Текст книги "Коллеги"

Автор книги: Лариса Уварова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

Эти мысли не были бы такими горькими, если бы не вернувшиеся из свадебного путешествия Алексей и Лилечка. Они пришли навестить Анну, и она не могла не удивиться тому, как изменились ее друзья. И дело было вовсе не в загаре, хотя она не могла не признать, что он очень украсил путешественников. Нет, что-то новое и особенное появилось на их лицах. Лилечка заметно похорошела, улыбка ее перестала быть робкой и смущенной – теперь она открыто улыбалась любимому человеку и лучшей подруге. Новое было и в том, как смело, уверенно она брала Алексея за руку и прислонялась головой к его плечу – казалось, всем своим видом показывала, что любит и любима, и бросала вызов тем, кто не был так же счастлив. Теперь Лилечка могла не бояться за то, как сложится ее жизнь: рядом с ней был мужчина, который взял эти заботы на себя.

Алексей, что Анна обнаружила с неменьшим удивлением, как будто стал выше ростом. Впервые она слышала, как он, обращаясь к ней, не пересыпает свои речи всяческим романтическим вздором, и это было что-то новое. Взгляд его, лишенный мечтательности, стал более прямым и твердым, но быстро менялся и светился нежностью, когда был обращен на Лилечку. Это был взгляд без памяти влюбленного мужчины, который, однако, сознавал, что на нем лежит большая ответственность за другого человека.

Пока Анна угощала Алексея и Лилечку чаем с тортом, за которым пришлось спешно сбегать в ближайшую кондитерскую (поставить на стол свои сомнительные кулинарные шедевры она не решилась), они взахлеб рассказывали ей о своем медовом месяце, умалчивая, разумеется, о многом. Анна слушала их, смеялась над рассказом Лилечки о Том, как та впервые проехалась по канатной дороге, чуть не застряв в середине пути, рассматривала фотографии – целую пачку! – которые они принесли с собой… и думала о себе, о том, как сложится ее жизнь: доведется ли ей стать такой же счастливой?

Улучив момент – Алексей в это время вызвался сходить на кухню и налить всем еще по чашке чая – Лилечка придвинулась к Анне и тихо спросила:

– Ну а ты?

– Что – я? – Анна попыталась всем своим видом изобразить безмятежность, которой на самом деле и в помине не было.

– У тебя… изменилось что-нибудь? – робко поинтересовалась Лилечка, не зная, как напрямик, без обиды спросить подругу о том, что ее волнует.

– Ты хочешь знать, не изменилась ли в лучшую сторону моя личная жизнь? – безжалостно уточнила Анна и, заметив, как Лилечка смутилась, с горечью подумала, что, наверное, всю жизнь ей придется наблюдать, как даже близкие люди, глядя на нее, почему-то теряются. «Пожалуй, Дэн был прав, – в тысячный раз решила она. – Даже Лилечка опять расстроилась не на шутку, а я-то думала, что все уже прошло. Наверное, глядя на меня, окружающие читают: „Осторожно! Злая и холодная!“, если в моем присутствии все чувствуют себя неуверенно».

– Я имею в виду… – пролепетала Лилечка покраснев.

– Я тебя поняла, – спокойно сказала Анна. Нелегко все-таки жить, если постоянно носишь защитную броню. – Мы очень часто видимся.

– Правда? Вот здорово! – обрадовалась Лилечка. – Я его знаю?

– Лично – нет. – Но ты о нем, конечно же, слышала: он достаточно известный человек. Только вот…

– А что я тебе говорила! – не дослушав подругу, радостно воскликнула Лилечка. – Я же всегда знала, что у тебя будет особенное счастье! Вот и оказалась права!

– Да, но… – пробормотала Анна, понимая, что объяснить доброй, ласковой, преданной, но такой наивной Лилечке, что все обстоит куда сложнее, скорее всего, не удастся.

– Что я слышу? – не менее радостно произнес Алексей, входя в гостиную с чашками. – Анна, ты с кем-то встречаешься?

Анна вдруг почувствовала, как в ней поднимается ей самой непонятная злоба. Неужели им невдомек, что счастливой можно быть и одной? Сколько женщин живет именно так! Меняют мужчин как перчатки, ни от кого не зависят и не глядят на какую-нибудь особь мужского пола влюбленными собачьими глазами! Анна чуть было не выпалила это вслух, но вовремя остановилась, подумав, что ее раздражение – результат самой заурядной зависти. Просто ей больно смотреть на счастье других людей, таких уверенных в том, что завтрашний день будет не хуже сегодняшнего, тогда как она сама пребывает в полнейшей неизвестности.

– Что с тобой? – спросил Алексей, как будто что-то прочитав в ее глазах.

– Ничего, – выдохнула она устало. – У меня сейчас очень ответственная работа, вы же знаете.

– А-а, модельное агентство Дэна Смирнова? – уточнила Лилечка без особого интереса.

– Да, – отозвалась Анна, подумав, как это странно: слышать имя любимого человека от другой женщины, которая произносит его так равнодушно. – Показ новой коллекции совсем скоро, и там сейчас все на нервах, включая меня. – Она сделала попытку улыбнуться, но ничего, кроме вымученной усмешки, у нее не получилось.

– Мы понимаем, – успокаивающе произнес Алексей, пристально глядя на нее.

«А ведь он-то точно все понял», – подумала вдруг Анна.

– Ладно, Лилечка, нам пора идти, – спохватился Алексей. – Анна, наверное, устала, да и у нас много дел.

– Да. Аня, мы ведь покупаем новую квартиру, представляешь? – восторженно сообщила Лилечка уже с порога, собираясь уходить.

– Очень за вас рада, – Анна постаралась ослепительно улыбнуться, но сама почувствовала, что это получилось у нее не очень хорошо.

Оставшись одна, она опустилась на диван. По привычке нашарила около себя пульт, но включать телевизор не стала, вспомнив, что в ближайшее время можно не ожидать от Сергея Воронцова новых каверз – он в отпуске. Рыбки ему, видите ли, захотелось половить, грибы пособирать. Ну и отлично! Не придется лишний раз смотреть на торжествующую физиономию этого нахала, который даже не может найти хороший сюжет для самостоятельной работы, коли имеет обыкновение воровать их у других.

Анна отбросила пульт и сделала мужественную попытку погрузиться в какую-то книгу, которая случайно оказалась лежащей на столике возле дивана, но, не прочитав ни строчки, задумалась обо всем сразу: о счастье Лилечки и Алексея, о ее собственных непонятных отношениях с Дэном, о Сергее Воронцове с его двухнедельным отпуском, о демонстрации новой коллекции, о возможном повышении по службе, если ей этот сюжет удастся – Борис Алексеевич в последний раз об этом обмолвился… Усталость мягко, но настойчиво брала свое. Через несколько минут Анна крепко спала, свернувшись клубочком на диване. Мягкий, приглушенный свет торшера, казалось, стер с ее лица всю жесткость, настойчивость и решимость. Защитная броня лежала отброшенная где-то в углу, где ее не было видно. Грудь спящей женщины мерно приподнималась и опускалась в такт глубокому дыханию. Длинные ресницы казались еще длиннее из-за тени, которую они отбрасывали. Мягкие пепельные волосы, избавленные от шпилек и заколок, свободной волной покоились на подушке.

Рядом с хозяйкой свернулся клубочком и Котька, положив голову на книгу, которую Анна пыталась читать. Это был «Толковый словарь живого великорусского языка» В.И. Даля, том четвертый. Самое подходящее чтение для влюбленной женщины, которая так хочет быть счастливой!

А Воронцов действительно выпросил у шефа отпуск.

– Маму, говоришь, надо навестить? – отеческим тоном переспросил Борис Алексеевич.

Поскольку Сергей об этом уже ему говорил, на этот раз промолчал – и правильно сделал.

– Что ж, дело похвальное, – пробасил шеф. – Но что-то ты в последнее время сдал, Воронцов. Вот Черкасова – молодец. Видишь, как у нее все гладко выходит? И, думаю, ей повышения не миновать, я уж постараюсь. Расширяться нам надо, авторские программы делать, а кадры где найти подходящие? – Он безнадежно развел руками, будто хотел показать, что вынужден иметь дело с бесталанными дураками. – Кроме Черкасовой – никого. Вот на тебя рассчитывал, да, наверное, ошибся.

– Командировочные выдадите? – поинтересовался Сергей вместо ответа.

– Ага! – удовлетворенно улыбнулся Борис Алексеевич. – Так я и знал, что тут дело нечисто. Далеко собрался?

– В Амстердам, – спокойно, будто речь шла о какой-нибудь деревне Пеньково, сообщил Сергей.

– Куда? – Шеф аж подскочил на стуле.

– В Амстердам, – терпеливо повторил Сергей.

– А я-то думал, что твоя мамаша в Саратове живет, – заметил Борис Алексеевич.

– Жила-жила, а потом взяла и махнула в Амстердам, – не моргнув глазом, соврал Воронцов таким тоном, будто для него это было дело обычное. – Сюжет один есть, – признался он все тем же тоном. – Если мне удастся раскопать то, о чем я сильно подозреваю, сенсация будет ого-го! – Он самодовольно улыбнулся.

– А что, уже есть наметки? – осторожно поинтересовался шеф.

– Есть, – продолжая улыбаться, уверенно подтвердил Сергей.

– И какие же?

– Профессиональная тайна. Но первым все отснятое просмотрите, конечно, вы. Вот тогда и решите, что делать с сюжетом. Только я точно говорю, будет он первый сорт: не каждый день такие появляются.

– Ты, Воронцов, того… лучше не хвастайся, – осторожно предупредил шеф.

– Какое там хвастовство! – махнул тот рукой. – Я знаю, что говорю.

– Ну хорошо, Воронцов, – согласился наконец шеф. – Так уж и быть, я тебе поверю. Как-никак, ты работать умеешь. – Сергей отвесил изящный и немного ироничный поклон, щелкнул каблуками. – Но смотри, – Борис Алексеевич погрозил ему пухлым пальцем. – Ладно, сейчас выпишу нужную бумажку, сходишь к бухгалтеру.

Насвистывая какой-то мотив, Сергей вышел из кабинета редактора «Новостей» ТВР. И все-таки он съездит к матери в Саратов денька на два. Времени ему хватит. Не так уж и глубоко лежит то, что скрывается под названием «Russian Stars». Странно только, что до него никто не сделал того, что собирается сделать он. Или все просто боятся? Но ему страх неведом, лишь бы удалось сбросить с седла соперницу, да так, чтобы она шлепнулась побольнее.

Вечером, накануне демонстрации новой коллекции, Анна помогала Вано собирать аппаратуру. Собственно говоря, она могла бы этого и не делать, но, то ли чувствуя что-то, то ли ожидая чего-то особенного, предпочла задержаться в агентстве. И не прогадала. Дэн, который уже часа три сидел у себя в кабинете, вдруг вышел к ним.

– Анна, как хорошо, что вы не ушли, – сказал он со своей замечательной мягкой улыбкой. – Мне хотелось бы поговорить с вами. Знаете, завтра будет напряженный день, я боюсь, что не смогу уделить вам время. Вы не возражаете? – Дэн указал на мягкий диван, стоящий в углу комнаты.

Вано постарался тактично удалиться, буркнув что-то, отдаленно напоминающее «до свидания».

– Вы даже не представляете себе, как я вам благодарен, – продолжил Кутюрье, улыбаясь. – Вы проделали огромную работу, я восхищен вашей трудоспособностью. Боюсь только, для вас это были не самые легкие деньки.

– Возможно, – отозвалась Анна, – но зато они были очень интересными.

– Ну, по роду своей профессии вы наверняка сталкиваетесь с чем-нибудь не менее интересным каждый день, – предположил Дэн, как будто не заметив, что Анна пытается говорить с ним в таком же легком тоне, как и он с ней.

– Да, но, согласитесь, когда-то и дело берешь интервью у разных общественных деятелей, актеров, бизнесменов и прочих, это начинает приедаться.

– Под «прочими», как я понял, вы подразумеваете и меня? – не без иронии полюбопытствовал Дэн.

Анна смутилась, понимая, что неправильно выразилась.

– Нет, – ответила она, наконец. – Наоборот. Не каждый день попадаешь в модельное агентство, такое, как ваше, не каждый день видишь, как на твоих глазах создаются настоящие шедевры и не каждый день встречаешь такого… – Она запнулась и замолчала.

– Такого – кого? – настойчиво переспросил Дэн.

– Не каждый день… я хочу сказать, что не каждый день имеешь возможность взять интервью у такого человека, как вы. Ведь вы так бескомпромиссны во всем, что касается ваших контактов со СМИ, – собравшись с силами, она даже улыбнулась.

Дэн едва заметно вздохнул, скрывая разочарование. Он прекрасно понял, что чуть было не вырвалось у Анны. Это ему было и приятно, и неприятно одновременно, неприятно потому, что она не высказала вслух того, о чем думала, не изменила себе, так и осталась скрытной.

– Что ж, – произнес он суховато, – мне очень лестно слышать это именно от вас. Вы талантливая тележурналистка.

– Благодарю вас, – Анна поднялась с дивана, вслед за ней поднялся и Дэн.

Вся сцена отдавала такой официальностью, что после взаимной благодарности нашим героям не оставалось ничего другого, как раскланяться и разойтись в разные стороны. Но вопреки всем канонам Дэн вдруг спросил:

– Скажите, как вы планируете ваш завтрашний день?

– То есть? – насторожилась Анна.

– Я имею в виду ваше рабочее время, – пояснил Дэн.

– Ах, вот вы о чем? – Она облегченно вздохнула, но в этом вздохе невольно прозвучало то же разочарование, что и несколько минут назад у Дэна. Анна порылась в сумочке и достала ежедневник. Лихорадочно перелистнула несколько страниц. – Да, вот оно, завтра. Так, в девять ноль-ноль вы согласились дать интервью перед показом своей коллекции. Потом надо обговорить кое-какие технические детали со съемочной группой, ну и…

– Ну и?

– Ну и сама демонстрация вашей коллекции, конечно.

– Присядьте, – спокойно попросил Дэн.

– Что?

– Присядьте же! Нам надо кое-что прояснить напоследок.

Анна послушно опустилась на диван. Ей очень хотелось остаться наедине с Дэном хотя бы еще на несколько минут, и в то же время ничего она не желала больше, как бежать от него за тридевять земель, в тридевятое царство, где никто не слышал ни о модельном агентстве «Russian Stars», ни о его владельце, Дэне Смирнове, к которому она чувствовала нечто более сильное, чем простое влечение.

– Скажите, насколько я понимаю, съемки демонстрации коллекции не требуют вашего непосредственного участия? – поинтересовался Дэн.

– Что вы имеете в виду? – снова насторожилась Анна. – Ну да, – ответила она, справившись с собой, – в общем-то Вано, мой оператор, и вся моя съемочная группа прекрасно справляются сами. Я не занимаюсь технической стороной съемок, это не входит в мою компетенцию, хотя кое-что в этой области я, понятное дело, знаю, иначе и быть не может.

Дэн рассеянно похлопал ладонью по подлокотнику дивана, как будто то, что он собирался сказать, не имело особого значения.

– Я хотел бы предложить вам, – сказал он, не глядя на Анну, – присутствовать на демонстрации моей коллекции в качестве гостьи. Для вас будет зарезервировано место в первом ряду. Мне будет приятно, – добавил он, увидев краем глаза, что Анна сделала порывистый жест, словно собираясь уходить, – увидеть вас в первом ряду среди моих гостей. Ведь вы принимали непосредственное участие в том, что происходило здесь в течение последних месяцев, и наблюдали за моим скромным созидательным трудом, за моими попытками выразить невыразимое.

– Невыразимое? – машинально повторила Анна, не зная, как реагировать.

– Да, я имею в виду таинственную женскую душу. Поверьте, даже для меня она до сих пор остается полной загадок, несмотря на то, что я изучаю ее не первый десяток лет.

Анна невольно вспыхнула. Кажется, она действительно привлекает его, раз он сделал ей такое предложение. И все-таки ей было как-то неловко. Надо что-то ответить, но и откровенно показать свою радость Анна не могла.

– Мне очень приятно, – начала она.

– Отлично, – просиял Дэн, будто Анна уже сказала «да». – Я так и знал, что вы согласитесь, – добавил он, не давая ей возразить. – Даже взял на себя смелость заранее приготовить то, что собирался вам отдать. – Дэн вручил Анне коробку, обернутую в блестящую бумагу и завязанную изящным бантом.

– Что это? – удивилась она, не решаясь взять ее.

– Это… впрочем, увидите. Пусть это будем моим сюрпризом для вас. Надеюсь, он вам понравится. Кажется, вы сказали, что вам пора идти. Простите, что так говорю вам, но у меня и самого еще остались невыполненными несколько дел, с которыми неплохо было бы покончить сегодня. А, вы уже и сами собирались уходить? Позвольте поцеловать вашу руку.

Попрощавшись с Анной, Дэн отвернулся, даже не посмотрев, как она уходит. Потом неторопливо подошел к телефону.

– Да, мистер Ван-Вейлен. Партия уже выслана. Именно то, о чем мы с вами говорили. Нет, никаких нежелательных слухов, думаю, не будет, тем более что я намерен кое-что предпринять. Уверяю вас, никто и не подумает плохого. Скорее, вызывало бы подозрение то, что я продолжаю избегать СМИ. А теперь все, естественно, изменится. Да, я намерен всерьез выйти в свет, чтобы никто ничего не заподозрил. Да, все в порядке, вы можете быть спокойны. А, вас интересует моя новая коллекция? Да, завтра демонстрация. Название? Скажу по секрету, я назвал ее одним женским именем, но большего пока не сообщу. Это будет настоящая бомба. Никто этого не ожидает, даже обладательница имени, о котором я вам намекнул.

Вернувшись домой, Анна первым делом торопливо развязала бант и развернула бумагу. На фирменной коробке большими буквами было написано по-английски «От Дэна Смирнова». Еще не открыв ее, она догадалась, что в ней лежит. Не веря своим глазам, сняла крышку. В коробке, завернутое в тонкую бумагу, лежало платье, при виде которого у нее захватило дух. Анна в жизни не видела ничего более красивого. Завтра она обязательно наденет его, именно этого хочет Дэн.

Лилечка проснулась около шести утра. Было темно. Алексей мирно спал, она не стала его тревожить – пусть отдохнет.

Некоторое время Лилечка просто лежала, пытаясь понять, что же ее разбудило. Обычно ей всегда было трудно проснуться рано, а тут, словно что-то толкнуло. Она прислушалась к себе. Что-то было не так, но что именно, понять не могла. И только когда тихонько встала с постели, почувствовала, что ей нехорошо. Она ощущала слабость, как будто не спала всю ночь, в горле стоял ком, ее подташнивало. Подумав немного – спросонья это получалось медленнее обычного, – Лилечка полезла в сумочку, где, в числе прочего, лежал заветный календарик, внимательно посмотрела на него, что-то подсчитала.

Задержка на два дня. Конечно, это еще ни о чем не говорит, но Лилечка обрадовалась: быть может, это как раз то, чего она втайне уже давно ждет и о чем мечтает? Лилечке всегда хотелось, чтобы у нее был ребенок. Ребенок? Ну, это только для начала. А лучше – двое детей или даже трое. Сама она была единственным ребенком в семье, так что родители слишком усиленно старались ее воспитывать. Лилечка всегда помнила, как в детстве мечтала о братике или сестренке, но так и осталась единственным ребенком, на которого родители взвалили – иначе не скажешь – бремя своей любви. Только став взрослой, она смогла вырваться из-под их опеки, уехала учиться в Москву, но и здесь они часто давали о себе знать. Лилечка получала от них письма каждую неделю и добросовестно отвечала на них, хотя это не доставляло ей ни малейшего удовольствия – уж больно деспотично они всегда себя вели и даже в письмах старались навязать дочери свое мнение.

Стоило Лилечкиным родителям день-другой не увидеть ее по телевизору, как они поднимали настоящий переполох: звонили ей, невзирая на дороговизну междугородных звонков, и часами выспрашивали, не случилось ли чего-нибудь? Когда же видели ее на экране, то тоже не успокаивались: Лилечкина мама считала своим долгом высказывать критические замечания в адрес дочери, полагая, что это ее воспитает и сделает зрелым человеком. То, что Лилечке стукнуло уже двадцать восемь и она по всем меркам считается взрослой, родителей не смущало.

Свою зрелость Лилечка, не видя другого выхода, начала доказывать тем, что ставила родителей перед фактом. В семнадцать лет заявила им, что едет учиться в Москву, а когда они бурно запротестовали, показала им купленный заранее билет в один конец. Когда Лилечка устроилась работать на ТВР, она просто позвонила и попросила их включить телевизор в двадцать один ноль-ноль.

С Алексеем, в отличие от родителей, Лилечка была очень откровенна, но об этой задержке ей не хотелось говорить, пока все не подтвердится, если подтвердится вообще.

Лилечка прошла на кухню и выпила немного воды. Стало чуть полегче. Потом внезапно захотелось есть. Когда проснувшийся через час Алексей вошел в кухню, то увидел жену, энергично расправлявшуюся с банкой маринованных огурцов.

– Что с тобой? – удивился он.

– Так, не спится, – пожала она плечами.

– А огурцы? Ты же их не любишь?

Лилечка посмотрела на банку, в которой уже почти ничего не осталось.

– А ведь верно, – заметила она. – Просто, знаешь, внезапно захотелось есть, вот и все. Сама удивляюсь. – И рассмеялась.

– Ну-ну, – произнес Алексей, начиная собираться на работу.

– Подожди, – попросила Лилечка. – Ты ведь подвезешь меня?

– Конечно, – отозвался он. – Это для меня большое удовольствие – подвозить мою любимую до работы. А после работы за тобой заехать?

– Да, пожалуйста, – обрадовалась она. Однако, приехав после работы на ТВР, Алекс Лилечки не застал. Молодая секретарша сказала, что Круглова… то есть Шепелева отпросилась домой – неважно себя почувствовала.

– Борис Алексеевич очень недоволен, – добавила она от себя, – но выглядела Лилечка и в самом деле неважно.

Встревоженный Алексей помчался домой. Поворачивая ключ в замке, прислушался – обычно он всегда слышал ее быстрые шаги: Лилечка любила встречать его у самой двери, но на этот раз все было тихо. Открыв дверь, Алексей обнаружил, что пальто Лилечки висит на вешалке. Значит, она дома, но почему же не идет его встречать? Вконец разволновавшись, он пошел по коридору, заглядывая в комнаты. Лилечка лежала на кровати в спальне, свернувшись калачиком. Ему показалось, что она выглядит усталой, побледневшей. Глаза ее были закрыты, на виске билась тоненькая жилка, от чего Лилечка казалась совсем беззащитной.

На тумбочке белел листок бумаги. Крупным, по-детски аккуратным почерком на нем было выведено: «Разбуди меня, как только вернешься». Слово «разбуди» было дважды подчеркнуто, но, взглянув на растрепавшиеся кудряшки жены, бледное личико и пульсирующую жилку у виска, Алексей не захотел ее тревожить. Он только заботливо укрыл Лилечку пледом и некоторое время постоял рядом. Ему показалось, что во сне она улыбнулась. Бросив на нее последний взгляд, Алексей на цыпочках вышел из комнаты.

Почему-то ему захотелось сделать что-то приятное, что-то такое, что могло бы порадовать жену. Он полил цветы, которые Лилечка всего за месяц совместной жизни успела развести в огромном количестве, сходил в ближайший магазин, протер полы. Проснувшаяся часа через три Лилечка обнаружила возле кровати вазу с цветами. Алексей сидел тут же в глубоком кресле и читал какое-то дело.

– И ты не разбудил! – упрекнула она его, едва успев протереть глаза.

– Не хотелось, – с улыбкой ответил Алексей. – Ты так сладко спала. Я заехал за тобой на работу, но мне сказали, что ты отпросилась сегодня пораньше. Что, отменили какой-нибудь репортаж?

– А вот и нет, – Лилечка потянулась и села в кровати. В своей легкомысленной пижаме в розовый цветочек, с растрепанными кудряшками, она походила скорее на маленькую девочку, чем на взрослую замужнюю даму. – У меня сегодня была бы масса работы, но я все равно ушла.

Алексей недоуменно поднял брови.

– И как же объяснить такой непростительный поступок, как отлынивание от работы? – Он, насколько мог, придал своему лицу строгое выражение, но глаза его улыбались. Потом участливо спросил: – Что, ты и вправду плохо себя почувствовала?

– Да, но это не имеет никакого значения, – Лилечка встала с кровати, подошла к мужу, присела к нему на колени. Алексей обнял ее.

– То есть, как не имеет значения? – возмутился он.

– Понимаешь, – сказала Лилечка, ластясь к нему, – конечно, это имеет значение, но только не в данном случае. Знаешь, я сегодня впервые сама, без будильника, проснулась так рано. И есть захотелось прямо с утра, а раньше со мной никогда такого не было.

– Лилечка, милая, не говори загадками, пожалуйста, – взмолился Алексей. – Честное слово, у меня их на работе столько, что именно поэтому…

– Именно поэтому ты женился на такой простушке, – торжествующе завершила за него Лилечка.

– Я вовсе не то хотел сказать, – упрекнул ее Алексей.

– Знаю, но наверняка так подумал, – беспечно отозвалась она. – Просто я иногда люблю вот так тебя ловить на слове. А в наказание за свое поведение ты все равно должен отгадать эту загадку. Ну-ка, юрист, умеешь ли ты сопоставлять факты? То, что твоя жена ни свет, ни заря объедается солеными огурцами и отпрашивается с работы по причине плохого самочувствия, тебе ни о чем не говорит?

– Не может быть, – начал прозревать Алексей.

– Может-может, – Лилечка соскочила с его колен и затанцевала по комнате.

Алексей испуганно схватил ее за руку.

– Хватит, хватит, – забеспокоился он. – Вдруг повредишь ребенку.

– Ты что! У меня же еще всего четыре недели сроку!

– Все равно! Теперь я с тебя пылинки сдувать буду.

– А что? В нашей квартире есть хоть одна пылинка? По-моему, я совсем даже неплохо ее убираю.

– Лилечка, опять ты меня на слове ловишь! Знаешь, из тебя получился бы неплохой адвокат. Ты так ловко это делаешь.

– Нет, я терпеть не могу зубрежку. Право такое, право сякое! Бр-р-р! Уж лучше я останусь журналисткой. Впрочем, скоро мне, наверное, нельзя будет показываться на съемках. Беременная тележурналистка – это как-то, знаешь, не совсем… Не смотрится… Между прочим, ты уже целых пять минут назад узнал потрясающую новость, но до сих пор меня не поцеловал.

Алексей обнял ее, и Лилечка заметила, что делает это он осторожнее, чем обычно. Их губы встретились. Краешком сознания Алексей успел подумать о грязных пеленках и использованных памперсах, но это как-то сразу отошло на второй план, заслоненное самым главным: у них будет ребенок. А Лилечка подумала, как здорово, что в течение долгих девяти месяцев она ни на секунду не останется одна: ведь с ней будет ее ребенок. И она с благодарностью приложила ладонь к животу.

Сидя в освещенном зале, Анна наскоро записывала имена тех, кто присутствовал на демонстрации коллекции. Записная книжка и весь ее деловитый вид упрямо не желали сочетаться с платьем, которое ей подарил Дэн. Такое платье должна носить какая-нибудь принцесса из сказки, а уж никак не тележурналистка на работе.

И вместе с тем именно сегодня ей хотелось быть красивой, чтобы Дэн запомнил ее такой.

«Чтобы Дэн запомнил ее такой!» Анна почувствовала, что еще чуть-чуть, и ей на глаза навернутся слезы. Этого еще не хватало! Она раскрыла сумочку в поисках носового платка, но вовремя вспомнила о макияже. Вдруг его испортит?

Сегодня Дэн почти не обратил на нее внимания. Правда, когда она вошла в студию, он поздоровался с ней и даже отметил, что она прекрасно выглядит, но то же самое он мог бы сказать и любой другой женщине. Еще он взглянул на нее одобрительно, когда она переоделась в платье, подаренное им, и любезно проводил ее к визажистке, но то же самое мог бы сделать буквально для каждой манекенщицы в агентстве. Анна заметила, что со многими из них он держится приветливо. Так что вообще непонятно – в качестве кого она, Анна, сюда попала?

Невероятно красивая, но грустная, не замечающая ничего вокруг, она сидела в удобном кресле в первом ряду. По спине пробегал непонятный и неприятный холодок. Или это от чужих взглядов, бесцеремонно или украдкой оценивающих ее и спрашивающих, кто эта женщина и можно ли завести с ней знакомство?

Длинноногие модели неторопливо проплывали по подиуму, поворачивались, на миг останавливались, так же неторопливо удалялись, и Анна думала о том, что с показом каждого нового платья уходит то время, которое она могла бы пробыть рядом с Дэном. Выучив наизусть, в какой очередности идет демонстрация, она считала выходы про себя. Вот серебристо-серое, с ярким всплеском желтого и красного. Над ним очень долго возились. Помнится, этот яркий всплеск добавили уже в самом конце. Вот нежно-сиреневое, будто сшитое из струящихся шелковых лент. Вот черное, с россыпью блесток. А вот это – Анна помнила точно – оно самым первым вошло в коллекцию…

Модели проходили одна за другой, каждую встречали взрывом аплодисментов. Анна радовалась этому успеху. За время, проведенное в студии Дэна Смирнова, она успела привыкнуть к мысли, что в создании этого чуда есть, пусть и ничтожная, доля ее участия. Но сегодня это чудо уйдет из ее жизни навсегда вместе с человеком, которого она полюбила.

Наверное, теперь на всю жизнь она останется одна, потому что не сможет любить кого-то другого, у кого нет этой мягкой улыбки, этого пронизывающего насквозь черного взгляда. Платья – голубое, золотистое, коричневое – слились в одно пятно. Слезы застилали глаза и сдержать их не было уже никакой возможности. Анна перестала смотреть на подиум. Потом почувствовала, что больше не в состоянии находиться здесь, вместе со всеми, так близко к любимому человеку и в то же время так далеко от него. Она решительно встала и, стараясь не привлекать излишнего внимания, пошла между рядами к выходу. Конечно, прошмыгнуть незаметно, как она надеялась, не удалось. На нее – красивую женщину в сногсшибательном платье – смотрели во все глаза: недоумевающе, вопросительно, оценивающе.

Еще минуту, и Анна наконец сможет выйти, забьется в какой-нибудь уголок и даст волю слезам. Она уже не слышала, что заиграла другая музыка, не видела того, как на сцену вышел Дэн. Но, узнав его голос, внезапно остановилась…

– Эта коллекция создавалась долго, и я благодарен всем тем, кто помогал воплотить в жизнь мои замыслы. Я долго думал над тем, как мне назвать ее, пока не встретил женщину, которая перевернула всю мою жизнь. Занятый работой, я так и не удосужился признаться ей в своей любви, – в зале плеснуло легким смехом, – но я готов сделать это сейчас при всех и заодно сказать, что свою коллекцию я называю именем этой женщины – Анна. Я вижу, что она сейчас хочет покинуть меня, – добавил он с мягкой иронией, и Анна, все еще стоящая спиной к нему, ясно представила себе его улыбку, с которой он обычно и говорил такие вещи, – но я умоляю ее не делать этого.

Анна наконец обернулась. Дэн спустился с подиума и теперь шел ей навстречу. В зале раздались аплодисменты – сначала тихо и неуверенно, а потом все громче и громче, постепенно перерастая в невероятную бурю. Дэн бережно взял Анну за руку и повел к подиуму. Не веря тому, что происходит, ничего не видя вокруг себя, она пошла вслед за ним.

И там, на подиуме, под взглядами потрясенной публики, Анна впервые увидела в глазах Дэна не просто нежность, а настоящую любовь. Казалось, будто ей светили два черных солнца. И тогда она шагнула к нему, и их губы слились.

Вано, добросовестно снимавший всю эту сцену, ежеминутно протирал запотевшие очки. Он напрочь позабыл про «Орбит». В душе Вано обзывал себя последним дураком за то, что прозевал все, что, оказывается, происходило у него под носом.