Текст книги "Охотник за мечтой"
Автор книги: Лаура Кинсейл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 26 страниц)
Глава 6
Селим угрюмо сидел в лучах света, падавших через дверь, и приглаживал свисавшие по плечам волосы. Снаружи лежали деловые и молчаливые, наполненные восточной тишиной грязных известковых стен улицы Хаиля, где никогда не видели колеса. Даже голоса там звучали приглушенно, словно их поглощал воздух пустыни, если только рядом не разгорался жаркий спор и внезапный громкий возглас не резал слух, как крик осла.
Мальчик чувствовал себя под пристальным вниманием со стороны Ардена, который приказал ему подвести специальной краской глаза, дал новый халат, чисто-белую куффию с золотой бахромой и бусы из яркой бирюзы, чтобы вплести их в две длинные косички, свисавшие по бокам лица, – таким в пустыне считался парадный мужской наряд. Арден заметил, что из Селима получился очень симпатичный молодой человек, даже несмотря на то что под куффией пряталась безнадежная путаница грязных кудрей.
– Ай биллах, ты будешь предметом разговоров в гареме, – заметил Арден, присев на корточки, чтобы самому нанести последний штрих – привязать к уху Селима одиночную большую жемчужину.
– Я не хочу, чтобы обо мне говорили в гареме, – нахмурился мальчик.
– Боюсь, твое нежелание только приведет их в восторг. Женщины – извращенные создания.
– Полагаю, милорд, у вас обширные знания по части женщин, верно? – Зения бросила на него колючий взгляд, отметив, что солнце пустыни сделало его кожу темно-золотой.
– Весьма обширные. Большинство из женщин глупые пустышки. – Наклонившись над мальчиком, лорд Уинтер откинул назад складки его куффии, и рука Ардена бесцеремонно коснулась его шеи, когда он пальцами отделял пряди волос. – Но они сладкие как мед.
– Что может быть в них сладкого, если они пустышки? – хмуро поинтересовалась Зения.
– Уверяю тебя, не их утомительная болтовня. Но, слава Богу, они не могут постоянно говорить. – Привязывая подвеску, он прижался к коже мальчика тыльной стороной пальцев. – Мед – их тела, волчонок.
Зения опустила взор к коленям, ощутив, как у нее краснеют щеки. После путешествия через Нефуд у нее появились новые, мучающие ее чувства к лорду Уинтеру. Она больше не боялась его, а думала о нем каждое мгновение, волнуясь, страдая и мечтая.
– Ты сам все выяснишь, маленький волк, – усмехнулся Арден и, снова присев на корточки, слегка потянул ее за волосы, – когда придет время.
Она чувствовала удушье и досаду, потому что ей нравились прикосновения его рук, потому что, знай он правду, он презирал бы ее за то, что она женщина, потому что ее тело не такое сладкое, как мед. Если бы оно было таким, то он, несомненно, уже заметил бы. Но ни один мужчина ничего подобного не замечал. Сейчас ее благополучие держалось на том, что лорд Уинтер ничего не заметит, и все же Зения чувствовала себя глубоко несчастной оттого, что он ничего не замечал.
– Арабские женщины глупы, – заявила она, – но, я думаю, английские женщины гораздо интереснее.
– Прошу прощения, – пробормотал он, приподняв черные брови, – я не подозревал, что ты такой знаток.
– Английские женщины очень красивы, у них кожа подобна шелку.
– У всех женщин кожа похожа на шелк, нужно только знать места, малыш.
– Английские женщины носят обувь, – Зения поджала под себя ступни, – у них нежные ноги.
– Это верно, – с усмешкой согласился лорд Уинтер.
– Они носят самые красивые платья.
– Во всяком случае, самые открытые. – Рот Ардена скривился в иронической улыбке. – По крайней мере можно увидеть все прелести.
– Они не такие глупые, как бедуинки из гарема.
– Боюсь, я должен согласиться с тобой. Англичанки гораздо глупее.
– Но вы не считали глупой мою хозяйку. – Зении, безусловно, следовало промолчать, но его нескрываемое презрение развязало ей язык.
– Ах, старая львица. Такая встречается одна на миллион. Однажды я решил, что смог бы найти… – Он замолчал, и его лицо приняло холодное бесстрастное выражение. – Тогда я был совсем юным. Подозреваю, женщины превращают всех нас в дураков, – отметил он с ледяной злостью.
– Не думаю, что какая-либо женщина может превратить в дурака Эль-Мухафи. – Зения осторожно взглянула на него. – Как может глупая пустышка сделать такое?
– О, с величайшей легкостью! – воскликнул он с неожиданной ноткой жестокости в голосе. – Для обмана не нужно слишком много ума – нужно просто изобразить целомудрие.
– Обман – очень плохо. – Зения облизнула губы. – Но… быть может… если женщина лжет… у нее есть определенные причины.
– О, конечно, самые убедительные причины, – он улыбнулся, но в его глазах притаился недоброжелательный блеск, – она постоянно ужасно боялась того, что может случиться с ней, если она будет говорить правду. – Лорд Уинтер пожал плечами. – Как выяснилось, совершенно неверное суждение с ее стороны. Вместо этого ей следовало бояться меня.
– Вы били ее? – несмело спросила Зения.
– Я убил ее, волчонок, – с холодной усмешкой ответил лорд Уинтер.
Зения повернулась и искоса посмотрела на него из-под куффии – в его голубых глазах она увидела абсолютную пустоту, в них не было даже намека на какие-либо человеческие чувства.
– Как ты думаешь, почему злой дух гонит меня в самые дикие места? – Он улыбнулся, стиснув зубы.
– И все же, – промолвила она с безучастным вздохом, – я думаю, английские женщины красивые. – Зения в испуге вертела концы своей куффии, то складывая, то расправляя их, и изо всех сил старалась не выдать своего страха.
– Веллах, думай что хочешь. Вряд ли из-за пустяка стоит затевать спор. – Арден встал, мрачно заметив, что в стране, где мужчина имеет право убить собственную сестру только за то, что о ней ходят непристойные разговоры, ему вряд ли следует удивляться, что мальчик не ужаснулся услышанному.
Взглянув вниз, он увидел, что Селим старательно прикрывает головным платком лицо.
– Нет, – Арден схватил его за кисть, – я не хочу, чтобы ты прятался.
– Я должен, милорд!
– Глупости. Почему? Они подумают, что у тебя что-то не так с лицом.
– Ваше сиятельство… прошу вас, поверьте мне! Я не хочу жениться!
– Ты так красив, что как только покажешь свое лицо, то мгновенно обзаведешься женой? – Арден щелкнул по жемчужине, привязанной к уху мальчика.
– Но я уверен, что не хочу ни одной из дочерей здешних…
– Черт побери, Селим, если ты вбил себе в голову идею жениться на англичанке, то, поверь мне, твое желание неосуществимо! В Англии к тебе будут относиться с величайшим презрением.
– Но почему? – прошептал мальчик, отпрянув, словно его ударили. Его губы задрожали, глаза стали большими, темными и женственными благодаря краске для век.
– Успокойся, маленький волк, – резко остановил его Арден, – и знай, что ты стоишь тысячи глупых английских женщин.
Селим посмотрел на него страдальческим взглядом.
– Правда. – Ардену стало трудно говорить. – Десяти тысяч.
Прикусив губу, мальчик смотрел на него с таким выражением, что Арден почувствовал себя неловко.
– Ладно, пойдем, – позвал он.
– Но почему мы должны идти в кофейню и?..
– Тсс! Потому что я так хочу.
– Милорд, – Селим с мольбой сжал руку Ардена, – вы не понимаете… я не могу…
– Довольно, Селим! – Арден с силой хлопнул мальчика по плечу. – Будь мужчиной!
Селим моментально опустил голову, спрятав лицо за упавшими вперед спутанными волосами.
– И не плачь, черт возьми, – приказал Арден по-английски, – или я брошу тебя в ближайший колодец, и ты никогда не попробуешь сливового пудинга.
Арден назвал одно из заветных желаний мальчика, и угроза оказала свое действие. Выпрямившись с высокомерием приговоренного, решившего героически принять свое наказание, Селим встал и направился к двери. Уступив, мальчик больше не старался спрятаться, хотя его переполняли предчувствия будущих несчастий.
Арден все больше уважал своего маленького волка. Селим обладал такой врожденной храбростью, что Арден никак не мог подобрать слов, достойных для описания юноши, и искренне гордился им. Сейчас Селим в куффии, украшенной золотой бахромой и развевавшейся сзади при каждом его шаге, шел рядом с ним по суетливой рыночной площади Хаиля легкой грациозной походкой, как будто они шагали по бескрайней пустыне, а не в тени крепостных стен толщиной в восемь футов. Шаммари, соплеменники Бен Дирра, ждали их на широкой рыночной улице и как почетный эскорт проводили в кофейню.
За то, что Бен Дирра доставили живым из красных песков, его семья и все стойбище шаммари несколько недель радушно принимали у себя Хадж-Хасана и его маленького побратима. Сначала путешественникам просто необходимо было отдохнуть и восстановить силы, но в сердечном гостеприимстве бедуинов и бесконечном круговороте дней и ночей, проведенных среди кочевников, Арден начал терять представление о том, как долго он вообще находится в пустыне. Обнаружив, что погружается в неторопливую сонную жизнь, он стал мягко настаивать на необходимости продолжать свое путешествие. Когда он покидал стоянку шаммари, одиннадцать мужчин молча последовали за ним, выражая ему признательность, так как сам Бен Дирра не мог проводить их в Хаиль, потому что нога у него все еще оставалась черной и распухшей.
В воздухе носились слухи – пока что едва слышный шепот, – но шаммари, давно кочевавшие по пустыне и останавливавшиеся в каждом стойбище бедуинов, усердно расспрашивали обо всех новостях. Эмир Рашид еще никого не призывал в Хаиль, однако шейхи искали предлог прибыть туда вместе со своими приближенными. Говорили, что тайно прибыла королева инглези, чтобы найти себе мужа среди принцев и поднять в пустыне восстание против египетского правления. Когда новости дошли до Селима и Ардена, Селим бросил на Ардена такой убийственный взгляд, что тому стоило большого труда сохранить серьезное выражение. Честно говоря, он был рад суматохе и неожиданному повороту событий, рассчитывая, что таким образом в Хаиле удастся избежать нежелательного любопытства, касающегося голубоглазого марокканца Хадж-Хасана. Арден полагал, что, когда вся пустыня взбудоражена, будет намного легче улизнуть с нужной ему чистокровной кобылой.
Здесь, в Хаиле, правил принц Абдулла Ибн-Рашид, формально платя дань и подчиняясь Сауду из Эр-Рияда, располагавшегося от Хаиля на расстоянии десяти переходов верблюдов. Их отношения между собой балансировали на острие кинжала. К тому же кланы Эль-Рашида и Эль-Сауда, не тая враждебности друг к другу, находились еще и под египетским ярмом, вынашивая тайные замыслы и против завоевателей. Хотя здесь на улицах господствовали египетские солдаты, живущие в неприятной близости со своими покоренными врагами, бедуины признавали властителем своих мыслей и жизней только Рашида – во всяком случае, в такой степени, в какой бедуины вообще когда-либо могли считать какого-либо человека своим правителем.
Отряд шаммари, охранявший Ардена, прошествовал впереди него в кофейню, даже не остановившись при резком переходе от ослепительно-белого света к темноте, наполненной бормотанием сотни голосов и звонким, как у колокольчика, стуком кофейных ступок. Яркий свет падал через открытую дверь, освещая одну из ряда массивных колонн. Свет проникал также через расположенные наверху крошечные окошки. Шаммари прошли в дальний угол, где рабы присматривали за множеством стоящих на огне огромных кофейников, и присоединились к гостям, сидевшим на коврах или стоявшим, прислонясь к стене.
– Салам алейк! – любезно приветствовали их.
– Алейк эс-салам! – отозвались они ответным пожеланием мира.
– Волей Аллаха, у вас все в порядке? – задал кто-то положенный по ритуалу вопрос.
– Хвала Аллаху, с нами добрый человек, – последовал такой же обязательный ответ – всегда один и тот же, даже если на караван человека напали, его женщин связали, а овец украли.
– Это мой побратим, – кивком указал на Ардена один из шаммари. – Его имя Хадж-Хасан, Отец Десяти Выстрелов.
– Аллах всемогущ! – тихо ответил Арден, обнаружив, что слухи о нем опережали его самого. Он сел и, сняв с плеча винтовку, положил руку на обернутый кожей ствол.
– Демон привязан там? – Любопытные с восхищением осторожно наклонились над винтовкой.
– О нем опасно говорить, – отозвался Арден. – Веллах, давайте поговорим о чем-нибудь приятном. Это Селим Эль-наср, сын моего отца. Я поклялся своей бородой, что найду ему невесту среди самых благородных девушек Неджда.
– Нет! – громко выкрикнул Селим. – Клянусь Аллахом, я не женюсь!
В наступившей напряженной тишине Арден искоса взглянул на мальчика, который вызывающе смотрел на него со жгучей тревогой в глазах и румянцем на щеках. И Арден снова поразился хрупкой волшебной красоте юноши, чистому, изысканному совершенству его лица под бедуинской краской и яркими украшениями.
Странное чувство охватило Ардена, чувство отчужденности, более глубокое, чем он когда-либо ощущал, даже будучи в самых диких уголках земли или в скучнейших бальных залах, чувство отстраненности от всего, что находилось вокруг него, кроме мальчика, маленького дикаря с большими подведенными краской глазами, который смотрел на него с мольбой и с безнадежным безмолвным обожанием. Чувства мальчика светились в его глазах. О мой Бог! – пришла в голову Ардена неожиданная мысль, но сейчас не время терять здравый смысл, и Арден промолчал, не высказывая никакого упрека и не давая понять, что вспышка Селима расстроила его. Приняв из рук слуги маленькую чашечку зеленовато-коричневого кофе и пригубив напиток, Арден снова заговорил, как будто ничего не произошло.
– Какие новости? – тихо поинтересовался он.
Селим понял, что его порывистый протест просто проигнорирован, он опустил взгляд, мрачно скривил губы и так низко нагнул голову, что были видны только его макушка, весело покачивавшиеся бусы из бирюзы и жемчужина. Арден сидел рядом с ним и пил кофе, а окружающие обменивались слухами и своими соображениями о невестах. Ибн-Арук имел четырех дочерей на выданье, одна красивее другой. Принц Рашид намеревался объединить племена и выступить против египтян. Нет, Рашид собирался напасть на саудов, пока они ослаблены после провала собственного восстания в прошлом году. Младшая дочь Ибн-Шалаана красивее, и у нее лучше родословная, чем у дочерей Арука, но он лелеет ее и не позволит выйти замуж, пока ей не исполнится тринадцать, хотя нет сомнения, что достойный выкуп за невесту мог бы заставить его пересмотреть свое решение. Рашид не осмелится напасть на Эр-Рияд, во всяком случае, пока египтяне держат там свою большую пушку и оружие франкских неверных.
– Но теперь – воля Аллаха! – прибывает королева инглези, – уверенно заявил бедуин со шрамом на лице.
– Да, веллах! – хором подхватили остальные. – Прибывает королева!
– Если сауды не прибудут раньше, – угрюмо вставил кто-то. – Харб сказал, что как раз сейчас они скачут сюда с египетскими солдатами, чтобы сорвать все замыслы Рашида.
– Тогда Аллах пошлет вместе с королевой ее армию. – Неопрятный бородач бросил бедуину дерзкий взгляд. – Армию инглези! – добавил он почтительно.
– Зачем нам нужна армия неверных? – воскликнул другой бедуин. – Биллах, разве мы не бедуины?
– Сестра моей жены замужем за дядей эмира, – серьезно заговорил красивый молодой кочевник. – Говорят, ее кузина очень милая девушка и готова к замужеству.
– Между племенами нет согласия. Мутеиры не останутся, чтобы воевать против саудов, – заметил кто-то еще. – Они уже сворачивают свои палатки, даже не дождавшись приезда королевы.
– Да, между Рашидом и мутеирами плохие отношения. Они не станут воевать на его стороне.
– Но они ненавидят египтян.
– Если прибудет королева, хвала Аллаху, они будут воевать ради нее!
– Как ты думаешь, Рашид женится на королеве?
– Нет, она христианка!
– Нет! – решительно возразил хор голосов. – Она не христианка, иначе она не пришла бы на помощь мусульманам!
Высохший старик, который, сидя у огня, курил и поглядывал на всех, в наступившей паузе указал пальцем на жемчужину Селима и тихо сказал:
– Ай биллах, если у молодого принца нет интереса к неиспорченным девушкам Хаиля, то у моей кузины в Магоге есть дочь, и, Аллах свидетель, говорят… она стоит нитки жемчуга!
Опустив чашку с кофе, Арден встретился взглядом со стариком.
– Магог! – возмутились остальные, и посыпались насмешливые возгласы. – В таком заброшенном месте не может быть подобной девушки!
– Да ниспошлет Аллах мир мне! Тогда, возможно, это Анеиза. – Жестом выразив свое недовольство, старец поднялся, собираясь уйти.
– Йаллах, как только вспомните, отец мой, сразу приходите ко мне, – улыбнулся ему Арден.
Коснувшись лба, старик ушел, а Арден сделал еще глоток кофе, исполняя роль вежливого гостя. Но пока он вместе с остальными сидел на устланном коврами полу, его мысли витали совсем в другом месте. Он безошибочно чувствовал, что старик нанесет ему визит, ведь не случайно он упомянул жемчуг. Такой пароль был указан в письме, посланном Аббас-паше без ведома Селима, именно из-за него несговорчивый жених вынужден подвергаться безжалостному испытанию. Но совсем другое открытие, вторгшееся в размышления Ардена, заставило его посмотреть на раба, предлагавшего еще кофе, так сурово, что слуга поспешил прочь из страха перед злым глазом магриба.
Арден сердился на самого себя. Он никогда не считал себя нетерпимым человеком, тем более праведником, но тем не менее обнаружил, что сильно расстроен своим неожиданным открытием. В то же время он счел себя простаком, не догадавшимся с самого начала, – нельзя было не заметить слишком нежной внешности мальчика. Хотя многие турки благодушно смотрят на такие вещи и даже считают любовь между мужчиной и мальчиком в некотором смысле более утонченной, чем любовь между мужчиной и женщиной, однако Ардену пришлось приложить немалые усилия, чтобы взглянуть на создавшуюся ситуацию в том же духе. Он чувствовал себя так, словно его ударили лицом о каменную стену, – Арден многое мог принять и многим в культуре Востока глубоко восхищался, но он обнаружил, что ему невыносима мысль о том, что Селим смотрит на него с такой точки зрения.
Сейчас, внимательнее оглянувшись по сторонам, Арден увидел, что по меньшей мере один мужчина, холеный торговец верблюдами из Дамаска, смотрит на мальчика не с обычным любопытством, а жадным взглядом, словно увидел знакомого. Почувствовав беспокойство Селима, вцепившегося со страхом пальцами в руку Ардена, лорд свирепо посмотрел на мужчину. Торговец улыбнулся, отвесил короткий поклон и отвернулся.
Затем объявили сбор меджлиса, и все встали и вышли на просторную улицу, где эмир устраивал собрание. Арден пошел вместе со всеми в неотступном сопровождении Селима. Он не смотрел, не мог взглянуть на юношу, и, когда они, найдя место в тени под стеной, сели по-турецки рядом с шаммари, Арден чувствовал, что бедуины и городские жители наблюдают за ним и Селимом, и некоторые с большим любопытством, чем он ожидал. Теперь Арден полностью оценил общество своих шаммари, потому что такие взгляды могли обернуться для него неприятностью.
Прибыл принц и занял свое место на возвышении – грязной скамье, прикрепленной к стене и покрытой роскошными багдадскими коврами и подушками. Абдулла Ибн-Рашид, одетый в пурпурный индийский шелк, ослепительно белую льняную рубашку и накинутую сверху длинную черную безрукавку, выглядел истинно по-королевски. Заткнутые за пояс два кинжала имели серебряные рукоятки, яркие цветные куффии спадали на узкое хмурое лицо, один головной платок, повязанный поверх другого, закреплялся завязанными вокруг лба шнурами, сплетенными из золотых нитей. Черноглазый и сухощавый, с бородой, подстриженной аккуратным элегантным клинышком, он был олицетворением принца пустыни. Его взгляд постоянно бегал по толпе, не останавливаясь и что-то разыскивая, даже тогда, когда он выслушивал комплименты и просьбы или целовал в щеки шейхов племен.
Принц Рашид стоял первым среди равных. Он завоевал свое положение с оружием в руках, будучи лейтенантом восставших саудов, которые еще и сейчас томились в Каире как узники вице-короля Египта. Сауды – фанатики Ваххаби, были сломлены. Египтяне заняли их столицу Эр-Рияд, маленький островок мужества, окруженный враждебными бедуинами, и следовали древней политике разжигания ненависти и вражды между племенами. И сейчас Рашид проводил собрание своего меджлиса в присутствии египетского офицера – «ястреб» был связан тонкими невидимыми путами. Шейхи постепенно собирались, и если бы принц Рашид смог объединить их, если бы он смог удержать их вместе хотя бы на один сезон, они могли бы сбросить своих тиранов и избавиться от египетского ига. Одно за другим эмиру представляли на рассмотрение текущие дела, которые он быстро решал. Один раз египетский офицер выразил несогласие, и принц Рашид ужесточил вполне заслуженное наказание мужчине, который плюнул в египетского солдата. Но гораздо чаще он консультировался с кади, хранителем религиозных законов, по поводу толкования или цитирования священного Корана. В целом процедура протекала нудно и утомительно.
И вдруг Арден увидел, как торговец, ранее смотревший на Селима, встал и двинулся через толпу, направляясь поговорить с человеком, сидевшим подле эмира, – одним из братьев принца, решил Арден. Склонившись к Рашиду, брат что-то шепнул ему, и эмир в ответ кивнул. Ищущий взгляд Рашида скользнул по толпе и на мгновение задержался на Ардене.
«Проклятие!» – подумал Арден.
– Подойдите. – Подняв руку, принц кивком подозвал бедуинов. – Я хотел бы узнать новости у моих возлюбленных шаммари, – громким голосом объявил он. – Подходите, подходите. Слава Аллаху, вы благополучно прибыли и привезли с собой гостей.
Когда Арден и шаммари встали и пошли вперед, чтобы приветствовать принца, Селим постарался надежно спрятаться за спиной Ардена. Мальчик так и оставался бы позади него, но Арден, обернувшись, подхватил его и подтолкнул вперед сильнее.
– О шейх! О Абдулла! – Шаммари приветствовали эмира без обычной вежливой церемонности, принятой у бедуинов.
За такое панибратство принц надменным королевским жестом прогнал бы от себя любого городского жителя, но с кочевниками пустыни он обходился мягко. Пусть бы попробовал, подумал Арден, понимая, что три тысячи копий и верблюдов за крепостными стенами замка представляли собой силу. Да и сам эмир в конечном счете был не более чем одним из них, избранным за силу и личное мужество; его власть признавалась, пока он оставался могущественным и справедливым, но он мог легко лишиться ее по какой-либо основательной причине. А для бедуинов любая причина могла оказаться достаточно основательной.
К удовольствию эмира, Арден как чужестранец вел себя более вежливо. Он не требовал личной аудиенции и вообще не желал привлекать к себе внимания, но пронзительный взгляд Рашида мгновенно остановился на его лице.
– О Аллах, – обратился эмир к одному из шаммари, – мне говорили, что он магриб, но у него глаза шайтана!
– Я андалузец, о бессмертный, – ответил Арден, опустив взгляд своих дьявольских голубых глаз. – Моя мать была принцессой этой страны.
– Я не боюсь, посмотри на меня!
Арден поднял взор и позволил слабой улыбке коснуться его губ, улыбке, которая говорила: «Я и не думал, что вы боитесь», – но вслух ничего не сказал.
– Садись! – Рашид неожиданно усмехнулся и указал на место справа от себя, отдавая знак почета и уважения, знак, без которого Арден как раз мог прекрасно обойтись.
Арден сел, скрестив ноги, на ковры рядом с эмиром. Кади принца, прищурившись, встревоженно посмотрел на Ардена, и Арден понадеялся, что не станет свидетелем начавшегося приступа религиозной лихорадки. Взмахом руки принц Рашид разрешил шаммари сесть. Селим, изо всех сил стараясь оставаться незамеченным, быстро занял место у ног Ардена.
– И какова цель твоего путешествия? – обратился Рашид к Ардену.
– Я должен найти невесту сыну моего отца. Я поклялся, что найду ее, даже если мне придется дойти до края земли.
– Веллах, ты ищешь ему невесту! – повторил Рашид. – Благородная задача, но зачем идти так далеко?
– Потому что молодой шайтан не хочет жениться! – воскликнул Арден. – Если думаете, что я не прав, спросите тех, кто был в кофейне!
Его слова вызвали в толпе смех и возгласы. Ардену показалось, что он чувствует, как дрожит Селим, прижавшийся спиной к его коленям, но у него не оставалось выбора, и он нагло продолжал игру, невзирая на желания Селима.
– Позволь мне взглянуть на него, – сказал эмир. – Встань, мальчик.
Опустив голову, Селим медленно поднялся на ноги, и теперь уже стало заметно, как он дрожит.
– Иди сюда. – Принц Рашид кивком подозвал мальчика к себе. – Ближе.
Селим нехотя сделал шаг вперед.
– Сюда! – нахмурившись, приказал Рашид.
Взяв мальчика за плечо, Арден подтолкнул его вперед к принцу. Несколько секунд Рашид пристально всматривался в мальчика. Затем кади наклонился к принцу и что-то прошептал ему на ухо. Уголки плотно сжатых губ Рашида слегка опустились, но он не отвел взгляда от Селима. Неожиданно он встал, сжал пальцами подбородок мальчика и поднял ему голову.
Селим тихо вскрикнул с таким ужасом, что Арден вскочил на ноги. Мальчик поднял тонкую руку, как бы желая дотянуться до Ардена, но Арден не обратил на нее внимания, он смотрел на Рашида и Селима, на их профили, обращенные один к другому. Перед ним открылась истинная картина, словно пейзаж, освещенный вспышкой молнии.
– Это она? – повернув голову, прошипел принц и сурово сжал губы, а его черные глаза вспыхнули огнем.
Пока Рашид не произнес своих слов, Ардену и в голову не могло прийти такое – она.
Она! Ему захотелось задрать голову к сияющему голубому небу и в бешенстве выкрикнуть: «Она!»
Арден знал это, вернее, знало его тело, грезившее о женщинах, грезившее о ней, о нежной руке, касавшейся его во сне, об ангеле, певшем в его горячечных видениях.
Она.
Арден не мог произнести ни слова и только молча смотрел на Рашида.
– Пойдем! – почти прорычал принц. – Да будет угодно Аллаху – ты моя!
Он резко повернулся, так что его одежды закружились вокруг него, но египетский офицер преградил ему дорогу. Рашид остановился и, вытянув руку, отодвинул египтянина в сторону, а затем, обернувшись к собравшимся, поднял вверх обе руки.
– Королева! – выкрикнул он громовым голосом, прокатившимся над возбужденной толпой. – Королева инглези! Она пришла ко мне!
– Королева! – прошелестела толпа, как порыв ветра, пронесшийся среди воинов пустыни. – Она пришла!
Все встали – шаммари, аннези, свирепые катаны и шерараты, шейхи и кочевники из сотни племен, разбивших лагеря за крепостными стенами, – и двинулись вперед.
– Аллах акбар! Начинается священная война! – выкрикнул кади, взобравшись на возвышение принца.
– Джихад! – грянула в ответ толпа. – Аллах акбар! Смерть неверным!
Рабы и солдаты возле принца подняли беспорядочную стрельбу. Арден схватил Селима за руку, но эмир крепко держал его – ее – и тянул за собой к небольшой двери замка. Арден прижал к стене египетского офицера, надавив ему локтем на горло, и, не отпуская руку Селима, последовал за ними.
– Джихад! – продолжала реветь толпа, и клич эхом отражался от стен. – Убей во имя Пророка!
Последним, кого видел Арден, перед тем как нырнуть в черный проход, был египетский офицер, спускавшийся с возвышения под направленными на него кривыми ножами двух десятков кричащих бедуинов.