Текст книги "Дело о философском камне (СИ)"

Автор книги: Лариса Куницына

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

– Я полагаю, что в некоторых случаях – да, – уверенно кивнул Аргент, глядя на него. – В одном из его рецептов я увидел экстракт эфедры, которая применяется для улучшения самочувствия пожилых людей, но в означенной там дозе она неизбежно должна была привести к усиленному сердцебиению и даже к удару. Я надеюсь, он никому не продал эту отраву!

Марк нахмурился, невольно вспомнив о подозрениях Фабьена Эррана о причинах преждевременной смерти его отца.

– Неужели? – воскликнул Аргент, внимательно следивший за выражением его лица. – Неужели этот негодяй испытывал свои лекарства на пациентах? Его счастье, что он умер до того, как я узнал об этом и доложил главному алхимику! Его бы отправили на костёр!

– Но он умер, – напомнил Марк, помрачнев.

– Я не знаю, как он отравился, – слегка сбавив тон, признался молодой человек. – Я обследовал лабораторию и не нашёл признаков случайной или умышленно подстроенной утечки паров ртути. К тому же, судя по записям его ученика, тот куда больше времени проводил в лаборатории, экспериментируя с этим опасным веществом. Мне жаль, что я не смог помочь вам в самом главном.

– Вы ошибаетесь, друг мой, – улыбнулся Марк, заметив, что его собеседник искренне расстроен этим. – Вы мне очень помогли, как пролив свет на преступную деятельность этого Адеамуса, так и облегчив мне работу с его весьма запутанным архивом.

– Что ж, я рад, если это так, – наконец, на бледном лице Аргента появилась та самая очаровательная улыбка, которая так освещала его лицо. – Давайте я закончу читать его алхимический дневник. Вдруг там всплывёт ещё какая-то подсказка. Вот здесь, – он указал на пачки бумаг слева, – то, что касается алхимии. Справа – аптекарские прописи и дневники поисков эликсира жизни. Перед вами его финансовые документы. Я их не читал, только, увидев расписки и долговые письма, складывал туда. А вон та небольшая стопка – это его личная переписка с клиентами. Туда я тоже не заглядывал.

И он снова уткнулся в заинтересовавшую его тетрадь, а Марк, наконец, открыл амбарную книгу, которую держал в руках, и начал читать. Сюда Адеамус записывал свои доходы и расходы, указывая плативших ему клиентов в зашифрованном виде. Для того чтоб разобраться в этом требовалось время, и он, всё ещё пребывая под впечатлением от своих догадок о печальной участи графа Эррана, открыл книгу ближе к началу и неожиданно увидел имена, даты и суммы, и даже указание на то, за что они были получены.

Он начал просматривать эти страницы и неожиданно замер, наткнувшись на знакомое имя. Баронесса де Вилье три года назад заплатила ему пятьсот серебряных марок за какие-то красные пилюли. Он пролистал ещё несколько страниц и нашёл ещё три упоминания о том, что покойная баронесса покупала у него это загадочное снадобье.

– Вот и связь… – пробормотал он, и Аргент удивлённо взглянул на него. – Простите, друг мой! – Марк стремительно поднялся. – Я вынужден оставить вас, но я крайне благодарен вам за помощь и обещаю, что как только закончу с этим делом, пришлю вам приглашение на ужин!

– Это была шутка, – усмехнулся тот. – Вы ничего мне не должны. Мне самому интересно.

– Ваше бескорыстие делает вам честь, – заверил его Марк, – но мне будет приятно видеть вас в своём доме. Мне было б интересно поговорить с вами о вещах, далёких от алхимии и убийств.

– Что ж, возможно, это начало новой дружбы, – снова улыбнулся Аргент. – Я буду ждать вашего приглашения, и поскольку, по сути, я бездельник и лентяй, то вряд ли у меня будет повод отменить или перенести эту встречу.

С улицы источника короля Анри Марк сразу же направился на улицу Плюща, где быстро отыскал дом лекаря Бертена. В его приёмной томились в ожидании несколько пациентов, но немногословный слуга провёл благородного гостя мимо них в кабинет, где за столом сидел невысокий кругленький человек в суконной мантии. Он был розовощёким и его светлые кудряшки живописно клубились вокруг небольшой блестящей лысины. В кресле у стола сидел немного чопорный старик, который с возмущением посмотрел на внезапно вторгшегося посетителя, но, видимо, узнав его, поднялся и низко поклонился. Наверно это был кто-то из мелких чиновников или старших дворцовых слуг. Марк поспешно извинился за своё вторжение, а оторвавшийся от своего занятия лекарь с симпатией взглянул на него.

– Могу ли я закончить рецепт до того, как уделю вам внимание, ваше сиятельство? – уточнил он. – Или моему пациенту лучше подождать в приёмной, пока мы закончим разговор?

– О, нет, – запротестовал Марк. – Я и без того отвлекаю вас от работы, и уж тем более не хотел бы создавать неудобства для ваших пациентов. Я подожду, – и он отошёл, чтоб пройтись вдоль стен, разглядывая анатомические гравюры, вставленные в потемневшие рамы.

Краем уха он слушал, как лекарь даёт своему пациенту обстоятельные и подробные указания относительно выписанного лекарства и рекомендуемой диеты. После этого старик поднялся и, снова низко поклонившись Марку, прощально кивнул лекарю и гордо удалился. Барон тут же присел на освобожденное им место и задал интересующий его вопрос.

– Де Вилье? Конечно, я помню эту благородную даму, – не задумываясь, подтвердил лекарь. – Она была небогата, но полна сознания собственной значимости. Сама она была вполне здорова для своих лет, чего не скажешь о её младшей дочери Эстель. Что поделаешь, поздние дети часто бывают слабы здоровьем, а она родилась, когда баронессе было уже за сорок. Девушка была очень мила, но болезненна. Она страдала малокровием, была бледна и часто из-за слабости оставалась в постели на целый день. К сожалению, она умерла, причём, внезапно. Я не навещал её регулярно, чтоб не вводить её мать в излишние расходы, и приходил только по вызову. И вот какое-то время меня не приглашали в дом, я думал, что девушке стало лучше, но потом узнал, что она умерла.

– От чего? – спросил Марк.

– Я не знаю, полагаю от своего недуга. Меня только удивило, что меня не позвали, когда ей стало хуже. Оказалось, что последние дни она почти не вставала с постели, жаловалась на мигрень, боли в груди и животе, говорила, что слышит голоса ангелов и много плакала. Я искренне сожалел об этой малютке и соболезновал её матери. Правда, та держалась стойко, прагматично решив, что её дочь больше не мучается и не мучает других. У неё ведь оставалась ещё одна дочь, такая же решительная и здоровая, как она. Правда, та была замужем и жила где-то на востоке. Она приехала на похороны, и, поскольку недавно овдовела, а её сын поступил на военную службу, осталась ухаживать за матерью. Впоследствии оказалось, что у неё тоже был нелёгкий характер, и жить вместе они не смогли. Она купила себе дом неподалёку и каждый день навещала мать. Увы, и её скоро не стало. Трагический случай: в дом пробрался грабитель и убил её. Вскоре после этого умерла и баронесса де Вилье. Это всё, что мне известно.

– Скажите мне, эти симптомы, которые наблюдались у Эстель де Вилье, – это могло быть отравление ртутью? – уточнил Марк.

Бертен задумался.

– Да, это было похоже на отравление, и я, если честно, высказал это предположение её матери, но она с крайним возмущением отвергла подобное. Ртуть? Да, симптомы были похожи. У неё была и диарея, и обильное слюнотечение, и дрожь в руках и ногах. Но откуда в их доме могла взяться ртуть? Не представляю!

– А может ли быть так, что вас не звали к ней, потому что баронесса нашла другого лекаря, который лечил её неправильно, скажем, ртутью?

– Тогда он был шарлатаном! Ни один уважающий себя лекарь не пропишет снадобье, содержащее ртуть, анемичной девице! Это нонсенс! Это весьма неоднозначное вещество, которое действительно приводит к отравлениям, и применяют его только в самых крайних случаях для лечения известной болезни, от которой обычно страдают мужчины, ведущие распутный образ жизни, и женщины предосудительного поведения. Иногда некоторые лекари применяют её в малых количествах в качестве слабительного или при изготовлении мазей, но я считаю подобные методы лечения слишком радикальными. Зачем рисковать жизнью пациента, если всегда можно подобрать не менее действенные и более безопасные снадобья!

– Значит, у девицы не было заболеваний, которые можно было бы лечить ртутью?

– Конечно нет!

– Вы сказали, что у старшей дочери баронессы де Вилье был сын. Вы что-то знаете о нём?

– Не много. Она вышла замуж за коменданта какой-то приграничной крепости капитана де Боннара и уехала с ним. Сын родился и вырос там и после достижения совершеннолетия продолжил службу в той же крепости. Я никогда не видел его.

– И у этих несчастных женщин не осталось никаких родственников, кроме этого молодого человека?

– Насколько мне известно, нет. По крайней мере, это я пристраивал в богадельню их старую служанку, когда она осталась без крова и защиты. Тогда она была уже подслеповата, и у неё не было шансов найти новое место.

– Вы не знаете, жива ли она теперь? – спросил Марк.

– Простите, не знаю, – виновато улыбнулся лекарь.

– А как её звали?

– Она была из Магдебурга. Как же её звали? Марта! Марта Крауф!

– Благодарю вас, – поднялся Марк. – И последний вопрос, господин Бертен. Где находится та богадельня?

Приют для вдов и сирот, находившийся под патронатом вдовствующей королевы Элеоноры, располагался на окраине города, но не в тех районах, где ютилась беднота и скрывались опасные преступники. Это была вполне приличная улица, носившая имя святой Селесты, храм которой возвышался в её конце. К храму были пристроены несколько зданий, где размещались странноприимный дом, школа для детей бедняков, ремесленные мастерские и тот самый приют.

В небольшой чистой приёмной Марка встретила пожилая жрица храма, ведающая делами приюта и, выслушав его, подтвердила, что Марта Крауф действительно живёт в этом доме. Потом она провела его по длинному коридору, куда выходили двери комнат и небольших залов, где трудились, зарабатывая на своё содержание женщины и подростки. Все они были одеты в добротную коричневую одежду с белыми воротниками. Они сидели за прялками, ткацкими станками, большими пяльцами или склонились над шитьём. Мальчики под руководством старого ремесленника мастерили что-то за столярными верстаками или плели корзины из прутьев, кучами сложенных здесь же. Тут же на полу ползали совсем маленькие дети, играя какими-то деревянными фигурками, за ними приглядывали молодые девушки в платьях послушниц. Вид у этих людей был если и не жизнерадостный, то вполне благополучный, что соответствовало общему мнению, что королева, потеряв супруга, полностью погрузилась в дела благотворительности и регулярно посещала находящиеся под её патронатом заведения, чтоб убедиться, что её подопечные обеспечены всем необходимым.

Марта Крауф сидела в своей небольшой комнатке, которую делила с ещё двумя тихими старушками. Одна из них лежала на кровати, как-то бездумно глядя в окно, где голубело ясное небо, а вторая вместе с Мартой неторопливо чистила овощи, видимо, предназначенные для приготовления обеда.

Старая служанка баронессы де Вилье в своем тёмном платье с чистым воротничком и гладко зачёсанными седыми волосами выглядела опрятно и, несмотря на то, что видела она не так уж хорошо, нож в её руке быстро двигался, срезая с золотистой репы тонкую ленточку кожицы.

Когда Марк вслед за своей провожатой вошёл в комнату, обе старушки отвлеклись от своего занятия и обернулись к дверям.

– К тебе пришёл посетитель из дворца, Марта, – громко произнесла служительница, склонившись к ней. – Это барон де Сегюр. Он хочет расспросить тебя о твоей хозяйке.

Марта с любопытством взглянула в его сторону, и Марк увидел, что глаза у неё совсем светлые и водянистые.

– Вы можете спокойно говорить с ней, она хорошо слышит и всё понимает, – пояснила служительница. – Можете присесть на ту кровать. О её соседках не беспокойтесь. Одна из них глуха, а вторая уже давно ничем не интересуется.

Когда она вышла, Марк присел поближе к Марте, которая невольно наклонилась к нему, пытаясь разглядеть его лицо.

– Что вы хотите знать, ваша светлость? – спросила она, подслеповато щурясь, в то время как её подруга, ещё раз взглянув на гостя, снова занялась овощами.

– Скажи мне Марта, помнишь ли ты что случилось с Эстель де Вилье? Отчего она умерла?

На лицо старушки набежала тень, и она вздохнула.

– Думаю, что её отравил этот мерзкий книжник, – сообщила она горестно. – Я говорила мадам, что лучше слушать доктора Бертена, но она поддалась на уловки этого жулика! Сказала, что Бертен только берёт деньги, а Эстель не становится лучше, зато тот новый лекарь обещал вылечить её раз и навсегда. Он приходил и долго уговаривал её тихим приятным голосом, держа за руку и глядя в глаза. Он был такой слащавый, вертлявый, но умел красиво говорить. Он обещал, что поставит нашу девочку на ноги и приготовит для неё какие-то чудодейственные красные пилюли, которые должны были исцелить её. Говорил, что красный цвет символизирует пламя жизни, которое вольётся в её жилы. Так оно и было сперва, на какой-то момент ей стало лучше, появился румянец, она выходила гулять, строила планы, а потом снова стало хуже, и он сказал мадам, что болезнь запущена, и нужно продолжать принимать пилюли. Та раз за разом отдавала ему деньги, получая эти коробочки, и сама давала пилюли дочери, чтоб она не пропускала время приёма. Только девочке становилось всё хуже и хуже. Так она и сгорела, наша бедняжка. А потом явился этот мошенник и сказал, что случай был слишком тяжёлый, иначе бы он её точно вылечил. Он сказал, что хочет попрощаться с покойной и вошёл в её комнату, а после того, как он ушёл, пропала последняя коробочка с остатками пилюль. Зачем бы ему забирать их, если он сделал их для Эстель и они уже оплачены? Если только он не хотел, чтоб кто-то другой заполучил их. К тому же уж слишком странно изменилась её болезнь после этих пилюль.

– Вы сказали об этом своей хозяйке?

– Конечно, но ей было не до того, нужно было готовиться к похоронам. Она отмахнулась от меня, сказала только, что бедняжка была слишком слаба и её смерть была лишь делом времени. Думаю, что она просто устала ухаживать за ней и тратить последние деньги на лекарства.

– А мадам де Боннар?

– Она мне поверила и была очень возмущена. Она требовала, чтоб мать разобралась с этим делом, но та не хотела её слушать. Когда я убирала комнату Эстель после похорон, то нашла закатившуюся под кровать пилюлю и отдала молодой госпоже. Та сказала, что отнесёт её аптекарю, чтоб тот выяснил, что там такое. После она прибежала разгневанная и кричала матери, что в этих пилюлях был яд, который медленно убил сестру. Они повздорили и она ушла. А через несколько дней сообщили, что её убили в собственном доме. Этого уже моя хозяйка не вынесла и вскоре тоже умерла.

Она тяжко вздохнула, опустив голову.

– А что с внуком баронессы де Вилье. Как его звали?

– Морис. Морис де Боннар, он приехал на похороны матери и расспрашивал баронессу о том, что произошло, только та не стала с ним говорить об этом. Всё твердила о том, что всё наследство оставит ему. Тогда он спросил меня, и я рассказала всё, что знаю. Он ушёл и больше я его не видела. На похороны бабушки он уже не приехал.

– А как выглядел господин де Боннар?

Старушка вздохнула.

– Я плохо вижу, господин барон, – виновато проговорила она. – Лица так и не разглядела. Помню, что он высок и, кажется, у него светлые волосы.

– А его голос ты бы узнала?

Она немного подумала.

– Может быть, и узнала бы, но, может, и нет. Я говорила с ним лишь раз, и это было так давно.

– У госпожи де Вилье и госпожи де Боннар остались другие родственники, кроме господина Мориса?

– Нет, – Марта печально покачала головой. – Больше никого.

Вернувшись в Серую башню, Марк велел снова привести на допрос Лизетту Резон и принялся расспрашивать её о госпоже де Боннар. Та сперва не понимала, что он от неё хочет, но потом вспомнила, что к Фурнье как-то действительно приходила некая благородная дама, которая обвинила его в убийстве сестры. Она кричала о каких-то красных пилюлях и что-то совала ему под нос, угрожая судом. Потом она ушла, и Фурнье выглядел очень встревоженным. А потом… Она внезапно смолкла, дойдя до этого места, и испуганно взглянула на барона.

– Потом к нему пришёл Мишель. Вот когда я видела его в первый раз! – изумлённо воскликнула она. – Он пришёл ночью, и они так тихо разговаривали, что я ничего не слышала из соседней комнаты. Странно, зачем он приходил? Но Жан после этого успокоился и даже что-то насвистывал.

– То есть лакей Мишель Кокто явился тогда к Фурнье и они что-то тайно обсуждали?

– Именно так, ваша светлость, – растерянно кивнула она. – Я-то никак не могла вспомнить, где его видела до того, как он явился к нам, чтоб наняться лакеем! Но это точно был он!

– Выходит, это по заказу Фурнье Леру нанял Поросёнка, чтоб тот убил госпожу де Боннар и инсценировал ограбление, – пробормотал Марк, после того, как женщину увели. – Наверняка он должен был, прежде всего, выкрасть эту пилюлю.

Он снова просмотрел всё дело об убийстве госпожи де Боннар, но, естественно, не нашёл там сведений о том, попалась ли сыщикам при обыске дома эта злосчастная пилюля. На всякий случай он отправил двух сыщиков в дом покойной, чтоб поискать эту пилюлю, и ещё одного с заданием опросить всех аптекарей на улице, обращалась ли к ним госпожа де Боннар с просьбой проверить содержимое красной пилюли.

Уже к вечеру ему доложили, что в доме де Боннар никого не было довольно давно, везде лежит слой пыли, и поиски пилюли или чего-то похожего на неё не дали результата.

Потом явился Матье, который сам отправился на улицу аптекарей.

– Я нашёл его, ваша светлость, – сообщил он, присев к столу в кабинете Марка. – Аптекарь Менар подтвердил, что госпожа де Боннар обратилась к нему с этой странной просьбой, но поскольку она готова была заплатить, он согласился. Содержимое таблетки не вызвало у него никакого удивления, это были обычные травы, которые принимают при малокровии и упадке сил. Однако состав оболочки, в которую они были завёрнуты, привёл его в ужас. Это был красный порошок, смешанный с растительным клеем и на поверку оказался киноварью!

– Подожди, киноварь, это ведь ртутная руда?

– Именно! Он сказал, что это сера, смешанная с ртутью и другими добавками! Этот камень красив, но его нельзя носить на теле и держать у огня, потому что от него исходят ядовитые пары. Рабочие, которые добывают киноварь и те, что плавят её в специальных печах, добывая ртуть, часто подвержены таким отравлениям. А принимать подобные пилюли, особенно человеку больному или ослабленному смертельно опасно! Именно это он и сказал госпоже де Боннар. Он написал для неё отчёт, вернул порошок оболочки и содержимое, уложенные в отдельные конвертики, которые положил в небольшую аптекарскую коробочку. Он так же пообещал, что в случае необходимости даст показания в суде под присягой. Он ждал, что она ещё придёт, но она так и не пришла. О её смерти он ничего не знал.

– Он сможет по памяти восстановить свой отчёт, который дал госпоже де Боннар? – спросил Марк.

– Я спросил его об этом. Он сказал, что ему нужно время, чтоб припомнить детали, но он сделает это и передаст нам отчёт, как только он будет готов.

– И что же у нас получается, дорогой Матье, – проговорил Марк, задумчиво посмотрев на сидевшего напротив сыщика. – Выходит, Фурнье, изготавливая для Эстель де Вилье пилюли, для придания им ярко-красного цвета использовал киноварь. Аргент, ознакомившись с его записями, заявил, что тот часто не задумывался об опасных свойствах применяемых им ингредиентов снадобий, и в данном случае он, скорее всего, даже не подумал о том, к чему может привести использование красивого порошка.

– Аптекарь сказал, что это был кристаллический красный порошок, – тут же вставил Матье.

– Похоже тот самый «lapis philosophorum», который он на своих демонстрациях добавлял в тигль, – мрачно кивнул Марк. – Он постепенно травил несчастную девушку, заговаривая зубы её матери и вытягивая у неё деньги. Когда девица умерла, он на всякий случай забрал из дома оставшиеся пилюли. Однако служанка нашла одну закатившуюся под кровать и передала её госпоже де Боннар. Та обратилась к аптекарю Менару и он установил, что в пилюлях содержалась ртуть, которая и отравила девушку. По словам Лизетты Резон, госпожа де Боннар приходила к Фурнье и, обвинив его в отравлении сестры, угрожала судом. Он нанял Леру, чтоб тот уладил дело. Потом Леру заплатил наёмному убийце по прозвищу Поросёнок, тот убил госпожу Боннар и, видимо, выкрал из дома остатки пилюли и отчёт аптекаря.

– Похоже, так оно и было, – кивнул Матье. – Теперь мы можем обвинить Леру в подстрекательстве к убийству и даже в соучастии. Если он будет запираться, то мы можем даже допросить его с пристрастием! У нас теперь есть основания для этого!

– И что это даст? – уточнил Марк. – Мы расследуем убийство Адеамуса, а не госпожи де Боннар. Есть ли связь между двумя этими убийствами?

– Если только кто-то решил отомстить за неё или за её сестру. Но, учитывая, что с тех пор прошло три года… Почему это не было сделано сразу?

– Если верить доктору Бертену и Марте, единственным живым родственником сестёр является Морис де Боннар. Он служит в какой-то крепости на востоке. Если конечно служит. Не может ли быть так, что он, узнав от старой служанки всю эту мутную историю, решил во всём разобраться и отомстить за мать и тётку? Он бросил службу, явился в Сен-Марко, и не найдя доказательств вины Фурнье, решил подобраться к нему поближе. Если Фабьен Эрран поступил так, то почему не мог так же поступить и Морис де Боннар?

– Вы говорите о?.. – насторожился Матье.

– О Патрике Шаплене. Когда он явился к аптекарю Галлону проситься в ученики, он выглядел, как благородный человек, однако затем начал копировать повадки других учеников и вскоре утратил прежний лоск. Зачем это дворянину, как не для того, чтоб замаскироваться под простолюдина? Затем он почти открыто крадёт деньги из кассы, его выгоняют, и он проворачивает тот же трюк с Адеамусом, напросившись к нему в ученики. А попав в его дом, наблюдает за ним и ведёт собственное расследование. Если Аргент за один день выяснил так много об этом шарлатане, то сколько же мог узнать о нём Морис де Боннар, находясь рядом? Он мог прочесть те же записи и даже отыскать в открыто лежавшей на столе амбарной книге доказательства того, что его бабка покупала у Фурнье те самые пилюли для несчастной Эстель. К тому же он имел возможность наблюдать за взаимоотношениями хозяина и лакея и понять, что тот выполняет для него поручения, связанные с нападениями на конкурентов. А после связал все нити в один узел, и картина убийства его матери могла стать ясной для него так же, как для нас. И у него было время постепенно подготовить убийство и совершить его.

– Он отравил Адеамуса ртутью так же, как тот отравил его тётку! – воскликнул Матье.

– Думаю, дело не только в этом. Слишком многие в городе знали, что Адеамус изготавливает золото из других металлов. Процесс трансмутации так или иначе связан с ртутью. И потому подобное отравление должно было быть признано просто несчастным случаем. А мы до сих пор не знаем, как он отравил его.

– Он будет отпираться! – расстроился сыщик. – Даже если мы докажем, что он и есть Морис де Боннар, то это ещё не значит, что он и есть убийца. Господин Эрран находится в таком же положении, потому что так же обманом пробрался в дом алхимика!

– Верно. Нам в любом случае нужно узнать, как был отравлен Адеамус. Он был осторожен, мало того, что ничего не ел и не пил в городе, так ещё и заставлял кухарку при нём пробовать всю еду. Он боялся быть отравленным. Аргент не нашёл в лаборатории ничего, что свидетельствовало бы о способе отравления.

– Если там что-то было, то до момента ареста убийца мог всё подчистить, – вздохнул Матье.

– Если это было в лаборатории и кабинете, то всё не так просто, – возразил Марк. – Не забывай, что слишком многие богатые и высокопоставленные лица были заинтересованы в результатах изысканий Адеамуса, и потому сразу после его смерти доступ в это помещения был закрыт. В доме находилась стража и сыщики магистрата. Но в том-то и дело, что мы там ничего не нашли.

– Может, нам допросить этого Шаплена под пыткой?

– Не забывай, что он может оказаться Морисом де Боннаром.

– Ну да, пытать дворянина без веских причин нельзя. Можно нарваться на неприятности.

– Я даже не об этом. Он рыцарь, воспитанный в суровых условиях крепостного гарнизона и так просто не признается. Нам нужны неопровержимые доказательства, чтоб разговаривать с ним.

Марк замер на полуслове, потому что дверь кабинета неожиданно распахнулась, и на пороге появился взволнованный Эдам.

– Ваше сиятельство! – воскликнул он. – Нас пытались ограбить!

– Кого это вас? – нахмурился Марк, всё ещё погруженный в свои размышления об убийстве.

– Ну, не нас, а вас! – нетерпеливо уточнил оруженосец. – Из вашего дома только что прибежал слуга. В дом пробрался вор, но его обнаружили. Он убегал и упал с галереи второго этажа, да так неудачно, что убился насмерть!

– Час от часу не легче… – пробормотал Марк поднимаясь. – Подай мне плащ и меч. Я иду домой. Матье, можешь допросить Леру, но особо не усердствуй. Скоро вернётся из рудников Виллар, возможно он сумеет получить от Поросёнка дополнительные сведения, которые дадут нам возможность припереть его к стенке.

Воришка до сих пор лежал на каменном полу нижнего холла и рассеянный свет из высоких окон освещал его распластанную фигуру.

– Это он, ваше сиятельство! – сообщил ожидавший рядом Жиль. – Тот самый, что подходил ко мне и уговаривал что-то украсть у вас из кабинета.

– И не добившись результата, решил пробраться сюда сам, – кивнул Марк и приказал перевернуть его.

Вглядевшись в лицо вора, он хмыкнул.

– Я видел этого малого, но довольно давно. Он был среди тех головорезов, что пытались помешать нам увести из «Сломанного колеса» мошенника де Мозета. Скорее всего, кто-то нанял его, чтоб заполучить какой-то предмет, который, как они полагают, находится в сейфе в моём кабинете. Какое странное упорство…

– Он почти вскрыл сейф, – произнёс озабоченный Монсо. – Я совершенно случайно подошёл к двери вашего кабинета и услышал там какие-то скрежещущие звуки. Я решил, что вы вернулись, и открыл дверь, а он бросился ко мне и, сбив с ног, выбежал на галерею, ударился о балюстраду и, не удержав равновесия, упал вниз. Он перерыл всё на вашем столе. Я хотел прибрать там, но вспомнил, что вы не любите, когда нарушают место преступления, и пока не стал ничего трогать.

– Разумно, – пробормотал Марк. – Отнесите его в Серую башню. Пусть Тома опросит своих ребят, может, его кто-то опознает. Идёмте, Монсо, посмотрим, что натворил в кабинете этот воришка.

Они поднялись на второй этаж и, пройдя по анфиладе комнат, вошли в кабинет. Здесь действительно царил беспорядок. Часть книг из застеклённых шкафов была выброшена на пол. Бумаги, обычно аккуратно сложенные на столе, перемешаны, часть тоже была сброшена. Бювар открыт, и письма из него разбросаны вокруг.

– Что он искал? – расстроено спросил Монсо, оглядываясь вокруг.

– То, что теперь лежит в подсумке, хотя когда подсумок был похищен, его там не было. Я только не совсем понимаю, как кому-то стало известно об этом документе. Что с сейфом?

– В замок вставлена какая-то хитрая отмычка. Когда он уже убежал, я из любопытства повернул её, замок щёлкнул и открылся. Внутри всё в порядке. Ему не хватило буквально несколько мгновений, чтоб открыть его.

– И как он тайком пробрался в дом?

– Я думаю, что он вошёл через маленькую дверцу на улице Принцессы Оливии, к которой доставляют дрова и продукты.

– Но там полно слуг. Почему его никто не заметил?

– Когда вы на службе, слуги рано ложатся спать, – объяснил Монсо.

– Уже ночь? – Марк взглянул в окно, где было всё так же светло. – Я и не заметил, как пролетел день. Думаете, он пробрался через чёрный вход? Но я сам пока не слишком хорошо ориентируюсь в этом лабиринте хозяйственных помещений, как же он…

Марк замер, поражённый внезапной догадкой. Он вспомнил, как впервые оказался в этом доме и обнаружил в нём следы незваных гостей, которые жили здесь при попустительстве старого сторожа. Они могли неплохо изучить дом за время своего пребывания.

– Да нет, – покачал головой он. – Вряд ли это она! И как она могла узнать о рецепте?

Но память тут же услужливо подсунула ему воспоминания о том, как эта таинственная женщина откуда-то узнала о необыкновенном изумруде размером с голубиное яйцо. За ним тогда охотились многие, как и за этим рецептом. Может ли быть такое, что принцесса Морено уже давно пыталась добраться до рецепта, а когда Адеамус умер, поняла, что он попал в руки тайной полиции? А, может, это она его и убила? Но она убивала отравленными дротиками, а вовсе не ртутью. Он снова покачал головой, подумав, что эти мысли уводят его куда-то в сторону от уже проявившейся стройной версии.

Он снова осмотрелся по сторонам, размышляя, не упустил ли что-то важное, и вдруг увидел на полу рассыпанные гусиные перья. У него были изысканно отделанные каменными вставками и ажурным золотым плетением письменные приборы с металлическими перьями, но он по привычке любил писать гусиными. Ему казалось, что они мягче скользят по бумаге и буквы из-под них выходят куда более красивые. Но сейчас он думал не об этом. Он вдруг вспомнил те перья, которые видел в доме Адеамуса, на конторке в лаборатории и на столе в кабинете. Все их кончики были обкусаны. Если у алхимика была привычка, размышляя, покусывать кончик пера, то именно через него он и мог получать свою дозу ртути.

– Как всё просто, – пробормотал Марк. – Маленькая невинная привычка, о которой он сам не задумывался и которую заметил кто-то другой.

– О чём вы, ваше сиятельство? – уточнил стоявший рядом Монсо.

– Уже поздно, друг мой, – улыбнулся Марк. – Уберётесь здесь завтра, а сейчас идите спать. И будьте любезны, отыщите кого-нибудь из слуг, пусть принесут мне ужин в нижнюю гостиную. Копчёной оленины, сыра, хлеба и вина будет достаточно.

Через некоторое время он, наконец, добрался до своей затемнённой спальни и лёг в постель. Сонно что-то пробормотав, Мадлен тут же повернулась к нему и обняла, прижавшись губами к его щеке.

Утром Марк решил проверить свою догадку и отправил в дом Адеамуса сыщика, чтоб тот забрал оттуда все гусиные перья и передал их Огастену с тем, чтоб тот выяснил, имеются ли на их кончиках следы ртути. Он был почти уверен в том, что его догадка правильна, и для начала решил всё-таки проверить, не узнает ли старая служанка в Патрике Шаплене Мориса де Боннара. Надежды было немного, но он всё же отправил за ней карету и вскоре старушку привезли к нему и под руки провели в небольшую комнату на первом этаже Серой башни рядом с караульными помещениями. Он усадил её на стул в углу и попросил внимательно слушать, не узнает ли она голос человека, с которым он будет говорить.