Текст книги "Капитан Сатана или приключения Сирано де Бержерака"

Автор книги: Ле Галле

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)

IV

Прошел долгий неприятный час томительного ожидания. Сирано начал уже сомневаться в своей счастливой звезде. Но вот послышались неровные шаги, звяканье ключей, и дверь широко распахнулась. При свете внесенной лампы Сирано разглядел на пороге несуразную фигуру тюремного служителя.

– А, добро пожаловать! Тут, как видно, народ еще не потерял остатков своей совести! – проговорил Сирано, с удовольствием поглядывая на огромный котел, поставленный на пол добродушным служителем.

– О да, вы правы, господин, народ тут честный! – заметил служитель, глупо улыбаясь. – Вот, извольте сюда взглянуть. Щи, но какие! Просто царское кушанье, сама хозяйка варила и, честное слово, ни единой капли жира не сняла, ей-Богу! Только попробуйте, просто, как говорится, объедение! Язык проглотите, ей-ей! – болтал служитель, снимая с котла крышку и глубоко опуская ложку вместе с концами своих грязных пальцев в дымящийся суп.

Сирано, забыв брезгливость, жадно схватил деревянную ложку и принялся за грубое, но тем не менее привлекательное для его голодного желудка кушанье.

– О, тысяча миллионов чертей! Да ведь вы славный господин! И все эти толки про вас – только клевета. Это так же верно, как то, что меня зовут Пигошем. Честное слово! Вот так, это я люблю, ешьте, ешьте, хватит для нас обоих!

Сирано, смеясь, слушал наивную болтовню Пигоша, стараясь по мере сил не отставать от него в еде.

По окончании ужина новые друзья принялись за беседу. Пигош для лучшего пищеварения расстегнул на себе все пуговицы, распустил пояс, и Сирано заметил на его обнаженной шее шнурок от ладанки.

– Вероятно, ты беден, друг мой? Тебе приходится мало зарабатывать при этой тюрьме? – спросил Сирано.

– Оно верно. Что правда, то правда: заработки мои невелики при пустой тюрьме.

– Так вот возьми себе этот пистоль!

Пигош робко, дрожащей от страха рукой взял протянутую ему монету.

– Почему ты дрожишь, дитя мое?

– Я… я это от радости. У меня еще никогда не бывало в руках таких денег!

– Ну, если бы это так было, то я мог бы тебя осчастливить!

– Каким образом?

– А вот исполни одну мою просьбу, и ты заработаешь двадцать пистолей. Честное слово!

– Боже всемогущий! Двадцать пистолей? Да как же это может быть?!

– А вот если исполнишь мою просьбу…

– Хорошо, говорите, говорите!

– Слушай же, дружочек, – начал Сирано таинственно. – Четверть часа тому назад у меня было видение… Мне предстал светозарный ангел и сказал, что если я закажу обедню в храме Пресвятой Богородицы в Кюссане, то недоразумение, благодаря которому я попал в эту тюрьму, разъяснится, и я буду оправдан. Тогда я сказал ангелу: «Я слишком крепко заперт». Но ангел ответил: «К тебе придет человек, его пришлет тюремщик, ты скажешь ему, и он проводит тебя к церкви». Как тебе кажется, не ты ли этот человек?

– Не знаю!

– Погоди, ангел еще сказал: «Этот человек приведет тебя из церкви обратно в тюрьму, и если он тебя ослушается, то да умрет он в этом же году!»

– Нет, это не я! – ответил Пигош, не совсем еще убежденный.

– Погоди, я не знаю, ты ли это или нет, но у того человека должна быть ладанка на груди. У тебя есть ладанка? Говори!

– Да, есть! Вот диво! И откуда могли вы узнать, что у меня есть ладанка?

– Веришь ли ты теперь моим словам, маловерный?

– Верю и исполню вашу волю! Но это можно сделать только завтра утром в девять часов, когда Кабироля не будет дома; он завтра с утра едет в соседний город на обручение своей дочери с сыном палача. Говорят, что этот палач такой богач! Страшенное дело! И он отвалит сыну такую уйму денег, что страх! Вот как выходит замуж дочка нашего Кабироля! – закончил слуга восторженно.

– Так не забудь же захватить с собой какое-нибудь для меня платье, чтобы меня не узнали. Не бойся, я его отдам тебе, как мы вернемся сюда! – прервал его Сирано.

– Хорошо, я дам вам свой бумазейный кафтан.

– Кроме того, завтра раненько сходишь в замок узнать, известно ли графу о моем заключении.

– Ладно, можно и это сделать!

– Ну а теперь спокойной ночи, я сосну часочек! – проговорил Сирано, отсылая бесконечно наивного слугу и сам укладываясь на соломе, валявшейся в углу.

На следующий день рано утром Пигош уже был у Сирано с кафтаном под мышкой.

– Так вы даете мне слово, что мы вернемся обратно после обедни? – спросил прислужник по окончании всех необходимых приготовлений.

– Скажи-ка ты мне, пожалуйста, как могу я убежать от тебя, а?

– А кто его знает! Когда вы такой необыкновенный колдун, что к вам сами ангелы слетают с небес и говорят словно со своим братом, так мало ли что еще может случиться? Ну да была не была, идем, уже давно пробило девять!

– И я тоже говорю: нечего терять времени, идем! Да посматривай, чтобы нас не узнали, – добавил Сирано.

– Не бойтесь, закройте только шляпой ваш нос, а то он; не сердитесь, уж больно большой вырос у вас!

Сирано терпеть не мог, чтобы ему напоминали о необыкновенном размере его носа, но на этот раз сдержал себя и ответил довольно спокойно.

– Твой совет весьма разумен, дитя мое, но ты забыл сказать мне одну вещь.

– Что такое?

– Сообщил ли ты в замке о моем аресте?

– А то как же! Известно, сообщил, да только сообщать-то было некому!

– Что за чепуху ты городишь?

– Я, видите ли, пошел и хотел сообщить, да граф и маркиз сегодня ранёхонько уехали на охоту миль за двадцать отсюда.

– О, черт возьми! Ну да, впрочем… идем!

– Вы славный малый, это верно, но па всякий случай я хочу предупредить, что я сведу вас к обедне, но если вы попытаетесь убежать, то вот эта штучка помешает вашему бегству! – проговорил Пигош, вынимая длинный старинный пистолет и показывая его Сирано.

– Ты очень предусмотрителен, дитятко, да только скорее эта штучка пропадет, чем я вздумаю бежать от тебя!

Выйдя из тюрьмы, Сирано с облегчением вдохнул в себя чистый воздух. «Приветствую тебя, свобода», – пробормотал поэт.

– На, получай свои двадцать пистолей! – сказал он громко, протягивая руку с деньгами.

Бедный малый был ослеплен этой непривычной для него блестящей золотой массой денег.

– Бери, уверяю тебя, что это настоящие, а не поддельные деньги! – добавил Сирано, замечая его нерешительность.

– Да нет, я не об этом…

– Так о чем же ты? Бери, когда дают.

– Я, видите ли, думаю о том, что Толстый Жан собирается продать свой дом с огородом и с виноградником. Я бы мог купить все это за двести ливров, но нужно неделю на устройство купчей и другие хлопоты, так что я просил бы вас, мой добрый господин, если на то будет ваша милость, чтобы эти деньги продержались хоть с неделю, а то вот всегда так бывает, что положишь деньги в сундук, глядь – это не деньги, а сухие дубовые листья! Все чародеи так шутят с бедными людьми.

– Хорошо! Даю тебе слово, что не только неделю, но все время эти деньги будут как настоящие.

Выйдя из тюрьмы и обогнув соседний кусочек поля, новые друзья выбрались наконец на дорогу.

– Ну, обедня начинается ровно в десять, нам надо поспешить, чтобы успеть вовремя! – проговорил Пигош.

Сирано не заставил повторять себе десять раз этого совета и быстро зашагал по дороге, вспоминая все время свою лошадь, которая бы ему была теперь как нельзя более кстати.

Последний удар церковного колокола возвестил прихожанам о начале обедни.

День был будничный, и в церкви собралось мало народу. Сирано и Пигош тихо вошли в храм и тут же опустились у дверей на колени. Пигош почти совершенно забыл все свои прежние опасения под впечатлением миролюбивого настроения своего спутника и уже вполне уверился в том, что по окончании обедни они снова вернутся в тюрьму. Он с восхищением поглядывал на своего спутника, думая о том, что еще никогда в жизни ему не доводилось слышать о таком добром, щедром и веселом чародее.

Между тем служба кончилась, молящиеся гурьбой повалили приложиться к кресту.

– Вот, на, возьми и отдай это от себя мальчикам хора, а я положу в кружку пистоль, – проговорил Сирано, протягивая ему серебряную монету.

– Нет, пусть говорят что угодно, а вы все-таки добрый, набожный христианин! – сказал Пигош, отправляясь наверх, на хоры, и посылая дружелюбный жест своему узнику.

Спустившись с хоров, он подошел к алтарю, приложился к кресту и погрузился в горячую короткую благодарственную молитву, затем, набожно перекрестившись, встал с колен и оглянулся, ища глазами Сирано.

Но Сирано исчез. Воспользовавшись уходом Пигоша и общей сумятицей, он в три прыжка очутился за дверями храма и вскоре был в поле.

Бедный страж в отчаянии заметался по храму и с воплями побежал вдоль сельских улиц. Сирано, прекрасно знавший окрестности Кюссана, без всякого труда сбил с дороги глуповатого Пигоша. Тщетно прорыскав в ближайших полях и лесах, Пигош печально опустил голову и побрел домой. Однако при воспоминании о деньгах лицо его прояснилось, и он, крепко сжимая рукой блестящие пистоли, позвякивавшие у него в кармане, скоро забыл о таинственном исчезновении колдуна-чародея.

V

Расстояние от Кюссана до Тулузы довольно коротко, и при хорошей ходьбе его можно было пройти в добрые два часа. Счастливая случайность помогла Сирано значительно сократить этот срок.

Укрываясь между придорожными кустами, чтобы избежать встречи с разыскивающим его Пигошем, Сирано вдруг наткнулся на пасущуюся невдалеке лошадь. Очевидно, беспечные хозяева не могли предположить, что как раз в это время Сирано почувствует необходимость в ее услугах.

Быстро вскочив на ее гладкую спину, Сирано лихо поскакал по тулузской дороге. В нескольких саженях от города он слез с лошади, повернул ее обратно на кюссанскую дорогу и хорошим шлепком заставил вернуться на родные поля, а сам вошел мирно в город. Забыв о том, что вместо обычного платья на нем был костюм Пигоша, состоящий из сплошных заплат, дыр и пятен различной формы и величины, наш поэт выступал так гордо и уверенно, что имел вид скорее какого-нибудь переодетого искателя приключений, чем жалкого бедняка.

При виде этого гордо шагающего нищего прохожие невольно останавливались, провожая его удивленными внимательными взглядами.

Заметя это всеобщее внимание, Сирано сообразил, что гораздо удобнее вполне войти в эту роль и, подавляя душивший его смех, каждый раз при виде прохожего протягивал свою изящную руку за подаянием, бормоча при этом бессвязные жалобные слова. Таким-то образом он благополучно достиг главной городской площади и вдруг на углу улицы столкнулся лицом к лицу с каким-то прохожим.

– Сжальтесь над бедным солдатом во имя… – начал было Сирано свою обычную фразу, но удивленное восклицание прохожего прервало его на полуслове: к ужасу Бержерака, перед ним стоял Кабироль.

– О Господи! Пропала моя головушка! Он так-таки убежал! – воскликнул тюремщик с отчаянием.

– Люди добрые, помогите, держите его, вора проклятого, держите ради самого Христа! Он украл у графа Колиньяка ящик с драгоценными камнями! Сколько уж дней ищу я его, мерзавца, и не могу найти! Но теперь уж не отпущу злодея! Не отпущу! – закричал внезапно Сирано, стараясь заглушить слова Кабироля и хватая несчастного тюремщика за шею.

– Держи, держи его! К судье его, каналью! – кричала толпа зевак, постепенно подбегавших со всех концов. В одну минуту десятки рук протянулись к тюремщику, вырывая его из рук Бержерака. Сваленный на землю, Кабироль тщетно отбивался и кричал изо всей силы, но разные воришки, искатели приключений и уличные праздные зеваки, как псы, бросились к нему, цепляясь за платье и не давая возможности ни двинуться, ни встать.

Между тем Сирано, воспользовавшись общей сумятицей, помчался дальше, крича изо всей мочи: «Держите, держите его, я сейчас сбегаю за полицией!» – и быстро скрылся за углом Бержерак надеялся в первой попавшейся лавке купить себе одежду и тогда уже на почтовых ускакать в Сен-Сернин.

В то время как он убегал от Кабироля, к месту свалки прибежало несколько человек полицейской стражи. Привлеченные уличным шумом, они сразу узнали Кабироля и сейчас же освободили его из рук увлекшейся толпы.

Немного успокоившись, тюремщик взволнованным голосом рассказал о своем приключении. Неустойчивая толпа, за минуту перед тем тузившая Кабироля, теперь с таким же рвением бросилась ему на помощь и в сопровождении стражи помчалась по улицам города в погоню за Сирано. Несколько минут спустя страшная весть о появлении ужасного чародея облетела полгорода. Перепуганные жители со страхом выбегали на улицу и присоединялись к возбужденной толпе.

Между тем Сирано, считавший себя уже вне опасности, быстро шагал по улице Фринери, как вдруг услышал невдалеке за собой страшный шум; он оглянулся назад и с ужасом увидел Кабироля в сопровождении целой толпы народа. Бедный поэт со всех ног бросился бежать, но, к несчастью, уже было поздно – его заметили.

Толпа ринулась за беглецом, но Бержерак словно на крыльях мчался вперед. Его длинные худые ноги с болтающейся бахромой рваных штанов только и мелькали в воздухе. Уже несколько улочек отделяло его от бегущей толпы; свернув в сторону, еле переводя дух, Сирано остановился. Нужно было в одну минуту придумать какой-нибудь способ избавления. К счастью, мозг его работал очень быстро.

В одну минуту он измазал все лицо уличной грязью, засыпал волосы песком, поспешно сбросил с себя шляпу и кафтан и, высоко засучив штаны, быстро сунул шляпу и кафтан в первый попавшийся подвал. Затем быстрее мысли он разложил носовой платочек на земле, прикрепил его по углам четырьмя камешками, а сам, подражая прокаженным нищим, улегся животом на землю, оглашая весь квартал жалобными причитаниями и стонами.

В ту же минуту на улице показалась толпа преследователей и словно вихрь пронеслась мимо несчастного страдальца. Сердобольные жители Тулузы при виде его огромного худого тела, извивавшегося от мучительной боли, с отвращением зажимая носы, один за другим пробегали мимо Сирано, бросая по дороге в платок мелкие серебряные монеты.

Шум удалявшейся толпы утих. С облегчением вздохнув, Сирано благоразумно собрал деньги, которые считал вполне заслуженной платой за свою находчивость, и, взяв свой кафтан, отправился дальше. Но лишь только успел он сделать несколько шагов, как из-за угла показалась другая толпа. Это была уже не прежняя бессмысленно кричащая и шумящая орда; наоборот, она двигалась совершенно тихо, и Сирано при всем желании не мог услышать этих незаметно подкравшихся людей.

Оглушительный крик восторга наполнил улицу, и в одну минуту десятки рук протянулись к несчастному Сирано. Кто за волосы, кто за ноги, кто за платье хватал неудачника-прокаженного, и поволокли его к тюрьме.

«Да, как видно, мне не придется попасть в Сен-Сер-нин. Бедный мой Людовик!» – думал Сирано, изо всех сил отбиваясь от хватавших его рук.

– Господа! Я предаюсь вашей власти, но прошу вас, освободите меня от нахальства и грубостей этой черни! – громко обратился он к полицейской страже.

– Вперед! В тюрьму! – крикнул солдат.

Вдруг в глубине улицы послышался гул десятков голосов, и в ту же секунду оттуда примчался какой-то запыхавшийся человек.

– Крепче держите вашего узника! – крикнул он полицейской страже, – сюда бежит городская стража, уверяя, что этот преступник принадлежит их власти.

– Понимаю, теперь начнется драка из-за чести арестовать мою почтенную особу! – пробормотал Бержерак.

– Помните, что вы принадлежите нам, и если только попадетесь в их руки, то будьте уверены, что в 24 часа вас предадут суду и даже сам король не будет в состоянии освободить вас! – проговорил один из солдат, обращаясь к Сирано.

В одну минуту полицейская и городская стражи смешались в общую воинственную кричащую массу. Подобные свалки между королевской и городской стражей бывали очень часто. На этот раз городская стража имела большой численный перевес, так как к ней присоединилась и обычная уличная публика Сирано с любопытством прислушивался к энергичным затрещинам, пощечинам, крикам, ругани и лязгу оружия, моментально наполнившим всю улицу.

«Ничего! Здорово работают! Воображаю, что только будет со мной, раз они так не церемонятся друг с другом!» – подумал Сирано, смешиваясь с обезумевшей толпой.

Между тем королевская стража все с большей и большей энергией напирала на своих противников, которые вскоре пустились в бегство. Увлеченный толпой, Сирано тоже пустился бежать, радуясь своей неожиданно возвращенной свободе.

– Спаслись! Сюда, сюда, друзья! Тут уж нас никто не тронет, – крикнул вдруг рядом бегущий толстяк, направляясь к большому мрачному зданию. – Впустите! Приют для граждан Тулузы! – крикнул он, изо всей силы барабаня кулаками в двери дома.

Ворота открылись и вся толпа ринулась во двор. Наш поэт, пользуясь удобным убежищем, тоже незаметно: проскользнул с толпой.

Вскоре постепенно все успокоились. Вдруг Сирано заволновался. Он узнал, быть может, слишком поздно, что это убежище, которому он так беспечно обрадовался, было не что иное, как… городская тюрьма.

Между тем на минуту утихшая стража снова пришла в возбуждение.

– Ребята! Не поддадимся врагам! Горе тому, кто вздумает нас обеспокоить! – крикнул один из солдат, воинственно выступая вперед.

Крик восторга был ответом на его слова, и все бросились баррикадировать ворота. Лишь один обессилевший Сирано беспомощно остался сидеть на каменной скамейке, будучи не в состоянии пошевелиться от усталости. Избитый, окровавленный, изможденный неравной борьбой с набросившейся на него чернью, огорченный бесконечными неудачами, он был близок к обмороку.

– Эй, любезнейший! Ты что же, боишься, что ли? Чего не идешь к нам? – спросил вдруг солдат, подходя к Сирано.

Бержерак машинально отрицательно качнул головой.

При виде этого бледного лица с прилипшими к вискам грязными волосами и огромным характерным носом солдат вдруг вздрогнул, узнав так горячо отстаиваемого узника, не замеченного им до сих пор во всеобщем волнении.

– Вот, черт возьми, так штука! Да ведь это он, наш узник. Ей-Богу, он! Славный же у него нос, сам вынюхал, куда надо прийти! – воскликнул солдат. – Арестую вас именем короля! – торопливо проговорил он, подскакивая к спокойно сидящему Сирано.

– Ах, делайте со мной что хотите! – устало проговорил Бержерак.

Силы покинули его, и он в изнеможении без чувств опустился на руки подхватившего его сержанта.

VI

В то время как Бен-Жоэль под именем Кастильяна позвонил у дверей Лонгепе, кюре кончал ужин и собирался уже идти спать.

Цыган скромно вошел в столовую и почтительно подал письмо Бержерака. Распечатав конверт, кюре быстро пробежал глазами письмо друга, но вместо ожидаемых изъявлений радости молча встал, устремив на цыгана пытливый взгляд.

Сирано так убедительно предостерегал его от всяких посягательств на драгоценный документ что добрый священник даже при виде этих неопровержимых доказательств не рискнул последовать влечению своего сердца и пожать руку того, кто принес это столь дорогое для него письмо Притом лицо Бен-Жоеля не возбудило в нем ни доверия, ни симпатии: не таким представлял себе добродушный пастырь этого ветреного, но вместе с тем горячо преданного маленького секретаря! Смуглое лицо, мрачные глаза, неестественная улыбка – все это не походило на описание симпатичного Сюльписа, о котором так часто говорил Сирано.

«Может быть, он вырос, постарел немного или болезнь изменила его, притом это было уже так давно, когда Сирано описывал его; он может теперь быть совершенно неузнаваемым», – думал Жак, протягивая руку своему гостю.

– Дорогой Кастильян, извините меня за недоверие к вам, но Сирано, вероятно, успел уже предупредить вас, что предусмотрительность и осторожность необходимы в этом деле. Простите мне мой холодный прием, ведь я совершенно не знаю вас!.. – извиняясь, проговорил Жак, сердечно пожимая руку Бен-Жоеля.

– Вероятно, вы подумали было, что я не Кастильян? – нахально перебил его цыган.

– Да, действительно.

– Вот видите! Да, но, к счастью, я приехал сюда совершенно благополучно. Никто даже не догадался о том, что я везу столь важное письмо; вероятно, наши враги не обладают хорошим чутьем и не успели меня выследить! – продолжал цыган с поразительным хладнокровием.

– Да, знаю, вы очень находчивы, дорогой Кастильян! – проговорил кюре, все больше и больше успокаиваясь. – Но, виноват, я забыл предложить вам закусить. Вероятно, вы проголодались? Хотя мой ужин будет не особенно изыскан, но Жанна уж постарается по возможности угодить дорогому гостю. Пожалуйста, садитесь!

– О, не беспокойтесь ради меня, я не привередлив в еде! Тем более что ведь вы сами знаете, как время дорого нам. Если вы будете столь добры, я попросил бы вас сообщить о вашем решении!

– О моем решении? Но ведь вы знаете, что пишет мне Бержерак!

– Конечно! Он просит вас отправиться со мной в Колиньяк, чтобы передать ему документ, который он дал вам на хранение. Собственно говоря, я хотел вас спросить, можете ли вы завтра утром собраться в путь?

– Завтра утром? Что вы, разве могу я бросить моих прихожан? Притом, – прибавил священник, снова просматривая письмо, в то время как Бен-Жоэль энергично принялся за только что приготовленный для него ужин, – притом, следуя указаниям Сирано, я вижу, что он хочет выехать из Парижа лишь спустя четыре дня после вашего отъезда. Вполне достаточно, если мы приедем одновременно с ним, стало быть, у нас есть два свободных дня, в продолжение которых вы можете немного отдохнуть.

Подобный план не особенно улыбался Бен-Жоелю: он каждую минуту боялся погони и хотел как можно скорее завершить это дело.

– Как вам угодно, я вполне подчиняюсь вашим распоряжениям! – скромно ответил он.

Говоря это, цыган надеялся хитростью или силой овладеть документом, о важности которого он не находил нужным сообщить своему гостеприимному хозяину.

В тот самый момент, когда Бен-Жоэль и Жак, весело болтая, сидели за столом, в Сен-Сернин поспешно прискакал настоящий Кастильян.

Необходимо вернуться назад, чтобы описать путешествие увлекающегося молодого человека. Ничего особенного, достойного описания, не случилось с ним вплоть до Фонтеня, куда он прибыл с той же досадой на себя и с той же жаждой мести Бен-Жоелю, какие овладели им в первую минуту пробуждения после ужина.

В Фонтене же его ожидала новая неожиданность. В то время когда он в вечернем сумраке въезжал на единственную улицу деревни, из тени появилась какая-то фигура и подошла к всаднику.

Сюльпис с трудом рассмотрел маленького деревенского парня с выбившимися из-под шапки длинными полосами.

– Эй, чего тебе? – окликнул он мальчишку, схватившего его лошадь под уздцы.

– Я хочу проводить вас на постоялый двор! – ответил мальчик.

Этот голос поразил Кастильяна: он слышал его уже не в первый раз.

– Ты очень любезен! Ну веди, если хочешь! Мальчик быстро повел лошадь и вскоре остановился у ворот постоялого двора.

– Жан, возьми фонарь и иди принять лошадь у сеньора! – крикнул он во двор.

Когда ворота отворились и в них показался конюх с зажженным фонарем, Сюльпис взял у него фонарь и хотел им осветить лицо парня, но тот уже исчез.

– Нет, это немыслимо! – пробормотал секретарь. – Можно ли здесь поужинать? – спросил он конюха.

– Ваш ужин уже готов, господин!

– Как – мой ужин?!

– Ну конечно, вас ждут уже с утра!

– Черт знает! Тут опять что-то неладное! Впрочем, все равно терять-то мне больше уж нечего! – пробормотал он, входя в низенькую дверь, из-под которой виднелся свет.

– Сюда пожалуйте! – проговорил Жан, провожая его в отдельную комнатку.

– Благодарю вас, – отвечал Сюльпис, решивший уже ничему больше не удивляться, и, толкнув дверь, вошел в комнатку, где должен был находиться так своевременно приготовленный ужин. Действительно, стол был уже накрыт; около него стоял прежний парень. Взглянув на него, Сюльпис весь покраснел, бешеная злость с прежней силой овладела молодым человеком.

– Марот! О проклятая предательница! – крикнул он, злобно хватая за руку парня, в котором он узнал цыганку.

Марот, бледная, молчаливая, робко опустив глаза, стояла перед разъяренным молодым человеком.

Сюльпис инстинктивно схватился за рукоятку шпаги, но, одумавшись, сильно сжал крошечные ручки танцовщицы, злобно устремляя на нее свои лихорадочно блестевшие глаза.

– Где мое письмо? Говори, проклятая! – крикнул он с яростью Или ты еще хочешь насмеяться надо мной, мало тебе той ночи?!

– Господин Кастильян, – проговорила цыганка дрожащим от волнения голосом, – можете убить меня. Вы имеете полное право на это: я подло поступила с вами. Но я горько каюсь в этом. Ведь нас не учили добру, кто внушал нам любовь к честности? Кто учил нас отличать добро от зла? Мое раскаяние пришло слишком поздно, чтобы спасти вас, но я еще могу помочь вам выпутаться из этой беды. Скажите, хотите ли вы принять мою помощь? Предупреждаю вас, что вы не пожалеете, если примете меня в свои помощницы.

– Фразы! – возразил Кастильян, глядя с недоверием на цыганку.

– Вы сомневаетесь во мне? Напрасно! – Затем, принимая свой обычный веселый тон, она прибавила: – Послушайте, бросьте ваше недоверие: ведь все равно я не знаю ваших дел, далее, Бен-Жоэль теперь уже далеко отсюда, а самое главное – не будь на то моего желания, я бы никогда не попалась вам на глаза. Так протяните же мне свою руку и сядем ужинать, пока я расскажу вам свой план действий, иначе говоря, помощи! – очаровательно улыбаясь, говорила цыганка.

Но Сюльпис думал о том только, как бы скорее прибыть в Сен-Сернин и исправить свою ошибку.

– Ты ловкая штучка, – возразил он, еле сдерживая улыбку удовольствия, – ты устраиваешь все по-своему и невольно заставляешь с собой согласиться. Но только помни, теперь тебе не удастся меня околпачить своими дьявольскими выходками! – добавил он, пожимая руку цыганки.

Мир был заключен, и молодые люди сели ужинать.

– Скажи, почему твои отношения так внезапно и странно изменились? И каким способом, как добрый гений, ты вдруг встречаешь меня здесь? – спросил молодой человек.

– Почему я изменилась? Право, не знаю. Разве можно объяснить подобные вещи? Когда я увидела вас в первый раз, то была совершенно равнодушна к вам и потому дала слово обмануть вас; немного погодя, однако, я стала колебаться и думала о вас, о вашей честной прямоте; стала вспоминать ваши речи, взгляды, и вдруг я совершенно изменилась, почувствовав, что я совсем уже не та. Я уже не узнавала себя. Я думала лишь о том, чтобы видеть вас, помочь вам, заставить забыть все прежнее и показаться вам совсем уже другой. Вы сами видите, что все это понятно. Впрочем, не в этом дело. Но только клянусь, что вдвоем мы проведем Бен-Жоеля О, возьмите меня с собой в Сен-Сернин, сделайте своей слугой, своей рабой. Я проворна, ловка, находчива, я буду во многом полезна вам!

Вся эта женственная, страстная речь, сопровождаемая улыбками и нежными взглядами, произвела очень сильное впечатление на Сюльписа.

– Хорошо, будь по-твоему, хотя роморантской истории мне не забыть. Поезжай со мной, одна голова хороша, а две лучше; да притом ты действительно самого черта сумеешь опутать, – согласился Кастильян.

Таким-то образом Сюльпис и переодетая по-мужски Марот спустя некоторое время прибыли в Сен-Сернин на той же лошади и тем же способом, как они проехали расстояние от Орлеана до Роморантипа.

– Теперь надо бы поискать дом священника Лонгепе и этого мерзавца, укравшего у меня мое письмо, а с ним и мою честь! – проговорил Сюльпис, въезжая в деревню.

– Дело понятное, что дом священника должен быть вблизи церкви, а вот и колокольня. Впрочем, я знаю Сен-Сернин и проведу куда надо! – произнесла цыганка.

– Да ты, кажется, все и всех знаешь! – воскликнул Сюльпис.

– Не все и всех, но я знаю Сен-Сернин, а этого вполне достаточно для нас!

– Ну, едем!

– Не слишком ли вы горячитесь? Не думаете ли вы сейчас же вот так явиться к кюре!

– Конечно!

– Это было бы очень глупо и привело бы только к полнейшей неудаче. Допустим, вы являетесь к кюре, рассказываете о своих приключениях, называете себя Кастильяном; Бен-Жоэль обличает вас во лжи и, благодаря тому что он успел раньше приехать и уже, может быть, заручиться доверием кюре, вас прямо без церемоний выталкивают за дверь как лжеца и нахала.

– Так как же быть? – с недоумением спросил Сюльпис.

– Не показываться на глаза, пока не ознакомимся со способом действий своего врага.

– Ознакомиться! Хорошо сказано! С кем тут, к черту, знакомиться, когда здесь пусто, темно и тихо, как в могиле! – вскричал Кастильян.

– Видите, вдали светится окошко?

– Ну, вижу; так что же?

– Это окно дома священника, и Бен-Жоэль, наверное, там.

– Возможно.

– Надо узнать, что он теперь делает…

– Вот видишь, ты сама приходишь к тому убеждению, что надо идти к священнику!

– Зачем? Следуйте за мной!

Привязав лошадь к дереву на бархатной лужайке, представлявшей для нее одновременно и корм, и под стилку, оба союзника направились к светившемуся вдали окошку. Последнее возвышалось футов на восемь над землей.

– Станьте у стенки, подставьте мне ваши плечи. Вот так, хорошо! – проговорила танцовщица, в два прыжка вскакивая на плечи Кастильяна.

– Ну что, видно что-нибудь?

– Да, оба сидят здесь, говорят..

Она не могла расслышать слов, но, судя по жестам, по выражению лиц, по позам, угадала, что между ними царило полнейшее согласие и что Бен-Жоэль действительно принят за настоящего Кастильяна.

Очень возможно, что появление Сюльписа могло бы действительно поставить молодого секретаря в неловкое положение. Надо было действовать как можно осторожнее.

– Необходимо во что бы то ни стало завтра утром тайком повидаться с кюре! – проговорила Марот, соскочив на землю и описав только что виденную сцену. – Но это довольно трудно, так как уже через час о нашем приезде будет знать вся деревня.

Кастильян задумался.

– Слушай, – сказал он наконец, – я уже достаточно узнал тебя, чтобы более не сомневаться, и вижу, что ты действительно готова за меня в огонь и в воду и не считаешь меня круглым дураком, хотя в Роморантине… Впрочем, не будем об этом говорить! Я простил тебя, и надо забыть это. Итак, дорогая, я хочу тебя просить о большой услуге.

– Какой?

– Я беру на себя кюре и Бен-Жоеля. До завтра я еще придумаю способ, как все это устроить. Но так как дела могут принять непредвиденный и неблагоприятный оборот, то лучше всего призвать на помощь сюда моего учителя Сирано де Бержерака. Он уж наверное развяжет этот узел, если я не сумею этого сделать.

– Но ведь, как вы рассказывали, Сирано теперь в Париже?

– Ошибаешься! Ты забыла, вероятно, что, по моему расчету, Сирано должен теперь быть вблизи Колиньяка, если уже не прибыл туда.

– И вы хотите…

– Я хочу, чтобы ты завтра с восходом солнца поехала в Колиньяк и вернулась сюда с Бержераком.

– Но поверит ли он мне?

– Я напишу письмо, которое уничтожит все его подозрения. Ты умеешь ездить верхом?