Текст книги "Белая кошка в светлой комнате"

Автор книги: Лариса Соболева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Вадик уже потерял интерес к опросам. Выстрелы слышали многие (еще бы, как-никак стреляли из «вальтера», а это громкий пистолет), но видеть ничего не видели. Для очистки совести Вадик решил достучаться в последние дома. В предпоследнем женщина лет сорока подошла к забору, он задал ей те же вопросы, что задавал десяткам людей до нее:

– Пятнадцатого мая в вашем районе в одиннадцать вечера стреляли. Выстрелы слышали?

– Конечно. Их много было.

– По нашим сведениям, стрелявший мужчина направился к балке. Он был одет в длинное темное пальто и шляпу, высокий, не торопился. Вы его случайно не видели?

– Не видела. А вот машина у балки в это время долго стояла, как раз напротив нашего дома. В ней все время горел свет, мы еще подумали, что очередная парочка приехала… Ну, знаете, место здесь безлюдное, некоторым встречаться негде, они и приезжают к балке. А после выстрелов, спустя, наверное, минут десять, машина уехала. Я звук услышала и в окно выглянула.

– Марку машины можете назвать?

– Нет, темно же было.

– Больше ничего не приметили? – Женщина в ответ отрицательно мотнула головой, разочаровав Вадика. – Ну, спасибо и на том…

– Постойте! Машина стояла над трубами. Там, внизу балки, сброшены бетонные трубы, их последнее время бродяжки облюбовали, ночуют там, пьют, костры жгут. Вы их найдите и поспрашивайте, может, они разглядели, кто приезжал.

– Спасибо, – улыбнулся Вадик и двинул прямиком к балке.

После обильного дождя земля представляла собой месиво. При таких обстоятельствах попробуй спустись в балку! Вадик заскользил на прямых ногах, хватаясь за ветки кустарников, на кроссовки мигом налипло по килограмму грязи. Внизу действительно лежали огромные бетонные трубы. Вернее, ровно отрезанные куски труб. Кто и для каких целей привез их сюда – непонятно, свалены они были в беспорядке, громоздились друг на друге, но в качестве жилья для бездомных весной и летом очень даже подходили. Ну просто отдельные квартиры! Исследовав пространство вокруг труб, Вадик нашел остатки кострищ и мусор, но людей в «квартирах» не было. Вечерело. Он достал трубку сотового, набрал номер:

– Ген, дуй ко мне, кое-что я нащупал. Жду у балки. Фонарик прихвати.

– Да ничего, – огорошила Щукина в воскресенье Раиса Устиновна, мать Валентина. Это и был ее ответ на вопрос, знает ли она что-нибудь об убийстве мужа.

– Так-таки и ничего? – разочарованно протянул Архип Лукич.

– Убийцу моего мужа не нашли.

– А причины? Вы не думали о причинах, по которым его убили?

– Где уж мне додуматься, когда бессильными оказались органы? Я была раздавлена горем, год ходила в трауре. А все эти люди… милиция и остальные… такие бестактные. Представьте, Георгий был ведущим инженером, а перед убийством исполнял обязанности директора. Естественно, мне не надо было работать, он обеспечивал семью. И вдруг его убили! Я оказалась совершенно неприспособленной к одиночеству. Быт, оплата коммунальных услуг, деньги… я так далека от всего этого. В юности обо мне говорили, что я не от мира сего.

Окинув собеседницу оценивающим взглядом, Щукин согласился с таким определением. Раисе Устиновне пятьдесят шесть, а лицо у нее состарившейся незнакомки с картины Крамского. Жеманная мама Валентина старательно подчеркивала свою интеллигентность, что, в общем-то, выглядело несколько искусственно. В ее движениях, в манере разговаривать, держать предметы угадывалась желание произвести хорошее впечатление на следователя. Едва Щукин переступил порог ее квартиры, она полчаса извинялась, что выглядит не совсем удачно, потом столько же времени извинялась за беспорядок и прятала разбросанные повсюду вещи. А когда стала готовить чай, Щукин пожалел, что согласился на чаепитие, это был долгий и бесполезный процесс – она двигалась по квартире точь-в-точь как умирающий лебедь. Щукин не понимал, как с замашками графини ей удалось воспитать нормального мужчину, а не хлюпика. Наконец они сели за стол, и тут выяснилось: Раиса Устиновна ничего не знает! Щукин пил потрясающе невкусный чай и думал, о чем еще спросить незнайку. Наконец, скорее для того, чтоб не молчать, задал вопрос:

– А какие у вас отношения со свекровью?

– Как вам сказать… В общем, мы не ладим. Валентин навещает бабушку, а я нет. Она женщина сложная, меня никогда не любила (и неудивительно, подумал Щукин, судя по чаю), постоянно ставила меня в неловкое положение своими грубыми замечаниями. Свекровь считала, что Георгий неудачно женился, но она не права. Муж меня обожал, буквально на руках носил, я была необыкновенно хороша. Разве этого недостаточно, чтобы смириться со мной?

– Достаточно, – кивнул он, а сам подумал, что Георгий тоже был не от мира сего. Жениться на таком чуде… это надо самому быть чудаковатым. – А о Фроле Пахомовиче Самойлове она или муж вам рассказывали?

– Очень мало. Его, как и моего мужа, вы знаете…

– Да, да, застрелили, – испугался Архип Лукич, что мать Валентина развезет тему, о которой не знает, на час. – И никого нет, кто бы помнил его и вашего мужа?

– Нет, конечно… – Раиса Устиновна задумалась, жеманно подперев щеку пальцами с модным маникюром. Щукин начал искать повод уйти поскорее. – А вообще-то… жива одна старуха…

– Какая? – оживился Архип Лукич.

– Ее ужасно не любит моя свекровь. Я слышала… но поняла я это только из намеков… будто эта старуха была любовницей Фрола Самойлова. И представьте себе, она без ноги! Да-да, у нее нет ноги выше колена. Я, честно говоря, не верю, что дед Валентина мог увлечься безногой, генерал – и вдруг… Но в жизни чего только не случается.

– И где же эта старуха живет?

– Не знаю. Вы у Валентина справьтесь о ней, он навещает ее. Да, навещает. И Георгий помогал ей. Почему-то она прицепилась к нашей семье, как липучка. Причем я видела ее пару раз за всю жизнь, а мои мужчины посчитали своим долгом опекать ее. Мне это непонятно, объяснять они не хотели, да я и не настаивала. Не ревновать же мужа к калеке! Это смешно. А Дарья Ильинична ревновала, как я поняла.

«Выходит, немаловажная свидетельница жива… – думал Щукин. – А Дарья Ильинична уверяла, будто она умерла. Интересно, не знает или намеренно уводила меня от нее? Почему? Думаю, она знает, что безногая пассия мужа жива. Не может не знать! Разве это не странно? Что за этим кроется? Необходимо встретиться с… забыл, как ее зовут… Регина! Да, Регина. Адрес и отчество выясню у Валентина. Только бы она была при памяти. Ну, мне здесь больше нечего делать». И вдруг раздался спасительный звонок сотового.

– Архип Лукич, есть! – ликовал Вадик. – Нашли!

– Что нашли?

– Есть два свидетеля, которые видели мужчину и автомобиль…

– Где они? Куда мне ехать?

– В третьем отделении, мы ждем вас.

– Извините, Раиса Устиновна, мне пора, – и Щукин поспешно направился к выходу.

11

В коридорах стояла мирная тишина, что нехарактерно для отделения милиции, но, как говорится, еще не вечер. Вернее, он только начался, воскресный вечер. По всей вероятности, тишине в данном учреждении недолго править. Щукина встретил Гена, провел в кабинет, в котором оперативники резались в нарды, а Вадик пил кофе из кружки. Оперативники забрали нарды и ушли, остались старший группы, капитан, и Вадик. Вскоре в кабинет ввели… две низкорослые особи предположительно из отряда человекообразных. Особи без приглашения плюхнулись на стулья у стены, засопели, заерзали, устраиваясь поудобней.

Судя по их лицам, одна особь была мужского рода, так как на ее подбородке и щеках присутствовала растительность, а вторая женского, так как растительность отсутствовала. К тому же у второй особи на голове была нахлобучена шляпа, а сверху шляпу покрывал видавший виды платок. По этим признакам Щукин догадался, что особи разного пола, по остальным признакам они выглядели бесполыми. Разумеется, одеты особи были в грязнейшее тряпье, рожи у них помятые, с ссадинами, а вонь от граждан бомжей распространилась по кабинету невообразимая. Капитан открыл окно. Особь мужского рода нахохлилась, недружелюбно зыркая по сторонам. Особь женского рода широко расставила ноги в мужских штанах (поверх штанов была еще надета шерстяная юбка), скрестила пальцы с черными полосками под ногтями и закатила глаза к потолку. Очевидно, не первый раз они осчастливили своим присутствием милицию, никого не боялись, а демонстрировали презрение и негодование.

– Вот эти двое, Архип Лукич, – сказал Вадик, – пятнадцатого мая видели машину у балки и двух людей, одного в шляпе и в длинном пальто, с пистолетом. Видел и третий, но его нам не удалось поймать, бегает быстро. Мы по всей балке за ними гонялись.

– Ваши имена? – доброжелательно спросил Щукин.

– Бахива и Кюква, – недружелюбно буркнула особь мужского рода.

– Он говорит: Бацилла и Клюква, – уточнила особь женского рода сипло-хриплым голосом. – Я Клюква, а он Бацилла.

– Других имен нет? – поинтересовался Вадик, которого парочка страшно забавляла, он то и дело хихикал, глядя на бомжей.

Клюква кинула в него свирепый взгляд:

– Ты еще пачпорт спроси. Не, а за шо нас забрали, а? Шо мы такое сделали?

– Ты же сама говорила, что видела мужчину и что у него был пистолет… – начал было, Вадик, но мадам Клюква его грубо перебила:

– Так то када я говорила, када? Када ты был человеком, а не ряхой ментовской. А сичас я видеть ничего не буду, понял?

– Тихо, тихо, – мягко призвал граждан к порядку Щукин. С бомжами следует как с детьми обращаться – нежно. Это он хорошо знал. Попадая в канаву, бывшие люди заодно скатываются и в умственном развитии. – Клюква, ты не с ним разговаривай, а со мной. Вы бы мне очень помогли, если б рассказали, что за мужчину видели пятнадцатого мая после одиннадцати часов ночи.

– Не хочу, – шмыгнула она сизым носом, скрестила руки на груди и отвернулась.

– Слышь, Клюква, – подал голос капитан, – колись, а то застрянешь здесь надолго. – Та упорно молчала. – Червонец дам.

– А де я его здеся тратить буду? – зло бросила Клюква.

– Все скинемся по червонцу, – поступило предложение от Гены. – Когда выпустят, тогда и потратишь.

– Вадно, – вдруг согласился Бацилла. – Фсе дадите по чевонцу?

– Что? – не понял Щукин. – Что он говорит?

– Он говорит: все дадите по червонцу? – перевела Клюква. – Ему челюсть разбили пацаны недоделанные, зубы выбили и нос сломали, потому он и говорит непонятно. Вы лучше б хулиганье малолетнее ловили, а не трогали нормальных людей. – Естественно, она имела в виду себя и Бациллу.

Щукин достал бумажник, положил десятку на стол, остальные тоже. Бацилла легко подскочил к столу, сгреб купюры, сунул их в карман балахона типа пальто и вернулся на место. Капитан брезгливо поморщился, так как Бацилла своими движениями всколыхнул воздух, а вместе с ним и вонь, исходившую от него и подруги. А Бацилла скороговоркой выпалил:

– Вы готовиви еду в бавке. Вдуг вафина навевху става. А вы выпиви, не фативо. Кюква и Вуха пофви за выпифкой, а я в бавке…

Мало того, что он вместо одних букв произносил другие, но, ко всему прочему, у Бациллы нелады были со свистящими и шипящими буквами, так что монолог прозвучал, как полная тарабарщина. Щукин жалобно произнес:

– Кто-нибудь что-нибудь понял?

Вадик беззвучно закатывался, стоя у Щукина за спиной, Гена смотрел на горе-свидетелей с тоской, капитан шумно вздохнул, тоже глядя на бомжей.

– Поэтому мы и привезли их в отдел, чтоб вы сами, Архип Лукич, допросили, – прорвало смешливого Вадика. – Ой, не могу, полный рот дикции! Вот это свидетель…

– Фто ты, как дудак, хохофеф? – обиделся Бацилла.

– Кто же нам переведет его абракадабру? – потирая подбородок, произнес Щукин. Если эти двое бомжей видели человека с пистолетом и машину, их показания позарез нужны. Как же получить от них хоть какую-то информацию, а еще лучше – приметы тех, кого они видели?

К нему наклонился Вадик и шепотом посоветовал:

– Попросите хорошенько Клюкву, она его понимает.

– Клюква, – обратился к «красотке» в шляпе и платье Щукин, – без твоей помощи мы не обойдемся. Клюква закинула ногу на ногу, продолжая смотреть в сторону и тем самым давая понять, что разговаривать она не желает. – Ну, помоги другу заработать. Мы и тебе за перевод заплатим. Это будут честно заработанные деньги.

– Бацилла мне не друг, а муж. Гражданский муж, – пробурчала Клюква, явно соблазняясь заманчивым предложением. И соблазнилась: – Ладно, тока бабло вперед гони. И если эти, – последовал кивок в сторону капитана, – отымут, я вам страшно отомщу.

– На хрен ты мне сдалась, – хмыкнул капитан. – К тебе прикасаться противно.

– Не груби! – каркнула в его сторону Клюква, чувствовавшая свою необходимость, оттого такая смелая. – Скажите, какой чистоплюй!

Щукин дал ей полтинник, что возмутило Бациллу:

– Вне так совок вубвей, а ей так повтинник?

– Мне так сорок рублей, а ей полтинник? – перевела Клюква.

Пришлось и ему добавить десятку.

– Давай, Бацилла, – приказала ему Клюква, и, только он рот открыл, она остановила его: – Погоди, сначала я повторю то, что ты сказал раньше. Мы приготовили пожрать, выпили, не хватило. Тогда я и Муха, это наш кент, пошли за самогоном, а Бацилла остался в балке. Давай, Бацилла, дальше.

– Вдедуг вафина навевху става…

– Вдруг машина наверху стала, – перевела Клюква.

– Дуваю, твахаться пвиехави, я пофов посвответь…

– Он подумал, что… как бы это культурно… – задумалась она. – Ну, када мужик и баба совокупляются. Так вот Бацилла пошел на них посмотреть.

– Ага, – подтвердил тот правильность перевода. – А в вафине баба. Одна.

– А в машине баба одна сидит… Ой, Бацилла, не баба то была, а мужик.

– Баба! – спорил он. – Вовосы двинные у ее.

– Да мужик то был, честно, – сказала Клюква Щукину. – Чтоб я не распознала мужика? Мужик с рожей кабана и длинными патлами, потому на бабу смахивал.

– Тока я хотев у ее бабок попвосить…

– Только он хотел у него бабок попросить… – переводила Клюква.

– А тут бах, бах, бах… ствевявют! Ну, я пвисев… ствашно ставо.

– А тут стрелять начали. Он и присел, страшно ему стало. За кустом спрятался, там и сидел, пока мы не пришли.

– Вне фсе быво видно. Баба та кувива, а как усвышава выштвевы…

– Ему все было видно. Мужик тот курил, а как услышал выстрелы…

– Да баба то быва! – психанул Бацилла. – Баба!

– Клюква, пусть будет баба! – теряя терпение, воскликнул Щукин.

– Ладно, – нехотя сдалась она. – Но все равно то был мужик! Ей-богу!

– Када ствевяви, баба девгавась и назад свотвева.

– Когда стреляли, баба дергалась и назад смотрела, – недовольно ворчала Клюква.

– Пвофво винут пять или щуть бовше…

– Прошло минут пять или чуть больше, – перевела Клюква.

– Свотвю, идет вужик. В фвяпе, в павфто двинном…

– Смотрит, идет мужик. В шляпе, в пальте длинном… Ой, отсюдова я сама расскажу. Мы с Мухой тоже выстрелы слыхали, но они вроде в стороне были. Взяли мы самогон и к балке поканали, а то када придурки молодые тешатся, и нам достается. Ну, мы с Мухой бежим бегом, смотрим – а возле нашего места машина стоит, окошки на ней светятся. Ну, думаем, точно приехали пацаны кровушку разогнать, они и стреляли. А в балке-то Бацилла один! Ну, как по ему стрельнули? Я перепугалася страшно! Подкралися мы с Мухой к машине, сидим у самых колес, а в ней толстый мужик сидел…

– Баба, – тихо вставил Бацилла.

– Тут сзади нас как рявкнет кто-то: «Вы шо тут делаете?»

– А я свотвю, нас бовше, ну и вышев, – снова вставил Бацилла.

– Это был мужик в шляпе и в пальте, – не перевела последнее предложение Бациллы Клюква. – Тут Бацилла вышел, мы с Мухой тоже поняли, шо нас больше, бояться нечего, встали и говорим… то есть я этак культурно шляпе той и говорю: «Вы тут стали, а место это наше. Будьте любезны, дорогой товарищ, за стояночку двадцатку дать». Бацилла к нам подошел, сказал, шо я мало запросила, потребовал тридцатку, но его мужик в шляпе не понял.

– И вдуг Фвяпа пуфку вынув!

– Точно, – подтвердила Клюква, поправляя платок, ибо разволновали ее воспоминания. – Шляпа «пушку» на нас навел. Во гад! Мы ж с ним культурно, а он… Шо тут такого, шо я у его бабло за постой попросила? Ну, не давал бы. А он… «пушку» на нас! Мы задний ход и дали, а то вдруг у его мозгах одни дырки, возьмет и стрельнет. Мы с Мухой отступили шагов на десять, а Шляпа сел в машину и уехал.

Щукин с минуту переваривал услышанное, вычленяя из сумбурного рассказа главные детали, затем спросил:

– Пистолет какой был?

– А вот такой, – развела на полметра руки в стороны Клюква.

– Обрез, что ли? – скептически спросил капитан.

– Не, «пушка» была, – ответила Клюква. – Здоровая.

– Ты хотела сказать, что пистолет был несовременный, так? – уточнял Щукин. – Старая модель, да?

Клюква выпятила нижнюю синюшную губу, припоминая.

– Откудова ж я знаю, старый он или новый, – сказала она. – Но большой.

– А внешность Шляпы запомнила?

– Хрен его знает, – пожала она плечами.

– Я заповнив бабу в вафине, – заверил Бацилла.

– Та шо ты там запомнил! – возмутилась Клюква, повернувшись всем корпусом к нему. – Бабу он запомнил в машине! Шо там запомнить можно было?

– Я заповнив бабу! – грозно прорычал Бацилла. – В вафине свет говев.

– Ну, хорошо, – остановил спор Щукин. – А во что одет был мужик… или баба? Кстати, она за рулем сидела, я правильно понял?

– Правильно, мужик толстый за рулем сидел, – подтвердила Клюква.

– Баба быва одета ф свитев, – сообщил Бацилла.

– Говорит, в свитер была одета. Сколько раз тебе говорить, шо то был мужик? – Возмущенная Клюква толкнула Бациллу в бок. – Не заблуждай людей!

– А какие волосы были у бабы… то есть у мужика за рулем? – запутался Щукин.

– Кудрявые. До плеч. Белые, – сказала Клюква.

– Блондинка? То есть блондин он? – уточнил Гена.

– Ну… белые волосы, как снег.

– Седые? – догадался Щукин.

Бацилла и Клюква разом подняли плечи до ушей, мол, не знаем, после чего Клюква внесла уточнение:

– А хрен их знает. Сичас какой тока краски нет. Када я уважением пользовалась, моя подружка волосы красила в белый цвет, совсем белый. Вот и у того мужика волосы были белые… с серебром.

– А возраст примерно какой у них?

– Я пачпорты не спрашивала.

– На глазок не определила? Ну, хотя бы скажи: старые они были или молодые?

– Нормальные, – после паузы ответила Клюква.

– А нормальные – это как? – вставил Гена.

– Не молодые, но и не старые. Да не помню я! Вот пристали!

– Значит, средних лет? – добивался точности Щукин.

– Может, и средних, – вновь пожала плечами Клюква. – Темно ж было. Вот скажи, скажи, сколько мне лет, а?

– Сто! – вырвалось у Вадика со смешком.

– Хрен тебе, – беспардонно свернула фигу Клюква и показала ее Вадиму. – Мне за сорок… кажется. Нет, точно, мне сорока пяти нет. Наверно, сорок три. И шо, по мне разве видно, шо мне сорок два? Не видно.

– Невоводые они быви, – весомо сказал Бацилла Щукину.

– Как? – переспросил тот.

– Говорит, немолодые они были, – перевела Клюква и съехидничала: – Ты, Бацилла, в темноте видишь, да? Я не разглядела, а он разглядел.

– Ладно, отставим этот вопрос. А марку машины вы запомнили? Номер?

– Мне ихние марки не нужны! – теряя спокойствие, выкрикнула Клюква. – Сколько можно людей мытарить? И так до копейки рассказали, а им еще и спину вареньем помажь.

К сожалению, фоторобот пытаться составлять было бесполезно – и времени прошло много, и четкого представления о тех двоих у Бациллы с Клюквой нет. Но может быть, когда бомжи увидят их в непосредственной близости, то узнают Шляпу и водителя? Только Архип Лукич не даст гарантии, что предоставит бомжам эту возможность. Неуверенность – плохое подспорье в работе, а Щукин в себе неуверен. Гнать ее надо от себя, гнать проклятую неуверенность!

– Последний вопрос, и больше не буду «мытарить» вас, – сказал он. – Вы бы узнали этих людей, если б увидели их?

– Шляпу я не узнала б, а мужика… может, и да.

– Я бабу ужнав бы, – заверил Бацилла. – Я на ее довго свотвев. Здововая, мовдатая.

– Говорит, что узнает бабу, она здоровая и мордатая, хотя баба та мужиком была, – перевела Клюква. – Бацилла говорит, шо долго на ее смотрел.

– Уведите, – обратился к капитану Щукин. – Пусть некоторое время побудут здесь.

– Начальник, дай сигареток, – потребовала Клюква.

Гена отдал почти полную пачку, которую тут же Бацилла и Клюква принялись делить. Тем временем капитан позвал милиционера, который выпроводил бомжей, затем, после ухода парочки, возмущенным тоном выразил протест:

– Архип Лукич, на кой черт они нам здесь нужны? Меня начальник завтра сгноит. Весь отдел провоняет.

– С начальником я договорюсь, – спокойно заметил Щукин. – Их нельзя выпускать, потом не найдем. Возможно, они понадобятся на опознании. Ну, заставьте их помыться, а одежду как-нибудь соберем, вот и не будет вони.

– Да они провоняли на веки вечные, – так же возмущенно сказал капитан. – Стиральным порошком не отмоешь. И потом, срок задержания у нас ограниченный, закон распространяется на всех, на бомжей тоже, а у них явных нарушений нет, кроме как бродяжничество. Только на всех бродяг мест не хватит в обезьяннике. Куда их потом девать, если вы в ближайшее время не найдете преступника?

– Перевезем в следующий отдел, – нашелся Вадик. – Да ладно, кэп, заливать. Когда надо, мы находим нарушения.

– Идемте, ребята, – направился к двери Щукин.

Свежий воздух после кабинета с присутствием в ней бомжей показался райским. Несколько раз Щукин вдохнул с наслаждением и глубоко, потом сел за руль, но не трогался с места, хотя Гена и Вадик уже заняли свои места.

– О чем задумались, Архип Лукич? – полюбопытствовал Гена. Несмотря на молодой возраст, Гена держался строго, он был рассудителен и нетороплив, поэтому казался старше своих двадцати восьми лет.

– О том, что их было двое, – ответил Щукин. – Шляпа сходил к Валентину и поупражнялся в стрельбе из «вальтера», а сообщник, судя по всему, привез его на дело и увез, то есть работал шофером. И он знал, зачем привез Шляпу.

– Знал? – удивился Вадик. – Во-первых, так и не ясно, женщина сидела за рулем или мужчина. Может, вообще гермафродит. Во-вторых, Шляпа ходил стрелять один, он мог и не посвящать в свои планы водителя.

– Невнимательный ты, Вадик, – сказал Щукин, трогая машину с места. – Бацилла что говорил? Когда послышалась стрельба, баба за рулем нервничала, оглядывалась назад. Чего нервничать, если истинной цели напарника не знаешь? Нет, водитель знал, зачем Шляпа приехал в тот район. Но вы, ребята, поработали хорошо. А теперь послушайте, что мне удалось узнать за это время…