355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Ларри Коллинз » О, Иерусалим! » Текст книги (страница 13)
О, Иерусалим!
  • Текст добавлен: 7 октября 2016, 18:17

Текст книги "О, Иерусалим!"


Автор книги: Ларри Коллинз


Соавторы: Доминик Лапьер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)

– Мы подождем, пока нас выручит Хагана, – добавил еще кто-то.

В этот момент Черчилль услышал за спиной выстрел. Пуля ударила в шею стрелка. Люди, сидевшие в автобусе, упустили последний шанс на спасение. Черчилль развернул свою машину и повез умирающего Кассиди в дом Антониусов. Других попыток спасти обреченных евреев не было.

С крыш, с балконов, из окон, с холма, на котором возвышается дом Верховного комиссара, и с горы Скопус половина Иерусалима наблюдала трагедию колонны. Англичане продолжали бездействовать, несмотря на многочисленные призывы евреев о помощи. В 11.30, через два часа после первого донесения об инциденте, прибыл британский броневик. Он дал очередь по нападавшим, но орудие тотчас заклинило. Прошло еще два часа, пока прибыл следующий броневик. До полудня полковник Черчилль не получил разрешения пустить в ход 75-миллиметровые минометы, а более тяжелое оружие и не думали ввести в дело. Хагана была прямо предупреждена, что если она попытается вмешаться, англичане начнут стрелять.

Машину Синая осаждали сотни врагов. Первым был убит санитар.

Затем вышел из строя один из пулеметов. К трем часам половина бойцов была убита и ранена. Оставшиеся стреляли через смотровые щели из автоматов. Ко второму пулемету подавал патроны боец, которому оторвало руку. Раненые умирали от потери крови.

В 3.15 арабы забросали автобусы тряпками, смоченными в бензине. Доктор Ясский в смотровые щели своей санитарной машины увидел оранжевое пламя, охватившее автобусы. Там сидели его коллеги из "Хадассы". Доктор обернулся к жене.

– Шалом, дорогая моя! – сказал он. – Это конец...

Вдруг он склонился вперед и рухнул на пол машины. Жена бросилась к нему. Директор "Хадассы" был мертв. Пуля, влетевшая через смотровую щель, не позволила ему договорить. В ту же секунду раздался отчаянный стук в дверь.

– Откройте, быстро! – вопил кто-то.

Это был один из пассажиров горящего автобуса. Он вскарабкался в машину и простонал:

– Спасайтесь! Вас здесь изжарят!

Водитель машины, услышав эти слова, открыл дверь и выскользнул наружу. Его примеру решил последовать доктор Иехуда Матот. Он поехал сегодня с колонной, потому что согласился поменяться с коллегой дежурством. Прыгнув в придорожную канаву, доктор почему-то подумал: "Наконец-то я могу закурить сигарету!" Вид убитого водителя санитарной машины привел его в чувство. Он пополз к дому Антониусов. В него стреляли со всех сторон, одна из пуль попала ему в спину, но он сумел добраться до спасительной стены.

Через шесть часов после взрыва первой мины, примерно в половине четвертого, британское командование наконец разрешило своим подразделениям вмешаться в инцидент. Под прикрытием огня солдат Черчилля капитан Лейланд подвел свои броневики к окруженным машинам. К этому времени в живых оставалось пять человек. Одним из них был Цви Синай.

К вечеру все было кончено. Гнетущая тишина воцарилась у поворота на гору Скопус, где Махмуд Наджар взорвал мину.

Кое-где еще курился дым, в воздухе висел отвратительный смрад горелого мяса, чернели обугленные остовы машин.

Автобус, за которым бежал доктор Моше Бен-Давид, стал его могилой. Семьдесят пять человек, приехавших в Палестину лечить, а не убивать, погибли вместе с ним.

На следующее утро к месту трагедии прибыл Моше Гильман, связной Хаганы, провожавший колонну в рейс. Бродя среди обломков, он находил то череп, то руку, шляпку, очки, стетоскоп... Закончив осмотр. Моше уступил место английским подрывникам.

В дневнике Горного полка легкой пехоты сохранилась запись:

"Остовы машин были взорваны, чтобы расчистить дорогу; дорога отремонтирована и открыта для движения".

24. Самая приятная новость

Опять, как и в декабре прошлого года, толпы любопытных приходили на каирскую улицу Каср-эль-Нил поглазеть на ярко освещенные окна здания египетского Министерства иностранных дел, где в апреле снова собрались лидеры Арабской лиги.

Борьба в Палестине достигла критической точки. Первые успехи партизанской войны сменились серией поражений. Хагане удалось прорвать блокаду Иерусалима. Абдул Кадер Хусейни погиб. Каукджи так и не сумел захватить один из ключевых стратегических пунктов Хаганы на севере – киббуц Мишмар Хаэмек. События в Деир-Ясине привели к массовому бегству арабского населения из Палестины. Шесть тысяч драгоценных винтовок и восемь миллионов патронов лежали на дне бухты итальянского порта Бари. Теперь даже самым ярым сторонникам партизанских действий стало ясно, что спасти положение может только координированное вторжение в Палестину всех арабских армий.

В течение последних шести месяцев стратегия лидеров ишува основывалась на предположении, что арабские армии немедленно атакуют Еврейское государство, как только окончится срок британского мандата. Однако и сейчас арабские лидеры, собравшиеся в Каире, были столь же далеки от принятия решения о вооруженной интервенции, как в декабре прошлого года.

За исключением Хадж Амина эль Хусейни, допущенного наконец на совещание, собравшиеся здесь деятели были весьма умеренными и достаточно интеллигентными. Среди них не было ни одного из тех экстремистов, которые вскоре придут к власти в результате революции и радикально изменят характер всей арабской политики. Это были мирные буржуа консервативного толка, не склонные к авантюризму. По складу характера и по культуре они были гораздо ближе к европейцам, своим недавним колонизаторам, чем к собственным соотечественникам, которыми они управляли. Джамиль Мардам увлекался выращиванием абрикосов и классической арабской поэзией. Рияд эль Солх регулярно читал на сон грядущий сочинения Монтеня, Декарта и Руссо. Абдурахман Аззам Паша, серьезный вежливый джентльмен, врач по профессии, заслужил известность тем, что был самым молодым человеком, когда-либо избранным в египетский парламент. Нури ас-Сайд гораздо уютнее чувствовал себя в лондонских салонах, чем в пустынях Ирака.

Однако именно эти образованные и интеллигентные люди вели свои народы к катастрофе. Они так и не смогли уяснить себе всей серьезности фактора еврейского присутствия в Палестине.

Сионистских лидеров они считали ни на что не способными недоумками. "Мысль о том, что евреи могут победить, просто не приходила им в голову", – проницательно заметил сэр Алек Керкбрайд, британский посол в Аммане.

В личной жизни и в отношениях с иностранцами арабские лидеры были рассудительными людьми умеренных взглядов, но, выступая с публичными речами, предназначенными для масс, они считали своим долгом обрушивать на них потоки трескучих, возбуждающих фраз. Привыкнув использовать эмоции масс в своих интересах, они никогда не воспринимали эти массы всерьез и в конце концов сами пали жертвами народных страстей. Тем более им никогда не приходило в голову задуматься о психологии противника. Скорее всего, никто из сотрудников Министерства иностранных дел Египта не собирался на деле выполнять свою угрозу "сбросить евреев в море".

Однако евреи, только что потерявшие шесть миллионов своих братьев в нацистских лагерях, имели основания воспринимать эти слова всерьез. На улицах Тель-Авива подобные речи звучали совсем по-иному, чем в каирских гостиных.

Аззам Паша, генеральный секретарь Арабской лиги, в своих выступлениях ратовал за войну, а в личных письмах и беседах признавался: "На самом деле мы вовсе не хотели войны, но мы сами поставили себя в такое положение, когда нам не оставалось ничего иного, как воевать". Он тайно встретился с британским послом в Египте Рональдом Кемпбеллом и просил его убедить британское правительство продлить мандат еще на год:

Аззам Паша надеялся, что тогда арабам удастся избежать вооруженного конфликта.

Пока сирийское правительство, возглавляемое Джамилем Мардамом, открыто вооружало свою армию, чтобы "сбросить евреев в море", жена Мардама регулярно ездила в Иерусалим лечить язву желудка у еврейского врача. Король Трансиордании Абдалла мечтал расширить границы своих владений, но с евреями воевать не собирался. Нури ас-Сайд, премьер-министр Ирака, повышал боевую готовность своих дивизий, однако так и не отправил их на поле боя. Одним из самых убежденных сторонников военного решения вопроса был ливанский правитель Рияд Солх; тем не менее ни у кого (если не считать короля Абдаллы) не было таких хороших отношений с Еврейским агентством, как у Солха. Через семь месяцев, в одну из своих регулярных тайных встреч в Париже с Тувией Арази, представителем Еврейского агентства, Рияд Солх слезно уговаривал своего противника:

– Тувия, вы должны убедить американцев, что они обязаны заставить нас заключить с вами мир. Мы хотим мира. Но по политическим причинам мы сможем это сделать только в том случае, если нас заставят.

Аззам Паша получил от Джорджа Аллена, первого секретаря посольства США в Каире, копию подготовленного американским Государственным департаментом проекта опеки с просьбой представить мнения лидеров Арабской лиги по этому вопросу до начала специальной сессии Генеральной Ассамблеи, которая была назначена на 16 апреля. Хадж Амин Хусейни немедленно предложил передать этот проект на рассмотрение специальной комиссии, состоявшей из представителей Сирии, Трансиордании и Палестины.

Через сорок восемь часов комиссия представила свои предложения. Они были одобрены лидерами Лиги арабских стран и отправлены в Нью-Йорк. Арабы могли избавить себя от хлопот. Их предложения были так безнадежно нереалистичны, что даже наиболее горячие сторонники арабского дела не могли обсуждать их всерьез. Согласно этим предложениям, прекращение военных действий было возможно только при том условии, что Хагана будет распущена, Эцель и Лехи разоружены, иммиграция евреев в Палестину полностью прекращена, а нелегальные иммигранты, уже проживающие в Палестине, высланы за ее пределы. Что же до опеки, то осуществлять ее надлежало арабским государствам, а не ООН.

Опека, разумеется, привела бы к созданию в Палестине арабского государства. Эти предложения окончательно погубили план американского Госдепартамента.

Отвергнув предложения о мире, арабы неизбежно должны были стать на путь войны. Однако лидеры арабских стран, собравшиеся в Каире и проголосовавшие за войну, отнюдь не были склонны раскошеливаться ради победы. Все арабские страны вместе взятые внесли в фонд войны не более десяти процентов от обещанных четырех миллионов фунтов стерлингов.

Наиболее существенным вкладом арабских лидеров в дело войны можно считать машинописный документ на пятнадцати страницах с приложенными к нему тремя картами. Это был план вторжения арабских армий в Палестину. Автором плана был молодой майор Вафси Тал. Согласно плану Тала, ливанцы, сирийцы и палестинская Освободительная армия, имея в авангарде иракские бронетанковые силы, наносили евреям удар с севера и захватывали Хайфу, египтяне тем временем двигались через прибрежную равнину к Яффе; Арабский легион и остальные части иракской армии вели наступление с востока в направлении Тель-Авива. По расчетам Тала, кампания должна была занять одиннадцать дней.

Вафси Тал настаивал, чтобы все операции координировались единым главнокомандующим. Если бы этот план был выполнен, арабское наступление могло бы увенчаться успехом. Однако Джамиль Мардам и Рияд эль Солх знали, что успех военных действий зависит от сотрудничества между двумя монархами, которые искренне и от всего сердца ненавидели друг друга, – трансиорданского короля Абдаллы и египетского короля Фарука.

Безвольного, но самолюбивого Фарука, кутилу и картежника, взялся убедить Рияд эль Солх. Он доказывал египетскому королю, что если в успешном вторжении арабов в Палестину египетская армия будет играть главную роль, то Фарук станет признанным лидером арабского мира. Если же тот воздержится от участия в войне, то возвысится его враг Абдалла, ибо Палестина попадет под власть Трансиордании. И наконец, если в Палестину вернется муфтий, преданный вассал Египта, то Фарук сделается фактическим властителем нового великого халифата, простирающегося от Хартума до Иерусалима, и столицей этого халифата будет уже не Константинополь, а Каир.

Обычно, закончив дела, Рияд Солх любил заглянуть после полуночи в редакцию каирской газеты "Аль Ахрам" и поболтать с друзьями. Однажды ночью, в середине апреля, он вошел в редакцию с сияющим лицом.

– Наконец-то мне удалось его убедить! – торжественно произнес Солх. – Это не для печати, но такой приятной новости у нас не было с тех пор, как ООН проголосовала за раздел Палестины. Египет вступает в войну!

25. Наступать, наступать, наступать!

После гибели Абдула Кадера Хусейни руководство операциями в ущелье Баб-эль-Вад взял на себя Эмиль Гури. Он решил отказаться от тактики засад на Иерусалимской дороге и вернуться к стратегии, которую Хусейни когда-то отверг, – закрыть дорогу, соорудив на ней гигантские баррикады, которые можно было бы защищать небольшими силами.

После того, как Хагана прорвала блокаду, в Иерусалим с побережья были отправлены уже три большие автоколонны. Пока в Кфар-Билу формировалась четвертая колонна, из Иерусалима в Тель-Авив поступило сообщение чрезвычайной важности. Офицеры разведки Шалтиэля сообщали, что англичане собираются оставить некоторые укрепленные зоны в центре Иерусалима, не дожидаясь окончания срока мандата, – возможно, еще в конце апреля. Чтобы выиграть следующий ход, Шалтиэль просил передать в его распоряжение бригаду Пальмаха "Харель", занятую сейчас в операциях в районе Баб-эль-Вада. "В этом случае, писал он, – мы сможем нанести арабам решительный удар. Исход битвы за Иерусалим зависит от того, какое подкрепление вы пришлете".

Депеша Шалтиэля поставила тель-авивское командование Хаганы перед дилеммой – отправить бригаду "Харель" в Иерусалим или оставить заканчивать операцию по захвату арабских деревень вдоль Иерусалимской дороги. Однако одновременно с Эмилем Гури командование Хаганы решило изменить свою тактику. Ицхак Рабин получил приказ отправить своих людей в Иерусалим со следующей же автоколонной. Последняя автоколонна с продовольствием вышла из Кфар-Билу на заре 20 апреля. Помимо муки, сахара, риса и маргарина, машины везли пачки мацы для праздника Пасхи. А в головной машине, молча глядя на дорогу, ехал Давид Бен-Гурион.

«Он не входит в комнату, а вламывается в нее». – подумал Хаим Геллер. Мрачно сдвинув брови, Бен-Гурион тяжело опустился в кресло. В комнате собралось руководство еврейского Иерусалима. Для начала Бен-Гурион обрушился на Шалтиэля за его предложение оставить Кфар-Эцион. Элияху Арбель вспоминал потом, что Бен-Гурион тогда «просто трясся от злости».

– Ни одно еврейское поселение не будет оставлено! – кричал Бен-Гурион, стуча по столу кулаком.

Шалтиэль отважился было защищать свою точку зрения, но Бен-Гурион прервал его.

– Отступления не будет! – загремел он.

Отказ от отступления основывался на простой стратегической доктрине: если уступить требованиям Шалтиэля и оставить Кфар-Эцион, то как убедить людей в затерянных поселениях Негева противостоять напору египетских войск?

Затем Бен-Гурион заговорил о том, что было главной причиной его приезда в Иерусалим.

Пора изменить позицию относительно политического будущего города. Евреи честно пытались смириться с планом интернационализации Иерусалима. В одной из первых инструкций Бен-Гуриона Шалтиэлю содержалось требование признать в Иерусалиме власть ООН и сотрудничать с ней, когда (и если) ее присутствие станет реальным фактом. Еврейское агентство много раз обращалось к сторонникам интернационализации с предложением претворить этот план в жизнь. Последнее такое обращение, направленное Гарри Трумэну за подписью Хаима Вейцмана, было передано президенту членом Верховного суда Розенманом 20 апреля – в тот самый день, когда Бен-Гурион пробивался через арабский заслон в Баб-эль-Ваде, следуя с еврейской автоколонной в Иерусалим.

"Проблема защиты Иерусалима не должна быть взвалена на евреев, – писал Вейцман. Именно Соединенные Штаты вместе с Францией, Бельгией и Голландией убеждали евреев отказаться от притязаний на Иерусалим, ссылаясь на то обстоятельство, что этот город в равной мере дорог всем людям и что он является святым местом не только для иудеев, но также для мусульман и христиан. И евреи после глубоких раздумий пошли на эту жертву; поэтому Организация Объединенных Наций обязана выполнить свой долг и обеспечить защиту Иерусалима".

Однако у Бен-Гуриона не оставалось иллюзий относительно эффективности подобных обращений. Полное безразличие сторонников плана интернационализации к судьбе жителей города и непрерывные угрозы арабов освобождали евреев от их согласия на интернационализацию. И сейчас, когда арабы находились в состоянии паники и разброда, перед Хаганой открывались новые возможности.

Однако столкновение Бен-Гуриона с Шалтиэлем по поводу Кфар-Эциона подорвало доверие лидера ишува к командиру еврейского гарнизона в Иерусалиме, и он решил поставить все силы Шалтиэля, а также бригаду "Харель" под временное командование Ицхака Саде, основателя Пальмаха. Именно этот бывший цирковой борец, который в ночь голосования в ООН отмечал каждый голос, поданный за раздел, тостом, именно он, по мнению Бен-Гуриона, мог выполнить его приказ:

– Наступать, наступать, наступать!

На следующее утро в Иерусалиме появились черно-зеленые плакаты с надписью на иврите. Они объявляли о создании Городского совета еврейского Иерусалима. Это решение было логическим следствием новой позиции евреев по вопросу о Иерусалиме. С интернационализацией города было покончено.

Иерусалим будет принадлежать не всему миру, а только тому, у кого хватит сил удержать его.

26. Предложение Глабб-паши

Операция по овладению Иерусалимом должна была, согласно плану Ицхака Саде, делиться на три фазы. Прежде всего следовало овладеть высотой Неби-Самуэль, с которой Каукджи обстреливал город. Затем предполагалось захватить находившийся на севере арабский квартал Шейх-Джаррах, установить сообщение с горой Скопус и тут же немедленно повести наступление на Масличную гору, очистить все северные подступы к городу и перерезать пути подхода Арабского легиона к Иерусалиму. Одновременно на юге подразделения Ицхака Рабина должны были попытаться захватить арабские кварталы Катамон, Тальпиот, Силуан и Немецкую колонию. Таким образом весь город оказался бы в руках евреев.

Первая фаза операции закончилась провалом и тяжелыми потерями. Ночью 26 апреля погибли тридцать пять бойцов Пальмаха, безуспешно пытаясь выбить арабов с вершины Неби-Самуэль. Вторая фаза операции в тот же вечер натолкнулась на сопротивление англичан. Когда отряды Ицхака Саде захватили квартал Шейх-Джаррах, они оказались как раз на путях эвакуации английских войск. Бригадный генерал Джонс, командир расквартированных в Иерусалиме британских пехотных частей, дал Ицхаку Саде три часа на то, чтобы очистить Шейх-Джаррах, угрожая в противном случае применить силу.

– Неужели этот идиот думает, что кто-то собирается помешать ему уйти из Иерусалима? – воскликнул Дов Иосеф, узнав об ультиматуме Джонса. – Разве англичане до сих пор не поняли, что и евреи и арабы уже много лет пытаются выгнать их из Палестины?

Однако Джонс не привык шутить. Ровно в шесть часов вечера 27 апреля шотландский пехотный батальон при поддержке танков и артиллерии двинулся по направлению к Шейх-Джарраху. Ицхак Саде, увидев всю эту мощь, счел за благо забрать свое единственное орудие – старую британскую базуку – и отступить на гору Скопус.

Такое развитие событий заставило Саде пересмотреть планы. Он ограничил цели третьей фазы операции наступлением на богатый арабский квартал Катамон, где Шахам в декабре взорвал отель "Семирамида". Пальмаховцам удалось захватить здание греческого православного монастыря святого Симеона. Арабы окружили монастырь и ожесточенно атаковали его. Сражение продолжалось несколько часов, но в конце концов арабы, понеся тяжелые потери и истощив почти все свои боеприпасы, вынуждены были отступить. После этого, пользуясь захваченным монастырем как опорным пунктом, бойцы Пальмаха легко овладели Катамоном. Это была первая значительная победа Хаганы в Иерусалиме.

– Политика подобна шахматной игре, – любил повторять король Абдалла. – Нельзя необдуманно двигать фигуры по вражеской территории. Нужно ждать благоприятной возможности.

Поглаживая свою эспаньолку, трансиорданский монарх бесстрастно оглядывал собравшихся в его дворце арабских лидеров и размышлял, не настал ли момент двинуть фигуры на палестинскую шахматную дорогу. В этот майский день 1948 года руководители арабских государств приехали к Абдалле, чтобы склонить его, подобно Фаруку, к участию в войне против евреев. Их прибытие поставило хашимитского монарха в затруднительное положение. Абдалла маневрировал на многих уровнях. У него были свои особые отношения с англичанами, он поддерживал связь с Еврейским агентством. Абдалла был единственным арабским лидером, понимавшим неизбежность раздела Палестины. Однако то, что он мог шепнуть еврею или англичанину, он никогда не решился бы сказать вслух при своих братьях-арабах: такая неосторожность могла стоить ему трона или даже жизни, и он это отлично понимал. Не раскрывал он и своего намерения присоединить к Хашимитскому королевству арабскую часть Палестины. Тем не менее Абдалла решил предостеречь арабских правителей от легкомысленной недооценки противника.

– Если начнется война, – торжественно провозгласил Абдалла, – я буду первым в рядах воинов. Однако прежде чем начинать военные действия, я советую прекратить бессмысленную ругань в адрес евреев и потребовать от них разумных объяснений.

Бойцы Хаганы отлично обучены и располагают современным оружием; арабы сотнями и тысячами покидают Палестину, а евреи продвигаются вперед. Завтра в Палестину приедут тысячи новых еврейских поселенцев. Они будут наступать на юг до Газы и на север до Акко. Каким образом мы сможем их остановить?

Совсем не такие речи ожидали услышать в Аммане арабские лидеры. Они уже приняли решение – именно то решение, которое предвидел Бен-Гурион: они готовились к войне, и ничто не могло их остановить.

Поблагодарив Абдаллу за его советы, Аззам Паша предложил перейти к обсуждению чисто военных вопросов. Совещание длилось целый день. Не сомневаясь в грядущей победе, каждый из арабских лидеров претендовал на то, чтобы армия его страны шла в авангарде наступления на Тель-Авив. Склонившись над картами Палестины, арабские генералы обсуждали линии наступления, зоны операций для каждой армии и количество живой силы и техники, которую они собирались выделить для палестинской кампании. Труднее всего оказалось прийти к соглашению о том, кого назначить главнокомандующим объединенными арабскими силами. Абдалла не имел ни малейшего желания отдавать под чужое командование Арабский легион, относительно которого у него были свои планы. Фарук не хотел, чтобы войска подчинялись его бедуинскому сопернику. И никто из арабских генералов не доверял самому способному из военачальников – Джону Глаббу.

Надеясь взять под свой контроль хотя бы военное руководство авантюрой, которую ему не удалось предотвратить политическими маневрами, Абдалла скромно предложил на пост главнокомандующего самого себя. Его предложение было встречено смущенным молчанием. Понимая, насколько неприемлема эта идея для всех арабских лидеров, Аззам Паша спас положение, произнеся вместо делового ответа изысканную восточную любезность:

– Мы все сейчас гости Абдаллы, и поэтому мы, разумеется, в его полном распоряжении.

Однако изысканные любезности не заменяют важных военных решений, и главнокомандующий объединенными арабскими войсками так и не был назначен. Было лишь решено создать объединенный координационный центр в городе Зерка, под Амманом (там находилась база Арабского легиона), и каждое арабское государство должно было назначить в этот центр своего офицера связи.

После совещания один из офицеров-англичан, служивших в Арабском легионе, вез в своей машине в центр Аммана высокопоставленного иракца.

– Ну, как прошло совещание? – осведомился англичанин у своего пассажира.

– Великолепно! – ответил иракец. Мы все решили сражаться порознь.

Пока лидеры арабских государств обсуждали во дворце Абдаллы план вторжения в Палестину, всего в пятидесяти милях от Аммана в киббуце Нахараим на противоположном берегу реки Иордан арабский офицер, одетый в гражданский костюм, вел тайные переговоры с представителем Хаганы. Пока Абдаллу против его воли вовлекали в войну, Джон Глабб послал эмиссара с секретным предложением, которое могло бы предотвратить участие Арабского легиона в приближающемся конфликте.

Полковник Десмонд Голди предложил ошеломленному Шломо Шамиру осуществить мирный раздел Палестины: Арабский легион занимает арабскую часть страны, Хагана – еврейскую, и обе армии не трогают Иерусалим.

Голди сообщил Шамиру, что Арабский легион готов повременить два-три дня с переходом через границу, чтобы дать Хагане время уладить свои дела по эту сторону границы, и таким образом избежать войны. Подчеркнув, что он говорит от имени Глабба, Голди спросил, каковы планы Хаганы в Палестине.

– Собираетесь ли вы удовлетвориться границами, определенными ООН для Еврейского государства, – спросил он, – или предполагаете их расширить?

Ответ Шамира был намеренно ни к чему не обязывающим.

– Определять границы, – сказал он, – это дело политиков, а не военных. Однако сейчас Хагана, захоти она этого, смогла бы завоевать всю территорию Палестины. Если Арабский легион воздержится от наступления на Иерусалим, то не будет никакой необходимости сражаться.

Шамир обещал немедленно сообщить о переговорах с Голди своему начальству.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю