упавшей девушке, Конан быстро оглядел ее, не обнаружив на ее теле ни явных ран или синяков, ни оружия. Тонкие пальцы вцепились в плечо киммерийца в молчаливой просьбе о помощи. Подняв женщину и убедившись, что она может стоять самостоятельно, Конан обернулся и вгляделся в то, что происходило в комнате за его спиной. Колдун, оторвавшись наконец от своего магического обряда, уже успел вывести из строя двух туранцев. Один, изрыгая ругательства, прыгал по полу и хлопал себя по телу руками, сбивая пляшущие по его тунике языки пламени. Второй пострадал более серьезно – он со стонами лежал на полу, и от его закрытого руками живота валил густой черный дым. Колдун же, ведомый под руку одним из оставшихся в живых хвонгов, быстро удалялся куда-то в темноту, волоча за собой посох, из черепа на посохе все еще срывалось пламя – след вылетевших огненных шаров. Типичное, насколько представлял себе Конан, оружие не привыкших к стали клинка колдунов и чародеев.

– Вперед, туранцы! За ним! Это Моджурна! Убейте мерзкого старикашку!

Но немедленный погони не получилось. Юма и солдаты на какие-то мгновения задержались, одни – расправляясь с ранеными, но еще сопротивляющимися противниками, другие – наклонившись, чтобы помочь корчащимся от боли товарищам, ставшим жертвами огненных шаров, посланных колдуном.

Рывок Конана оказался остановленным вцепившейся в его руку девушкой. Не желая тащить за собой в опасную темноту безоружную слабую женщину, киммериец предпочел задержаться, чтобы освободиться от ее цепких пальцев.

– Да разрази тебя гром, женщина! – рявкнул Конан. – Дай мне расправиться с твоими мучителями!

Так и не успев разобраться, кого хотела защитить девушка – себя, его или убегающего колдуна, Конан стряхнул с себя ее руки и вместе с Юмой и еще двумя солдатами ринулся в погоню.

Преследование длилось недолго. Почти догнав убегающего шамана, Конан и его спутники рванулись вслед за ним в проход между алтарем и статуей какого-то божества. Там в стене открывался узкий лаз. Но сунувшийся туда первым Юма вдруг резко отпрянул назад, услышав угрожающий треск над головой. Он едва успел отскочить с того места, на которое в следующий миг рухнул огромный каменный монолит.

Короткий осмотр показал, что неподъемный каменный куб, приведенный в движение скрытым механизмом или колдовским заклинанием, надежно перекрыл путь преследователям.

– Отумба и Аджо! – помянул Юма богов своей родины, пнув ногой упавший камень и рубанув по нему ятаганом. – Старик удрал! Это был Моджурна, предводитель мятежников! Я уверен, Конан, это был он! Ладно, быстро наверх! Может быть, нам удастся перехватить его в джунглях!

– Вряд ли, ~ усомнился Конан, но поддержал предложение Юмы выбираться из подземелья. – Если этот колдун может двигать такие камни, то он вполне может захотеть отомстить нам, заперев в этом дьявольском храме навечно.

Повернувшись, Конан направился к перешедшей ему по праву победителя пленнице, которая стояла там, где он ее оставил. Взяв девушку за руку, киммериец повел ее к выходу. Совершенно раздетая, она спокойно шла, не смущаясь своей наготы перед поглядывающими на нее солдатами, занимавшимися связыванием легко раненных пленных хвонгов и перевязыванием ран пострадавших от ожогов товарищей. Даже стонавшие раненые замолчали, не без интереса наблюдая за словно не замечающей никого молодой красавицей.

Проходя мимо догорающего костра, Конан нагнулся, собираясь взглянуть на останки сброшенного им в костер хвонга. К его удивлению, несмотря на то что пламя не было очень мощным, а жаркие угли еще не успели образоваться на каменном ложе очага, человек, упавший в костер, успел сгореть полностью, оставив после себя лишь несколько бронзовых оплавленных застежек и обугленные крупные кости – позвоночник, ребра и череп.

– Опасное колдовство, клянусь Кромом! – пробормотал Конан, отходя от костра.

– Кром тут ни при чем. Это сделано именем Сигтоны, нашей богини, – негромко, но твердо произнесла девушка на правильном туранском, лишь с легким вендийским акцентом.

Отвернувшись от обгоревших останков своего соплеменника, она спокойно направилась к выходу из храма, облегченно добавив:

– Я рада, что мне не пришлось стать очередной жертвой ненасытной богине.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю