Текст книги "Наследство в глухой провинции"
Автор книги: Лариса Шкатула
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)
Глава десятая
Чего на меня так уставился этот ивлевский мент?
Я уже думала не о его красивых глазах, не об обстоятельствах, при которых мы с ним познакомились, а лишь о том, как бы мне поскорее выбраться из этого кабинета, из этого здания, из этого города… Успокоюсь я только за рулем моих «Жигулей», которые станут удаляться от этих мест со скоростью минимум сто двадцать километров в час.
– Ищете во мне сходство с Элизабет Тейлор? – поинтересовалась я.
А между тем, понимая, что повторяюсь, уже почти сутки твержу себе одно и то же, но, поскольку ничего не менялось, я продолжала бубнить: домой хочу, домой!
– Нет, – опять нарушил он мое мысленное уединение, – я жду, когда вы мне все расскажете.
– Чего ради я должна рассказывать вам все? Обо мне все даже моя мама не знает, не то что посторонний человек.
Но Михайловский продолжал ждать от меня каких-то слов, потому я и сказала первое, что пришло в голову:
– Улита едет, когда-то будет, а пока этот ваш Бойко спокойно занимается своим нелегальным бизнесом.
– Сказать про его бизнес «спокойный» можно с большой натяжкой, – проговорил он назидательно. Можно подумать, я тоже собиралась торговать оружием и как раз в эту минуту просила у него совета.
– Наверное, бойковцы решили, что я тоже приехала в ваши края за оружием, и всего лишь проверяли, нет ли за мной хвоста?
Михайловский заглянул в мои невинные, широко распахнутые глаза и покачал головой:
– Нехорошо, Лариса Сергеевна, смеяться над работником правоохранительных органов. Просто так Сережа Шувалов возле вашего дома не нарисовался бы.
– Вы говорили, что он подполковник.
– На самом деле он дослужился до полковника, а потом захотел добиться справедливости, прорвался на прием к министру обороны – пытался ему втолковать, что нашу армию надо срочно реорганизовывать. Ну его и отправили обратно в ряды действующей армии, но уже с понижением на одну звезду и в полк, что базировался в Забайкалье. А ведь он стал полковником в тридцать четыре года. Случай для действующей армии почти беспрецедентный.
– Вот так понизили в звании, без объяснения?
– К чему-то, конечно же, придрались. Там, где нет порядка вообще, нетрудно найти виноватого. Но мне кажется, мы ушли в сторону от нашей с вами темы.
Однако весело живут люди в глубокой провинции! Мы-то издалека их жалеем: мол, скучают бедняжки, никаких развлечений, кроме пьянки, а у них тут пыль столбом и дым коромыслом! Какие-то, мягко говоря, казачьи сотники не моргнув глазом швыряются долларами. Бывший военный – нынешний бандит, и начальник убойного отдела спокойно это констатирует… Насколько я знаю, в детективах, столь любимых моей подругой и шефиней, милиционеры вовсе не так беспомощны, как в районном городе Ивлев. Или я ошибаюсь?
Михайловский шумно выдохнул и, поскольку в этот момент как раз прохаживался по кабинету, остановился возле меня.
– Я ответил на все ваши вопросы, Лариса Сергеевна?
Мои мышцы невольно напряглись. По опыту общения с деловыми людьми можно было догадаться, что за подобным вопросом последует. Но мне ничего не оставалось, как честно ответить:
– На все.
– Теперь, я считаю, ваша очередь.
– Отвечать на вопросы? – жалобно уточнила я. – А разве не этим мы только что занимались? К тому же в отличие от вас я ничего не знаю.
– Хорошо, тогда поясните, что у вас в правом кармане джинсов?
Я покраснела. Прямо-таки залилась краской. Рентген у него в глазах, что ли? Дело в том, что последние несколько минут я невольно касалась кармана, в котором лежала бумажка, вынутая из теткиной шубы с таинственной надписью «Антитеррор». Но на всякий случай я сказала:
– Так, пустяки, небольшой клочок бумаги. Завалялся.
– А я могу на него взглянуть?
– Но зачем? Эта бумажка… она личная! И никакого отношения к нашему разговору не имеет… Что вообще вы себе позволяете? Я пришла в милицию по своим производственным вопросам…
– Конечно, я не могу вас обыскивать. И если вы поклянетесь, что сказали правду, мы не станем к этому клочку возвращаться.
Мой язык отчего-то не хотел произносить слова клятвы, а сказал совсем другое:
– Вообще-то он и не мой вовсе, а тетки Олимпиады…
Михайловский молча протянул руку.
– И никакие это не ответы на вопросы, а форменный досмотр, – пробурчала я, но бумажку отдала.
Что только не позволяют себе эти провинциальные менты! Например, повышать голос на женщину, не только не находящуюся под следствием, а вообще прибывшую в эти края по личному делу. И между прочим, оказавшую некоторую услугу близкой родственнице грубияна-майора.
Я, как дура, тащилась тридцать километров, можно сказать, рискуя жизнью – разве сам Михайловский не сказал об этом, – и что взамен получила?
– …Валерия хоть соплячка, девчонка, а ты… – услышала я сквозь сумбур собственных мыслей.
Когда мы успели перейти на ты? Теперь понятно, от кого Лера набирается дурных манер.
– …ты показалась мне здравомыслящим человеком. А выходит, и тебя, как мою дочь, надо держать под контролем!
– Простите? – Я вынырнула из своего мысленного пространства, куда привычно спряталась от нападок тезки Достоевского; у меня эта привычка с детства – если мне не нравится то, что говорят, я просто отключаю восприятие. – Вы что-то сказали?
Мой вопрос застал его в апофеозе тирады. От неожиданности он замолчал на полуслове, а я продолжала как ни в чем не бывало:
– Иными словами, вы считаете, что в Костромино я познакомилась с нехорошими людьми и теперь моя жизнь в опасности?
– Да, черт побери!
– Меня или их?
Он не выдержал собственной серьезности и улыбнулся. А улыбка у него словно с рекламы «Блендамеда». Интересно, есть у него дама сердца или нет? Вернее, где его жена? Умерла, сбежала? Но дама наверняка есть. На ком-то же он должен отрабатывать действие своих синих взглядов и этой белозубой улыбки.
И чего я вдруг заинтересовалась? Через каких-нибудь пару дней уеду из этих мест, и никакой очаровашка майор не заставит меня сюда вернуться.
– По вашему лицу, Лариса Сергеевна, можно читать как по книге, – вздохнул Михайловский и сел наконец на свое место. – Признайтесь, вы пропустили мимо ушей все мои предостережения, да еще и рассердились на меня: мол, выговаривает, как маленькой, а я уеду отсюда, и глаза бы мои его не видели…
Его синий взгляд проник мне в самую душу.
– Между прочим, сумей вы поговорить с моими коллегами по работе, узнали бы, что меня можно назвать кем угодно, только не перестраховщиком… Пойдемте, я отведу вас к человеку, который решает вопросы приобретения оргтехники.
Едва взглянув на кислую мину немолодого капитана, который взял в руки прайс-лист нашей фирмы, я подумала: наш роман с внутренними органами закончится не начавшись. А наши более низкие по сравнению с другими фирмами цены все равно покажутся ему фантастическими, и он станет, как сказала бы Ольга, трамбовать меня. Но я все равно не смогу уступить ни цента. Да и кто они мне, ивлевское управление внутренних дел! Как поется в песне, «нет, так не надо, другую найдем!».
Я и предложила капитану разойтись как в море корабли, а он, к моему удивлению, вдруг стал отрабатывать задний ход. Видимо, с конъюнктурой рынка до нашего разговора он все же успел познакомиться. И нарочно прикидывался сереньким передо мной, чтобы попытаться выбить еще что-нибудь.
Опять я чуть было не попалась на собственный стереотип, что в милиции работают сплошь честные и прямолинейные люди. Причем раньше я так не думала, до встречи с Эф Эм Михайловским…
Я сказала капитану, что мне надо поговорить со своим шефом. Зачем ему знать, что я и сама имею право подписи. Мол, в случае положительного решения вопроса обеими сторонами мы вышлем ему контракт по факсу.
Мне приходилось торопиться. Дело близилось к вечеру, и вряд ли те, что следили за мной, ждут, чтобы отвезти меня обратно.
Зато в коридоре меня ждал Михайловский.
– Я отвезу вас на своей машине, – сказал он и, заметив, что я пытаюсь возразить, добавил: – Хочу на месте разобраться, что к чему.
– А как же Лера? – глупо спросила я, будто он сообщил, что собирается ночевать у меня.
– Она, кажется, уже выросла, – вдруг грустно сказал он и добавил строго, словно разозлясь на собственную слабость: – Валерия – человек привычный и вполне сама себя обихаживает.
«К чему она привычна? – так и вертелось у меня на языке. – К тому, что ты ночуешь у других женщин?» Опять про ночевку! Киреева, вы прямо нимфоманка какая-то!..
До Костромино ехать в хорошем темпе всего минут двадцать. Михайловский вполне успеет вернуться домой дотемна. И вообще, мы до сих пор на вы, если не считать случайной оговорки, а я уже ревную его к бывшим пассиям. И всем своим видом показываю, что согласна провести с ним ночь.
И с чего я взяла, будто он едет ради меня? Его просто взбудоражил тот факт, что он наконец сможет добраться до неуловимого Бойко, который своим нелегальным бизнесом задевает профессиональную гордость сыщика Михайловского. Через меня.
Надо сказать, собственные мысли меня изрядно раздражали. Дело в том, что до сих пор я серьезно мужчинами не увлекалась, хотя каждый сказал бы мне: давно пора! То есть романы, конечно, были, но какие-то отстраненные, быстротечные, их завершением я обычно и руководила. Здесь же я сама увлеклась некоей игрой, хотя вовсе не была уверена, что она не односторонняя. То есть Михайловский в порыве благодарности просто взял меня под опеку, вот и распоряжается.
То, что во мне вдруг проснулась женщина чувственная, вполне объяснимо. Три года мы вместе с Лелькой строили свою маленькую империю, и все наши чувства были там. По крайней мере я ни на что другое не хотела отвлекаться, а Оля к пламенным эмоциям и вовсе не тяготела. На людей влюбленных посматривала как на идиотов.
Теперь-то я понимаю, что это у нее была защитная реакция. Что называется, шрамы от перенесенной прежде моральной травмы.
И вдруг, пусть и на короткое время, я оказалась не у дел. Носиться по стране и за ее пределами, встречаться с поставщиками и покупателями я пока не могла, вот тут-то меня и накрыло!
Одно плохо: мои чувства не только вышли из-под ежедневного контроля, но и стали вытворять что попало. Ничего я с собой не могла поделать, сидя в его новенькой «Волге». Оставалось только флиртовать.
Кстати, в боевиках последнего времени милиционеры ездят на стареньких разбитых «Жигулях», на ремонт которых у них обычно нет денег…
– Подарок брата, – заметил Федор Михайлович.
– Что вы сказали? – встрепенулась я.
К счастью, супермент читает не все мои мысли.
– Мой брат, говорю, заведует факультетом в американском штате Массачусетс. Он уже много лет пытается загладить передо мной воображаемую вину и думает, что я никак не могу его простить. А я уже давно забыл… Теперь, случайно, вы не подумали, где моя жена?
Я начала в нем разочаровываться: чуть было не решила, будто он такой уж бравый чтец моих мыслей.
– Какое мне дело до вашей жены? – надо сказать, довольно грубо ответила я, но Михайловский не обратил на реплику из зала никакого внимания.
– Отвечаю: вышла замуж за моего брата и живет там же, в Америке.
Постойте, о чем это он говорит: жена Федора Михайловича вышла замуж за его брата?!
– Может, я чего-то не поняла. Вот эта машина – плата за вашу жену?
Он расхохотался и с одобрением посмотрел на меня, будто я сказала не глупость, а очень удачно пошутила.
– С паршивой овцы хоть шерсти клок! Я был еще слишком молод и не знал, когда любовники ссорятся – не путайся под ногами! Брат уехал в Америку, а его девушка назло вышла замуж за младшего брата. Старший брат не знал об этом и прислал ей вызов. Как и всякая любящая женщина, она все бросила и помчалась на зов любимого…
– Бросила вас и свою дочь?
– Что значит – бросила? Просто дочь я ей не дал, а судиться со мной Алле – так ее зовут – было некогда. Теперь у нее, вернее, у них уже трое своих детей, а мне осталась Валерия.
– Оригинально, брат увел у вас жену…
– Если уж на то пошло, то я первый начал.
– И вы на него нисколько не сердитесь?
– Лариса Сергеевна, я ожидал от вас совсем другой реакции.
– Интересно какой?
– Пожалели бы: бедный, несчастный, один воспитывал дочь…
– «А он не сделался поэтом, не умер, не сошел с ума», – процитировала я из «Евгения Онегина». – Жалеть-то вас не за что, хорошую дочь вырастили. Так что могу лишь похвалить.
– Лариса Сергеевна, вы меня удивляете.
– А вы мне напомнили анекдот: «Что ты не спросишь, как я живу?» – «Как ты живешь?» – «Ой, и не спрашивай!»
Он хохотнул.
– Значит, вы считаете меня человеком благополучным?
– Вполне. Вы же любите свою работу? Можете не отвечать, это и так видно. У вас хорошая любящая дочь…
– Валерка вам понравилась?
– Понравилась.
– Вы ей тоже. До сих пор я не мог ей угодить.
– Имеете в виду, что она регулярно отвергает кандидаток в мачехи?
– Язычок у вас, Лариса Сергеевна… А можно задать вам вопрос интимного характера?
– Ого!.. Ну хорошо, задавайте.
– У вас есть любимый мужчина?
– Опять как в анекдоте: вы хотите поставить нас в тупик своими вопросами, а мы поставим вас в тупик своими ответами… Вам-то это зачем знать?
– Собираюсь за вами приударить.
– И боитесь рискнуть. Хотите непременно наверняка?
И хотя я шутила, но сердце от его слов дрогнуло. Михайловский слегка поерзал на сиденье.
– Что, уже начали таять? – поинтересовалась я.
Федор Михайлович недоуменно глянул на меня.
– Разве вас никто не называл айсбергом?
– Не-ет.
– А вот на меня вы произвели впечатление огромного куска льда.
– М-да. – Он прочистил горло. – Думаете, в своих стараниях сдерживать эмоции я перебарщиваю?
– Думаю, все обстоит именно так.
– Одна подследственная назвала меня холодильником в мундире. Я считал, со зла.
– Она вам польстила. Все-таки холодильник куда совершеннее айсберга.
Мы уже проехали большую часть пути, когда майор, в очередной раз глянув в зеркало, возмутился:
– Ты посмотри, какие наглые! Едут за нами не скрываясь.
– Считаете, следят?
– Естественно. Не просто следят, сопровождают. Контролируют каждый шаг. Тот самый черный «форд». Интересно, что им от вас нужно?
– Может, хотят узнать, что нужно было от меня Далматову?
Сказала и спохватилась, но было уже поздно.
– Так, – сказал Михайловский, сбавляя скорость и останавливаясь у обочины. – А теперь, пожалуйста, все сначала и по-честному.
Я проводила взглядом «форд», нехотя проехавший мимо, и тяжело вздохнула.
– Сама хотела бы знать, с чего все началось. За теткин дом мне отвалили десять тысяч долларов, хотя он не стоит и половины этого. Понятно, я имею в виду цены на недвижимость в ваших краях. Будь такой у нас, даже на окраине города, стоил бы раз в пять дороже. Да еще с таким огромным участком.
Федор Михайлович облокотился о руль, подперев голову рукой.
– Они предложили вам купить дом за такую цену?!
Мне ничего не оставалось, как сказать правду.
– Не только предложили, но и деньги сразу отдали. Чтобы я не передумала.
– Это становится интересным. – Он в задумчивости побарабанил по рулю. – А с теми, из «форда», как встретились? Только без сказок про бескорыстие.
– Они следили за моим домом. В бинокль. Я это заметила, ну и подошла…
– И страшно гордились своей храбростью, глупая девчонка!
Его слова прозвучали не осуждающе, а с некоторой ноткой сожаления: мол, к таким бы порывам, да еще умную голову. Может, он так и не думал, но от привычки домысливать за других я, наверное, никогда не избавлюсь.
Федор Михайлович взял меня за плечи, притянул к себе и поцеловал. В губы. Моя душа с разбегу рванулась к нему, но он уже отпустил меня, чтобы завести машину. И сказал, глядя перед собой:
– Прощения не прошу, вынужден торопиться… – Он еще некоторое время помолчал, ожидая, видимо, с моей стороны бурного негодования, но не дождался и опять заговорил подчеркнуто деловым тоном: – Пора ехать. Бойковские ребята небось уже заждались.
Я едва сдержала разочарованный вздох. Как пишут в романах, мне хотелось, чтобы этот поцелуй длился бесконечно… Но тот, с кем я хотела бы его разделить, опять нацепил на себя ледяную невозмутимость. Как броню. Не знаю, как такая защита у них называется.
– Зачем вы это сделали?
– Поцеловал? А вы против?
Я не ожидала, что он в лоб, без обиняков спросит, и смешалась. В который раз я убеждаюсь в том, что люди внешне бесстрастные могут полыхать такими эмоциями. Куда там нам, внешне раскованным. С трудом я взяла себя в руки.
– Не против. Но хотелось бы понять, что это было? Порыв благодарности, снисхождения или горячей симпатии?
– Нормально! – Он скосил на меня глаз. – А у вас это защита или нападение?
– Нападение!
– Не задирайтесь, Лариса Сергеевна. Лучше предложите мне перейти на ты.
– Разве вы пьете за рулем?
– Не понял, какая тут связь?
– Я думала, мы тут же выпьем на брудершафт.
– Все ясно, вам понравилось целоваться.
– А вам нет?
– Сдаюсь! – Он поднял вверх обе руки на полной скорости, ничуть не заботясь о руле, и я поневоле вздрогнула, подумав, что мужчины независимо от профессии и возраста порой ведут себя как дети. К тому же коварный майор, оказывается, при этом наблюдал за моей реакцией. Ждал испуга, истерики? Тоже, нашел подопытного кролика!
– Не надейтесь, истерики не будет!
А он в ответ на мою реплику довольно рассмеялся.
Мы остановились возле теткиного, вернее, теперь уже моего, а если еще вернее, далматовского дома. Я с опозданием вспомнила о Симке. Целыми днями разъезжаю на чужих машинах, совсем забыв о своей девочке! Оставила ее под навесом: ни тебе гаража, ни хорошего забора, заходи и заводи кто хочет! Я подошла и погладила ее капот: извини, дорогая!
Михайловский вылез из машины с намерением последовать за мной в дом. Он согласно кивнул моему вопросительному взгляду: да, он хочет войти. А вслух сказал:
– Что же вы меня и чаем не напоите?
– Заходите, – сказала я и не стала больше притворяться, изображать недовольство. На самом деле мало радости быть одной в доме, который твой всего лишь юридически, в чужом городе, да еще зная о том, что твоя скромная персона вызвала нешуточный интерес двух группировок. С одной стороны, каких-то театральных казаков, а с другой – бандитствующих военных. Все же что им от меня надо?
Я прошла на кухню, чтобы поставить чайник, и опять, как утром, глянула в окно. Никаких машин поблизости не было видно. И на том спасибо. Искренне надеюсь, что мания преследования обойдет меня стороной.
Вернувшись в гостиную, я обнаружила, что майор не сидит в кресле, а стоит возле серванта и перебирает какие-то бумаги.
Он не смутился, не прервал свое занятие при виде меня, а лишь буднично заметил:
– Надеюсь, ты не возражаешь, если я здесь кое-что посмотрю… Мне все еще непонятен интерес к дому твоей тетки сразу с двух сторон, заподозрить которые в симпатиях друг к другу невозможно. При том, что обе эти стороны ничего не делают бескорыстно, как бы ты ни обижалась…
– Ты поэтому высказал желание меня подвезти?
Я была оскорблена в своих лучших чувствах: во-первых, не люблю, когда меня используют, а во-вторых, я прежде всего женщина, а не просто объект, к которому проявляют интерес какие-то там Далматовы и Бойко.
Михайловский было смутился, но быстро овладел собой и промямлил не очень убедительно:
– Ты не права.
Я, конечно, не Элизабет Тейлор, но до сего дня частенько нравилась мужчинам.
– Поройся, может, найдешь какую-нибудь старую карту или таинственную записку – ключ к закопанному кладу…
– Почему обязательно кладу? – мягко сказал он, не обращая внимания на мой сварливый тон. – Это может быть какой-нибудь компромат, который одна сторона пытается во что бы то ни стало найти, а другая – ни за что не хочет этого допустить.
– Тогда что – наркотики, оружие?
– Боеголовки к ракетам! – снисходительно добавил он.
– Напрасно ты смеешься! – вспылила я. – Ты же сам сказал, что бандиты интересуются вовсе не моей скромной персоной. Значит, тем, что в доме может быть спрятано.
– У меня есть к тебе предложение, – медленно проговорил он, словно сама жизнь заставляла его делать выбор. – Давай поищем это нечто вместе.
– Я не возражаю.
В моем ответе было больше эмоций, чем мне бы хотелось. Мне казалось, что майору я небезразлична. Как сказал бы мой папа, кто о чем, а вшивый о бане. Что поделаешь, меньше всего я хотела бы услышать, что Михайловский испытывает интерес ко мне лишь по долгу службы.
– В этой истории мне непонятно только одно: откуда в таком небольшом поселке, как Костромино, могут существовать такие серьезные криминальные элементы?
– Специфика местности, – хмыкнул он. – Как ни странно, здесь легче спрятаться. Костромино в некотором роде современное Гуляйполе. Во-первых, шоссе просматривается в обе стороны – спецподразделениям незамеченными сюда не добраться. За поселком – малопроходимый лес. В эти места на стрелки бандиты из других районов съезжаются. Наши что, наши тихие. У одних партию оружия приняли, другим сдали. Получили свой процент за перевалку или гарантию – и продолжают жить как законопослушные граждане.
Что? Этот тихий поселочек на самом деле перевалочная база торговцев оружием, здесь выясняют отношения бандиты… И я до сих пор здесь? Та, что собиралась лишь оформить свое наследство!
