Текст книги "Под знаменем Льва (=Конан-Освободитель)"

Автор книги: Лайон Спрэг де Камп

Соавторы: Лин Спрэг Картер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)

Киммериец знал, что в скором времени воинов ждут суровые испытания. В глубине души Конан оставался суеверным варваром. Он, как всякий горец-северянин, свято верил во всевозможные магические амулеты и обереги, а посему золотой лев был священным талисманом отважного киммерийца. За свою недолгую жизнь Конан успел обойти половину хайборийских земель, повстречаться с самыми разными людьми – жрецами и королями, колдунами и бандитами, богатеями и оборванцами, – которые делились с добродушным, жадным до всего нового варваром своим богатым опытом, но в сердце он все равно хранил древние традиции родной Киммерии…

Квесадо тем временем, отойдя подальше от шатра полководца, вдруг загадочным образом протрезвел. Ни разу больше не споткнувшись, он быстро двинулся по разбитой телегами дороге в сторону Северных ворот Мессантии.

Получив место в солдатском шатре, Квесадо не стал отказываться от комнатенки с видом на гавань. И сейчас здесь, под дверью из грубо оструганных досок, его ждало письмо. Послание было без подписи, но Квесадо и так знал, что оно от Вибиуса Латро.

Зингарец покормил голубей и, используя незамысловатый ключ, принялся за расшифровку письма. На первый взгляд, это был обычный рассказ о домашних делах, но Квесадо отметил в послании каждое четвертое слово и прочел, что к нему направлен помощник. Вернее, помощница – женщина необыкновенной красоты.

Шпион криво улыбнулся. Потом сел за очередной отчет, который сразу отправил с крылатым курьером на север, в далекую Тарантию.

* * *

Занимаясь делами быстро растущего воинства, Конан распрощался с Велессой и ее юной спутницей. Киммериец долго смотрел им вслед, когда экипаж загрохотал по прибрежной дороге в сопровождения крепких гвардейцев. В спрятанном среди прочего скарба сундучке лежало золото. Обеим девушкам богатства должно было хватить на многие годы безбедной жизни. Конан от всей души надеялся, что больше никогда не увидит ни красавицу зингарку, ни ее миловидную фаворитку.

Чары Велессы не обошли стороной могучего киммерийца, но он твердо решил, что женщинам – тем более изнеженным дворяночкам – нет места на дорогах войны. Позднее, если мятеж закончится благополучно, брак с особой царственного происхождения мог бы оказаться даже полезен. Ибо сколько бы ни проливали кровь простые солдаты, по-настоящему магическим образом защищает трон лишь кровь самих королей.

И все же киммериец, как всякий нормальный мужик, маялся от одиночества. Чем дольше он оставался один, тем чаще впадал либо в ярость, либо в угрюмую меланхолию. В конце концов, Просперо, угадавший причину подобных настроений, предложил Конану прогуляться в город.

– Немного ума, немного везения – и найдешь подружку по вкусу, – сказал Просперо.

Ему и в голову не могло прийти, что слова эти долетят до слуха ловкого зингарца, который в это время отдыхал, уткнувшись носом в колени и спиной привалившись к стойке шатра.

Конан, отнюдь не помышлявший о том, что кто-то может подслушивать разговор, ответил резким отказом. Но день шел за днем, и воля киммерийца все больше поддавалась яростным желаниям плоти. Особенно, конечно, по ночам…

* * *

Воинство мятежников продолжало расти. Приходили лучники с Боссонских Пределов, копейщики из Гандерланда, прибывали легковооруженные всадники из Пуантена, суровые аквилонские рыцари, а также простые разбойники и небольшие отряды отчаянных головорезов. Над учебным полем, не смолкая, то звучали гневные возгласы командиров, то слышалась тяжелая поступь марширующей пехоты, то звонкий цокот кавалерии, то посвист пущенных стрел. Конан, Троцеро и Просперо не ведали отдыха, пытаясь превратить новобранцев в настоящих бойцов. И все же оставалось только гадать, устоит ли эта разношерстная толпа против закаленной в боях и походах, хорошо обученной армии Амалиуса Прокаса.

Тем временем Публий наладил связь со шпионами мятежников. Люди его теперь пробирались далеко в глубь Аквилонии. Одни просто занимались сбором сведений. Другие распространяли рассказы о бесчинствах полоумного монарха – благо, для этого им не надо было ничего придумывать. Третьи пытались раздобыть денег, обращаясь за поддержкой к тем, кто не решался в открытую примкнуть к повстанцам.

Каждый день, когда солнце поднималось в зенит, Конан устраивал общий смотр всему воинству. После чего отправлялся перекусить в солдатский шатер, обходя по очереди скромные жилища воинов. Настоящий полководец обязан знать всех своих людей в лицо. Конан же помнил даже имена многих бойцов.

Спустя несколько дней после разговора с Просперо о прогулке в город киммериец обедал в компании кавалеристов. Конан запросто разделил с воинами скудную трапезу – хлеб, горький эль – и соленые солдатские шутки.

Вдруг, уловив неподалеку чей-то странный свистящий голос, киммериец прислушался. В стороне от кавалеристов расположился уже знакомый Конану узколицый зингарец. Он весело болтал с каким-то солдатом, сопровождая речь красноречивыми жестами. Конан моментально забыл про только что отпущенную ядреную шутку, поскольку зингарец явно рассказывал о женщине. У варвара в жилах тотчас закипела кровь.

– Какая там есть танцовщица! – разглагольствовал зингарец. – Волосы черные, как вороново крыло, глаза зеленые, как изумруды. Губки красные, тело стройное – глаз не отвести! – И он быстрым движением показал, какая у красотки фигура. – Она танцует по вечерам в таверне «Девять мечей» для всякого сброда. Ее зовут Альцина. Она не похожа на простых портовых шлюх. Она дерзкая, своенравная и никому не позволяет даже прикоснуться к себе. Говорит, мол, не родился еще мужчина, который бы заставил разгореться ее страсть. Конечно, – добавил он с завистливым вздохом, – возле нее каждый вечер собирается целая толпа, и кто-нибудь, в конце концов, сумеет обуздать гордую девчонку. Взять хотя бы нашего могучего предводителя… – Произнося последнюю фразу, Квесадо поймал пристальный взгляд киммерийца. Зингарец поперхнулся, опустил голову и промямлил: – Тысяча извинений, господин! У вас слишком хорошее пиво, потому я и разболтался. Прошу вас, не сердитесь за мою нескромность…

– Ладно, забудь, – нахмурившись, Конан отвернулся. Но в тот же вечер он разузнал дорогу к «Девяти мечам».

Когда киммериец, вскочив в седло, направился в сопровождении одного только воина к Северным воротам, Квесадо, притаившийся неподалеку в тени, самодовольно усмехнулся.

Глава 3
ИЗУМРУДНЫЕ ГЛАЗА

Когда заря, полыхнув алым, развеяла тьму сонного неба, серебряная труба возвестила о прибытии нарочного от короля Милона. Посланец в расшитом плаще поверх доспехов, размахивая свитком с королевской печатью, бодро вступил в лагерь на берегу залива. Он презрительно наморщил нос при виде учебного плаца, где к утреннему смотру готовилась пестрая толпа солдат. Гонец громко потребовал, чтобы кто-нибудь проводил его к предводителю воинства Конану из Киммерии. Один из бойцов повел королевского щеголя к главному шатру.

– По-моему, у нас неприятности, – пробормотал Троцеро, уставясь в спину аргосийского чинуши и обращаясь к Декситусу.

Лысый, худой жрец перебирал четки.

– Пора бы уже привыкнуть к неприятностям, господин мой, – сказал он. – Надеюсь, ты не забыл, сколько нас еще ждет впереди…

– Ты имеешь в виду Нумедидеса? – криво усмехнулся граф. – К этому-то мы готовы. Я говорю о неприятностях из-за Милона. Единственное, что нам от него нужно, – чтобы он нас не трогал, пока войско не готово. А он, похоже, струсил! Конечно, под стенами столицы собралось слишком много отчаянных рубак из дальних краев. Для короля это лишняя головная боль. Так что наверняка Его Величество решил отказаться от гостеприимства.

– Вот-вот, – поддакнул подошедший Публий. – Наверное, в Мессантии все закоулки уже кишат аквилонскими шпионами. Нумедидес непременно попытается надавить на владыку Аргоса и склонить его на свою сторону.

– Когда у стен города толпа головорезов? – хмыкнул Троцеро. – Непростительная была бы ошибка со стороны правителя.

Публий пожал плечами:

– До сих пор король Аргоса был нашим другом. Правда, монархи частенько нарушают обещания – помыслы любого, даже самого благородного властителя всегда крутятся вокруг собственной выгоды. Надо набраться терпения… Хотя, конечно, хотелось бы знать, что за пакость привез гонец в послании!

Обменявшись невеселыми мыслями, Публий и Троцеро отправились по своим делам, оставив жреца рассеянно перебирать четки. Декситус, слушая разговор друзей, молча размышлял о явившемся ему откровении…

Предыдущей ночью жрецу приснился тревожный сон. Декситус прекрасно знал, что Митра нередко посылает своим верным слугам вещие сны, желая предупредить о грядущих бедствиях. Поэтому на душе у жреца было неспокойно.

Во сне Декситусу привиделся киммериец. Могучий варвар стоял на поле брани и, размахивая мечом, звал солдат в бой. А за спиной у него маячила легкая, едва различимая тень. Декситус и вовсе не заметил бы ее, если б не горевшие из-под капюшона изумрудно-зеленые, как у кошки, глаза.

Поднявшееся солнце успело прогреть свежий весенний воздух, однако жреца била ледяная дрожь. Ему весьма не нравились подобные сновидения. Они лишали спокойствия духа. Правда, ни у кого в лагере повстанцев не наблюдалось ярко-зеленых глаз. Не заметить такие невозможно…

* * *

Едва королевский посланник двинулся по пыльной дороге назад в город, лагерь мятежников забурлил. Меж шатров сновали вестовые, собирая командиров на срочный совет.

Конан как раз надевал доспехи для утренних учений и теперь был вне себя от ярости. Когда Просперо, граф, жрец Митры и лучшие командиры собрались на совет, киммериец заговорил резко и отрывисто:

– Его Величество соизволил передать, что будет несказанно рад, если мы переберемся отсюда на девять лиг севернее Мессантии. Королю, видите ли, не нравится близость большого войска к городу. Правитель тревожится, что наши парни веселятся в столице сверх меры, нарушая покой и беспокоя городскую стражу.

– Этого я и боялся, – вздохнул Декситус. – Наши воины слишком много времени уделяют азартным играм и всяким сомнительным развлечениям. Хотя, конечно, что можно требовать от солдат, тем более от новобранцев? Они ведь не монастырские послушники.

– Вот именно, – сказал Троцеро. – К счастью, мы готовы к походу. Когда выступаем, Конан?

Киммериец с яростью застегнул пряжку на ремне с ножнами. Из-под гривы длинных черных волос, словно лед на горных вершинах, сверкнули пронзительные голубые глаза.

– На сборы король отвел десять дней, – рявкнул Конан. – А по мне – прям хоть сейчас! В столице появилось слишком много посторонних глаз и ушей. А у наших солдат чересчур длинные языки – особенно когда напьются. Так что надо сваливать не за девять, а за все девяносто лиг от этого шпионского гнезда.

Он помолчал, ожидая возражений, потом добавил:

– Если все согласны, тогда – вперед. Увольнения отменить, выволочь парней из кабаков – если понадобится, то и силой. Вечером я возьму отряд легкой конницы – проверим дорогу и подыщем место для новой стоянки. Троцеро, до моего возвращения будешь командовать ты.

Все участники совета вскинули в салюте правую руку и удалились. Остаток дня прошел в тщательных сборах и подготовке большого обоза. А на следующее утро, едва первые лучи солнца коснулись золоченых шпилей Мессантии, походные шатры были уже сложены, снаряжение увязано в тюки, солдаты построены. В низинах еще не успел растаять предрассветный туман, когда войско тронулось в путь.

Конан с небольшим отрядом двинулся на север еще затемно. Варвар не особо-то верил обещаниям короля Аргоса. Правители всегда принимают в расчет самые различные соображения, и не исключено, что кто-нибудь из шпионов Нумедидеса уже сумел убедить Милона, насколько выгоднее прочный союз с Аквилонией, нежели сговор с шайкой бунтовщиков. В любом случае король аргосийский должен был и сам понимать: случись мятежникам потерпеть поражение, на Мессантию тотчас обрушится возмездие Нумедидеса, страшное и кровавое. Если же Милон поддался уговорам, тогда следует ожидать удара в спину, внезапного нападения на марше…

* * *

Итак, Львы двинулись на север. Отряд за отрядом шли они, поднимая пыль по неровным дорогам Аргоса, переправляясь через быстрые реки, пока не оказались в долине, крытой пологими Дидимейонскими горами. За весь долгий день непрерывного марша никто не напал на войско. Может быть, подозрения, зародившиеся у Конана, были не совсем справедливыми; может, Милон решил выждать и обрушиться на мятежников в более удобный момент. Киммериец ничего не мог сказать наверняка и потому велел принять все меры предосторожности.

Когда войско уже расположилось на ночлег, вернувшийся с места новой стоянки Конан немного успокоился. Теперь они, по крайней мере, стали недосягаемы для наводнивших извилистые улочки Мессантии аквилонских шпионов. Весь день отборная конная стража объезжала окрестности вокруг двигавшегося воинства, и если бы вражеский лазутчик вздумал направиться следом за повстанцами, он не остался бы незамеченным. Стражи не встретили никого подозрительного…

Многоопытный варвар доверял в жизни очень немногим людям, да и те заслужили доверие киммерийца не за один день. Долгие годы странствий научили Конана осторожности. Теперь же он ни на мгновение не сомневался в тех, кто шел рядом с ним, ибо победа им была нужна не меньше, чем самому киммерийцу. Суровому северянину и в голову не могло прийти, что шпион проникнет в сердце лагеря, что искать лазутчика надо не на горных склонах и не в густых зарослях, а среди солдатских шатров.

Прошло еще два дня. Войско повстанцев добралось до Гипсонии, переправилось через реку Астар и спустилось в Паллосскую долину. К северу тянулся Рабирийский хребет, крутые кряжи которого напоминали строй сказочных великанов, вышедших проводить дневное светило. Лагерь разбили в том месте, где долину естественным прикрытием на случай внезапного нападения окружали крутые холмы. Здесь, наладив регулярный подвоз провизии из столицы и окрестных деревень, можно спокойно начинать всерьез готовиться к тяжелому походу через Алиману в Пуантен. И дальше – во владения безумного Нумедидеса.

Весь следующий день солдаты, ворча, махали кирками и лопатами, возводя вокруг стоянки защитный вал. Отряд же легких конников вернулся назад охранять отставший в дороге обоз.

Но в ту же ночь во время второй стражи яркая луна высветила легкую фигурку, выскользнувшую из шатра предводителя. Незнакомка была в наглухо застегнутом халате золотистой шерсти, до того длинном, что полы его волочились по земле. Навстречу ей шагнула другая странная фигура, что таилась в тени неподалеку.

Загадочная парочка обменялась несколькими фразами. Потом рука незнакомки в халате ловкими пальцами переложила в крепкую ладонь собеседника маленький клочок пергамента.

– Здесь карта с тропами, по которым войско двинется в Аквилонию, – послышался девичий голосок, похожий на ласковое мурлыканье кошки, – и расположение отрядов.

– Отправлю сегодня же, – отозвался мужчина. – Прокас будет доволен. Вы хорошо справились с работой, госпожа Альцина.

– Это только начало, Квесадо, – ответила девушка. – Сделать надо гораздо больше… Ладно, нас не должны видеть вместе.

Зингарец кивнул и исчез в темноте. Девушка же отбросила капюшон и подняла взор к яркой луне. И хоть красавица пару минут назад выбралась из объятий киммерийца, лицо ее было холодно, словно лед. Бледный овал его больше напоминал маску, вырезанную из слоновой кости искусным мастером. Во взгляде изумрудно-зеленых глаз таились злоба и презрение.

* * *

Когда войско уже крепко спало непробудным богатырским сном, из лагеря исчез один новобранец. Его отсутствия не заметил никто до утренней поверки, да и тогда Троцеро не придал значения такому пустяку. Пропавший – зингарец по имени Квесадо – был ленивым бездельником, и потеря такого сокровища вряд ли кого могла огорчить.

На самом же деле Квесадо был отнюдь не бездельником. Под маской вялого равнодушия таился лучший аквилонский шпион, денно и нощно собиравший сведения для своих кратких, но чрезвычайно ценных донесений. В ту ночь, обманув усталую стражу, зингарец вывел из стойла лошадь, выбрался из лагеря и понесся вперед на север.

* * *

Спустя десять дней, покрытый потом и грязью, едва держась в седле от усталости, Квесадо достиг Больших ворот Тарантии. Увидев на груди у всадника особый значок, стража немедленно пропустила его к самому канцлеру.

Вибиус Латро, нахмурясь, склонился над картой Альцины.

– Почему ты повез ее сам? – холодно спросил канцлер. – Ты что же, не понял, как нужен сейчас в лагере мятежников?

Зингарец дернул плечом:

– Я не мог отправить карту голубиной почтой. Когда мне пришлось уйти вместе с этой ордой, я оставил птиц в Мессантии на попечение моего помощника, кофита Фадия.

Вибиус поднял на него холодный взгляд:

– Почему же ты не отвез карту Фадию? Пусть бы он отправил птицу… А тебе надо было остаться среди бунтовщиков и следить, куда ветер дует. Мне позарез нужен человек, который в случае необходимости всадит нож в спину проклятого киммерийца.

Квесадо развел руками:

– Госпожа Альцина смогла изготовить карту, когда войско уже находилось в трех днях пути от Мессантии. Вряд ли бы я выпросил увольнение на целых шесть дней. Тут бы уж точно кто-нибудь заподозрил неладное… А если бы я сбежал без спросу, мной заинтересовались бы аргосийцы. К тому же на голубей надежда невелика – они могут попасть в лапы ястреба или нарваться на стрелу случайного охотника-горца. Я же счел это донесение жизненно важным и решил сам его доставить.

Канцлер, поджав губы, процедил:

– Почему же тогда не прямо Прокасу?

Квесадо уже покрылся испариной. На бледном от усталости челе и небритых щеках блестели капельки пота. Угодить Вибиусу Латро совсем непросто…

– Амалиус Прокас не знает меня. – Голос шпиона натянуто зазвенел. – Значок, который у меня есть, ничего бы не сказал ему. А все донесения, касающиеся полководцев, проходят только через вас.

Канцлер криво усмехнулся.

– Ладно, – проговорил он. – Ты поступил по обстоятельствам. А мне следовало бы только радоваться, что Альцине удалось добыть карту прежде, чем мятежники вошли в Аквилонию.

– По-моему, в ту ночь, когда мне пришлось бежать, они еще не выбрали окончательный маршрут, – сказал Квесадо.

Вибиус Латро отпустил шпиона и вызвал личного слугу. Изучив карту, канцлер продиктовал письмо Амалиусу Прокасу и велел снять с карты копию для короля. Пока слуга перерисовывал план, Вибиус перечел письмо и вызвал пажа.

– Отнесешь в королевскую канцелярию, – сказал канцлер, вручая пергамент, – и попросишь, чтобы Его Величество скрепили это своей печатью. Потом, если все будет в порядке, отправишься прямо в Пуантен к Прокасу. Вот тебе подорожная. Возьми в конюшне самого быстрого скакуна, а свежих будешь менять на каждом постоялом дворе.

* * *

В королевской канцелярии не получили донесения. Хиау, слуга-кхитаец, передал пергамент в цепкие руки Зуландры Тху. Чародей прочел послание при свете сальной свечи, внимательно рассмотрел карту и одобрительно кивнул кхитайцу.

– Получилось так, как вы предсказывали, хозяин, – произнес слуга. – Пажу я сообщил, что Его Величество у вас в покоях, и глупый мальчишка оставил письмо мне.

– Ты все сделал верно, мой добрый Хиау, – отозвался Зуландра. – Принеси воск. Я сам запечатаю свиток. Не стоит отрывать короля от развлечений по таким пустякам.

Он достал из небольшого сундучка печать – точь-в-точь такую же, как и у короля, – сложил вместе оба пергамента и зажег тонкую свечку. Потом нагрел воск, запечатал свиток и передал кхитайцу.

– Верни послание пажу, – велел чародей, – и скажи, что Его Величество пожелал, чтоб свиток был отправлен к Прокасу незамедлительно. А потом принеси мне письмо к графу Аскаланте, он сейчас командует четвертым Тауранским полком. Мне он нужен теперь в столице.

На лице Хиау отразилось сомнение:

– Хозяин…

– Что такое? – Зуландра пристально посмотрел на слугу.

– Недостойному рабу стало известно, что вы не во всем согласны с Амалиусом Прокасом. Позвольте мне спросить: вы действительно хотите, чтобы он одержал победу над киммерийским бродягой?

Чародей криво усмехнулся. Хиау отлично знал, что командующий аквилонской армией был самым серьезным соперником Зуландры в борьбе за влияние над королем. С ловким кхитайцем колдун мог говорить откровенно.

– Всему свое время, Хиау. Пока Прокас в южных провинциях, он не в силах повредить мне. Придется рискнуть и помочь ему добавить к списку славных побед еще одну. Иначе мы будем встречать у ворот Тарантии неукротимого киммерийца.

– Прокас стоит на пути мятежников. Он обязан их остановить. Однако хорошо бы за ним присмотреть… А, хозяин? Пусть он одержит свою героическую победу. А по дороге в столицу с ним произойдет… какой-нибудь несчастный случай.

Хиау согнулся в поклоне и, не говоря больше ни слова, удалился. Зуландра открыл ларец из эбенового дерева и положил туда предназначавшиеся для короля пергаменты.

* * *

Троцеро в недоумении смотрел, как Конан раздраженно, словно тигр в клетке, мерит шагами шатер. Голубые глаза варвара сверкали яростным огнем.

– Что тебя так донимает, Конан? – спросил граф. – Я думал, сходишь с ума без женщин… Но ты подобрал эту танцовщицу, и повода безумствовать вроде бы нет… В чем дело?

Киммериец перестал мотаться взад-вперед и шагнул к раскладному столику. Хмурясь, он плеснул себе вина и осушил чашу одним глотком.

– Я и сам толком не знаю, – проворчал варвар. – Что-то стал пуглив в последнее время… От теней шарахаюсь…

Он умолк, и взгляд его, обращенный в дальний угол шатра, стал тревожным. Конан через силу усмехнулся и плюхнулся в походное кожаное кресло.

– Кром! Я кручусь, как вша на сковородке! – воскликнул он. – У меня и впрямь что-то с мозгами случилось. Временами мне чудится, будто здесь даже тени подслушивают.

– Ты прав. У теней иногда тоже имеются уши, – заметил спокойно Троцеро. – И глаза тоже.

Конан повел могучими плечами:

– Башкой-то я понимаю, что в шатре только я, девчонка-танцовщица да двое гвардейцев у входа. Но все равно мерещатся шпионы…

Троцеро даже не подумал смеяться над киммерийцем. У него вдруг возникло дурное предчувствие. Граф давно привык доверять звериному чутью варвара-северянина, оно никогда еще не подводило Конана. И служило вернее всех витиеватых домыслов.

Сам Троцеро тоже не был лишен чутья. И оно говорило ему, что надо повнимательнее приглядывать за ловкой танцовщицей, даже если Конан сделал ее своей неразлучной подружкой. Ох, не нравилась красотка графу, несмотря на все ее соблазнительные прелести. Уж больно плутовка красива, чтобы вот так запросто танцевать для оборванцев в столичных кабаках. Кроме того, девчонка чересчур скрытна и молчалива. Обычно граф мог легко разговорить любую женщину, но, попытавшись вызвать на откровение Альцину, потерпел полное поражение. Она отвечала вежливо, но до того уклончиво, что в конце беседы Троцеро знал о танцовщице ничуть не больше, чем в начале.

Граф тряхнул головой, налил вина и отослал дурацкие сомнения в десять тысяч преисподен Зандру.

– Тебе просто скучно сидеть без дела, Конан, – проговорил он. – Когда мы тронемся в поход и над головой у тебя вновь развернется стяг, ты опять станешь самим собой. И хватит выслеживать бесплотные тени!

– Может, и так, – хмыкнул варвар.

Троцеро попал в точку. Если б Конану угрожали враги из плоти и крови, если б в руке свирепый северянин сжимал свой верный меч, он рубился бы без оглядки, доверяя лишь холодной стали, крепости неутомимых мускулов и выбросив из головы все посторонние мысли. Теперь же бесхитростного киммерийца одолевали обычные глупые страхи простого смертного человека…

Укрывшись за пологом в дальнем углу, Альцина улыбнулась спокойной, довольной улыбкой, ее тонкие пальчики играли висевшим на изящной цепочке странным талисманом. Во всем мире только один человек знал, откуда взялся диковинный амулет.

* * *

Далеко-далеко на севере, за горными кряжами, зелеными долинами, за бурными водами реки Алиманы, на черном железном троне восседал Зуландра Тху. На коленях у чародея лежал полуразвернутый свиток, испещренный астрологическими символами. На скамеечке рядом с троном стояло овальное зеркало из вулканического стекла. На одном конце у зеркала виднелся небольшой скол, словно кто-то аккуратно отломил кусочек обсидиана. Именно этот черный полукруг и висел на груди танцовщицы по имени Альцина.

Читая свиток, колдун время от времени поднимал голову, поглядывая на маленькие водяные часы, стоявшие рядом с зеркалом. Слышался тихий звук падающих капель, до того слабый, что уловить его мог лишь изощренный слух.

Когда серебряный колокольчик внутри часов отбил час, Зуландра отложил свой свиток. Протянул к зеркалу тощую, похожую на птичью лапу руку и пробормотал на неизвестном языке какое-то заклинание. И в ту же секунду он слился воедино мыслями со своей прислужницей Альциной. Ибо стоило небесным светилам принять определенное положение, как магическая сила превратила и колдуна, и танцовщицу в двойников. Все, что видела и слышала красотка, воспринимал и Зуландра.

Воистину чародей не нуждался в донесениях Вибиуса Латро. В очередной раз чутье не подвело бывалого киммерийца; у теней в его шатре и впрямь имелись глаза и уши.