Текст книги "Мошка в зенице Господней. Хватательная рука"

Автор книги: Ларри Нивен

Соавторы: Джерри Пурнелл
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 76 страниц) [доступный отрывок для чтения: 27 страниц]

11. Церковь Его Имени

Монорельсовый поезд мчался со скоростью сто пятьдесят километров в час, но в вагоне был слышен лишь приглушенный свист. Суббота, выходной день. Пассажиры вели себя тихо и, похоже, просто наслаждались покоем. В одном конце вагона кто-то пустил фляжку по кругу, но даже эта компания не шумела; они только улыбались больше других. Кое-где места у окон занимали дети, на удивление спокойные и послушные; как им и положено, дети вертели головами, стараясь разглядеть все, что проносилось мимо, показывали пальцами и дергали родителей вопросами на совершенно невразумительном диалекте.

Впрочем, Кевин Реннер вел себя примерно так же. Он прилип к чистому пластиковому окну, чтобы лучше видеть новую для него планету, и с его худого лица почти не сходила простоватая улыбка.

Стейли сидел у прохода – неподвижно, будто ему скомандовали «смирно». Поттер расположился между ними.

Все трое сменились недавно с дежурства и решились на небольшую поездку по планете: все отличие от увольнения заключалось в том, что их в любую минуту могли вызвать через карманный компьютер. Умельцы с Верфей Новой Шотландии отскребали раздавленные шлюпы от стен ангарной палубы «Макартура» и под руководством Синклера начинали другие, более сложные работы. Поттер поехал с ними в качестве гида, хотя его-то в случае чего Синклер мог вызвать первым. Может быть, Стейли беспокоился, что они останутся без гида, но в такой скованной позе он сидел вовсе не из-за этого. Просто он всегда так сидел и сейчас радовался поездке не меньше других.

Говорил в основном Поттер:

– Видите вон те два вулкана, мистер Реннер? И у каждого почти на самой вершине такие коробчатые строения? Это для корректировки состава атмосферы. Когда вулканы начинают дымить, оттуда распыляют в восходящем потоке воздуха специальные микроорганизмы. Без них наша атмосфера загадилась бы очень быстро.

– Хм. Но во время Сепаратистских войн эти установки, наверное, не работали? Как же вы в те годы жили?

– Скверно жили.

Пейзаж, поделенный линиями на участки, производил странное впечатление. Обработанные зеленые поля, расчерченные, словно шотландские юбки, для посадки различных культур, то и дело сменялись безжизненными пустырями, напоминающими лунные ландшафты, лишь слегка смягченные эрозией. Удивительно было видеть, например, широкую реку, равнодушно несущую свои воды то среди полей, то вдруг в пустыне. Нигде ни одного сорняка, да и вообще, само по себе здесь ничего не росло. Даже лесные посадки, проносящиеся за окнами, имели четкие границы, а сами деревья стояли ровными ухоженными рядами – словно широкие цветочные клумбы, которые поезд миновал незадолго до этого.

– Вы прожили на Новой Шотландии уже триста лет, – сказал Реннер. – Почему тут все до сих пор вот так? За это время вполне мог сформироваться плодородный почвенный слой, да и семена должно было разнести по всей планете. Тут давно уже могла появиться дикая растительность.

– А часто вы видели, чтобы обработанные земли на колонизируемых планетах возвращались в дикое состояние? На протяжении всей нашей истории население росло быстрее, чем появлялись плодородные почвы. – Поттер вдруг выпрямился. – Смотрите вперед. Мы подъезжаем к Квентинс-Пэтч.

Поезд мягко затормозил. Откинулись вверх двери, и на платформу высыпала горстка пассажиров. Реннер и Стейли двинулись следом за Поттером. Тот разве что не подпрыгивал: как-никак родной город.

Реннер вдруг остановился.

– Смотрите! Глаз Мурчисона видно даже днем!

И верно. На востоке, на фоне голубого неба мерцала красная искра.

– Жалко, Лик Господа не видно.

Несколько человек обернулись, и Поттер тихо сказал:

– Мистер Реннер, в этих местах лучше не говорить «Лик Господа».

– А? Почему?

– Егоисты говорят про туманность просто «Его Лик». Никто никогда не упоминает своего Бога впрямую. Хороший прихожанин считает, что это всего лишь Угольный Мешок.

– Но по всей Империи говорят «Лик Господа» – и хорошие прихожане, и не очень.

– По всей Империи нет егоистов… Если мы пройдем сюда, то еще до темноты успеем в Церковь Его Имени.

Квентинс-Пэтч – даже не городок, а скорее поселок – со всех сторон окружали пшеничные поля. Дорога представляла собой широкую, похожую на застывший поток лавы, полосу базальта с рябой поверхностью. Реннер сразу догадался, что давным-давно, когда здесь и домов еще не было, над самой землей прошелся на столбе огня космический корабль – и получилась дорога. Кое-где поверхность уже покрылась частыми трещинами, но теперь по обе стороны дороги стояли двух– и трехэтажные дома, так что починить ее тем же способом вряд ли удастся.

– А как появились егоисты? – спросил Реннер.

– Есть на этот счет одна легенда, – ответил Поттер и остановился. – А может, и не совсем легенда. Егоисты утверждают, что однажды Лик Господа проснулся.

– В смысле?

– Он открыл свой единственный глаз.

– Неудивительно, если мошкиты использовали для запуска своего зонда лазерную пушку. А дата известна?

– Приблизительная. – Поттер задумался. – Это случилось еще во времена Сепаратистских войн. Нам тогда несладко пришлось, сами знаете. Новая Шотландия сохранила верность Империи, а Новая Ирландия – нет. Но силы были примерно равны, и лет пятьдесят мы молотили друг друга, а потом ни у нас, ни у них уже не осталось кораблей. И никакой связи с другими звездами. Только в 2870-м в нашу систему залетел корабль – «Кратер Лей», торговое судно, переделанное в военное – с работающим Полем Лэнгстона и полным комплектом торпед. Это разбитое корыто оказалось самым мощным кораблем во всей системе Новой Каледонии – настолько низко мы пали, – но с его помощью нам удалось разбить новоирландских предателей.

– Это ведь когда, лет сто пятьдесят назад случилось? Вы так говорите, словно сами пережили эти события.

Поттер улыбнулся.

– У нас здесь все принимают историю очень близко к сердцу.

– Понятно, – сказал Стейли.

– Вы спрашивали о датах… – продолжил Поттер. – В университетских архивах на этот счет ничего нет. А из компьютерных банков данных многие были уничтожены во время войны. Да, с Глазом действительно что-то произошло, но, видимо, ближе к концу войны, и мало на кого это произвело сильное впечатление, сами понимаете.

– Почему же? Лик Господа… я имею в виду, Глаз Мурчисона ведь самая яркая звезда на здешнем небе.

Поттер печально улыбнулся.

– Во время войны все было по-другому. Я читал дневники тех лет. Люди укрывались под университетским Полем Лэнгстона, а когда вышли, все небо выглядело как поле битвы – вспышки, радиоактивное свечение от взорванных кораблей и прочее. Только после войны люди стали вновь вглядываться в небо. Вот тогда-то астрономы и заинтересовались, что же случилось с Глазом Мурчисона. Но примерно в то же время Ховард Гроут Литлмид объявил, что ему было Божье видение.

– Он решил, что Лик Господа это и в самом деле… лик Бога?

– Да. И он многих убедил… Мы уже пришли, джентльмены.

Церковь Его Имени выглядела величественно и удручающе одновременно. Ее строили из привозного камня, на века, и она выстояла. Но поверхность каменных плит посекло песчаными бурями, карнизы и рамы потрескались, а на стенах было полно выжженных лазерами или выцарапанных инициалов и непристойностей.

Высокий упитанный священник производил впечатление человека мягкого, уступчивого, но он наотрез отказался впустить их в храм и не изменил своего решения, даже когда Поттер сказал, что родился в этом городке. Видимо, Церковь Его Имени и ее священнослужители немало натерпелись и от горожан в том числе.

– Но послушайте, – обратился к нему Реннер. – Не думаете же вы в самом деле, что мы какие-нибудь осквернители?

– Вы – неверующие. Что вам тогда здесь нужно?

– Мы хотим только взглянуть на изображение Уг… на Лик Господа во всем его великолепии. Увидим – и уйдем. Если вы не пустите нас сами, мы, возможно, заставим вас через какие-нибудь официальные инстанции. Не исключено, что храм располагает важной для Космофлота информацией.

Священник презрительно скривился.

– Тут вам не какая-нибудь примитивная колония, где нет иной власти, кроме еретиков-десантников, а планета Новая Шотландия! Чтобы ворваться сюда силой, вам потребуется не меньше как распоряжение самого вице-короля. А вы всего лишь туристы.

– А про инопланетный зонд вы слышали?

Спеси у священника несколько поубавилось.

– Ну, слышал.

– Мы считаем, что его запустили лазерной пушкой из системы Мошки.

Священник поначалу смешался, потом вдруг громко захохотал и все никак не мог остановиться. Так, хохоча, он их и пропустил. Затем умолк, провел, не говоря ни слова, по выщербленному кафельному полу просторного холла в главное святилище и встал немного в стороне, наблюдая за выражением их лиц.

Огромная голограмма с Ликом Господа занимала полстены. Звезды по краям получились немного размытыми – старинные голограммы всегда так выглядят, – но все равно казалось, что смотришь куда-то в бесконечность.

И на этом Лике Глаз горел ярко-зеленым ослепительным огнем. Зеленое пятно с маленькой красной точкой у края.

– Боже! – выдохнул Стейли и поспешно добавил: – Я ничего не имел в виду… Но… какая сила! Такая яркость на расстоянии в тридцать пять светолет… Это под силу разве что очень развитой планете.

– Почему-то мне запомнилось, что он еще больше, – прошептал Поттер.

– Ну что, увидели? – каркнул священник. – И вы все еще считаете, что то рукотворное явление?.. Ладно… Насмотрелись?

– Да, – ответил Реннер, и они вышли из храма.

Снаружи все трое остановились. Солнце уже садилось. Реннер потряс головой.

– Литлмида можно понять, – сказал он. – Странно еще, что он не обратил в свою веру всю планету.

– Мы – довольно упрямый народ, – ответил Поттер. – А этот, что прищурился в ночном небе, слишком уж очевиден, слишком…

– Как для идиотов. Вот он, мол, я, – подсказал Реннер.

– Ну да. А люди здесь не любят, когда их считают недоумками, даже если это Его мнение.

Снова представив себе ветшающее здание с его обшарпанным интерьером, Реннер заметил:

– Похоже, для Церкви Его Имени настали тяжелые времена.

– Да. В 2902-м свет Мошки погас. Сто пятнадцать лет назад. Событие хорошо задокументировано, но на этом астрономия на нашей планете кончилась. До тех пор, пока не вернулась Империя. Не до того было.

– Мошка погасла сразу?

– Никто не знает. Видимо, это случилось, когда планета была повернута другой стороной. Вы, верно, заметили, мистер Реннер, что тут цивилизации-то одна заплатка. Когда в ту ночь на небе появился Угольный Мешок, Господь словно ослеп. Егоисты, наверное, решили, что их Бог опять уснул.

– Переживали?

– Литлмид принял большую дозу снотворного. Егоисты говорят, что, мол, отправился к своему Господу.

– Наверное, требовать объяснений, – сказал Реннер. – А вы что-то притихли, мистер Стейли.

Хорст с мрачным видом посмотрел на небо.

– Они умеют строить лазерные пушки, которые заливают светом полнеба, а мы собираемся лететь туда с военной экспедицией.

12. Спуск в ад

Собравшиеся едва смогли разместиться на ангарной палубе. Закрытые шлюзовые створы – их, конечно, отремонтировали, но следы ремонта сразу бросались в глаза – оказались единственной свободной площадкой на «Макартуре», где можно было разместить и экипаж, и научный персонал, и гостей, но и там люди стояли чуть не вплотную. Саму ангарную палубу под своды заполняло экспедиционное снаряжение: запасные посадочные шлюпы, большой баркас, катер, контейнеры с научным оборудованием, с корабельными припасами и бог знает с чем еще – Род порой даже не знал, что там упаковано. Люди доктора Хорвата грузили все, что вдруг да понадобится, а экипаж даже не мог с ними спорить, потому что подобных экспедиций никто никогда не организовывал.

Вскоре на внутренней поверхности шлюзовых створов стало не протолкнуться. Вице-король Меррилл, министр Армстронг, адмирал Кранстон, кардинал Рэндольф и множество других официальных лиц рангом пониже стояли тут же в толпе собравшихся, а Род все беспокоился, успели ли его офицеры закончить подготовку к отлету. Последние дни на планете пронеслись бесконечной чередой обязательных приемов и встреч – в основном светского характера, – которые практически не оставляли ему времени на более важные дела по подготовке «Макартура» к экспедиции. И теперь, дожидаясь окончания церемонии, Род очень жалел, что не сбежал из столицы, чтобы укрыться на корабле от всей этой светской суеты. Год или около того ему предстоит работать под началом адмирала Кутузова, и у него складывалось впечатление, что адмирал не особенно доволен капитаном подчиненного ему крейсера. Сам Кутузов, кстати, на церемонию не явился, что многие заметили.

Заметили, но никто в общем-то не расстроился. Крупный, плотного сложения адмирал отличался довольно тяжеловесным чувством юмора. Выглядел он так, словно сошел со страницы учебника по истории России, и говорил примерно в таком же духе. Отчасти это объяснялось тем, что он вырос на Св. Екатерине, но главную роль тут играл его собственный выбор. Кутузов тратил долгие часы, изучая древние русские обычаи, и многие из них использовал, чтобы придать больше достоверности созданному для себя образу. Мостик его флагманского корабля украшали иконы, в каюте стоял самовар, а своих десантников он заставлял разучивать пляски, довольно точно – в его понимании – имитирующие старинные казацкие.

В Космофлоте его считали в высшей степени компетентным и преданным офицером, готовым выполнить любой приказ, но при этом настолько лишенным человеческого сострадания, что в его присутствии люди порой чувствовали себя очень неуютно. Поскольку и Космофлот, и Парламент официально одобрили его приказ уничтожить мятежную планету – Имперский Совет пришел тогда к выводу, что эти суровые меры предотвратили восстание всего сектора, – Кутузова по-прежнему приглашали на светские приемы, но никто не расстраивался, когда он отклонял приглашение.

– Главной проблемой для нас будут все эти его русские штучки, – высказал предположение Синклер, когда офицеры «Макартура» обсуждали своего нового адмирала.

– Ну, я скажу, они ничуть не хуже шотландских штучек, – заметил старший помощник Каргилл. – По крайней мере, он не заставляет нас учить русский язык и отлично говорит на англиканском.

– Означают ли твои слова, что мы, шотландцы, говорим на каком-то другом языке? – начал заводиться Синклер.

– Это уж ты сам догадайся, – ответил Каргилл, но тут же опомнился: – Ну, разумеется, нет, Сэнди. Иногда, когда ты слишком взволнован, я тебя не совсем понимаю, но… Знаешь, давай-ка лучше выпьем.

Это надо было видеть: Каргилл подмазывается к Синклеру! Хотя причина ясна. Пока корабль ремонтировали на Верфях Новой Шотландии люди Макферсона, Каргилл изо всех сил старался не раздражать старшего механика, а то еще выяснится потом, что старшему помощнику в связи с переделками на корабле теперь нет каюты, или еще что-нибудь похуже…

Вице-король Меррилл обращался к Роду. Прогнав воспоминание, он попытался понять, о чем речь.

– …я и говорю, капитан, что не вижу в этом никакого смысла. С таким же успехом мы могли провести церемонию на планете. Разве что само благословение, ваше преосвященство…

– Корабли, случалось, покидали Новую Шотландию и без моего благословения, – задумчиво произнес кардинал, – но ни разу не приходилось им выполнять задачу, которая ставит Святую Церковь в столь трудное положение. Впрочем, это теперь забота молодого Харди.

Кардинал указал рукой на экспедиционного капеллана. Дэвид Харди был чуть не в два раза старше Рода и – номинально – имел такое же звание, так что «молодой» – понятие относительное.

– Итак, вы готовы?

– Да, ваше преосвященство, – ответил Род и кивнул Келли.

– Экипаж, СМИ-ИРНА!

Гомон стих, но не сразу, а лишь спустя несколько секунд: сказывалось присутствие на борту штатских.

Кардинал достал из кармана узкую епитрахиль, поцеловал кайму и накинул на шею. Капеллан Харди вручил ему серебряное ведерко и аспергер, жезл с полым шаром на конце. Кардинал Рэндольф макнул жезл в ведерко и окропил водой собравшихся офицеров и команду.

– Окропи меня, и буду чист; омой меня, и буду белее снега… Слава Отцу, и Сыну, и Святому Духу…

– …и ныне, и присно, и во веки веков. Аминь, – автоматически отозвался Род. Что это, действительно вера? Или просто пример дисциплины? Он не мог решить, но так или иначе был рад, что кардинал прилетел. Кто знает, что будет с «Макартуром»? Вдруг поможет…

Когда гости заняли свои места на флаере, зазвучали сирены. Команда «Макартура» бросилась прочь с ангарной палубы, а Род шагнул в шлюзовую камеру. Взвыли насосы, откачивающие воздух из помещения ангарной палубы, а затем распахнулись огромные створы. «Макартур» тем временем остановил вращение, и центральные маховики загудели еще громче. Если бы на флаере улетали только военные, его можно было бы запустить и не тормозя «Макартур» – по изогнутой эффектом Кориолиса траектории. Но с вице-королем и кардиналом на борту такой вариант исключался. Посадочный шлюп поднялся и со скоростью всего полтора метра в секунду вылетел между раскрытыми шлюзовыми створами.

– Закрыть и опечатать, – коротко приказал Род. – Приготовиться к ускорению.

Он повернулся и поплыл в невесомости к мостику. За его спиной через все свободное пространство ангарной палубы потянулись раздвижные стяжки, распорки, тросы. Ангарные палубы на военных кораблях вообще устроены очень сложно: разведывательный шлюп, случается, запускают в несколько минут, и ему нужно свободное пространство, но в то же время огромное пустое помещение не должно нарушать жесткости конструкции: мало ли что может произойти в боевых условиях. Теперь же, с дополнительными шлюпами научной группы, со своими собственными и со всеми контейнерами ангарная палуба напоминала запутанный лабиринт.

В жилых и рабочих отсеках корабля тоже царила неразбериха. Четкие действия экипажа, который всегда знал, что делать после стартового предупреждения, сводились на нет бестолковой суетой в коридорах, где разместились штатские. Одни, перепутав стартовый сигнал с боевой тревогой, кинулись натягивать армированные скафандры, другие просто путались под ногами в переходах, не зная, куда себя деть. Старшины выходили из себя: орать на штатских вроде бы не положено, но надо же что-то с ними делать.

Род добрался наконец до мостика, решив на этот раз не вмешиваться. Спустя какое-то время офицеры и боцманы разобрались со штатскими и один за другим, несколько сконфуженные, стали докладывать о готовности к началу ускорения. Трудно их винить за то, что не могут приучить исследовательский персонал к порядку, подумал Род, но так оставлять это тоже нельзя. Более того, если сейчас им спустить, штатские вообще от рук отобьются. Министру естественных наук и его людям он, конечно, пригрозить наказанием не может, но, если со своими обойтись построже, глядишь, и ученых проймет, догадаются, в чем дело… Стоит, во всяком случае, попробовать… Взглянув на экран, где под потолком кают-компании барахтались в невесомости двое десантников и четверо лаборантов, Род выругался про себя и решил, что попробует непременно. Что-то нужно с этим делать.

– Сигнал с флагмана, сэр. Приказано держать курс за «Ред-пайнсом».

– Принято, мистер Поттер. Мистер Реннер, принимайте управление и следуйте строго за танкером номер три.

– Слушаюсь, сэр. – Реннер улыбнулся. – Отбыли наконец. Жаль, по уставу не положено по такому случаю шампанского.

– Я думаю, у вас других забот хватит. Адмирал Кутузов приказал, чтобы мы соблюдали в пути, как он говорит, надлежащий строй.

– Слушаюсь, сэр. Я еще вчера обсудил все вопросы с навигатором «Ленина».

– Хорошо.

Род откинулся на спинку кресла. Нелегкий будет полет, подумалось ему. Все эти ученые на борту… Доктор Хорват настоял на своем участии, и, видимо, от него всякого можно ожидать. На «Макартуре» появилось так много штатских, что большинству офицеров пришлось селиться по двое в и без того маленьких каютах; младшие лейтенанты развесили свои гамаки в кают-компании вместе с гардемаринами; десантники разместились в тренировочном зале, а в их кубриках сложили научное оборудование. Род уже начал жалеть, что Хорвату не удалось убедить Кранстона включить в состав экспедиции десантный транспорт, где большую часть корабля занимают именно кубрики.

Однако Адмиралтейство поставило на этой идее крест: в состав экспедиции, мол, войдут только корабли, способные себя защитить. Танкеры будут сопровождать «Ленин» и «Макартур» до Глаза Мурчисона, но к Мошке отправляются лишь два боевых корабля.

Принимая во внимание, что научный персонал не привык к высоким перегрузкам, Кутузов приказал ограничиться ускорением в 1.2 g. Роду приходилось участвовать в бесконечных обедах, что устраивали ученые, разбирать конфликты между экипажем и штатскими, а также отбивать настойчивые попытки доктора Бакмана, астрофизика экспедиции, монополизировать все свободное время Салли Фаулер.

Первый прыжок прошел как обычно. Точка перехода к Глазу Мурчисона располагалась на редкость удачно. За долю секунды до Прыжка в иллюминаторы «Макартура» светила яркая белая точка Новой Каледонии, сразу после ее место занял ярко-красный диск размером с баскетбольный мяч на расстоянии вытянутой руки.

Флотилия двинулась в глубь системы.

Гэвин Поттер договорился с Хорстом Стейли поменяться гамаками. За это ему пришлось целую неделю стирать за двоих, но оно того стоило: гамак Стейли висел рядом с иллюминатором.

Вернее, когда сила тяжести создавалась вращением, он висел не рядом, а над иллюминатором, врезанным в цилиндрический «пол» кают-компании. Поттер ложился лицом вниз и с наивной улыбкой на вытянутом лице подолгу разглядывал сквозь сетку гамака проплывающие по кругу звезды…

Уитбрид лежал в своем гамаке в диаметрально противоположном конце кают-компании. Он уже несколько минут наблюдал за Поттером и наконец заговорил:

– Мистер Поттер…

Гардемарин-новобранец лишь повернул голову.

– Да, мистер Уитбрид.

Заложив руки за голову, Уитбрид задумчиво продолжал наблюдать за ним. Он прекрасно понимал, что чувства, которые вызывает у Поттера завораживающе огромный диск Глаза Мурчисона, лучше не трогать, но не мог удержаться. Тем не менее, несмотря на все подколки, Поттер оставался неизменно вежлив. Сколько он, интересно, будет еще терпеть?

Время от времени офицеры устраивали на борту «Макартура» званые вечера, обеды и прочие увеселения, но теперь там и без гардемаринов хватало участников. Гардемаринам приходилось развлекать себя самим.

– Поттер, как я помню, вас перевели на «Макартур» с Дагды, перед тем как мы отправились на перехват зонда…

Что-то в голосе Уитбрида заставило Хорста Стейли, тоже свободного от дежурства, перевернуться в гамаке – бывшем гамаке Поттера – и прислушаться. Уитбрид заметил это, но не подал виду. Поттер наконец повернулся к ним и моргнул.

– Да, мистер Уитбрид, верно.

– Знаете, кто-то все-таки должен вам сказать… Никто ведь до сих пор об этом не подумал… Во время вашего первого же полета на борту «Макартура» мы чуть не нырнули в звезду типа F8. Надеюсь, это не испортило вам впечатлений от службы.

– Отнюдь. Я до сих пор не могу этого забыть, – вежливо ответил Поттер.

– Я, собственно, вот к чему это говорю: на самом деле мы далеко не в каждом рейсе падаем на звезды. Скорее даже редко. Я подумал, что надо вам все-таки объяснить…

– Но, мистер Уитбрид, разве мы сейчас не собираемся повторить этот маневр?

– В смысле? – Такого поворота Уитбрид не ожидал.

– Ни одному кораблю Первой Империи не удалось найти точку перехода от Глаза Мурчисона к Мошке. Видимо, они и не очень старались, но можно предположить, что какие-то попытки делались, – серьезным тоном произнес Поттер. – Я совсем недавно в космосе, но это не означает, что я какой-нибудь неуч, мистер Уитбрид. Глаз Мурчисона относится к классу красных супергигантов, это очень рыхлая звезда размерами с орбиту Сатурна в Солнечной системе. И вполне вероятно, что точка перехода к Мошке – если она вообще существует – находится внутри звезды. Вы согласны?

Хорст Стейли приподнялся на локте.

– Похоже, он прав. По крайней мере это объясняет, почему она до сих пор не отмечена на картах. Все знали, где ее следует искать…

– Но никто не захотел этим заниматься. Разумеется, он прав, – без энтузиазма согласился Уитбрид. – И мы как раз туда направляемся. Боже! Опять…

– Вот именно, – сказал Поттер, улыбнувшись, и снова отвернулся к иллюминатору.

– Ну надо же, какое совпадение! – проворчал Уитбрид. – Можете мне не верить, но, честное слово, в Космофлоте это случается не чаще, чем в двух рейсах из трех… – Он на секунду умолк. – И даже так получается слишком уж часто.

Флотилия остановилась у размытой короны Глаза Мурчисона. На таком расстоянии от центра звезды ее тяготение почти не ощущалось, и можно было не думать об орбите: пройдут долгие годы, прежде чем корабль действительно упадет на звезду.

Танкеры состыковались с боевыми кораблями и начали перекачивать горючее.

Между Горацием Бери и астрофизиком Бакманом возникла странная и какая-то… зыбкая, что ли, дружба. Бери время от времени задумывался, чего же Бакману на самом деле от него нужно…

Глядя на Бакмана – худого, угловатого, костлявого, – можно было подумать, что он попросту забывает есть, причем по нескольку дней кряду. Никто и ничто из того, что Бери считал реальным миром, его в общем-то не интересовало. Люди, время, власть, деньги – Для Бакмана все это служило лишь средствами, которые можно использовать для изучения внутренней, тайной жизни звезд. Зачем такому человеку компания торговца?

Бакман любил поговорить, а времени слушать у Бери было хоть отбавляй. Последние дни «Макартур» напоминал потревоженный улей – дикая суета, и все сидят друг у друга на головах. Может быть, ему нравится эта просторная каюта, где можно даже пройтись из угла в угол?

«А может, – цинично рассуждал Бери, – ему нравится мой кофе». Бери взял с собой более десятка сортов кофейных зерен, собственную кофемолку, собственные фильтры и прекрасно понимал, насколько его кофе отличается от корабельного, который заваривается в огромных перколаторах, что стоят в кают-компаниях…

Набил поставил перед ними чашки, но они продолжали смотреть на экран. Танкер, заправлявший «Макартур», в поле зрения камеры не попадал, зато «Ленин» и второй танкер были отлично видны: на размытом алом фоне зависли в центре экрана два вытянутых черных эллипсоида, связанных серебряной пуповиной.

– На самом деле это вовсе не так опасно, мистер Бери, – говорил доктор Бакман. – Вас, видимо, беспокоит, что мы погружаемся в солнце? Вообще-то так оно и есть. Но по массе Глаз Мурчисона ненамного больше Каледа или любой другой желтой звезды-карлика. Это просто раскаленный докрасна вакуум. Разумеется, кроме ядра звезды; оно, вероятно, очень маленькое и очень плотное. По пути мы наверняка узнаем много нового…

Устремленный куда-то в бесконечность взгляд Бакмана горел огнем. Бери искоса поглядывал на него и не переставал удивляться. Ему и раньше доводилось встречать людей с таким вот взглядом, но не часто. Этих никакими деньгами не соблазнишь.

Бери в общем-то нуждался в компании Бакмана не больше, чем тот в его, но с ним он чувствовал себя на удивление спокойно, и это ощущение ему нравилось.

– Я-то думал, вам уже все про Глаз известно, – сказал он.

– Вы имеете в виду исследования самого Мурчисона? Слишком много с тех пор утеряно архивов, а тем сведениям, что сохранились, не всегда можно верить. Сразу после Прыжка я включил свою аппаратуру, и знаете, тут невероятно высокая доля тяжелых частиц в солнечном ветре. А гелия – просто чудовищное количество! Корабли Мурчисона, как мы знаем, никогда не входили в корону Глаза, но как раз там нас и ждут самые удивительные открытия. – Бакман вдруг нахмурился. – Надеюсь только, наши датчики выдержат. Приходится ведь размещать их за пределами Поля Лэнгстона, а мы в этом раскаленном тумане еще долго проторчим. А если Поле вдруг отключится, то погибнет вообще вся аппаратура…

Бери уставился на него в недоумении, затем расхохотался.

– Да уж, доктор, это наверняка.

До Бакмана даже не сразу дошло, в чем дело.

– A-а! Я понял! Вы имеете в виду, что и мы тогда тоже погибнем? Об этом я как-то не подумал.

Прозвучал сигнал готовности к ускорению. «Макартур» направлялся в глубь звезды.

Из интеркома донесся неразборчивый голос Синклера:

– Рапорт о состоянии техчасти, капитан. Все системы работают нормально. Поле держит прекрасно: снаружи оказалось не так жарко, как мы думали.

– Отлично. Спасибо, Сэнди, – ответил Род, наблюдая, как удаляются к звездам танкеры… С каждой секундой они становились все меньше, и вот уже сами превратились в крохотные яркие точки, которые можно разглядеть разве что в телескоп.

На соседнем экране лишь яркое белое пятно в пылающем тумане – «Ленин», ведущий экспедицию вперед, в разгорающееся красное марево. Именно экипажу «Ленина» было поручено отыскать точку Олдерсона – если, конечно, она тут вообще есть.

– …однако рано или поздно Поле, без сомнения, начнет стравливать энергию внутрь, – продолжал говорить Синклер. – Здесь некуда ее излучать, и она будет накапливаться. В сражении все иначе, но даже так мы протянем по крайней мере семьдесят два часа. Что будет после, трудно сказать; нет данных. До нас никто на этот безумный трюк не решался.

– Да.

– А может, и решались, – радостным тоном заявил Реннер: он следил за разговором, сидя за своей консолью. «Макартур» шел с ровным ускорением, но на всякий случай навигатор оставался на своем посту: тонкая фотосфера Глаза оказывала гораздо более сильное сопротивление, чем они ожидали. – Я думаю, Мурчисон мог на такое решиться. Да и корабли у Первой Империи были получше.

– Что ж, может быть, Мурчисон нас опередил, – рассеянно произнес Род. «Ленин» на экране уходил вперед, прокладывая дорогу «Макартуру», и Род чувствовал беспричинное раздражение: ему казалось, что первым должен был идти «Макартур»…

Старшие офицеры спали прямо у своих консолей: если Поле накопит слишком много энергии, все равно никто уже не сможет ничего сделать. Оставаясь в кресле, Род чувствовал себя гораздо спокойнее, но в конце концов и он пришел к выводу, что торчать на мостике решительно незачем.

Поступил сигнал с «Ленина», и «Макартур» заглушил двигатели. Зазвучали сирены, корабль начал вращаться. Затем снова сирены – на этот раз они возвещали, что переориентация силы тяжести закончена. Экипаж и пассажиры стали выбираться из своих противоперегрузочных коек и ремней безопасности.

– Снимите вахту на кормовом мостике, – приказал Род.

Реннер встал и от души потянулся.