Текст книги "Муж в наказание-2. Свобода любой ценой (СИ)"

Автор книги: Лена Лорен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 25 страниц)

11. Взыгралось желание

И что же ему не спится в такое позднее время?  – думаю я, мечтая расщепиться на атомы.

Наверное, потому что я сама неохотно спровоцировала эту позднюю встречу с ним, да ещё на его территории, где может случиться всякое.

Небось злой сейчас, как цербер.

Для меня это давно уже стало привычным делом. Когда Рифат желает меня срочно видеть, вместо того чтобы размять свои кости, да наведаться ко мне самому, он поручает своим людям, а прислуга в свою очередь уже уведомляет меня об этом.

Не делая никаких остановок, я поднимаюсь по лестнице на третий этаж.

Внутри меня свербит, клокочет всё от пугающей неизвестности. По правде говоря, я боюсь только одного – что он снова запрёт меня в четырёх стенах, без возможности выходить из комнаты без его позволения, как это было раньше. Это были невыносимые дни. Это моя невыносимая жизнь. А на всё остальное мне по большому счёту плевать. На Эмира, на его план…

По дороге в особняк у меня было достаточно времени, чтобы обдумать весь план, и проанализировать всё то, через что мне сегодня пришлось пройти. Пускай, я не знаю всех деталей и подробностей плана, но в его успех я не верю. Не могу быть точно уверенной в том, что он сработает. Не потому, что я сомневаюсь в Эмире, нет.

Побег – это далеко не лазанье по окнам. Это продолжительный путь, на котором может произойти то, что никак не зависит ни от меня, ни от Эмира, ни даже от Рифата. Это намного рискованней. Настолько, что каждая ошибка может стоить жизни. Я не могу жертвовать своим ребёнком.

На цыпочках добираюсь до спальни Рифата, останавливаюсь напротив. Пытаюсь дух перевести, а не получается. Горло сдавило невидимым обручем и с каждой попыткой вдоха он становится только туже.

Дверь в спальню чуть приоткрыта, из узкой щели проникает мягкий свет прикроватной лампы. Одним глазком я заглядываю в проём. Вижу только часть скомканной кровати, на ней лежат очки и пульт от телевизора. Самого Рифата в ней нет, но я нутром чую его зловещее присутствие.

Медлить уже нельзя. Это может плохо кончиться.

Обозначив себя коротким перестуком по откосу, я несмело вхожу в просторную комнату, по своим размерам больше смахивающую на банкетный зал, в котором нам довелось побывать сегодня. Но она такая же полупустая и мрачная, как и душа того, кто живёт в ней.

Я не сразу определяю местонахождение Рифата, поскольку спальня наполовину погружена во мрак. Обведя периметр взглядом, я нахожу его именно на той стороне, что лишена света.

Рифат стоит спиной ко мне. Спрятав руки в карманы пижамных штанов, он разглядывает из окна свои владения, прикинувшись неподвижной статуей. Разве что плечи его плавно поднимаются и опадают от равномерного дыхания.

 Я деликатно прочищаю горло, так как он и не думал реагировать на моё появление.

– Ты хотел меня видеть? Я пришла, – съёжившись от холода, я вымученно произношу.

Крутанувшись на пятках, Рифат поворачивается ко мне лицом. Он демонстрирует мне свой фирменный оскал и хищный взор, в котором неистовствует пламя.

– Хотел, но и не только видеть, – отвечает, осматривая меня со всех сторон, взглядом ощупывая тело, отчего я начинаю переминаться с ноги на ногу и мысленно умолять его о том, чтобы он прекратил. – Подойди ближе, пожалуйста.

Я не в том положении, чтобы вредничать, поэтому энергично семеню к нему. Сокращаю между нами дистанцию, оставив расстояние для вытянутой руки.

Глаза тут же в пол устремляю и вспыхиваю спичкой, склонив голову перед ним. Не потому, что я боюсь, что мои глаза могут сдать меня с потрохами. Нет. Просто Рифата я привыкла видеть одетым. Его торс всегда был прикрыт идеально отпаренной рубашкой без единого изъяна. А тут же… Никогда прежде он не появлялся передо мной с обнажённым верхом. Только это и смутило меня.

Я и подумать не могла, что он в такой хорошей атлетической форме: тело подтянутое, грудные мышцы вздуты и ходят под кожей, синие вены на крепких руках напоминают ползущих по ним ядовитых змей.

– Где ты была? – произносит он слишком громко, и я едва ли не подпрыгиваю на месте от такой неожиданности.

Всё ещё не осмеливаюсь посмотреть на него, тогда Рифат указательным пальцем дотрагивается до моего подбородка и исправляет это. Склонив голову на бок, он прищуривается, пытается прочесть меня по глазам.

– Где ты была, я спрашиваю?! – повторяет он хлёстко, незримой плетью рассекая пространство между нами.

Несмотря на то, что сердце трепыхается внутри пойманной птицей, я заставляю взять себя в руки. Плечи расправляю, дышу полной грудью, не позволяя ему топить меня своим превосходством.

– По набережной гуляла я! Потом надоело и по твоему совету я пошла в кафе, чтобы поужинать. Только вот я не думала, что мне придётся возвращаться домой под конвоем, – надуваю губы и упираю руки в бока. – Ты же обещал, Рифат!? Так почему тогда не сдержал своё обещание?

Рифат кривит рот в недоброй усмешке, перекатываясь с пяток на носки.

– Извини, это меры предосторожности. Ты ведь не отвечала на мои звонки. Я жутко волновался за тебя. Мне не оставалось ничего, кроме как послать Тургая за тобой, – он вынимает руки из карманов и придвигает меня к себе ближе. – Почему ты не взяла телефон с собой?

Я плечами пожимаю, отчаянно ищу в своей пустой голове выход из тупиковой ситуации. Ищу ответ, который может его устроить.

– Да я совсем о нём забыла! Столько времени жила без телефона, что мне теперь придётся заново привыкать к нему. Прости, Рифат. Я вправду не подумала о нём.

– Ничего, дорогая. Скоро привыкнешь, – он убирает с моего лица волосы и совсем некстати заостряет внимание на шее, мычит подозрительно, поджав губы. – Не понял… А где мой подарок?

Обеими руками я хватаюсь за шею, как будто мне внезапно перекрыли доступ кислорода. Так и есть. Меня загнали в угол помещения, в котором безжалостно выкачали весь воздух. Более того, я сама себя туда загнала. Тело бросает в удушливый жар, к горлу тошнота подступает сразу же.

 Я усердно делаю вид, будто совсем забыла про эту чёртову цепочку. Только это мне и остаётся. Если быть честной, то я и впрямь не вспоминала о ней до настоящего момента.

 Погружаю руку в карман плаща, вынимаю платиновое украшение. Совладав с дрожью, я разжимаю ладонь и таращусь на холодный металл.

– Так это… – мямлю я в нерешительности. – Когда я пошла туалет, то случайно зацепилась пуговицей на рукаве о цепочку, она и порвалась, – для достоверности я демонстрирую ему ту самую пластмассовую пуговицу на рукаве, состроив при этом максимально жалостливое выражение лица. – Как думаешь, её можно будет починить?

Рифат лишь улыбается краем рта, а потом забирает у меня цепочку.

– Что-нибудь придумаю, – отвечает он снисходительно.

Не глянув на неё даже, он избавляет меня от своей некомфортной близости. Шагает к прикроватной тумбе и кладёт украшение на неё.

Воспользовавшись моментом, я спешу бежать отсюда прочь.

– Ну, тогда доброй ночи. Я пойду к себе. Что-то устала!

Только я дёргаюсь к выходу, как Рифат уже оказывается позади меня. За плечо разворачивает меня, заставив выругаться про себя.

– Оставайся здесь, – произносит, понизив голос. Взмахом головы он указывает на свою кровать. Зрачки его существенно расширяются, в них похоть, какой я раньше не наблюдала у Рифата. – Диана, достаточно. Хватит меня избегать. Пора бы уже внести изменения и в нашу семейную жизнь.

В тело разом вонзаются тысячи ржавых иголок, сковывает ужасом, что я и шевельнуться не могу больше. Всё потому, что это не предложение. Это даже не просьба. Это не терпящий отказа приказ.

– Ты… ты хочешь, чтобы я спала с тобой? В одной постели? – сухость в глотке мешает говорить, язык тоже окоченел.

Рифат многозначительно хмыкает. Взяв меня за руку, он устремляется к кровати, присаживается на неё, а меня ставит между своих ног.

– А ты видишь что-то странное в моём желании? Мы обручены. По-моему, у тебя было достаточно времени, чтобы адаптироваться к условиям. Прошло достаточно времени, чтобы ты смогла привыкнуть ко мне, – он забрасывает мои руки на свои плечи, а свои кладёт на мои бёдра, оглаживает их вверх-вниз. Разум бьёт тревогу, но что бы я сейчас ни сделала, ничто не в силах изменить его решения. Я встряла по уши. – В конце концов, я здоровый мужчина. Мне требуется внимание и ласка от МОЕЙ женщины. Я не из тех, кто предпочитает искать всё это на стороне, но и не из тех, кто будет упрашивать. Понимаешь, к чему я веду?

К сожалению, я всё понимаю. Он желает, чтобы я теперь раздвигала перед ним ноги всякий раз, когда он только-только подумает об этом. Из обычной пленницы я вдруг переквалифицировалась в сексуальную рабыню.

– Но я же беременна. Мне нельзя сейчас, – под действием страха, граничащего с отвращением, я говорю первое, что приходит в голову в надежде, что это окажется веской причиной.

Рифат поднимается. Он стягивает с меня плащ, бросает его на пол и встаёт у меня за спиной, накрывая ладонями мой живот. Он тяжело дышит в затылок, прижимая меня к себе тесно.

– Я посоветовался по этому поводу с врачом, что ведёт твою беременность. Она сказала, что на данном этапе у тебя нет никаких осложнений, которые могли бы препятствовать полноценной сексуальной жизни, – нашёптывает он угрожающе, разнося по всему телу противные мурашки. – Умеренный секс нисколько не навредит ни тебе, ни ребёнку. Так что…

12. Проклятые земли, или Знакомство с Элиф

Эмир

– Эмир, ты делаешь ошибку. Тебе нужно возвращаться в Текирдаг, – настаивает Шах, тяжёлым взглядом смерив владения Элмасов. – Сейчас было бы правильней залечь на дно до ужина с Рифатом.

– Я знаю, но мне нужно удостовериться кое в чём, – упрямствую я, стоя напротив врат в «преисподнюю». – Сразу после и отравлюсь домой.

– Моя помощь требуется?

Находясь в своих мыслях, где я вытряхиваю из Каплана не только правду, но и душу, я мотаю головой.

– Не стоит. Лучше поезжай к Анастасии, – по-дружески похлопываю его по спине. – Ты и так меня выручил сегодня будь здоров.

– Для меня это пустяки, ты же знаешь…

Я пожимаю Шаху руку в знак своей признательности. Жду пока он сядет в свой автомобиль. Как только его машина скрывается за углом, я вхожу на территорию особняка Элмасов.

Меня не было здесь чуть больше трёх месяцев. Всё это время я обитал в Текирдаге. В том самом домике, где мы с Дианой провели относительно спокойные дни, я и пустил свои корни. Он стал моим временным убежищем. Это единственное место, где я могу ощущать себя живым и настоящим, а не чудовищным искажением или ошибкой, коими я сам себя сделал.

Шах с Анастасией, кстати, тоже поселились неподалёку.

Не желая больше прислуживать Каплану, Шахзод решил уволиться. Он разорвал с ним многолетний контракт, как только я покинул город. С недавних пор Шах работает на меня. Помимо прочего, он стал мне ещё и отличным другом, какого у меня никогда раньше не было. Я бесконечно благодарен ему. Без его участия многое мне не удалось бы осуществить, но злоупотреблять нашей дружбой я не намерен. У него ведь семья. Обретя семью и так безответственно лишившись её, я познал истинную цену жизни. Я заплатил эту цену, принеся в жертву собственную семью. Я не могу позволить Шаху наступить на те же грабли.

Наверное, вы сейчас думаете: да какая семья? Что он несёт вообще?

Для меня семья – это не то, где ты родился и вырос. Не тот, с кем рука об руку шли к алтарю, и даже не тот, кому давал клятвенные обещания любить и пронести в себе любовь до самой гробовой доски.

Для меня семья – это нечто большее. То, в чём видишь смысл своей жизни, когда упрямо верил в то, что всё безвозвратно утеряно. Это то, что заставляет меня жить и бороться до конца, невзирая на возникшие преграды и бесконечные непробиваемые стены, возведённые вокруг.

Я не видел смысла в ни в ком. Я не хотел его видеть. Зачем? Никто не мог заставить меня бороться. Никто… И лишь Диане удалось воскресить мою душу и снять с глаз туманную пелену.

Только вот осознание пришло ко мне слишком поздно. В нашу первую поездку в Текирдаг. Тогда, когда все свои мысли я мог концентрировать только на Диане, а не на своих чокнутых родственничках. Когда там, где были следы опустошения, появилось чувство наполненности жизни, бьющее через край.

В том доме, где я провёл большие годы своей жизни, я не мог всего этого познать, не мог почувствовать то, в чём нуждался, потому что стены этого дома никогда не видели счастья. Оно чуждо для этого проклятого места, питающегося исключительно бедами и болью.

Стоит мне только ступить на проклятую землю, как вмиг я ощущаю тяжесть нависающих надо мной облаков, сотканных из горечи и боли. Силы исчезают под этой ношей, разум мутится, и мысли все путаются, словно в кровь впрыснули парализующий наркотик.

Вряд ли бы вообще что-то заставило меня появиться здесь, если бы не слова Дианы, которые напрочь сбили меня с толку. Больше ни о чём другом я думать не могу, кроме как о том, что…

У меня есть ещё один сын? Шесть лет назад Мерьям родила от меня сына. Шесть лет назад, чтоб меня молнией поразило! – по воле злого рока сначала земля под ногами содрогается от рокочущего гула, доносящегося с неба, а затем небеса полосует молния, словно огромное выпущенное копьё.

К слову, далеко не новость о возможном сыне пробудила во мне желание вернуться туда, куда пообещал себе больше никогда не возвращаться. Мною руководило стремление докопаться до истины. Причём в буквальном смысле этого слова.

Что если я многого не знаю? Что если месть Рифата не заканчивается на Мерьям? Что если она значит намного больше, чем я думаю?

Пожалуй, я должен убедиться сначала в этом, а уж потом разбираться со всем остальным.

А разобраться мне предстоит во многом…

Чего только стоит вернуть доверие Дианы.

Я не смог признаться ей в том, что она ждёт сына. Не смог только лишь потому, что посчитал, что это может заглушить в ней все инстинкты. Побоялся, что она невольно выдаст себя перед Рифатом. Я решил повременить с этим, чтобы не запутать её окончательно, как это уже успел сделать Рифат.

Пока я безрезультатно вычислял место, где он мог осесть, я наткнулся на одну немаловажную зацепку. Около двух месяцев назад в Измире я отыскал Бахар. Не скажу, что для меня и моих возможностей это оказалось проще простого. Учитывая, что после того, как на девушку оказали мощнейшее давление, она бежала из города, умело заметая за собой следы. Ей пришлось уволиться из клиники, уехать подальше от Рифата и от его давления. Мне доставило немалых усилий разыскать её, и неменьше усилий для того, чтобы вытянуть из запуганной девушки всю правду. Она лишь сказала, что Рифат не раз захаживал в клинику. Он интересовался о беременности Софии и Дианы. Путём шантажа он вынудил Бахар подменить результаты анализов и УЗИ.

Зачем ему это понадобилось? Да чёрт бы знал….

Я нахожу тут только одно объяснение: он сознательно желал запутать всех нас. Его план состоял в том, чтобы ввести нас в заблуждение.

Рифат ведь был в курсе намерений Каплана. Этот старый хрен самолично поведал ему о том, что нуждается в наследнике. Рифат намотал на ус и в результате сделал так, чтобы Каплан выставил вон и Диану, и будущего наследника. Он сделал так, чтобы тот продал её за ненадобностью, ведь по всем документам не она носила наследника, а София. Рифат играючи усадил Каплана в глубокую лужу, а вместе с ним и меня.

Гениально и просто. Каплан купился бы, но план с Назаром сработал куда быстрее. Он оказался намного действенней.

Сколько ещё таких планов припасено у Рифата, стоит только догадываться.

– Эмир? – на пороге дома появляется растрёпанная тётушка Айсу. Спустившись по лестнице, она подлетает ко мне, смыкает в тёплых объятиях, что неловко становится.  Поднимает на меня свой добрый взгляд, а за добротой я вижу стоявшие слёзы, которые больно видеть. Знаю ведь, что отчасти я виновник этих слёз. – Сынок, дорогой наш, где ж ты так долго пропадал?

– Здравствуй, родная, – подхватываю её морщинистую руку, к губам подношу, а затем ко лбу своему. – Ну, что ты? Я не пропадал. Я всегда был рядом.

 – Как хорошо, что ты наконец-таки явился! Ты же больше не уйдёшь? Не уйдёшь ведь?

– Айсу, ты же знаешь… – с горечью выдыхаю я, потупив взор в землю, как провинившийся.

Мне не хочется расстраивать её, потому я мямлю, ищу подходящие слова, а она слышать меня не желает. По старой привычке женщина обвивает мою руку и тащит за собой в дом, думается мне, прямиком в столовую.

– Ужинать же будешь? – подтверждает мои мысли. Айсу с большим энтузиазмом подносит свои пальцы к губам и чмокает их. – У нас такая баранина на ужин была! Пальчики оближешь! Пойдём, я накормлю теб….

 – Спасибо, Айсу, но я не голоден. Мне немного не до этого сейчас, – вынужден оборвать её на полуслове, высвободив свою руку. Женщина нисколько не скрывает своего разочарования, существенно потемнев лицом. – Каплан у себя?

Голова Айсу и плечи никнут. Она вынимает из белоснежного передника платок, комкает его какое-то время, а потом вдруг заходится слезами, утирая платком своё лицо и потухшие глаза.

– Наш старейшина очень плох. Вчера его госпитализировали, – дрожит её голос. Женщина встревожена, а я же, напротив, чувствую облегчение внутри, что сложно передать словами. – Боюсь, ему совсем недолго осталось. Как же мы дальше будем, если хозяин не выкарабкается? Ты оставил нас, теперь Назар…

При упоминании моего братца, этого куска дерьма, кулаки мои непроизвольно сжимаются и кровь вскипает в жилах, превращаясь в бурный поток раскалённой лавы.

– Где он? Назар вернулся? – цежу я сурово, задирая голову вверх, на окна его спальни.

– Нет. Твой брат не появлялся здесь с тех самых пор, – горестно поджимает она губы, высмаркивается в платок.

Айсу не знает всех подробностей о Назаре и о Каплане, но ей и не нужно этого знать, иначе сердце женщины, преданной этой семье, не выдержит.

Назар сбежал, трусливо поджав хвост, как только Рифат заполучил себе Диану, как только они покинули наши владения. Но могу покляться, если когда-нибудь я встречу его (а я встречу его, чего бы мне это ни стоило), то ему уже не удастся прикрыться за наличием семьи. Он ответит за каждое слово, которое мне пришлось произнести, глядя Диане в глаза. Все эти слова я высеку на нём, чтобы они вечность напоминали ему о той гнили, что осела в нём.

– Айсу, лопаты у нас по-прежнему хранятся в сарае? – интересуюсь я, застав тётушку врасплох.

– Лопаты? – в недоумении раскрывает она рот. – Зачем тебе понадобилась лопата в такое позднее время?

– Да так… Цветочки надо кое-какие пересадить. Не волнуйся, можешь возвращаться в дом. Я скоро приду на ужин, – говорю, лишь бы избавиться от чувства вины перед этой доброй и ничего неподозревающей женщиной.

Дожидаюсь, когда она войдёт в дом, следом направляюсь в сарай, где хранится вся садовая утварь.

Найдя лопату, я забрасываю её на плечо. Щёлкаю переключателем на крыльце, чтобы включить уличные фонари по периметру дома, следом шагаю вдоль цветочной аллеи на задний двор.

За домом находится небольшой участок, который прежде никогда и ничем не был засажен, не считая сорняка. Раньше Каплан с бабушкой держали тут домашнюю птицу и скот. Когда бабушки не стало, живность тоже со временем вымерла, а теперь у этого участка имеется совершенно другое предназначение. Более двадцати лет здесь находится ничто иное, как могильник.

Когда мне поведали историю о том, что давным-давно в нашей семье один за другим умерли младенцы, мне было несколько не по себе, а когда мне рассказали, что этих самых младенцев похоронили за нашим домом, то я несколько дней подряд пребывал в шоке, свыкаясь с тем, что всё детство я, можно сказать, ходил по костям. Сделать из собственного двора кладбище – до такого мог додуматься только сумасшедший.

Этот участок ничем не выделяется от всех прочих наших участков. Разве что в определённом месте возложена гранитная плита, утрамбовывающая землю, где покоятся младенцы. Только члены нашей семьи знают, что этот камень стал надгробием для сестры Назара и для сына заблудшей к нам девушки.

Мне дико даже подумать об осквернении. Для того, чтобы докопаться до истины, мне придётся раскопать это место, но никак по-другому мне не узнать всей правды. Мне крайне необходимы доказательства. За столькие годы тела успели разложиться до неузнаваемости, но земля имеет свойство хранить память об усопших. Мне всего-то нужно заглянуть в могильник.

Взявшись за края надгробного камня, я предпринимаю попытку сместить его в сторону. Зараза, неподъёмным оказывается. Поддеваю острием лопаты, приподнимаю край и переваливаю камень кое-как, сдвинув его на достаточное расстояние.

Крепко ухватившись за черенок лопаты, я вонзаю лезвие, полностью погрузив его в твёрдую землю. В воздухе уже во всю ощущается аромат надвигающейся грозы. Я усердно работаю лопатой, стараясь успеть до дождя, поскольку он существенно усугубит раскопки. Копаю без остановок час-полтора, может быть, и дольше. Я разрубаю землю на куски, как безумец, не чувствуя усталости. Обливаясь потом и проваливаясь по колено в глинистую грязь, я вываливаю из образовавшейся подо мной ямы огромные пласты жирного чернозёма. В какой-то момент мне начинает казаться, что всё это бессмысленно. Каплан солгал и нет тут никаких захоронений, пока лезвие лопаты не врезается во что-то твёрже земли.

Замираю на время, перевожу сбивчивое дыхание, утираю пол со лба и висков. Я швыряю на поверхность лопату и тотчас падаю на колени, погружая руки в сырую почву. Нащупав что-то, я сгребаю всю землю в разные стороны. В ладони мои вонзаются занозы, грязь забивается в открытые мозоли, но я всё равно расчищаю пространство, пока не понимаю, что подо мной находится самодельный гроб. Я стою на нём.

Древесина давно уже прогнила, но гроб сам по себе для двух младенцев великоватым будет.

Я подтягиваюсь на поверхность за лопатой. Ребром разрубаю дерево, пока оно не разлетается в щепки. Я руками разламываю крышку гроба на куски, и в какой-то момент меня едва ли не выворачивает от смрада, исходящего изнутри.

Выпрямившись, я зарываюсь носом в сгибе своего локтя, вынимаю из кармана телефон и включаю на нём яркий фонарик. Луч света падает именно в проделанное мною отверстие, из которого исходит тошнотворный запах. Не нужно быть археологом или криминалистом для того, чтобы посчитать количество человек, захороненных в этом гробу, основываясь лишь на обнаруженных останках. Я чётко различаю три черепа: два совсем крохотных, как у котёнка, и один череп взрослого человека. Их положили как скот – друг на друга.

Не могу поверить в увиденное. Объятый волной ужаса, я пребываю ступоре какое-то время.

Отшатываюсь назад и оседаю в углублении ямы. Я хватаюсь за куски рыхлой земли и с третьей попытки всё-таки выбираюсь из ямы, навзничь заваливаясь на газон. Дышу часто и глубоко. Без сил, без эмоций. Смотря в небеса, я медленно схожу с ума от той лжи, которой меня набивали родные люди.

Вот за что Рифат мстит… За того, кто здесь похоронен… Но как он узнал? Почему только сейчас он решил совершить возмездие? Прошло ведь столько лет… Многих свидетелей уже и в живых-то нет…

Я не дам Каплану спокойно отправиться на тот свет… Не дам этой сволочи сдохнуть, пока он по пунктам не разложит мне события того дня, пока он не ответит за содеянное.

– Марионэлла?! – ору я во всю глотку, поднявшись с земли. Чуть ли не бегом мчусь в дом, пошатываясь в разные стороны и не прекращая рокотать как гул самолёта: – Мария, чёрт бы тебя побрал! Где ты есть?! Мария! Выходи, сейчас же!

Все в доме словно вымерли.

Поднимаюсь по лестнице на третий этаж, перепрыгивая в одни шаг сразу четыре ступени. Тёмный коридор озаряет свет, из своей спальни мне навстречу выбегает переполошенная София.

– Эмир? – округляет она глаза до размера блюдец. – Ты чего тут разорался? Все уже спят давно!

– Мне нужна Мария, а не ты! Можешь проваливать к себе! В преисподнюю! – отпихиваю её в сторону.

Я пру напролом вдоль коридора по направлению к комнате своей дорогой тётушки, которая лучше всех остальных должна знать о дальнейшей судьбе той девушки, что однажды подарила ей дочь.

Она должна знать! Должна!

– Мария сейчас в больнице с дедушкой. А что случилось? – она недоумевающим взглядом проходится по мне от макушки до пят и только ещё больше округляет глаза. – Что за вид у тебя? Почему ты весь в грязи?

Придя, наконец, в себя, я останавливаюсь и склоняю голову вниз. Смотрю на свои измызганные кроссовки, вымазанные в грязи спортивные штаны, на почерневшие по локоть руки, а затем на следы с ошмётками грязи, оставленные после себя.

Я стал похож на психопата.

Облокотившись на стену, я скатываюсь на пол. Падаю без сил и вытягиваю свои ноги поперёк прохода.

– Даже если я буду внешне чистым, вся эта грязь будет во мне, София, – бесцветным голосом отвечаю, глядя в одну точку перед собой. – Эта грязь в тебе… И в твоём ребёнке. Она повсюду…

– В нашем! – восклицает она. Топает ногой, совершенно не понимая смысла сказанного мною. – Сколько тебе можно повторять? НАШ! Это НАШ ребёнок, Эмир. Твоей крови в ней столько же, сколько и моей!

Я заливаюсь злорадным смехом, что стены дома сотрясаются от его мощи.

– В пятницу не планируй ничего. Ты будешь нужна мне, – говорю совсем не то, чего она ждёт.

София руки на груди складывает и прищуривается, грозясь обратить меня в пепел, обуглить до костей своим праведным гневом.

– Опять? Что тебе понадобилось от меня? Ты хочешь меня добить? Уничтожить на её глазах? Неужели мне снова нужно будет заучивать сценарий и прочую ерунду ради твоей бедной и несчастной принцессы? – изобразив в воздухе кавычки, она яростно отмахивается от меня, как от мухи назойливой. – Ну уж нет! Справляйся без меня! – залетает в комнату и захлопывает дверь за собой, вынудив меня вскочить на ноги. Обозлившись на неё, я буквально вышибаю дверь, что она с грохотом врезается в стену. – Эмир, ты в своём уме? – София крутит у виска.

Она шарахается от меня, когда я медленно надвигаюсь на неё, сокращая расстояние до минимума.

– Мне кажется, ты немного забылась. Ты будешь! Будешь делать то, о чём я тебя попрошу! – цежу слова через паузы для лучшего усваивания. – Как ты уже успела заметить, в твоём ребёнке течёт и моя кровь. Если ты хочешь быть её матерью, если ты хочешь видеть, как она растёт, то выбора у тебя немного. Его вообще нет, дорогая моя София.

– Как ты не понимаешь? – прокричав, она хватается за голову, как если бы её пронзила боль. –  У меня теперь есть своя жизнь. Я не желаю впускать в неё твою Диану, чтоб она сдохла уже наконец!

Я жёстко хватаю её за руку. Дёргаю в разные стороны, как тряпичную куклу под противные возгласы, а потом в угол загоняю. София притихает, съёжившись, словно от холода, на меня затравленно смотрит своим мерцающим взглядом мокрых глаз. Отводит их в сторону, не выдержав давления, оказанного на неё.

– Мне глубоко наплевать на то, чего хочешь ты! Ты лишилась права голоса, когда высасывала из меня своего будущего выродка. Ты подписалась под всем этим, когда загоняла его себе шприцом, – кое-как держу себя в уезде, но при этом тон мой крайне сдержан. Я поворачиваю её голову, заставляю смотреть только на меня и никуда больше. – Знаешь, в Штатах я частенько сталкивался с девушками, зарабатывающими себе подобным методом на роскошную жизнь, а ты же стерва ещё и с задатком мозга, о чём я совсем забыл. Ты решила пойти по-крупному, – я деланно надуваю свои губы, наматывая её локон на свой палец, – но, вот незадача, я оказался таким же аморальным ублюдком, как и ты сама.  Мне ребёнок твой не нужен, но если ты пойдёшь против меня, то, могу поклясться, ты лишишься её! Раз и навсегда! Ты больше никогда её не увидишь! – неожиданно даже для самого себя мой кулак впечатывается в стену прямо возле её головы. Зажмурившись, София накрывает лицо ладонями. – Ты этого хочешь? Я спрашиваю, ты этого ждёшь от меня?!

Я убираю руку Софии с её же лица, сжимаю с силой и слышу болезненный стон, слетающий с губ стервы. Нащупав под пальцами тонкую кость, я понимаю, что утерял контроль над собой, как вдруг меня останавливает звонкий плач, доносящийся из соседней комнаты.

– Ты совсем с катушек слетел! Эмир, тебе лечиться надо! – произносит София измученно.

Чуть ли не рыдая, она вырывается и скрывается в детской.

В те моменты, когда кто-то упоминает Диану… когда её нет рядом, когда у меня нет возможности убедиться, что с ней всё хорошо, у меня зачастую срывает планку. Туман плотной дымкой застилает сознание, я перестаю быть похожим на себя, я становлюсь неуравновешенным. Порой мне кажется, что я могу сделать всё, что угодно, и кому угодно, но я забываю о главном – прежде всего начать мне нужно с самого себя.

Мои мысли постепенно разбавляет детский плач, который со временем стихает, а затем в доме воцаряется звенящая тишина, от которой тошно становится.

Я уже планирую бежать отсюда прочь, пока не натворил глупостей, но невидимые силы буквально толкают меня туда, где сейчас находится София.

Я ни разу не видел её дочь. Не знаю, когда она родилась. Даже имени её не удосужился спросить. Здорова она или нуждается в чём-то? До всего этого мне не было дела.

Бесшумно я вхожу в залитую тусклым светом комнату, где в нос сразу же ударяет сладковатый аромат, лёгкие заполняются тёплым чистейшим воздухом, подающимся из увлажнителя.

Стоя у борта детской кроватки, София склонилась нам младенцем. Она напевает вполголоса несвязные между собой фразы, ласково глядя на дочь, а кроха в ответ смотрит на неё так, будто всё понимает, как будто сейчас запоёт в унисон со своей матерью.

София вычисляет меня сразу же, тем не менее никак не препятствует мне. Поравнявшись с ней, я встаю у изголовья кровати и заглядываю сквозь прозрачный балдахин, нависающий над связкой разноцветных погремушек.

Малышка совсем крохотная, размером с две мои ладони. Она куксится, из её рта вываливается соска.

Ноги мои врастают в пол. С замиранием сердца я наблюдаю за тем, как она распахивает свои глаза-бусины, устремив взгляд чётко на меня. Она улыбается мне и тогда в груди что-то надрывается и распадается на мельчайшие части.

– Как… как ты назвала её? – охрипши спрашиваю, не сводя одурманенного взгляда с малышки.

– Её зовут Элиф, – отвечает вполголоса, намораживая внутри меня лёд. – Я назвала её в честь твоей матери, – на губах Софии расползается улыбка, но тут же стирается, стоит ей встретиться с моим нескрываемым неодобрением. – Ты разве не рад?

Не рад – слишком мало сказано. Я в бешенстве. Её слова служат загнанным в грудину ржавым клинком, ядом, вспрыснувшим в кровь. Это не память. София сколько угодно может утверждать, что назвала девочку в честь моей матери из-за какой-то там памяти, но это далеко не так. Она назвала её именем моей матери, думая, что тем самым сможет повлиять на меня, изменить моё отношение к ней. Но она и представить себе не может, что сделала тем самым только хуже.