Текст книги "Брошенная"
Автор книги: Лариса Шкатула
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)
Глава 7
Марина попыталась возражать. Мол, она не одета для кафе, – ее все еще смущали короткие штанишки костюма. Совсем как у девчонки. Это, конечно, она подумала про себя.
Когда она примеряла именно этот наряд, Вика притворно вздохнула:
– Теперь и не поймешь, кому из нас двадцать три: тебе или мне. Мужик на такой костюмчик косяком пойдет!
– Какой такой мужик? – отбивалась Марина. – Дай мне хотя бы в себя прийти. Хочешь, чтобы я попала из огня да в полымя? И вообще, ты с женщинами одинокими поговори. Они считают, что нормальных мужиков – неженатых – в моем возрасте уже не найти. Остались одни алкаши, наркоманы и бандиты…
– А сами все равно ищут! – ехидно подсказала Вика. – Знаю я эти хохмы: многие женщины даже про своих мужей гадости говорят! Мол, и скотина он, и козел, но попробуй у нее эту негодную скотину отнять. Вцепится, как гарпия! Мое!.. Нет мужиков, надо же такое придумать! А куда они, интересно, подевались? Я думаю, так только неудачницы рассуждают. Упаси тебя Бог, сестрица, примкнуть к их змеиному племени!
Конечно, Виктория – максималистка, как все молодые, пороху не нюхала, но ее разглагольствования странным образом успокаивали Марину.
К тому же она думала, что никакой мужчина ей не нужен… Но не потому, что считала всех негодяями, а потому, что в глубине души она пыталась посмотреть на себя их глазами и не видела в себе как в женщине ничего интересного. Именно как в женщине. Недаром же Мишка говорил, что она холодная. Лежит в постели, будто в ожидании казни. Казни не казни, а пытки – это точно. Интересно, если бы Марина стала грызть его до крови, царапать, щипать, понравилось бы самому Мишеньке? А то надела бы сапоги-ботфорты, как она видела в одном женском журнале, и стала всякий раз во время секса хлестать его плеткой…
А вдруг она и вправду фригидная? И тоже когда-нибудь подаст объявление, что согласна на брак без секса? Буквально вчера они с Викой прочли такое объявление в газете, и сестра этому немало повеселилась.
– До чего у нас бедную женщину довели! Она согласна даже на семейную жизнь без самой главной ее составляющей.
– Ну уж, так и главной! – не согласилась Марина.
– А для чего тогда люди создают семьи? – наступала на нее сестра.
– Детей воспитывать… – неуверенно протянула Марина.
– Ты имеешь в виду тех, что приносит аист, или тех, что находят в капусте?
Марина не призналась Вике, что понимает эту женщину. По сути дела, секс нужен лишь мужчинам, а если семьи станут создавать те, которым интим не нужен… Тогда сразу отпадут все страхи, главный из которых – забеременеть и отправиться на аборт. Ее муженек никогда не хотел предохраняться. И Марину не берег.
– Это проблема женщины, – говорил он.
Нет, эти свои мысли Марина высказать сестре постеснялась. Это проблемы самой Марины, женщины, которую пугает даже само слово – секс! Так что в глазах любого мужчины она – инвалидка. Но не станешь же кричать об этом на каждом углу!
В конце концов, от посещения кафе не забеременеешь! К чему эти дурацкие рассуждения? Приехала на отдых, а попутно решает мировые проблемы! Так изругав себя, Марина наконец обратила свое внимание на мужчину.
– Но это открытое кафе, недалеко от пляжа, – уговаривал между тем ее новый знакомый, имени которого она до сих пор не знала. – Я видел, туда женщины даже в купальниках приходят.
– На нудистском пляже, говорят, вообще ходят без купальников, – пробурчала Марина.
Мужчина развеселился.
– Говорят? Вы никогда не были на нудистском пляже?
– А что мне там делать? Нудить я никогда не мечтала.
– Интересная вы женщина.
– Хотелось бы знать – чем?
– То ли вы со мной воюете, то ли с собой. Если со мной, обещаю, я больше не буду!.. Скажите только, как вас звать.
– Марина.
– Морская. Здорово. Мое имя куда прозаичней – Тимофей.
– Но это же хорошо – иметь редкое имя! А вы как будто огорчены. Ти-мо-фей. Как будто птица над рекой пролетела и села на воду, зашуршав камышом…
Он ошеломленно вгляделся в нее.
– Вы так все слова воспринимаете?
– Как – так?
– Как образы.
– Раньше я за собой этого не замечала, – смутилась Марина. – Но в последнее время действительно вдруг начинаю видеть все так объемно… Понимаете, у меня появилось чувство, как будто лопнула оболочка, в которой я жила прежде. И будто мир на меня надвинулся: звуки стали отчетливее, краски ярче… – Она оборвала себя. – Вот и говорить стала помногу!
А про себя добавила: «Кто бы мог подумать – Марина Ковалева, сухой прагматик, бухгалтер по сути, холодная женщина, вдруг чуть ли не романтиком стала. Как там сказал мой бывший муж Михаил? Кто на тебя польстится?.. Не выдержала, опять про свою женскую несовершенность вспомнила! Все-таки не хочется знать такое о себе. Или считать себя такой!.. Определенно сегодня я обожгла не только кожу, но и мозги…»
– Что желают молодые люди? – Перед ними стоял невысокого роста черноглазый официант в одеянии, стилизованном под кавказскую черкеску.
– Мы пришли поесть шашлык, – сказал Тимофей, взглядом предлагая Марине поучаствовать в переговорах.
– Тогда я посоветую вам вино…
Но она только согласно кивнула и опять перестала его слышать. Наверное, потому, что было ей совершенно все равно, какое вино принесет официант.
А сбивал Марину с толку взгляд, каким на нее смотрел Тимофей. Так на нее не смотрели… лет десять! Или чуть меньше. С тех пор, как она вышла замуж за Ковалева и осела в кухне сначала однокомнатной квартиры, а затем трехкомнатной.
Что он в ней такого увидел? Может, Марина все же зря пришла сюда в шортах? Она нервно переложила нож и вилку. Взгляд мужчины ее волновал, но совсем не так, как хотелось бы. Под его светло-карим взглядом она чувствовала себя не в своей тарелке и начинала думать, будто у нее что-то не в порядке с лицом. Или с прической. Не может же она ему просто понравиться!
Не переродилась же Марина в одночасье! Или для того, чтобы хорошо выглядеть и представлять интерес для противоположного пола, она должна была уйти от мужа?
Ведь именно из-за Михаила она перестала вовсе обращать внимание на себя. Любящий мужчина поднял бы ее на пьедестал, а этот все время норовил закопать в землю. Еще и землю ногами приминал, чтобы в яме, вдалеке от посторонних взглядов, ей лучше лежалось в тесноте и темноте…
Своему новому состоянию Марина противилась изо всех сил. Не хотела она, чтобы взгляд мужчины выдавал нешуточную заинтересованность… Не должна она была никому нравиться! Такая вся из себя неинтересная, кухонная дама.
Виктория сказала бы: «Опять пургу гонишь!» А еще наверняка заметила бы, что сестренка – форменная моральная мазохистка. Ее прямо-таки распирает от удовольствия вот так себя уничижать!
На самом деле Марине просто боязно. Мир чувств, который она пыталась от себя отодвинуть, непостоянен и жесток. Как стремительная горная река. Она может закружить в водовороте, а может водопадом сбросить вниз с головокружительной высоты. В этом мире слишком обнажена душа, а потому и слишком беззащитна…
Такая констатация факта привела Марину в себя. Настолько, что она перестала притворяться перед собой и спросила Тимофея:
– Вы считаете меня интересной женщиной?
Он не то чтобы замялся, но скорее постарался справиться с замешательством. Почему его ставят в тупик такие простые вопросы? Или не ставят? Ну сколько можно травить себя! Самоедство, которому не видно конца.
– Я считаю вас красивой женщиной, – просто сказал он.
Эта простота смутила ее. Марина понимала: если так и дальше пойдет, напрямую, без прелюдии, то это лишит их отношения романтического флера первых ухаживаний. Как если бы вместо того, чтобы протянуть руку для знакомства, она сразу стала бы раздеваться.
Ишь напридумывала! Если так пойдет и дальше, Марина останется без защиты, без прикрытия из собственных домыслов, а значит, ей придется принимать решения… Словом, она пыталась, как и прежде, лишь плыть по течению, но чтобы это было не слишком опасно, чтобы это течение ее слегка покачивало, а не бросало в водоворот!
«И вообще, ты еще даже официально не развелась!» – вдруг обнаружил себя внутренний голос.
«То же можно сказать и о моем муже!» – огрызнулась Марина.
Тимофей вдруг проговорил эти стихи, пока Марина молча копалась в себе. Она виновато посмотрела на него:
– Простите, я веду себя по меньшей мере невежливо. Чьи это стихи?
– Мои, – сказал он безо всякого жеманства и хвастовства, просто, как говорят о само собой разумеющемся. – А насчет невежливости – позвольте с вами не согласиться. Я ведь пригласил вас отдохнуть вместе со мной, а не для того, чтобы вы меня развлекали. Если вам думается в моем присутствии, это тоже хорошо.
– Чем же? – улыбнулась Марина.
– Значит, для вас во мне нет ничего раздражающего, иначе вы не могли бы уйти в себя так далеко и надолго.
– Все, все, – Марина подняла руки ладонями вперед, словно демонстрируя, что оружия у нее нет, – отдыхать так отдыхать. Ведь то, чем я занимаюсь, скорее тяжкий труд. Я пытаюсь навести порядок в доме, который перед тем разграбили бандиты. Все, что могли унести, унесли, а оставшееся разломали и разбили…
– Опять образ. Он настолько меня впечатляет, что я могу по нему восстановить всю картину: в вашей жизни произошло крушение, катастрофа без человеческих жертв, а вы думаете, что жизнь кончилась.
– Вы не правы, жертвы есть. Мой муж, например. Он умер. Правда, всего лишь для меня.
– Значит, вы вдова?
– Соломенная, – вздохнула Марина.
– Меня это устраивает, – сказал Тимофей. – Есть надежда.
– На то, что он умрет взаправду? – улыбнулась она.
– Надежда на то, что не вернется, как и положено умершим.
Марина подумала, что юмор у него достаточно тонкий, чтобы не резать ухо. В компаниях друзей Михаила их откровенные жеребячьи шутки частенько вызывали у нее содрогание. А у Тимофея… Они знакомы всего второй час, а он уже говорит о какой-то надежде. Женщине приятно это слышать.
Принесли шашлык и красное сухое вино. Марина, посмеиваясь, вынула «подарочные» помидоры, а Тимофей попросил официанта:
– Пусть на кухне порежут.
Тот хотел, по-видимому, сказать, что у них есть свои помидоры, но промолчал. Посмотрел на лица клиентов и молча отошел. Понимание было написано на лице: «Влюбленные, что с них взять?»
Но они еще не считали себя таковыми. И пока лишь смаковали чувство взаимного притяжения, незаметно перейдя на ты, и говорили о разных мелочах.
– Ты что делал среди этих камней? Плавать там, кажется, не только неудобно, но даже опасно.
– Ловил крабов… Что делала ты, и так ясно. Специально ушла подальше от людей, чтобы до них запах горелого мяса не доносился.
– Если бы не ты, я была бы точь-в-точь как этот шашлык.
Она потянула носом исходящий от шашлыка дух и почувствовала, что проголодалась. Скосила глаза на часы Тимофея – три часа пополудни, пора и пообедать!
И вспомнила еще об одном своем комплексе. До сего времени Марина стеснялась есть при других. Отчего-то получалось у нее это действо весьма неуклюже. Как-то Михаил, еще в начале их семейной жизни, заметил:
– Ты вцепляешься в вилку, как мясник в свой топор. Нельзя взять ее как-то поизящнее?
Сказанного в раздражении – он часто позволял себе подобный назидательный тон – вполне хватило, чтобы впредь Марина волновалась, когда ела в компании. А если ей приходилось пользоваться ножом, он вообще ходил у нее в руках вкривь и вкось, повергая ее в отчаяние.
Потому в компаниях Марина ела обычно мало, а когда возвращалась домой, на нее прямо-таки нападал жор.
– Ты опять жуешь? – брезгливо морщился муж. – Раскабанеешь, в дверь не будешь пролазить!
Отчего он вел себя так, будто, женившись на Марине, оказал ей неслыханную честь? Как если бы Марина была его недостойна, но вот он к ней снизошел и теперь требовал, чтобы она его обожествляла.
Марина была в него влюблена с самого первого дня, как только увидела. Он казался девушке сказочно красивым, а когда прикасался к ней, она обмирала от блаженства, и даже неминуемую боль первой ночи перенесла стоически, как партизанка на допросе.
Это потом она стала раздражаться от его грубых ласк, но и то как-то вяло, лишь на мгновение забывая о покорности. О супружеском долге. Разве не для того она вышла за него замуж?
Иными словами, в своей прошлой жизни она все делала не так: стеснялась есть, стеснялась секса, стеснялась своего тела, даже ног, которые другие находили безукоризненными. И тут ей казалось, что кожа на них недостаточно гладка, что колени не такие круглые, как надо. Говорят, порой мужчины целовали женщинам колени. Михаил же, казалось, вообще на ее ноги внимания не обращал. И даже когда она увеличила длину своих юбок – до половины икры, в двадцать лет! – он будто ничего не заметил.
Словом, муж не только не придавал ей уверенности в себе, а, наоборот, уверил ее в том, что она непривлекательна как женщина – ни внешне, ни в постели…
Теперь же, под доброжелательным взглядом Тимофея, она ела шашлык и ничего в ее руках не плясало. И совсем уже заставило ее удивиться его одобрительное:
– Как ты аппетитно ешь!
Одно и то же ее действие у двух разных мужчин вызывало противоположную реакцию. Значит, все дело не в Марине, а в том, как каждый из мужчин к ней относится?
– Ты здесь в санатории? – спросил он.
Она отрицательно качнула головой.
– В пансионате?.. Снимаешь комнату?
– Снимаю комнату. У меня ведь отдых, так сказать, внеплановый. Я вовсе не собиралась ехать на море в этом месяце. Так что среди других отдыхающих я – одинокая комета, залетевшая в чужую галактику…
– Послушай, Марин, кем ты работаешь?
– Бухгалтером. А что?
– Тогда, видимо, на своем рабочем месте ты имеешь дело не с сухими цифрами, а с поэтическими символами.
– Просто я очень долго жила в неволе. В камере-одиночке. Вот и научилась разговаривать сама с собой. А чтобы моему второму «я» не нужно было ничего объяснять, я рисовала ему картинки.
Он крякнул от удовольствия и посмотрел на нее долгим взглядом. Будто что-то прикидывал про себя.
– Твое рабство было добровольным?
– Увы, – кивнула она. – Наверное, это был самогипноз, вызванный привычными представлениями, надуманными правилами, существовавшими лишь в воображении людьми, а когда тюрьма рухнула, я даже чувствовала себя несчастной… Пыталась опять возвести упавшие стены.
– Понятно, – медленно сказал он, – хотя и не очень.
Она улыбнулась:
– Никогда не ощущала себя философом, а за час общения с тобой только и делаю, что философствую.
– Вот и хорошо, продолжай, мне интересно, какие мысли водятся в такой хорошенькой головке, – с одобрением произнес он и вдруг спохватился: – Я знаю, что мы не сделали. Не выпили за нашу встречу!
Когда они выходили из кафе, Тимофей держал ее за руку. С детского сада она ни с кем так не ходила, но теперь вот шла с малознакомым мужчиной и отчего-то не смущалась.
Шкурка кухонного зверька продолжала с нее слезать – кажется, это называется линькой? – и под этой шкуркой показывалось совсем другое существо.
– Кометы, – таинственно шептал Марине на ухо ее спутник, – очень непостоянные небесные тела. Вдруг ты исчезнешь так же внезапно, как и появилась? Вот сейчас мы пойдем кататься на карусели, а ежели ее раскрутить умеючи, начинаются такие чудеса…
– На карусель? – удивилась Марина. – А это удобно? Мы ведь не дети…
Он остановился и тоже удивленно посмотрел на нее.
– Наверное, ты очень долго просидела в этой своей одиночке. На карусели катаются и взрослые. Разве ты об этом не знала?
– В фильмах видела, – смутилась Марина.
– Не бойся, я с тобой! – пошутил он и ободряюще пожал ее руку. – Я вовсе не возражаю, чтобы со мной ты многое открывала для себя в первый раз.
Это был чудесный день. Странный, как все, что теперь с ней происходило. Начать с того, что никогда прежде она с мужчиной так не знакомилась. То есть, кроме Михаила – с тех самых юношеских лет, – она вообще ни с кем не знакомилась. А уж то, что с первого дня, да что там дня, часа, она сможет общаться с мужчиной как со старым знакомым, Марина попросту себе не представляла.
Кататься на карусели ей понравилось. В первый момент Марина еще побаивалась, что оторвется цепь, на которой висело небольшое пластмассовое креслице, и она рухнет вниз, прямо на острые колья ограды. Но потом забыла об этом.
Тимофей притянул ее сиденье за цепь к себе и жарко дохнул в ухо, от чего по всему телу Марины побежали щекотливые мурашки. Отпустил и опять поймал. Теперь Марина видела, что на качелях катаются не только дети, но и взрослые, и все так же дурачатся, и удивлялась, почему раньше она об этом не знала. Конечно, прежде никто не водил ее, взрослую, в парк…
– А теперь куда мы пойдем? – спросила она у своего спутника, когда они ступили за ограду аттракциона. – Может, прокатиться на карусельной лошадке?
Наверное, Марина здорово отстала от жизни. Она все себе не так представляла. По крайней мере если не долгого ухаживания, то хотя бы долгого узнавания. А здесь – раз! – и они уже на ты. И никакого смущения или напряжения, словно они сто лет знакомы.
«Не слишком ли быстро?» – запоздало насторожился внутренний голос.
Но сегодня она больше не хотела анализировать – не компьютер! – а просто вошла в эту новую жизнь, как в воду, и поплыла. Ей казалось, что вот-вот, и все кончится. Но ничего не кончалось, а наступил вечер.
Тимофей ни за что не хотел с ней расставаться. Даже когда она стала доказывать, что вечером просто неприлично ходить в пляжном костюмчике по поселку и ей надо переодеться, да и полежать, отдохнуть, ведь она сегодня после дороги…
– Маришенька, – запросил он, как маленький, – тебе ничего не придется делать. Только посидеть со мной за столиком в ресторане, поужинать. Если ты устала, могу донести тебя на руках! Ты же не собиралась оставаться без ужина?
– Я взяла бы булочку, пакетик ряженки…
– Нет, не может быть и речи. Я тебя спас от зажаривания и теперь чувствую себя ответственным за твое здоровье. Ряженка, булочка… Могла бы из благодарности и обо мне подумать!
– Ты тоже хочешь ряженки?
– Я хочу поесть как следует. Но если я буду знать про твой скудный ужин, мне же кусок в горло не полезет! В общем, как говорят в Одессе, слушай сюда: я провожаю тебя до твоей квартиры, жду на лавочке, пока ты переоденешься, потом мы идем ко мне и ты ждешь, пока я переоденусь. А уж тогда мы вместе идем в ресторан.
– Нагородил. Встретились бы в условленном месте, оба переодевшиеся…
– Ну да, ты меня кинешь, и буду я до утра стоять, как три тополя на Плющихе.
– Ты подозреваешь, что я обманщица?!
– Доверяй, но проверяй… Лучше показывай, где ты сняла квартиру, и не скандаль. С виду выглядела такой миролюбивой…
Глава 8
И вот теперь Марина перекладывала вещи в своей сумке, выбирая наряд на вечер, и поминала сестрицу добрым тихим словом. Ей вдруг захотелось выглядеть перед Тимофеем серьезной женщиной…
«Ха-ха! – сказал внутренний голос. – Это после того, как он весь день лицезрел твои голые ноги!»
Лицезрел. И не без удовольствия. Его интерес тоже не оставил ее равнодушной. Но вместе с тем пришла тревога. Смешно сказать, после одиннадцати лет семейной жизни она боялась мужчины.
Марина подумала, что с удовольствием осталась бы в этой комнате – здесь бы ее защищали стены, к которым она так привыкла в своем доме. Все-таки на свободе возникают совсем другие чувства, которые пугают бывших затворников. Как называется у людей боязнь открытого пространства? Кажется, агорафобия…
Прежде за стенами спокойно спали не только чувства Марины, но и все ее комплексы. Теперь она словно балансировала на доске жизни… Вот так накрутила! Это же просто «идет бычок, качается, вздыхает на ходу…»
Ничего не оставалось делать, как надеть розовое платье с открытой грудью. А под него ожерелье из розовых индийских камней, и вроде не таким откровенным стало казаться проклятое декольте.
Тимофей при виде ее вскочил на ноги:
– Ух ты!
Марина сменила пляжные шлепки на туфли с высоким каблуком, но все равно оказалась лишь чуть выше плеча своего кавалера. Окажись сейчас рядом с ней муж Михаил, который выше ее всего на четыре сантиметра, она бы привычно ссутулилась, чтобы казаться ниже. Рядом с ним Тимофей выглядел прямо-таки великаном.
– Пожалейте паренька! – смешно морщась, проговорил между тем он.
– А что я ему плохого сделала?
– Убила красотой.
Он сделал вид, что хочет упасть, и Марина невольно попыталась подхватить его, чем заслужила горячий поцелуй в ладонь. Но это же просто ладонь! Отчего ее опять будто током пронзило? Разве на ладони есть эрогенная зона?
Во всем, что касается теории секса, Марина была достаточно подкована. Начиталась. После того, как получила клеймо фригидной женщины.
К тому же до сегодняшнего дня Марина не питала никаких иллюзий насчет своей внешности. Глаза ее, голубого цвета, были небольшие, зато губ хватило бы на два лица – их она всегда стеснялась. Брови широкие и густые. Марина пробовала их выщипывать, но на другой день пришла на работу опухшая, с краснотой на пол-лба и больше с пинцетом не экспериментировала. Неплохо, пожалуй, смотрелся небольшой прямой нос, но разве нос – все, что нужно для красоты? Скорее Тимофей сказал ей дежурный комплимент. Или увидел то, чего не видел Михаил… И она сама.
Странно, но воспоминание о муже теперь не вызвало в душе Марины привычных эмоций. Будто не о нем подумала, а о сантехнике Володе, который за бутылку ремонтировал краны и унитазы всему дому.
– Послушай, Тим, – сказала она, – мне совсем не хочется есть. Может, ты сходишь один, а я тебя подожду? Честное слово, я убегать не буду.
Во все время тирады он смотрел на Марину как на чудо заморское или на дикарку… А откуда ей быть не дикой, если она вышла за Михаила в восемнадцать лет, он был ее первым и единственным мужчиной. Ни с кем другим она не встречалась, ничьих ухаживаний не принимала. То есть она, конечно, читала книги, смотрела фильмы, но все это казалось ей далеким от реальной жизни, и уж тем более Марина не могла представить, что подобное может произойти с ней.
Тимофей даже не представляет себе масштаба ее неискушенности. Сейчас в ней говорила практичность кухарки и домохозяйки: зачем ему на нее тратиться, если между ними все равно не может быть ничего серьезного? Лучше бы он нашел себе девушку помоложе, покрасивее, которая примет его чувства и ответит на них как должно, такую, с кем он был бы на равных…
– Мариша, ты неподражаема! Не хочешь колоть фраера… – Тут он глянул в ее непонимающие глаза и заговорил по-другому: – Не хочешь, чтобы я тратил на тебя деньги? Большинство женщин это очень любит. Представь, мужик с деньгами приехал на море…
– Здесь много красивых женщин, – сухо сказала она, – и ты мог бы потратить деньги с большей пользой.
Жизнь упорно ставила Марину на то место, которого она всегда панически боялась. До сих пор у нее был муж, он думал обо всем, знал, как жить, и давал ей указания, которые она покорно исполняла.
Теперь она оказалась одна, без всякого прикрытия, – беззащитная! И ей самой нужно было решать, как жить дальше. Решить-то она не возражала, но не так же скоро! На этом новом пути она сделала всего первый шаг.
Она не успела осмотреться, перевести дух, отойти от перенесенного стресса…
– А ты, оказывается, трусиха, – усмехнулся Тимофей.
– Что есть, то есть, – согласилась Марина.
Он улыбнулся и положил ее руку на свой согнутый локоть.
– Обещаю ничего с тебя за это не требовать.
– Но тогда зачем… – продолжала сопротивляться она.
– Затем, что ты мне нравишься. Мне приятно с тобой общаться. Мне хотелось бы доставлять тебе удовольствие, исполнять твои желания, какие я смогу выполнить.
– Но у меня их не много.
– Появятся, – развеселился Тимофей. – Так что не откажите приговоренному к смертной казни в последней просьбе! Посидите рядом с ним за столиком и помогите утолить голод, который терзает его могучее тело…
Марина рассмеялась, а он, довольный, повлек ее к центру поселка, где были многочисленные заведения, в которых кормили посетителей под веселую музыку. Отдыхать так отдыхать!
Марина подумала, что приятно нравиться этому могучему интересному мужчине, который склонялся перед ней, как перед своей повелительницей. Рядом с ним она ощущала себя хрупкой и прекрасной, желанной женщиной и могла даже немного покапризничать. И чувствовала, что эти капризы с воодушевлением будут исполняться…
– Ладно, – согласилась она. – Но прошу без широких жестов. Меня это будет обязывать…
Что-то мелькнуло в его глазах, словно он хотел пошутить, но в последний момент передумал и так ничего и не сказал, лишь попросил:
– Зайдем ненадолго ко мне. Я тоже переоденусь к ужину.
Тимофей жил в шикарном корпусе санатория «Прибой». Охраннику у входа он показал какую-то карточку, слегка сжав Маринин локоть.
– Это мой гость.
Она чувствовала себя так, будто тайком пробралась во дворец, случайно проскользнув мимо стражников у входа. Но с минуты на минуту они опомнятся и спросят, по какому праву она здесь, где не положено быть таким… Каким таким? Бедным и некрасивым, ничем не заслужившим такое великолепие. Золушкам, которые могут иметь принца только на вечер.
Она опять предложила Тимофею:
– Я подожду тебя в коридоре.
От непривычно шикарной окружающей обстановки массивных кожаных диванов и кресел, огромного количества экзотических растений в напольных керамических вазах, какой-то киношной стойки портье – Марина опять будто съежилась, и сонм ее комплексов высунул наружу свои злобные головки.
– Не придумывай, – мягко сказал он. – Стала бы ты держать своих гостей в прихожей?.. Минуточку!
Он шагнул в сторону, что-то спросил у продавца газет и журналов и вернулся к ней с журналом «Космополитен» в яркой глянцевой обложке. Марина изредка читала этот журнал. Брала у своей сотрудницы. Купить самой – журнал стоил сто с лишним рублей – не поднималась рука. Как замечала в таких случаях Вика, жаба душила.
– Надо мне побыстрей удирать с курорта этого, – шутливо вздохнула Марина.
– Почему?
– А то еще привыкну к твоим ухаживаниям. Что потом дома делать буду? Так со мной никто не носится. И никогда не носился…
– Вот и хорошо, если привыкнешь. Я очень хочу, чтобы ты ко мне привыкла! Чтобы жить не захотела без меня! – Он сказал это с такой яростной интонацией в голосе, даже с экзальтацией, что Марина невольно отодвинулась в сторону. Слишком много эмоций для первого дня знакомства. Интересно, что ему от нее нужно? Само собой, того же, что и другим мужчинам от женщин, но он тратит столько эмоций…
– Ну вот, опять я тебя напугал.
Лифт поднял их на какой-то высокий этаж – она не успела заметить, какую кнопку нажал ее спутник. Чтобы не показать, как она ошеломлена и даже растеряна, Марина стала говорить, толком не вслушиваясь в собственные вопросы:
– Ты приехал сюда лечиться?
– Нет, просто отдохнуть.
– Но ведь «Прибой» – санаторий.
– Теперь это просто гостиница, в которой желающим могут оказать медицинские услуги. Платные, разумеется. Мне нравится, что здесь тихо, чисто. И полотенца меняют каждый день.
Он отпер дверь и пропустил ее вперед, в роскошный номер-люкс.
– Полистай журнальчик, а я пока переоденусь. Телевизор работает, но мне почему-то кажется, что ты не захочешь его смотреть.
Марина не захотела. Она столько вечеров провела перед телевизором, что, кажется, возненавидела его на всю оставшуюся жизнь. А могла бы привыкнуть и стать телеманом, как одна ее знакомая… Одинокая. Та всегда знает, что на каком канале идет, и всю свою жизнь приспосабливает к нужным фильмам и передачам. Она знает не только ведущих всех известных передач и шоу, но и их биографии со всяческими подробностями. Теперь она живет в этом иллюзорном мире. Вся прочая жизнь остается по другую сторону от голубого экрана…
Сколько раз Марина смотрела телевизор в гордом одиночестве! Да и была ли она не одна хоть когда-нибудь? То есть рядом с ней был, конечно, ребенок, но мужчина – близкий, любящий, понимающий? Наверное, не было.
Тимофей скрылся в спальне, и теперь Марина могла спокойно осмотреться. Номер отличный, она сама хотела бы пожить в таком. Не чета ее комнатушке! Но, в конце концов, нечего разевать рот, словно она приехала из дремучей глубинки и у нее в волосах до сих пор солома…
Она села в кресло и открыла журнал. Не читалось. Зато думалось. Прежде Марина немало слышала рассказов о том, как на отдыхе люди легко сходятся. Это и понятно, отпуск не вечен, надо торопиться. Потому романы в отпусках и скоротечны. Если подумать, ее роман не роман вовсе, а так, повесть в тонкой обложке. Встретились и разошлись. Вот и нечего ей волноваться. Надо всего лишь принять как должное законы курортов и не примеривать к ним жизнь рабочую, будничную.
Да-а… Она подняла голову – Тимофей стоял в дверях, одетый для променада. Недаром всегда говорит Вика: «Одень пень, будет ясный день!» В том смысле, что одежда кардинально меняет человека. Но не настолько же!
Прежде на Тимофее, как и на ней, был пляжный костюм: длинные шорты и футболка. Теперь же это был денди, в белых брюках и кремовом батнике, загорелый и невероятно мужественный. Он словно в момент похудел, стал стройнее, изящнее. Куда-то делась его сутулость и простоватость мужика. «С таким появись где-нибудь на крутой дискотеке, – невольно подумала она, – все бабы от зависти сдохнут!» Но вслух она произнесла:
– Ух ты!
– Прекрати меня передразнивать.
– Но если лучше не скажешь?
– Издеваешься? Или я тебе нравлюсь?
– А то! – по-одесски сказала она.
– Тогда прошу.
Он опять согнул руку в локте. Марина подошла и уловила запах хорошей туалетной воды.
– Вперед, к развлечениям! – гаркнул он, и она поняла, что Тимофей недаром все время понижает голос.
– Ты в цеху на прессе работал?
– Нет, я был начальником цеха.
По лицу его пробежала тень.
– Ты не любишь об этом вспоминать, – догадалась Марина.
– Ты права. Здесь к случаю будет поговорка: в доме повешенного о веревке не говорят.
– Прости, Тим, если нечаянно влезла не на свою территорию.
– У тебя счастливый характер, – он поцеловал ее пальцы, – ты умеешь гасить напряжение.
– Ну-ну, – погрозила ему Марина, – не надо меня идеализировать. Я знаю свое место, а ты мне ничего не должен.
– Нет, должен. Я должен быть честным с тобой. И клянусь, ты обо всем узнаешь, я ничего не стану от тебя скрывать!
Марину пугали люди, которые, по ее мнению, на ровном месте, то есть без особых на то причин, начинали вдруг вещать на высоких тонах, заклинать, клясться, говорить высоким стилем. Она подозревала нездоровую психику или склонность к употреблению наркотиков. Тут она не имела никакого опыта, не знала даже, как ведут себя люди, принявшие наркотик, но была уверена – неадекватно обстановке.
