Текст книги "О, Иерусалим!"

Автор книги: Ларри Коллинз

Соавторы: Доминик Лапьер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 22 страниц)

Перед Давидом Бен-Гурионом сидели Игаэль Ядин, приказавший провести Кфар-Эционскую операцию, и Михаэль Шахам, командовавший ею. В эти последние дни марта 1948 года лидерам еще не родившегося еврейского государства было отчего впасть в отчаяние. Арабы выигрывали битву за дороги.

Северу Палестины угрожала Освободительная армия Фаузи эль Каукджи. Абдул Кадер Хусейни умело руководил арабской партизанской войной и был близок к осуществлению своей угрозы – задушить Иерусалим. Через Баб-эль-Вад больше не могла прорваться ни одна машина; было сделано уже три неудачных попытки: одна небольшая колонна была полностью уничтожена, две другие – покрупнее – вынуждены были повернуть назад. Шестая часть ишува была отрезана от своих соотечественников и стояла перед угрозой голодной смерти.

Давид Бен-Гурион считал, что Иерусалим – это ключ к победе.

Поражение в Неби-Даниэле и успешное блокирование Абдулом Кадером Иерусалимской дороги поставило город в столь тяжелое положение, что требовались срочные меры для его спасения.

– Верховный комиссар Палестины, – сказал Бен-Гурион сидевшим перед ним Ядину и Шахаму, – дал нам торжественное обещание не допустить блокады Иерусалима. Он не смог сдержать своего слова. Теперь на нас лежит обязанность восстановить сообщение с Иерусалимом.

Ядин предложил план, который по своей дерзости и фантастичности превосходил все, к чему привыкла Хагана. Для осуществления этого плана требовалось четыреста человек – больше, чем Хагана когда-либо использовала в одной операции.

– Четыреста человек? – взорвался Бен-Гурион. – Что это даст?

Арабы понимают, насколько важен Иерусалим, а ты, видимо, нет. Они знают, что если они возьмут Иерусалим в тиски и погубят сто тысяч тамошних евреев, для нас все будет кончено – наше государство погибнет, не успев родиться. Разве какие-то четыре сотни людей могут спасти Иерусалим?

И он приказал Ядину немедленно связаться с командованием Хаганы в Тель-Авиве и совместно разработать дельный план спасения Иерусалима. Когда Ядин и Шахам ушли, Бен-Гурион сел за стол и написал текст депеши Эхуду Авриэлю, уехавшему четыре месяца назад в Европу закупать оружие. Сейчас ишув, как никогда, нуждался в этом оружии; в радиограмме, которую Бен-Гурион послал Эхуду Авриэлю с помощью передатчика "Шошана", не было заметно и следа тех теплых чувств, которые еврейский лидер всегда питал к молодому сионисту: "Твое оружие не спасет Иерусалим, пока оно в Праге. Любым способом как можно скорее доставь его в Палестину".

19. Зубами держитесь за Иерусалим

Командиры Хаганы по одному собирались в небольшом кабинете на втором этаже здания на бульваре Керен Кайемет, где тремя годами ранее Бен-Гурион принимал американского дипломата, направлявшегося домой из Ялты. Каждому входящему Поля Бен-Гурион подавала чай. Когда все были в сборе и заняли свои места, Бен-Гурион заявил:

– Мы собрались здесь, чтобы найти способ прорвать блокаду Иерусалима. У нас есть три жизненно важных центра:

Тель-Авив, Хайфа и Иерусалим. Если мы лишимся Тель-Авива или Хайфы, мы все-таки сможем существовать, но без Иерусалима Еврейскому государству конец. Арабы верно рассчитали, что, захватив Иерусалим, они нанесут ишуву сокрушительный удар.

Потеря Иерусалима парализует нашу волю к победе и нашу решимость противостоять арабской агрессии. Поэтому мы должны любой ценой прорвать блокаду Иерусалима. Для этого Хагане придется совершить нечто такое, чего она никогда еще не делала. Мы должны отказаться от тактики партизанских действий и впервые выступить открыто, преследуя точную территориальную цель. Для проведения этой операции потребуется полторы тысячи человек. Каждое региональное командование Хаганы обязано выделить своих лучших людей и лучшее снаряжение.

Бен-Гурион замолчал; наступила тишина. Страстность его слов и непоколебимая решимость во что бы то ни стало отстоять Иерусалим потрясли всех присутствующих. Необходимость такой операции была очевидна, но и риск был велик. Бен-Гурион требовал выделить большую часть людей и оружия ради одной-единственной операции. На это время все остальные фронты в Палестине останутся открытыми. Если операция приведет к большим потерям, это будет катастрофой.

Иосеф Авидар, ведающий материальной частью Хаганы, знал, что еврейская армия располагает едва ли десятью тысячами единиц современного оружия. У бригады "Голани" на всем северном фронте было, по подсчетам Авидара, сто шестьдесят две винтовки и сто восемьдесят восемь автоматов. Кроме того, после потерь в Неби-Даниэле Хагана не могла себе позволить еще раз потерпеть поражение. Операция, предложенная Бен-Гурионом, неизбежно должна была – чем бы она ни кончилась стать поворотным моментом в борьбе за Палестину.

В полночь командиры Хаганы во главе с Бен-Гурионом сели в две машины и отправились в Красный дом – штаб Хаганы в Тель-Авиве, чтобы тут же начать мобилизацию людей и сбор необходимого для операции оружия. Всю ночь связные Хаганы носились на велосипедах взад и вперед между Красным домом и находившейся неподалеку радио ремонтной мастерской, где в подвале за туалетом был спрятан радиопередатчик. С каждой уходящей депешей Авидар, с беспокойством человека, который видит, как из-за каких-то непредвиденных обстоятельств уплывают с банковского счета его сбережения, помечал у себя в блокноте количество затребованного вооружения и боеприпасов. Незадолго перед рассветом один из усталых командиров, собравшихся в Красном доме, придумал название для рискованной операции, которую они планировали. Он предложил назвать ее операцией "Нахшон" – по имени того еврея, который, как гласит библейское предание, во время исхода из Египта первым отважился ринуться в неведомое и шагнул в воды Красного моря.

В основе операции "Нахшон" лежала очень простая стратегия.

Поскольку даже хорошо оснащенным автоколоннам не удавалось пробиться через Баб-эль-Вад, следовало оттеснить арабов от шоссе и некоторое время удерживать коридор по обеим сторонам дороги; ширина этого коридора на равнине должна была достигать десяти километров, а в горах – трех. В районе действий оказывалась добрая дюжина арабских деревень, поддержка которых позволяла Хусейни блокировать Иерусалимскую дорогу. Феллахи этих деревень выращивали фиги и маслины, и те самые руки, которые сейчас трудились над возведением заграждений на Иерусалимском шоссе, несколько месяцев назад сажали овощи, предназначавшиеся для продажи иерусалимским евреям. На склонах холмов феллахи пасли овец, в конце концов попадавших на мясной базар у ворот Ирода в Иерусалиме. Редко в какой из этих деревень имелось электрическое освещение; о водопроводе, канализации и телефонах их жители никогда и не слыхивали. Из одной деревни в другую феллахи передвигались либо верхом на осле, либо пешком. Общественная структура в деревнях была весьма примитивной, но никакие попытки мандатных властей изменить ее не увенчались успехом. Над каждой деревней возвышалось два здания: мечеть и дом мухтара – деревенского старосты (этот пост обычно переходил по наследству от отца к сыну).

Мухтар осуществлял высшую власть в своей деревне, и в его доме каждый день собирались мужчины, чтобы попить кофе, потолковать о том о сем и, если повезет, послушать последние известия по радиоприемнику, работающему на батарейках. Банды Абдула Кадера были бы бессильны без поддержки жителей этих деревень: у них Хусейни получал продовольствие для своего воинства и черпал резерв живой силы, которую можно было в случае необходимости быстро бросить в бой.

Согласно плану операции "Нахшон", Хагана собиралась отправить большие автоколонны на прорыв дорожных заграждений на пути к Иерусалиму, а в это самое время бригада "Харель" под командованием молодого офицера Ицхака Рабина должна была смести с лица земли все эти придорожные деревни. "Если не оставить от придорожных деревень камня на камне, их жители уже не смогут туда вернуться, а без поддержки этих деревень арабские банды не смогут эффективно действовать". После окончания операции "Нахшон" Хагана рассчитывала снова вернуться к прежней системе отправки автоколонн в Иерусалим.

Руководство операцией "Нахшон" было поручено Шимону Авидану, командиру бригады Пальмаха "Гивати". Авидан был одним из первых учеников Орда Вингейта; во время Второй мировой войны он тренировал палестинских диверсантов для отправки в тыл к немцам.

Несмотря на то, что у региональных команд Хаганы по всей Палестине было реквизировано немало боеприпасов, положение с оружием оставалось критическим. Многие из солдат, которым предстояло принять участие в операции "Нахшон", были добровольцами, только что закончившими курс молодого бойца.

Ротный командир Иска Шадми вспоминал впоследствии, что в его роте собрались сплошь романтически настроенные юноши и девушки, которые прибыли на военную службу с саквояжами и чемоданчиками, полными всякой всячины – у каждой девушки имелся томик стихов Рахели, воспевшей Кинерет. Шадми построил их и предупредил, что отныне все свои вещи каждому бойцу придется таскать в рюкзаке.

– Выбирайте, что вам нужнее: стихи или одежда? – спросил он.

Некоторые девушки ударились в слезы. "И с этими детьми, – подумал Шадми, – десятью винтовками да четырьмя пулеметами я должен идти в бой за Иерусалимскую дорогу!" Тем временем в Палестину прибыла первая партия нового оружия, закупленного Эхудом Авриэлем в Праге. На тайном аэродроме Хаганы в Бейт-Даррасе приземлился самолет ДС-4 с грузом ста сорока чешских пулеметов М-34 и нескольких тысяч лент с патронами. Члены команды – итальянец, ирландец и нью-йоркский еврей – посадили самолет и спустились на землю.

Они доставили в Палестину оружие, как привыкли доставлять в Неаполь контрабандные сигареты, и были совершенно ошарашены, когда евреи вдруг стали чествовать их, как героев.

Через двадцать четыре часа после того, как в Палестину прибыл самолет ДС-4 с чешским оружием, об этом узнал Хусейни. Его тайный агент Самир Джабур был любовником молодой секретарши, служившей в Еврейском агентстве, и выведывал у нее многие интересующие его секретные сведения.

Джабур сообщил, что евреи готовят "большое наступление" в районе Иерусалимской дороги и что они получают "огромные" партии оружия из Европы. Хусейни ожидал, что евреи попытаются прорвать блокаду Иерусалима, но сообщение о том, что евреи получают оружие из Европы, было для него новостью и очень его встревожило. Его люди были плохо вооружены, и оружие у них было допотопное. Хусейни немедленно отправился в Дамаск требовать современное оружие, которое ему давно обещали.

– Мы готовы сражаться до последнего, – заявил он в Дамаске, – но нам нечем воевать. Уже много месяцев вы обещаете нам современное оружие, а пока мы получаем только верблюжье дерьмо. Дайте нам артиллерию и современные винтовки, и мы разобьем евреев.

Однако его мольбы не тронули Исмаила Сафуата Пашу, иракского генерала, главнокомандующего вооруженными силами Арабской лиги. Высшие офицеры арабских армий ценили военные способности Абдула Кадера далеко не так высоко, как его еврейские противники. К тому же им не нравилась его преданность иерусалимскому муфтию.

– Ваши люди слишком неопытны, чтобы доверить им современные артиллерийские орудия, – заявил Сафуат Паша. – Евреи захватят ваши позиции, и артиллерия достанется им. Что же касается винтовок, то для Освободительной армии Каукджи уже заказана большая партия чешского оружия, она скоро прибудет из Европы в Бейрут. А пока вам придется обходиться тем, что есть. Во всяком случае, если даже Хагана захватит Хайфу или Яффу, мы через две недели отвоюем их назад.

Хусейни не был вспыльчивым человеком, но, услышав слова Сафуата Паши, он побагровел от злости. Схватив со стола тяжелое пресс-папье, он запустил его в голову иракского генерала и заревел:

– Ты предатель!

– Зубами держитесь за Иерусалим! – сказал Бен-Гурион прибывшему к нему Дову Иосефу.

Бен-Гурион в Тель-Авиве лучше держал себя в руках, чем Кадер Хусейни в Дамаске, но за его спокойным тоном скрывались ничуть не менее бурные чувства. Дов Иосеф прилетел в Тель-Авив по приказу Бен-Гуриона на хрупком "кукурузнике" – эти самолетики были теперь единственным средством сообщения между Иерусалимом и прибрежной равниной. Бен-Гурион понимал, что успех операции "Нахшон" будет во многом зависеть от того, сколько провизии удастся переправить в Иерусалим за то время, пока дорога будет открыта для еврейских автоколонн.

Ответственным за обеспечение Иерусалима продовольствием стал Дов Иосеф. Он облекался неограниченной властью. Бен-Гурион дал указание Элиезеру Каплану, казначею Еврейского агентства, предоставить в распоряжение Дова Иосефа любые суммы денег, какие тот потребует.

– Когда вы начнете работу? – спросил Бен-Гурион.

– А когда нужно начать? – в свою очередь, спросил Дов Иосеф.

– Сейчас! – сказал Бен-Гурион.

Было уже за полночь. Дов Иосеф занял конторское помещение в соседнем здании и вызвал к себе нескольких командиров Хаганы. Они работали всю ночь. Дов Иосеф подсчитал, что в Иерусалим необходимо доставить три тысячи тонн продовольствия. Он составил приблизительный список того, в чем нуждается город. Командование Хаганы, в свою очередь, вручило ему список всех тель-авивских оптовиков, торгующих продуктами питания. На рассвете, выполняя приказ Иосефа, бойцы Хаганы опечатали все продовольственные склады в Тель-Авиве. Отныне оттуда нельзя было вы нести даже банки бобов, пока Дов Иосеф не закончит делать закупки для Иерусалима.

Задача по комплектованию и загрузке автоколонн которым предстояло доставить в Иерусалим закупки Дова Иосефа, была возложена на двух членов Хаганы ветеранов британской армии, – Гарри Яффе и Бронислава Бар-Шемера. Дов Иосеф сказал им, что потребуется минимум триста грузовиков. Бар-Шемер два дня объезжал все автотранспортные конторы Тель-Авива но ему удалось нанять всего лишь шестьдесят грузовиков. Необходимо было добыть машины. Бар-Шемер нашел выход: он решил конфисковать грузовики.

– Я набрал бойцов Хаганы в тренировочных лагерях, – рассказывал Бар-Шемер впоследствии, – и послал их на наиболее оживленные перекрестки. Они начали останавливать все проходившие грузовики. Не знаю кто был больше напуган: водители или солдаты, которые, угрожая винтовками, приказывали гнать грузовики на большой пустырь под Кирьят-Меиром.

Оттуда водителей вместе с машинами отправляли в покинутый англичанами военный лагерь около Кфар Билу, где формировались автоколонны для прорыва, В жизни своей Бар-Шемер не видел таких разъяренных людей. Они ругали и проклинали Хагану на чем свет стоит; никто из них понятия не имел, что происходит. У кого-то как раз жена собиралась рожать, а тут его взяли да умыкнули средь бела дня. К счастью для Бар-Шемера, конфискованный грузовик чаще всего оказывался собственностью водителя и был для него единственным кормильцем; такой водитель не согласился бы оставить свою машину в руках Бар-Шемера даже ради рожающей жены.

Вскоре возникла новая проблема – чем кормить всю эту ораву пленных шоферов. Любитель простых решений, Бар-Шемер пошел в один из наиболее популярных тель-авивских ресторанов "Иехескель" и сказал его владельцу Иехескелю Вайнштейну:

– Еврейский народ нуждается в вас.

За три минуты Бар-Шемер объяснил Вайнштейну, что от него требуется, и предоставил в его распоряжение грузовик и взвод солдат. Было одиннадцать часов утра. В пять часов дня Вайнштейн уже подавал четыремстам водителям в Кфар-Билу горячие блюда.

20. Надпись на бампере

Восточное ущелья Баб-эль-Вад, в нескольких километрах от Иерусалима, на высокой горе, названной Кастелем по имени стоявшего здесь некогда замка крестоносцев, приютилась маленькая арабская деревушка. В темную дождливую ночь со второго на третье апреля 1948 года на эту гору под покровом мрака взобралось сто восемьдесят бойцов бригады Пальмаха «Харель». Согласно плану, операция «Нахшон» должна была начаться одновременно в двух пунктах: атака Рамлы призвана была отвлечь туда как можно больше арабов с Иерусалимской дороги, из района Баб-эль-Вада; вторым звеном операции был захват деревни на горе Кастель.

Узи Наркис – один из тех двух летчиков, которые недавно "бомбили" позиции арабов, осаждавших Неби-Даниэль, – установил по обоим концам деревни по пулемету. Сразу же после полуночи началась атака. Пятидесяти плохо вооруженным арабским ополченцам было не под силу тягаться с отрядом Наркиса. Бросив деревню на произвол судьбы, они бежали куда глаза глядят. Впервые после того, как в ООН был принят план раздела Палестины, евреи захватили арабскую деревню.

На следующий день на смену Наркису и его людям пришел отряд иерусалимского гарнизона Хаганы в составе семидесяти человек под командованием Мордехая Газита, который позднее стал одним из первых израильских дипломатов. Покидая Кастель, Наркис приказал Газиту взять на себя оборону района и разрушить деревню, чтобы арабы впредь не могли использовать ее как базу для нападений на Иерусалимскую дорогу.

Когда Абдул Кадер, находившийся в это время в Дамаске, узнал, что евреи захватили Кастель, он послал приказ своему иерусалимскому штабу немедленно вернуть деревню. С первыми лучами утренней зари Камал Иркат пошел в атаку на Кастель.

Ему удалось выбить евреев из окопов вокруг деревни, но те укрылись в домах, которые еще не успели разрушить, и Иркат всю ночь безуспешно пытался заставить их отступить. На рассвете к Иркату подоспели подкрепления, и он вытеснил евреев из некоторых домов на окраине деревни. Но евреи держались стойко, а арабы были измотаны (многие из нападающих уже целые сутки ничего не ели); атака захлебнулась. Снова по окрестным деревням помчались гонцы, созывая народ на помощь. С закатом солнца, когда подошли подкрепления и подвезли боеприпасы, арабы возобновили наступление на Кастель. Вскоре после полуночи Иркат был ранен. Единственный медик среди нападающих – санитар вифлеемской больницы перевязал рану командира бинтом из единственного на отряд из пятисот человек пакета первой помощи. Затем Ирката, невзирая на его протесты, погрузили на мула и увезли в Иерусалим.

Иркат хорошо знал психологию своих деревенских вояк.

Привыкшие к иерархическому порядку, арабы во всем следовали своему предводителю, боготворили его и беспрекословно ему подчинялись. Под руководством способного военачальника они могли показать чудеса храбрости. Однако, лишившись вождя, они тут же терялись и превращались в нестройную, неуправляемую массу. Именно так и случилось, когда Иркат был ранен. Газит и его бойцы, готовившиеся к новым атакам арабов, вдруг увидели, что те оставляют поле сражения.

Феллахи возвращались домой, в свои деревни. К утру 5 апреля в лагере осаждающих было не больше ста человек. Евреи удерживали Кастель.

Между тем иерусалимский гарнизон Хаганы не мог выделить достаточно людей, чтобы послать их в подкрепление Газиту (лучшие бойцы покинули Иерусалим, чтобы принять участие в операции "Нахшон"). Давид Шалтиэль попытался договориться с командирами Эцеля и Лехи о том, чтобы предпринять совместную атаку на каменоломни в селении Цуба: такая атака могла бы ослабить арабское давление на Кастель и Моцу – еврейское поселение, расположенное ниже Кастеля.

Сначала командиры Эцеля и Лехи и слышать не хотели о том, чтобы помогать Шалтиэлю. Но в конце концов они согласились обсудить положение Хаганы при условии, что Хагана обеспечит их достаточным количеством винтовок и гранат. Ни Эцель, ни Лехи отнюдь не горели желанием принять участие в атаке на Цубу. Иехошуа Зетлеру, командиру Лехи, и Мордехаю Раанану, командиру Эцеля в Иерусалиме, оружие Шалтиэля нужно было для того, чтобы обеспечить себе эффективную победу, которая могла бы продемонстрировать еврейскому Иерусалиму их военный потенциал. Объектом атаки, которая, по их мнению, должна была принести им такую победу, Эцель и Лехи выбрали поселение каменотесов на западной окраине Иерусалима – деревню Деир-Ясин.

Операция «Нахшон» началась в девять часов вечера 5 апреля.

Первые отряды атакующих быстро заняли покинутую англичанами военную базу и две арабские деревни в зоне, прилегающей к тому месту, откуда должны были отправиться автоколонны на Иерусалим. Отряды второй линии двинулись к ущелью Баб-эль-Вад и завладели холмами, возвышающимися над дорогой.

Арабы оказали яростное сопротивление. Деревни Сарис и Бейт-Махсир отразили нападение евреев, но тем удалось занять позиции между деревнями и дорогой. Находившаяся восточное деревушка Кастель уже раньше была захвачена Хаганой, но арабы атаковали еврейское поселение Моца. В целом, несмотря на отдельные задержки, операция шла успешно. К полуночи Хагана уже контролировала въезд в ущелье Баб-эль-Вад и его фланги. Из штаба поступил приказ отправлять первую автоколонну.

Вскоре после полуночи автоколонна вышла из Кфар-Билу. Она шла с темными фарами: Бар-Шемер лично проследил за тем, чтобы его люди вывинтили все лампочки из фар, и ни один огонек не мог выдать движение машин по дороге арабским снайперам. Глядя на угрюмые, испуганные лица шоферов, которых он недавно бесцеремонно похитил, Бар-Шемер думал:

"Если бы взгляды могли убивать, я был бы мертв".

Ехавший в головной машине Гарри Иоффе услышал, как о металлический корпус его новенького "форда" выпуска 1947 года лязгнули три пули. "Дай Бог, чтобы это были случайные выстрелы!" – подумал Иоффе. Сейчас грузовики, в отличие от тех, что отправлялись в Иерусалим раньше, не были обшиты защитной броней. Однако, как и надеялся Иоффе, кроме нескольких снайперов, на придорожных холмах никого не было.

Грузовики медленно поднимались к Иерусалиму. Бойцы Хаганы бегали вдоль колонны и кричали водителям:

– Кадима! Кадима! (Вперед!)

А в Иерусалиме весть о приближении автоколонны переполошила весь город. На рассвете сотни евреев радостно бежали по Яффской дороге к западному предместью. Это были отчаявшиеся, голодные люди, которые прожили последнюю неделю на двух унциях маргарина, четверти фунта картошки и четверти фунта сушеного мяса. За две недели в Иерусалим не пришла ни одна машина; и вот теперь по дороге двигался целый поток машин – десятки грузовиков, бампер к бамперу, – и их кузова ломились от продовольствия.

Взрослые мужчины плакали, не скрывая своих слез. Дети взбирались на грузовики и украшали их цветами. Женщины вспрыгивали на подножки и целовали водителей. Какая-то пожилая женщина обняла и расцеловала Иехуду Лаша, ветерана иерусалимских автоколонн, и он, вздохнув, подумал: "Ах, если бы на ее месте была ее дочь!" Прояснились даже испуганные лица шоферов, которых Бар-Шемер силой заставил отправиться в это рискованное путешествие. Ведя свои машины среди ликующей толпы, они поняли, что спасли Иерусалим.

В памяти иерусалимцев, встречавших эти грузовики в счастливое утро 6 апреля, навсегда осталась надпись на переднем бампере синего "форда", в котором ехал Гарри Иоффе; на бампере крупными буквами было выведено:

"Если я забуду тебя, Иерусалим..."