Текст книги "Белая кошка в светлой комнате"

Автор книги: Лариса Соболева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

– Вы хватили, батенька! – пробасил тот. – Это ж когда было-то! Думаете, я помню подробности? Убийства мне, конечно, запомнились, оригинальные, так сказать, а детали… Вы внимательно читайте, я все собрал, что стало известно. Вам даже в архиве не предоставят столько материалов, если, конечно, в архиве вообще сохранили эти дела. К глубокому сожалению, наши органы отличает пренебрежительное отношение к документации. Уничтожают ценнейшие бумаги, это варварство по отношению к истории.

– Но я не нашел в ваших записях, например, откуда были произведены выстрелы. То есть меня интересует: стреляли со стороны дома, к которому приехал Фрол Самойлов, или с другой точки?

– Папку захватили? – спросил Натан Ефимович, дожевывая еду и протирая пальцы салфеткой. Щукин передал ему папку, тот надел очки, раскрыл ее, полистал… – Да вот же, голубчик. Вот эта писулька. – Действительно – писулька, в беспорядочном ворохе бумаг Архип Лукич не заметил ее. – Выстрелы произведены со стороны дома. Вспоминаю, вспоминаю… Гильзы нашли у порога, затем поочередно подобрали, подходя к трупу. По всей видимости, убийца стоял в подъезде дома и ждал Самойлова. Когда Фрол подошел к подъезду, убийца начал стрелять, Самойлов отступал. А самое любопытное – он жил некоторое время. Семь пуль получил, из них, кажется, три смертельные, а жил!

В подтверждение своих слов Натан Ефимович отдал листок Щукину, тот, пробежав строчки глазами, положил его в папку.

– В ваших записях мало показаний Дарьи Ильиничны, – сказал Архип Лукич. – Неужели это все, что она говорила?

– Кто такая Дарья Ильинична? – снова разливая водку, спросил Натан Ефимович.

– Жена Фрола Самойлова.

– Вспомнил. Я записывал суть, а суть не любит многословья.

– А почему нет показаний женщины, к которой приехали Самойловы? Я напомню, она инвалид…

– Не помню, честное слово. Если в моем досье нет ее показаний, значит, не давала. Я тогда тщательно следил за ходом следственных работ и по долгу службы, и просто из любопытства. Давайте выпьем? Люблю вечерком принять что-нибудь из горячительных напитков.

Выпили. Закусывая, Щукин опять оглядел паноптикум на полках. Как здесь спит Натан Ефимович? Щукин не рискнул бы.

– И еще. Почему следствие не связало выстрелы в Самойлова с выстрелами в Хижняка на шахте?

– Видите ли, друг мой, далеко не всегда наши службы следуют профессиональным принципам. Происходит это по разным причинам. Кто-то попросту бездарен, то есть не умеет соединить якобы несоединимое и правильно определить путь расследования. Согласитесь, следственная работа – это прежде всего гибкость ума, владение анализом и логикой, в конце концов, дотошность. Талантливый следователь не считается со временем, он решает задачу, а кого-то сбивает с толку человеческий фактор. Разве мало у нас работает самодовольных снобов, к которым и на кривой козе не подъехать? А продажных сколько? Не берусь судить, какая причина явилась доминирующей, но выстрелы на шахте не взяли во внимание. Надо было ехать в другой город, а это хоть и недалеко, но напрягает, затем рыться в архивах, опрашивать… в общем, хлопотно. К тому же не было описания внешности убийцы, его никто не видел. Женщина, мужчина, юноша стреляли в Самойлова – неизвестно…

– Так была версия, что стреляла женщина? – перебил его Щукин.

– Вы сейчас будете смеяться, но версий вообще не было, не знали, кого искать. Фрол Самойлов до войны работал чекистом, после войны служил в КГБ. Кстати, сотрудники КГБ взяли под контроль расследование, полагая, что причиной убийств послужила профессиональная деятельность убитого, но и они остались с носом. А что касается пистолета… решили, что пистолет случайно попал в руки убийце, ведь прошло много лет.

– Я бы согласился, если б «вальтер» не выстрелил третий раз – уже в Георгия Самойлова и теми же семью пулями. Наверняка это сделала одна рука.

– Абсолютно с вами согласен. И дело Фрола Самойлова подняли, но…

– Нет-нет, – запротестовал Щукин, когда Натан Ефимович попытался налить ему третью рюмку, – я за рулем, и так уж лишнего выпил. После убийства Георгия прошло почти тридцать лет, думаю, в Валентина стреляла уже другая рука.

– Пути господни неисповедимы, – развел в стороны длинные руки Натан Ефимович. – Вы полагаете, кто-то надумал поиграть в убийцу Самойловых? Может, и так. Все это очень любопытно, очень…

Раньше Валентин не курил в спальне, но теперь Муза настоятельно требовала, чтобы он никуда не выходил. И Валентин курил у раскрытого окна, готовясь ко сну, хотя какой может быть сон в сложившихся обстоятельствах…

Поднялся ветер, наверняка опять польет дождь, приближение дождя ощущалось по насыщенной влажности воздуха и по холоду. Ну и май в этом году! Двор хорошо освещен, Валентин приладил два фонаря, сделанных под старину, у входа в дом. Еще собаку завести надо, собака всегда чует чужих. Сделав последнюю затяжку, Валентин загасил сигарету в пепельнице, мельком взглянув на ограду.

Вдруг его прошиб молниеносный озноб. За железными прутьями ограды виднелась черная фигура человека в шляпе и в длинном пальто. Он не таился, был на виду, но оттого, что фигура почти сливалась с темнотой, Валентин засомневался: а действительно ли там стоит человек?

– Муза, подойди ко мне, – тихонько позвал Валентин. Последнее время Муза безоговорочно выполняла любой каприз мужа. Она спрыгнула с кровати, подскочила к нему. – Посмотри на ограду… Там стоит мужчина или мне мерещится?

Муза перевела беспокойный взгляд с мужа на ограду… и вздрогнула. Да, напротив окна спальни стоял мужчина. Наверняка он видел Валентина и Музу. Чего он хочет? Внезапно ее обожгло: выстрелить! Муза с силой оттолкнула Валентина, затем подняла подол длинной ночной сорочки и ринулась в дверь.

– Куда ты? – крикнул он.

Но Муза мчалась к выходу, не слыша мужа. Повернув ключ, она распахнула входную дверь, став мишенью для черного человека. А его не было. Тогда босоногая Муза перебежала двор, схватилась за прутья руками и надрывно крикнула в темноту:

– Кто вы? Что вам нужно?

– Муза! – окликнул ее Валентин.

– Зачем вы пришли? – кричала она. – Уходите!

Валентин, догнавший жену, оторвал ее руки от прутьев, развернул, закрыв Музу спиной. Тот человек пришел, чтобы выстрелить? Пусть уж стреляет в него. А выстрела не было, хотя Валентин, оторвав от земли Музу и продвигаясь с ней к дому, ждал пулю, которая пронзит его тело насквозь, ждал адской боли. Втащив в дом жену, которая заходилась в истерике, он закрыл дверь, после этого поднял на руки Музу и отнес в спальню, бормоча:

– Не плачь, малыш, нам показалось. Все, все… успокойся.

– Не показалось, – всхлипывала она, прижимаясь к нему. – Господи, как страшно… Кто он такой? Почему он пугает нас?

– Все, все, все… – целовал мокрое лицо Музы Валентин.

14

Утром Щукин по обыкновению заехал в прокуратуру. Во-первых, пора отчитаться перед вышестоящим начальством о проделанной работе, времени-то прошло без малого две недели. Во-вторых, он собирался привести в порядок бумаги, а то запустит, потом превратится на неделю в писаря. Издержки работы следователя – бумажная масса, которая должна находиться в деле, и чем больше ее, тем лучше. Она же, то есть бумажная масса, подтверждает, что следователь работал не покладая рук. Далее по плану стояло посещение Регины Аркадьевна, визиту к ней Щукин отвел послеобеденное время.

Поднимаясь по лестнице, он встретил заместителя прокурора, который торопливо спускался навстречу с озабоченностью на лице. Щукин остановил его:

– А я собирался к вам по делу о покушении…

– Не до тебя сегодня, – отмахнулся зам. – Ночью грохнули Листа и его водителя. Водитель умер на месте, а Лист только что скончался на операционном столе.

– Серьезное дело, – дежурно сказал Щукин, глядя вслед удаляющемуся заму. – А когда мне зайти?

– Потом, – отмахнулся тот, не оборачиваясь. – Боюсь, сейчас все силы бросим на заказное убийство Листа.

Конечно, какой-то там строитель, которого до смерти напугали семью выстрелами, не столь значимая фигура, чтоб о нем заботиться, а Лист… ого! Настоящая фамилия этого человека была Листовой, а кличка Лист (в неофициальных кругах его звали – Глист, хотя он был далеко не худенький, скорее всего, Глист звучало более оскорбительно). Этот Лист бабок насобирал вагон, натурой был сволочной и редким хамом. Разумеется, отнимал бабки путем интриг, подкупа, запугивания. А до того, как стал мафиози, занимая ответственную должность, брал взятки бессовестно и нагло. Все об этом знали, но его не трогали. Лист, без сомнения, перешел кому-то дорогу. Кому именно, станет ясно, когда выяснится, у кого в руках окажется пакет акций перспективного завода. Щукин слышал, что акции кое-кто известный хотел выкупить у Листа, но тот стал в позу. Что интересно, акциями наследники смогут владеть, но в совет директоров не войдут, потому что совет избирается. Конечно, наследника не изберут, вынудят продать акции, а купит тот самый «кое-кто известный». В общем, все было предусмотрено, когда писался хитрый устав, чтоб к управлению заводом не подпустить ненужных людей. Теперь Листу понадобится всего лишь саван, а не акции и бешеные бабки. Но не найдут ни заказчика, ни киллера, как это бывает, а все, включая работников прокуратуры, дружно пойдут на похороны и поминки. Такова действительность.

У кабинета Щукин заметил живую статуэтку, то есть Музу. Увидев его, она подскочила со стула, нервно затеребила ремешок сумочки, произнесла просительно:

– А я к вам…

– Что-нибудь случилось? – обеспокоенно спросил Щукин, открывая дверь и пропуская Музу в кабинет.

– Да, случилось, – выговорила она, кусая губы, чтоб не разреветься. – Он… он приходил… вчера!

И две реки слез потекли по щекам Музы. Архип Лукич утешал напуганную бедняжку, как умел, ведь, пока она плачет, обстоятельного рассказа не получится. Ему удалось все же узнать главное – Шляпа не стрелял, это уже хорошо. Щукин сел на свое место, выпил воды и ждал, когда Муза успокоится, глядя на нее с сочувствием.

Гена и Вадик с утра отправились к Валентину на работу. Контора располагалась в старом доме на первом этаже и занимала всего две комнаты. Застали там только девушку, фиксирующую заказы по телефону и принимающую клиентов, короче, секретаршу. Она и подсказала, где найти Валентина и пятерых его рабочих. Небольшая фирма, да только чем меньше народу, тем больше денег на нос.

Через час ребята были на объекте, где вовсю кипела работа, ведь ремонтно-строительный сезон начинается с весны и заканчивается осенью, надо успеть заработать. Безусловно, строят и ведут ремонтные работы зимой тоже, но гораздо меньше, чем в теплое время года. Бригада Валентина строила дачу за городом, и не простую, а трехэтажную, со всеми прибамбасами – сауна, бассейн, капитальный гараж, бункер. Валентина не было, он уехал за строительными материалами, но это даже к лучшему, без него рабочие будут откровеннее. Гена узнал, кто работает с Самойловым давно, отозвал в сторонку парня лет тридцати. Тот, не теряя времени, открыл банку с колой, выпил, затем закурил и предупредил:

– Только покороче, ладно? А то у нас время – деньги.

– Это зависит от тебя, – сказал Гена с серьезно-ответственной миной, отчего Вадик недовольно покосился на него. – Как работается у Валентина? Не надувает вас?

– Валек? – хмыкнул парень. – Нет, он не жила. У нас бригада стабильная, текучести нет, потому что бабки Валек делит по-честному.

– Ты слышал? На него напали.

– Рассказывал, – протянул парень, отпивая колу.

– Ну и что в бригаде по этому поводу говорят?

– Негодуют. Мы предлагали дежурить у него дома. Отказался.

– Так вы не предполагаете, кто это был? – Тот только выпятил в недоумении губы и помотал отрицательно головой. – Может, ваша бригада кому-то заработок перебила? Такое реально?

– Впервые слышу, чтоб из-за стройки в человека стреляли. Вот Глиста грохнули ночью – это я понимаю, потому что за дело и за бабки офигенные.

– А Листового убили? – с сомнением произнес Вадик.

– Вы что, не знаете? – И парень рассмеялся. – Ну, даете! Утром весь город уже об этом базарил. Я, когда сигареты покупал, узнал все подробности, а вы, милиция, не в курсе.

– Мы не имели возможности пообщаться с народными массами, – съязвил Вадик, оскорбленный насмешками.

– Ладно, Листа отставим, мы занимаемся делом Валентина, – сказал Гена. – А что за история была с братом жены? Кажется, вы что-то строили ему…

– Не строили, а делали капитальный ремонт. Убитое здание привели в образцовый порядок, – поправил его строитель. – А этот… брат Музы… – подтекстом ясно слышалась матерщина, – хотел нагреть нас на десять тонн.

– Что, правда? – делано изумился Вадик. – Нечего сказать, по-родственному поступил. И Валентин с ним поссорился?

– Вроде того. Нет, а как бы вы поступили, а? – спросил каждого из оперативников Щукина парень.

– Морду бы набил, а потом взорвал бы к черту здание, которое ремонтировал, – заявил Вадик.

– До мордобития не дошло, но повздорили мы крупно. Муза вмешалась, она тоже сильно рассорилась с братом. Нет, мы что, рабы? Отпахали – заплати. А Стас начал выкручивать: это не так, то не так, мол, ремонт не соответствует. В общем, и коню понятно, что платить не хотел. Ну, Валентин сначала с ним по-хорошему беседовал, на совесть жал. Только у Стаса совести нет. Когда Валек понял, что бабок он не отдаст, сказал нам, чтоб на эту сумму вернули здание в первоначальное состояние. Ну, мы люди негордые, хотя обидно было, принялись сдирать обои, краску, плитку… Стас милицию вызвал – так сказать, защититься решил от мародеров, то есть от нас. Договор-то Валентин с ним не заключал, все только на словах было, на порядочность рассчитывал, родственник все же. Короче, вынудили Стаса заплатить, семь тонн вернул, а больше, сказал, нет. Валек все нам отдал, а сам остался ни с чем, до сих пор долг ждет.

– Когда это случилось? – спросил Вадик.

– Да перед весной. Мы всю зиму уродовались у Стаса. Теперь Валек ученый, аванс берет, потом частями за проделанную работу, чтоб в накладе не быть в случае чего, ну и договоры оформляет как положено. Лучше налоги платить, чем на бобах оставаться. В общем, гнидой оказался родственничек.

Слова парня подтвердили остальные строители, после чего Гена и Вадик побрели к автобусной остановке.

Архип Лукич встретил ребят на выходе из здания прокуратуры. Поскольку у них были свежие новости, он отменил поездку к легендарной Регине Аркадьевне. Щукин вернулся в кабинет, выслушал Гену и Вадика, потом несколько минут думал, сопоставлял.

– Архип Лукич, а ведь серьезный конфликт у Валентина был только со Стасом Тригубом, – признал факт Гена, хотя немногим ранее эту версию отвергал. – Мне теперь кажется, тот мог отомстить за семь штук баксов, которые Валентин вынудил его отдать. Между прочим, конфликт произошел недавно, перед весной. И логика вырисовывается, почему стрелок палил мимо. Убить – это крупное преступление, да и расследуются убийства тщательней, чем покушения. Иезуитский ход, и в духе Стаса.

– М-да, все сходится. Кроме пистолета, – задумчиво произнес Щукин.

– Он и должен дать объяснения, каким образом пистолет попал к нему, – сказал Гена, после чего подумал и вздохнул. – Только у нас на него ничего нет. Стас, естественно, не вспомнит, где был пятнадцатого мая.

– Но он должен вспомнить, где был вчера, – загадочно произнес Щукин, и ребята недоуменно вытаращились на него. – Сегодня приходила Муза и рассказала, что вчера в начале двенадцатого ночи за оградой она и Валентин видели мужчину в шляпе и в длинном пальто или плаще.

– И что он сделал? – спросил Вадик.

– Ничего, – невесело усмехнулся Щукин. – Он стоял и смотрел на окно их спальни. Муза выскочила во двор, Валентин за ней. Мужчина исчез, хотя наверняка спрятался неподалеку. Но он не стрелял. Вот такие дела.

– У Шляпы вместо мозгов солома, – заключил Вадик. – Зачем он приперся туда? А если б в доме была засада?

– У меня, Вадик, ответов нет, – сказал Щукин.

– Тогда чего сидим? – поднялся Гена. – Поехали к Тригубу, пусть предоставит нам алиби, а потом будем думать.

– Верный подход к делу, – поднялся Архип Лукич, а за ним и Вадик.

– Слушаю вас, – сказал Станислав Тригуб.

Безразличие в глазах, равнодушная интонация, подчеркнутая вежливость – все в нем говорило, что он не боится пришедших к нему людей. Архип Лукич с интересом изучал брата Музы. Родные брат и сестра, а такие разные. Стас высокий, черты лица у него жесткие, держится чуть свысока. Муза – полная его противоположность. С первой же минуты общения с ее братцем Архип Лукич угадал в Стасе натуру, способную на мелкие пакости. А где мелкие, там и крупные. Щукин не стал ходить вокруг да около, как обычно делал в начале диалога с интересующим его субъектом, а пошел в открытую, считая, что данного представителя человеческой породы легче смутить прямотой:

– Где вы были вчера с половины одиннадцатого до двенадцати ночи?

Чаще всего люди, слыша этот стандартный вопрос следователя, за которым плохо скрыто подозрение в преступлении, смущаются, пугаются – короче, как-то реагируют, даже если ничего не натворили. Такова природа человека – он боится всего и подсознательно готов к худшему, на всякий случай. Стас даже бровью не повел, но тоже стандартно спросил:

– А почему вас интересует мое вчерашнее местопребывание?

– Мне бы сначала хотелось получить ответ на мой вопрос.

– Пожалуйста: я был дома.

– Кто это подтвердит?

– Жена. Старший сын. Я его вчера загонял в постель как раз в одиннадцать.

В ответе Стаса Щукину не понравился тон. Тригуб с показным удовольствием выложил алиби. За его словами так и читалось: что, сцапали?

– А пятнадцатого мая? Вы, разумеется, не помните, где были в это же время? – продолжил Щукин.

– Пятнадцатого? – слегка задумался Стас. – Что случилось тогда?

– На мужа вашей сестры было совершено покушение.

И тут Стас расхохотался. Он хохотал громко, с завышенной эмоциональностью, не совсем естественно. Щукин спокойно ждал, когда же он отсмеется. Ждал бесстрастно, переводя взгляд то на руки, то на фигуру, то на лицо, замечал малейшие сдвиги в поведении. Значение тут имеет абсолютно все, даже то, как раздуваются ноздри у подозреваемого.

– Меня подозреваете? – закончив смеяться, но улыбаясь, спросил Стас. – Если б я в него стрелял, то, уверяю вас, попал бы.

– Вы так не любите его? – Архип Лукич не сделал акцента на вопросе.

– Кого? Валентина? Я к нему равнодушен. И то лишь потому, что он муж моей сестры. А обычно я не люблю жлобов.

– Валентин жлоб? – удивился Щукин. – Я не заметил.

– Потому что не сталкивались с ним.

– Так вы не помните, где были пятнадцатого мая?

– Огорчу вас, – не без удовольствия сказал Стас. – Помню. Ведь в нашей семье случилось событие из ряда вон. В тот вечер я находился на даче. Мама, папа, сестра Ангелина и друг семьи Софрон Леонидович имели честь лицезреть меня в полный рост. («По-видимому, это юмор у Стаса», – подумал Щукин.) Мы готовили дачу к сезону, мыли, скребли, мели. Надеюсь, свидетелей достаточно?

– Конечно. Извините за беспокойство.

Все трое расселись в машине с чувством глубокого неудовлетворения, что и подтвердил Вадим:

– Не скажете, Архип Лукич, чего он так скалился?

– Скажу. У него есть алиби, а нас он считает лохами. Поэтому алиби проверим. Вы поедете к его жене, я встречусь с родителями Тригуба. К сожалению, если алиби подтвердится, он окажется прав – мы…

Станислав Тригуб – единственный подозреваемый. Хотя по идее это Валентин должен был угрожать Стасу, даже стрелять в порядке устрашения за невыплаченные деньги. Тем не менее у Стаса есть повод поиздеваться над Валентином – семь штук долларов, которые его вынудили выплатить, соответствуют семи выстрелам. Это приличные деньги, для большинства граждан так и вовсе баснословные. К тому же за покушение много не дадут, а хороший адвокат еще и выкрутит так, что виноватым станет Валентин, мол, его-то и следует посадить в тюрьму за провокационные действия. Но если алиби подтвердится, где тогда искать концы? Ответ даст только ископаемый пистолет «вальтер» тридцать восьмого года рождения. Но сам он не прибежит в прокуратуру к Щукину, его надо найти. Если у Стаса будет алиби, то без оснований никто не выпишет ордер на обыск.

Обо всем этом Щукин думал в кабинете до приезда ребят. Алиби подтвердилось: вчера Стас Тригуб весь вечер находился дома и действительно загонял сына спать.

– У Шляпы был сообщник, – напомнил Вадик, видя, как огорчился Архип Лукич. – Может, это он приходил вчера к дому Валентина, обеспечивая алиби Стасу?

– Все может быть, – проворчал Щукин. – Ладно, ребята, на сегодня свободны.

И только когда оперативники ушли, ему пришла в голову очередная мысль, требующая срочного подтверждения. Архип Лукич позвонил Музе и через час был у нее.

– Я приехал узнать адрес ваших родителей. Вот такой я бестолковый, – улыбнулся он. – Где они живут?

– Сейчас на даче, – растерянно пробормотала Муза. – С весны они живут на даче, там свежий воздух… Зачем вам родители?

– Я же говорил: мы опрашиваем всех, кто так или иначе входит в круг общения вашего мужа. Послушайте, Муза… – Настал момент для главного вопроса, ради которого Щукин и приехал к ней. – …а вас не преследует мужчина, скажем, задавшийся целью оторвать вас от мужа?

– Я не понимаю, о чем вы, – растерялась она.

– Ну… – протянул Щукин с улыбкой. – Такая красивая женщина должна пользоваться повышенным вниманием у мужчин…

– Ах, вот что! – оскорбилась Муза. – Не буду рассказывать сказки, будто мужчины мне не дают прохода, потому что это будет неправда. Ни явного, ни тайного воздыхателя у меня нет. Я не получала писем, и за мной никто не ходит, домогаясь меня.

– Не сердитесь, Муза. Я же следователь, в мою обязанность входит выяснить подробности не только о Валентине, но и о его семье тоже.

– Значит, вы до сих пор не предполагаете, кто это был, – расстроилась она.

– Расследование, Муза, не такое простое дело. Извините, мне пора.

В этот же день поздно вечером Валентин развез «безлошадных» товарищей по домам. Работа заканчивалась поздно, а с территории дач ночью ничем не выедешь. Днем строители трудились, возводя стены второго этажа, а когда темнело, переходили на отделочные работы внизу. Высадив последнего парня, Валентин развернул машину и поехал домой. В это время только в самом центре города еще кипит жизнь, но стоит лишь немного удалиться от центра – попадаешь в тишину и пустоту, только окна в домах светятся.

Поначалу Валентин не заметил, что за ним едет автомобиль, а когда заметил – не придал этому значения. Но вот машина, ехавшая сзади, приблизилась, подошла так близко, что возникла даже угроза столкновения. Валентин воспринял маневры водителя как вызов к гонкам. Гонки чаще всего устраивают юнцы на крутых тачках, подаренных богатыми папочками, а машина сзади крутой не была. Но кто знает, может, и на обычных машинах какие-то сумасшедшие гоняют. Валентин почти съехал на обочину, уступая дорогу, что означало: вызов не принимаю. Он устал устраивать гонки и доказывать свое превосходство в автомобилевождении, как доказывают многие экстремалы по ночам, у него желания не было никогда.

Фары сзади погасли, и это несколько озадачило Валентина. Он еще сбавил скорость, чтобы второй автомобиль спокойно проехал мимо.

Внезапно раздался удар – авто сзади врезалось в багажник машины Валентина и тут же отъехало немного назад. Удар был несильный, но ощутимый.

– Охренел?! – высунулся в окно Валентин. – Пить надо меньше!

Визг тормозов и рев мотора, и… последовал следующий удар по заднему бамперу и звук разбившегося стекла – кажется, у таранившего авто вдребезги разлетелась фара. Валентин даже подпрыгнул от удара. Он хотел выдать очередную тираду брани, но тут до него дошло, что в машине сзади сидит ОН. Тот, кто стрелял в него!

– Какого черта? – закричал ему Валентин и, не дожидаясь, когда его прикончат на дороге, нажал на газ.

Он действовал импульсивно, подчиняясь одному порыву – убежать. Поэтому на полном ходу мчался по кривым улицам. А дорога здесь была разбита вдрызг, выбоины и ухабы создавали дополнительные трудности, и тем не менее «шестерка» Валентина уносилась от преследователя, легко маневрируя между колдобинами и лужами. Автомобиль сзади не отставал, Валентин не видел его в зеркало заднего вида из-за темноты, но слышал рев мотора. Самойлов ехал наобум, надеясь, что не встретит случайных прохожих и никого не собьет. Внутри клокотало негодование, и в какой-то момент гонки Валентин забыл о страхе, потому что в состоянии, когда не понимаешь, за что тебя преследуют и с какой целью, очень часто главным чувством становится неконтролиуемая злость.

Когда «шестерка» с трудом стала взбираться на пригорок, за которым начиналась асфальтированная дорога, последовал третий удар, отчего машина Валентина просто взлетела наверх. И сначала он помчался по ровной и гладкой дороге, к счастью, пустой. Но услышав сзади натужный рев двигателя – значит, преследователь не оставил своих намерений, – Валентин притормозил. Затем быстро развернул машину и помчался ему навстречу. Вскоре фары его «шестерки» осветили темную машину. Валентином руководило отчаяние и элементарная злость. Да и надоела неясность, надоело бояться, надоело ждать смерти. В ту минуту он загорелся идеей уничтожить преследователя и готов был пойти на таран, не думая, что и сам может погибнуть. Но когда до столкновения осталось несколько метров, встречная машина вильнула в сторону и проехала мимо.

Ага, значит, ОН не хочет умирать! Валентин резко затормозил, снова развернулся с твердым желанием разнести этого выродка в пух и прах. Стиснув зубы, он нажал на газ. Они поменялись ролями – теперь Валентин преследовал темный автомобиль, а тот удирал. Валентин, из груди которого вырвался торжествующий крик, сосредоточился на машине впереди, пытавшейся оторваться от него. Главное, не упустить ее из света фар! И тут Валентина осенило: номер, цвет, марка машины! Это важно, по ней найдут выродка. Он отмел идею уничтожить неизвестного врага, а принялся сокращать расстояние, чтобы посмотреть на номер. Он старался, жал на газ, выжимая из своей «шестерки» больше, чем она может, и наконец почти догнал ту машину… А номера не было! Валентин от потрясения чуть потерял управление и едва не съехал в кювет, еле вырулил. Но этого времени хватило, чтобы автомобиль впереди успешно скрылся.

Он приехал домой, как ни странно, не потеряв присутствия духа, напротив, был хоть и взбудоражен, но одновременно считал себя победителем. Валентин на самом деле преодолел животный страх перед смертью. Это не значит, что завтра, встретив Шляпу, он не будет бояться его, но сегодня в нем проснулась жажда отстоять, защитить свою жизнь. Следовательно, он ощутил в себе силу.

– Ты какой-то не такой… – заметила Муза, подавая ужин.

– Нормальный, – подмигнул он, накладывая мясо в тарелку. – Водка есть?

– Есть, – округлила глаза Муза. – Дать?

– Давай, – махнул рукой Валентин, который пил лишь по праздникам. Она принесла неначатую бутылку водки и одну рюмку. – А знаешь, малыш, все будет отлично.

– Тебе видение явилось с небес? – не разделила его оптимизма Муза.

– Явилось, – твердо сказал он и выпил.