Текст книги "Извини, парень"

Автор книги: Ксения Васильева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)

Надо сначала вспомнить всех своих любовников, а потом поднимать шухер!

Решил постоять, посмотреть, кто выйдет и засядет в машину, Лина её описала, вон он стоит, этот "жигуль"! Потом понял, что это глупо, – ведь тот может и не поехать: выпьют, туда-сюда, оставит машину под окном, и сам останется...

Он посидел, покурил, успокоился. Свет в квартире не гас, значит, ещё идут "душещипательные беседы".

И вдруг он увидел человека, который быстро вышел из подъезда, сел в ту самую машину и уехал.

Это было так неожиданно, что Стас как следует и не разглядел его: высокий, худой, в кожаной кепке, кажется, в очках и, вроде бы, с бородкой. ... За вином, что ли, погнал, подумал Стас, очень уж быстро выскочил товарищ. Но тут же вспомнил, что Лина хвалилась совсем недавно, что у неё дома бар, и она всегда может напоить десять человек, как минимум.

Что-то не то, – сказал он себе и понял, что сразу это почувствовал, но не сознавался – не хотелось влезать в чужую историю, своих хватает!

Но, вздохнув, понял, что идти к Лине надо.

Во-первых, у неё был явно разбит слегка нос, потом – её лицо... Хотя она и улыбалась, оно было, честно сказать, каким-то осунувшимся, опущенным, – трагическим, – признался он себе, чего уж тут!

Кто их знает, что там произошло!

Он вышел из машины: кругом было тихо, никто, вроде бы, не прятался по углам.

Но – ТОТ же уехал! Стас, не дрейфь!

Он поднялся на третий этаж, подошел к квартире и почему-то не позвонил, а нажал на ручку двери – она открылась...

В нем все захолонуло: а если там её труп?!

... Бежать!

Секунда – и он бы скатился с лестницы, не пользуясь лифтом, но тут Линин голос спросил. – Это опять вы? Что вам еще... – Это я... – Почему-то прошептал Стас.

Она услышала и уже стояла перед ним, плача и смеясь от счастья. Господи, это ты, ты, Стас, милый... – бормотала она, а он держал её в объятиях и не знал – поцеловать её сейчас или не надо.

Но она сама повернула так голову, что губы их встретились, и они поцеловались, длинно и любовно, забыв на момент обо всех горестях, ждущих их за ближайшим углом.

У Лины даже закружилась голова – так долго она ждала вот такой минуты...

А Стас, хоть и сделал это, вроде бы, по нужде, однако тоже испытал какой-то взлет, какое-то странное чувство нежности к Лине.

Ни она, ни он не думали в эти минуты о своих гнетущих делах, приведших их в объятия друг к другу.

Стас подхватил её на руки, внес в комнату.

Ничего не было на свете, кроме них двоих.

У Стаса где-то на краю сознания мелькнула мысль о том, что ему нечего искать лучше, остаться бы с Линкой... в Клубе...

Но это было и все, что он подумал, быстро скидывая с себя одежду и, оставшись, как какой-нибудь Аполлон (не хуже, чего уж...), бросился к ней.

И она, раздетая, лежала, посверкивая странно тугим смугловатым телом, где не обвисали никакие складки (как у бедной юной Тани-Алены), – это было идеальное тело идеальной женщины: не худое, но крепкое, не изысканно-тонкое, но стройное.

Стас был потрясен.

Они были достойными противниками-любовниками.

И Стас удивленно чувствовал сильную, мощную женщину, которая ни в чем не уступала ему.

Часть седьмая. Старые знакомые.

Пришла Мила со своей компанией, и Мила, не видя Стаса, попросила его найти: она ходила сюда из-за него.

В.Н. занервничал, он очень ценил доброжелательность Милы и страшно не хотел её потерять, поэтому послал Витюшу узнать, почему нет Стаса, но Витюша сразу же сообщил причину: заболела его мама.

В.Н. расстроился и рассердился. Кем заменить Стаса?.. Некем!

Пометались, пометались бамбинисты и – делать нечего! – направили к Миле Сашу, который ещё поартачился.

Неожиданно появилась Олик. Вошла скромненькая, в джинсиках и ветровочке, румяная, сверкающими голубыми глазками и копной раскиданных по плечам густых и блестящих светло-русых волос.

Она своим присутствием как-то осветила атмосферу Клуба.

Витюша сел за фортепиано, а Игорек подскочил к Олику и пригласил её потанцевать. Она пошла, но Игорек слишком явно намекал на свою к ней, скажем так, симпатию, что второй раз она ему в танце отказала, сославшись на усталость, и присела за столик к В.Н., который с грустью наблюдал танцы Олика с Игорьком...

Кика и Леха-Адриан валялись в комнате на тахте и курили.

Комнату эту Леха самостоятельно абонировал, и ребята спрашивали позволения пойти "к нему", что он, к его честности, всегда разрешал.

Леха сел в постели, затушил сигарету и с серьезным видом обратился к Кике, которая в это время легкомысленно тянула коньяк прямо из бутылки. Ну, говори, замуж за меня решилась?

Он неоднократно предлагал Кике замужество, совершенно серьезно, зная, что муж у неё "тиран и сволочь". Говорил, что комната у них будет отдельная, с лоджией (Кика не мешала ему мечтать о чуши несусветной. Пусть несет ахинею, забавно!), и район у нас отличный (Ага! Новокосино! Кика туда выедет с Неопалимовского, с чемоданчиком! Какой же тупой! Но насчет секса класс!). Мама у меня замечательная. Она пироги напечет, у неё не пироги, а... полный кайф.

И ещё говорил и уговаривал Леха.

Ему казалось, что, как только Кика познакомится со "спортсменкой и комсомолкой", тут же останется у него проживать.

Они будут гулять по Новокосинским просторам, покупать пивко на вечер, ночью трахаться всласть.

Кика и ребеночка ему родит – девочку, похожую на нее, а "ту" работу в Клубе он бросит, для Кики надо силы беречь! Попросится в охрану или ещё как... Заработает!

Кика голодная и холодная ходить не будет.

Так он выплескивался перед Кикой, а она уже дергалась от

этих нудных песен о любви и ждала момента.

И момент наступил.

Леха спросил её. – Ну, чего молчишь? Я ведь тебя, ты не знаешь, как люблю! По-настоящему. – А что? – весело сказала она, – а что? И выйду за тебя, и рожу! И не одного, а двух, говорят, один вырастает эгоистом... Леха обалдел. Он не врал, он хотел на ней жениться, но понимал, что дело это тяжелое и долгое – уговорить её, познакомить с мамой, развод, то-се... Но всегда заводил этот разговор – вода камень точит... Но чтобы вот так прямо согласилась?! Этого он не ожидал! – Адик, – Кика посмотрела на него тем пронзающим взором, которого он не выдерживал, – я тебе хочу все честно объяснить...

И она стала говорить, какая она эгоистка, какая не хозяйка, как она не терпит дискомфорт, как не сможет жить в одной комнате даже с любимым человеком, про свои дурные привычки, про бессонницу, про его маму, которая придет в ужас от такой невестки... и многое, многое другое. И все это была истина.

Получалось, что им с Лехой никогда не быть вместе.

Но Кика не была бы Кикой, если бы тут же не заметила его враз возникшее уныние и не исправила дело веселым смехом и поцелуйчиком. – Я же не отказываю тебе. Просто ты должен все про меня знать. Ты должен будешь создать мне такие условия, в каких я смогу жить: отдельная квартира, евроремонт, загородный домик... На это нужны огромные деньги, я – женщина дорогая, даже не золотая, долларовая, – а бриллиантовая, ты хоть понимаешь это?

Леха понурился и кивнул. Ну, что? Скис? А я-то думала... разочарованно заметила она, потянувшись и сбросив с себя простыню и игриво залебезила. – Мы, что не будем больше? Я хо-очу...

Когда, наконец, секс-мероприятие закончилось, Леха вдруг бухнул. Да ради тебя я что хочешь сделаю. – Правда, Адик?! – искренне удивилась Кика.

Леха пожал плечами. – Я хочу, чтоб ты все имела – и деньги, и наряды. ... Он и вправду её любит! Вот странность: она не любит никого, а её – все! Она пытливо посмотрела на него. Леха сидел, задумавшись.

* * *

Она приподнялась на локте, глядя на его довольное, зарозовевшее лицо, в голубые, очень яркие теперь,глаза.

Он усмехнулся и похлопал её по руке: тебе хорошо со мной (он не терпел таких вопросов, но сейчас не нашел ничего лучшего, а сказать что-то хотелось)?

Она кивнула, но сказала совсем о другом. – Стас, я хочу, чтобы ты узнал обо всем.

И начала издалека.

С той поры, как муж рассказал ей о Башкирове (Стас приготовился чуток вздремнуть вначале, но по мере продвижения рассказа он, как гончая, почуял жирного зайца, и сон сняло как рукой), как сказал ей в больнице, чтобы она "сняла", как она не обратила внимания... И где эту "парткассу" найти она представления не имеет...

Стас сел на тахте, Лина – тоже.

Она ждала, что он скажет, – по его возбужденному виду можно было определить, что он придумал какой-то замечательный выход!

Он-то кое-что придумал, но скорее вход, чем выход...

Стас был не только взбудоражен – он был не в себе: такое дело! Все трудно, все сложно и непредсказуемо, но возможно!

Только не упустить этого мужика!

О Лине он подумал мельком – разберемся! Она была у него как бы уже в кармане. – Лин, – сказал Стас проникновенно. – я в трансе и шоке... как хочешь, можешь называть мое состояние, и пока не знаю точного решения, не отвечу тебе сию минуту... Дай подумать.

Лина смотрела на Стаса и думала, почему мне так повезло? Со мной рядом прекраснейший молодой мужчина, который, судя по всему, неравнодушен ко мне, и только от меня будет зависеть: полюбит он меня всерьез или нет. Я старше (о, как это ужасно!), значит, должна быть мудрее. Но это потом, потом, а все хорошо! – Да, ты прав, милый (музыкой отдалось в Стасе это мелодично сказанное – "милый", с такой нежностью... Не расслабляйся, Стас, сказал он себе, ты обязан отсюда свалить, и эта женщина тебе поможет), – сказала Лина и погладила его по виску, волосам, с невыразимой лаской, что Стас опять дрогнул и потянулся к ней...

* * *

Он тут же вскочил, подал стул, спросил, не надо ли ей чего-нибудь выпить, кофе, чай, фрукты?..

Олик скромненько попросила кофе, и он сам пошел к Ирине и принес на подносике не только кофе, но и все остальное.

Она смутилась и даже закраснелась.

Это умилило Владимира Николаевича, и он смотрел на Олика, не отрываясь, и во взгляде его было восхищение.

Он даже сам понял это и опустил глаза.

Олик потихоньку пила кофе, а он думал о странном чувстве, которое вызывает у него эта девушка с первого своего прихода...

Может быть, потому, что она НИКОГДА не поднималась ни с одним из мальчиков наверх? И это – тоже. Но что-то еще... Ее милота. ненакрашенность и детскость? Детскость истинная, – не та, что у Кики, – напоказ, актерски крепко сработанная, и, тем не менее, как все порочное, – по-своему притягивающая?

А Олик думала о том, что ей чем-то нравится этот тихий Вальдемар Петрович. Она уже знала, что он – Главный директор-распорядитель, но не хочет, чтобы об этом знали – почему-то – и сильно болеет за Клуб, потому и сидит весь вечер в зале.

Об этом рассказал Игорек. А чем ей нравится Вальдемар, она объяснить не могла. Ведь она уже поняла, что делают наверху мальчики-"гейши" с дамами... Таким бизнесом может заниматься только аморальный человек!

Это отвратительно! Прав был Касьян. Но она почему-то ничего не говорила ему о Клубе, хотя узнала немало.

Заходила сюда. Чем-то нравились ей мальчики – с ней они были как добрые приятели, когда поняли, что она никогда не поднимется ни с кем из них наверх.

Ей хотелось как-то убедиться, что Вальдемар Петрович не такой, не аморальный... А какой? Зачем ему подобный Клуб? Чего он хочет?

А что ловит здесь она?

Олик и сама не знала. Ей всю жизнь нравились неординарные люди, но когда те вдруг обращали на неё внимание, она пугалась, терялась. Она, такая обыкновенная, понравилась, например, Касьяну... Ну, и что из этого вышло? Кажется, – ничего.

Теперь ей вдруг понравился Вальдемар Петрович... Кто он? Она ни-че-го не знает. Мафиози? Шизик?

Но её как магнитом тянет в этот Клуб, где ей хорошо и уютно.

Вот только две дамы пугают ее: Лина и Кика.

Лина – потому что высокомерна, недосягаема и слывет здесь Звездой, вроде Мерилин Монро или кого там еще.

Олик её побаивалась.

А Кика отвратительна!

Как мужчины этого не замечают? И носятся с ней, как дураки... А она ведет себя так, будто это её дом, и все здесь должны служить ей. И служат!

Тут она услышала, как Вальдемар что-то спросил у нее. – Что? переспросила она. – Я спрашиваю, – повторил свой вопрос В.Н., – Олечка, вам здесь нравится? – И да, и нет, – честно ответила она, – но мне интересно.

У В.Н. сдавило сердце – вот тебе и ответ.

Она лишь из вежливости сказала двойственно. Что интересно это да, в это он верит. Потому что даже приличные люди хотят иной раз "осетрины второй свежести", с душком... А у твоего Клуба – душок, и не душок даже, а запах, проще – вонь. – Вам что-то конкретно не нравится? – спросил он тихо, чтобы не слышал никто за столиками – мало ли...

Олик смутилась.

Она видела, что Вальдемар Петрович расстроился, но что сказано – то сказано, – она постаралась повернуть тему по иному. – Вальдемар Петрович, а разве интересно – этого мало? По-моему, это – главное. А нравится или не нравится – понятия относительные. Сегодня нравится, завтра – нет, под настроение. – Ну, а сегодня, как? Нравится или совсем нет?.. – не отставал он, как будто она решала – быть Клубу или нет.

Но именно так В.Н. и спрашивал, ему отчего-то важно было точно знать, что эта девочка думает о "БАМБИНО"... – Сегодня нравится, – сказала Олик честно. – А почему? – допрашивал В.Н.

Она пожала плечами. ... Правда, почему?.. Подумала она и поняла: нет Кики. (На самом деле она была, – наверху с Лехой).

Эта женщина приводила её в какой-то мистический трепет, Олику казалось, что от её взгляда можно просто погибнуть, так вот тихо и незаметно зачахнуть.

И она ответила. – Я вам скажу честно, Вальдемар Петрович. Потому что нет вашей любимой Кики... Она... – Олик подыскивала точное слово. – Вокруг неё черная аура, ну, я больше никак не смогу вам объяснить. – Я понял, откликнулся В.Н. и задумался над её словами, но сидеть и молчать было неприлично, и он решил оставить на потом её заявление – обдумать в тишине и одиночестве. – Вы, наверное, хотите спросить, что же я сижу, когда она здесь гуляет? Раз уж я такая правильная? – Олик усмехнулась, – я и сама себя не понимаю. Наверное, меня очень интересует ваш Клуб, его необычность. Кто его придумал и зачем? И кто здесь на самом деле Главный, и кто такие мальчики... Все-все... Я ведь – будущий журналист. – с некоторой гордостью закончила Олик.

И увидела, что Вальдемар Петрович как-то потемнел и посмурнел. Ей совсем не хотелось становиться причиной его плохого настроения! Он такой какой-то милый, интеллигентный, спокойный, а в принципе, видимо, достаточно жесткий и деловой. Но синие глаза его под пушистыми темными ресницами всегда излучали свет доброжелательности и интереса к собеседнику.

У него был талант, которого многие сейчас лишены, – он умел и любил слушать и слушал со вниманием ( научился! Во времена тетки он был совсем другим. Вот уж чего не умел и не хотел, так это слушать!). Олик ласково так получилось! – положила руку на его запястье. – Вальдемар Петрович, давайте выпьем за дружбу, а?

В.Н. благодарно ей улыбнулся, сейчас самое лучшее для него было выпить.

Оказывается, Олик – журналистка! Этого ещё не хватало. Надо как-то очень осторожно и мягко рассказать ей о Клубе. Девочка она приметливая, неглупая, ходит сюда довольно часто, ничем себя не запятнала...

Они выпили, улыбнувшись друг другу, и В.Н. вдруг, неожиданно даже для себя, спросил. – А что ваш приятель не зайдет никогда? Ведь мы же, в принципе, не против мужчин. Он тогда обещал... Олик небрежно махнула рукой. – А-а, Касьян! Всегда что-нибудь кому-нибудь обещает и почти никогда не выполняет, но это по мелочам, у него безумная работа, которой он предан больше, чем кому-то: человеку, людям, друзьям, маме. Представляете, он сыщик! Мне кажется, это так интересно, а он злится и ничего мне не рассказывает. Говорит, что у меня досужий интерес!

В.Н. будто на темечко кирпич свалился! Вот оно!

Вот откуда ощущение беды и опасности, которое не покидает его в последнее время. Ему все время кажется, что за спиной кто-то стоит, что за ним следят, что приходят какие-то неясные люди, которые что-то узнают о клубе... Рэкету официальному он платит, никогда не жмотится ни для кого. Это не то. Кого-то интересует суть клуба. Вот в чем беда, хотя этого надо было ожидать.

Клуб должны защищать те дамы, что посещают его еженедельно! ... Как? Это их подробности! Надо срочно говорить с Милой и ещё кем-то... О чем говорить? О сыщике? Чушь...

Надо устроить презентацию, именно сейчас! Комнаты наверху, кстати, распределить между мальчиками. Напридумывать вполне реальных историй... Запустить Лину, Стаса, Ирину и самому не сидеть, как сыч в углу!

И тут в зал вошли Кика и Адриан-Леха.

Они оба светились.

Красивая пара – ничего не скажешь!

Олик как-то сразу съежилась, до этого момента быв веселой, уверенной, хорошенькой, – а сейчас даже подурнела. ... Неужели Кика и вправду так на неё действует? подумал с удивлением В.Н. и попробовал посмотреть на Кику глазами Олика...

Та шла своей обычной пританцовывающей походкой, улыбаясь пьяноватой улыбочкой, щечки её пылали, глаза сверкали, волосы были в беспорядке. А Леха, в ближайшем рассмотрении, выглядел каким-то пришибленным. ... Конечно, Кика развязна, даже вульгарновата, когда выпьет не в меру и побывает с кем-нибудь наверху, от неё так и наносит сексом. Но все же она прелестна даже такая, решил В.Н. и искоса посмотрел на Олика.

Та собиралась уходить. ... Надо проводить её, подумал В.Н., уже поздно, и негоже ей идти одной по этим переулкам.

Он только хотел сказать ей об этом, как к их столику подплыла Кика.

Она прямо уставилась на Олика, и та, подняв голову, стала смотреть на нее.

Детская игра в гляделки: кто кого переглядит, у кого больше внутренней мощи.

Все, кто ещё оставался в зале, замерли, понимая, что Кика неспроста подошла. – Я тебе не нравлюсь, детка? – спросила Кика как бы беспечно. – Не нравитесь, – ответила Олик. Этого от неё не ждали. Думали, что она смутится. – А почему-у? – протянула Кика опять-таки как бы удивленно. Ведь я – очень хорошенькая. – Мне так не кажется, – сказала Олик и встала. Извините, мне нужно идти.

И, подхватив сумочку, она быстро пошла к выходу.

В.Н.бросился за ней.

Кика осталась одна, чуть поодаль стоял Леха, остальные – дальше.

Кика, комически подняв плечики и скроив уморительную физиономию, сказала на весь зал. – Так изменяют лучшие люди! Теперь не я героиня романа Вальдемара Петровича!

Ответил Игорек. – У неё жених – сыщик, он с ней приходил... Игорек слышал краем уха разговор Олика с В.Н., потому что обслуживал их и вертелся рядом. Но почему он сказал об этом сейчас – злорадно? Он не знал, но захотелось уесть Кику. – А-а, у Вальдемара деловая любовь! Не дай Бог сыщик заинтересуется!.. – усмехнулась Кика, и мальчики почувствовали к ней неприязнь, – очень противно она сказала.

Один Адриан смотрел на неё с восторгом.

Но она уже говорила о другом. – А где наш Янек? Что-то его не видно, или Мила увела?

Ответил опять же Игорек, что у Яна заболела мама, он дома.

Кику, видимо, это огорчило.

Она спросила: а что, надолго? – Никто не знает, милая Кика! – крикнул Витюша и сел за фортепиано. – Давайте веселиться! Что нам нужно? Любовь, любовь и ещё раз любовь, – и запел. – "Любовь, ты всегда права, любовь, у тебя свои права, то ты влево уходишь, то – вправо, и все-таки браво, браво, браво!" – это был один из его экспромтов, которые он сочинял за так, сидя у фортепиано.

Кика стала подпевать, и неприятное ощущение забылось.

Но ушла она скоро, то ли устав, то ли настроение, все же, у неё было подпорчено.

В зале остались лишь мальчики.

Игорек, сидя на стойке бара и попивая коктейль, спросил ни у кого: а что, Вальдемар боится? – А то нет! – откликнулся Витюша, наигрывая тихо что-то знакомое. – Узнают точно про нас, поймают – вот тебе и криминал. Публичный дом, да ещё мужской, для баб... И, заметь, не дом свиданий, не какая-нибудь массажная или сауна, а честнейший пубдом под видом Клуба. Я ещё удивляюсь, что до сих пор нас не замели всех. Но у В.Н., видно, мохнатая лапа очень высоко, всех за шкирман держит. Иначе... – Витюша запел знаменитую "Таганку"...

Игорек и Саша обалдели от этого не шуточным тоном сказанного. – Чего носы повесили? – Рассмеялся Витюша, – Не бойтесь! Не съедят, раз уж не съели! Да и сыщик один раз пришел и больше не появляется. Значит, не интересуем мы правоохранительные органы. Но я, ребята, как накоплю, куплю себе студию, оборудование, только В.Н. меня и видел. Торчать годами тут я не намерен. Обрыднут бабы навеки, а я ещё влюбиться хочу. Так-то вот.

В.Н. прошел в свою комнату.

Очень его взбудоражило это известие: приятель Олика – сыщик, и не из последних.

Но он успокаивал себя тем, что уже знает об этом и может что-то предринять. А вот что?.. И не слишком ли поздно узнал?

Да не так все страшно! Что он запаниковал?

Все равно недалек тот час, когда он скажет Лине о своем решении. И ничего нет особенного в том, что кто-то уходит, кто-то сменяется в Клубе!

Он уверен, что и мальчики будут меняться, не вечно же этим тут сидеть, вон сколько к ним парней ходит, хотят устроиться сюда рабо тать, хоть кем...

И вдруг он стал думать об Олике.

Что-то зазвенело, забрезжило, что-то где-то откликнулось внутри его организма на взгляд серо-синих глазок совсем молоденькой девочки, чужой невесты, невесты сыщика, который... Ну и так далее... ... А смог бы я влюбиться, как обычный мужчина? – спросил он себя и тут же ответил, наверное, нет, потому что я никогда не был ни мужчиной, ни женщиной. Я абстрактно получал удовольствие и не знаю, что такое любовь, какова она, и как можно любить другого человека?..

Его мысли перекинулись на Лину – где она? Куда пропала? Опять Стас?.. Вряд ли... У них уже прошла та стадия отношений, когда было что-то возможно. Теперь у них, как у всех, – дружба, деловые контакты, симпатия. Но тогда, что с ней? Она уже неделю или больше ходит мрачная и постаревшая. Надо с ней поговорить: и о ней, и о себе.

Лина проснулась в самый рассвет. Стас ещё спал, и во сне лицо его было светло и невинно, будто ему лет двенадцать, и ничто, кроме игры "Данди", его не волнует.

Ей никто не мешал, и она рассматривала его с неизбывным интересом. ... Вот он здесь, со мной, могла ли я мечтать об этом и о той любви, которую он проявил... Не может человек настолько притворяться, она, все-таки, дама с ба-альшим опытом уж это-то различит!

Она выползла из постели так, чтобы не задеть и не разбудить его. Успеть принять душ, сделать легкий макияж, уложить волосы и одеться как-нибудь зазывно и чуточку экстравагантно.

Все это она успела сделать и выглядела сегодня совсем молодо, что делает с людьми любовь!

Чайник вскипел. Она нарезала ветчину и сыр (слава Богу, не надо никуда бежать! Сделала вовремя запас) и пошла в спальню.

Стас уже встал и посмотрел на неё как-то, ей показалось, испуганно, но уже в следующую секунду выражение его лица изменилось, в нем проступило что-то от их ночи. – Доброе утро, – сказала она весело, чтобы он не подумал, что она расклеилась, как старая калоша. Только энергия, только веселость и никаких напоминаний! Захочет – напомнит сам. – А у меня все готово: чай, кофе и даже – выпить. Вставайте (Она и сама не поняла, как вырвалось у неё – ВЫ...), нас ждут великие дела!

Она-то сказала эту фразу так, из какого-то спектакля, но по выражению его глаз поняла и тут же вспомнила, о чем напрочь забыла: Башкиров, Доброхотов, деньги и пять дней сроку, и все, что её ожидает впереди (она этого не знала... И не догадывалась. Да и ладно, пусть хоть теперь радуется жизни...).

Он протянул странным тоном. – Да-а, дела великие...

Они сели за чай, немного выпили ликера и... молчали.

Стас курил и о чем-то думал, явно не об их отношениях, а она приказала себе молчать.

Наконец, не выдержав, она сказала: ну, ты как хочешь, а я должна быть в клубе. ... Плевать ей на Стаса, плевать ей на все. Пусть Доброхотов через пять дней, что хочет, то с ней и делает, Ну, не зарежет же он её, все-таки они старые знакомые – она скажет ему об этом, а там...

И она решительно встала и прошла в ванную.

Но войти она не успела – Стас вскочил, как подброшенный. – Лина, но нам же надо все обсудить! – Не знаю, я не вижу энтузиазма, – ответила она. – Прости, что навешала тебе мои трудности. А это, действительно, только мои трудности (Как бы не так, подумал Стас, это МОИ трудности...). – Но я готов, Лина!

Он подошел к ней и обнял её. – Поверь, я не в себе сегодня. Неужели ты не понимаешь? А ты? Ты в порядке?..

Она хмыкнула: как же, в очень большом.

А сама подумала, что у неё дерьмовый характер, что она вечно всех во всем подозревает, тех, естественно, кого любит, и человек не может понять: то ли она в него до мокрых порток влюблена, то ли еле терпит. Вот и сейчас – Стас ей так дорог, а она кривится, как... как... старая перешница на выданье! – Тогда не беги, сядь, поговорим. Я так и не успел выдать тебе свой вариант, – сказал успокаивающе Стас, поцеловал её, легко, не для продолжения, а как знак. – Мы же оба были... – он не продолжил, а посмотрел на неё долгим взглядом, в котором сквозила нежность (и не наигранная притом!).

Она села на стул, он сел напротив нее. – Я тебе все выложу, абсолютно все, а потом ты будешь меня критиковать, порицать и все, что хочешь. Но во время моей речи прошу – не перебивай, и так мыслей не больно много.

Она кивнула с улыбкой, милый Стас, он все же очень милый и нежный...

Он сказал ей, что деньги необходимо разыскать, и что её муж, конечно же, оставил ей их. Что надо осмотреть квартиры, её и сестры. Где её муж ещё мог спрятать деньги? Не зарыл же в поле чистом!

И если они найдут деньги, они должны немедленно бежать.

Да. Бежать. Потому что он тоже находится в розыске.

И Стас рассказал ей о Тане-Алене, приукрасив, конечно, себя и очернив бедняжку Таню-Алену... Клуб – это весьма зыбкое дело, и им все равно пришлось бы где-то начать новую жизнь. Вдвоем. Пусть ей не кажется, что этот Доброхотов отстанет от неё – она ошибается. А если они денег не найдут, – позлится, и придется ему о деньгах забыть.

Причем, никто не должен знать, когда и куда они смотаются, потому что, если хоть кто-то будет знать, – нет никакой гарантии, что Доброхотов не узнает, где они.

Вот куда им податься?

Об этом нужно крепко подумать и ему, и ей.

Если же денег они не найдут, он предлагает ей тот же вариант: уезжать, все едино. А это значит, – снять все деньги (он – свои, она – свои) и бежать. Здесь оставаться нельзя.

Вот так, на едином дыхании, выпалил Стас свой вариант и ждал, что будет.

Лина была в полной растерянности: её убило то, что надо скрываться, бежать. Но, продумав, насколько было возможно, всю ситуацию, она поняла, что Стас прав.

Доброхотов не оставит её в покое, пока жив... Что это она? Уж не хочет ли, чтобы Стас замарал руки?.. Безумная совсем, старая дурища! У Стаса тоже сложности... Он, конечно, не все рассказал об этой несчастной девчонке... Но сейчас уже нечего разбираться, кто прав, кто виноват, – надо решаться. ... А если они найдут деньги?.. Кстати, в домыслах Стаса о квартирах есть своя правда. Саша часто бывал здесь, он любил её сестру, как родную, и любил её дом, частенько занимался мелким домашним ремонтом – больше было некому, сестра давно разошлась с мужем. ... Боже мой, подумала она, жила себе поживала и не чуяла, какие тучи собираются над её легкомысленной головой!.. Нет, как-то чуяла, но не придавала значения всяким своим настроям. Но – бежать?.. А если, все-таки, попытаться уверить Доброхотова, что она ничего не знает и ничего не нашла?.. Отстанет он от нее?

Нет. Она это четко знала. Нет.

Стас смотрел на нее, молчащую, усиленно думающую, и ждал приговора.

А она жалобно сказала. – Стас, милый, ты во многом прав. Но сейчас я ничего не могу тебе ответить. Давай немного придем в себя и завтра снова встретимся и поговорим. Ты согласен?

Стас раздражился, но постарался не подать вида: давить нельзя. Нужно исподволь. Но у него нет времени! Совсем! Скоро его разыщут: парень с такой репутацией и где? В бардаке для баб! Всех пересажают!.. – Лина, – он постарался говорить весомо, – сегодня. Я вечером приезжаю к тебе, и мы за ночь должны перелопатить эту хату, поняла? А если здесь – ничего, подумаем, как быть с твоими американцами. Так. Ты едешь в Клуб, пробудешь там недолго – соври что-нибудь, не знаю... Я чуть позже, постараюсь тоже не задерживаться.

Он встал и поцеловал её, сначала нежно, потом все сильнее, и вот уже она почувствовала, что он возбудился, и она тоже, и уже его руки распахивают халат... – Ну, а теперь иди, – сказал он, улыбнувшись, закончив все, и похлопал её по попке, как делал это со всеми Танями, Аленами, Ирами.

Она запахнула халат и ушла в ванную, а там, почему-то, чуть-чуть поплакала. Когда она уже брала сумку, он насмешливо спросил. – Ты, что, оставляешь чужого человека в квартире одного? А вдруг я через минуту найду деньги и сдуюсь? Лина была ещё не совсем в себе, поэтому не приняла его шутливый тон, пожала плечами и ответила что, во-первых, он не чужой, а если захочет её обмануть, то все равно обманет. – Ну, ну, – примирительно сказал он и чмокнул её в щеку. Кстати, врать надо убедительно, чтобы нас не заподозрили до поры... У меня заболела мама, у тебя – ну, предположим, приезжает сестра... – Что? Ты думаешь – все решено? – вскинулась она. – Я ещё ничего не решила! – Нет, – сказал он опять насмешливо, – этого я совсем не думаю. Даже больше – я думаю, ты со мной никуда не поедешь, а будешь здесь трахаться со своим Клубом и дрожать от страха, что припрется Доброхотов.

Она вдруг разозлилась невесть на что, – может быть, на его тон – и сказала, – если тебе так нужны деньги и отъезд... Найдешь – все твое, и уезжай! – Лина, – сказал он мягко, подошел к ней, обнял нежно, положил её голову себе на грудь, – ну почему ты такая колючая? Разве я заслужил это? Да, однажды я повел себя отвратительно, но это в прошлом? И ты сама знаешь, почему так произошло. Зачем ты меня унижаешь? Мне ничего не нужно. Пожалуйста, мы не увидимся, я уеду, ты – останешься, и мы будем только изредка вспоминать друг о друге. Ты этого хочешь?

Она помотала головой, как маленькая девочка. – Ну, вот видишь... Когда ты не в гневе, ты все понимаешь. Чем я тебе не угодил? Был груб? Прости.

Это "прости" он уже сказал с придыханием...

Она резко выпрямилась и ласково сказала: потом, вечером...

Этим она как бы подписалась на его план, но сама думала, что ещё ничего не решено, она никуда не поедет, надо просто постараться найти эти деньги, часть дать Стасу, – если он возьмет, а остальное – Доброхотову. Вот так. А сама она останется здесь.

Но ему про это знать не надо.