Текст книги "Там, где поют деревья (ЛП)"

Автор книги: Лаура Гальего Гарсия

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)

Все это время Виана продолжала делать вид, что мужу удается исполнять свой супружеский долг, хоть он этого и не помнил. Впрочем, заговорщицы отлично понимали, что этот фарс не может длиться долго.

Развязка наступила раньше, чем они рассчитывали.

Оказалось, что разгульные пиршества с песнями и реками хмельного вина были у варваров не повседневным делом, а частью праздничных торжеств по случаю завоевания Нортии. Наступил момент, когда Олдар решил – конец безделью, пришла пора брать всех в ежовые рукавицы. И сразу же дикари начали патрулировать окрестности Торреспино дабы усмирить народ, подавить в зародыше малейший намек на мятеж и убедиться, что крестьяне знают о новом господине. Весь день Олдар проводил, объезжая свои земли и проверяя каждую деревню, каждую дорогу и каждое распаханное поле. Единственным местом, к которому он не приближался, был Дремучий Лес, но в этом не было ничего странного: к нему никто не приближался.

Теперь дикари стали больше походить на грозных воинов, разгромивших нортианскую армию, а не на толпу пьянчуг последних дней. Олдар стал приходить в себя и начал поглядывать на Виану с неким подозрением.

К счастью для нее, вскоре после свадьбы из-за Белых Гор стали прибывать и другие варвары, включая женщин.

Увидев дикарок, Виана поняла, почему грубые воины не считали нортианских дам привлекательными. С загорелой на солнце кожей, с распущенными, непослушными волосами варварши были такими же грубыми, сильными и мускулистыми, как и они сами. Лишь немногие из них собирали свои длинные волосы в некое подобие косиц, да и те почти всегда были наполовину распущены. Широкие вырезы и вульгарные манеры делали их похожими больше на трактирных девок, нежели на изящных благородных дам. Рядом с ними Виана выглядела хилой, мягкотелой, жеманной девицей с бледным, круглым и нежным личиком. Тепличный цветок, не разжигающий страсть дикарей, в отличие от их сильных и горячих женщин.

Постепенно Олдар потерял интерес к Виане после того, как в замке поселились северные девицы: некоторые стали служанками, а некоторые вышли замуж за воинов Олдара. Считая своим долгом обзавестись наследником, Олдар по-прежнему приходил по ночам в свою спальню, но это, казалось, его раздражало, особенно если учесть, что по какой-то странной причине он никак не мог вспомнить подробности этих самых брачных ночей.

Тогда Дорея наконец решила воплотить в жизнь притворную беременность Вианы.

– А если он не поверит? – встревожилась девушка. – В последние дни он наводил порядок во владениях, но я знаю, что мои дела для него не завершены, он это так не оставит. Должно быть, он и так считает странным, что спит непробудным сном, особенно теперь, когда пьет уже не так, как раньше.

– Предоставьте это мне, госпожа, – ответила кормилица. – Если все пойдет хорошо, эта ночь на долгое время станет последней, проведенной в постели мужа.

Подбодренная этими словами, Виана легла спать раньше обычного. Она проснулась, когда Олдар, шатаясь, вошел в спальню и как подкошенный рухнул возле кровати. Виана не стала поднимать его с пола. Забрезжившая возможность долгое время держаться подальше от этого человека придавала ей сил и наполняла надеждой.

На рассвете Дорея вошла в спальню, неся в руках чашку с какой-то дымящейся жидкостью.

– Проснитесь, госпожа, – кормилица бесцеремонно перешагнула через Олдара и легонько потрясла Виану за плечо.

– Что это? – осведомилась та.

– Питье поможет вам притвориться беременной, вызвав легкое недомогание, свойственное дамам в интересном положении. Только вначале помогите мне положить на кровать вашего мужа.

Женщины с трудом затащили Олдара на брачнное ложе. Не дав девушке даже отдышаться, Дорея заставила ее выпить настой.

– Пейте, у нас мало времени, – шепнула она. – Пейте до дна, это очень важно.

Девушка послушно глотала ужасно горькое, еще не остывшее варево; она так торопилась, что даже обожгла себе язык. Затем по совету кормилицы она вернулась в кровать и легла рядом с мужем. Дорея ушла, прикрыв за собой дверь, и Виане ничего не оставалось, кроме как ждать.

Олдар проснулся, чуть погодя. Он постепенно привыкал к сонному зелью Дореи и с каждым днем вставал все раньше и не таким рассеянным.

– Жена, – бормотнул он, увидев Виану.

Девушка слегка привстала, готовая спрыгнуть с постели, если потребуется. Внезапно ее замутило, а желудок скрутило от боли. Кое-как Виана сползла с кровати и шагнула к окну, где стояла ночная ваза. Там ее и вырвало.

Олдар растерянно смотрел на жену. У Вианы закружилась голова, и она едва не упала, успев прислониться к стене. Она попыталась что-то сказать и шагнула к двери, чтобы пойти искать Дорею, но не смогла: перед глазами все закружилось, и девушка лишилась чувств.

Очнулась она уже на другой кровати и в другой комнате, поменьше прежней, зато солнечной и хорошо проветренной. Дорея сидела рядом с ней.

– Простите меня, моя малышка, но так было нужно, – одними губами вымолвила Дорея и отерла пот со лба Вианы.

– Значит это из-за отвара, что ты дала, – едва слышно отозвалась та, но Дорея прижала палец к губам, веля ей молчать, и Виана догадалась, что в комнате они не одни.

Одним из визитеров был муж; он стоял, привалившись к стене, и чувствовал себя весьма неловко. Вторым был варвар, которого Виана знала только в лицо, и он был одним из немногих, кто хоть как-то мог изъясниться по-нортиански.

– Женщина больна? – спросил толмач. – Что с ней?

– Госпожа на сносях и стала мучиться от тягот своего положения, – пояснила Дорея. – Можешь поздравить своего господина – скоро его жена произведет на свет ребенка.

Виана содрогнулась при одной только мысли, что это может стать правдой.

– На сносях? Ты хочешь сказать, она пузата? – Варвар недоверчиво, с презрением и глубоким отвращением посмотрел на Виану. – Моя жена родила пятерых детей и никогда не валялась в кровати. Она работала до последнего. Таковы женщины нашего рода, – злобно и с вызовом заключил он.

Но Дорея не дрогнула.

– И что же? Твой господин выбрал себе в жены не женщину вашего рода, а благородную даму из Нортии. И дамы отличаются от ваших женщин, они более нежные и хрупкие. К тому же мне не совсем нравится, как протекает эта беременность. Возможно, госпоже потребуется покой, пока она не родит.

– Покой? Ты хочешь сказать, что она весь день будет валяться в постели?

– Или потеряет ребенка, – кивнула головой Дорея.

Дикарь насупил брови и с мрачным видом сообщил новость Олдару, едва понявшему лишь пару-тройку слов из разговора. Скорое отцовство, похоже, обрадовало Олдара, но в то же время он был безмерно раздражен, как и его товарищ, хилостью и болезненностью жены. Впрочем, Олдар был уверен, что нортианские женщины слабы от природы, и Дорее, упорно стоящей на своем, не составило труда убедить его, что жизнь ребенка под угрозой, а потому Виана нуждается в отдыхе.

В конце концов Олдар безразлично пожал плечами и вышел из спальни вместе с другим дикарем. Он не стал препираться с Дореей: особого интереса к жене Олдар не испытывал и вряд ли стал бы скучать по ней, а вот сын ему был нужен.

Для вида Виана еще несколько дней пролежала в постели, а Дорея продолжала подсыпать Олдару сонное зелье по вечерам, чтобы избежать ненужных подозрений по поводу неожиданно крепкого сна. Виана регулярно пила отвары, приготовленные кормилицей. Некоторые их них скручивали желудок, вызывая приступы рвоты и помогая притворяться беременной, а один, приготовляемый с особой осторожностью, приходилось принимать каждый день.

– Он избавляет от ежемесячных тягот, – шепотом пояснила Дорея.

Виана с еще бо́льшим уважением посмотрела на кормилицу.

– А почему ты не давала его раньше? – поинтересовалась она.

– Нельзя играть такими вещами, – Дорея строго посмотрела на воспитанницу и покачала головой. – Этот отвар очень сильный. Если пить его очень часто или много, можно навсегда лишиться способности зачать.

Вскоре Виане стало так плохо, что никому и голову бы не пришла мысль об обмане. Девушка и сама поклялась себе, что два раза подумает, прежде чем терпеть еще одну беременность, неважно настоящую или притворную.

В первые дни Олдар часто навещал жену, но она догадывалась, что его визиты вызваны лишь опасением за жизнь наследника. Постепенно Дорея уменьшала крепость отваров, и девушке немного полегчало, хотя она была еще бледна и вяла, а голова начинала кружиться, если она подолгу оставалась на ногах. Видя, что беременность идет своим чередом, Олдар перестал обращать на жену внимание и начал заниматься другими делами. Жизнь Вианы стала более спокойной. Когда мужа не было дома, девушка совершала короткие прогулки по замку, а в солнечные дни даже выходила во двор. Много времени она проводила на кухне с Дореей и другими служанками, которые изо всех сил заботились о ней.

Виане разрешили спать в комнате кормилицы, и спалось ей там гораздо лучше.

За это время девушка смогла как следует поразмыслить над тем, что случилось.

Безусловно, ее жизнь никогда не станет прежней. Отец убит, дикари захватили владения и лишили титула, а Робиан предал ее, оставив в руках злодея, едва умеющего связать два слова на нортианском языке. Она уже не будет Вианой де Рокагрис. Скорее всего, ей даже не позволят называться Вианой де Торреспино. Она обречена быть всего лишь женой Олдара… и это навсегда.

Первое время Виана много плакала, сознавая, сколь она несчастна. Сидя у окна и глядя вдаль, она мечтала, что скоро придет Робиан и спасет ее; она представляла, что он притворялся, поклявшись в верности Араку, точно так же, как она притворялась беременной, и что рано или поздно он отыщет способ добраться до своей невесты. Однако время шло, а новостей от Робиана не было.

Зима выдалась суровой во всей Нортии, но Виане она казалась особенно длинной и тяжелой. По ночам, слушая лишь посвист ветра да волчий вой, девушка вспоминала прошлые счастливые времена, и чувствовала себя жертвой кошмара, от которого невозможно пробудиться. Боль и горе угнетали душу точно так же, как шипы душили башню замка, в которой она старалась уснуть студеными ночами.

Наконец наступила весна, но лучше не стало. Минул год с того дня, как она могла бы стать женой Робиана, если бы не нападение дикарей, а вместе с ним испарились и последние надежды. Виана часто плакала, недоумевая, чем заслужила подобную судьбу. Она вспоминала все минуты, проведенные вместе с Робианом: их детские игры, мечты о будущем, поцелуи тайком. Было трудно представить, что чудесный Робиан, которого она знала, оказался тем же человеком, который бросил ее на произвол судьбы. Снова и снова Виана переживала ту минуту, когда он отдал ее дикарям, пересматривая каждый жест, каждое слово, стараясь отыскать хоть что-то, порождающее новые надежды, но всегда находила одно и то же: Робиан отказался бороться за нее.

Робиан любил ее не так сильно, как она думала, и гораздо меньше чем она его. Если вообще любил, в чем Виана уже начала сомневаться.

Мало-помалу она свыкалась с мыслью, что история любви навсегда завершена. По мере роста накладного живота и груди, которые приладила Дорея, слезы высыхали, а в душе вспыхивало пламя, зажженное искрой ярости и ненависти.

Вначале Виана сожалела, что она не мужчина, чтобы сражаться на войне и постараться вернуть утраченное. Будь она на месте Робиана, то боролась бы до последнего вздоха, как ее отец, а не вступила бы в ряды предателей и трусов. А потом девушка задумалась: на самом ли деле ей хватит мужества дать отпор. Она понимала, что всегда была безвольной, шла у всех на поводу и даже незначительным своим бунтом – притворной беременностью – обязана Дорее. Не будь кормилицы, возможно, и беременность сейчас была бы настоящей. Виана вспомнила, что не сумела даже жизни себя лишить, подобно королеве, и осознала, что дикари правы, считая ее малодушной и слабой.

И тогда в сердце девушки зародилось желание стать другой. Виана начала исподтишка наблюдать за дикарками, живущими в замке, и хоть ей не нравилось их бессовестное поведение, девушка восхищалась их живостью и силой.

Шли месяцы, лето добралось уже до самых дальних уголков Нортии, и Виана поняла, что к осени, когда придет срок родов, и Олдар обнаружит, что никакого ребенка нет и в помине, ей понадобится толика дикарской силы, чтобы дать отпор. Девушка подолгу обсуждала это с Дореей. Славная женщина считала, что лучше всего инсценировать трудные роды и сказать, что ребенок родился мертвым. Они постараются уговорить Олдара дать жене поправиться, а потом вновь станут опаивать его зельем, делать вид, что Виана делила с ним постель, и через какое-то время опять скажут, что она в положении. Правда, девушка сомневалась, что эта уловка сработает и во второй раз. Во-первых, дикарю уже давно перестали подмешивать в питье сонное зелье, и если неожиданно к нему вернется тяжелый сон и смутные воспоминания о супружеских ночах, Олдар быстро заподозрит что-то неладное. Во-вторых, Виана не была уверена, что всю оставшуюся жизнь сможет разыгрывать одну беременность за другой. Должно же быть и другое решение.

Но оно никак не находилось.

Чтобы рассеять опасения Олдара, что жена произведет на свет болезненного ребенка, Дорея не скупилась, увеличивая накладку сообразно сроку фальшивой беременности, и уже спустя полгода живот Вианы выглядел таким огромным, будто она вот-вот родит. Олдара же Дорея водила за нос, уверяя, что ребенок, скорее всего, будет просто великаном, ибо статью пошел в отца. При этом кормилица осторожно намекала, что Виане грозит опасность не дожить до родов, поскольку ребенок до последнего высасывает силенки своей хилой матери. Подобные намеки не на шутку встревожили Олдара и укрепили в мысли пока что оставить жену в покое.

Тем временем Виана, как ей и следовало, отдыхала: лежала в постели, как привидение бродила по замку или сидела у окна. Однако, несмотря на унылый и болезненный вид в голове кипели мысли. Времени на раздумья было достаточно, а дикари, привыкшие к ее молчаливому присутствию, давали массу возможностей слушать их разговоры. Со временем она выучила кое-какие слова из языка захватчиков. Уразумев, что дикари часто обсуждают положение в королевстве, девушка изо всех сил старалась понять, о чем они говорят. Вскоре Виана узнала, что Нортия полностью подчинена. Все дворянские владения теперь находились в руках вождей дикарских племен, а рыцарям короля Радиса, присягнувшим на верность Араку, оставили часть их прежних земель. «Робиану», – подумала Виана.

Дела у дикарей шли хорошо, но Виана чувствовала, что они слегка растеряны. Девушка понимала, что им не хватает активных действий: войн, сражений, борьбы… Они соскучились по восторженной радости новых завоеваний. Насколько Виана знала, Арак намеревался совершить новый поход на юг, к реке Холодных Камней, но дни шли, а король дикарей не собирал свою рать. Виана слушала… и размышляла.

День ото дня дикари Олдара становились все беспокойнее. Теперь их набеги на владения сводились к устрашению крестьян, поджогам сараюшек и похищению деревенских девок. В этом вопросе Арак, насколько было известно Виане, придерживался четкой позиции: его люди должны уважать своих новых подданных, поскольку теперь они за них в ответе, и те являются частью их наследства. Однако во владениях Олдара и в некоторых других этот закон не соблюдался.

Виана кипела от гнева, хотя прежде никогда не заботилась о положении крестьян, зная, что многие из них живут в нищете и в неурожайные годы голодают. Но ее отец никогда не был так жесток и не сеял ужас в деревнях.

И все же до поры до времени Виана не осмеливалась оказывать мужу сопротивление, даже намека на это не было… пока не представился походящий случай, и она его не упустила.

Это произошло в конце лета, за пару месяцев до предполагаемого рождения ребенка Олдара и Вианы. Девушка тогда почти не выходила из своей спальни, но в тот вечер разразилась страшная буря, настолько сильная, что люди Олдара не выезжали из замка.

Особенностью дикарей было то, что они не боялись непогоды и могли ездить верхом в снег и ветер, в жару и ледяную стужу, но дождь очень сильно досаждал им. Разумеется, они не перестали бы сражаться только потому, что на них обрушился ливень, но сейчас у них не было особых дел, а мучить крестьян поднадоело. Дикари решили устроить в замке славную пирушку, как в первые дни завоеваний. Олдар, невзирая на состояние беременной жены, велел ей следить, как идут приготовления к застолью, ибо это было ее обязанностью, так что Виана, тяжело вздохнув, спустилась на кухню, чтобы убедиться, что все в порядке.

Поначалу все шло гладко. Виана так долго притворялась измотанной беременностью, что привыкла почти всегда сидеть. Вот и теперь она тяжело опустилась на скамью возле стола, словно несла непосильную ношу, и начала давать указания. Еще несколько месяцев назад она и понятия не имела, сколько времени нужно держать жаркое на огне, или насколько хрустящим должен быть хлеб, или сколько овощей нужно резать для супа. Но Виана столько времени провела на кухне, разговаривая с Дореей и прочими служанками, что и сама заинтересовалась происходящим.

В тот вечер приготовили жареного поросенка, фаршированного яблоками, источавшими нежнейший, сладковатый аромат. Это было любимое блюдо Олдара.

Оставалось только подрумянить поросенка в печи, когда на кухню из двери, ведущей во двор, вошел один из стражников. Следом за ним шла какая-то оборванка, окруженная ребятишками. Виана насчитала шестеро детей, самый младший был еще грудным. Они промокли и тряслись от холода.

– Они пришли за объедками, – грубо сказал стражник. – Дайте им похлебки и пусть убираются отсюда.

В обычае нортийских дворян было делиться едой с самыми бедными во владении крестьянами. Как правило, это происходило по большим праздникам, когда оставалось много еды, и, как правило, этим занимались именно дамы. Виана тоже раздавала еду, когда жила с отцом, но Олдар косо смотрел на подобные дела. Ни для кого не было тайной, что дикари презирали нищих и всех, кто не мог заработать себе на хлеб.

Со временем Олдар разрешил Виане открывать ворота Торреспино для нищих, но с условием, что им станут подавать лишь самое необходимое: хлебные корки, остатки сыра, миску пустой похлебки. И никакого мяса, которое предназначалось лишь настоящим мужчинам, воинам. Мясо поддерживало не только их могучие тела, но и свирепость в бою. Не стоило тратить его на хиляков, которые не будут воевать.

Виана вздохнула и велела усадить пришельцев поближе к огню и налить всем похлебки. Затем она тоже подсела к столу, поскольку ее глубоко растрогал беспомощный вид женщины.

– Они все твои? – спросила она, имея в виду детей.

– Нет, госпожа, моих четверо. Двое других – племянники; они потеряли родителей в последнюю зиму.

Виана подумала о великодушии женщины, приютившей чужих ребятишек в то время, когда она и своих-то вряд ли могла прокормить.

– У тебя нет мужа? – поинтересовалась она.

Женщина опасливо огляделась, прежде чем ответить еле слышно:

– Нет, госпожа. Он погиб во время последнего набега на деревню.

– Набег? Кто на вас напал? – спросила Виана, подспудно догадываясь, кто это был. Она содрогнулась от страха, не решаясь дать ответ.

Самое большое поселение в здешних владениях под названием Кампоэспино, находилось под боком от замка, и воины Олдара терзали его чаще других.

– Это были люди моего мужа, верно?

Женщина низко опустила голову и молчала, боясь, что ее накажут, если она обвинит воинов Олдара. Она покрепче обняла ребенка и прижала к себе головки двух малышей, сидящих рядом с ней, страшась, что кто-то может их ударить.

Впрочем, отвечать не было необходимости. Виана и сама знала, что именно муж виновен в несчастьях этих людей.

Девушка почувствовала, как внутри вскипает гнев, когда она сравнила только что вынутое из печи жаркое с постной похлебкой, которую ела сидящая перед ней семья.

– Альда, – окликнула она кухарку, – разрежь на куски часть окорока и раздай его гостям.

– Гостям? – недоуменно переспросила та и ахнула, поняв, что хозяйка говорит о нищих. – Вы уверены, госпожа? – добавила она и снова ахнула, представив последствия этого приказа.

– Делай, что говорят, – подтвердила Виана.

Девушка так разъярилась, что ей было все равно, что скажет Олдар, увидев обкромсанную свиную тушу. На самом деле в глубине души она хотела испортить ему ужин.

Если бы Дорея была на кухне, она, несомненно, вытащила бы из головы воспитанницы эту идею. Но Дорея в тот момент набирала в бадьи колодезную воду и не могла вмешаться.

Альда и еще одна из кухарок нерешительно разрезали окорок на части и подали голодающей семье, смотревшей на него так, словно он волшебным образом появился здесь по велению одной из фей Дремучего Леса.

– Ешьте, ешьте, – подбодрила их Виана.

Мать семейства колебалась, нутром чуя, что хозяйка из-за этого попадет в беду, но оставить малышей голодными тоже не могла, а потому горячо поблагодарила Виану и начала раздавать мясо детям.

– Что нам делать с мясом? – отважилась спросить Альда.

– Несите в зал.

– Прямо так?

– Да, прямо так.

Кухарки тихо перешептывались между собой, но наконец Альда набралась смелости и взяла блюдо с остатками жаркого.

Прошло несколько томительных минут, в течение которых на кухне царила тишина, если не считать потрескивания огня в очаге да причмокивания уплетающих мясо детишек.

А потом из зала донесся грохот упавшего на пол железного предмета и крик. Виана испугалась, что Олдар ударил Альду, и начала сожалеть о своем маленьком бунте, но в этот миг на кухню ворвался разъяренный муж, волочивший за руку кухарку. Олдар обезумел от гнева; на медно-красном, под цвет бороды, лице бешено вращались глаза в поисках виновного. В углу он заметил съежившихся от страха крестьянку и малышей. От ужина осталась лишь обглоданная кость, но этого оказалось достаточно, чтобы Олдар взревел и бросился к ним…

…И наткнулся на Виану, с вызывающим спокойствием вставшую перед ним.

– Стой, – твердо сказала она мужу, – это я дала им окорок, чтобы они поели.

Виана ожидала, что муж разозлится и станет кричать, выясняя причину столь дерзкой выходки, но Олдар был человеком немногословным и залепил жене звучную оплеуху. Девушка ударилась о стол, чей острый край глубоко впился в ее ребра.

Никто и никогда не поднимал на Виану руку, тем более не бил с такой жестокостью. У девушки перехватило дыхание, и несколько секунд она старалась понять, что произошло.

Она обессилено соскользнула на пол, и тоненькая струйка крови засочилась из разбитой губы. От резкой боли, охватившей все тело, Виана задохнулась и не могла кричать, а лишь испуганно застонала.

– Госпожа!

Все служанки бросились к Виане, но самая молоденькая девушка подбежала первой и опустилась на колени рядом с ней. Виана не успела остановить служанку, и та быстро принялась ощупывать ее огромный живот, чтобы убедиться, что с ребенком все в порядке. Девушка растерялась, обнаружив накладку, и на ее лице отразилось изумление. Она озадаченно посмотрела на хозяйку и тут же постаралась скрыть свое замешательство, увидев испуганный взгляд Вианы, но было слишком поздно. Как и предупреждала Дорея, Олдар был далеко не глуп, хоть часто вел себя подобно дикому медведю. Смекнув, что тут что-то не чисто, он оттолкнул служанку, наклонился к жене и ощупал ее живот своей огромной ручищей. Виана приглушенно вскрикнула, почувствовав, как второй рукой муж залез ей под юбку и достал накладку.

Лицо дикаря перекосилось от гнева, и девушка поняла: пришел конец.

Вернувшаяся в эту минуту со двора Дорея громко вскрикнула от страха, выронила из рук бадью с водой, и та с грохотом покатилась по полу, расплескивая содержимое.

Олдар повернулся на шум, а Виана, пользуясь моментом, схватила кочергу и изо всех сил ударила его по голове. Она сделала это чисто машинально, не задумываясь, вложив в удар всю силу своего страха и отчаяния и отлично понимая, что иначе ей не увидеть нового рассвета.

Неожиданный удар был недостаточно силен, чтобы свалить Олдара с ног и привести в беспамятство, но, тем не менее, дикарь пошатнулся и, на свою беду, споткнулся о бадью, поскользнулся и упал навзничь, ударившись головой о каменную приступку очага.

Раздался жуткий хруст, и дикарь погрузился в забытье. Под его головой быстро образовалась лужа крови. Виана с трудом поднялась на ноги.

– Что… что это? – в ужасе пролепетала она, словно очнувшись от сна.

– Вы убили мужа, госпожа, – пискнула Альда, но Дорея поспешно прикрыла ей рот своей рукой.

– Тише ты! Дай мне подумать.

Дорея склонилась над громилой-дикарем, чтобы убедиться, что он действительно мертв. Виана же не могла отвести глаз от его неподвижного тела. Она не хотела его убивать… Или хотела? В самые горькие минуты она, и впрямь, мечтала его убить, но никогда не задумывалась об этом всерьез, считая невозможным. И вот теперь… Олдар мертв.

– Девочка моя, вы должны бежать отсюда, бежать, не медля ни минуты, – сказала Дорея, с трудом выпрямляя спину. – Живей ступайте на конюшню, седлайте лошадь и прочь из замка как можно дальше.

Виана помотала головой.

– Как сбежать, если меня увидит стража? И куда? Да и тебя я не могу оставить здесь!

– Дождь льет как из ведра, госпожа, – кормилица тряхнула головой, – ни одного стражника на посту не сыскать. Все укрылись под навесом, даже ворота не закрыли, чтобы двор не затопило. Если бежать прямо сейчас, они и не спохватятся. Скачите куда глаза глядят, какая разница. Скоро сюда явятся люди Олдара, и увидят, что произошло… А обо мне не беспокойтесь. Я найду способ присоединиться к вам.

– Но…

– Бегите, бегите скорей, – торопила Дорея, подталкивая Виану к выходу.

– Бегите, пока можно, госпожа, – подстегнула девушку Альда, – по дикарским законам, для женщины, убившей мужа, наказание одно – смерть.

Виана шагнула к двери, но прежде чем выйти, обернулась и в последний раз осмотрела кухню. Ее взгляд задержался на семье, ставшей причиной несчастья. Испуганная мать крепко прижимала к себе не менее напуганных, дрожащих ребятишек, и лишь самый старший из них, одиннадцати-двенадцатилетний мальчуган, смотрел на Виану с восхищением.

– Позаботься о них, Дорея, – попросила та. – Не позволяй, чтобы их заставили страдать, они ни в чем не виноваты.

Кормилица кивнула в знак согласия.

– А теперь бегите, девочка моя. Скорее.

Виана выбежала во двор. Избавившись от неудобных накладок и обретя прежнюю легкость и проворность, девушка под проливным дождем стремглав помчалась к конюшне. Она боялась за Дорею и остальных, но также понимала: если побег окажется удачным, люди Олдара первым делом бросятся за ней в погоню, и у остальных будет время покинуть замок.

В темной конюшне, Виана не стала тратить время на поиски своей смирной кобылки, а взнуздала первого попавшегося, нервного с виду, гнедого жеребца и быстро вскочила ему на спину. Конь едва не сбросил ее на землю, но Виана не могла позволить норовистому животному помешать ее побегу, а потому покрепче сжала поводья, и вонзила пятки в бока жеребца, хотя впервые в жизни сидела верхом на лошади как мужчина. Жеребец встал на дыбы и пулей вылетел из конюшни, так что Виана сумела удержаться на его спине только чудом.

Вцепившись в поводья, девушка старалась направить коня к воротам замка. Вдвоем они пронеслись мимо покинувших свои посты и укрывшихся под навесом от дождя стражников. Отчаявшаяся, испуганная и все еще испытывающая боль Виана услышала за спиной мужские голоса и поняла, что стражники с минуты на минуту бросятся в погоню. Управлять жеребцом она не могла, а потому старалась лишь удержаться на нем, предоставив тому скакать, куда он пожелает.

После бешеной скачки под проливным дождем, показавшейся Виане вечностью, жеребец добрался до чащи леса, но девушка не заметила этого даже тогда, когда сырые сучья стали хлестать и царапать ее нежную кожу. Лошадь замедлила ход и Виана, вконец обессилев, соскользнула с ее спины и упала в промокшие насквозь кусты. Она попыталась подняться, но не смогла. Лишившись чувств, Виана погрузилась в темноту.