Текст книги "Расплата"
Автор книги: Лайза (Лиза) Джексон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 29 страниц)
Глава 35
Заголовки были просто великолепными. Избранник купил все местные газеты, и сейчас в своем святилище, орудуя фестонными ножницами, он тихо напевал рождественский гимн и читал слова, напечатанные жирным шрифтом.
– Слушайте, ангелы-вестники поют...
УБИЙСТВО В ЦЕРКВИ ПОСТАВИЛО ПОЛИЦИЮ В ЗАТРУДНИТЕЛЬНОЕ ПОЛОЖЕНИЕ.
– Слава новорожденному царю.
ВОСКРЕС ЛИ РЕЛИГИОЗНЫЙ УБИЙЦА?
– Прощение и мир земле даны.
СЕРИЙНЫЙ УБИЙЦА СТУДЕНТОК КОЛЛЕДЖЕЙ СБИВАЕТ С ТОЛКУ ПОЛИЦИЮ НОВОГО ОРЛЕАНА.
– Господь и грешники примирены...
УБИТ АЛТАРНЫЙ МАЛЬЧИК.
– Снова... – он замолчал, затем запел крещендо: – Господь и грешники примирены. – Это строчка ему особенно нравилась.
Избранник улыбнулся, глядя на результат своего труда, прикрепляя кнопками прославляющие его газетные заголовки к календарю с его святыми. Святая Жанна д'Арк, святая Екатерина Александрийская, прекрасная маленькая Филомена, святая Мария Магдалена... такие красотки.
Но пресса не понимала его, а общественность понятия не имела, что он выполняет ее работу.
Полицейские, конечно, были идиотами, хотя пресса оказала ему должное уважение. Наконец-то. Однако не было ни единого упоминания о божьем деле, о миссии. Конечно, они не знали об этом. Полиция держала представителей четвертого сословия в неведении, отговариваясь такими словами, как «ритуальные убийства» или «зверское преступление», чтобы не появились подражатели, и чтобы кто-нибудь ради нескольких минут славы не приписал его деяния себе. Поэтому прессе не позволили понять, в чем заключается его миссия... и он должен это исправить. Письмо в газету или звонок на радиостанцию... рискованно, конечно, но... может... Он остановился, думая, какому диджею позвонить.
Доктору Сэм на ее шоу «Полуночные признания».
Прекрасно.
Да... но сначала надо заняться первоочередными делами.
Ему нужно поймать двух следующих жертв. Сначала святую Бибиану, затем святую Люси. Время истекало, и пока полиция пытается выяснить, как жалкий алтарный мальчик связан с остальными убийствами, он должен сделать свой следующий ход. И для этого ему понадобится небольшая помощь.
Напевая себе под нос, он спустился по лестнице в подвал. Когда он открыл дверь, ему в нос сразу же ударила сильнейшая вонь от собак и фекалий. Животные теперь сидели тихо, но когда он открыл дверь и включил красный свет, началась какофония завываний. Что еще хуже, у суки началась течка... и самец больше хотел оказаться в ее конуре, чем рычать на прижавшуюся к стене перепуганную женщину.
Когда он приблизился, она подняла на него взгляд и затем перевела его на оружие, висящее у него на поясе. Это был электрошокер, плохо гармонирующий с золотистым шнуром его стихаря.
– Хотела бы ты выйти отсюда, дитя мое? – осведомился он мягким сладким тоном.
Она лихорадочно кивнула, ее круглые глаза смотрели то на собак, то на его оружие.
– Что ж, думаю, пора. Кажется, я все продемонстрировал ясно. Ты теперь будешь слушаться, так ведь?
Она снова кивнула, и он наклонился, чтобы освободить ее от оков, но, делая это, он надел ей на шею ошейник, точно такой же, какие были на шее у обеих дворняг. Подобные ошейники использовались при обучении собак. На них имелись металлические зубцы, впивающиеся в мягкую кожу горла. Активированные электрически с помощью пульта дистанционного управления, который он держал у себя в глубоких карманах, ошейники зашипят и выдадут разряд электрического тока. Если они будут мокрыми от святой воды или пота, шок будет еще сильнее. Нажатием кнопки Избранник мог добиться от нее или собак беспрекословного подчинения.
Чтобы доказать это, он вытащил пульт и направил его на нее. Она отпрянула, прижимаясь к стене, отчаянно мотая головой и издавая крики, которые приглушал кляп. Он улыбнулся, и у него появилась слабая эрекция.
– Доверься мне, – сказал он и нажал кнопку. Она зажмурилась. Самка, у которой была течка, завизжала и затявкала, когда через ее шелудивое тело прошел электрический ток.
Он отпустил кнопку, и женщина в ужасе открыла глаза. По ее лицу струились слезы, и она смотрела ему за спину на поджавшую хвост самку, которая скулила с растерянным видом.
– Ну как, будешь делать, что я скажу? – спросил он, и в ней не было ни малейшего колебания. В ее глазах он прочел полную покорность. – Хорошо. Тогда пойдем, у меня есть для тебя работа. – Он снял кандалы с ее ног, но оставил руки скованными. Затем помог ей подняться и стал подгонять ее вверх по лестнице. – Если ты сделаешь то, что мне не понравится, даже самую малость, я буду вынужден активировать ошейник и... да, воспользоваться электрошокером. Запомнила? Тебе ведь это не понравилось?
Она энергично замотала головой, словно вспомнив со всей отчетливостью, как он подошел к ней сразу после того, как она вернула взятую напрокат машину и собиралась направиться к терминалу аэропорта.
Одетый в джинсы, свитер и куртку, он приблизился к ней, затем вытащил оружие и дал по ней разряд тока. Потом поймал ее, прежде чем она упала на землю, и приволок в машину, которую украл на кампусе... как делал и раньше. В тот день шел сильный дождь, и он воспользовался зонтиком, чтобы защитить себя и ее не только от дождя, но и от любопытных глаз. Она успела вскрикнуть лишь раз – электрошокер и нож убедили ее притихнуть, когда она очнулась. Затем он вставил ей кляп, надел наручники и привез сюда.
Она была прекрасной представительницей женского пола. Вероятно, ее можно будет принести в жертву. Он смотрел на мускулы на ее заднице, тугие и округлые, когда она поднималась по ступенькам. Он снова испытал приятную болезненную эрекцию... да, пролить ее кровь будет настоящим удовольствием. Он остановил ее в коридоре, прежде чем она достигла входа. Никому не позволено входить в его святилище. Только господу.
– Ну вот. – Он поставил ее к занавешенной стене и сколько раз сфотографировал своим «Полароидом». – Если ты будешь вести себя хорошо... очень, очень хорошо, я тебя выпущу; у меня есть для тебя более трудное задание, – сказал он, думая о ее сотовом телефоне. – А пока что ты должна спуститься обратно.
Она покачала головой.
– Это ненадолго, – уверил он ее, когда по ее щекам снова потекли слезы. – И затем я выпущу тебя из подвала навсегда. Но ты должна пообещать, что поможешь мне. – Она не колебалась, энергично закивала. Она принялась отчаянно цепляться за его стихарь. – Я понимаю, – произнес он. – Знаю, это трудно, но все стоящее не дается даром. Нужно пройти через боль, страдания и жертвоприношение. Так... а теперь ступай. – Когда она стала качать головой, он вытащил из кармана пульт дистанционного управления. – Ну же, будь паинькой, – предупредил он, и она, быстро повернувшись на грязных босых ногах, заковыляла обратно в подвал. Он хотел было дать по ней маленький разряд чтобы поторопить, но сдержался.
Саре нужно полностью понимать разницу между наградой и наказанием.
– ...Прости меня, отец, ибо я согрешил...
Джеймс почувствовал, что у него подгибаются колени. Прошло больше недели с того момента, как он в последний раз слышал этот дребезжащий голос.
– Что случилось, сын мой? – спросил он, забывая обо всех правилах, сидя на краю стола у себя в квартире. Его позвоночник был напряжен, а сердце неистово колотилось в предчувствии чего-то ужасного.
– С моей последней исповеди минула неделя, и вот мои грехи.
Джеймс взял себя в руки.
– Я поминал имя господа всуе и испытывал похоть в сердце.
Пока все шло нормально.
– В качестве епитимьи прочтите десять раз «Аве Мария» и пять раз «Отче наш». – У Джеймса пересохло в горле, и его легкие были так напряжены, что он не мог дышать. Только бы кающийся больше не убивал... только бы.
– И я опять нарушил заповедь. Я отнял жизнь.
У Джеймса в ушах гулко застучала кровь.
– Еще одну? – Отец О'Хара был допрошен, но отпущен, поскольку смог доказать свое алиби. Скандал, конечно, был ужасным, и он стал объектом пристального внимания прессы, прихожан и духовенства... Имя О'Хара всегда будет ассоциироваться с этим убийством, хотя он был в нем не виновен. Однако имелись другие обвинения, которые выдвигал адвокат родителей Микки. Речь шла о неподобающих прикосновениях, педерастии, изнасиловании... а теперь еще и это...
– О да... Я нашел грешника в доме господнем.
– Грешника? – Джеймсу стало тошно.
– Алтарного мальчика, который осквернил церковь, – громогласно объявил кающийся. – Хулиган, который украл вино и имел наглость пить его из потира, все под видом богоугодного дела. Да, я с радостью пролил его кровь. Да будет это уроком всем тем, кто бросает вызов господу, кто не чтит его дом, кто совершает грехи.
Этот человек был сумасшедшим. У него в голове все перепуталось.
– Послушайте, сын мой. – Джеймс просил, хотя ему хотелось придушить этого исповедующегося. Дай мне силы, господи, прошу тебя, помоги мне найти способ остановить его. – Я тоже искал совета всевышнего. Он сказал мне, что эти убийства должны прекратиться, что это не его воля. Больше не следует забирать жизни.
– Вы? – В его голосе ясно звучала надменная насмешка. – Вы говорили с господом?
– Да, много раз.
– И вы слышали, как он говорит?
– Я знаю, чего он хочет, и это насилие не есть его воля.
Раздалось презрительное фырканье.
– Мир – очень жестокое место, отец. Вы разве этого не замечали? И зверства во имя религии совершались с незапамятных времен.
– Тогда не совершайте новых злодеяний. Не грешите больше.
– Это я, я действительно говорил с богом и слышал его голос, и моя миссия ясна. Я должен приносить ему жертвы. Ради святых мучениц. Дабы еще раз подтвердить их мученичество.
– Что? – спросил Джеймс, и внутри у него все сжалось. Бенц был прав.
– Вы не понимаете, не так ли? Я знал, что вы не говорили с Отцом. – И затем он пустился в пространные рассуждения о своей миссии, о том, как он искал идеальную женщину для жертвоприношения в дни праздников святых. Все оказалось, как и предполагал Рик Бенц. Он почти не останавливался, чтобы перевести дух, словно радовался возможности высказаться. Манера речи у него была как у лектора... словно он привык к тому что его слушали люди. Оратор. Священник? Политик? Председатель правления какой-нибудь компании? Преподаватель... жертвами ведь были студентки... Кто?
– Налагается ли на меня епитимья? – наконец спросил он.
– Конечно... конечно... такая же, как прежде. Вы должны читать молитвы по четкам и рассказать обо всем полиции...
– Меня не будут судить смертные! Я исповедуюсь только отцу через вас.
Он повесил трубку, а Джеймс продолжал держать ее возле уха. Затем, погрузившись в размышления, он выронил ее. Трубка свисала с края стола, но он этого не замечал.
Джеймс опустился на колени и принялся молиться. С такой самоотдачей он делал это первый раз в жизни.
Бенц записал весь разговор. Он испытал некоторое облегчение от того, что убийцей оказался не Джеймс. Но когда он послушал этот дребезжащий голос, ощутил его присутствие, ему стало не по себе. Он не тратил времени, просто забросил в рот несколько таблеток «Ролейдса», которые нашел дома в ящике стола, затем набрал номер своего друга в телефонной компании. Может, у Ларри есть какая-нибудь информация для него. Может, он вот-вот схватит убийцу. Вдруг ему повезет.
– Какого хрена все это значит? – спросил Брайан Томас, открыв дверь своей квартиры и обнаружив двух полицейских на пороге. Один из них был смуглолицым, и на его лице ясно читалось «со мной не связывайся», другой был старше, сурового вида, но... о черт, он узнал отца Кристи Бенц по фотографии, которую видел в ее бумажнике.
– Мы просто хотели бы с тобой побеседовать, – объяснил Бенц.
– Я ничего не сделал вашей дочери.
– Значит, ты знаешь, кто я? – Его улыбка леденила душу, словно смерть.
– Она сказала, что вы придете. – Он отступил, пропуская их в комнату. Она была скудно обставлена мебелью и не прибрана, но ему было плевать. Эти копы все равно ничего не смогут на него повесить. Травка, которую он курил вчера вечером, вся закончилась, ничего более сильного он не употреблял, поэтому ему нечего бояться. Но тем не менее он вспотел, и, вне всякого сомнения, оба полицейских окидывали пристальным взглядом его книжный шкаф и... о черт... кальян. Он оставил его у кровати рядом с пустыми пивными банками, и Бенц, конечно, его заметил.
Его губы сжались.
– Нам нужно задать тебе несколько вопросов, – произнес он и указал на стоящее возле окна кресло из секонд-хенда. – Почему бы тебе не присесть?
Брайан заволновался. Что у этих копов есть на него? Раньше он уже проходил через подобное, давным-давно. Он вспомнил, как его арестовали, завели руки за спину и надели на них наручники, потом снимали отпечатки пальцев, часами допрашивали, затем бросили в клетку ко всяким отбросам общества... Он стиснул зубы и попытался думать. Он не сделал ничего противозаконного. Эти полицейские ничего не смогут ему предъявить.
– Кристи говорила, что вы рано или поздно придете, потому что все ребята, которые с ней встречаются, подвергаются своего рода допросу.
– Лишь несколько вопросов, – заметил Монтойя. – Ничего страшного, парень. Просто сохраняй спокойствие, и через несколько минут все закончится.
– Может, мне следует позвонить своему адвокату.
– А он тебе нужен? – спросил Бенц, поднимая брови над своими недоверчивыми серыми глазами. Это ж надо какой выискался.
– Не знаю, нужен ли он мне.
– Не нужен, если ты не делал ничего плохого – сказал Монтойя и указал на кресло. – Садись. Расслабься. Всего лишь несколько вопросов.
Чушь собачья, подумал Брайан, но сел и стал размышлять, почувствуют ли они все еще витающий в воздухе запах выкуренной травки. Бенц не садился. И еще он не скрывал, что не доверяет Брайану. Нисколечко. Очевидно, ему не нравилось, что Брайан встречается с его дочерью, и на секунду Брайан подумал о фильмах, которые он видел, – плохие копы подбрасывают улики, затем угрожают обвинениями, если им не удается выжать из парня признание. Он тяжело сглотнул. Даже если ему удастся доказать ошибочность обвинений, его карьера здесь, в университете, будет загублена.
Разумнее будет сотрудничать.
Они задали ему чуть ли не тысячу вопросов. Некоторые из них касались преподавательского состава и студентов, но многие относились к доктору Францу и двум его женам. Брайан учился в колледже Всех Святых и работал у его первой жены – доктора Нанкуа Франц. Они также спросили его о девушках, о которых он читал в газетах, Лесли Франц, Кэти Андерсон и Стефани Джейн Келлер – жертвах серийного убийцы. И они буквально уставились на два меча, висящих у него над кроватью, затем спросили его об оружии, и что он делал, пока служил в армии. Ему следует позвонить адвокату; совершенно очевидно, они считают, что он имеет какое-то отношение к убийце, разгуливающему по кампусам колледжей.
Или, может, Бенц имеет на него зуб из-за того, что он встречается с его драгоценной дочерью. Боже мой, неужели у этих копов нет дел поважнее, чем запугивать невиновных людей?
Они не могли всерьез думать, что он причастен к убийствам. Это безумие. Он не знал тех девушек.
Бенц спросил его об обвинении в изнасиловании и об учебе в семинарии. Они даже упомянули имена нескольких святых – это еще что за хренотень? Бенц заранее собрал много информации о Брайане и знал, что прежде чем перевестись в колледж Всех Святых, он проучился первые два курса в Тулейнском университете и изучал психологию у доктора Лидса.
– Этот парень, он настоящий придурок, – сказал Брайан, вытирая вспотевшие ладони о джинсы. – Он просто влюблен в себя. Учитывая, что в Тулейне был он, а здесь доктор Саттер, я решил бросить психологию и писать докторскую по философии. Я пришел к выводу, что люди интересуются психологией, потому что это нужно им самим. У них есть проблемы, они идут к психиатру, кайфуют от разговора о самих себе и решают, что они могут заработать на этом денег... – Брайан замолчал. К чему болтать без умолку? Давно, когда у него были все эти неприятности из-за обвинений в изнасиловании, его адвокат посоветовал ему отвечать точно и давать лишь ту информацию, о которой его спрашивали, и ни слова больше.
Полицейские ушли примерно через полтора часа, слава богу. Брайан подошел к окну и через грязные стекла принялся наблюдать за парковкой. За считаные минуты они сели в джип. Бенц за руль. Для чего они притащились сюда? Насколько серьезно они с ним разговаривали? Ему стало не по себе.
Он подумал, не позвонить ли Кристи, чтобы прочитать ей нотацию, но передумал. Однако вечернее свидание придется отменить. Бенц, вероятно, зайдет к дочери, и меньше всего на свете Брайан хотел снова с ним столкнуться. Нет, ему нужно время подумать. Ради чего он вообще встречается с дочерью копа?
Брайан подошел к холодильнику и достал из него банку пива. Только он открыл ее, как снова раздался звонок в дверь. Черт. Только не полицейские. Пожалуйста! Он сделал большой глоток и подошел к окну. Джипа не было. Хорошо.
Так кто же звонит в дверь? Усмехнувшись, он подумал, что знает ответ.
Нервозность от визита полицейских прошла. Он несколько охладел к Кристи с тех пор, как она вернулась от своего папаши-копа после Дня благодарения. Не потому, что Брайан не хотел ее видеть, а потому, что он подумал, что сыграть недоступного парня – совсем неплохая идея. Он чувствовал, что Кристи нравится, когда ей бросают вызов, поэтому и решил вести себя соответствующим образом. Может, ему удастся затащить ее в постель. Как это понравится ее отцу? А?
Снова раздался звонок, и он крикнул:
– Иду! – Затем тихо пробормотал: – Не снимай штанов. – Проведя пальцами через волосы, он подошел к двери и открыл ее. Наклеенная на лицо улыбка улетучилась, когда он узнал человека, стоящего у порога.
– Какого черта вы здесь делаете? – спросил он и в следующее мгновение увидел электрошокер. – Эй, подождите!
Но было слишком поздно. Он почувствовал удар тока и, падая, выронил пиво.
– Он подозреваемый, папа? Ты собираешься арестовать его? – спросила Кристи, не обращая внимания на хот-дог и кока-колу, которые ей купил отец. Он и Монтойя отвели ее на поспешный ужин к маленькому киоску, продающему гамбургеры рядом с кампусом. Там-то он и сообщил шокирующую новость – признался, что разговаривал с Брайаном. Неподалеку было несколько студентов, и она спрятала голову, не желая, чтобы ее видели вместе с отцом, когда он находится при исполнении.
– Скажем так, он «вызывает некоторый интерес». – Ее отец сидел напротив нее за столом с фальшивым деревянным навесом. Бенц был настроен совершенно по-деловому.
– «Вызывает некоторый интерес». Как, черт возьми, это понимать?
– Так, что я собираюсь понаблюдать за ним.
– Нет. – Ей захотелось вдолбить немного здравого смысла в своего старика. – Ты хочешь загубить мою жизнь? Ты это и делаешь! – Она бросила взгляд на Монтойю. – Он донимает Брайана лишь из-за того, что я с ним встречаюсь, да?
– Нет. Этот хлыщ может быть опасен. – Монтойя ел себя необычно. Казался более жестким, сердитым. Чувствовал себя так, словно дело затрагивает и его лично.
– А как же быть с презумпцией невиновности? А разве не это самое главное у нас в стране? Господи, папа, дай мне немного пожить спокойно, хорошо?
– Этот парень опасен.
– Это убийца опасен, папа, а не Брайан. Я знаю его. Он не убийца.
– Глупости. Я хочу, чтобы ты поехала со мной домой. Сейчас же. – Бенц встал во весь рост. – Здесь небезопасно.
– Для кого? Для всех? Или только для меня? Ты собираешься отправить всех на кампусе по домам только лишь из-за того, что, по-твоему, кто-то, возможно, что-то знает об этих убийствах?
Бенц напряг челюсть.
– Нет. Думаю, я не смогу этого сделать, но я могу арестовать его. Имеется достаточно косвенных доказательств, чтобы задержать его на время, – ответил он, зная, что несколько грешит против истины. У него не было ничего конкретного. Лишь внутреннее чутье. И этот придурок встречался с его дочерью. Но он видел кальян и пустые банки в его квартире. Он мог замести его за наркотики и, если у него на квартире бывают несовершеннолетние студенты, за распространение алкоголя. – Или ты поедешь со мной, или я его арестую. Что выбираешь?
– Ты серьезно?
– Серьезней некуда.
– Просто ужас какой-то. Ты готов поставить меня в неудобное положение?
– В одно мгновение, если это спасет тебе жизнь, – ответил он.
Ее подбородок дрогнул, затем она плотно сжала челюсти.
– Если ты так сделаешь, я никогда, никогда тебя не прощу.
Он посмотрел на часы.
– У тебя один час, чтобы собрать вещи. Ты можешь приезжать сюда каждый день на занятия. Тебя будет сопровождать телохранитель.
– Ни за что. Мне уже восемнадцать. Ты не можешь меня заставить... – Выражение его глаз вынудило ее закрыть рот. Через полчаса она должна была встретиться с Брайаном в библиотеке.
Тогда она сможет все объяснить, но если она уступит сразу же, папа что-то заподозрит.
– Значит, я должна бросить колледж или претерпеть смертельное унижение. В любом случае Брайан меня возненавидит.
– Ты это переживешь.
– Ты можешь быть настоящим ублюдком, да?
Он взглянул на часы.
– У тебя пятьдесят восемь минут.
Оливия пробила покупку, быстро завернула свечи с ароматом клюквы в оберточную бумагу и протянула сверток крупной женщине с тугими седыми кудрями, которая улыбнулась и пожелала ей веселого Рождества. Она подмигнула, засовывая сверток под мышку.
– Меньше месяца осталось, знаете ли. Завтра первое декабря.
– Верно, и вам тоже веселого Рождества. – Женщина быстро вышла из магазина, звеня колокольчиками, свисающими с ярко-красной дуги, которую Тавильда прикрепила над дверью.
Оливия посмотрела на часы... до закрытия магазина оставался лишь час. Она собиралась провести несколько часов в библиотеке на кампусе, а затем отправиться домой и надолго забраться в ванну. Ей не хотелось думать о Рождестве; в этом году она первый раз будет встречать его без бабушки Джин, и она находилась здесь, в Луизиане, одна, а не в Тусоне, где у нее было много подруг.
Что касается подруг, то она сердилась на Сару. То, что от нее ничего не было слышно неделю или две, не удивляло. Но не в стиле Сары было не позвонить и не сказать, что она благополучно добралась домой, что ей очень понравилось в гостях у Оливии или что она по-настоящему любит Лео и не может смириться с разводом. Оливия звонила ей дважды и каждый раз оставляла сообщение на автоответчике.
Может, Сара была слишком подавлена. Возможно, мысль о предстоящем разводе в сочетании с рождественскими праздниками была слишком тяжела для нее.
Ну, а ты сама? Ты-то что будешь делать на Рождество? С кем его проведешь?
С Риком Бенцем? Ну уж нет. Все их разговоры были исключительно по делу, и она все еще сердилась на него за то, что он не сказал ей об отце Джеймсе Маккларене.
Как насчет отца Джеймса? О господи, она не хотела думать об этом. Она едва не занялась с ним любовью, а ведь менее чем за неделю до этого она делала то же самое с его единокровным братом. Нет, лучше ей обходиться в жизни без мужчины. Она и без них проживет. На самом деле ей, вероятно, понадобятся годы терапии после двух мужчин в ее жизни. Сначала неудача с Бенцем, а затем едва не переспать со священником. В каком же она тогда была отчаянии? Джеймс Маккларен был хорошим, добрым человеком, и она едва не совратила его с пути истинного... нет, об этом даже лучше не думать.
Слава богу, они остановились, осознали, пока еще не стало слишком поздно, что чуть не совершили ошибку, которая погубила бы их жизни.
Телефон зазвонил как раз в тот момент, когда в магазин, звякнув колокольчиками, вошла еще одна покупательница.
– «Третий глаз», – произнесла Оливия, сняв трубку.
– Привет, Ливви, хорошо ли ты провела День благодарения? – спросила Бернадетт.
– Да, неплохо, – автоматически ответила Оливия и попыталась оставаться спокойной. Ее мать обратилась к ней. Это было хорошо. Просто не позволяй себе растрогаться. – Из Тусона ко мне приезжала моя подруга Сара.
– Хорошо.
– А ты?
– Все прошло нормально... ну, нет, плохо. Мы с Джебом расходимся. Я решила, что ты была права. Мне это не нужно. Я ездила в Сан-Антонио, провела в одиночестве уикенд и как следует подумала. Некоторое время назад я уже подала кое-какие бумаги, но развод на время был отложен. А сейчас... не думаю, что когда-нибудь снова выйду замуж...
Оливия чуть не рассмеялась.
– Я думаю, ты из тех, кто только и делает, что выходит замуж. Не то, что я, – мысленно добавила она. – Значит, ты нормально относишься к разводу?
– Да, – твердо ответила Бернадетт. – И я надеюсь, что мы с тобой сможем все наладить. Знаю, я была не слишком хорошей матерью, но, может быть, сейчас, когда ты выросла, мы могли бы стать, например, подругами. – Оливия была поражена. И это говорит ее мать? Эгоцентричная Бернадетт?
– Это было бы хорошо... – сказала Оливия, а потом заметила, как одна из женщин, вошедших в магазин, невысокая, стройная, в темно-синей куртке, положила в карман стеклянное пресс-папье. – О... мне пора бежать, мам.
– Только одну...
Магазинная воровка протянула руку к другой вещице, хрустальной статуэтке северного оленя, посмотрела через плечо и, заметив, что Оливия наблюдает за ней, повертела ее в руках и поставила обратно. Оливия слушала мать лишь вполуха.
– На самом деле я позвонила тебе, потому что вспомнила имя, связанное с усыновлением моего сына.
– Что? – спросила Оливия. Теперь она перестала смотреть за воровкой.
– Это имя – Томас.
– Томас?
– Да, я уверена. Моего ребенка усыновила супружеская пара. Мужчину звали Томас.
– А фамилия?
– Фамилию не помню. А может, Томас – это как раз фамилия. Точно не знаю... – Бернадетт запнулась. – Как-то раз я случайно услышала, как твоя бабушка упоминала о семье и, кажется, назвала их Томасами. Надеюсь, это поможет.
– Конечно, поможет, мам, спасибо, – ответила Оливия с бьющимся сердцем, видя, как воровка направляется к двери. – Одну минутку, – крикнула она женщине и положила трубку. – Кажется, вы что-то взяли... – Женщина моментально выскочила за дверь. Оливия было погналась за ней, но, едва выбежав из магазина, потеряла воровку в толпе. Было темно, шел дождь, и воровке в темно-синей куртке было легко исчезнуть среди людей. Рождественские фонари освещали Джексон-сквер, но настроение у Оливии было совсем не праздничным. – Прекрасно, – пробормотала Оливия, не в состоянии оставить магазин без присмотра. Тавильда должна была вернуться с ужина лишь через пятнадцать минут.
Оливия направилась обратно в магазин, но бросила взгляд на свое отражение в стекле. Ее волосы растрепались, лицо бледное. Делая шаг, она впервые за неделю почувствовала убийцу... увидела его образ за своим собственным отражением.
Нет.
Все вокруг словно притихло, и у нее заболела голова. Он был там и смотрел на нее – голубые глаза, темные волосы, угловатые черты лица, похожие на нее, не на отца Джеймса, нет... и затем он отвел взгляд, словно кто то назвал его по имени. Он сосредоточился на своей жертве, и Оливия увидела лицо этой девушки. В голове пульсировала тупая боль. Девушка с длинными красновато-коричневыми волосами и уверенным видом... это лицо Оливия видела раньше, но не лично, а на фотографии на столе детектива Рика Бенца.
