Текст книги "Принцессы не прощаются (СИ)"
Автор книги: Ксюша Левина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)
– В смысле?..
– Ну не прям ей. Просто ну будет же правнук однажды? Может ему надоест жить в нищите и он решит стать богатым человеком. Да найду поди куда пристроить... Опять таки Илья ещё есть. Ну-ну, Вика... Лид, там водичка, ага правее посмотри. Да, да, прям на лицо плесни. Ну Вика... она же со страху сама сейчас родит, лишь бы ей все досталось. Эх, беда, долго же мне жить ещё... ну не страшно, продам если что Петрову. Он умный парень.
Я не стала ждать, пока твоя мать придёт в себя, извинилась и ушла из кабинета. Смотреть, как приводят в чувство несчастную обнищавшую женщину совсем не входило в мои планы. Что-то подсказывало, что от неё я ещё хапну горя, но вот как именно она к этому вопросу подойдёт – оставалось загадкой. Нина поглядывала на меня подозрительно, как будто увидела голой.
– Что? – я развела руками, а она как-то печально поморщившись кивнула на какие-то бумажки.
Я подошла ближе и стала листать странички непонятного договора не договора, как бы оно не называлось – меня... увольняли. Приехали, блин. Увольняли со всеми компенсациями, почестями и поклонами. По-царски прямо-таки.
– Как?..
– Оля из бухгалтерии принесла, – пожала плечами Нина. – И телефон у тебя звонил.
Я уже догадывалась что там. Х принадлежал все тому же Симонову. Chic через дальние дали тоже имел связь с кем-то из владельцев, только «Колесо» неприкосновенно, но... и они написали простите-извините.
Роскошные перспективы. Я собрала все бумажки и решительно двинула обратно к Симонову, желая рубить головы.
Викторию уже отпоили водой и теперь они рыдала, а Лев сидел напротив неё на корточках и спокойно объяснял, что все будет хорошо, а деньги – не главное.
– Ну как? – вопрошала она, выворачивая пальчики и пуская пузыри из носа.
– Так, – кивал Симонов.
– Я не понимаю... я просто... не понимаю.
– Все наладится, Вика. Просто соберись, хорошо?
– Ну я все могу понять... все... но это не могу, – она потёрла кулаками глаза.
Макияж даже не тронулся с места. Вообще ничто не съехало с лица.
– Мне так грустно, – вздохнула она, возводя глаза к потолку. – Знаете, как будто радости больше нет... пусто на душе. Одиноко... темно.
Да уж, а она поэтесса.
– Я же... я просто... не понимаю. То есть, это не укладывается в моей голове, – Вика кивнула пару раз, потом нервно сглотнула. – Вот знаете... прямо совсем. Я пытаюсь, я правда пытаюсь, но я... не понимаю. Я прикладываю усилия, но все бесполезно!
– Вика, – вздохнул Симонов. – Тебя же никто не просит работать!
– Что? – она несколько раз хлопнула ресничками.
– Работа. Ну когда ты что-то делаешь и за это платят.
– Фу... я не проститутка, – выдала она.
– Кхм, – прокашлялась я. – К слову про работу, граждане! Какого фига произошло!?
Я бросила на стол Симонова Документы, сообщающие, что отныне я нищая и безработная.
– Это что?
– Ты теперь не работаешь, – с тем же терпением, что только что Вике, пояснил мне Лев.
– Почему?
– Ну у вас же все серьёзно, – он даже... улыбнулся. – Значит ты не работаешь. Ну не пристало жене...
– Врача! – напомнила я. – Жене врача. Не олигарха.
– Я тебя умоляю! Да не по средствам он живет, ты не заметила?
– Я не понимаю, – всхлипывала на фоне Вика. – Я пытаюсь. Правда...
– Он вложился... – начала я, не уделяя Виктории внимания.
– Умоляю тебя ещё раз! Во что? Милая моя... Все проверено, все подстроено. Если копнуть – то я просто давал ему деньги, которые он же куда-то «вложил»! Ну чуть больше. Не существует никаких заработков. Ну о чем речь, мальчик ещё студент! Отпускать его... он дел наворотит. Ты девушка хорошая, это я понял. Ипотеку погасим, Люсе приданое будет. Может потом ее с Илюшей породним, чтобы все ровненько поделить без лишних людей. Ты собой занимайся, ни о чем не переживай. О Егоре заботься. Давай только обговорим сразу: друзей своих, дураков, пусть бросает. Я тут набросал списочек, вот... он с этими мальчиками когда-то дружил.
Лев разложил на столе анкеты. Богатенькие парни, я их видела с тобой в самую первую встречу после «Почты».
– Те что с ним ходят, эти не очень. А вот эти мне нравятся. Ну вот этот нет... уберём.
И Симонов смахнул со стола одну из анкет.
– Ого, – протянула я.
Вика слушала во все уши, кивала. Соображала что-то видимо.
– Теперь понятно? – уточнила я у неё, отвечая на один из сотни ее глупых вопросов.
– Да... про Егора понятно, – безжизненно ответила она. – Лев Аркадьевич, а я?
Вопрос не в бровь, а в глаз.
Твоя мать ничегошеньки не осознала.
– Я пойду, ладно? – я смело посмотрела в глаза Симонову и он не выдержав отвернулся.
– Куда? – испуганная Виктория почему-то вцепилась в мою руку мокрыми пальцами, будто искала поддержки. А может так оно и было?
– Работу искать.
Твой дед кричал мне что-то в спину, а я даже не обернулась, уверенная, что и без продолжения его пламенной речи обойдусь. Мне осталось понять, как все это выложить тебе...
Глава двадцать седьмая. Звенит январская вьюга
Такси заносило на сыром снеге. Вьюга была жуткая, метель, ад на дороге и особенно в твоём посёлке. Я сидела вцепившись в обивку сиденья и в груди жутко пекло от моих дурных мыслей и новостей, которые никак не укладывались в голове.
Одно точно: я лгать и скрывать ничего не собиралась. Не в моих это правилах. Я не трепло, но точно знаю чьи секреты и от кого хранить. И никогда не поставлю интересы врага над интересами друга, пусть это и не по джентельменски. Ну и да, вставать между родственниками идея не лучшая, но знаешь что, Егор? Я может и ушла бы, но остался бы ты и твой дед со своим мерзким секретом.
Твоя жизнь фарс.
Твоя мать тут просто разыгрывала дешевую комедию из сопливого романа.
И я в это играть совсем не хотела.
Такси остановилось и у меня возникло желание записать водителя в ранг святых, за то что мы не разбились. Аллилуйя.
А вот от предстоящего разговора нервы напряглись, и я даже не сразу открыла дверцу такси.
Высунула нос, поставила на сырой снег одну ногу, и только потом вышла.
Вот вам и принцесса в трусах с алиэкспресса.
Какая дичь! Какая мелочь за этими красивыми обертками. Твоя семья мне тогда казалась сборищем мерзких людишек и я прекрасно понимала, что не смогла бы в их обществе жить. Как мало значат их слова, какая глупость и гниль. Они красивы и жесты у них широки, а внутри дешевка по «69рэ».
Но ты. Мне стало страшно, что и ты такой.
На какую-то секунду я задумалась о том, как много ты мог почерпнуть, и не слишком ли я слепа.
Ты открыл сразу и утянул меня в дом, отряхнув от снега. Немедленно усадил на диван, укрыл чём-то тёплым и стал целовать успевшие остыть щеки. А я смотрела на тебя, твои волосы, глаза, мимику и понимала, что ты мне так дьявольски дорог... помереть можно!
– Егор, – позвала я, выворачиваясь из твоего захвата и убегая от поцелуя.
– Что? – ты стал целовать мои пальцы, раз губы под запретом.
– Все обман.
Ты застыл.
Нет, не понял о чем я, просто застыл. Испугался.
– Ты уйдёшь? Если да, то – нет. Если речь не о тебе, пофиг! – это так было трогательно и серьёзно сказано, что я просто растаяла и посыпалась, оседая с дивана прямо в твои руки.
Растекаясь в твоих объятиях податливым слаймом.
– Егор. Меня уволили. Со всех работ, – я поймала твоё лицо, удерживая от себя на расстоянии. – Твой дед... он все за тебя решал. Это он давал тебе деньги, а не бизнес друга в которого ты вложился. Это он все делал. Даже на твоих друзей есть анкеты. И... мне он сказал, чтобы я с тобой была и тобой вместо работы занималась... и друзей удалила...
– Когда сказал? – ты отстранился, но я не видела во взгляде подозрения. Скорее болевой шок, ты не понимал что именно произошло, но уже чётко осознавал, что где-то запахло жареным.
– Только что. Минут сорок назад, – я отстранилась, порылась в телефоне и показала СМС от работодателей, которые просили меня уволиться.
– А это от него...
Три СМС сообщения, которые, кажется, все Егору пояснили.
«Лида, давай без глупостей!»
«Это мой внук! И я о нем забочусь!»
«Выбери себе и Люсе правильное будущее.»
– Люся? – безжизненно спросил ты.
– Он предложил ее в гипотетические невесты Илье. Это твой брат, да?
– Да... мой брат.
– Егор?..
Но ты не отзывался. Сидел застыв на месте и крутил в руках мой телефон. Все обман. Жизнь по сценарию. Друзья, работа.
– Знаешь. Меня даже неонатологом ждут в больницу, которую выбрал дед, – усмехнулся вдруг ты.
– С чего взял?
– Только что понял, что он им с ремонтом помогал. И почему раньше это злачное место меня не смутило? Молодого специалиста и сразу...
И ты захохотал.
– Да он издевается? Друзья... друзья... это же те, что в его отеле со мной были?
– Ага, – тихо ответила, понимая, что ты сам все уже осмыслил и собираешь вместе кусочки. Ох не придумал бы лишнего...
– Смешно то, что только они обожали этот бар. Тащили меня туда и я думал, что это смешно! Дед за мной так следил. И друг в которого я вложился... и ординатура... все это он. Мать знает?
– Егор, я рассказала только то что слышала, не накручивай, поговори с ним сам, пожалуйста.
– Не хочу!
– Вдруг я неверно поняла? Это возможно. Поговори, пожалуйста. Выясни все, расставь все по местам. Работа – черт с ней, другую найду, шпионить и следить за тобой я не собираюсь. Но дальше что?
– Ничего. Все к черту пошлю.
– И ординатуру?
– Пойду в обычную больницу. Не частную, не денежную. Буду там принимать обычных пациентов, не из платных палат. А пока отработаю последние месяцы фельдшером. Знаешь, даже тачку деду верну. Теперь бы выяснить на чьей стороне была бабушка и в теме ли она. Мать точно рада всему этому, я ее знаю. Анна Викторовна тоже не особенно парится. А вот Бабуля меня волнует. Эта ее странная афера с домом, квартирой... что-то мне это не очень нравится. И ещё кое что... – ты бормотал, как помешанный.
– Егор, ты выдохни, тише, – просила я, крепче обнимая твоё тело, а ты бился и хотел действовать. – Давай сегодня все просто обдумаем, а завтра решим. Давай, а? Пожалуйста?
– Лида... он не видит берегов. Он управляет нами, как куклами.
– Но теперь все. Ты все знаешь. Ты уйдёшь от этого. Он поймёт.
– Лид, почему ты не в бешенстве? Он же и тебя... как куклу. А ты тут даже ни при чем. Ты просто человек, который случайно оказался в моей жизни. Надеюсь, что случайно! Как же, блин, я надеюсь!
– Слушай, это же только работа, – я снова стала гладить твои щёки, а потом целовать их. – Глупость. Мною никто управлять не будет... А если и да, ну если я себя считаю свободной и счастливой... я не хочу думать о том, кто возомнил себя богом. Отряхнулась и пошла дальше! Егор, давай попробуем сегодня про это не говорить, а только думать. Завтра утром я пойду с тобой хоть к деду, хоть к бабушке, хоть к отцу, хоть к президенту. Но сегодня, давай ты просто дашь себе минуту тайм-аута и примешь тот факт, что ты был свободен и счастлив, и скоро снова все будет так. Пусть мнимые боги играют дальше! Главное же что ты чувствуешь. Ты. Сам! Ну хорошо, что узнал все, теперь переформатируешь жизнь и продолжишь с чистого листа... а обиды пройдут. Обещаю. Я с этим помогу.
Ты прижался к моему лбу и выдохнул.
– Как же все просто у тебя...
– Утро вечера мудренее. Знаешь, я так боялась к тебе ехать, а теперь понимаю, что зря. Все решаемо.
– Ты Люсю одну кинула?
– Не, с баб Мотей, соседкой.
Ты кивнул, обнял меня и мы долго ещё слушали жуткую вьюгу. Жуткую и громкую, и она убаюкивала и давала ощущение, что мы одни и под ее защитой.
– Не уходи никуда... ты мне нужна сегодня.
Глава двадцать восьмая. Последний элемент
Мы с тобой сидели друг напротив друга и молчали. Ты тогда только что вернулся от деда, а я ездила проверить накормлена ли Люся. Сестру обхаживала баб Мотя и обе выглядели довольными, только что-то смущало меня напряженное выражение лица моей соседки. Как будто кто-то что-то натворил.
Я уезжала от них со странно тяжелым сердцем и до сих пор не могла прийти в себя.
Бывает же такое, камень на душе и выть хочется. Мне – хотелось. До чертиков.
И ты вернулся чернее тучи с целой кипой каких-то папок подмышкой. Вывалил их на стол и вздохнул: «Знакомься, моя жизнь!»
Я кивнула и поставила на стол вино и бокалы.
Мы с тобой друг к другу не прикасались, нам казалось, что мы оба слишком злы. Мы почти не целовались, держа себя в руках. Наша история была про нежность и поддержку, а то что сейчас происходило в твоей жизни – про бездушие. Наша история невесомый «Герлен», а все это, разливуха из перехода с претенциозным названием.
Вот так я думала. Поэтично, правда? Или высокомерно?
Но я была зла до жути.
– Я забрал у него, – ты кивнул на папки. – Всё. Тут все. Все мои друзья. Преподаватели, работодатели. Девушки.
– И я?
– И ты. Только ты как будто и правда не в его планах была. Тут с пятнадцати лет вся моя жизнь! Всё от и до, но тебя нет. Может не отдал? Слишком странно мы познакомились, сейчас мне кажется, что это был бы самый изящный его ход, но, кажется, он этого не делал. Не верю. Если уж даже сломанный школьный автобус и то что я не поехал на олимпиаду по химии в одиннадцатом классе – подстроено, то это...
– Ты хочешь выяснить?
Ты покачал головой.
– Нет. Я... забрал это все и решил, что с меня хватит. Мстят только слабаки и дураки. Сейчас уберу из жизни все что дед наворотил и буду идти дальше. Если честно, стало легче. Как будто я жил и не знал про какую-то болезнь, а теперь узнал и избавился от неё. И теперь наверняка здоров! Полностью.
– Выпьем за это? – я подняла бокал и ты не сдержал улыбку.
– Выпьем. Но для начала я хочу кое кого позвать.
– Кого? Давай! – я с энтузиазмом отрыла твой телефон, лежащий под папками, и протянула.
– Тех, кто в этих анкетах перечеркнут.
– Ммм... дай угадаю? Саня, Саня, Дэн, Олег?
– Именно!
– А кто твой друг с которым ты говоришь? Он тут есть?
Ты, к счастью, не выглядел расстроенным. Наоборот, улыбнулся ещё шире и покачал головой. Я так боялась, что и тот самый “единственный”, тоже из расстрельного списка. Тогда бы твоей вере в человеческое было самое время навсегда пошатнуться и я бы поняла. Смотрела бы вместе с тобой, как катится с обрыва прицеп с “верой в людей”, обняв за талию и грустно махала платочком.
Я не пессимистка. Но уверена, что нельзя в “веру” бесконечно верить. Предел наступает рано или поздно и мы возводим новые храмы. Перестаём ходить в старые церкви и ставить свечки предавшим нас святым. Это временно, появляются новые, но вот эти месяцы поиска других ориентиров – пустота, абсолютная чёрная сосущая силы тишь в душе, в которую некуда приткнуться.
– Вот ей я первой и позвоню!
– Ей?
– Не ревнуй! Лучше найди в этом доме ещё пару тройку бутылок вина и закажи пиццы, – ты набрал номер и дождался ответа. – Привет, баб! Приедешь ко мне? Подружка... ну давай с подружкой! Окей, жду!
***
Твои друзья примчались почти сразу, мне показалось, что намного быстрее, чем это вообще возможно, если только вы не живёте в соседнем районе. Причём пришли все одновременно, как показывают только в ситкомах, когда толпа народа заваливается в квартиру к другу с китайской едой, а потом они все синхронно сразу готовы есть. А, ну да, ещё такое канает в “Иронии Судьбы”.
В жизни гости приходят нудно, долго и в ожидании следующего повисает, порой, неловкая тишина.
Мы с тобой сидели на диване, мои ноги были на твоих коленях и ты касался моих пальцев, дёргая за них и улыбался сам себе, будто играл не с женскими ступнями, а с котёнком.
Играл какой-то ужасно неизвестный мне мюзикл, в котором восточные мотивы сменялись неожиданным хип-хопом и я не понимала кто в здравом уме это наворотил, а ты явно знал каждый трек.
Двери распахнулись и четверо твоих утят показались на уроке.
– Привет! – почти хором поздоровались они и кинулись ко мне, как к… родной. – Мы бабулю нашли во дворе! – сказал один из них.
– И пиццу! – сказал другой.
– И где она?
– Пицца? Вот!
– Бабуля!
– А, она там с девчонкой какой-то, сейчас войдут. Эй, Саня подвинься, ты бабуле войти не даёшь!
И в дом вошла твоя бабуля и моя… баб Мотя. И нет, это не были две старушки, а вполне себе одна, а следом и подружка её. Люся.
Глава двадцать девятая. Большая игра старенького человечка
Три мелких пакета. У Ивановой А.П. – мелкий пакет,
у Ивановой Л.П. – мелкий пакет.
У Ивановой П.Л. – мелкий пакет. Понимаете?
Так вот. Три Ивановых, три посылки. Так у вас трек-номер, видимо, и перепутали! А дальше одно за другое… И ваш мелкий пакет и тот, что для Ивановой П.Л – вообще по весу одинаковые, упакованы одинаково. Она до сих пор стоит вон, только молодой человек-то уже расписался и забрал вашу…
А вот Ивановой А.П. вообще не повезло…
(Эпизод “Страсти на почте” глава “Иванова-Иванова-Иванова)
Иванова Л. П. – это я.
Иванова П. Л. – это твоя бабушка, за которую ты получал посылки.
Иванова А.П. – это несуществующий заказчик “Алиэкспресса”, который бы ничего не забрал, потому что всё это один большой фарс.
– Баб Мотя? – хмуро спросила я.
– Пришло время снимать маски, – улыбнулась баб Мотя, снимая шубку. Ей тут же кинулся помогать один из твоих друзей.
Люся равнодушно смотрела на происходящее, а потом пошла и уселась в кресло, уткнувшись в телефон.
– Ты то что такая спокойная? – спросила я сестру, а она пожала плечами.
– Я в теме, потом покричишь, лады?
– В какой теме? – я ещё ничего не понимала, а ты, кажется, прощался с тележкой “вера в людей”.
– Почему моя бабушка вдруг “баб Мотя”? – спросил ты.
– Ну, чтоб никто не догадался! – махнула рукой она. – Мальчики, откройте-ка винца бабушке.
Твои друзья кивнули, и началась суета. Стали носить тарелки, коробки пиццы, бокалы и бутылки, а мне хотелось, чтобы мир остановился и кто-нибудь объяснил уже, что стряслось. Твоя бабушка-моя соседка убавила звук, и села в кресло, которое ей прикатили “мальчики”, взяла бокал вина, второй протянула мне.
– Ну не смотри так, – попросила она. – Матильда – это мой псевдоним! Я, конечно, не актриса там и не певица, но псевдоним-то мне можно? Что в этом такого, вообще? Итак! Я ваша бабушка-купидон! – пропела баб Мотя-не Мотя.
– Кто-кто?
– Бабушка-Купидон! Рассказать вам историю?
– Рассказывай уже.
Твой голос был глух и мрачен, и я мечтала тебя пожалеть, но не могла понять до сих пор, не обманули ли во всей этой истории и меня заодно.
– Это всё с вашей встречей… это я придумала! – гордо объявила она. Ясно не понимая в чём проблема, твоя бабушка улыбалась во все тридцать два винира и гордо поднимала сама за себя бокал.
– Так вот почему дед про Лиду не знал, – кивнул ты. Разочарованный до чёртиков. – Дай-ка угадаю: ты решила, что в этой глуши ничем мне не поможешь и решила, что пора перебираться в свет? Туда, где есть соседи и бабули. Ты отказалась жить в моей квартире, потому что в нашем комплексе ни к кому на кривой кобыле не подъедешь, и заявила, что хочешь “к народу”. И там… встретила Лиду и Люсю.
– Ой, я их встретила уже давно! Когда Лида ипотеку ещё оформляла. И она мне понравиась! – бабушка всё ещё не понимала, в чём беда. Сделала один глоток вина, потом ещё один и уставилась на нас. – Вы что, не рады?
– Нет, – хором ответили мы. Переглянулись и взялись за руки.
– Ну и глупцы… Вы же счастливы. Да, я выбрала эту квартиру, подружилась с Люсей и она стала мне помогать, – мы посмотрели на Люсю, она не отрываясь от телефона подняла руку и помахала ей, будто хотела сказать: “Да, это я!”. – Мы ловко разыграли историю с посылками и вы встретились! Вуаля! Потом я рассказывала Лиде про своего вну-у-ука… Потом Люся заболела… нет, она правда болела, но не так уж сильно. Просто у Егора было дежурство, но тут попотеть пришлось, чтобы именно он приехал, конечно. Ой, да там совпадений… И ёлка, и клуб, и караоке, и друзья его – идиоты. Не вы, ребята! Правда.
– Слушай, миссис Дамблдор, – Егор выпрямился и пристально посмотрел на бабушку, – а про “Большую игру” деда ты знала?
– М… игру… – она задумалась. – Ну я представляла, что этот прохвост жить тебе не даёт, но прям игра чтобы… А что за игра?
– Про моих “друзей” зарплату, работу, учёбу?
Бабушка потупила взгляд, но покачала головой.
– Возможно про что-то догадывалась или понимала, но никогда не думала об этом, как об… Егор, ты пойми. Я с конца восьмидесятых зареклась говорить про бывшего плохо. Это же можно всю жизнь проходить недовольной букой. И особенно я зареклась говорить про бывшего плохо – детям и внукам. Они не виноваты, что мы друг друга ненавидим. И я не хотела портить твою жизнь, я просто подстроила пару-тройку встреч не более того. Ты и так с самой первой встречи только о Лиде и говорил! А ты Лида – первым делом мне про него рассказала. Хорошо или плохо, какая разница? Вы же сразу друг на друга запали! И я нисколько не сомневаюсь, что и без меня бы встретились рано или поздно, но мало ли что до того времени выдумала бы Вика или дед. Я просто хотела устроить Новогоднее Чудо!
– И пересмотрела сериалов, – недовольно поддакнул Егор. – Ну просто класс. Мои бабушка и дедушка – старые интриганы.
– Эй! – возмутилась бабушка.
– Не “Эй” – а интриганы.
– Я на “старую” обиделась.
– И поделом.
– Егор, я же вижу, что ты сейчас не очень расстроен, – хмыкнула бабушка. – Я по глаза-ам вижу!
Я включилась в происходящее, которое до этого доходило до меня, как сквозь толщу воды и поняла, что хочу расхохотаться. Какие удивительно разные подходы у деда и бабушки, кто бы мог подумать.
Сейчас, после всей этой горы “папок”, лежащей на столе и после Виктории рыдающей об уплывших денежках, история старушки, которая “помогала” внуку выглядит таким пустяком, что даже не идёт в общую копилку.
– Я в шоке от вашей семьи, – присвистнула я.
– Прости, но это для твоего же блага, – вздохнула бабушка.
– А мне было просто скучно, – не отрываясь от телефона заявила Люся.
– Стой! Люсьен! А про твоих одноклассников это… правда? – я вдруг вспомнила. что всякий раз, как Люсю обижали – непременно в этом участвовал Егор. – И про этого мальчика – бандита. Правда?
– Макс. Ты про Макса и Григорьева? – вздохнула она.
– Да.
– Правда, – кивнула Люся. – Только Григорьев до сих пор не отстаёт. Я уже запуталась, кто кого ревновать должен по его мнению.
– А Макс?
– А Макс говорит, что я встречаю по обложке, что я с этим Григорьевым парюсь, а он меня кинет. А я вообще не парюсь, нафиг мне этот мажор не нужен! У меня свои дела – у него свои, но Макс говорит, что я запала и типа его ни во что не ставлю, а он всегда за меня. Капец какой-то! При чём тут я вообще?
– Люсьен, – позвала я, касаясь её руки. – Тебе же Григорьев нравится, а не Макс?
– Мне нравится сериалы смотреть, – надулась Люся.
– Я по-о-онял, – протянул вдруг один из твоих друзей допустим-Саня. – Я понял! Григорьев – это же Илюха, да?
Ты, наконец ожил и удивлённо уставился на друга, потом на Люсю, потом на бабушку. Бабушка пожала плечами, мол ни при чём. Люся вжалась в кресло.
– Люся?
– Я что?
– Бабушка?
– Понятия не имею, деда спроси.
– Как ты там говорила? Люсю за Илью? – напрягся ты и сложил на груди руки. – Не семья, а колхоз! Если не успела влюбиться, Люся, рви когти. А вообще – как знаешь. Я уже ничему не удивляюсь. Бабушка – ты прощена. Но чтобы больше ни-ни!
Баб Мотя, или как там её, разулыбалась, а я вдруг поняла, что моя сказка закончилась и превратилась в реальность. Интересно, у всех принцесс так? Все они вдруг узнают, что какой-нибудь братец Гримм их просто выдумал, дают ему по шее и возвращаются к себе домой?
Глава тридцатая. Правильный роман
В спальне было тихо и темно, я сидела на краешке кровати и смотрела, как падает на подоконник белоснежная крупа. Нет, в нашей истории не было драматичных расставаний. Она была нежной и новогодней до самого конца. Ты вошёл в комнату, сел напротив меня на колени и улыбнувшись протянул ко мне руки.
– Тихо так, – сказала я.
– Тихо. Слушай, крошечный мой человек, – шепнул ты, – я не стану говорить, как мне жаль что у меня семья творит дичь за дичью, но это же всё ужасно смешно, разве нет?
– Смешно, – согласилась я.
В тот момент я ужасно удивлялась, как вообще ты мне на голову свалился. Внутри кипело и бурлило ощущение восторга от того, что ты сидишь напротив и зовёшь меня “своим человеком”, я на самом деле, без шуток поражалась твоему характеру, твоей силе и доброте. И тому, что люди для тебя – особенные, потому их и так мало.
Создалось впечатление, что ты по натуре коллекционер. Эдакий ценитель рода человеческого и в твоём шкафу, залюбленные и ухоженные, стоят только самые лучшие экземпляры.
Вот тут четыре фигурки с бирочкой “друзья”, они для кого-то ничего не стоят, а тебе они дороги. Никто в них ничего, может, и не видит, а ты знаешь, как они хороши. Что-то вроде домашнего вина, которое делает какой-нибудь деревенский дядюшка. Семья в восторге, а прожжёные сомелье воротят нос.
Рядом с фигурками друзей – королева коллекции. Бабушка. Она как бутылка плотного густого “Шираза”. Слишком изысканная и крепкая, чтобы любой мог оценить её прелесть. А ты – можешь. Потому что знаешь, что хоть большинство и воротит нос, сказав, что “Ламбруска” или, прости господи, “Санто Стефано” куда приятнее, твоя бутылка “Шираза” – королева коллекции. И ты с упоением будешь разбирать её на полутона.
Там же, на полке, пожалуй Люся. Дерзкий молодёжный романчик, выбранный из сотни других. Он насмешит людей, которые посмотрят и скривятся: “Почитал бы Кафку али Коэлью, а не это бульварное чтиво!”
А то, что их Кафка и Коэлья уже попса, а то что растащили по цитатам, распиарили, сняли в кино и поставили в театре, обезличили и обесточили, превратили в затёртое до дыр – вот это и есть твоя правда о чужом мнении. А у тебя на полке глупый молодой и молодёжный романчик, потому что… свежий. Потому что не дешёвый и не глупый, хоть на его обложке и красуется весёлая блондиночка в короне, а название – сущая провокация. И что? Ему, романчику, так веселее. Рассчитывать на тех и только на тех, кто откроет и начнёт читать.
А я что же?
Не буду о себе.
Ты коллекционер того, что я всегда искала. Безразличный ко многому яркому или псевдо-интеллектуальному, ценитель. А я всю жизнь как-будто стремилась в твою коллекцию. Готовилась. И жила просто для себя, чтобы достигать внутренней гармонии всякий раз, когда чувствую себя в своей тарелке, чтобы эта гармония, которую якобы никто не может обрести, была со мной всегда и в момент нашей встречи ничего меня не пошатнуло и не снесло с пути.
– Ты не переживай, мне совсем не страшно из-за всего, что тут напроисходило. Веришь?
– Нет. Поверить не могу, что ты ещё не сбежала с криками и воплями. Правда.
– Ну-ну, была бы неуверенной в себе дурой – непременно убежала. Но, милый, я знаю, что стою того, чтобы меня полюбили. Не из-за пары подстроенных встреч. Тш-тш, не спорь, – я усадила тебя обратно, потому что твои глаза зажглись невероятным светом, а руки дёрнулись к моей талии. Я не то возмутила, не то возбудила тебя словом “полюбили”. – Так вот. Я по-началу сомневалась из-за того, что ты всё решаешь, а я не у дел. Я понимаю почему. Я ощутила слабость и незащищённость из-за собственного зарождающегося чувства к тебе. Это нормально, как всё новое – это пугает. Потом ты сказал мне, что хочешь моего участия, и знаешь что? Я поняла, что ты мне доверяешь. А доверие – лучше признания. Ты. Доверил. Мне. Себя. Всё что произошло и произойдёт после – только детали. Я знаю себя и знаю, что ты так просто от меня не отделаешься. Я уверена, что ты серьёзен, когда обнимаешь меня, что ты серьёзен, когда вот так как сейчас смотришь на меня.
– Хочешь, влюбимся в друг друга по уши… – прошептал ты, прижимаясь лбом к моему колену, будто дал присягу своей королеве. – Лид, я очень чётко сейчас осознаю, что хочу, чтобы ты была рядом примерно всегда. Не потому, что семья у меня дурная, не из-за бабушки или чего-то подобного. Просто, когда я тебя встретил меня поразило именно это. Твоя уверенность, твоё чёткое понимание, что делать со своей жизнью. Ты была такой смелой. Гармоничной, да… верно. Вечная и абсолютная гармония с собой.
– Тебе её нехватает.
– Не хватает.
– Я научу. Первым делом – избавиться от престарелых кукловодов.
– И освободить от них Люсю и Илью, этот дедов заход – просто дичь какая-то!
– Ага. И духи мне верни.
– Не, рано. Ты ещё можешь сбежать, – рассмеялся ты и твоё горячее дыхание скользнуло по внутренней стороне моего бедра.
– Егор?
– М?
– Я хочу тебе честно признаться, что я вот это всё не просто так. Я правда влюбилась.
Ты замер у моих ног, как статуя, будто до этого не догадался, о чём шла речь. Будто в жизни не слышал, чтобы девушка первой это сделала. А мне настолько были безразличны условия и условности, что я могла только усмехнуться в лицо тем, кто скажет, как это глупо и самонадеянно.
А вдруг не ответит тем же?
Ха! Повторяю для непонятливых:
Я – в гармонии с собой.
Он – нет.
Конечно я всё скажу первая. Мне не трудно.
– Ну раньше я думала, что ты самонадеянный дурак. И что ты просто завлекаешь меня на яркую наживку, пёрышки тут чистишь. А потом всё стало ясно, и я тут же радостно пошла на гильотину, положила голову на плаху и ррраз! Влюбилась. Ты против? – зачарованный, ты покачал головой, не отрывая от меня взгляд.
Мне страшно нравилось, что ты смотришь в глаза. Не рыщешь по всему лицу, не спотыкаешься на губах, хоть, я знала, сейчас бы с радостью поцеловал, не щупаешь в нетерпении моё тело.
Это всё было не обязательно. Воздух между нами и так был слишком плотным, тело и так покалывало от ощущения твоего тепла. И было так нежно и ласково всё, так приятно было вот так чувствовать эти платонические не пошлые взгляды. Ты просто любовался. И я хотела бы сказать, что ничего лучше и полнее не ощущала, но не могла больше издавать членораздельные звуки.
– Скажи что-нибудь, хотя если не хочешь… я и так всё знаю, – шепнула я, протянула руку и погладила твои волосы. Ты склонился, потянулся к моей руке, впитывая её тепло. Я чувствовала твою вибрирующую энергию, твои невысказанные, витающие в воздухе слова. Они раскалёнными иглами впивались в тело, тревожа нервные окончания. Они были так прекрасны, как настоящие фейерверки по коже.
– Не хочу говорить, – шепнул ты, поднял голову, встал напротив меня и потянул за собой.
Убрал волосы с моего лица, держа мою голову так, что не увернуться и не убежать, если бы и захотела. В груди пекло, кололось, сражалось что-то знакомое уже и родное. Что-то что потерять – дороже всего на свете.
Ты обнял меня, крепко прижал к себе, так что я всем телом ощутила твоё, поцеловал сгиб моей шеи и расплавил меня, как мягкое масло. Я поняла, что голова кружится просто от того, что я тобой дышу. Это было в сто раз сильнее, чем всё что было раньше. Сильнее той ночи, в которую я почти требовала раздеть меня уже и воспользоваться моей сговорчивостью. Сейчас я хотела, чтобы ты меня горячо обнимал и взрывал внутри меня раскалённые фейерверки своим дыханием, касающимся моей шеи.
