Текст книги "Белая кошка в светлой комнате"

Автор книги: Лариса Соболева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

12

В понедельник утром Муза осталась дома. Прячась за занавеской, она смотрела вслед отъезжающей машине мужа и поминутно вздыхала, спрашивая себя: чего ждать от сегодняшнего дня? Он будет бесконечно тягостным, потому что в душу осколком врезалась тревога. С этим щемящим чувством Муза познакомилась впервые, и оно ее не устраивало. Наверное, найти человека, которого бы устроило чувство тревоги, невозможно, но Муза ко всему прочему еще и бездействия не могла перенести, а одно с другим тесно связано.

За что бы ни бралась Муза, все валилось из рук из-за внутреннего дискомфорта, посему после отъезда Валентина лейтмотивом для нее стали слова: так не пойдет, надо что-то делать. И делать надо самой, а не ждать, когда некий дядя из прокуратуры пошевелится. Разумеется, Муза мечтала освободиться от тревоги и беспокойства. Раз связаны они с мужем, значит, она должна помочь ему найти стрелявшего в него человека. Помочь? Валентину? А разве он пытается узнать, кто в него стрелял? Валентин поразительно пассивен. Неспокоен, но пассивен. Она этого себе позволить не может.

Отлично, решение принято, а что конкретно делать? Вот тут и обрыв инициативы! Муза решила «что-то делать», но понятия не имела, с чего начинать. Два дня она рылась в памяти, перебирая знакомых, и все они стали казаться ей чудовищами, стрелявшими в Валентина, только веских причин ни у кого из них не было. Да и не веских тоже. Не находя себе места, Муза надумала сходить в гараж. Именно там стреляли в мужа, а что, если милиционеры недостаточно хорошо осмотрели гараж и Муза найдет какой-нибудь предмет, оставленный негодяем?

Она схватила запасной дистанционный пульт, вышла во двор и почувствовала дрожь в коленях. Какая мерзкая штука – страх! Если б хоть знать, чего и кого стоит бояться. Незнание делает страх вдвойне страшным.

Муза остановила тоскливый взгляд на ровной стене гаража. Ведь говорила Валентину, когда он строил гараж, чтоб сделал дверь, ведущую во двор. Не сделал. Сказал, что это лишнее, а красивая и ровная стена украшает двор. С крыши свешивается большой козырек, под ним стоят пластиковые стол и кресла, здесь удобно летом отдыхать с друзьями. У этой же стены выставлены горшки с цветами, позже поставят надувной бассейн для Ирочки. Да, нет места для двери, но все равно ее нужно было сделать! Теперь, чтобы войти, необходимо выйти на улицу, а там…

Муза встряхнула головой, отгоняя наваждение. Воображение рисовало мужчину в черной шляпе и в черном плаще, который притаился на улице за деревом. Стоит лишь выйти, он достанет пистолет… Пришлось уговаривать себя: нет там никакого убийцы, никто не охотится уже за мужем, а тем более за Музой. Если б он хотел, то убил бы Валентина в тот вечер. И днем убийцы не приходят. Они приходят ночью, когда люди спят.

Набравшись храбрости, Муза выскользнула на улицу, но к гаражу бросилась со всех ног, оглядываясь по сторонам, будто преступница. Наконец открыла, вбежала… Над входом светилась тусклая лампочка. При дневном свете она показалась тлеющей искрой, неизвестно откуда взявшейся и готовой вот-вот погаснуть. Муза осмотрела полупустой гараж. В углу старое кресло, одну стену занимают полки, на них инструменты, банки, пластиковые бутылки – все разложено-расставлено в исключительном порядке. Стена напротив двери… выщерблины видны даже на расстоянии. Живо представив тот вечер, Муза опасливо приблизилась к стене, тронула указательным пальцем след от пули, которая не попала в Валентина…

И вдруг она услышала шаги. Неторопливые и четкие шаги приближались…

Муза напряглась, не смея повернуться, от шеи по рукам заскользил холодок, охватил спину и живот, скользнул по ногам. Лишь спиной ощущала, как в гараж вошел человек, а она не взяла с собой даже молотка! Впрочем, молотком пули не отобьешь, это не ракетка, и убийца не в теннис играет.

Подавив ужас, Муза повернулась. Да, в проеме стоял мужчина. Вернее, она увидела его темный силуэт…

Школьный звонок оглушил Вадика. Он втянул голову в плечи и прищурил левый глаз, пережидая длинный громкий трезвон. Затем тишина взорвалась вторично – по коридору понеслась детвора разного возраста. Она орала, визжала, толкалась, старшие разговаривали на повышенных тонах. Этот кошмар называется переменой. Вадику срочно захотелось укрыться от шума, но двери кабинета завуча были надежно заперты. Он вжался в стену, чтоб его не снес поток малолеток, которые мчались, вытаращив глаза и при этом ничего не видя. Но тут пришла сухощавая женщина, вставила ключ в замочную скважину двери, возле которой Вадик стоял.

– Извините, вы Ангелина Трофимовна? – спросил он.

– Да, я. А вы, простите, из какого класса?

– Вообще-то, школу я закончил давно…

– Нет, нет, я не о том. В каком классе учится ваш ребенок?

– У меня детей нет, – отрицательно замотал головой Вадик. И чуть было не добавил: «К счастью». – Разрешите войти? А то от этого вашего шума у меня голова, кажется, сейчас лопнет.

Кабинет был маленький. Там помещался стол, три стула и шкаф. Вадик представился, после чего Ангелина Трофимовна рассмеялась:

– То-то думаю: слишком молод родитель. Но у меня мало времени.

– Попробуем уложиться. Вы не расскажете о муже вашей сестры? Что он за человек, как вы к нему относитесь? Если можно, откровенно.

– Я понимаю, – закивала она. – Лично я считаю, Музе повезло с мужем. И то, что с ним произошло, у меня в голове не укладывается.

– А кто-то из вашей семьи так не считает? – стараясь не акцентировать на вопросе внимания, как учил Щукин, спросил Вадик.

– Поначалу родители были против их брака, потом ничего, смирились. Когда Муза вышла замуж, родители строили дачу, Валентин помог, он-то в этом разбирается. Оказалось, он не только строить умеет, но и вообще умный, интересный, добрый человек.

– Муза никогда не жаловалась? Не на мужа, нет… Ну, например, не говорила она о неприятностях, связанных с Валентином? Не рассказывала, как у него на работе идут дела? Может, что-нибудь ее настораживало, волновало?

– Они с Валентином на удивление счастливая пара. И с работой у него ладится, потому что он порядочный и ответственный человек, к тому же трудяга. До недавних событий Музу ничто не тревожило.

– Да, странно, – разочаровался Вадик. – В него же стреляли! Согласитесь, это аномальное явление – стрелять в хорошего человека. И первая мысль приходит, что он кого-то обманул, или не вернул крупный долг, или…

– Вы что же, думаете, я вру, покрываю мужа сестры? – с превосходством взрослого человека над мальчишкой произнесла Ангелина Трофимовна. – В вашем представлении преступления совершаются из-за денег. А мне другая мысль явилась – стрелявший обознался. Так не могло быть?

Вадик замер, глядя на собеседницу в упор. К пренебрежительному тону и недоверию он, в общем-то, привык, хотя это всегда оскорбительно. Но педагогиня подкинула идею, о которой никто не догадывался, – стрелок обознался, ошибся. Когда понял, что перед ним в гараже не тот человек, стрелял скорее от досады на себя, поэтому и стрелял мимо.

– Могло, – выговорил он, не сводя с нее глаз. Раздался оглушительный звонок. – Но мы все равно должны его найти, а то, чего доброго, во второй раз он не ошибется.

– Знаете, молодой человек, я сейчас выскажу непопулярные мысли. Наше время разбалансировано, оно породило безумцев и негодяев в числе, значительно превышающем норму. Только безумцы и негодяи решают проблемы выстрелами, потому что относятся к бандитскому стаду. Там-то как раз все и крутится вокруг денег, обманов, дележа. И когда по телевизору с прискорбием сообщают, что кого-то из деятелей бизнеса застрелили, извините, мне не жаль. А с Валентином произошла, мне кажется, случайность. Во всяком случае, другого объяснения у меня нет. Теперь извините, мне пора на урок.

– Ваш муж уже уехал?

– Кто вы? – вымолвила Муза, прикидывая, когда следует закричать, причем закричать так, чтоб поднять весь район. Наверное, кричать надо, когда человек, силуэт которого она сейчас видела, войдет в гараж.

– Следователь, – ответил Щукин.

Она не рассмотрела его, потому что дневной свет и свет от лампочки находились позади мужчины. Зато прекрасно поняла, каково было Валентину, когда человек в черном стрелял в него, а лица его муж не видел. Это очень страшно. А если в гараж вошел не следователь? Тогда отсюда не выберешься.

Муза оторвалась от стены, к которой прижималась спиной, сделала несколько шагов навстречу мужчине:

– Я не вижу вас.

Да, это был следователь. Разом у нее ослабли ноги. Муза добралась до кресла и упала в него. Ну, почему, почему тот мистер «икс» в черном сделал невыносимой ее жизнь, почему он заставил бояться каждого шороха?

– Вы напуганы? – участливо спросил Щукин.

– Немножко, – теперь Муза улыбнулась, стесняясь своего страха. – Вы появились неожиданно… А Валентин уехал на работу.

– Жаль. Я подъехал, смотрю – гараж открыт, значит, думаю, Валентин собирается выехать. Простите, не хотел напугать вас. Может, вы подскажете, где живет Регина…

– Аркадьевна? Безногая старушка? Зачем она вам?

О, эти любопытные глазки слишком сообразительны. Именно по глазам Музы Архип Лукич прочел, что она сейчас соединила имя старушки с покушением на мужа, в ее зрачках мелькнул огонек надежды. И тут же погас. Видно, связи она не находила, поэтому растерялась.

– Вы ее знаете? – не ответил на вопрос Щукин.

– Конечно. Валентин меня знакомил с ней, раз в неделю он навещает ее… – Интонация Музы окрасилась незаданным вопросом: при чем здесь старушка?

– Насколько мне известно, Регина Аркадьевна не родственница ему, совершенно чужой человек, – якобы не понял Щукин, о чем хочет знать Муза. – Так почему он уделяет Регине Аркадьевне столько внимания?

– Скажите, – разволновалась она, – Регина Аркадьевна что-то знает?

– Знает о чем? – вновь прикинулся непонимающим Щукин.

– Она знает, кто стрелял в моего мужа?

– Полагаю, она вообще не знает, что в него стреляли, – сказал Архип Лукич, посмеиваясь про себя над наивностью Музы. Неужели она надеется вызнать, кого он подозревает? Вот глупенькая! – Мой интерес к ней исключительно профессиональный, мы сейчас всех опрашиваем, кто так или иначе соприкасался с вашим мужем. Вы же хотите, чтоб мы нашли стрелка?

– Конечно, хочу! – воскликнула она и опустила плечи, потом и голову. – Вы не представляете, как я боюсь за Валентина. Мне все время мерещится тот человек… вдруг он снова появится и… застрелит мужа?

– У него была такая возможность, он ее не использовал. Муза, вы не ответили на мой вопрос: почему ваш муж так заботится о постороннем человеке, тогда как близкие родственники далеко не всегда это делают?

– Регина Аркадьевна обратилась к нему, когда ей нужно было получить машину, как инвалиду Отечественной войны. Предстояло бегать по инстанциям, а у нее никого нет, кто бы помог ей. Тогда же Валентин узнал, что она дружила с его дедом и отцом, и посчитал себя обязанным помогать ей, вот и все.

– Дружила с дедом и отцом… – повторил задумчиво Щукин, прохаживаясь от стены к стене. – Дружила… Скажите, а вы как считаете, у Валентина есть враги?

– До недавнего времени я думала, что врагов у него нет. Но сейчас… Поймите меня правильно, я бы не хотела кого-то из знакомых оболгать… но сейчас мне кажется, будто все втайне не любят его.

– Есть за что не любить?

– Не знаю. Валентин человек удачливый, кажется, за это тоже не любят.

Щукин с сочувствием смотрел на молодую женщину, которая оказалась не в состоянии принять на свои хрупкие плечики непостижимый груз. Давно он не встречал наивных людей, наивность Музы умиляла и… восхищала. Бедняжка не догадывается, что удачливость Валентина зиждется на труде, знаниях и умении организовать работу. Данные качества приносят их обладателю относительный достаток, но не тот, который приводит к пуле. К пуле, быстрой и немилосердной, приводят доходы, которые не сложить простым арифметическим действием. Ко всему прочему такие доходы добываются не строительством домиков и ремонтными работами, а установкой: око за око, зуб за зуб, кровь за кровь. Если б Валентин жил по этим неписаным законам, то Муза была бы права и выстрелы были бы правомочными. Щукин не стал разубеждать ее, лишь задал следующий вопрос:

– Что вам известно об отце и деде Валентина?

– Обоих жестоко убили. Застрелили. Убийц не нашли. Валентин считает, будто над мужчинами его семьи висит злой рок… А вы как думаете? Такое возможно?

– Я, Муза, в рок и потусторонние силы не верю, – улыбнулся Щукин. – Все необъяснимые на первый взгляд явления в моей практике имели вполне земные корни и меркантильные мотивы. Так что я атеист.

– А я верю, – вздохнула она.

– Дайте-ка адресок Регины Аркадьевны.

– Пойдемте, у меня он в записной книжке, там же есть и телефон, – поднялась она с кресла и побрела к выходу. – Только должна предупредить, Регина Аркадьевна сложный человек… Ну, она не очень любезная.

– Понял, – сказал Щукин. – Это меня не пугает.

Станислав Тригуб важно восседал в черном кресле с высокой спинкой за черным столом и разговаривал по телефону. Ни дать ни взять – владелец золотых приисков, а не средний предприниматель, выпускающий кафельную плитку. Разговаривал он уже минут десять, и по его ответам Гена определил, что никаких важных вопросов Станислав не решает, скорее рисуется перед ментом. Только он положил трубку, раздался звонок мобильника. Тригуб вскользь бросил Гене извинение и снова говорил ни о чем минут пять. Гена был терпелив, он упорно ждал, когда же братец Музы наговорится. Таки наговорился.

– Слушаю вас, – произнес Станислав вежливо, устремив взгляд на посетителя.

– Я бы хотел послушать вас, – произнес Гена.

Тригуб озадачился, приподняв брови. Глядя на мента с насмешкой, которая выразилась в кривизне уголков губ, он закинул ногу на ногу, скрестил на груди руки. Короче, вид его был красноречивее слов: что тебе от меня надо, рожа ментовская? Гена с непроницаемой маской на лице молчал, тем самым надеясь сбить спесь с «крутого» плиточника. И, надо сказать, Станислава заело поведение Гены.

– Что за загадки? Меня в чем-то подозревают? – заволновался он.

Хотя вопросы он задал с пренебрежительной интонацией, Гена уловил тревожную вибрацию его голоса, а несогрешившему бояться нечего.

– Вас не подозревают, – сказал он. – В мужа вашей сестры стреляли…

– А, да, – усмехнулся Станислав. – Я знаю.

– И что вы думаете по этому поводу?

– А что тут думать? Раз стреляли, значит, за дело.

«Ничего себе, родственничек!» – удивился про себя Гена. А вслух веско произнес:

– За дело убивают, а в Валентина из семи пуль ни одна не попала.

– Может, пули были холостые? – предположил Станислав, обнаруживая негативное отношение к милиции: мол, как же вы не догадались об этом?

«Терпение, только терпение, – уговаривал себя Гена. – С этим отпрыском нашего новоявленного капитализма надо держаться чуток дружелюбней, иначе разговора не получится». Перешел на уважительно-мягкий тон:

– Поверьте, пули были убойные. Вы сказали «за дело»… Думаете, Валентин из тех людей, кто заслуживает подобного нападения?

– Я не знаю, что думать.

Фраза поразила Гену. Станислав Тригуб сказал ее равнодушно, будто ему до фонаря выстрелы и все прочее. Видно, так и есть, а ведь Валентин муж его родной сестры. Выходит, между ними антагонистические отношения? Интересно, в чем два родственника не сошлись, что не поделили?

– А у вас нет предположений? – спросил Гена. – Поделитесь со мной своими мыслями. Пусть в них не будет оснований, пусть даже ваши высказывания будут на уровне подсознания, личных ощущений. Часто интуиция оказывается правее фактов и общественного мнения.

– Ну, что ж, – развел руки в стороны, затем скрестил пальцы и положил на стол Станислав. – Если хотите правду, то лично я отношусь к Валентину с неприязнью. Не люблю простаков. Я придерживаюсь поговорки «простота хуже воровства».

– А в чем выражается такая его простота?

– Валентин очень уж старался угодить нашей семье, когда окрутил Музу. Я, признаться, думал, что он маменькин сынок, но однажды столкнулся с ним лоб в лоб. Не то чтобы это был серьезный конфликт, но неприятные черты в нем тогда выявились. Я выкупил убитое здание, влез в долги… К кому обратиться за помощью? Конечно, к родственнику. Ничего не могу сказать, его парни обновили здание неплохо, а вот когда дошло дело до оплаты, Валентин повел себя не по-родственному – сумму заломил неприличную, при том проявил агрессивность. Я, конечно, расплатился, но осадок неприятный остался. А из Музы он сделал рабыню – она пашет и дома, и на его контору. К сожалению, сестра этого не понимает. Что касается выстрелов… Я как раз склонен думать, что он кого-то кинул, примерно как меня, и его проучили.

В понятиях Гены «кинул» означало «надул». Но ремонт здания – это не квартиру привести в порядок, кому надо пахать бесплатно, пусть даже и на родственника? Очевидно, Станислав любитель халявы, а парни Валентина требовали денег за свой труд. Неужто бизнесмен-плиточник не понимает элементарных отношений работодателя с рабочими?

– И все? – спросил Гена.

– Разве нужны дополнения?

Гена попрощался с братом Музы.

13

День завершился затянувшимся совещанием в кабинете Щукина. Гоняя чаи, Гена, Вадик и Архип Лукич обсуждали результаты опросов, которые, к сожалению, не радовали. Версию Ангелины Щукин сразу же отверг:

– Шляпа не обознался. При таком количестве совпадений случайность сомнительна, поэтому не будем останавливаться на этой версии. А вот Станислав меня заинтересовал. Вернее, его отношение к мужу сестры заинтересовало. Надо, ребята, подробнее выяснить, что за конфликт был между потерпевшим и Стасом, возможно, все не так, как обрисовал плиточник. – Он отхлебнул горячего чая, после паузы выложил: – Когда я выходил от Дарьи Ильиничны, мне пришла на ум другая версия, давайте ее обсудим. Некто, зная загадочные убийства мужчин из семьи Валентина, мог воспользоваться этой историей. Но опять же нужна веская причина, по которой этот «некто» пришел и начал пальбу. В этом смысле Стас Тригуб представляет для нас интерес. Он брат Музы, наверняка слышал от той же сестры, какая судьба постигла деда и отца Валентина, потом каким-то образом разузнал подробности. Пока Стас единственный, у кого есть мотив, следовательно, он и мог инсценировать похожее нападение. Причем сам Валентин относится к нему непредвзято.

– Архип Лукич, я бы с вами согласился, если б пистолеты были разные, – сказал Гена. – А пистолет не только той же модели, но и вообще один. Где же Стас взял именно тот пистолет, из которого убили отца и деда Валентина?

Щукин опустил глаза в чашку – Гена привел убедительные доводы, а у него нет опровержения. Архипу Лукичу стало неловко перед молодежью со свежими мозгами, так как он уцепился за несостоятельную версию, но признать ошибку не торопился, не хотел терять авторитет. Это была слабость, сильный и уверенный человек плюет на свои ошибки и идет дальше. В сущности, ошибки определяются в конце пути, а пока не стоит пренебрегать даже бредовыми идеями.

– Видишь ли, Гена, – неторопливо формулировал мысль Щукин, – иногда складываются обстоятельства, не поддающиеся ни анализу, ни логике. Я допускаю случайность, когда пистолет странным образом попал в руки Шляпы вместе с историей семьи Самойловых. Наша задача проверить все версии, поэтому списывать Стаса, имеющего мотив…

– Мотив мизерный, – принял Вадик сторону Гены.

– …не будем! – закончил свою фразу Щукин. – Надо лишь выяснить, насколько глубок был конфликт между Валентином и Стасом. Этим займетесь вы. Вам следует опросить рабочих Валентина, но по отдельности. А я…

И Щукин задумался, ибо не знал, как объяснить ребятам, что он намерен заниматься несуществующей версией. Наконец мысль обрела точную формулировку. Да, версии нет. Ну, нет ее, и все! А заниматься ею Архип Лукич будет. Каково? Даже самому смешно стало. Щукин и усмехнулся, затем налил себе в чашку остывшего чаю и бодренько, если не сказать весело, заговорил:

– Не знаю, как вам, а мне интересно, что за тайна прячется за семью пулями. Она меня прямо-таки заворожила. Промежутки между убийствами из пистолета «вальтер» были большими. Смотрите: первое убийство совершено на шахте в пятьдесят пятом году, второе в шестьдесят первом, последнее в семьдесят пятом. Двадцать лет разделяет первое убийство и последнее. Наконец, совершено покушение на Валентина, а это плюс еще почти тридцать лет, итого пятьдесят. Троих уложили наповал, четвертый жив. Есть, есть некая тайна во всем этом, и есть логика, но пока она недоступна нам. Побывав у Дарьи Ильиничны, я никак не освобожусь от ее рассказа, и чем больше думаю о той истории, тем она становится менее понятной.

– Что ж там непонятного? – изумился Вадик.

– Видишь ли, я пока не смогу объяснить, чем меня не устраивает рассказ Дарьи Ильиничны, поэтому займусь теми людьми, кто знал Фрола Самойлова. Возможно, причина именно в нем, ведь не зря столько раз стреляли, так сказать, по одной фамилии. И это вторая версия, но… мне не удается ее сформулировать.

– А убийство на шахте? – возразил Вадик. – Фамилия там другая, а пистолет тот же. И количество пуль одинаковое.

– Три человека перевешивают одного, – резонно заявил Щукин.

– Архип Лукич, – настороженно произнес Гена, – вы собираетесь раскрыть убийства столетней давности?

– Нет, что ты! – расхохотался Щукин, хотя и подумал про себя, что было бы неплохо подсунуть всем бомбу – раскрыть те преступления, но… – Это невозможно, потому что убийства остались нераскрытыми по горячим следам, где уж нам справиться, имея на руках только папки Натана Ефимовича. Но мне хотелось бы понять, за что убили деда и отца Валентина.

– Разве это не одно и то же? – усмехнулся Вадик. – Если вы поймете, за что их убили, соответственно догадаетесь, кто это сделал. А потом мы все дружно сходим на кладбище и постоим у могилы убийцы, потому что его давно нет на свете.

– Ну, может, я неправильно выразился, – дал задний ход Щукин. Он не мог убедить ребят в том, в чем сам не был уверен, чувствовал, что они скептически относятся к его идее покопаться в прошлом. Вообще-то он обязан давать отчет о своих действиях только вышестоящему начальству, а оперативники обязаны выполнять его задания. Тем не менее Щукин не стал в позу начальника и продолжил: – Наш случай особенный, потому и действовать следует во всех направлениях. Представьте: завтра наша версия с братом Музы рухнет, а других пока не маячит. Положить дело на полку у меня нет ни малейшего желания. Раз в Самойлова стреляли, мы должны найти стрелка, это принципиально. Задание ясно? Свободны.

Ребята с радостью унеслись. Они молоды, помимо работы, у них есть еще интересы, девушки, друзья. Щукин живет в замкнутом пространстве. Друзья у него, разумеется, имеются, как у всякого нормального человека, правда, видится он с ними редко. У друзей семьи, дети, заботы, и Архип Лукич старается лишний раз не напрягать приятелей, навязывая свое общество.

Оставшись наедине с собой, он прошелся по кабинету, постоял у раскрытого окна, наслаждаясь прохладой вечера, стремительно переходившего в ночь. Быстро прошло цветение акации, дурманящего ее аромата уже не чувствовалось, но с улицы влетали новые запахи мая, жизнь которых продлится так же недолго, как и цветение акации. Архип Лукич любил ночь, потому что это время полнее используется для обдумывания собранной по делу информации, ведь помешать некому. А когда Щукин не был так занят, ночное время дарило ему покой и ощущение свободы. Ночь – это его время. Но сейчас он не позволил себе расслабиться, а вернулся мыслями к Фролу Самойлову. Ему не давали покоя семь пуль, не давала покоя последняя пуля – восьмая, которую давнишний убийца и Шляпа почему-то оставили в обойме. Как раз настало время подумать об этом спокойно и в тишине.

Достав из ящика стола папки из архива эксперта, он раскрыл первую, лежавшую сверху, – с убийством Фрола Самойлова, начал вдумчиво читать записи, рассматривал пожелтевшие снимки. Ох, и дотошный человек Натан Ефимович! Подробно описал положение трупа, затем подшил результаты экспертизы, отпечатанные на печатной машинке, и показания свидетелей, записанные вручную. И охота ему было столько писать? Что за страсть – собирать преступления? Помешанным Натан Ефимович не выглядит, нет, это вполне приличный, интеллигентный человек, интересный в общении, а «тараканы в голове» свойственны не совсем нормальным людям. Прошлый раз Архип Лукич просмотрел свидетельские показания мельком и сейчас стал перечитывать их вторично.

«Гражданка Шкуро Е. С., проживающая по адресу: улица Тольятти, 7, кв. 15, заслышав выстрелы…»

«Мне знаком этот адрес… – вскинулся было Щукин, безуспешно напряг память. – Ладно, потом вспомню».

«…Я вышла на балкон. Из-за густых сумерек не сразу рассмотрела на площадке перед домом мужчину, который стоял, держась за ствол дерева посреди двора. Он странно согнулся, потом упал на бок. К нему подбежал молодой человек, наклонился, затем принялся звать на помощь, просил вызвать милицию и «Скорую». Минуту спустя из подъезда дома выбежала женщина, кинулась к мужчине, лежавшему на земле, упала перед ним на колени и закричала, звала его по имени Фрол…»

«Женщина? – заинтересовался Щукин. – Что за женщина? Ах да! Фрола Самойлова убили у дома любовницы. Ну, да, Тольятти, 7 – адрес Регины Аркадьевны. Как же она кинулась к нему и упала на колени? У нее же нет одной ноги… Так, что там дальше? «Из показаний Расина М. П., проживающего…» – читал Щукин, пропустил небольшой кусок. – Ага, вот…»

И Щукин прочел, что потерпевший был еще жив, когда Расин, позвав на помощь, вновь склонился над окровавленным телом. Как утверждал Расин, Самойлов пытался что-то сказать, но помешала женщина, выбежавшая из дома. Она схватила его за плечи, поднимала, плакала и кричала, что этот мужчина ее муж…

– Регина считала Фрола своим мужем? Оригиналка. Или он ее обманывал?

Далее Натан Ефимович описал, как вокруг тела собрались люди. Милиция приехала раньше «Скорой», и в тот момент, когда милиционеры выбегали из милицейской машины, Самойлов произнес: «Навела на меня…» Когда подошли милиционеры, он умер.

Щукин лихорадочно перебирал листы. Нашел.

«Жена Самойлова, Д. И., утверждала, что пришла в дом навестить инвалида Отечественной войны, над которой взял шефство ее муж. Она договорилась с мужем, что будет ждать его у дома, но не дождалась, решила пойти к подопечной мужа сама и там дождаться его. Поднимаясь по лестнице, услышала хлопки, похожие на выстрелы, но не придала им значения, подумала, что это «стреляет» выхлопная труба автомобиля. Вспомнила, что Самойлов часто жаловался на выхлопную трубу личного автомобиля, и ей стало ясно, что он приехал, поэтому она, не заходя к знакомой, спустилась вниз, чтобы встретить его. Выйдя из дома, она увидела на земле тело мужчины, узнала в нем мужа и кинулась к нему…»

– А Дарья Ильинична ничего мне об этом не рассказала, – произнес Щукин, закуривая сигарету. – Интересно, почему? Если последняя фраза предназначалась ей, то она знает убийцу. Момент! Так ведь она и говорила мне, будто бы застрелила Фрола ее сестра Василиса. Но почему не рассказала, как сама обнаружила мужа? Или все же не Василиса убила и Дарья Ильинична прекрасно осведомлена об этом?

Архип Лукич тщательно перечитал материалы по всем этапам расследования, но убедительного толкования словам «навела на меня» не нашел, кроме необоснованных и оттого бездоказательных подозрений, что Фрол Самойлов имел неизвестных любовниц, одна из которых и навела на него убийцу, а имя ее он не успел назвать. Связь с аналогичным убийством на шахте была отвергнута следствием, о чем Натан Ефимович сделал соответствующую запись.

Странно.

Щукин уложил папки в кейс, выключил свет в кабинете, закрыл дверь на ключ. В машине взглянул на часы – половина девятого. Время детское, наверняка архивариус Натан Ефимович не спит.

Архип Лукич попал в личные апартаменты, если так можно назвать пространство под крышей, занимавшее всю часть над домом. Это не второй этаж, на который взбираться пришлось по узкой крутой лестнице, а чердак. Дом у Натана Ефимовича частный, крыша высокая, там он и оборудовал себе кабинет, вернее, место для хобби. Если учесть, что профессию эксперта он успешно совмещает с хобби, то чердак стал местом его второй работы.

– Ну-с, как вам мое убежище? – потирая руки, спросил Натан Ефимович. – А вот мы сейчас по маленькой… а? Только дочери ни гугу! Она мне экзекуцию организует, а я этого не выношу. У меня тут тайничок… Что пить будете? Есть все.

– Ниже сорока градусов – отрава, – рассеянно произнес Щукин, наблюдая за экспертом. – Стало быть, водку.

Щукин не предполагал, что всегда солидный Натан Ефимович способен стать на четвереньки и полезть под старинный стол, как карапуз за игрушкой. Пока он рылся в тайнике, Архип Лукич осмотрелся и пришел к выводу, что «тараканов» в голове Натана Ефимовича расплодилось более чем достаточно.

Редкостный бардак открылся очам Архипа Лукича. Здесь трудно было отыскать свободное место, чтобы постоять, а уж пройтись вообще невозможно. У фанерных стен от пола до потолка расположены были полки с книгами, цилиндрическими банками с заспиртованными человеческими органами – гадость жуткая! – оптическими приборами, фотоаппаратами и предметами непонятного предназначения. У окна стояла тахта, но, чтобы до нее добраться, пришлось бы перешагивать через груды папок, перевязанных веревками и занимающих все пространство чердака. Массивный стол расположен у противоположного окна, рядом сиротливо ютились два кресла, а два стула по причине нехватки места взгромоздились друг на друга и стояли за креслом.

– Ну-с, прошу, милейший, к столу, – пригласил Натан Ефимович, вылезая из-под стола с бутылкой водки и двумя стаканчиками-стопками. Освободив небольшой пятачок на столе, он поставил бутылку и стопки и ринулся, переступая через груды папок, в угол. – Я живу здесь, мне не нравятся правила внизу: это нельзя, то нельзя, а от этого у меня будет давление… Слышите? «Будет». Программируют меня, как болвана. А здесь прекрасно!

Вновь подивился Архип Лукич, так как сразу и не заметил допотопного холодильника, из которого Натан Ефимович извлекал закуски. Зато как он священнодействовал, готовясь к пиру! Аккуратно и тоненько нарезал колбасу двух сортов, хлеб, лимон, вытирая каждый раз салфеткой нож. Достал маринованные огурчики, все уложил на блюдца, открыл масленку, поставил тарелки и налил по полной стопке.

– Дай бог, не последнюю, – выдохнул он.

Выпил и Щукин.

– Натан Ефимович, я прочел дело по убийству Фрола Самойлова… А вы что скажете? Есть у вас свои мысли по этому поводу?