Текст книги "Советские инженеры"
Автор книги: Л. Иванов
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 29 страниц)
Фохт, почувствовав, что его авторитет, подкрепленный патентами на многие изобретения и большим опытом конструкторских работ, покачнулся, решил провести совещание по вопросам, поднятым в заметке Грабина. То, что инициатива созыва совещания исходила не от руководителя КБ-2 – советского инженера, а от приглашенного помогать немецкого конструктора, тоже говорило о ненормальной обстановке в коллективе.
За длинным Т-образным столом в просторном кабинете Фохта всем приглашенным разместиться не удалось. Многие стояли, прислонясь к стенам, или присели на подоконники.
Неожиданно для Фохта большинство поддержало не его, уверенного в себе именитого специалиста, а мало кому известного даже в стенах самого КБ Грабина. Удар был так неожидан, что ему изменила врожденная немецкая выдержка и корректность и он грубо потребовал освободить его кабинет. В этот же день, никому ничего не объяснив, не собрав даже собственные вещи, он выехал из Советского Союза.
Газету сняли, а Грабин получил приказ отбыть в распоряжение отдела кадров Артиллерийского управления для получения нового назначения. Попытки обратиться за помощью в ВОАО и Артуправление ни к чему не привели. Оставалось последнее – записаться на прием к начальнику вооружений комкору Ефимову.
– …Если сохранится метод, введенный Фохтом, то пройдут, может быть, десятилетия до того, пока наши инженеры станут полноценными конструкторами. Предлагаемый метод решит эту задачу в два-три года, – закончил свой рассказ Грабин.
«Вопрос об откомандировании Грабина не согласован с начальником вооружений, а посему возвращается он в КБ-2. Прошу создать нормальные условия труда», – наискосок, угловатым быстрым почерком наложил комкор резолюцию на предписание.
На второй день после возвращения Грабина в КБ-2 состоялось общее партийное собрание. Отмалчивающихся не было. Во время отсутствия Василия Гавриловича ни на минуту не смолкали разговоры об изменении условий работы конструкторов, и теперь недостатка в предложениях не было.
Назавтра все стало по-новому. Конструкторские группы получили полноценные задания. Всюду были слышны оживленные споры о выборе конструкторских вариантов механизмов и агрегатов пушки.
Для расширения кругозора конструкторы стали выезжать на артиллерийские заводы, в воинские части, на полигоны. Все чаще спроектированные ими детали обретали жизнь в металле. Росло чувство уверенности в своих силах, росло чувство ответственности за свой труд.
Всесоюзное орудийно-арсенальное ооъединение решило создать КБ ВОАО, слив вместе КБ-1 и КБ-2. Начальником нового КБ стал военный инженер В. Н. Дроздов, а его заместителем и секретарем партбюро В. Г. Грабин.
После слияния КБ переименовали в ГКБ-38.
Едва успев обжиться на новом месте, ГКБ-38 получило два задания от Артуправлениия: проектирование и изготовление опытных образцов 76-миллиметровых полууниверсальной и универсальной пушек.
Идея универсализма не была новой. Она родилась во Франции задолго до первой мировой войны. В тридцатые годы США начали активную пропаганду создания универсальной артиллерии. По их мнению, одна пушка должна быть и противотанковой, и зенитной, и дивизионной…
Заманчивой показалась идея универсализма и Наркомату обороны СССР. И вот в конце 1932 года он выдает задания нескольким заводским КБ на проектирование таких орудий.
В ГКБ-38 проектирование полууниверсальной 76-миллиметровой пушки под индексом А-51 было поручено В. Г. Грабину. Эта пушка должна стать достойной заменой модернизированной трехдюймовки образца 1902 года.
К концу 1933 года, когда проектно-конструкторские работы приближались к завершению, вдруг был получен приказ о расформировании ГКБ-38 и распределении его конструкторов по разным заводам для обслуживания валового производства. Грабин, под руководством которого только-только сложился дееспособный коллектив, решает вместе со своими ведущими конструкторами выехать на вновь строящийся завод и продолжить там работу над 76-миллиметровой пушкой.
Вскоре завод приступил к изготовлению первых опытных образцов А-51. Настало время для обсуждения конструкторских решений специальной 76-миллиметровой дивизионной пушки.
Дело в том, что Грабин был противником как универсализма, так и полууниверсализма, справедливо считая, что каждая пушка должна выполнять лишь свои функции и не пытаться заменить собой другие орудия. Выигрыш в универсальности обходился проигрышем в весе, удобстве наведения, заряжания, передвижения и т. д. Кстати, опыт второй мировой войны показал, что ни у одной из стран, пропагандировавших универсальную артиллерию, не было ни одной универсальной пушки.
Осуществить свое желание коллективу было непросто. Пришлось Василию Гавриловичу обратиться к возглавлявшему одно из управлений Народного комиссариата тяжелой промышленности Ивану Петровичу Павлуневскому. Тот, в свою очередь, доложил об идее конструкторов наркому Орджоникидзе, и проведение опытно-конструкторских работ было узаконено.
Выбирая индекс для пушки, все как один, ориентируясь на авиационную промышленность, предложили букву Г – Грабин.
– Одному человеку никогда не справиться с конструированием пушки, поэтому давайте изберем индексом как раз такую букву, с которой не начинается ни одна из наших фамилий, – предложил Василий Гаврилович.
Предложение понравилось. Составили список сотрудников: Бочлевский, Водохлебов, Горшков, Грабин, Киселев, Костин, Мещанинов, Муравьев, Павлов, Ренне, Розанов, Строганов. Из оставшихся букв алфавита выбрали Ф. Пушка А-51 стала именоваться Ф-20, а проектируемой 76-миллиметровой пушке спецназначения присвоили индекс Ф-22. Предстояла напряженная работа. Надо было успеть сконструировать, изготовить и испытать опытный образец Ф-22 примерно за год, чтобы подать ее на смотр одновременно с Ф-20.
Для ускорения работ в КБ принимается решение о закреплении за каждым ведущим конструктором лишь одного механизма орудия. Теперь КБ напоминало оркестр. Дирижерская палочка находилась в руках Грабина, и он внимательно следил за тем, чтобы никто не допускал в своей партии фальши, способной свести на нет усилия всего коллектива.
…Май выдался жарким. «Жарко» было и на завиде – шли последние работы по сборке Ф-22, ведь скоро отправлять ее на полигон.
Из трех пушек Ф-22 две были с ломающимися (складными) станинами, а третья – с неломающимися. Последнюю для отличия окрасили в желтый цвет.
– Если вас спросят, какую пушку принимать на вооружение, рекомендуйте «желтенькую», – напутствовали друзья Грабина.
Правофланговые места на полигоне заняла батарея универсальных орудий конструктора И. А. Маханова, за ней установили батарею полууниверсальных орудий Ф-29 и три пушки Ф-22. Дальше расположили зенитные и другие орудия.
Ночь перед смотром прошла тревожно. Грабин, несмотря на усталость, долго не мог уснуть. Ведь завтра должна была решиться судьба их пушек.
Рассвет был блеклым. Не по-летнему прохладное, пасмурное утро навевало тоску.
На полигон Грабин прибыл одним из первых.
Вскоре у проходной полигона показалась большая группа людей. Спустя несколько минут в шагающем впереди других человеке в кожаном пальто легко можно было узнать К. Е. Ворошилова. За ним шел в летнем пальто и обычной своей фуражке И. В. Сталин. Чуть левее шагали Г. К. Орджоникидзе и С. М. Буденный, а за ними остальные – военные и гражданские – члены государственной комиссии.
Руководители государства в сопровождении Климента Ефремовича направились к универсальным пушкам. Прошел целый час, прежде чем Ворошилов обратился к Василию Гавриловичу:
– Просим вас, товарищ Грабин, рассказать о своей пушке.
– Наша 76-миллиметровая дивизионная пушка Ф-22 предназначена для разрушения подвижных и неподвижных наземных целей и живой силы противника, – начал Грабин свой доклад.
Рассказав о габаритах, весе пушки в боевом и походном положении, о скорости снаряда, скорострельности, отдельно отметив, что пушка полностью изготовлена из отечественных материалов и на отечественном оборудовании, он подчеркнул легкость овладения стрельбой из пушки.
Вопросов не было.
Создавалось впечатление, что пушка никого не заинтересовала.
Комиссия перешла к следующим орудиям, а Грабин остался около «желтенькой», кляня себя за краткость доклада. И вдруг он заметил, как от общей группы отделился Сталин и неспешно направился к «желтенькой». Прищурившись, он внимательно изучил написанные на табличке тактико-технические характеристики Ф-22, задал Грабину несколько уточняющих вопросов и под конец сказал:
– Хорошая пушка. В нее немудрено и влюбиться.
Красивая с виду, большая по мощности и легкая… Замечательно…
Теперь предстояло посмотреть орудия в деле. С универсальными орудиями Маханова произошла заминка – они не хотели подчиняться расчету. Наконец прозвучала команда «огонь!». Но после выстрела не сработал полуавтоматический затвор, и гильзу пришлось вынимать вручную.
Вслед за универсальной батареей настала очередь стрелять орудиям Грабина. Все шло гладко. Безотказно работал и затвор. Звеня и подпрыгивая, гильзы отлетали в сторону.
После стрельб, познакомив между собой Маханова и Грабина, Сталин предложил:
– Товарищ Маханов, покритикуйте пушки Грабина…
– Я, товарищ Сталин, ничего плохого о них сказать не могу.
– Так… Тогда вы, товарищ Грабин, покритикуйте пушки Маханова.
Для Василия Гавриловича, убежденного противника универсализма, это не составило труда.
– Хорошо, – задумчиво сказал Сталин, доставая из кармана неизменную трубку, – а теперь покритикуйте свои пушки.
– Мы, товарищ Сталин, – не растерялся Грабин, – на нашем совещании по предварительным итогам выявили целый ряд недостатков, многие из которых устранили уже в ходе заводских испытаний. Правда, она еще не идеальна, но уже сейчас, без коренной переделки, пригодна к службе…
– И какую же вы рекомендовали бы принять на вооружение? – спросил его Сталин.
– «Желтенькую»!
…До начала заседания оставалось минут тридцать, а в зале ожидания собрались уже почти все приглашенные. Посередине зала стоял длинный стол, уставленный бутылками с прохладительными напитками и вазами с бутербродами и фруктами. Вдоль стен между мягких кресел стояли столики с пепельницами на них. Среди собравшихся было много военных. Кое-кто сидел и курил, некоторые ели бутерброды и фрукты. Большинство же беседовало друг с другом. Для Грабина, впервые оказавшегося здесь, все было ново и необычно. Кроме того, среди собравшихся не было ни одного его знакомого, и он чувствовал себя несколько неловко.
Вскоре собравшихся пригласили в зал заседаний. За длинным приставным столом расположились Орджоникидзе, Ворошилов, Межлаук и другие, которых Грабин не знал. Сталин в своей обычной манере стоял сзади, около окна.
Приглашенные заняли свои места, и председатель, объявив, что на повестке дня стоит обсуждение предложения наркома обороны о принятии на вооружение 76-миллиметровой дивизионной пушки, предоставил слово начальнику Артуправления.
– Предлагаю принять на вооружение 76-миллиметровую универсальную пушку, – после краткого выступления предложил он присутствующим.
Все выступившие военные специалисты поддержали предложения начальника управления. Зато никто ни слова не сказал о Ф-20 и Ф-22.
Наконец председательствующий объявил:
– Слово предоставляется конструктору Грабину.
Выйдя, как и все выступающие, к председательскому столу, Грабин несколько минут молча смотрел в зал, будто не знал, что ему говорить. Все головы повернулись к нему, а Вячеслав Михайлович ободряюще кивнул: «Ну-ну…»
Грабин начал выступление с критики универсальной и полууниверсальной и лишь потом коротко остановился на преимуществах специальной:
– Во-первых, она быстрее, лучше и с меньшими расходами боеприпасов решает боевые задачи; во-вторых, она гораздо легче и потому может сопровождать пехоту не только огнем, но и колесами, и, наконец, она очень дешева в производстве.
Следом за Грабиным, из скромности не предложившим принять его пушку на вооружение, выступили директор завода и представитель Наркомтяжпрома. Они напомнили о трехдюймовках 1902 года, продемонстрировавших в боях маневренность и высокоэффективность, и рекомендовали на вооружение Ф-22.
Итог обсуждения подвел Сталин:
– Надо прекратить заниматься универсализмом, – обратился он к собравшимся. И продолжил: – Я думаю, надо поручить Маханову заниматься зенитными, а Грабину – дивизионными пушками. Эту же грабинскую пушку – испытать.
– Товарищ Сталин, – поднялся с места Радкевич, – я правильно понял, что завод должен начать подготовку к производству Ф-22?
– Вы хотели сказать «желтенькой»?
– Совершенно верно, товарищ Сталин.
– Ну тогда вы поняли правильно…
На полигон Грабин прибыл одновременно с пушками. Начались испытания. Нагрузка орудиям давалась тяжелейшая. Стрельба велась так интенсивно, что краска на стволах не выдерживала – горела.
Последний этап испытаний – на прочность. Едва успевшая освободиться от стреляной гильзы, пушка тут же принимала новый снаряд. Запасы их таяли на глазах.
И вот последний патрон…
Щелкнул затвор…
Выстрел!..
Все замерли… Вращающаяся часть оторвалась от лобовой коробки и лежала между станинами.
– Мы продолжали стоять у погибшей в тяжелом труде «желтенькой». Никто не мешал нам, никто не отвлекал… Горе настолько потрясло нас, что мы и не заметили, как появился фотограф… Придет время, когда какой-нибудь историк увидит этот снимок, но он не увидит людей, которые в тот момент стояли у пушки, убитые горем, и не узнает, о чем они думали. А думали они, конечно, о том, что же привело к тяжелой аварии, – рассказывал Грабин.
Впрочем, причина аварии выяснилась очень быстро – сварка. От сильного накала при стрельбе сварной шов раскрылся как слоеный пирог.
Возвратись на завод, Василий Гаврилович с коллегами составили оперативный план устранения выявленных мелких недостатков, решили заменить сварной шов, не имевший в ту пору способов надежного контроля его качества, на традиционные болты и заклепки, а также наметили работы по улучшению полуавтоматического затвора.
В ходе доработки конструкторы и технологи находили множество новых решений, которые обязательно подвергались коллективному обсуждению. Некоторым такой способ совершенствования орудия казался слишком «демократичным». Они считали, что вполне достаточно приказа для осуществления новой идеи.
– Конструктор должен мыслить свободно, широко, – отвечал им Грабин, – а не в рамках приказа. Приказ – мера чрезвычайная, а не творческая.
Именно в это время родилась у Василия Гавриловича мысль о параллельности работы конструкторов пушки с конструкторами инструмента, приспособлений, оснастки и одновременной разработки рациональной технологии. Однако эту мысль пришлось временно отложить – для ее осуществления требовалась полная перестройка аппарата управления заводом.
Конструкторское бюро и завод работали в полном контакте друг с другом, и в короткое время новые пушки были изготовлены и испытаны на полигоне. Оставалось пройти войсковые испытания.
Стрельбы по броневым щитам и по движущимся танкам прошли отлично. Всякий раз батарея поражала цель.
Каждый день приближал конец испытаний, и вот они уже позади. Комиссия, перечислив недостатки, дала общее заключение: «76-миллиметровая дивизионная пушка Ф-22 испытания выдержала и рекомендуется на вооружение Красной Армии».
С 1936 года пушка Ф-22 пошла в валовое производство. Но работы по ее совершенствованию продолжались. Одновременно КБ создало конструкцию 76-миллиметровой батальонной гаубицы Ф-23, вело работы по созданию 122-миллиметровой гаубицы Ф-25. Вместе с проектно-конструкторскими велись и научные исследования.
1938 год начался тяжко. Грабин заболел. В апреле 1938 года его в очередной раз вызвали в Москву. Зал заседаний отличался от тех, к которым он привык, – сиденья амфитеатром уходили вверх, а впереди между двумя большими окнами стоял длинный стол, за которым сидел К. Е. Ворошилов – председатель Главного Военного совета (ГВС) РККА.
– Нам предстоит рассмотреть вопрос об итогах испытания 76-миллиметровой дивизионной пушки и принятии ее на вооружение, – объявил Климент Ефремович.
Грабин был потрясен. И в самом деле, ведь два года, как Ф-22 поставлена на валовое производство. Зачем новая пушка? Чья она?
Из доклада Главного артиллерийского управления.(ГАУ) стало ясно, что пушка блестяще выдержала все испытания. Во всяком случае, докладчик не назвал ни одного недостатка.
Когда в прениях предоставили слово Грабину, он не стал критиковать пушку, спроектированную, как оказалось, Махановым, а попросил разрешения вступить с ним в соревнование, берясь усовершенствовать свою Ф-22. Разрешение было получено.
Трудность была лишь одна – оставалось очень мало времени. Ведь Маханову надо было лишь доработать пушку, а Грабину – целиком спроектировать. Стало ясно: выиграть соревнование можно, только применив высокопроизводительные методы проектирования и изготовления новых опытных образцов. Тут-то и всплыла идея параллельности всех работ.
Заручившись поддержкой директора завода, Грабин собрал технический совет, на котором выступил с обстоятельным докладом.
– Если мы сумеем подготовить всю документацию в три-четыре месяца, за такой же срок изготовить опытный образец и закончим заводские испытания за месяц-полтора, то тогда можно смело заявить партии и правительству: «Мы готовы к выполнению любого задания».
Принятый техническим советом план-график работ выдерживался. Новая советская пушка была создана всего за семь месяцев, то есть вдвое быстрее Ф-22. Теперь предстояло произвести стендовую проверку ее агрегатов.
– Больше всего беспокоила работа трех механизмов: тормоза, отката, подрессоривания и, самое главное, экстрактирование стреляной гильзы. Это был самый большой козырь в соревновании и весьма существенное преимущество УСВ перед Ф-22, – вспоминал Грабин.
Пушка успешно проходила заводские испытания. Для их завершения оставалось провести еще одну стрельбу и обкатку орудия. К этому времени Грабин, отказавшийся семь месяцев назад от неотложной операции, не мог уже ни читать, ни писать. В то же время ему хотелось своими глазами увидеть, как перенесет пушка последнюю стрельбу и насколько надежным окажется подрессоривание.
Результаты оказались хорошими, и Грабин в ноябре 1938 года лег в больницу. Перенеся тяжелую операцию, после которой он долго не приходил в сознание, Василий Гаврилович постепенно пошел на поправку. Почти полгода прошло до его возвращения в свое КБ, где в это время готовились к участию в войсковых испытаниях.
Испытания возкой не обошлись без происшествий.
При возвращении батареи с марша одна из пушек наехала колесом на валун и опрокинулась. В таком положении тягач проволок ее несколько метров по камням. Из-за повреждений председатель комиссии потребовал заменить ее новой.
– Разрешите, товарищ председатель, произвести ремонт этой пушки, – обратился с просьбой мастер Мигунов.
– Вы что, шутить изволите? Нам пушка нужна к завтрашним стрельбам!
– К утру она будет готова…
Благодаря тому, что в УСВ сохранились многие детали от Ф-22, к утру ее удалось полностью отремонтировать, по существу, в полевых условиях и выставить па боевую позицию.
Два конструкторских бюро, две артиллерийские батареи вступили в огневое соревнование. На огневые позиции были доставлены боекомплекты с гильзами времен первой мировой войны.
У пушек Маханова через выстрел заклинивало гильзу. Пушки УСВ блестяще справились с артподготовкой. Чтобы убедить Маханова в необоснованности его утверждения, будто ему достались негодные для стрельбы гильзы, батареи поменяли местами. От перемены мест результат не изменился.
Вскоре на завод летела «молния»: «Выдержала, рекомендуют принять».
Пока шли испытания, в КБ тоже не сидели сложа руки. К моменту получения телеграммы полностью были готовы рабочие чертежи на УСВ, и завод, не дожидаясь приказа наркома, приступил к подготовке ее запуска в валовое производство. И вовремя. Через несколько дней Совет Труда и Обороны утвердил рекомендации комиссии и принял пушку на вооружение.
Задолго до начала работ по Ф-22-УСВ КБ Грабина был выдан заказ на проектирование специальной танковой пушки. Разработчики присвоили ей индекс Ф-32. Дело спорилось, и вот уже позади успешные заводские и полигонные испытания, и пушка рекомендована на вооружение.
Но вечная неудовлетворенность достигнутым не оставляла главного конструктора. Чутье подсказывало ему необходимость создания другой, более мощной пушки.
Самоходное орудие СУ-76.
57-мм противотанковая пушка ЗИС-2 образца 1943 года
Прославленная в боях пушка ЗИС-3 (конструкции В. Г. Грабина)
В. Г. Грабин (второй слева) среди друзей и соратников
В. Г. Грабин с женой Анной Павловной в день своего восьмидесятилетия.
Пушки, которая сделала бы танк не просто «бронированным конем», но грозой танков, артиллерии, дотов и дзотов противника, а при нужде могла бы заменить и дивизионную артиллерию. А тут весьма кстати стало известно о создании нового среднего танка, которому была нужна мощная пушка.
Технический совет единодушно решил создать на базе Ф-32 более мощную пушку Ф-34, впоследствии ставшую неотъемлемой частью танка Т-34. И вновь Василий Гаврилович использует метод параллельности работы. Одновременное проектирование и изготовление опытного образца позволило собрать его за три месяца. Получалось так, что, когда пушка уже прошла заводские испытания, танк еще не был готов.
В очередной раз новая организация труда – скоростное, высокопроизводительное проектирование – подтвердила свою жизнеспособность. Для полного завершения ее отработки требовалась комплексная проверка на всех этапах работы, в том числе и при внедрении в валовое производство и в ходе производственного процесса.
Создалась необычная ситуация: завод был готов к валовому производству Ф-34, а заказа на их поставку еще не было.
Обсудив все «за» и «против», Грабин и новый директор завода А. С. Елян решились на риск: запустили в валовое производство пушку без заказа ГАУ и Главного бронетанкового управления. Представители военной приемки, убежденные в ее высоких боевых качествах, принимали пушку. Танки Т-34 с пушкой Ф-34 отправлялись в воинские части.
Только в ходе Великой Отечественной войны «незаконнорожденная» Ф-34 была наконец узаконена.
Первая половина 1940 года была посвящена научно-исследовательским работам создания танковых пушек 85-миллиметрового и 107-миллиметрового калибров. Одновременно КБ работало над созданием 57-миллиметровой противотанковой пушки. Она получила индекс ЗИС-2.
– …Товарищ Грабин, – услышал Василий Гаврилович, сняв трубку, знакомый голос Сталина, – мне докладывали, что вы создали мощную противотанковую пушку. Это верно?
– Так точно, товарищ Сталин.
– Есть предложение изготавливать ее еще на двух заводах. Когда вы можете передать чертежи?
– Чертежи уже готовы… Но… – Грабин замялся, тронул рукой недавно отпущенную небольшую черную бородку и решительно договорил: – Но будет лучше, если не мы отправим чертежи, а технологи приедут к нам для выработки единой технологии. Это облегчит и эксплуатацию и ремонт…
– Я вас понял. Так и сделаем. – В трубке раздались короткие гудки отбоя.
Показательно, что этот разговор происходил в тот момент, когда испытания пушки еще не были завершены и не все на них шло так гладко, как хотелось бы, – кучность стрельбы из-за вкравшейся в расчеты ошибки была очень плохой. Но имя Грабина было уже весьма авторитетно в правительственных кругах. Ни у кого не было сомнений в том, что после исправления ошибки пушка покажет отличную кучность.
Методы работы грабинского КБ привлекли к себе серьезное внимание специалистов. На апрель 1941 года директор института повышения квалификации инженерно-технических работников запланировал доклад Грабина о скоростном проектировании и освоении машин. В широком их распространении был заинтересован и Наркомат оборонной промышленности.
Времени на подготовку доклада оставалось совсем немного, но, по существу, Василию Гавриловичу оставалось лишь изложить на бумаге давно уже выверенные им мысли. Придя домой, он начал уверенно писать: «Основное условие для успешного скоростного проектирования – это содружество в работе конструкторов, технологов, инструментальщиков и производственников. При разработке эскизного проекта главный конструктор и главный технолог должны заложить основную идею будущей машины…»
Все эти мысли он с увлечением излагал своим слушателям, когда неожиданно отворилась дверь аудитории. Боком проскольнувший в нее человек тихо, но уверенно направился прямиком к Грабину:
– Вас срочно к телефону…
Через несколько минут поджидавшая Грабина машина рванулась с места.
– Здравствуйте, товарищ Грабин, – раздался в трубке голос Сталина. – Вам не кажется, что для тяжелого танка ваша 76-миллиметровая пушка слишком маломощна?
– Мы, товарищ Сталин, тоже считали, что для KB-I нужна 107-миллиметровая пушка, однако ГАУ не поддержало нас.
– Я сожалею, что не знал об этом раньше… До тех пор, пока мы не перевооружим наш тяжелый танк, мы не сможем чувствовать себя спокойно. – После короткой паузы, которую Грабин не прерывал, он вдруг спросил: – А вы могли бы быть завтра в Москве? Вы очень нужны…
Несмотря на довольно длительное отсутствие докладчика, никто из слушателей не ушел из аудитории. Грабин завершил свое выступление и, пообещав ответить на вопросы 20 июня, после второй лекции, тут же выехал в Москву.
У А. А. Жданова уже находились главный конструктор тяжелых танков Ж. Я. Котин, директора заводов Зальцман и Казаков.
Поздоровавшись, Жданов жестом указал Грабину на стул и тут же задал вопрос:
– Товарищ Котин, назовите срок готовности вашего танка.
– За нами, Андрей Александрович, дело не станет. Пока Грабин справится с пушкой, танк будет готов.
– Товарищ Грабин, а вы что скажете?
– Мы дадим танкистам пушку через 45 дней…
– Товарищ Грабин, – голос Жданова напрягся, а брови чуть сползли к переносице, – нам сейчас не до шуток…
– Я не шучу. 45 дней, – повторил Грабин.
– Такого еще не знает история артиллерии. Вы хорошо подумали?
Грабин остался верен своему сроку, и уже на следующий день, едва лишь он вернулся на завод, работа закипела. Будущей пушке присвоили индекс ЗИС-6. Весь коллектив завода рассматривал эту работу как репетицию перед работой в военное время. Окончательную проверку проходила скоростная высокопроизводительная система организации труда, производства и управления им. 15 мая, через 38 дней после начала работ, на заводском полигоне прогремел первый выстрел ЗИС-6.
…18 июня Грабин приехал в Москву, чтобы назавтра отправиться обратно: 20 июня был запланирован второй его доклад об опыте работы КБ. Теперь он мог привести совсем свежий пример – конструирование и изготовление ЗИС-6. Однако судьба по-своему распорядилась с планами Грабина. Его помощь срочно потребовалась Наркомату обороны, и доклад в Ленинграде перенесли на 23 июня.
В воскресенье Грабин проснулся рано. Безоблачное, тихое, солнечное утро сулило хорошую погоду. До отправления «Красной стрелы» оставался целый день, и Василий Гаврилович решил провести его с друзьями где-нибудь в лесу. Они взяли машину и поехали в магазин за продуктами.
Вместо воскресной музыки в радиоприемнике раздались насторожившие всех позывные. После небольшой паузы последовало сообщение о вероломном нападении на нашу страну гитлеровской Германии.
Началась Великая Отечественная война.
В наркомате, куда тут же приехал Грабин, он встретил директора своего завода А. С. Еляна и главного инженера М. 3. Олевского. Первый возвращался из отпуска, а второй был в Москве в командировке. Получив указание Д. Ф. Устинова о возобновлении выпуска снятой в 1941 году с производства Ф-22-УСВ, они поспешили на завод.
Ехали молча. Каждый думал о своем. Лишь шорох колес машин да рев проносящихся навстречу грузовиков с красноармейцами нарушали тишину.
– Первое, что нам надо сделать, – заговорил Елян, – подготовить обоснованные расчеты на дополнительное оборудование и рабочую силу…
– А я думаю, за счет чего расширить производственные площади, – поддержал разговор Олевский. – Видимо, надо сделать это за счет опытного и экспериментального цехов…
– Рассчитывать, дорогие товарищи, на выделение рабочих, когда каждый человек на счету, не приходится, – вмешался в разговор Грабин. – А если ликвидировать цеха, то очень скоро из-за недостатка специнструмента наступит спад производства. Резервы наши во внедрении во все звенья скоростной высокопроизводительной организации труда, производства управления, – убежденно сказал Василий Гаврилович.
Вернувшись на завод, Грабин попытался убедить директора запустить в валовое производство ЗИС-3 – пушку, созданную на основе легкого лафета ЗИС-2 и 76-миллиметрового ствола Ф-22-УСВ. ЗИС-3 была на 400 килограммов легче УСВ, компактнее ее и втрое дешевле. К тому же по мощности она в 1,6 раза превосходила трехдюймовку 1902 года. Однако уговорить Еляна не удалось.
Тогда отдел главного конструктора занялся осуществлением идеи создания самоходной артиллерийской установки. Установив ЗИС-2 на гусеничный тягач «Комсомолец», получили отличную самодвижущуюся противотанковую пушку, которой присвоили индекс ЗИС-30.
Уже 21 июля обе пушки были доставлены в Москву. Их установили во дворе Наркомата обороны. Утром следующего дня после тревожной ночи и налетов на Москву вражеской авиации Грабин отправился в наркомат.
После короткого доклада представительной комиссии пушки были показаны в действии. Все шло как нельзя лучше, и Грабин вздрогнул, как от удара, когда услышал слова одного из влиятельных членов комиссии:
– Не нужны нам ваши пушки… Делайте то, что идет в валовом производстве, да побольше…
«Не понял он, ничего не понял!.. Надо ставить пушки на производство, и все тут! Нужно бороться! ЗИС-3 и ЗИС-30 оправдают в боях и себя и меня… Без риска жить невозможно, а этот риск обоснован и технически и экономически. Значит, будем ставить!» – размышлял Грабин по дороге домой. Непросто было убедить директора пойти на такой риск. Пойти в военное, а не в мирное время. Однако уверенность Грабина сделала свое дело, и вскоре защитники Москвы получили замечательные подарки.
Воскресный день 10 августа 1941 года стал для Грабина переломным.
Солнечное утро, чуть подрагивающие блики на едва тронутой ветерком речной глади, тишина и покой… В такое утро хорошо посидеть с удочкой в ивовых зарослях у озера, ожидая клева сазанчика или линя…
Но фронт требовал пушек, и, конечно, на заводе об отдыхе никто всерьез не помышлял. Вот и Грабин на заводе еще с ночи, когда его вызвали сюда помочь разобраться с бракованными муфтами. Василий Гаврилович переходил из цеха в цех, и везде что-нибудь да было неладно.