Текст книги "Кровожадный Карнавал"

Автор книги: Лемони Сникет

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

– «Совет Старейшин вчера объявил, что возьмет на себя заботу о трудных бодлеровских сиротах, – прочел Клаус, – в порядке участия городской администрации в новой программе, вдохновленной афоризмом „Чтобы вырастить ребенка, целый го-род нужен“.

– Вот каким образом Граф Олаф разыскал нас! – вскричала Вайолет. – Мадам Лулу сделала вид, что хрустальный шар сообщил ей, где мы, а на самом деле она просто прочла про нас в газете!

Клаус продолжал рыться в бумагах, пока не наткнулся на фамилию Бодлеров.

– Смотрите, список новых учащихся в Пруфрокской подготовительной школе. Каким-то образом он попал в руки Мадам Лулу, и она сообщила об этом Олафу.

– Мы! – Солнышко показала своим старшим на какую-то фотографию. Те взглянули и поняли, что младшая сестра права: на маленьком неясном снимке трое Бодлеров сидели на краю Дамокловой пристани, куда только что приехали, чтобы поселиться у Тети Жозефины. На заднем фоне виднелся мистер По, который поднимал руку, подзывая такси. Вайолет мрачно заглядывала в бумажный пакет.

– Мятные лепешки. Нам их дал мистер По, – тихо сказала Вайолет. – Я и забыла про них совсем.

– Но кто сделал снимок? – произнес Клаус. – Кто за нами следил в тот день?

– Сзади, – сказала Солнышко и перевернула фотографию. На обороте стояла неразборчивая надпись.

– По-моему, тут написано «Отсюда может выйти волк», – пробормотал Клаус.

– Или «толк», – поправила Вайолет. – Да, по-моему, скорее, «может выйти толк». И подписано одной буквой – не то «Л», не то «М». Но кому понадобилась наша фотография?

– Прямо дрожь берет, когда я думаю: кто-то нас снимал, а мы и не знали, – проговорил Клаус. – Значит, нас вообще в любой момент кто-то может сфотографировать.

Бодлеры торопливо огляделись – не прячется ли фотограф в углах палатки, но никого не заметили.

– Давайте успокоимся, – посоветовала Вайолет. – Помните, как родители ушли куда-то вечером, а мы смотрели жуткий фильм? Мы потом всю ночь нервничали, вздрагивали от любого шороха. Нам казалось, что сейчас в дом проникнут вампиры и утащат нас.

– А может, кто-то и проникал в дом, чтобы нас утащить. – Клаус показал на снимок. – Бывает же, что-то происходит у тебя под самым носом, а ты об этом и не подозреваешь.

– Мурашки, – произнесла Солнышко. Она хотела сказать нечто вроде «Давайте скорее уйдем отсюда. У меня прямо мороз по коже».

– У меня тоже, – сказала Вайолет. – Но надо забрать с собой все бумаги. Возможно, мы ухитримся их где-нибудь просмотреть. Вдруг да найдем нужную информацию.

– Не можем мы забрать с собой все материалы, – возразил Клаус. – Тут кипы бумаг и газет, это все равно что проглядеть все до одной книги в библиотеке, чтобы найти единственную, которая тебе нужна.

– Набьем их в карманы, – предложила Вайолет.

– У меня и так карманы битком набиты, – отозвался Клаус. – Там тринадцатая страница из сникетовского досье, обрывки страничек из квегмайровских записных книжек. Их я не могу выбросить, а больше в карманы ничего не влезет. Бумаг тут столько, как будто в них заключены все тайны всего света, но откуда нам знать – какие брать с собой?

– Может, все-таки быстро просмотрим бумаги прямо здесь, – предложила Вайолет, – и возьмем с собой только те, где упоминаются наши имена.

– Не лучший метод исследования, – заметил Клаус, – но, пожалуй, другого способа не остается. Ну-ка помоги мне приподнять скатерть, чтобы виднее было.

Вайолет с Клаусом начали сообща приподнимать скатерть, что в их маскарадном наряде было непросто. Так же, как и поедать кукурузу, поднимать скатерть, находясь в общей рубахе, оказалось делом более сложным, чем можно было думать. Пока старшие Бодлеры сражались со скатертью, она ерзала туда-сюда, а как вы наверняка знаете, если дергать скатерть туда-сюда, то предметы, находящиеся на ней, тоже будут ерзать вместе с ней. И поэтому хрустальный шар Мадам Лулу все ближе и ближе подвигался к краю стола.

– Крах, – проговорила Солнышко.

– Солнышко права, – согласилась Вайолет. – Надо быть осторожнее.

– Правильно, – сказал Клаус, – мы же не хотим…

Чего именно они не хотели, он не успел договорить, потому что послышался глухой «бряк», а вслед за тем громкий и звонкий «дзынь!», тем закончив за него фразу.

Одна из самых досадных вещей в жизни заключается в следующем: от того, что тебе хочется или не хочется, совершенно не зависит то, что происходит или не происходит на самом деле. Например, вам хочется быть автором, который спокойно сидит себе дома и работает. Но случается нечто, отчего вы становитесь автором, который лихорадочно работает в чужих до-мах, причем зачастую без ведома хозяев. Вы, скажем, хотите жениться на любимой женщине, но случается нечто такое, что препятствует вашему желанию, и вы никогда больше не видите друг друга.

Вы хотите узнать что-то важное о ваших родителях, но случается нечто такое, отчего вам еще долгое время не доведется этого узнать. И в данном случае вы очень хотите, чтобы хрустальный шар не скатился со стола и не разбился вдребезги, а если это случилось, то чтобы звонкий треск не привлек ничьего внимания. Однако печальная истина состоит в том, что ваши желания не имеют никакого значения, недаром она и зовется печальной. Несчастья могут следовать за несчастьями в жизни любого человека независимо от того, хочет он чего-то или не хочет, и хотя троим Бодлерам вовсе не хотелось, чтобы клапан па-латки открылся, в тот момент, когда день на Карнавале Калигари начал клониться к вечеру, в шатер вошла Мадам Лулу, то есть произошло именно то, чего бодлеровские сироты очень не хотели.

Глава седьмая

– Что вы делаете тут, пожалуйста?! – крикнула Мадам Лулу. Она бросилась к детям, глаза у нее засверкали так же злобно, как сверкал глаз, висящий у нее на шее. – Что делают уроды в шатре, пожалуйста? Что делают уроды под столом, пожалуйста? Ответьте, пожалуйста, сию же минуту, пожалуйста! Иначе вы очень, очень пожалеете, пожалуйста, спасибо!

Бодлеровские сироты подняли головы и уставились на поддельную гадалку, и тут произошла странная вещь. Вместо того, чтобы задрожать от страха, или вскрикнуть от ужаса, или прижаться друг к другу, услыхав крики Лулу, дети проявили непомерную стойкость, иначе говоря, «совсем не испугались». Теперь, когда они знали, что у Мадам Лулу на потолке устроен механизм, производящий молнию, а под столом – газетная библиотека и она с ее помощью изображает из себя таинственную чародейку, как она для них превратилась просто в женщину со странным акцентом и плохим характером, которая владеет важными для них сведениями. Мадам Лулу продолжала бесноваться, а Вайолет, Клаус и Солнышко наблюдали за ней, не испытывая при этом ни малейшего страха. Мадам Лулу все вопила и вопила, но дети-то злились на нее не меньше, чем она на них.

– Как вы посмели, пожалуйста, ступать в шатер без разрешения Мадам Лулу?! – кричала она. – Я хозяйка Карнавала Калигари, пожалуйста, вы должны повиновать мне каждую минуту вашей уродской жизни! Никогда, никогда, пожалуйста, я не встретила уродов таких неблагодарных к Мадам Лулу! Теперь вы попали в пребольшую беду, пожалуйста!

Лулу между тем успела дойти до стола и увидеть сверкавшие вокруг осколки битого стекла.

– Вы разбивали хрустальный шар! – завопила она, тыча в Бодлеров длинным грязным ногтем. – Вы должны стыдить себя, уродов! Хрустальный шар очень ценная вещь, пожалуйста, у него магическая сила!

– Обман! – крикнула Солнышко.

– Этот хрустальный шар не был магическим! – сердито перевела Вайолет. – Он из простого стекла! И вы никакая не гадалка! Мы осмотрели ваше устройство для молнии и нашли ваш газетный архив!

– Тут все сплошное надувательство. – Клаус обвел рукой палатку. – Это вам должно быть стыдно!

– Пожа… – начала Мадам Лулу, но тут же закрыла рот. Она посмотрела на Бодлеров, глаза ее широко раскрылись, она хлопнулась в кресло, положила голову на стол и заплакала.

– Да, я стыжусь самой себя! – запричитала она без всякого акцента. Она подняла руку, быстрым движением размотала тюрбан, так что длинные светлые волосы упали по сторонам ее заплаканного лица. – Я безмерно стыжусь себя, – выговорила она между всхлипами, и плечи ее затряслись от рыданий.

Бодлеры переглянулись, а потом опять уставились на сидящую перед ними плачущую женщину. Порядочным людям бывает трудно сердиться на плачущего человека, вот почему бывает полезно расплакаться, когда на вас кричит порядочный человек. Трое детей наблюдали, как Мадам Лулу продолжает плакать, изредка вытирая глаза рукавом, и им самим невольно взгрустнулось, хотя гнев их и не остыл.

– Мадам Лулу, – начала Вайолет твердым тоном, хотя и не таким твердым, каким бы ей хотелось, – почему вы…

– О нет! – взвыла Мадам Лулу, услышав свое имя. – Не называйте меня так! – Она поднесла руку к горлу и дернула шнурок, на котором висел глаз. Шнурок лопнул, и она бросила его на пол в кучу осколков, продолжая рыдать. – Меня зовут Оливия, – выговорила она наконец и прерывисто вздохнула. – Я не Мадам Лулу и не гадалка.

– Тогда зачем вы притворяетесь? – спросил Клаус. – Почему вы в таком наряде? Почему помогаете Графу Олафу?

– Я стараюсь помогать всем, – печально ответила Оливия. – Мой девиз: «Давайте людям то, что они хотят». Потому-то я здесь, на Карнавале. Я притворяюсь гадалкой и говорю людям то, что они хотят услышать. Если сюда приходит Граф Олаф или кто-то из его соучастников и спрашивает, где находятся Бодлеры, я говорю им. Если заходит Жак Сникет или кто-то другой из волонтеров и спрашивает, жив ли его брат, я говорю им.

У Бодлеров в голове толпилось столько вопросов, что они не знали, с которого начать.

– А где вы берете ответы? – Вайолет показала на горы газет под столом. – Откуда все эти материалы?

– В основном из библиотек. – Оливия вытерла глаза. – Если хочешь, чтобы люди считали тебя гадалкой, ты должна отвечать на их вопросы, а ответы на почти все вопросы где-нибудь да записаны. Просто для этого требуется какое-то время. Мне пришлось долго собирать свою библиотеку, но у меня пока еще нет ответов на все вопросы. Поэтому изредка, если я не знаю ответа на чей-то вопрос, приходится его придумывать.

– А когда вы сказали Графу Олафу, что один из наших родителей жив, – спросил Клаус, – вы это придумали или знали ответ?

Оливия нахмурилась:

– Граф Олаф не спрашивал меня про родителей карнавальных уро… Постойте. Голоса у вас звучат по-другому. Беверли, у тебя лента в волосах, а у второй головы очки. Что происходит?

Трое детей удивленно взглянули друг на друга. Они были так увлечены разговором с Оливией, что совершенно забыли про свой маскарад. Но теперь маскарад был, пожалуй, уже ни к чему. Детям требовалось, чтобы на их вопрос ответили честно и правдиво, и, как им казалось, Оливия скорее даст честные ответы, если они сами будут честны и правдивы. Поэтому, ничего не ответив, Бодлеры встали и сняли маскарадное одеяния. Вайолет и Клаус расстегнули свою общую рубаху, освободили спрятанные внутри нее руки, вышли из брюк с меховыми отворотами, а Солнышко выпуталась из окутывавшей ее бороды. Не прошло и двух минут, как Бодлеры оказались в своей обычной одежде – все, кроме Вайолет, на которой оставался больничный халат с тех пор, как она находилась в хирургическом отделении. А рядом с ними на полу лежала кучка маскарадной одежды. Старшие Бодлеры да_ же потрясли энергично головами (в смысле «стряхнули с волос пудру») и потерли лица, так что исчезли шрамы, изменявшие их наружность.

– Я не Беверли, – проговорила Вайолет, – и это не вторая голова, а мой брат. И это не Волчонок Чабо. Это…

– Я знаю, кто она, – прервала ее Оливия, с изумлением их разглядывая. – Я знаю, кто вы такие. Вы – Бодлеры!

– Да, – подтвердил Клаус и улыбнулся, и сестры тоже улыбнулись. Казалось, прошло лет сто с тех пор, как их называли Бодлерами, и теперь, когда Оливия догадалась, кто они такие, они словно наконец стали самими собой, а не карнавальными уродами или еще какими-нибудь поддельными личностями. – Да, – повторил Клаус, – мы Бодлеры, и нас пока трое. Возможно, хотя мы не уверены, существует еще и четвертый. Мы предполагаем, что кто-то из наших родителей жив.

– Не уверены? – переспросила Оливия. – Разве об этом не сказано в сникетовском досье?

Клаус опять вытащил из кармана тринадцатую страницу.

– Мы стараемся отыскать остальные страницы раньше, чем их найдет Олаф. На последней говорится, что предположительно во время пожара уцелел один человек. Известно ли вам – правда это или нет?

– Понятия не имею, – призналась Оливия. – Я сама ищу сникетовское досье. Гоняюсь за каждым листком, который проносит мимо ветер.

– Но Графу Олафу вы сказали, что один из наших родителей жив, – запротестовала Вайолет, – и прячется в Мертвых Горах.

– Это только моя догадка. Но если и вправду кто-то из ваших родителей жив, то, скорее всего, прячется именно там. Где-то в Мертвых Горах находится последний уцелевший штаб Г.П.В. Впрочем, вы это и сами знаете.

– Нет, не знаем, – ответил Клаус. – Мы даже не знаем, что означают буквы Г.П.В.

– Тогда как вы догадались замаскироваться именно так? – удивилась Оливия. – Вы использовали все три приема маскировки, которым обучают членов Г.П.В.: вуалирующую – у вас на лицах поддельные шрамы, костюмную – различные виды маскарадной одежды, и поддельную голосовую – вы говорите не своим голосом. Я вижу на вас даже маскарадные вещи вроде тех, что хранятся у меня в маскировочном сундуке.

Оливия встала и перешла в угол, где стоял сундучок. Она достала из кармана ключ, отперла сундук и начала в нем рыться. Дети следили за тем, как она вынимала одну вещь за другой, и все вещи казались детям знакомыми. Сперва она достала парик, похожий на тот, который носил Граф Олаф, когда притворялся женщиной по имени Ширли. За ним последовала деревянная нога, которую Олаф носил, когда изображал морского капитана. Потом Оливия вынула две кастрюли, которыми громыхал его лысый помощник, когда Бодлеры жили в Полтривилле. Дети узнали мотоциклетный шлем – точь-в-точь такой, как у Эсме Скволор, переодетой капитаном полиции. И наконец Оливия подняла кверху мужскую рубашку с нарядными оборочками – точно такую, какая лежала на полу у ног Бодлеров.

– Вот видите, – сказала Оливия, – та же самая, что была на вас двоих.

– Но мы ее взяли из багажника Графа Олафа, – сказала Вайолет.

– Это объясняется просто, – ответила Оливия. – У всех волонтеров одинаковый комплект маскарадных принадлежностей. По всему свету люди в такой одежде пытаются найти Графа Олафа и отдать его под суд.

– Как? – выпалила Солнышко.

– Да, и я тоже совсем запутался, – проговорил Клаус. – Мы все ничего не понимаем, Оливия. Что значат буквы Г.П.В.? Иногда члены Г.П.В. кажутся хорошими людьми, а иногда плохими.

– Не все так просто, – с грустью ответила Оливия. Она достала из сундука хирургическую маску и показала детям. – То, что лежит в этом маскировочном сундучке, Бодлеры, просто вещи, и больше ничего. Можно пользоваться ими, чтобы помочь людям, а можно – чтобы принести вред, и многие используют их и для того, и для другого. Иногда трудно решить, какой маскарадный костюм выбрать, а уж если надел его, то как применить.

– Не понимаю, – отозвалась Вайолет.

– Есть люди вроде тех львов, которых привез Олаф. Поначалу они хорошие, но скоро незаметно для себя они изменяются. Эти львы были благородными существами. Один мой приятель научил их распознавать запах дыма, что в нашей работе очень полезно. Но сейчас Граф Олаф перестал их кормить, и завтра они, возможно, сожрут кого-то из уродов. Мир – такое сумбурное место.

– Сумбур? – переспросила Солнышко.

– Сложный и беспорядочный, – объяснила Оливия. – Рассказывают, когда-то давно мир был простым и тихим, хотя, наверное, это только легенда. Но однажды в рядах Г.П.В. возник раскол – великая схватка между многими членами Г.П.В., и с тех пор я в растерянности – как себя вести. Никогда я раньше не думала, что стану помогать злодеям, а теперь помогаю. А вам разве не приходилось делать что-то такое, на что вы раньше не считали себя способными?

– Пожалуй, приходилось, – ответил Клаус и обернулся к сестрам. – Помните, мы выкрали ключи у Хэла в Хранилище документов? Я никогда не думал, что стану вором.

– Флинн, – подтвердила Солнышко, желая сказать «А я никогда не думала, что стану агрессивной, но дралась же я на шпагах с доктором Оруэлл».

– Да, мы делали то, чего раньше не предполагали делать, – заключила Вайолет. – Но у нас всегда была достаточно веская причина.

– Все считают, что у них есть достаточно веская причина поступать так, а не иначе, – возразила Оливия. – Граф Олаф считает, что присвоить ваше наследство – веская причина, чтобы убить вас. Эсме Скволор считает, что быть подружкой Графа Олафа – веская причина для того, чтобы вступить в его труппу. А когда я сообщила Олафу, где найти вас, у меня тоже была достаточно веская причина, поскольку мой девиз – «давайте людям то, что они хотят».

– Сомнение, – высказалась Солнышко.

– Солнышко не уверена, что это достаточная причина, – перевела Вайолет, – и, признаюсь, я с ней согласна. Вы причинили много горя, Оливия, многим людям, и все для того, чтобы дать Графу Олафу то, чего он хочет.

Оливия кивнула, на глаза у нее опять навернулись слезы.

– Я знаю, – подтвердила она с несчастным видом. – Мне очень стыдно. Но я не знаю, что мне еще делать.

– Вы могли бы перестать помогать Олафу, – сказал Клаус, – и вместо этого помогать нам. Вы могли бы рассказать нам все про Г.П.В. и проводить нас в Мертвые Горы, чтобы проверить – вправду ли жив кто-то из наших родителей.

– Не знаю, – отозвалась Оливия. – Я так давно веду себя плохо. Но не исключено, что я могла бы еще измениться. – Она встала и с грустью оглядела полутемное помещение. – Когда-то мне было свойственно благородство. Как вы думаете – могла бы я снова стать такой?

– Не знаю, – ответил Клаус. – Давайте проверим. Мы могли бы уйти прямо сейчас, все вместе, и двинуться на север.

– Как это? – удивилась Оливия. – У нас нет ни автомобиля, ни мини-фургона, ни лошадей на четверых, ни катапульты и никакого другого способа выбраться из Пустошей.

Вайолет поправила ленту на голове и, уставившись в потолок, погрузилась в размышления.

– Оливия, – проговорила она наконец, – тележки на американских горах еще действуют?

– Тележки? – переспросила Оливия. – Вроде бы да. Колеса крутятся, но на каждой тележке свой моторчик, и они, по-моему, заржавели.

– Мне кажется, я сумею восстановить мотор с помощью вашего устройства для молнии. В конце концов, резиновая полоса немного похожа на…

– Приводной ремень автомобильного мотора! – докончила Оливия. – Отличная идея, Вайолет.

– Я проберусь к американским горам сегодня ночью, – продолжала Вайолет, – и примусь за работу. Мы уедем рано утром, когда все еще будут спать.

– Лучше не сегодня ночью, – остановила ее Оливия. – Граф Олаф или его помощники всегда шныряют по ночам. Лучше бежать днем, тогда все будут в Шатре Уродов. А ты можешь заняться мотором рано утром, когда Олаф явится сюда ко мне – узнавать про вас у хрустального шара.

– И как же вы поступите? – поинтересовался Клаус.

– У меня есть запасной шар. Они время от времени разбиваются.

– Я не это имел в виду, – возразил Клаус. – Вы ведь не скажете Графу Олафу, что мы здесь?

Оливия помолчала, а потом покачала головой.

– Нет, – ответила она, но голос ее звучал не очень уверенно.

– Обещание? – спросила Солнышко. Оливия, не отвечая, долго смотрела на младшую из Бодлеров.

– Да, – произнесла она наконец очень тихим голосом. – Обещаю, если вы обещаете взять меня с собой, чтобы найти Г.П.В.

– Обещаем, – сказала Вайолет, и другие двое кивнули. – Так, а теперь начнем сначала. Что означают буквы Г.П.В.?

– Мадам Лулу! – послышался снаружи скрипучий голос. Бодлеры с испугом переглянулись, услышав поддельное имя женщины, стоящей рядом. – Мадам Лулу! Где ты?

– Я в гадальной палатке, мой Олаф, – отозвалась Оливия, перейдя к своей прежней манере с такой же легкостью, с какой Бодлеры могли влезть в рубаху с оборочками. – Не входить, пожалуйста. Я делаю тайный ритуал с моим хрустальным шаром.

– Ладно, только поскорей, – раздраженно пробурчал Олаф. – Яма готова, меня мучит жажда. Иди налей нам вина.

– Одну минуту, мой Олаф, – проговорила Оливия, поднимая с полу ткань, чтобы свернуть тюрбан. – Почему тебе не принять душ, пожалуйста? Наверно, ты вспотел, пока копал яму. Ты примешь душ, и мы как раз вместе будем пить вино.

– Не болтай ерунду, – огрызнулся Граф Олаф. – Я принимал душ всего десять дней назад. Пойду подушусь одеколоном и буду ждать у тебя в фургоне.

– Хорошо, мой Олаф, – крикнула Оливия и принялась сооружать тюрбан на го-лове. Потом обернулась к детям и прошептала: – Прервем наш разговор. Вас начнут искать. Когда завтра мы отсюда уйдем, я вам расскажу все, что вы хотите.

– А нельзя рассказать сейчас хоть немножко? – спросил Клаус. Бодлеры еще никогда не оказывались так близко к получению ответов на свои вопросы и просто не в состоянии были терпеть дальше.

– Нет, нет, – решительно заявила Оливия. – Давайте я вам лучше помогу одеться как раньше, а то вас разоблачат.

Дети обменялись взглядом и вынуждены были согласиться.

– Пожалуй, вы правы, – уступила Вайолет. – Нас могут хватиться.

– Проффко, – выговорила Солнышко, что означало «Пожалуй, верно», и принялась обкручивать себя бородой. Вайолет с Клаусом натянули штаны с меховыми отворотами и застегнули пуговицы на рубахе. А Оливия тем временем снова надела ожерелье и стала снова Мадам Лулу.

– А шрамы-то, – спохватился Клаус, глядя на лицо сестры. – Мы же их стерли.

– И волосы надо напудрить, – напомнила Вайолет.

– У меня есть гримировальный карандаш, пожалуйста, – Оливия полезла в сундучок, – и пудра.

– Пока не обязательно говорить с акцентом, – заметила Вайолет, снимая ленту с головы.

– Практика полезна, пожалуйста, – возразила Оливия. – Я обязана думать о себе как о Мадам Лулу, а то, пожалуйста, забуду о своем маскараде.

– Но вы не забудете о наших взаимных обещаниях? – спросил Клаус.

– Обещаниях? – переспросила Мадам Лулу.

– Вы обещали не рассказывать Графу Олафу, что мы здесь, – сказала Вайолет, – а мы обещали взять вас с собой в Мертвые Горы.

– Конечно, Беверли, – отозвалась Мадам Лулу. – Я буду сдержать обещание уродам.

– Я не Беверли, – запротестовала Вайолет, – и не урод.

Мадам Лулу улыбнулась и, нагнувшись, нарисовала шрам на лице старшей из Бодлеров.

– Но сейчас пришло время для маска-рада, пожалуйста, – сказала она. – Не забывайте менять голос, а то вас узнают.

– Мы не забудем про наш маскарад, – пообещал Клаус, убирая очки в карман. – А вы не забудете про свое обещание, так ведь?

– Конечно, пожалуйста, – ответила Мадам Лулу и выпустила детей из Гадального Шатра. – Не надо беспокойства, пожалуйста.

Выйдя наружу, Бодлеры окунулись в знаменитый темно-синий закат в Пустошах. Свет придал каждому из них какой-то иной, новый облик, он словно накинул на карнавальную одежду синие одеяния. Пудра на волосах Вайолет осветилась таинственным бледным светом. Поддельные шрамы на лице у Клауса выглядели в сумраке более темными и зловещими. А Солнышко казалась маленьким синим облачком, в котором посверкивали в последних солнечных лучах искры – ее зубы. И Мадам Лулу стала снова походить на гадалку – закатное солнце блестело на драгоценном камне, украшавшем тюрбан, и таинственным светом освещало ее длинное платье.

– Доброй ночи, мои уродцы, – сказала она.

И Бодлеры, глядя на эту загадочную женщину, невольно задались вопросом – действительно ли она переменила свой девиз и станет благородным человеком. «Я сдержать свое обещание», – сказала Мадам Лулу. Но бодлеровские сироты оставались в неведении – говорит ли она правду или просто говорит то, что они хотят услышать.