Текст книги "Folie a Deux (СИ)"
Автор книги: Ксения Шишина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
– Ну, как прошла твоя фотосессия в образе женщины-вамп?
– Это было увлекательно.
– Так, что ты не слышала свой телефон даже после её окончания?
– Я забыла включить звук, а потом Тим, фотограф, позвал меня на кофе. Мы распрощались только несколько минут назад. Сейчас я в магазине, решила пополнить холодильник прежде, чем идти домой.
– Моника Гейнс, у тебя было свидание? Я хочу услышать подробности, только дай мне одну секунду, – её голос отдаляется от динамика, но до меня всё равно доносятся следующие резкие слова, от которых застывшая поначалу кровь начинает перекачиваться сердцем вдвое быстрее, чем минуту назад, – прекрати таскать мои кексы, Райан Андерсон. Я пекла их не только для тебя, чёртов эгоист. Ты здесь не один. Всё, хватит. Это я оставляю Ричарду. И вообще вали с кухни. Дай мне спокойно поговорить с Моникой, – я понимаю, что он рядом с ней. Настолько близко, что достаточно просто протянуть руку и коснуться. Но сегодня выходной. Очередная суббота. Что он делает у сестры, и почему всё ощущается так, будто она от него уже смертельно устала и потому злится? Хотя ведь это совсем не моё дело. Да, Моника, не твоё, соглашается разум, и я киваю ему. Тем временем Грейс возвращается обратно. – Если ты что-то слышала, то прости. Но Райан действительно невыносим. Он живёт с нами уже почти неделю, начиная с этого понедельника. У меня уже едет крыша. И попробуй пойми, что у него происходит. То ли в Кэтрин вселился бес, и она выгнала моего брата, несмотря на всю свою любовь, то ли это с ним самим творится непонятная чертовщина. Но лучше закроем эту тему. Мне не терпится послушать про твоего возможного парня.
– Чёрт побери, Грейс, ты не могла бы говорить тише? Я совершенно не слышу собственных мыслей, – звук удара руки, возможно, по столу проходится по моим натянутым, словно струна, нервам, и я перестаю осознавать, что именно складываю в корзину, двигаясь между рядами и полками, – я вызываю мерс и охрану. Поеду прокатиться.
– Я только рада. Скатертью дорожка.
Слышать его голос впервые за всё это время, пусть и искажённый расстоянием и сотовой связью, понимать, что этот мужчина действительно живёт и существует, и догадываться, что он говорит, как несчастный человек… всё это заставляет меня испытывать вину за то, что я сделала с ним. Даже если дело совсем не во мне, и это не я или расставание со мной подтолкнули его искать убежище в доме сестры. Я знаю, что должна закончить с покупками как можно скорее и закрыться в своей квартире на тот случай, если права в мыслях о том, куда он собирается поехать, но я… я не тороплюсь. Чёрный мерседес-бенц представительского класса, уже стоящий на обочине дороги напротив входа в жилой дом, попадает в поле моего зрения, когда до машины ещё идти и идти. Однако, несмотря на знание того, что может произойти дальше, в тот самый момент я вся вздрагиваю от звука открывающейся задней двери с правой стороны. Белая рубашка. Золотые часы. Чёрные брюки и блестящие лакированные ботинки. Именно в таком порядке мой взор считывает облик и внешний вид. Глаза сознательно обходят стороной лицо, ведь оно может меня погубить. Пять недель, двенадцать часов и пять минут. Вот сколько времени прошло с нашей последней ночи. Я не считала, но моё сердце справилось с этим и без меня.
– Сядь в машину, Моника.
Райан Андерсон едва договаривает это, как я тут же поднимаю свой взгляд и обнаруживаю им человека, который нисколько не изменился. Приказной тон, выражение собственничества в глазах, ожидание немедленного подчинения. Всё это мне хорошо знакомо, и в глубине души я почти смеюсь над собой. Над своими мыслями, что, может быть, он плохо спит, страдает от бессонницы и тоже видит меня во снах, когда всё-таки засыпает. Я опасалась увидеть тёмные круги или даже мешки, но ничто в нём не выдаёт того, что ему, возможно, меня не хватало. Он здесь исключительно из-за разговора, свидетелем которого стал, в ходе чего тот оказался наилучшим напоминанием об уязвлённом эго. Помимо этого, у Райана Андерсона больше нет ни единой причины поджидать меня на улице. Его просто никогда не бросали первым.
– Зачем мне это делать?
– Я хочу поговорить.
– Ты не скажешь мне ничего нового.
– Чёрт побери, Моника, просто сядь в эту грёбаную машину, – а потом Райан Андерсон вдруг… преображается. Так, будто и не использовал не совсем цензурные выражения всего несколько секунд тому назад. Совершенно тихие и мягко произносимые слова абсолютно застают меня врасплох. Я и не думала, что он вообще их знает. – Пожалуйста. Я очень тебя прошу.
Я оставляю сумку с продуктами на лестничных ступеньках. Медленно иду к машине, но всё-таки оказываюсь внутри после того, как Андерсон сдвигается на сидении, освобождая мне место. Охранник закрывает за мной дверь, и мы остаёмся один на один. Водитель тоже находится снаружи автомобиля. Только с левой его стороны. Кожаное покрытие приятно холодит мне хожу. Я думаю обо всех этих вещах, лишь бы отвлечь себя от того факта, как легко и относительно быстро я снова сделала то, что мне было сказано. Вероятно, единственный способ хоть как-то сохранить контроль над ситуацией – это перестать наконец молчать. Дать понять, что я не собираюсь сидеть тут в полной тишине неизвестно какое количество времени. Если человеку есть что сказать, и при этом он, я уверена, мастерски владеет словом после сотен деловых переговоров, то зачем оттягивать? А если нет, это и тем более бессмысленно. Просто смотреть на меня так, словно я ничего не чувствую и не ощущаю соответствующий взгляд на своих обнажённых коленках. От него буквально перехватывает дыхание, и я не знаю, куда деть собственные руки.
– Чего ты хочешь, Райан? – спрашиваю я, водя пальцами по сумке. Мне хочется исчезнуть… Остаться. Услышать что-то светлое. Или же не знать вообще ничего.
– Ты думала о том, как он тебя трахает?
– Нет, – я не тружусь уточнять, о чём идёт речь. Просто отвечаю на вопрос. Сухо и односложно. – Не у всех на уме лишь секс. Но у тебя да. Если это всё, ради чего ты это затеял, то я ухожу, – но только я дотрагиваюсь до ручки двери, как слышу характерный щелчок, означающий, что она заблокирована. Когда мой взгляд обращается к Андерсону, вид ключей от автомобиля, исчезающих в кармане брюк, совершенно не трогает меня в эмоциональном плане. Я не собираюсь пытаться их отнять и начинать взывать к холодной и чёрствой душе. Время уже шестой час вечера. Мерзавец может просто взять и отпустить своих людей, с этим я не спорю, но вот захочется ли ему ночевать в машине?
– Называй сам процесс как тебе угодно, но ни ты, ни я не появились бы на этот свет, если бы наши родители не занялись сексом. Поэтому так или иначе, но люди постоянно думают о нём. Это единственный способ естественного продолжения рода. И, как я понимаю, ты тоже собираешься прибегнуть к тому же самому, чтобы зачать ребёнка.
– Какого чёрта тебя это волнует? – просто взрываюсь я, поворачиваясь к нему лицом. – Ты согласился со всем, что я тогда сказала, без всяких возражений, ты ушёл, просто выйдя за дверь, а значит, не имеешь права появляться в моей жизни каждый раз после того, как услышишь о том, что я пытаюсь двигаться дальше. Я знаю, ты такой, какой есть, но ты… Ты женат и не можешь ничего мне предложить, а то, что у нас было, больше не является тем, чего я хочу.
– А что, по-твоему, должно было произойти? Ты хотела свиданий? Проводить время вместе? Предполагала, что я уйду от жены? Что однажды я отвезу тебя куда пожелаешь на частном самолёте? – он всё ещё само спокойствие и сдержанность, и его слова… из-за них мне делается почти больно. Они режут без ножа. И я… ненавижу это. Но он подонок. И так им и умрёт.
– Нет, я не собираюсь уводить тебя из семьи так же, как и становиться новой миссис Андерсон. И я знаю, что ты не чувствуешь ничего по отношению к таким, как я, но ты мог бы…
– Я по тебе скучал, – не дав договорить, он неожиданно придвигается ко мне, и его правое колено, соприкасаясь с моей ногой, будто умоляет меня прижаться в ответ. Не довольствоваться лишь трепетным ощущением пальцев поверх шеи, а разрешить гораздо большее. Но это, возможно, ловушка. Уловка, чтобы поиметь ещё хотя бы раз, когда вы способны и намерены сказать что угодно, если это принесёт свои плоды.
– И как часто ты говорил подобное другим?
– Считаешь, что я лгу?
Я смотрю в его глаза и, не сдержавшись, касаюсь его левой руки, сжатой в кулак поверх брюк. Хочу, чтобы он разжался, но не пытаюсь перейти невидимую черту.
– Вообще-то да, считаю.
– В таком случае думай, что хочешь, Моника. Но иногда по вторникам мой автомобиль стоял на другой стороне улицы чуть в стороне от твоего дома, обычно уже при наступлении сумерек, и я всё ждал, что именно в этот момент ты будешь откуда-то возвращаться, но мне случилось увидеть тебя лишь раз. Это произошло утром, не вечером. Ты выглядела самой собой, когда садилась в такси. Без следа грусти или печали на лице. Я помню, как подумал, что, может быть, ты и рада, что избавилась от меня. Но даже если тебе приходилось чувствовать себя плохо из-за меня, мне с тобой было хорошо. Даже просто лежать посреди ночи в одной кровати.
Глава седьмая
– Я хочу домой. И есть. Разблокируй дверь.
– Это всё, что ты можешь мне сказать?
Райан Андерсон не выглядит ни расстроенным, ни задетым. Лишь самую малость… сконфуженным. Не верящим, что я вообще смогла такое произнести, когда он, возможно, сделал что-то, чего никогда не совершал. Или же, по крайней мере, не прибегал к этому очень и очень давно. Не пускал к себе в душу. А теперь… приоткрыл её. Ради… меня. Но как бы я не желала, чтобы лишь одно его откровение всё внезапно изменило, оно не в силах этого сделать. Меня словно и не существовало до нынешнего мгновения. И он остался на расстоянии сидеть в своей шикарной и дорогостоящей машине, даже когда я оказалась в зоне видимости, просто рассудив, что со мной во всех отношениях всё в полном порядке. Но это совсем не те слова, которые описывают мои внутренние ощущения и глубинное состояние. Ни в тот момент, ни в эту самую секунду. Если только вероятность того, что я, возможно, ускользаю, заставила его пойти со мной на контакт, то как скоро ему потребуется вновь, чтобы меня вроде как не было рядом?
– Если ты голодный, я могу и тебя накормить. Сделать салат и пожарить стейк. Но это просто ужин. Без продолжения.
– Возможно, мы можем обсудить варианты? – совершенно серьёзный, Райан склоняется ко мне, но останавливается недалеко от моих губ, – я бы хотел остаться на ночь. И даже не на одну.
– Грейс будет тебя искать.
– Не будет. Ты ведь слышала её. Она была счастлива избавиться от моего присутствия. Наверняка она по умолчанию решит, что я уехал в отель.
– Люди много чего говорят сгоряча. Но я не шучу. Я голодна.
– Тогда пошли.
Райан Андерсон за моим столом из прозрачного стекла и хрома выглядит… по-домашнему, даже несмотря на свой довольно официальный вид. Он ест из моих тарелок так, будто делал это всегда. Держась расслабленно и вполне уверенно. И не переставая смотреть словно со знанием того, что я же сама и не устою перед незримым искушением.
– Пожалуйста, прекрати.
– Что я должен прекратить, Моника? Я не виноват, что ты настолько наслаждаешься своим салатом и каждые несколько секунд проводишь языком по своим губам. Это делает меня твёрдым, – я осознаю, что в этот самый момент мой язык снова показывается из-за зубов, и поспешно скрываю его обратно во рту. Нужно лучше контролировать себя. Иначе я… иначе в сознании Райана Андерсона никогда не утвердится мысль о том, что я, и правда, больше не могу заниматься ничего не значащим сексом.
– Если однажды… в скором времени я попрошу тебя о ребёнке, ты мне… откажешь?
Я жду, что он отложит вилку и потеряет всякий аппетит. Выйдет из себя, сказав всё то, о чём я уже и так думала, что он миллиардер и не может так рисковать разрушением своей жизни. А потом даст железно отрицательный ответ прежде, чем исчезнет с моей планеты. Но из всего этого происходит лишь то, что Райан Андерсон прекращает есть и откидывается на спинку стула со сосредотачиваемым на мне пронзающим насквозь взором.
– Ты действительно этого хочешь?
– Да.
– И каким ты представляешь будущее?
– Если ты о деньгах, то мне не нужны ни они, ни твоё участие. Чей это ребёнок, никто и никогда не узнаёт. Даже он сам. Мы не будем проблемой. Я просто… хочу остановиться. Знаю, звучит глупо, ведь дети… дети всегда задают темп, и о спокойствии можно будет забыть, но я нуждаюсь в этом. Во мне слишком много нерастраченной любви, и кому, как не детям, её дарить. Не так важно, кто у меня появится… Мне всё равно. Я просто хочу стать мамой. Это моё самое заветное желание, Райан, – импульсивно я чуть не тянусь к его левой руке, оставшейся лежать на столе, но вовремя одёргиваю себя. Вряд ли Райан Андерсон сможет стерпеть прикосновение без спроса. Особенно такое обычное. Когда тебя, возможно, просто желают коснуться. Он не кажется тем, кто хотя бы раз в своей жизни держал женщину за руку, чтобы банально чувствовать, что она рядом. Я, конечно, имею в виду его жену. Не могу представить такую ситуацию.
– Ты не хочешь, чтобы я был в вашей жизни?
– Это только всё усложнит. Имею в виду, для тебя. Зачем тебе это нужно? Мы ведь не пара, – проглатывая свои истинные мысли, говорю я. Чего бы хотелось лично мне, всё равно никогда не сбудется. Это не роман со сказочным финалом, свадебным маршем и семейной идиллией. Я уже должна буду быть благодарна за одно лишь согласие. И за те в лучшем случае несколько месяцев, которые смогу получить.
– Я подумаю над этим, Моника. Над всем, что ты тут сказала и о чём просишь. Я выйду на балкон, подышу воздухом.
Его нет настолько долго, что я успеваю убрать со стола, помыть посуду и забраться в кровать с книгой в руках. Предложения и строчки, как и всегда, стоит дать истории шанс, погружают меня в себя невероятно быстро, но сегодня это впервые происходит тогда, когда в моей квартире кто-то есть. Двигаясь от фразы к фразе, я не вижу ничего вокруг себя и вздрагиваю всем телом, как только чувствую движение матраца под собой и соблазнительное дыхание за спиной:
– Лёжа тут вот так, ты выглядишь сексуальнее, чем когда-либо на моей памяти. Я мог бы войти в тебя прямо так, – обвив рукой мою талию, Райан вжимает меня в себя и почти толкается вперёд через одежду. Я напрягаюсь и в хорошем смысле, и в плохом. И уже больше не различаю ни единой буквы. От волны жара текст будто расплывается перед глазами.
– Я…
– Расслабься, Моника. Я не собираюсь склонять тебя к тому, чего ты не хочешь здесь и сейчас. Лучше скажи мне, где у тебя полотенца. Я хочу принять душ.
– У меня ванна, – тупо говорю я, всё ещё пытаясь осознать исчезновение мужского тела. Это отзывается… странным разочарованием. Будто слова о просто ужине принадлежали и вовсе не мне.
– Тогда ванну.
– Возьми в шкафу, правая дверка.
Он скрывается в смежном помещении, оставляя свои вещи на кресле, а телефон на тумбочке рядом со мной. Я возвращаюсь к прерванному чтению, зная, что не должна поступать так, как не хочу, чтобы чисто теоретически поступали со мной. Это… неправильно. Если вдруг там нет пароля, после я просто не смогу смотреть в глаза этому мужчине. В той или иной степени между нами существует некоторая близость. Не только физическая. Мне тяжело от мысли, что всё может измениться.
Спустя некоторое время в очередной раз, когда я перелистываю страницу, устройство оповещает о входящем звонке. А потом ещё об одном, после окончания которого короткий сигнал знаменует собой, вероятно, новое сообщение. В ванной комнате всё ещё шумит вода, но встаю с кровати я всё равно почему-то очень тихо и осторожно.
Можешь продолжать то, что ты делаешь, можешь довести всё это до конца, я ничего не могу сделать с тем, какой ты есть, но не жди, что всё, что ты так оттягиваешь с Лиамом и Лукасом, я выполню за нас двоих. Они и твои сыновья тоже.
Экран гаснет, едва я дочитываю до точки, но тут же освещается заново после второго за последнюю минуту быстро стихнувшего звука. Теперь это Грейс.
Ты, вероятно, в отеле, так как тебя нет ни у нас, ни у родителей, ни с семьёй, либо ещё где-то, о чём я не хочу знать, но знаешь, я думала и хотела, чтобы ты вернулся к ужину. Иногда мы с тобой стоим друг друга больше, чем я признаю. В общем, главным образом я пишу тебе потому, что тебя искала жена. Я не помню, чтобы раньше она даже не здоровалась.
Лиам и Лукас. Лиам Андерсон. Лукас Андерсон. Лиам и Лукас Андерсоны. Дети, которые могут стать братьями моему возможному ребёнку, даже если всё случится за спиной их матери. Матери и жены, ищущей своего мужа, в то время как он находится в моей ванной. Собирается спать со мной в одной кровати. Просто спать. Вероятно. Хотя смогу ли я теперь уснуть? Или так и буду думать о том, о чём конкретно шла речь в том сообщении?
– Что случилось, Моника? Скучная книга?
Не поднимая головы, устроенной на бортике ванны, Райан Андерсон следит за мной лениво перемещающимися глазами. Полностью мокрый, что сделало его волосы чёрными, он кажется контролирующим свою жизнь, даже будучи совершенно обнажённым и вроде бы позволив себе расслабиться. Но я впервые задумываюсь о том, что это может быть просто красивым фасадом. Идеальной картинкой, призванной скрыть реальность от посторонних глаз. Маской и ложью. Порой обманы изобличаются, маски срываются, а прочие выглядящие незыблемыми вещи начинают выходить из строя.
В полном молчании я сажусь на бортик в передней части ванны. Не зная, что говорить, и надо ли это делать, или просто желая быть в тишине. Дышать одним воздухом с Райаном Андерсоном, вдыхать влажность из-за горячей воды, чувствовать её тепло, согревающее ноги, иметь возможность смотреть на него без всякого стыда и необходимости словно красть этот момент, но всё равно не опускать взгляд ниже лица.
– Нет, не скучная. Я люблю читать.
– Тогда что? – с всплеском воды Райан всё-таки садится прямо, и от движения некоторые её капли начинают стекать вниз по его груди. Я хочу прикоснуться к ним языком. Почувствовать их вкус. Хотя они наверняка ощущаются просто, как Райан. Но он, вероятно, отстранит меня ещё до того, как я достаточно приближусь. Впрочем, это может произойти и в ответ на вопрос, который всё равно не остаётся под моей кожей.
– Что ты делаешь, когда не работаешь?
– Я всегда работаю, Моника.
– По мнению Грейс даже у тебя есть выходные.
– Моя голова так не считает. Я с этим смирился.
– Она и сейчас заполнена мыслями?
Сильные руки на бортиках ванны напрягаются, двигаясь по ним с влажным звуком, а потом перемещаются мне на лодыжки в обхватывающем движении. Я смотрю на Райана сверху вниз, но его, ставшего значительно ближе, это, кажется, нисколько не смущает.
– В значительной степени да. Но знаешь, они другие. Не такие, как обычно. Например, сейчас я думаю о том, что люблю твои ноги, – он прислоняется лбом к моей юбке, волосы и лицо мочат ткань в том числе и рубашки, но мне… нравится. Действия, физический контакт, влага, распространяющаяся по одежде, приглушённый голос. Прозвучавшее откровение отзывается внутри меня сладкой мукой.
Утратив всякий контроль над тем, что можно, а что нельзя, я погружаю пальцы в мокрые волосы. Они прохладные и спутанные. От их ощущения мне становится немного холодно. Я дрожу, покрываясь мурашками, но, может быть, остывающий воздух тут совсем ни при чём. Может быть, всё так, потому что Райан Андерсон… нежен и конкретно здесь и сейчас не похож сам на себя. Я не думала, как он отреагирует на моё появление, я просто взяла и вошла в ванную, но меня не удивило бы, если бы мне в лицо швырнули какую-нибудь колкость. Издёвку, что я, видимо, тоже скучаю, раз не могу провести в одиночестве и десяти минут. В любом случае даже в отсутствие конкретных ожиданий среди них точно не было мысли, согласно которой этот сложный, не умеющий отдыхать и отключаться мужчина в некотором смысле обеспокоится тем, не расстроена ли я из-за книги. Из-за того, что он вряд ли брал в руки с тех пор, как закончил университет или школу. Я понимаю, надо остановиться и прекратить спрашивать, чтобы не узнать больше и не начать привязываться, но внутри меня слишком много всего, и всё это хочет наружу, и…
– Ты ведь когда-то был, как я? Я имею в виду, читал что-то, кроме учебников и специальной литературы?
Андерсон поднимает голову, из-за чего моя рука невольно оставляет его волосы в покое, вновь возвращаясь на бортик, и новый всплеск воды заканчивается тем, что мокрая ладонь расстёгивает третью сверху пуговицу рубашки и явно не собирается на этом останавливается.
– Когда-то наверняка был. Но люди меняются и с течением времени имеют обыкновение отказываться от того, что вроде бы искренне любили. Зачастую это относится и к тем, кто находится с ними рядом и так или иначе помог им стать теми, кем они теперь являются, – полы одежды расходятся в стороны, и, пробираясь под неё, Райан впивается пальцами мне в спину до причинения ими точечной боли, – однажды ты влюбишься, Моника, и, если повезёт, никогда не столкнёшься с осознанием того факта, что больше не знаешь, почему тот, кого ты сама же и выбрала, всё ещё с тобой, даже если вы оба уже давно не те, кем были в самом начале пути, – левой рукой он проводит между моих грудей, вслед за чем поочередно стягивает бретельки лифчика, но не расстёгивает его, а прикасается к кончикам моих волос. И смотрит так… так, что моё сердце изнывает. – Иди сюда, Моника.
– Тебе пришло два сообщения. Я… прочла их. Извини.
– Прочла и прочла, – взгляд совершенно не меняется. Хотя, может быть, я этого хотела. Не спокойного равнодушия, а гнева. Ярости. Чего-то, что напомнит мне о том, какой Райан Андерсон настоящий, ведь я, вероятно, начинаю забывать. Терять из виду мерзавца, представшего передо мной в нашу первую встречу. И не знаю, как остановить этот процесс.
– Ты не… злишься? Не хочешь узнать, что в них было, и заставить меня пожалеть об этом?
– Нет.
– Почему нет?
– Потому что ты влезаешь мне под кожу, и всё, чего мне эгоистично хочется, это сделать то же самое в ответ. Как насчёт того, чтобы сбежать?
– Сбежать? В каком смысле? – видимо, устав ждать, он нажимает на моё тело, заставляя опуститься в его объятия, и при погружении вода почти достигает моего лифчика. Потревоженная, беспокойная, она колеблется между нами, в то время как Андерсон правой рукой сжимает ягодицу под юбкой, а левой стаскивает одну из чашечек бюстгальтера вниз, тут же жёстко обхватывая грудь. Но взгляд ни на секунду не покидает моего лица.
– Куда-нибудь уехать, Моника. Я расслаблюсь и отключу телефон, не буду видеть никакие сообщения, электронные письма и звонки, и на несколько дней стану полностью твоим. Может быть, я даже сделаю тебе ребёнка. Кто знает, – по какой-то причине мне становится затруднительно дышать. Из-за намёка на то, что всё может решиться в мою пользу? Или по причине лёгкости в его голосе, с которой он об этом сказал? Хотя почему должно быть по-другому? Не будет никаких отличий от обычного секса. В случае чего он опять-таки просто и банально меня трахнет. Так же, как и во все предшествующие разы. Разве что без презерватива. Вот и вся разница.
– Я не могу, – но что именно я не могу? Я ведь не подумываю передумать? – В четверг я улетаю в Бразилию. У меня съёмка.
– В Рио?
– Да.
– Идеально. То, что нужно. Я присоединюсь к тебе в пятницу днём, – явно считая разговор завершённым, он прижимает меня к себе ещё теснее, способный опять соблазнить, раздеть и получить всё, чего ему, вероятно, хочется, но вот парадокс, вместо всего этого я чувствую, как Райан Андерсон поправляет мой лифчик.
– Ты… прилетишь?
– А ты не хочешь?
– Нет, хочу, – я не могу придумать ни одной причины, по которой не должна этого желать. Всё безрезультатно. Хотя в голове совсем не пусто. Там есть мысли, но все они лишь о том, что, может быть, этот мужчина сможет отвлечься со мной. Что я, вероятно, надеюсь стать той, кто изгонит работу из его головы, пусть и на очень короткое время. По крайней мере, попытаться. Мне хочется взять от него всё, что только возможно.
– Велю секретарше забронировать номер с видом на океан.
– Тебе обязательно нужно, чтобы всё было по высшему разряду?
– Ты ещё оценишь пляж в двух шагах от отеля и прочие услуги вроде бассейна, спа и сауны с массажем.
– Ненавижу пар и влажность в таких количествах.
– Тогда не пойдёшь, если не хочешь.
Изловчившись, он накрывает моё тело своим и сжимает мне заднюю часть шеи сдавливающим в том числе и волосы движением прежде, чем целует почти с насилием. Я прикрываю глаза, совершая зеркальные действия совершенно вслепую. Обнажённость поверх моей одежды ощущается, как нечто необыкновенное. Поглощающее. Способное остаться в воспоминаниях навсегда. Вода уже значительно остывшая, но её температуру компенсирует то, что в моей крови будто бы начинает бурлить кровь. Чувство этого опять-таки угрожает подтолкнуть меня к тому, чтобы отказаться от собственных же слов. Пожалуй, я уже даже представляю, как мы заходим дальше, и испытываю эмоциональный диссонанс между голосом рассудка и желаниями сердца, когда внутреннее давление вдруг стремительно падает, губы перестают терзать мне рот, а руки нащупывают лишь пустоту и невесомость. Мои глаза открываются спустя короткий миг, и, ошеломлённая, пребывающая в смятении, я резко сажусь, ощущая ещё большую дрожь.
– Ты куда?
– Просто вылез из ванны.
– Но почему?
– Потому что, видимо, даже я не настолько мерзавец, чтобы взять и трахнуть тебя прямо в ней. Вылезай, Моника, и переодевайся.
Глава восьмая
Мой самолёт приземлится завтра около трёх часов дня. Я остановлюсь в Гранд Хаятте. Выселяйся из своего отеля и приезжай.
Моника?
Мне кажется, что тебе нужно всё отменить. Я забронировала себе билет на утренний рейс. Раньше вылечу, раньше буду дома.
Как только я отправляю это сообщение, входящий звонок не заставляет себя долго ждать. Голос Андерсона в трубке звучит… непонимающим. Просто не знающим, что я такое только что написала и что хочу этим сказать или уже говорю. Это ещё не злость, но раздражение уж точно.
– И что тебя так срочно вдруг тянет обратно в Нью-Йорк, позволь поинтересоваться?
– Я решила, что ты передумал, – отвечаю я, смотря в темноту за окном через раздвижные двери балкона. Снаружи шумит океан, но его уже не видно. А когда было ещё достаточно светло, я так и не пошла на побережье. В Лос-Анджелесе пару месяцев тому назад ноги сами привели меня туда, где волны бьются о сушу, но здесь и сейчас мне нет никакого дела до знаменитых пляжей. Может, всё дело в том, что я совершенно не хочу быть там одна, когда в моей жизни есть человек, который мог бы пойти со мной. Но это не значит, что он действительно пойдёт.
– С чего ты так решила?
– Ты не трахнул меня, когда мог, а начиная со следующего дня, стоило тебе уехать на работу, я и вовсе тебя не видела.
Я помню, как наутро после воссоединения проснулась от звуков передвижения по комнате и, приподнявшись под одеялом, увидела Райана Андерсона почти одетым. Он застегнул рубашку и только после понял, что я уже не сплю. На самом деле для меня было слишком рано, всего лишь начало восьмого, но это не остановило мои мысли от предвкушения того, как мы позавтракаем вместе. Вот только тогда я не успела и заикнуться об этом. Лишь прошептала что-то о добром утре прежде, чем последовал незамедлительный ответ.
– Доброе. Но ты не вставай. Я уже ухожу.
– Так скоро?
– Мне ещё нужно в отель, чтобы переодеться. Я не могу выглядеть так перед подчинёнными.
– Разве ты не голоден?
– Я не ем по утрам, Моника, и, наверное, если я буду ночевать в отеле, так будет проще для всех. Тебе не придётся просыпаться из-за меня. К тому же от него до офиса рукой подать, – услышала я. Под тяжестью отрицания в совокупности со смыслом остальных фраз что-то внутри меня оборвалось в тот же самый миг, и я словно онемела. Потеряла знание, что на всё это можно ответить, и глубоко задумалась над тем, нужно ли вообще предпринимать шаги навстречу. Андерсон вышел за мою дверь пару минут спустя, больше не удостоив и словом, не говоря уже о прикосновении. Вот что привело к тому, что теперь я готова отказаться от нескольких дней с ним вдали от всего и всех.
– Я же сказал, что мой отель находится ближе к компании, чем твоя квартира. В чём, чёрт возьми, проблема? Могла бы позвонить или написать сама, если хотела.
– Я не могла. Ты запретил. Ты с этого начал. С правила, что я никогда и ни при каких обстоятельствах не должна связываться с тобой сама.
– Хочешь новые правила? – звуки движения и выдоха заканчиваются отчётливо-требовательным вопросом. На него у меня уже давным-давно есть ответ. Я, и правда, хочу иного. Хочу, чтобы требований вообще не осталось. Чтобы мне было позволено обнимать Райана Андерсона, когда хочется, и не сдерживать себя из-за мысли, что он воспротивится, утратит внутреннее равновесие и не позволит.
– Да. Хочу.
– Можем… можем попробовать вообще без них, – вдруг говорит он и тут же продолжает, будто хочет побыстрее забыть о сказанном, лишь бы не начать это анализировать, – только останься там. Не уезжай.
– Никаких… правил? – почему-то я боюсь даже думать об этом. Если мне так нестерпимо необходимо просто касаться, но все остальные желания я глушу в себе из-за невозможности осуществить хотя бы первое, то что случится при наступлении вседозволенности?
– Никаких. Я увижу тебя завтра, Моника. Выспись сегодня хорошенько.
На следующий день по правилам отеля я выселяюсь из номера около полудня. Таким образом впереди как минимум три часа, чтобы делать, что хочется, но снаружи царит невообразимое пекло, и в ходе короткой поездки на такси я перемещаюсь в Гранд Хаятт. Сажусь в прохладном холле так, чтобы видеть входные двери и всех, кто приезжает, и просто жду. Читаю книгу, но регулярно смотрю в сторону улицы, и даже в положении сидя спустя некоторое время у меня начинают подрагивать коленки. Чем ближе становится тот момент, когда Райан Андерсон окажется в фойе, тем это ощущение всё только нарастает. Чувство, с которым я никак не могу совладать. Всё совершенно бесполезно. Сколько бы раз я не проводила руками по ногам, они по-прежнему неистово дрожат.
Он появляется в здании в двадцать три минуты четвёртого. Совершенно один и без охраны. Хотя я и сомневаюсь, что он, и правда, прилетел без неё. В любом случае, стоит блестящим ботинкам едва ступить на мраморный пол, как мне кажется, что даже воздух здесь становится другим. Я склоняю голову, не выдерживая волны жара, охватывающего меня из-за одного лишь созерцания, а когда вновь поднимаю глаза, чтобы понять, где сейчас находится Райан, его чёрные брюки и голубая рубашка обнаруживаются уже прямо передо мной. Я чувствую прикованные к нам взгляды, но подозреваю, что всё дело совсем не во мне. Они скорее связаны с ним, чем со мной. Он неотразим, красив и сексуален. И сегодня в особенности. Может быть, причина заключается в солнцезащитных очках, которые он не торопится снимать, или просто в стремительно поглощающей меня жажде, но всё, чего мне хочется, это закрыться в номере и не выходить оттуда.
