Текст книги "Искатель. 1974. Выпуск №6"

Автор книги: Лайон Спрэг де Камп

Соавторы: Стенли Вейнбаум,Михаил Барышев,Курт Лассвитц,Владимир Монастырев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

Наблюдение, установленное за квартирой директора московской школы, установило, что в гости к Алферову наведывался начальник окружных курсов артиллерии Миллер, работник Высшей школы военной маскировки Сучков, преподаватель военной школы Ступин, делопроизводитель губсовнархоза Тихомиров. Заходил сюда до ареста и бывший кадет Щепкин.

Это сразу же позволило связать воедино поступившие сигналы, дело «Вика» и миллион рублей, изъятый у Крашенинникова.

Было также выявлено, что работники Кунцевской школы военной маскировки имеют весьма тесные связи с работниками другой военной школы, находящейся в Кускове, что бывший поручик Абросимов частенько наезжает в Кусково то со служебными заданиями, то в свободное время и общается там с определенной группой курсантов.

Чтобы выяснить, какую роль в заговоре принимают работники военной школы в Кускове, туда был срочно направлен переодетый в штатское комендант Кремля Мальков с мандатом от Наркомпроса на имя библиотечного инспектора, которому поручалось «ознакомиться с работой библиотеки в военной школе в Кускове», С каждой прочитанной страницей, с каждой беседой, разговором становилась отчетливее картина зреющего заговора. Если сведения, которые сообщила инструктор Московского комитета партии – «через неделю» – верны, восстание в Москве можно было ожидать двадцатого сентября.

ГЛАВА V

– Оперативный отдел займется «Национальным, центром», – сказал Артузов. – А Особому остается «Добровольческая армия».

– Да, такое разграничение в плане будет полезным. Но надо хорошо продумать каждую конкретную операцию по захвату.

– Чего тут голову ломать, – нетерпеливо откликнулся Нифонтов. – Прижмем гадов к ногтю одним махом!

– Прижать, Павел Иванович, это еще не все. Конец зависит от начала. Не менее важна и вторая часть операции. Сразу же после ареста – немедленные допросы, очные ставки…

– Верно. Медицина, товарищ Нифонтов, учит, что лечить надо не болезнь, а больного.

– Мало взять подпольную организацию, – добавил Менжинский. – Надо выявить все связи, источники финансирования, снабжения оружием, определить проникающее влияние. Допросы тоже будет провести непросто. Не всякий феникс, восставший из пепла, признается в собственном происхождении… С Кудеяром неплохо придумано… Теперь совершенно ясно, что Миллер – одна из крупных фигур заговора. На допросах он вряд ли бы сразу стал называть имена и фамилии.

– А тут сам все выкладывает Кудеяру, – усмехнулся Артузов и пощипал бородку. – Не надо исключать и той возможности, что кому-нибудь из заговорщиков удастся ускользнуть.

– Да… А самые крупные рыбы те, которые срываются с крючка. Как Щепкин?

– Молчит. Нахально отказывается от очевидных улик.

– А «инспектор всеобуча»?

– Мартынов? Этот жидковат оказался. Связной деникинской разведки. Прибыл к Щепкину за очередными донесениями. Должен был увезти полковнику Хартулари то, что находилось в плоской коробочке… Мы с обыском помешали. Мартынов, к сожалению, мало знает. Явка у него была на Щепкина.

– Где переходил линию фронта?

– На Тульском участке… Утверждает, что переводили люди из банды Косорезова. Такая бандочка действительно в тех местах орудует…

– Давайте еще раз просмотрим наметку операций по задержанию, – предложил Вячеслав Рудольфович и подвинул к себе записи Нифонтова. – Достаточное количество оперативных групп мы предусматриваем?

Нифонтов вздохнул, снова подивился дотошности особоуполномоченного и стал на память перечислять, какие группы пойдут на операцию, какие подразделения войск ВЧК к ней привлекаются и какие части ЧОН будут стоять наготове.

– Резерв у нас не маловат, Артур Христианович? Представьте себе такую ситуацию, что при аресте вдруг обнаружатся адреса десяти неизвестных нам ранее заговорщиков… Что в этом случае может сделать оперативная группа из пяти человек?

– Всего не предусмотришь, Вячеслав Рудольфович.

– Обязаны предусмотреть…

Своим чередом вершилась ночь. На бархатном пологе неба величаво и спокойно мерцали звезды. С Москвы-реки тянуло прохладным ветром, журчала вода в фонтане на Лубянской площади, и ночной извозчик поил там лошадь. В Замоскворечье гулко и нестрашно лаяли собаки, и тишина окутывала дом, где помещалась «главная чека».

Из зашторенного окна на улицу не проникало ни единого лучика света.

– Как обстоит дело с дешифровальщиками? Может ведь возникнуть срочная надобность…

– Не густо у нас с такими специалистами, Вячеслав Рудольфович, но все, что возможно, предусматриваем…

– Транспорт подготовлен?.. Наряды для конвоирования?..

Часы мелодично отбили три удара.

– Засиделись мы, однако, Вячеслав Рудольфович, – сказал Артузов.

– Зато много сделали. Я, Артур Христианович, поспешности не люблю. Такая уж, приношу извинения, натура.

Менжинский снял пенсне, развел руки и поставил их ребром на стол.

– На сегодня все, товарищи… Теперь можно и отдохнуть.

– Самая пора, – откликнулся Нифонтов и потянулся, чтобы собрать разложенные бумаги.

– Покорнейше прошу оставить, Павел Иванович… Я их перед сном еще раз просмотрю.

Артузов улыбнулся, поглядел на Нифонтова и сказал, что он пойдет спать.

– И вы идите, Павел Иванович… Завтра у нас предстоит горячий день… Идите, идите. Вам обязательно надо отдохнуть.

– Полагаю, можно начать, – сказал Феликс Эдмундович, оглядывая собравшихся в кабинете. – Операция предстоит ответственнейшая, и промахнуться мы не имеем права… О существовании заговора и подпольных вооруженных отрядов я доложил Владимиру Ильичу. Товарищи Менжинский и Артузов разработали план операции. Прошу вас, Вячеслав Рудольфович.

Менжинский встал за столом.

– Судя по имеющимся материалам, заговорщики собрали значительные силы. Их ударные отряды уже подготовлены к выступлению и хорошо вооружены. Учитывая эти обстоятельства, операцию по ликвидации заговорщиков предполагается расчленить на два этапа. Первая задача – быстро захватить головку. Стремительным и внезапным ударом взять всех руководителей заговора, чтобы они не успели ничего предпринять. Опасность здесь в том, что мы кого-нибудь не знаем или кто-то успеет ускользнуть во время нашей операции.

– Не ускользнет, товарищ Менжинский. Вы еще наших ребят не знаете, – возразил Павлуновский, заместитель Феликса Эдмундовича по Особому отделу.

– Тем не менее, – настойчиво продолжил Менжинский, – даже в самом тщательно разработанном плане и при самых надежных исполнителях может вмешаться случайность. И это обстоятельство должно быть непременно учтено.

– Каким же образом, если говорить конкретно?

– Конкретно, Феликс Эдмундович, чтобы уменьшить возможность случайностей, мы ускоряем… точнее, немедленно приступаем к выполнению второй части оперативного плана – к полному захвату всех заговорщиков. В процессе захвата немедленно производим допросы и выявляем всех лиц, причастных к подпольной организации. На квартирах арестованных руководителей заговора будут оставлены засады.

– Операцию проведем ночью, – подтверждающе добавил Дзержинский, – Без крайней необходимости запрещено поднимать какую-либо стрельбу. Для захвата руководителей и для засад в квартирах выделятся опытные работники… Какие у вас предложения по этому вопросу, Артур Христианович?

– К Ступину на Поварскую едет Линде, с ним Казанец, Светлов и оперативная группа. Если Ступина не окажется дома, Линде и оперативная группа будут искать, а Светлов и Казанец останутся в засаде. К Алферову на Малую Дмитровку едут Аванесов, Фомин, с ними Вайс и Красников. К Миллеру…

Артузов перечислил состав основных оперативных групп, затем снова заговорил Менжинский:

– Особой задачей операции является выявление каналов, по которым Щепкин получал шпионскую информацию. При обыске у него найдены записки с наложением плана военных действий Красной Армии от Саратова, список дивизий и их местонахождение по состоянию на пятнадцатое августа… Очень характерная деталь, товарищи! Щепкин был арестован в ночь с двадцать восьмого на двадцать девятое августа. Список дивизий по состоянию на пятнадцатое августа мог находиться в Реввоенсовете минимум шестнадцатого-семнадцатого августа.

– Восемнадцатого, Вячеслав Рудольфович, – уточнил Дзержинский. – Я наводил справку. Связь с дивизиями работает не всегда хорошо, и сведения запаздывают.

– Итак, восемнадцатого августа. Если допустить, что для выносе из Реввоенсовета таких сугубо секретных сведений требуется минимум две-три дня, можно считать, что между двадцатым и двадцать пятым августа Щепкин имел встречу с человеком, передавшим ему сведения. Кроме того, у Щепкина обнаружены данные о наличии, калибрах и боекомплектах артиллерии одной из армий, действующей против Деникина, план оперативных действий армейской группировки на Восточном фронте с указанием ее состава и фамилий командиров дивизий и полков, сообщение о местонахождении и предполагаемых перемещениях некоторых штабов…

– Солидная информация, – удивленно сказал Аванесов.

– К сожалению, я могу продолжить этот перечень, товарищи… Найдены также описания одного из укрепленных районов с точным расположением в нем артиллерийских позиций и зенитных батарей, сведения о фронтовых базисных складах…

Менжинский перечислял, и у сидевших в кабинете каменели лица. Было очевидно, что информацию Щепкин мог получить только от человека, проникшего в самые тайны советского военного командования. Эти сведения чекисты успели перехватить, а сколько подобных данных уплыло к врагу, во сколько крови обошлось уже такое предательство?

Словно ощутив мысли собравшихся, Вячеслав Рудольфович сказал:

– Сведения систематически переправлялись через фронт. Арестованный Мартынов пришел к Щепкину за ними. Это подтверждает и письмо, найденное у Щепкина при обыске. Оно написано двадцать седьмого августа и адресовано начальнику любого белогвардейского отряда с просьбой протелеграфировать в самом срочном порядке эти донесения в штаб разведывательного отделения деникинцев непосредственно полковнику Хартулари…

– Может, он получал сведения через Миллера или Сучкова? – сказал Павлуновский. – У меня лично складывается такое мнение.

– Не думаю, – возразил Феликс Эдмундович. – Мы проверили и установили, что подобного рода сведениями Миллер и Сучков по служебному положению не могли располагать. Возможно, они могли быть с кем-то связаны. Но тогда возникает вопрос, зачем требовалось от Миллера и Сучкова эти сведения направлять Щепкину? Такой товар предпочитают из рук не выпускать, он денег стоит. Да и лишнее звено передачи тоже ни к чему было устраивать. Нет, Щепкин получал эти сведения от человека, непосредственно связанного с ним…

– Абсолютно согласен с вами, Феликс Эдмундович… Щепкин старается сейчас спасти на допросах источник получения шпионских сведений. Поэтому он так и упорно молчит.

– Говорит, Вячеслав Рудольфович, – усмехнулся Дзержинский. – Наши товарищи уже от него выслушали со всеми подробностями историю партии кадетов, ее прогрессивную роль в Государственной думе. И про то, как царь их обижал, несчастненьких. От обвинения в шпионаже Щепкин открещивается руками и ногами. Старается свести дело к тому, что он просто общественный деятель старого режима и страдает за собственные политические заблуждения. Делает ставку на то, что бумаги найдены не в его квартире, а на дворе дома. Что предлагаете делать с Кудеяром?

– Его надо арестовать вместе с Миллером, чтобы не расшифровывать. Кудеяру доверяют, и я полагаю, что он может продолжить начатую нами игру.

– Согласен… Есть вопросы и уточнения к плану ликвидации «Национального центра»?

Феликс Эдмундович встал за столом. Худощавый, с серым от постоянного недосыпания и колоссального напряжения лицом.

– Оперативный план утверждается. Особое внимание прошу обратить на необходимость выявления источника шпионской информации. Работа Особого отдела, естественно, должна быть максимально активизирована… Конечно, товарищи из оперативного отдела сделают все возможное, чтобы помочь. Однако главная задача в этой части возлагается персонально на вас, Вячеслав Рудольфович… – Дзержинский на мгновение замолчал, покосился на Артузова и добавил: – И на Артура Христиановича тоже…

– Поможем товарищу Менжинскому, – откликнулся Артузов.

ГЛАВА VI

В ночь с девятнадцатого на двадцатое сентября оперативные группы, отряды войск ВЧК и части ЧОН сосредоточились на сборных пунктах.

В кабинете Дзержинского собрались руководители операции. Немногословный, деловито собранный Менжинский, хмурый Аванесов и начальник Особого отдела Московской ЧК Евдокимов.

– Кто у нас следующий? – спросил Феликс Эдмундович.

– Фомин… Идет к Алферову.

– Правильно… Фомин умеет дело делать без лишнего шума. Пригласите его.

В кабинет вошел Фомин. Остролицый, с большими внимательными глазами, сосредоточенно глядевшими из-под строгих бровей. Воротник гимнастерки был великоват для худой шеи.

– Прошу получить ордер, товарищ Фомин, – тихим голосом сказал Вячеслав Рудольфович, протягивая вошедшему бумагу, подписанную председателем ВЧК. – На арест и обыск… Обыск произведите самым тщательным образом. Особое внимание обратите на письма, записи и всякого рода заметки. Они могут оказаться чрезвычайно важными. Не упустите из внимания ни одного написанного слова… Вы понимаете меня?

– Понимаю, товарищ Менжинский, – ответил Фомин и чуть прищурился. – Как не понять!

Опытный работник ВЧК, прошедший суровую жизненную школу, Фомин с внутренней улыбкой воспринимал тихие слова штатского человека в пенсне с золотыми ободками. На чекистской работе Фомин, как говорится, собаку съел, а его наставляет человек, который в ВЧК без году неделя. Арестов и обысков Фомин провел не один десяток. Уж как-нибудь сообразит, что ему делать и где смотреть.

– Да, товарищ Фомин, ко всяким записям на сей раз проявите особое внимание, – сказал Дзержинский.

Фомин смутился. Зеленовато-серые глаза Феликса Эдмундовича, казалось, обладали способностью читать в душе, что думают в данный момент подчиненные.

– Ясно, Феликс Эдмундович, – торопливее, чем следовало, откликнулся Фомин. – Сам буду смотреть и ребятам строго-настрого накажу… Ничего не упустим.

– Не имеем права упустить, товарищ Фомин, – заговорил Менжинский. – По всем данным, Алферов у них важная птица… Знает много и потому представляет для нас особую ценность… Прошу покорнейше обойтись без стрельбы.

– Есть, обойтись без стрельбы.

– И осторожность… Учтите, товарищ Фомин, заяц всегда выскакивает там, где его меньше всего ожидаешь.

На лице Фомина растаял иронический прищур. Он вдруг ощутил, что человек, вручивший ордер на обыск, так же как и Феликс Эдмундович, умеет заглядывать в глубь человека много дальше, чем другие, и понимать, что думает сию минуту даже такой опытный чекист, как Фомин.

Вспомнились вдруг слова, сказанные в приемной о Менжинском: «ЦК направил с особыми полномочиями…»

В тусклом свете лампочки, вполнакала горевшей на площадке, Алферов увидел молчаливых людей и черное дуло направленного на него нагана. Он резко подался назад, норовя захлопнуть дверь, но было уже поздно.

– Спокойно, гражданин Алферов. Просим не шуметь.

С ордером на обыск директор школы ознакомился с непонятным равнодушием. Скользнул глазами по бумаге и тут же вернул ее обратно. Сидел за столом, потухший, обмякший и грузный, ковыряя пальцем невидимое пятнышко на плюшевой скатерти.

Хозяйка дома вышла к чекистам в полупрозрачном пеньюаре, отделанном пышными кружевами. В пене кружев угадывалась высокая грудь. Красивая голова была независимо откинута назад. Глаза щурились от света. Пожалуй, только набрякшая жилка, вздрагивающая возле уха, выдавала страх, который всеми силами старалась не показать хозяйка дома.

– По какому праву вы нас обыскиваете? Как вы смели ворваться в дом к мирным людям?

Она вываливала один вопрос за другим, не дожидаясь ответов.

– Алекс, объясни же им наконец… Мой муж директор показательной школы… У нас похвальные отзывы Наркомпроса! Нет, я немедленно должна позвонить Павлу Ипатьевичу… Павел Ипатьевич член коллегии. Он сейчас же поедет в Кремль, чтобы прекратить самоуправство. Боже мой, ну что ты сидишь, Алекс!

Хозяйка дома решительно направилась к столу, где стоял телефонный аппарат.

– Прошу оставаться на месте! – сказал Аванесов.

– Но я пока не арестована, надеюсь?

– Пока нет, – спокойно ответил Аванесов.

Оперативник загородил дорогу к телефону и для острастки покачал тяжелым маузером.

– Можете меня расстреливать! Я не боюсь вас! – визгливо закричала хозяйка дома. – Стреляйте же!

– Перестань, Саша, – поморщившись, попросил Алферов. – Никто в тебя стрелять не будет.

– Вот именно, – усмехнулся Аванесов. – Выпейте воды и успокойтесь… Звонить по телефону не разрешаю. Приступайте к обыску, товарищ Фомин.

Александра Самсоновна, театрально раздув ноздри, окинула презрительным взглядом чекиста, загородившего ей путь, и возвратилась к столу.

Искали тщательно. Отбили плинтусы, подняли подозрительные паркетины, перелистали книги.

Памятуя указания Менжинского обратить особое внимание на всякого рода записи и переписку, Фомин терпеливо просматривал сложенные чекистами на стол методические инструкции, написанные директором школы Алферовым, копии справок, списки, ведомости, старые письма, планы занятий, хранившиеся в письменном столе.

Среди них находилась и записная книжка хозяина дома. На страницах ее были записаны адреса и телефоны, короткие заметки, сделанные для памяти. Прочитать что-нибудь стоящее в записной книжке Фомин не надеялся. Мало-мальски соображающий человек не будет записывать в собственную книжку то, что не хочет показывать другим.

Внимание Фомина привлекла страничка с записью долгов. Какому-то Александру Ивановичу хозяин дома ссудил 452 рубля 73 копейки, а Николаю Артемьевичу 453 рубля 23 копейки, Кириллу Кирилловичу – 427 рублей 17 копеек.

– Так с копейками в долг и давали, гражданин Алферов? – спросил Фомин. – Вроде человек вы широкой натуры, а долги до копеечки отсчитывали… Что сейчас на копейки купишь?

– Не только на копейки, на рубли теперь ничего не купишь, – хмуро ответил Алферов. – Теперь счет на тысячи идет.

– Почему же тысяч у вас никто не занимал?

– По двум причинам, – усмехнулся Алферов. – Во-первых, у меня тысяч не имеется. А во-вторых, эти записи к тысячам никакого отношения не имеют… Грешен, люблю с компаньонами в картишки перекинуться. По маленькой, для удовольствия души. А поскольку, как вы изволили заметить, копейки теперь не в ходу, то и выигрыши копейками мы получать друг у друга не могли. Перешли, так сказать, на безналичные расчеты… Сначала я долг записывал, а на другой раз мог оказаться не в авантаже, и тогда на меня долг записывали. Удобная, знаете ли, для нынешних времен система…

Фомин слушал и думал, почему партнеры проигрывали Алферову всегда по четыре сотни с хвостиком.

Фомин ощущал, что догадка где-то близка, что она примитивно проста, но ухватить ее он не мог.

Странная, очень странная запись карточных долгов…

– Вот номер телефона записан, товарищ Фомин, – сказал оперативник, положив на стол школьную тетрадь. На розовой обложке почерком хозяина квартиры было написано: «4-28-19».

– Четыре – двадцать восемь – девятнадцать, – машинально прочитал вслух Фомин. – Постой, постой… Четыреста двадцать восемь девятнадцать…

Алферов побледнел.

– Четыреста двадцать восемь рублей девятнадцать копеек, – продолжил Фомин. – Так ведь тоже можно записать?

Хозяин квартиры молчал.

– Так вот какие у вас карточные долги записаны!.. Кто такой Александр Иванович, который должен вам четыреста пятьдесят два рубля семьдесят три копейки? Что же вы не отвечаете? Я ведь по телефону могу поинтересоваться.

– Астров, профессор Петровской сельскохозяйственной академии, – выдавил Алферов первое признание.

– Алекс! – пронзительно крикнула жена. – Тварь!.. Тряпка… Боже мой, какое ты ничтожество!..

– Проводите ее в другую комнату! – распорядился Фомин. – Где проживает Астров?

– Неглинная, семнадцать… Я скажу… Я все скажу! Запутали меня, обманули!.. Я все скажу… Заблуждение! Минутное заблуждение…

Алферов проворно соскользнул со стула, бухнулся на колени и, быстро перебирая ими по паркету, оказался у ног Фомина.

– Я все скажу! Все до капельки!

– Перестаньте, Алферов. Поздно нюни распускать!

Фомин подошел к телефону. В трубке откликнулся сонный голос.

– Профессор Астров?.. Александр Иванович, вам звонят из академии. Очень срочное дело. Сейчас к вам привезут пакет… Да, да… Ответственный дежурный.

Положил трубку и дал отбой.

– Все правильно… Березкин и Кацура, быстро на Неглинную, семнадцать. Профессора немедленно задержать…

Алферов плакал, уронив голову на руки.

Под утро обнаружилась еще находка. Аванесов заинтересовался массивным пресс-папье на письменном столе. Осторожно отвинтил мраморную крышку и увидел под ней листок тонкой бумаги, исписанный бисерным почерком, – перечень фамилий.