Текст книги "Золотая тигрица (СИ)"
Автор книги: Лариса Петровичева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)
Глава 4. История министра
Солнечный свет проникал сквозь лиственную вязь и ласково скользил по лицу. В густых зарослях весело пели птицы. Это чувство покоя и растворения в тепле и тишине было настолько глубоким и правильным, настолько проникающим до самого дна души, что я не сразу поняла, где нахожусь.
– Тихо, тихо, – проговорил Дамьен надо мной. – Все уже позади.
Я открыла глаза и увидела яблоневые ветки и мелкие зеленые плоды с алыми царапинами на боках. Ветер лениво колыхал листву, откуда-то издалека доносился грохот экипажа по мостовой.
– Мы умерли? – едва слышно спросила я.
– Нет-нет, что ты, – откликнулся Дамьен. – Мы живы, все в порядке.
Он смог уцелеть. Я наконец-то сумела вздохнуть с облегчением.
Дамьен помог мне подняться, и несколько минут я сидела на траве, привалившись к его плечу. Оно, тощее, костистое, ничем не напоминало ухоженное тело принца.
– Ты же упал… – прошептала я.
Прекрасное место выбрал Эвгар для опытов: никаких зевак, никаких любопытных, сиди себе…
– Нет, – улыбнулся Дамьен. – Смог в последний момент схватиться за ножку стола, он там к стене прикручен, что ли… Ох, Вера, как же я за тебя испугался!
– Что ты видел? – спросила я. Вспоминать об Эвгаре не хотелось, но память сама подсунула мне картинку: черное дымное облако и я в его центре.
Мы с ним обязательно встретимся снова. Эвгар затеял какую-то игру со мной, и ему нравится играть. Что ж, посмотрим, кто выйдет победителем.
– Ты зацепилась за какую-то доску, – сказал Дамьен. – Я видел, как ты висела. Побежал вниз. Вера, там же подвал за стеной. Кто его знает, куда он ведет…
– А потом?
Дамьен помедлил, словно боялся, что я ему не поверю.
– Потом я сбежал по лестнице вниз и увидел, что ты лежишь возле входа, – промолвил он. – Я подумал, что ты умерла. Это ведь была магия, и очень плохая магия. Скверная. Но ты жива… – Дамьен погладил меня по руке, и вдруг горячо и упрямо проговорил: – Вера, откажись от этого дела. Если моя просьба хоть что-то для тебя значит, откажись.
Он и предположить не мог, насколько для меня ценна его просьба. Насколько ценен он сам. Будь иначе, будь скромный переплетчик всего лишь очередным кавалером из зоны дружбы для капризной светской барышни, я бы не готовилась к встрече с Тобби. Перешагивая через себя, прямо скажем.
– Тогда меня убьют, – сказала я. – Это дело мне поручили такие люди, которые достанут меня из пасти дьявола, если я буду брыкаться.
Похоже, Дамьен понял всю серьезность ситуации, потому что осторожно обнял меня и произнес:
– Ох, Вера… Мне так за тебя страшно. Ты даже не представляешь, насколько…
Я представляла. Я ведь боялась за Дамьена не меньше.
Мы расстались на бульваре Семи звезд: Дамьен помог мне устроиться в экипаже, повторил свое обещание сегодня же уехать из столицы и неспешным шагом побрел в сторону набережной. Экипаж поехал вперед, я откинулась на неудобную жесткую скамью и всю дорогу думала о том, насколько быстро Эвгар получил всю необходимую информацию обо мне.
О том, что я была замужем за Альфредом, никто и понятия не имел. Этого даже Дамьен не знал. То, что случилось в замке, до того, как он нашел меня на берегу реки, было для него тайной. Вера Анхельм тщательно скрывала свое прошлое даже от единственного дорогого человека. Происходившая из обедневших западных дворян, она перебралась в столицу, учиться в академии ее величества для благородных девиц, и это было все, что обо мне знали.
Драма, которая разыгралась в диких западных землях, была тайной.
Эвгар откуда-то узнал о ней и, небрежно ковырнув пальцем мое прошлое, заставил меня вновь испытать целый шквал мучительных чувств. Я до сих пор помнила его прикосновение, в ушах звучал мягкий вкрадчивый голос, и больше всего мне сейчас хотелось помыться.
Я чувствовала себя грязной. Как в те далекие времена, когда Альфред был моим законным супругом.
Горничная Лиззи, которая встретила меня в гостиной, сделала быстрый книксен и протянула мне письмо. Дорогая белая бумага и огромная алая печать с ощеренной львиной пастью: инквизиция. Ощутив невольный холод, я отдала Лиззи сумочку и распечатала письмо.
«Дорогая Вера! К сожалению, дела мои ухудшились настолько, что я вынужден остаться дома и не смогу навестить вас этим вечером. Однако, поскольку наше общее дело не терпит отлагательств, я приглашаю вас ко мне, Бузинная улица, дом три, в любое удобное для вас время. Искренне ваш, Д.Т».
Лиззи смотрела с уважительным страхом.
Я медленно разорвала письмо на кусочки и швырнула их в камин. Да, жизнь внесла в мои планы внезапные коррективы. Интересно, Тобби действительно настолько плох, что не в силах выйти из дому? Возможно, через несколько часов природа завершит то, что не закончил теракт в порту?
Впрочем, надеяться на это было, как минимум, наивно. А наивностью я не страдала уже много лет.
– Подготовьте ванну, Лиззи. Я сегодня вечером еду в гости к министру Тобби.
Горничная ахнула так, словно ехать мне предстояло прямиком на дыбу. В каком-то смысле так оно и было.
– А платье нужно темно-зеленое, – сказала я. В нем, пошитом из плотного южного шелка, не было какой-то особенной отделки: главным украшением был глубокий, почти непристойный вырез, который прикрывало полупрозрачное милерийское кружево, похожее на серебряную дымку. Лиззи понимающе кивнула и ответила:
– Разумеется, миледи. Сию секунду.
На Бузинную улицу я приехала ровно в девять вечера, когда светские визиты уже закончены, а приватные только начинаются. Лиззи, которая за полчаса до этого затягивала на мне корсет, качала головой и приговаривала:
– Какая красота… какая красота, миледи!
Молодая женщина, отражавшаяся в зеркале, действительно производила впечатление. Она была одновременно скромной и порочной, бриллиант, подаренный Дамьеном, притягивал внимание к груди, приподнятой корсетом, а взгляд…
Сладкая Осока могла бы ему позавидовать.
Дело портила только едва заметная ссадина на щеке. Пришлось запудривать. Наряд завершили изящные туфельки на плоской подошве: так Тобби окажется со мной вровень. Польстим ему немного, не развалимся.
Последним штрихом стали особенные духи. Никакой магии, просто вербена и рута под легким флером жасмина. Сочетание, которое заставляет терять голову.
Дверь мне открыл невысокий парень в форменном темно-сером сюртуке без шнуров. Ага, младший инквизитор, не то ассистент, не то охранник. Он равнодушно посмотрел на меня, и я подумала, что, должно быть, прекрасные дамы приезжают к министру каждый вечер. И я – одна из многих.
Вот и хорошо.
Парень проводил меня на второй этаж и остановился у дверей, возле которых дежурили двое его коллег в такой же форме. Это уже удивляло. То ли Тобби действительно при смерти, то ли он боится.
– Добрый вечер, – без выражения произнес один из них, не глядя на меня, и открыл дверь. – Проходите, вас ждут.
Я вошла и оказалась в просторной и какой-то нелепой комнате. Это место одновременно служило и спальней, судя по огромной кровати, аккуратно застеленной шелковым покрывалом, и библиотекой – количеству томов в шкафах вдоль стен могла бы позавидовать любая книжная лавка, и кабинетом – на письменном столе возле окна громоздились растрепанные стопки бумаг. Странно, в таком большом доме, как этот, можно было бы все это устроить в отдельных помещениях.
Впрочем, хозяин барин. Это не мое дело.
– Добрый вечер, Вера.
Я вздрогнула и обернулась. Комната была угловой, и Тобби стоял возле окна, не видимого со стороны двери. Должно быть, видел, как подъехал мой экипаж, и я иду по дорожке к дому.
– Здравствуйте, Дерек, – улыбнулась я и с искренней заботой произнесла: – Как вы себя чувствуете?
Тобби улыбнулся в ответ и указал мне на кресло. Когда я села, он прошел по комнате и опустился на край кровати.
Неужели и правда боится?
– Вам не все равно?
Опять ответ вопросом на вопрос! Я посмотрела на Тобби с самым невинным видом и ответила:
– Не хочется потерять двести тысяч золотых карун.
Тобби понимающе кивнул.
– Так что вы узнали?
Я без утайки и во всех подробностях рассказала ему о своем визите к мастеру Рашату, о походе в башню Кастерли и о разговоре с Эвгаром. Тобби внимательно слушал, и иногда его взгляд становился тусклым, направленным в себя, словно он что-то просчитывал. Когда я умолкла, Тобби задумчиво произнес:
– Башня Кастерли, разумеется… Я давно твержу, что надо сносить это осиное гнездо. И вы думаете, что Миерхольт отправился на болота? Контролировать созревание артефактов?
В его голосе прозвучала голодная нетерпеливая нотка: должно быть, Тобби думал о том, что именно там и хранится тот артефакт, что спасет ему жизнь. Я кивнула и ответила:
– Завтра утром я поеду туда.
– Хорошо, – Тобби устало прикрыл глаза. – Я телеграфирую тамошнему отделению инквизиции, вас встретят. Помощники вам не помешают, особенно в таком деле.
– Благодарю вас, – улыбнулась я и поднялась с кресла. Тобби тоже встал, приблизился ко мне. На короткий миг мне стало очень жутко и очень весело: такой коктейль чувств заставил голову закружиться, а в ногах появилась вязкая болезненная слабость. Должно быть, Тобби уловил это, потому что его ноздри нервно дрогнули, и он взял меня под локоть, аккуратно, но крепко.
– Вы сильно ушиблись при падении? – поинтересовался он, и я мысленно поблагодарила небеса – дело наконец-то повернуло в нужное русло.
– Немного, – я попробовала улыбнуться, но улыбка вышла скомканной. Как раз такой, как надо. – Вот, следы остались.
Я провела пальцем по скуле, смахивая пудру. Тобби протянул руку и осторожно прикоснулся к ссадине. «Господи, помоги мне, – подумала я. – Вдруг он и правда пассивный содомит?»
В следующий миг он уже целовал меня, настолько яростно и алчно, словно его накрыло безумием, и какая-то незримая могущественная сила бросила нас в объятия друг другу. Мои молитвы были услышаны, оставалось только довести дело до конца.
На мгновение у меня помутилось перед глазами. Я слишком хорошо помнила, когда была с мужчиной в последний раз и чем тогда все закончилось. Не думать, ни о чем не думать – выбросить из головы, что я спасаю Дамьена и себя, и отдаться тяжелому властному зову собственного тела, которое рвалось из оков разума.
Я не поняла, как картинка вдруг поменялась – просто неожиданно обнаружила, что лежу на прохладном белоснежном шелке простыней, что мое платье сброшено на пол, что в огромной нелепой комнате жарко. Или это только казалось? Горячая влажная тяжесть между ног нарастала, и я наконец-то смогла расслабиться и, подавшись навстречу Тобби, ответить на его поцелуи с такой же ненасытностью. От его изувеченного тела сейчас шел такой же жар, как и от меня, а таинственный полумрак комнаты почти скрывал уродливые шрамы.
– Что ты затеяла? – негромко произнес Тобби, оторвавшись от меня. Сейчас, когда всесильный министр инквизиции нависал надо мной и смотрел прямо в глаза, я ощутила укол старого, почти забытого чувства жертвы в лапах охотника.
– Ничего, – выдохнула я, стараясь, чтобы взгляд сильнее затянуло поволокой страсти. – Двести тысяч карун… но это потом. А сейчас ты.
Тобби улыбнулся и вошел в меня – без прелюдий, властно и безжалостно, резко заполняя одним толчком. Я вскрикнула от неожиданности, на мгновение у меня перехватило дыхание от боли, пронзившей все тело: если с ростом у Тобби были некоторые проблемы, то размерами мужского достоинства природа его наделила с избытком.
– Тихо, тихо, – шепнул он мне на ухо и, помедлив несколько мгновений, начал двигаться – неторопливо, размеренно, плавно. Боль ушла, осталась только сладкая обжигающая истома и желание двигаться в едином ритме, подаваясь навстречу и принимая его в себя еще глубже.
Быстрая судорога удовольствия нахлынула на меня почти сразу – сказались долгие годы вынужденного воздержания. Я почти вонзила пальцы в плечи Тобби, то ли желая оттолкнуть его, то ли стремясь прижать к себе еще сильнее. Он мягко усмехнулся, прикоснулся к моим губам легким, невесомым поцелуем и произнес:
– Ты… необычная, Вера.
– Молчи, – прошептала я, нетерпеливо двинув бедрами.
Молчи и получай удовольствие.
Господину министру оставалось жить чуть больше часа. Впрочем, он не знал об этом. Теперь Тобби двигался с жесткой размеренностью механизма, задевая внутри меня ту самую точку, от которой по всему телу пробегали волны удовольствия. Его движения становились все быстрее и резче, пульсирующие спазмы в низу живота буквально выбивали из меня стоны удовольствия, и всего этого было мало, и хотелось еще, и еще… Мне казалось, что я балансирую на острой грани между этим миром и каким-то другим, неизведанным – тем, в котором тело уже не принадлежит мне, не подчиняется.
Когда-то Альфред сказал, что секс в миссионерской позиции – самое скучное занятие на земле после богословия. Я нынешняя – не та запуганная девочка, которая пошла с ним к алтарю – сказала бы, что все зависит от партнера.
А затем все мысли и воспоминания попросту снесло тяжелой огненной волной наслаждения. Я расслабленно обмякла на сбитом шелке простыней, Тобби отстранился, и я почувствовала, как по животу плеснуло горячим.
Напрасные предосторожности. Впрочем, Тобби об этом не знал.
Где-то далеко-далеко зазвенели часы: десять вечера. Тобби мягко привлек меня к себе, легонько поцеловал в висок и спросил:
– Ты ведь западянка, да?
– Да, – откликнулась я. – Почему ты спрашиваешь?
– Мой заместитель уверяет, что западянки – нечто среднее между снулой рыбиной и поленом, – негромко ответил Тобби. – То ли я такой счастливый, то ли ему не повезло.
– Ты счастливый, – улыбнулась я. Господин министр делал своеобразные комплименты – впрочем, это уже было неважно. – Знаешь, почему?
Должно быть, что-то в моем голосе насторожило Тобби: он резко сел на кровати и пристально посмотрел мне в глаза.
– И почему же? – он старался говорить спокойно, однако я услышала знакомые нотки страха – того самого, который наполняет человека перед неминуемой гибелью, и который никак нельзя контролировать.
– Потому что твоя смерть будет относительно легкой, – промолвила я и тоже села. Тобби растерянно дотронулся до шеи, и я понимающе кивнула: – Да, все правильно. Сначала паралич гортани – на помощь ты уже не позовешь.
Тобби оторопело посмотрел в сторону двери. Скрюченные пальцы сползли с шеи, рука безвольно обмякла на коленях, и Тобби безвольно распластался на кровати. Вторая стадия – полный паралич. Я улыбнулась: самое время переменить позу – сядем так, чтобы голова умирающего министра покоилась у меня на коленях.
– Детектор артефактов и оружия? Я заметила. Понимаешь, Дерек, дело в том, что у меня нет оружия. И артефактов нет. Я сама – оружие.
С побелевших губ министра сорвался хриплый стон. Его взгляд по-прежнему был направлен на меня, и в нем отражалась невыносимая мука.
– Третья стадия – полная остановка сердца, – с искренней горечью промолвила я. – Прости, Дерек. Но я должна защитить Дамьена.
Я запустила пальцы в волосы, взлохматила их как следует и закричала.
Охрана среагировала на мой вопль просто молниеносно. Похоже, министр, понимая свою роковую зависимость от артефакта, отработал с ними всю процедуру спасения: спустя десять минут после того, как люди в серой форме ворвались в спальню, Тобби уже доставили в королевский госпиталь, но я прекрасно знала, что ему не помогут.
Допрашивать меня никто не стал: то ли пощадили честь дамы, то ли клиническая картина и без того была ясна. Надорвался господин Тобби, умер на дорогой куртизанке. Подошел к вопросу с излишним фанатизмом.
Я вернулась домой и, рухнув в постель, сразу же уснула. И наутро, когда, по старой привычке, я поднялась ровно в шесть, все, что произошло вчера, казалось мне дурным сном.
Впрочем, Фюке, который уже сидел в гостиной, доказал всю реальность минувшего вечера.
– Друг мой, что-то вы рано, – сказала я, сонно потирая глаза и усаживаясь в кресло. Порядочные дамы, конечно, не будут встречать мужчин спозаранку и в таком виде – на мне была ночная сорочка и халат, вот и все – но одним из плюсов моего образа независимой леди была возможность игнорировать мелочи.
– Душа моя, даже не знаю, что сказать, – Фюке развел руками. – С одной стороны мне, конечно, завидно. Испытать такое невыразимое удовольствие с настолько страстной женщиной… Но с другой стороны я бы еще пожил.
– Несчастный Дерек… – проговорила я. Слухи разлетаются быстро, особенно в столице. Оставалось надеяться, что в газетах не будут рассказывать детали кончины министра. А болтовня – да пусть болтают. На чужой роток не накинешь платок. – Его смерть потрясла меня. Не могу поверить.
– Он не умер, – сообщил Фюке.
На мгновение мне показалось, что я падаю в черную бездну. Сказанное практически парализовало меня, впечатало в кресло. Не умер, Тобби не умер – но как? Как это возможно? Мысли метались, как встревоженные птицы, и я не могла ухватиться ни за одну из них.
– Он жив? – едва смогла выговорить я. Фюке кивнул и, правильно оценив выражение моего лица, поспешил объяснить:
– Поверьте, эта жизнь хуже смерти. Медикусы подобрали ему новое сердце, техники и маги сейчас работают над артефактами, но министр погружен в искусственный сон и вряд ли восстанет от него прежним. Как минимум утратит память.
То, что мертво, не может умереть. Я сумела взять себя в руки и подумала, что если Дерек Тобби действительно мертвец, оживленный магией и наукой, то связь со мной не могла уничтожить его окончательно. Мне, дьявол побери, следовало догадаться об этом.
В любом случае, я выиграла время. Отсрочка в моей ситуации дорогого стоила.
– А что же будет с министерством? – спросила я. – Кресло министра можно покинуть только вперед ногами.
Фюке неопределенно пожал плечами.
– Его заместитель станет временным исполняющим обязанности, – сообщил он. Я вспомнила о невезучих отношениях этого заместителя с западянками и мысленно усмехнулась.
– Собственно, я пришел в такую рань ради вашего интереса, – перешел к делу Фюке. – Вы спрашивали меня про Миерхольта, итак. Артефактор, продувная бестия, работал с Бувье и Фуатом. Причем Фуата своими выходками довел чуть ли не до апоплексического удара. Фуата! Он клялся, что лично этому Миерхольту задницу наизнанку вывернет – глядь, на следующее утро уже лучшие друзья. А почему? А потому, что Миерхольт принес артефакты, и Фуат запрыгал до небес.
Я невольно поежилась. Фуат был прежним королем преступного мира, славился своей жестокостью и каким-то запредельным изуверством в сочетании с неспособностью видеть берега и границы. Это и привело его к печальному финалу: госпожа Маранзарис, нынешний директор полицейского управления, сумела-таки арестовать Фуата за какую-то мелочь вроде неуплаты налогов, а потом собственноручно расправилась с ним, вогнав в глаз рояльную струну. Вся родня Маранзарис погибла от рук приспешников Фуата, так что я прекрасно понимала ее мотивы. Потом корону Фуата поднял Бувье, и все вздохнули с облегчением.
– Да уж, примечательный тип, – промолвила я. – Скоро на бульваре Кивотт поставят оперетту про его жизнь.
– Ни малейшего сомнения, – со знанием дела кивнул Фюке. – Так вот, я выкопал еще одну любопытную вещь. Башню Кастерли вы, конечно, знаете?
Я утвердительно качнула головой. Да, успела познакомиться буквально вчера. Тесное вышло знакомство.
– Так вот, уже пять лет она в собственности Миерхольта! – важно произнес Фюке и откинулся на спинку кресла, оценивая произведенное впечатление. – Но и это еще не все. До этого ею владел… догадайтесь, кто?
– Право, Фюке! – нетерпеливо сказала я. – Я не люблю загадки.
– Дерек Тобби! – воскликнул Фюке и некоторое время наслаждался моими ошарашенным видом. – Клянусь, я был поражен не меньше вашего! Но знаете, что самое интересное? То, что он, похоже, простой посредник. Я вчера провел весь вечер в регистрационной палате и узнал, что земля, на которой стоит башня, была переведена из государственной в собственность Тобби буквально за месяц до того, как он переписал ее на Миерхольта.
Я задумчиво прикрыла глаза, пытаясь выстроить полученную информацию поровнее. Принцу Эвгару понадобилась башня для экспериментов, и король ее подарил. Естественно, секретным образом: есть вещи, которые не стоит светить. А Тобби, как видно, был вхож в самый близкий круг государя. Возможно, знал что-то важное и за молчание получил министерское кресло и воскрешение из мертвых.
Возможно, поэтому над ним и сейчас колдуют медикусы и артефакторы.
– Благодарю вас, друг мой, – с искренней признательностью промолвила я. Фюке одарил меня тонкой понимающей улыбкой.
– Жаль, конечно, что благодарность будет только на словах, – промолвил он. – Но я всегда знал свое место – министру я не ровня.
– Я бы с радостью отблагодарила вас иначе, – ответила я, и в это время в дверь зазвонили. – Но вы сами сказали, что хотите еще пожить.
В гостиную вошла Лиззи, протянула мне поднос с простым белым конвертом. На нем не было написано ни слова, но я узнала бумагу.
Его величество Пауль встретил меня в покоях Эвгара. Мы обменялись приветствиями, и я быстро и без утайки рассказала ему все, что произошло за вчерашний день. Я не имела привычки скрывать от клиентов информацию.
– Значит, Эвгар жив, – произнес Пауль, и в его голосе прозвучали отдаленные нотки, которые мне не понравились. – Но как вы это докажете?
Я понимающе кивнула. На его месте я бы тоже сомневалась.
– Он сказал, что вы держали его взаперти, – сказала я. – И Эвгар выменял свою свободу на артефакт, который убил вашего дядюшку.
Услышав это, король изменился в лице, но почти сразу смог взять себя в руки. На какой-то миг я пожалела о сказанном: очень уж хищным стал взгляд его величества.
– Что ж, вы не солгали, Эвгар действительно жив, – Пауль вынул из кармана сюртука крошечную темно-синюю книжку Первого сберегательного банка и протянул мне. Я приняла ее, открыла – на мое имя был заведен вклад в размере пятисот тысяч золотых карун.
Конечно, я предполагала, что король окажется щедр – но что настолько…
– Спасибо за работу, – Пауль сделал небольшую паузу, а затем продолжал: – Теперь я хотел бы поручить вам другое задание.
Я понимающе кивнула.
– Вы сказали, что Эвгар устроил хранилище артефактов на Зимурских болотах. Они нужны мне, эти артефакты. Все до единого.
Похоже, вся эта свистопляска с розысками Эвгара затевалась именно ради артефактов. Я указала в сторону своего дорожного саквояжа, что притулился возле ножки стула, и ответила:
– Мой поезд отходит через полчаса.
Пауль прикрыл глаза и кивнул.
– Замечательно. Тогда еще раз благодарю вас и желаю счастливого пути.
На том и расстались.
Еще один привет от его величества поджидал меня на вокзале: молодой человек в синей форме курьера протянул мне небольшой сверток, в котором угадывались очертания ларца. Расписавшись в ведомости, я задумчиво взвесила посылку на ладони – легкая. Ковырнула личную печать короля – алый сургуч был, как и полагается, блестящим и твердым.
– Пассажирский поезд номер сто два в Лаффельд задерживается по техническим причинам на два часа! – проорали из углов круглые усилители звука, еще одно сочетание магии и науки. – Повторяем: пассажирский поезд…
Я негромко выругалась, подхватила саквояж и пошла в сторону небольшого, но уютного вокзального ресторанчика. В отличие от остальных едален в здании, это место вызывало уважение, и я могла быть уверена, что не проведу всю дорогу в туалете. Да и лишняя чашечка кофе не помешает.
Ресторанчик был почти пуст: судя по ценам в меню, люди предпочитали другую столовую. Я заказала стейк и легкую нарезку овощей и, когда официант ушел, принялась возиться со шпагатом, который обматывал посылку. Что же мне отправил Пауль?
– Я бы не стал ее открывать, – произнес знакомый голос. Я обернулась, и человек, сидевший за соседним столиком спиной ко мне, тотчас же осадил меня: – Не оборачивайся.
Я села ровно и, едва повернув голову вправо, спросила:
– Почему?
Эвгар тихо рассмеялся. Официант поставил на его столик заказанное блюдо и произнес:
– Приятного аппетита, милорд.
– Благодарю вас, – ответил Эвгар. Звякнули столовые приборы.
Периферийное зрение у меня развито отлично: я заметила, что Эвгар одет в щегольский темно-серый сюртук с искрой и что на полу рядом с его стулом стоит саквояж – почти такой же, как у меня.
– Собираешься в путешествие? – спросила я. Пожалуй, пора перейти с ним на «ты».
– Не открывай посылку, Вера. Мой отец никогда не потратит пятьсот тысяч золотых карун просто так. Он очень прижимист.
Официант принес мой заказ, но умопомрачительный аромат стейка теперь оставил меня равнодушной. Аппетит улетучился в неизвестном направлении. Посылка, стоявшая на столе, словно скалила зубы.
– Откуда ты знаешь про деньги?
Эвгар снова рассмеялся и ногой подтолкнул ко мне свой саквояж. Я машинально отметила, что у него были очень хорошие ботинки.
– Знаю. Положи туда посылку, закрой защелку и поставь на пол.
Я подчинилась. Саквояж был пуст, с него даже не сняли внутреннюю бирку дорогого магазина, и посылка короля рухнула в него, словно в подвал башни Кастерли. Я торопливо закрыла защелку и опустила саквояж на пол.
– Умница, – одобрил Эвгар. Вязкое, томительное ощущение беспомощности, охватившее меня в тот миг, когда я услышала его голос, все никак не проходило.
Из саквояжа донесся хлопок – легкий, едва различимый. Я испуганно посмотрела вниз, и Эвгар сказал:
– Ты кушай, кушай. Мясо стынет. Ешь, а я буду говорить.
Я подчинилась. Отрезала кусочек стейка, отправила в рот. Нежнейшее мясо казалось мне абсолютно лишенным вкуса. Овощи, политые ароматным соусом, были водянистыми и пресными.
– Ты рассказала ему, что я жив. Привела неоспоримые доказательства – причем такие, которые сделали тебя ненужным свидетелем. Плюс добавила полную информацию об артефактах. И зачем ты ему теперь нужна?
Он был прав. Незачем. Мои клиенты всегда играли в открытую – на этом я и попалась.
– Но печать на посылке… – промолвила я. Голос прозвучал жалко, чуть ли не обиженно. – Ее могли бы найти.
– Печать магическая, – усмехнулся Эвгар. – Испаряется после того, как сломана. Мало ли кто может быть твоим врагом? Друзья Тобби, например. Лихо ты с ним обошлась, я впечатлен.
Откуда, дьявол побери, он все знает? Смотрит на меня в волшебное зеркало?
Боковым зрением я заметила, как Эвгар вскинул руку, подзывая официанта. Мелькнуло тонкое запястье, украшенное алой ниткой с узелками – новомодное поветрие, якобы эта безделушка, привезенная из Святой Земли, приносит удачу в делах. Все мужчины в столице сейчас такие носят. И Дамьен, и Фюке, и принц Эван – только король не поддался общему безумию.
– Счет, пожалуйста.
– Сию секунду, милорд.
– Одним словом, переходи на нелегальное положение, – посоветовал Эвгар. – Из клиентов у тебя остался только Бувье. Меньшее из зол, на мой взгляд.
Зашуршали ассигнации, ложась в книжку меню.
– Отдай ему эти артефакты, – проговорила я. – Почему бы нет?
– А потому что сволочь, – произнесли от двери. Судя по тому, как изменилось лицо бармена, который медленно опустился под стойку, как немногочисленные посетители с жалобными стонами нырнули под столы, дела были плохи. Катастрофически плохи.
Эвгар поднялся из-за стола и, крепко взяв меня за локоть, поставил на ноги и резко развернул так, что я стала его живым щитом. Он действительно нуждался в щите: в дверях стоял Бувье собственной персоной. Его ребята, вооруженные до зубов, уже рассредоточились по ресторану. Зашуршали жалюзи на витринах, отделяя нас от остального мира.
– Сволочь, ага, – дружелюбно сказал Эвгар. Я вцепилась в его руку и судорожно прикидывала, насколько Бувье нуждается в живом артефакторе, и как быстро нас нашпигуют свинцом, если дела пойдут еще хуже. – Кто мне обещал личный канал поставки с юга?
Бувье и ухом не повел. Судя по выражению его лица, ему было наплевать на все, что скажет Эвгар – он хотел получить свое.
– Где мои артефакты? – сухо спросил он. Эвгар негромко рассмеялся и поставил ногу на свой саквояж. Рука, державшая меня, едва заметно стиснула мою грудь.
– Да вот они. Узнал, что ты зашевелился и привез лично. Дай нам уйти и забирай.
Бувье посмотрел сперва на саквояж, потом перевел взгляд на меня.
– Благодарю вас, миледи, – произнес он. – Вы отлично справились. Сколько вам обещал ваш предыдущий заказчик?
– Пятьсот тысяч золотых карун, – прошептала я. Вялая покорность, наполнявшая меня, никуда не делась: я почти безжизненно болталась в руках Эвгара и чувствовала себя марионеткой на веревочках. Хозяин обрежет их одним движением ножниц, и я упаду.
Бувье уважительно кивнул.
– Щедро, щедро… Удваивать их я, конечно, не буду. Вы ведь работали не одна, мои ребята тоже постарались.
– Просто отпустите меня, – свистящий шепот, сорвавшийся с моих губ, был таким, что я сама испугалась. Бувье прикрыл глаза.
– Разумеется. Эвгар, я надеюсь, что больше тебя не увижу. Проваливайте.
Эвгар толкнул саквояж в сторону Бувье и, не выпуская меня, двинулся к дверям.
– Удачи, Итан! – произнес он. Один из подручных Бувье открыл дверь, и мы с Эвгаром буквально вывалились в шум вокзала. Издали свистели поезда, шли люди, гремели багажные тележки, надрывались усилители, и эта какофония казалась мне райской музыкой.
А потом мир погрузился в тишину, и тяжелый горячий кулак ударил меня промеж лопаток.
Я успела удивиться, почему это вдруг лечу куда-то в сторону лавочек для пассажиров, почему воздух наполнен отвратительным запахом гари, дымом и пеплом, почему…
Потом пришел грохот взрыва и крики. И стало понятно, почему.
Придя в себя, я обнаружила, что лежу на койке, затянутой белым холстом, в большом зале лечебницы святого Варфоломея, и этот зал полон раненых и умирающих. Со всех сторон летели жалобные стоны и хрипы, зал наполняли отрывистые голоса медикусов, быстрые шаги сестер милосердия, похожих на больших серых птиц, а воздух был пропитан запахами гари, крови и нечистот.
Я поймала себя на мысли, что очнулась потому, что застонала. Спина и голова болели так, что все кругом качалось и плыло.
– Тихо, тихо, – пожилая сестра милосердия неслышно появилась откуда-то сзади, положила мне на лоб кусок ткани, смоченный каким-то остро пахнущим средством, и была такова. Я закрыла глаза и обмякла на койке. Неужели взрыв был такой силы, что все люди в зале пострадали именно от него?
Бувье наверняка погиб. И Эвгар, возможно, тоже. Хотя он, разумеется, был готов к такому повороту и наверняка сейчас сидит где-нибудь, смотрит в свое волшебное зеркало, как я тут корчусь, да горя не знает. Но мало ли?
– Госпожа Анхельм, да, – услышала я знакомый голос. Неужели Фюке? Да, это он: открыв глаза, я увидела, как Фюке в наброшенном на плечи халате решительно идет среди коек в сопровождении сестры милосердия. Стоило ему приблизиться, как я схватила его за руку и твердо сказала: