Текст книги "Наследство в глухой провинции"
Автор книги: Лариса Шкатула
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)
Глава двадцатая
Теперь я окончательно смирилась с тем, что мне против воли приходится уезжать отсюда раньше, чем собиралась. Отчего-то я была не слишком расстроена, что говорит… О чем бы это ни говорило, а замуж мне, как видно, пока рановато. Серьезности нет во мне для хорошей семейной жизни. Так меня к криминалу и тянет. С некоторых пор.
После того как Герман заполучил свою сумку, он стал особенно напряженно смотреть на дорогу. Как я поняла, высматривал, нет ли за нами хвоста.
Первое время он еще шипел мне в ухо:
– Без глупостей, у меня палец на спусковом крючке.
– Пляшет, – подсказала я.
– Кто? – удивился он.
– Надо говорить, что палец у вас на курке пляшет, мол, вы так злы, что едва сдерживаете себя, чтобы не спустить курок.
– Что это вы мне рассказываете? – с подозрением спросил он.
– Вестерны надо читать, – вздохнула я, – такие книжки про ковбоев.
– Я знаю, что такое вестерны, – раздраженно пробурчал он, – но они мне не нравятся.
– А какая литература вам нравится? – спросила я не без задней мысли; отчего-то была уверена, что ни одной фамилии писателя он назвать не сможет.
– Я люблю читать Фиццжеральда, – сказал он, припоминая. – С удовольствием перечитываю Ремарка, Сэлинджера… Из наших писателей мне нравится Пелевин. Я считаю, лучшее у него «Чапаев и пустота». А вы как думаете?
Во-первых, книгу «Чапаев и пустота» я не читала. Ольга что-то говорила, да и то ей Левчик рассказывал. Оказывается, мы с ней жутко необразованные личности, хотя совсем недавно я была уверена в обратном. Вот так попадется любой из нас человек более-менее в литературе подкованный, а нам ему и сказать нечего.
А Герман продолжал говорить, опровергнув мелькнувшую было у меня догадку, что у него просто хорошая память и вещает он с чьих-то слов…
В общем, я слушала его, что называется, открыв рот. Надо же, считать себя знатоком человеческой натуры и так глупо проколоться! То есть я с первого взгляда отнесла его к разряду тупых самодовольных мужчин, к тому же не интересующихся женщинами…
Но тут же себя и оборвала. Опять чуть было не снабдила его терновым венцом мученика. Вот он такой весь из себя талантливый интеллектуал, но однажды поскользнулся, и не случилось никого рядом, чтобы подать руку помощи… Романтик вы, Киреева!
Но какую-то же роль он при Далматове исполнял!
– Скажите, а из той, вчерашней, заварушки кто-нибудь еще, кроме вас, спасся? – спросила я.
– Никто, – уверенно сказал он.
– Но может, насчет того человека, которого опасаетесь, вы все придумали? Он, как и другие, считает вас погибшим?
– Он уже меня искал. Ходил по моим друзьям, спрашивал: не появлялся ли я у них?
– А почему? Вы что, у него даму сердца увели?
– Хуже. Я увел у него деньги. Точнее, у него и его товарищей, – выпалил он, наверное, сгоряча, потому что потом опомнился и каменно замолчал.
У меня неожиданно даже руль в руках вильнул. Значит, деньги все-таки были? И умный Михайловский все правильно вычислил? Но я уже не хотела ничего знать. Я и так была переполнена этими знаниями, и тайнами, и следами из прошлого! Хватит! Но это я вскричала про себя, а успокоившись, вслух все же спросила:
– А как случилось, что они оказались в ваших руках? Вы – казначей?
– Я особа, приближенная к императору, – мрачно отозвался он.
Казалось, Герман не станет больше ничем со мной делиться, а он, выходит, просто жаждал обрести такого внимательного и посвященного в обстоятельства слушателя, как я.
– Этот Бойко… Я даже не ожидал, что он вот так встанет во весь рост и пойдет на нас… Чистый Матросов, ей-богу!
– А где вы были?
– В доме, конечно. Он шел, размахивал пистолетом и кричал: «Жорка, выходи, твой час пришел!» В этот момент люди с обеих сторон перестали стрелять. Георгий Васильевич на его крик откликнулся. Тоже вышел на крыльцо и спросил так буднично, как будто к нему в гости пришел старый товарищ: «Чего тебе надо, Санек?» А Бойко и говорит: «Это тебе за Липу!» Да как бабахнет. Прямо сотнику в лоб. Жора – брык с копыт! Только головой ступеньки просчитал. Мы офигели…
– То есть вы от Бойко такого не ожидали?
– Само собой. Я разозлился не знаю как. Помню только, заорал: «Ах ты, козел!» И тоже выстрелил. Не в лоб; конечно. Я вообще впервые в человека стрелял. Он тоже упал, и тут как началось. Стали стрелять, гранаты бросать. В кухне одна как взорвалась. Я туда помчался. Думал, может, ранило кого. Оказалось, оба официанта наповал. Причем одному, кстати, тоже светловолосому, так черепушку разворотило, не узнать. Я и подумал… В общем, снял с него пиджак малиновый, на палец ему свою печатку золотую нацепил да как сиганул через черный ход. У нас ведь на такой случай все было предусмотрено. И как отходить, и что брать с собой… Но сотника убило, и, кроме меня, кажется, никто не спасся.
– Ну вот, вы уже и говорите – кажется, хотя недавно утверждали точно.
– Да у нас-то и народу в доме мало было: два телохранителя Жорика, два официанта да охранник у ворот. Ребята из сотни как назло кто в патрулях, кто на картошке. Те, что женатые. Смешно, такие бабки имеют и картошку продолжают сажать. Хотя, с другой стороны, эта пресловутая картошка, возможно, жизнь им спасла… Считаешь меня трусом?
– Ничего такого я не считаю, – устало пробормотала я.
А впрочем, сама напросилась! Хотелось, видите ли, узнать конец истории. Конец – он и есть конец. Всем… Однако что этот Герман везет в своей сумке?
– Надеюсь, у вас там не оружие? – сварливо спросила я.
– Что вы, зачем же мне возить оружие? – Он как болванчик помотал головой. – В сумке у меня деньги.
И опять руль едва не вырвался у меня из рук.
– Вы хотите сказать…
И я замолчала, потому что продолжение, домысленное мной, казалось невозможным. Если сумка такая тяжелая и деньги в ней не металлические, а бумажные…
– Сколько же их у вас?
– Три миллиона долларов.
Ну что он врет! Да еще с такой серьезной миной. Три миллиона. Кто бы его отпустил из города с такими деньгами? И откуда они у него?
– Вы увезли из города ваш сотниковский – или сотенный – общак? – все же спросила я. Конечно, я сразу догадалась, о чем он говорил, просто себя успокаивала: а вдруг я ошибаюсь?
– Общак – это у воров, – холодно поправил Герман.
– А вы, значит, борцы за справедливость? Антитеррор! Я в курсе. Только вот что об этом думают ваши остальные сподвижники? Те, которые во время генерального сражения и вашего бегства находились в патруле и на картошке. Сколько их?
– Пятьдесят восемь человек, – нехотя ответил Герман, хотя я была уверена, что он вообще не станет отвечать. – Если точнее, осталось пятьдесят три.
– И все они отказались от своей доли?
– Они ничего об этом не знают, – несколько неуверенно проговорил Герман.
– То есть деньги, которые они добывали для процветания вашего движения, просто пропадут и никто о них не вспомнит?
– Деньги могли сгореть, – сказал он скорее для себя, чем для меня.
Никто меня не останавливал, никто за нами не гнался. Правда, на немногочисленных пунктах ГИБДД Герман садился на пол и прикрывался сумками – своей и моей, но на меня никто внимания и не обращал.
Я ехала, как обычно, держа скорость не выше девяносто, как вдруг Герман скомандовал мне:
– Прибавь скорость, что ты ползешь, как беременный таракан!
Однако какой наглый! Едет в моей машине, да еще и хамит…
– Я не могу ехать быстрее, потому что за рулем совсем недавно и не научилась пока ездить на высоких скоростях. Хотите, сами садитесь за руль.
– Я сказал, быстрее! – заорал он и даже ткнул меня в спину своим ножом.
Что ж, я увеличу скорость, но за сохранность пассажиров с этих пор ответственности не несу. Скосив глаз в зеркало заднего вида, я увидела бежевый «форд-скорпио». Это что же, он так и будет шарахаться от каждой машины, которая хотя бы некоторое время поедет за нами?!
– А теперь тормози, – опять тычок в спину. – Тормози, я сказал!
Я сдала машину на обочину и остановилась. Бежевая иномарка, как и следовало ожидать, не сбавляя скорости, промчалась мимо. У Геры мания преследования, но почему должна страдать я?
– И что теперь?
– Поедем дальше.
Он явно повеселел. А я облокотилась о капот и заявила:
– Если я сяду за руль, то при одном условии: что ты, казак недорезанный, больше не посмеешь ни в спину меня тыкать, ни орать на меня, потому что я тебе ничего не должна и плевать хотела на твой нож и на твой поганый пистолет!
Оказывается, моя усталость и отстраненность отступили на второй план под натиском оскорбленного самолюбия. Мне и в самом деле в этот момент было не страшно думать, что вот сейчас он вынет свою черную пукалку и выстрелит в меня и упаду я навзничь хладным трупом и буду лежать, пока случайно меня не подберет какая-нибудь машина и не отвезет в ивлевский морг.
У бедного Вируса глаза на лоб полезли. Он никак не ожидал от меня такого взрыва. Он проговорил, чуть ли не извиняясь:
– Ладно, Лар, не будем ссориться. Что ты в самом деле! Я понимаю, и тебе страшно. А тут еще миллионы на заднем сиденье. Я не учел, что для тебя это тоже стресс. Говорят, женская психика такая хрупкая…
Странно, а я думала, что это у мужчин она хрупкая.
Он взял в руки атлас автомобильных дорог и стал листать его.
– Кажется, я не подумал о главном. Мы с тобой ничего не взяли в дорогу. И скоро, думаю, захотим есть. Я, например, сегодня еще не обедал – впрочем, как и вчера, – а уже скоро два часа пополудни… Вот, видела щит? Мы выехали за пределы хозяйства Михайловского.
Он старался разговорить меня, потому что с разобиженной Киреевой ему, похоже, ехать было несладко. Мы и так-то не были с Германом друзьями, а теперь…
– Постой, ты куда поворачиваешь?
– Я знаю эту забегаловку. – Нелестным эпитетом я оскорбила заведение мамы Ванды, потому что злость на Германа отпускала меня очень медленно. – У нее прекрасные пельмени, и я думаю, что можно даже взять их с собой.
Он что-то соображал себе, опять опустившись вниз, но в конце концов решил, что выхода другого нет.
– Хорошо, я посижу в машине, но ты будь умницей, ладно?
– А что мне еще остается.
Я потянулась, чтобы взять из сумки свой кошелек, но он вложил мне в руку купюру в пятьсот рублей, как называла ее Ольга, пятихатку.
– Может, я и похож на альфонса, – криво усмехнулся он, – но не до такой же степени!
Я уже готовила речь для мамы Ванды насчет того, чтобы мне положили горячие пельмени в какой-нибудь пакет, но оказалось, что объяснять ничего не пришлось. В кафе были фирменные «коробочки» килограмма на два пельменей из термостойкого пищевого пластика.
– Вам со сметаной или с маслом? – только и спросили меня на раздаче.
На всякий случай я взяла и с тем, и с другим, да еще прикупила здесь же бутылочку кетчупа и пару бутылок минералки. Теперь можно было жить!
Нет, я вовсе не смирилась с тем, что какой-то Вирус поселился против моей воли и в моей машине, и в моей жизни, но на то и существуют всякие антибиотики и сыворотки, чтобы с вирусами бороться. Так что я не сдалась, а всего лишь разрабатывала, своеобразно говоря, подходящий препарат. А проще: ждала удобного момента.
Моя подруга Оля любит повторять заезжую истину, что нет на свете такого мужчины, которого не могла бы обмануть умная женщина…
Кажется, я мимоходом сказала себе комплимент? Ну что ж, посмотрим, права я или нет. По крайней мере сбежать куда глаза глядят, бросив свою дорогую сердцу Симку, между прочим, приобретенную на честно заработанные деньги, документы и прочие сердцу мелочи я пока не собиралась.
В жизни не видела мужчину, который бы так жадно ел!
Некоторое время я просто наблюдала, как он глотает пельмени целиком, не успевая их прожевать. Минутку. Мужчину не видела, а вот девушку голодную – совсем недавно. История повторяется. И в самом деле, теперь уже как фарс.
Примерно минут через пять этот голодный монстр опомнился и придвинул коробок с пельменями ко мне, чтобы и я могла изредка запускать в него вилку разового пользования.
Потом он резким движением открыл бутылку минералки и долго булькал, опять являя собой фрагмент из картины «Умирающий от жажды в безлюдной пустыне!»
Отодвинулся Герман от коробка с двумя килограммами пельменей, когда вилка стала уже царапать дно.
– Два дня не ел! – шумно выдохнул он и без сил откинулся на спинку сиденья.
– А вам не будет плохо? – осторожно спросила я.
– От еды мне может быть только хорошо.
– Можно ехать дальше?
– Езжай! – царственным жестом махнул он, лег на своем заднем сиденье и, положив под голову сумку с миллионами, уснул.
Ну что тут скажешь! Опять голодный попутчик. И опять спящий. Правы были мои родные и друзья, которые наказывали: не бери попутчиков. Но в первом случае меня подвела жалость, а во втором – обычное ротозейство. Как я могла не оглядеться вокруг, прежде чем протянула руку к той цветущей веточке? Правда, аргумент Германа в виде огнестрельного оружия все равно оказался бы весомее любой моей предосторожности.
И опять, как в начале пути, ехать в полной тишине мне было скучно, и я включила диск любимого Элвиса Пресли, чтобы утопать в волнах чудесной музыки, предаваясь отнюдь не радужным мыслям. В таком раздрае не было опасности взять и задремать, как в прошлый раз…
Причем я старалась не думать о далеком будущем, а просто крутила на все лады недавние события.
«А время, а время не убавляет ход!» – пропела я почти в унисон тому, что на автоциферблатс натикало аж семнадцать часов. Этак не успеешь оглянуться… Кстати, есть у меня, как у водителя, недостаток: я редко смотрю в зеркало заднего вида. И в то время, как мой пассажир спит себе без задних ног, я могла бы оглянуться назад…
Вот я и оглянулась. На хвосте у меня висела та самая бежевая иномарка. Висела – этот термин, понятное дело, из шпионских романов. Но как скажешь иначе, если никакой легковушки за мной больше не видно. Грузовики не считаются. Вряд ли кто стал бы преследовать на лесовозе «Жигули». Пусть даже и седьмой модели.
Я опять проделала старый трюк. Снизила скорость и стала притормаживать, и машина, меня обогнав, помчалась дальше. Кто сказал, что это была та же машина? Разве мы в первый раз запоминали ее номер?
Герман безмятежно спал на заднем сиденье, и я решила, что могу заболеть паранойей. Никто за нами не едет, никому мы не нужны. По крайней мере я – это точно.
Солнце потихоньку заваливалось за горизонт. Я взглянула на спидометр. Худо-бедно, а половину пути я уже проехала. Конечно, можно было бы прибавить скорость, но стоило ли рисковать. Девяносто километров в час – вовсе не плохо для не слишком опытного водителя.
Легковые машины нет-нет да и пролетали мимо. Водители, разумеется мужчины, с удовольствием разгонялись на малооживленном шоссе. Некоторые сигналили мне – вроде бы заигрывали. Я тоже приветствовала их легким движением руки. Мол, чао, бамбини! Некогда мне с вами.
Между тем проснулся мой друг-миллионер и все еще осоловелым взглядом уставился за окно:
– Где это мы? Я назвала ему последний населенный пункт, потому что как раз катала его во рту: Коркино. – Конечно, медленней, чем хотелось бы…
– Уступить место за рулем? Вообще-то я этого вовсе не хотела, потому что была уверена: всякий мужчина, севший за руль моей Симки, вовсе не станет ее беречь, как я, начнет гонять бедняжку в хвост и в гриву, а она разобидится да и встанет на шоссе, будто упрямый ишак.
– Как вы, Лариса Сергеевна, насчет поесть? – поинтересовался он.
– Спасибо, я не голодна.
– Тогда не возражаете, если я доем пельмени?
– Доедайте.
– Небось думаете, меня легче убить, чем прокормить? Обычно у меня вполне нормальный аппетит, но когда я волнуюсь.
– А вот моей машине поесть не мешает.
– В смысле заправиться? Вон плакат, – он ткнул вилкой за окно, – через пять километров заправка. Налейте полный бак.
Он протянул мне две пятисотки:
– Берите-берите, раз уж вы были так любезны, что согласились подвезти меня в ваши края.
Нет, каков наглец! Оказывается, это всего лишь любезность с моей стороны.
Мы подъехали к заправке, и пока девчонка в фирменной куртке брала у меня деньги и пристраивала шланг, Герман перегнулся и выхватил ключ из замка зажигания.
– Минуточку, Лара, я пока пройдусь в места не столь отдаленные.
Он махнул мне рукой и скрылся в том направлении, куда показывала стрелка с надписью «Туалет».
Сзади резко засигналили, так что я даже вздрогнула от неожиданности.
– Дамочка, заснули, что ли, отъезжайте! – прикрикнул на меня мужской голос.
Я обернулась и обомлела. Прямо впритык к багажнику моей Симки стоял тот самый бежевый «скорпио», который вначале ехал за мной, а потом нехотя обогнал. Прятался он где-то, что ли?
– Сейчас-сейчас, – я открыла дверцу, – мой пассажир… утащил ключ… вон он бежит, извините.
– Ключи надо при себе держать, а не пассажирам их отдавать, – назидательно проговорил мне водитель «форда».
Герман вернулся и опять сел на заднее сиденье, протянув мне ключи. Причем на бежевую иномарку он даже не взглянул.
– Вы погони больше не опасаетесь? – на всякий случай поинтересовалась я, выруливая с территории бензоколонки.
– Ну, положим, тот мой знакомый в своем деле спец и в Ивлевском районе он – величина, но здесь… Вряд ли он станет ловить меня на просторах родины, где все его влияние сводится к нулю…
На его месте я не была бы так уверена в этом. И потом… Стал бы этот его знакомый просто ехать за нами следом. Если он в Ивлевском районе величина, не стал бы выпускать Германа их этих мест, а остановил бы машину на шоссе и расставил точки над i.
То есть если кто и ехал за нами, то скорее всего тот, который и сам не хотел разборок в своих краях, а тоже предпочитал уехать подальше и там, где его никто не знает, все свои дела и решить…
Еще часа полтора мы ехали молча. Я слушала музыку. Герман, наверное, думал о своем будущем миллионера, а потом сказал мне:
– Еще немного, и станет совсем темно. Через несколько километров у нас на пути будет неплохой мотель. Предлагаю в нем остановиться и спокойно переночевать. Терпеть не могу ездить по ночам.
– Мотель так мотель. На самом деле мне вовсе не хотелось где бы то ни было останавливаться. А если бежевая иномарка и в самом деле погоня? Может, прежде они не были уверены в том, что Герман едет со мной? Даром, что ли, он прятался.
Моя фантазия разыгралась. Теперь наши преследователи на бензозаправке убедились в том, что Герман едет в моей машине, и больше с нападением тянуть не будут. Мой инстинкт самосохранения прямо-таки взвыл от страха. Останавливаться в мотеле глупо и опасно, именно там беглеца взять легче всего.
– Перестраивайся в левый ряд, – скомандовал мне мой пассажир, как будто на шоссе было страсть какое оживленное движение, но я покорно взяла влево. – Сейчас будет поворот к мотелю.
Я не стала выказывать неповиновения, потому что задумала кое-что и теперь всеми средствами старалась усыпить бдительность моего похитителя. Вовсе не такого крутого, каким он старался казаться. Сказала, будто меня интересовало только это:
– Надеюсь, мы остановимся в разных номерах?
Он рассмеялся:
– И не надейся, моя дорогая. Чтобы я выпустил тебя из-под своего присмотра! Наоборот, дежурному администратору я расскажу романтическую историю, как возил тебя, свою невесту, знакомить с родителями. И что мы уже подали документы в загс, а через неделю у нас регистрация…
Не знаю, как внутри, снаружи этот мотель показался мне весьма непрезентабельным.
– Здесь, наверное, и автостоянки нет, – сказала я не для того, чтобы его позлить, а чтобы еще больше рассеять внимание. – Дыра та еще.
– Должна быть! – Он вылез из машины, таща за собой свою тяжеленную сумку. – Там мужик стоит у входа, сейчас я узнаю. Подъезжай ближе.
А вот тут он и ошибся! Расслабился. Думал, что если держит в руках сумку с долларами, то держит и меня. Как только он отошел метров на десять, я дала полный газ и с места рванула машину так, что бедная Симка подпрыгнула, хотя конструкторы вряд ли вкладывали в нее способность к прыжкам.
Боковым зрением я увидела перекошенное от злости лицо Германа, разинутый в крике рот, но больше ничего рассматривать не стала, потому что помчалась прочь от этого места, уповая на то, что у него под рукой не окажется попутной машины, или такси, или любого другого транспортного средства.
Глава двадцать первая
Терпеть не могу сумеречное время суток, когда все предметы теряют четкие очертания и даже природные цвета. Порой в раздражении я даже начинаю доказывать самой себе, что поговорка «Ночью все кошки серы» вовсе не о ночи. Ночью у них только глаза светятся одинаково. В сумерках все кошки серы – вот как надо говорить.
На самом деле все, что я сейчас мысленно выдавала, было продуктом моего взбудораженного мозга. Я от дедушки ушел, я от бабушки ушел!
Мне не верилось. Хотя я могла просто смотреть в зеркало заднего вида, мне хотелось обернуться и долго смотреть назад: не кинулся ли кто за мной в погоню?
Неужели я смогла просто так взять и уехать. Получилось, я бросила Вируса в каком-то заштатном мотеле. Но с другой стороны, а кто он мне – друг, брат? Может, это из-за него я лишилась мужчины своей жизни.
Надо же, как меня мотает – от пьянящего воздуха свободы до некоторой виноватости: вот взяла и оставила мальчишку одного, с тремя миллионами баксов в обычной дорожной сумке. Олька мне не поверит! А родителям я даже не стану рассказывать, а то еще решат, что их великовозрастную доченьку нельзя никуда отпускать одну.
За окнами моей Симки наступила ночь, смутное время кончилось, и, как ни странно, окружающий меня пейзаж стал четче и строже. По крайней мере в свете фар машины.
Ничто не мешало мне вести машину и думать думу. «Узелок завяжется, узелок развяжется», – сообщило «Радио-ретро». Насчет развязаться – это пожалуйста, вон некоторые концы моей странной истории так и болтаются по ветру и завязать их нечем.
Кто убил тетку, я не узнала. То есть Федор мне не сказал его фамилию. Да надо ли мне это знать?
И что делать мне с моим магазином? Еще одно наследство!
И что делать мне с предполагаемым браком? Выходить за Михайловского или нет?
Может, зря я продала Далматову теткин дом? Правда, теперь он все равно покойник. Александр Бойко отомстил за смерть своей возлюбленной, пусть даже Жора-Бык, как считает Михайловский, вовсе не давал приказ о ее убийстве.
По большому счету дом вообще теперь ничей. Вернее, по документам мой, но я больше не собиралась предъявлять на него права.
На магазин я тоже не собираюсь их предъявлять.
«Однако документы на него взяла с собой!» – напомнил внутренний голос. Я даже и в мыслях ходила вокруг да около, боясь что-то окончательно решить для себя.
Мне отчего-то вспомнилась Лера, которую по телефону отчитывал Михайловский. Что же, и мне вот так оправдываться: «Федя, ну, Федя, я не виновата, он сам меня утащил». А Федя наверняка начнет доказывать, что я могла бы крикнуть, могла бы позвать на помощь, могла бы позвонить, могла бы вообще не ходить одна за какими-то там цветами…
Хорошо хоть, Симка продолжала спокойно ехать вперед, глотая километры дороги и с каждой минутой приближая меня к дому…
Или оставить все как есть? Положиться на судьбу? Ведь это так удобно, во всем ссылаться на нее. Мол, для чего-то же она это сделала, послала к озеру Германа-Вируса… Я взглянула на часы: девять вечера. Если и дальше моя езда пойдет так же гладко, в полночь я буду дома.
Все складывалось хорошо. Прямо-таки прекрасно. Откуда тогда у меня это ощущение тревоги? И даже вины. Словно я предала кого-то. Или просто совершила недостойный поступок.
Теперь, чем ближе я подъезжала к родным краям, тем жарче становилось мне в шерстяном свитере и джинсах. Я ехала в лето, господа!
Остановив машину на обочине, я быстренько переоделась в льняные бриджи и футболку. Посидела немного и медленно тронулась с места.
Я ехала домой, я думала о вас… Прощай, Федя! Прощай, мой синеглазый майор! Прощай, несостоявшаяся падчерица Валерия! Немного позже я напишу вам, расскажу все, что случилось, и… пришлю генеральную доверенность на имя Федора: пусть распорядится домом на улице Парижской коммуны как хочет. На законном основании. Может, там поселится какой-нибудь милиционер, у которого проблемы с жильем.
А я вернусь к Коле Дольскому.
Подумала так и поняла: нет, не вернусь! Он будет недоумевать: что случилось? Ведь не прошло и недели, а я вдруг стала совсем другим человеком. Ну может, и не совсем, а только не хочу я больше жить с мужчиной просто так, без любви. Дружба и секс – звучит как-то по-дурацки.
– Мамочки мои, Ларка! Неужели ты наконец приехала. – Олька обнимала меня и почти по-мужски тыкала кулаком под ребра. – Зараза! Как я по тебе соскучилась!
Но время, отведенное на объятия, уже давно кончилось, а Олька все не выпускала меня из рук.
– У тебя что-то случилось? – Наконец я вырвалась из дружеских объятий и заглянула Ольге в глаза – они сияли.
Не потому, что я приехала – точнее, не только потому, – сияние шло у нее изнутри.
Да, мы дружили с Олей всего три года. Но для нас обеих это было целых три! Для нас обеих это была другая жизнь. Мы начали ее сначала, мы стали осваивать большой бизнес, не пользуясь какими-то недостойными методами. И мы действительно психологически были очень близки, потому обе и угадывали настроение друг друга, казалось бы, по незаметным другим людям мелочам. И давно поняли, что можем во всем надеяться друг на друга.
Квартира, которую Оля снимала в ожидании, когда построят ее собственную, однокомнатная. Так что спрятаться в ней было практически невозможно. А он и не прятался. Сидел на диване перед телевизором и медленно повернул голову в ответ на мое приветствие.
– Здравствуйте.
Я могла бы сразу понять, что у нее дома не Лева. Никогда Олька Леве так не радовалась. И отчего-то я думала, что вот так сиять глазами только от того, что рядом мужчина, она просто не может. Слишком цинична.
То есть я признавала за Олькой и сентиментальность, и доброту под грубоватой простецкой маской, в ответственных моментах деликатность, но думала, что это относится только ко мне и Олиным близким родственникам. К мужчинам она ничего подобного просто не может чувствовать. Вот дура-то!
– Лева знает? – шепнула я Ольге, когда она потащила меня на кухню, крикнув своему Ушастому: – Леш, пойдем на кухню. Тут как-то уютнее. Вот достроят мою квартиру, будем дорогих гостей принимать в гостиной. – А между криком ответила мне: – Не знает. Он сейчас в Москве, на каком-то сборище банкиров.
– Как, думаешь, он это воспримет?
– И подумать боюсь.
Кононов все не шел, и я вопросительно взглянула на Ольгу.
– Дает возможность нам наговориться, – сказала она, на этот раз не понижая голоса.
– Друзья – это свято, – сказал и он, ставя на стол бутылку коньяку.
– Нет, Ларка у нас больше вино любит, – махнула рукой Оля и достала из холодильника бутылку шампанского. – Как ты только позвонила, я в морозилку его запихнула, чтобы по-быстрому остудить. Как ты любишь, полусладкое.
– Я вам не помешала? – с опозданием спохватилась я.
– Ну что вы, – отозвался Кононов, – Оля так вас ждала. Обещала рассказ о невероятных приключениях компьютерщика в глубинке.
– Ах вот вы как! Уверены, что это будет сказка?
– Лучше возьмем более корректное: легенда.
Не знаю, чье это мнение – то ли коллективное, то ли одного Ушастого, а только, похоже, мне здесь не очень верят. То есть оба думают, что я кое-что непременно прибавлю, а то и откровенно выдумаю.
Как чувствовала, некоторые материалы взяла с собой, и то, что намеревалась предъявить в самом конце, пришлось показывать в начале. А именно: документы на завещанный мне Александром Бойко магазин.
В общем, я, конечно, села за стол, взяла в руку бокал со своим любимым шампанским и сказала, протягивая через стол папку с документами:
– Предлагаю первый тост за главную героиню самых невероятных приключений, о которых вы в свое время узнаете, то есть за меня!
– Во дает! – хихикнула Олька.
– Не возражаю, – согласился Кононов по кличке Ушастый.
Мы дружно выпили, и Олька просто выхватила у меня из рук папку:
– Что это? Ты мне не говорила… Магазин? Ни фига себе! Торговая площадь, годовой оборот… Ты что, решила вернуться в эту глухомань и поселиться там навсегда?
– Не решила.
– А магазин тогда тебе зачем?
– А кто меня спрашивал?
Ольга просто смотрела на меня во все глаза, в то время как Алексей, обернувшись к ней, заметил:
– Кажется, я был не прав. По крайней мере начало интригующее.
– Я могу предъявить еще кое-что.
– А у тебя есть?
Подруга называется! Неужели она не знает, что я обычно не вру, разве что в исключительных случаях, ради интересов производства.
– Ну, давай, – нерешительно проговорила она. Я достала из сумочки двадцать пять тысяч долларов и медленно выложила на стол.
– Сколько здесь? – Подруга уставилась на пачку, словно подозревая в этом розыгрыш.
– Двадцать пять тысяч.
– Заработала? – подколола она, скорее, от растерянности.
– А почему нет? Но в остальном вам придется поверить мне на слово, потому что стрельбу, трупы, мое посещение магазина по гостевой визитке… Ах да, у меня же еще подарок для тебя. Простите, Алексей, я не знала, что Оля будет не одна.
Я протянула ей пакет с костюмом, который купила в бойковском магазине.
– Мамочки, такой, как я хотела! – крикнула Ольга и, выскочив из-за стола, помчалась в ванную переодеваться.
– Спасибо вам, Лариса, – сказал Кононов и легонько пожал мне руку, – я ваш вечный должник.
– Из-за костюма? – спросила я.
– Из-за того, что вы в нужный момент замолвили за меня слово. Согласитесь, трудно объяснить что-то человеку, который не желает тебя выслушать.
Когда Ольга вошла к нам на кухню в своем белом костюме, я поняла, что угодила подруге. Импортная вещь сидела на ней как влитая. Конечно, мысленно я прославляла свой верный глаз и не сразу заметила реакцию Алексея. Он медленно привставал из-за стола, не сводя восторженного взгляда с Ольги.
А она в лучах его влюбленности вся плавилась от удовольствия, а во мне вдруг зашевелился червячок зависти. Как бы я хотела, чтобы и на меня вот так же, не сводя глаз, смотрел мужчина…
– Оля, – вдруг сказал ее Ушастый, – ты вроде говорила, что Лариса твоя любимая подруга.
– И единственная, – добавила Ольга непривычно певучим голосом, в котором не слышалось ни капли хрипотцы.
Только сейчас я вспомнила, что не видела на столе привычной пачки Ольгиных сигарет. Обычно, садясь, она всегда клала их на край стола.
Я так привыкла, что Олька курит и матерится, что теперь передо мной предстала словно бы не она, а совсем другая женщина.
Мне показалось, Кононов хочет что-то сказать. Он и на меня оглянулся: мол, да, хочу сказать, но вот не знаю, к месту будет это или не к месту.
– Раз Лара – самый близкий тебе человек, думаю, она меня поддержит. Оля, я прошу тебя выйти за меня замуж.
