Текст книги "Шахматист (СИ)"

Автор книги: Ксения Полянская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 12 страниц)

Год выпуска 2008

Цвет Белый

Регистрационный номер Т368ХС

Владелец Ветвицкий А. Н.»

Я вытаращил глаза и перелистнул страницу. Там был список тех, кто покупал препараты на этой неделе. Красным было обведено «Ветвицкий А. Н.». На следующей странице степлером были прикреплены копии дел наших убитых, и в графе «сторона, предоставляющая защиту» везде было подчёркнуто имя «Ветвицкий Александр Николаевич». Это была лишь информация, взятая из архива, поэтому Сергеевичу не составило труда отыскать её. Я вспомнил, где видел тот чемодан. В суде. Затем я вспомнил его разговор про шахматы и партию. Лист, что случайно оказался у Сергеича на столе. Вспомнил, как он сжимал кулаки когда узнал, что оплошал с камерами. Я вспомнил всё.

– Конечно, – произнёс вслух я, – Вот как он узнал про машину, про патруль. Мы сами ему сказали… Вот почему он был в тех районах. Там живёт Лера! Он обеспечил себе алиби, устроив романтический вечер, а сам убегал. Костюм, усы… Это Ветвицкий.

Я не мог поверить, что раньше не замечал этого. Лера была нужна ему лишь для доступа к информации. Поэтому он был неуловим. В голове звучала его фраза, сказанная в кафе: «Да… глупо». Меня переполнил гнев. Но он быстро сменился осознанием того, что Лера в опасности.

– Лера! Где она?! – воскликнул я.

– Она с ним уехала… Черт! – крикнул Максим, хватая сумку.

Прыгнув в машину, я стал звонить Лере. Она не брала трубку. Ксюша осталась в участке, чтобы Роман Олегович вызвал подмогу на задержание. Я ехал с мигалкой через весь город и названивал Лере. Но телефон молчал. Макс вызвал скорую на её адрес на всякий случай. Я бил руками по рулю и дрожал от страха. Да, Лера не была для меня больше эталоном, но она была моим другом. Пусть мы поругались, я не хотел её смерти. Домчавшись до дома Леры, мы выскочили из машины и побежали наверх. Дверь её квартиры была открыта. Мы с Максом смотрели в оба. В гостиной я увидел её. Наша коллега лежала на полу вся в крови. Я подбежал и увидел, что она ещё жива.

– Тихо, тихо. Не закрывай глаза, Лер. Не смей! Сейчас, скорая едет, – произнёс я, пережимая раны.

– Прости меня, Миш. Он обманул меня. Я думала… я любила его… – говорила девушка, задыхаясь.

– Я знаю. Знаю. Мы найдём его, – говорил я.

– Роман Олегович, машина с номером Т368ХС. Не выпустите её из города. Это Шахматист! – кричал в трубку Макс.

– Я запуталась, – Лера сплюнула кровь. – Ты так долго не проявлял внимания, что я отчаялась… Прости меня, – захлёбываясь кровью, говорила девушка.

– Ничего, ничего, – пытался успокоить её я.

Сотрудники Скорой помощи вбежали в комнату. Они положили Леру на носилки и уже через минуту мы ехали с ними в больницу. Врачи суетились и что-то кололи. Мы мчались на всех парах. Лера белела, а крови вокруг становилось всё больше.

– Потерпи, девчонка, чуть-чуть осталось до больницы, – сказала врач себе под нос.

– Миша, – выдавила холодная Лера, – Я люблю вас, парни. Простите меня. Простите…

Аппарат запищал. Врачиха начала делать массаж сердца, но это было бесполезно. Лера умерла. на моих руках… Я не мог пошевелиться. Я заплакал. А Макс обнимал меня.

– Мне жаль. Время смерти 16:30, – произнёс доктор.

Теперь я знал, что у меня есть только один выход. Поймать его. На кону всё. Или победить или умереть.

Глава 15. Дежавю

Я не знаю, как оказался дома. Моё и без того изнурённое сознание отказывалось понимать окружающий мир. Последнее, что запечатлилось в памяти, были события в скорой. Я снова витал в облаках и никого не слушал, глядя в одну точку. Только спустя полчаса я понял, что Макс и Ксюша остались у меня.

– Доброе утро… – сказала Ксюша.

– Доброе, – ответил я, не обращая на девушку никакого внимания.

– Ну как ты, Миш? – поинтересовался Макс.

– Я не знаю, – ответил я.

Ксюша начала готовить завтрак, а Макс вывел меня на балкон. Я закурил сигарету, хотя уже давно бросил. Это никак не заглушит мою утрату, но мне казалось, что я таким образом приду в себя.

– Всё так быстро произошло… – сказал Максим. – Даже не верится.

– Это точно, Макс… – я повернулся к нему. – Спасибо, что рядом… Я тебя очень люблю, – начал плакать я.

– Ну чего ты? Разве я мог иначе? – спрашивал друг, обнимая меня. – Я просто хочу, чтобы тебе стало легче. Вместе мы сильнее. Не знаю, почему люди, впадая в грусть, хотят побыть одни. Это опрометчиво.

– Да… надо быть сильными. Как ты и говорил. Мы должны найти его, – неожиданно произнёс я.

Я был зол и хотел только одного: чтобы Ветвицкий не ушёл от нас. А ведь я верил ему. Мне казалось, что человек, спасший моего друга, не может поступить со мной, как с помойной тряпкой. Я винил себя за то, что ревновал Леру к нему, а оказалось, что подсознание было право. Я не мог смириться с тем, что он так просто и хладнокровно врал нам прямо в глаза. Одна только эта мысль приводила меня в бешенство.

– Естественно. надо поработать сегодня… А потом – я обещаю – мы возьмём отпуск и уедем куда-нибудь, – продолжил воодушевлённо Макс.

Я крепко обнял его и сказал:

– Спасибо тебе ещё раз.

– Ксюше тоже нужно сказать спасибо, – Брюллов посмотрев на девушку, которая суетливо накрывала на стол. – Она волнуется. Убедила меня в том, что тебя нельзя оставлять одного. Вчера от тебя не отходила. Ты даже на её коленях уснул.

– Правда? Я этого не помню… – вглядывался я в напуганную девушку.

Ксюша почему-то плакала, но продолжала расставлять чайные приборы на стол.

– Она толком нас не знает, но помогает, словно мы её лучшие друзья. Удивительный человек, – сказал Максим, качая головой.

Я молчал и смотрел на её реакцию. Девушка разлила напиток и вытирала стол дрожащей рукой. Слёзы капали на него, оставляя новые следы. Она вытерла их с лица и выдохнула. Внутри меня что-то проснулось. Я эгоистично думал, что ей нет никакого дела до нашей утраты. Никогда так не ошибался.

– Роман Олегович вчера всю ночь с полицейскими со всего города прочёсывал районы. Он был один в машине. Ксюша очень за него волнуется. Слышал, как она плакала ночью, – пояснил мне мой друг.

– Пойдём. Надо работать, – подытожил я.

Макс согласился и мы вернулись в квартиру. Ксюша увидела нас и мгновенно успокоилась.

– Приятного аппетита, парни, – произнесла она.

– Спасибо, Ксюш… Мне приятно, – улыбнулся я.

Это была первая улыбка за двое суток. Она тоже улыбнулась. Поев, я пошёл одеваться. Макс остался с ней наедине. Натянув на себя брюки и футболку, я подслушал их разговор.

– Макс… Я горжусь тобой, – прошептала девушка.

– Почему? – не понял мой товарищ.

– Я вижу, какой ты сильный. Ты волнуешься за Мишу, но должен сохранять самообладание. Стараешься не отчаиваться, и я восхищаюсь тобой, – пояснила она.

– Спасибо… я рад, что хоть кто-то оценил, – встав из-за стола, сказал Макс.

– Миша тоже это ценит, просто пока что не может сказать. Ты не обязан всегда быть сильным. Если что… Я всегда тебя выслушаю, – она усмехнулась. – Никогда не думала, что скажу это человеку, которого знаю два дня…

Она обняла его и вытерла слёзы. Макс поблагодарил Ксюшу, и я, прождав минутку, вышел к ним. Мы быстренько добрались до участка. Город был беспокойный и словно потерял свои краски. Хотя, может, это мне так казалось. В участке была суета. Мы решили не медлить и сразу направились к Роману Олеговичу. У нас не было плана, только растерянность. Начальник был вымотан. Он не спал всю ночь, чтобы не упустить Ветвицкого. Мы не знаем, получилось ли у него, но, судя по его уставшему лицу, вряд ли.

– Заходите, – пригласил он, потирая лоб. – Тяжёлое утро…

– Не то слово, – подтвердил Макс.

– Значит, какие новости. Вчера мы нашли его автомобиль. Ветвицкий бросил его на перекрёстке. Этот урод не выехал из города, а где-то пытается залечь на дно. Вопрос, где? – на выдохе проговорил начальник.

– Хороший вопрос, – отвечал я.

– Мысли есть? – спросил Черниговский.

Глаза его были словно пустые. На начальство легла самая тяжёлая работа. Отвечать за всё, что произошло в течение этих дней. Город гудел от напуганных граждан, СМИ как всегда раздували дело до невероятных масштабов. И Роману Олеговичу, помимо ночного патрулирования, приходилось отвечать на вопросы, оформлять документы, управлять всеми в участке и давать поручения.

– Как насчёт архива? Узнать про него хоть что-то… Может, ему есть, к кому идти? – предположила Ксюша.

– Неплохо. Но тебе, Ксюш, придётся провести вскрытия, – сказал Роман Олегович, сжимаясь от головной боли.

– Я понимаю. Всё сделаю, но, пожалуйста, пап, отдохни… – умоляла она.

– Солнышко… документы, – кратко возразил он. – Кстати о них. Миш, тебе придётся всё оформить. Мы выдвигаем Ветвицкому обвинения. Его отпечатки и потожировые совпадают. На тебе, Макс, архив, – раздал указания Роман Олегович.

– Так точно, – произнёс мой друг.

– Работайте, сейчас надо много работать, – сказал начальник, отмахнувшись.

Все направились по своим делам. В моём кабинете было пусто. Так же пусто, как и на моём сердце. Стопка документов звала меня на очередное испытание. Чего там только не было. По нескольку экземпляров каждой бумаги: экспертизы, опросы, заключения и так далее. Голова гудела, но я боролся с усталостью. Через пару часов Ксюша принесла мне новые документы. Стопка уменьшилась лишь на половину к тому моменту. Она помогла мне их перепроверить.

Вдруг на весь кабинет раздался громкий звонок. Я взял трубку:

– Да, Макс?

– Миша, я всё, блять, понял! Всё до единого! Я уже еду туда, но заходить без вас не стану. Вызови патруль и приезжай немедленно! Хер с этими документами! – кричал Макс.

– Стой! Куда ты один попёрся?! – возмутился я, выбегая на улицу вместе с Ксюшей.

– Я не буду без вас действовать, не волнуйся. Просто послежу возле подъезда. Адрес СМС скинул, – сказал Макс.

– Ладно, – я положил трубку.

Ксюша быстро сообщила начальнику о подмоге, и тот немедленно начал собирать всех из участка. Восемь полицейский машин и мой старенький автомобиль мчались на улицу Курсантов, 7.

– Какой-то знакомый адрес, – произнёс я.

– Ты тут уже был? – спросила Ксюша.

– Кажется, да… Вот только по какому поводу, не помню.

Я вновь позвонил Максу и попросил его говорить со мной, пока мы едем. Поначалу ничего особенного не было. Но потом посторонний и до боли знакомый мне голос сказал Максиму:

– Выслеживаешь меня?

Я испугался, но понимал, что ещё буквально три поворота, и мы будем на месте. Максу лишь нужно потянуть время. Я молчал, чтобы не выдать себя. Мой палец нажал на кнопку «записать разговор».

– Отойди от меня! Руки вверх, урод вонючий! – кричал Максим.

– Ты так ничего и не понял? – спросил Ветвицкий.

– Я всё понял, – ответил мой друг.

– Правда? Если бы ты всё понял, ты бы ни за что не приехал. Но спасибо за конец моей шахматной партии, – продолжал Ветвицкий.

– Чего? – не понял Брюллов.

– Ты был в моих планах. Жаль, девчонку новую не смогу прикончить, – насмехался убийца. – Но она лишь мелочь по сравнению с тобой.

– Ты про Ксюшу? – уточнил Макс.

«Давай, Макс, тяни время!» – думал я, мчась по дороге с мигалкой.

– Да. Она не входила в мой список. Ну, может она и не имеет для него такого веса, – пояснял убийца.

– Для него? – переспросил Макс.

– Да. Раз ты сюда приехал, то ты знаешь обо мне больше Миши.

– Твоя фамилия Костенко, – намекнул мне Макс.

«Костенко… Нет, нет, нет!» – я тоже всё понял, и сказать, что моему страху не было предела, ничего не сказать.

– Да, верно. Это моя старая фамилия, так себе, если честно, звучит. Разве великий убийца может быть со столь ущербной фамилией? – злился Шахматист.

– Вся эта невероятная партия в шахматы была только ради одного человека. Да, я своебразный фанат, – он засмеялся. – Всё это было только ради… Миши, – закричал он.

– В каком это смысле? – не понимал Макс.

– Давай немного подумаем. Боткова, Варавин, Механов, полицейские – все они были убиты ради одной цели. Создать иллюзию, что у меня другой мотив, подорвать авторитет Миши, доказать ему, что мне всё сойдёт с рук. Но такие ничтожества, как Механов, меня не интересовали. Я поджидал удобный случай. Такой момент, когда ваше доверие ко мне станет непоколебимым. Пришлось даже с этой дурочкой встречаться, – объяснял он.

– Заткнись! – заорал Макс.

– Я знал, на что давить. Миша предсказуем и жалок. Он боялся своего начальника, уважал его в какой-то мере, и я решил, что это будет первый укол. Затем Сергеич. Он значил для него невероятно много, второй отец и бла-бла-бла. Сергеич был единственным, кто всё понял раньше, чем нужно. Он ждал меня у себя дома. Знал, что я приду. Этот придурок увидел мой кейс с синей ручкой и стал на меня копать. Но я пришёл. Это уже был прокол сердца Миши. Лера догадалась, увидев снотворное, которое я ей подмешал во время недавнего убийства, и вспомнила, что видела меня порой в списках, но не придавала этому значения. Прекрасное алиби, не так ли? Жаль только, они поругались, и Миша не получил ту дозу боли, которая была в планах. Но, считай, я компенсировал это ударом трубой.

– Ты не собирался его убивать… – сказал Макс ошарашенно.

– Конечно, нет. И в моём списке остался лишь один. Самый дорогой и важный для него персонаж. Человек, за которого он умрёт. С чьей смертью не справиться, – пояснил Ветвицкий.

– Я, – наконец осознал мой друг.

– Именно. Спасибо, что приехал, я был в замешательстве, как тебя достать.

– Попробуй только тронуть меня! – завопил Максим.

Я уже повернул во двор и, выскочив из машины, с другими полицейскими побежал в сторону Макса, держа перед собой пистолет. Я увидел его на асфальте. Лужа крови медленно растекалась в разные стороны.

– Нет, нет, нет! – завопил я.

Полицейские закричали руки вверх и Ветвицкий с окровавленными руками и, словно поклонившись, положил нож на землю. Ксюша вызвала скорую. Я рванул к Максу.

– Не смей! Не-е-ет, ты не умрёшь! – повторял я, держа друга на руках.

– Всё нормально. Всего лишь царапина, – плакал Максим, прикрывая большое ножевое ранение.

Оно было одно, но довольно глубокое.

– Пожалуйста… Я не переживу этого… – задыхался я. – Не надо.

– Успокойся, братец, – улыбался Макс. – Я сглупил, прости меня, – кашлял он.

Я чувствовал это. Дежавю. Скорая приехала и забрала Макса, а я усадил Ветвицкого в машину и произнёс:

– Шах и мат, сука! – и ударил его по лицу.

Он истерично засмеялся. Но сейчас не это волновало меня. Я чувствовал гнев, страх, отчаяние и боль. Прыгнув с Ксюшей в скорую, мы помчались в больницу.

– Миш… Я люблю тебя… Ты был лучшим человеком в моей жизни. Прости, что бесил тебя шутками и был надоедлив, – говорил Макс. – Позаботься о Лене и о сёстрах, прошу…

– ТЫ НЕ УМРЕШЬ, – закричал я.

– Пожалуйста, пообещай мне, – простонал Брюллов.

– Обещаю, – сказал я, гладя его по щеке.

Мы наконец доехали и, переложив Макса на каталку, врач закричал:

– В операционную его, живо!

Его укатили, а я сел на больничный пол. Ксюша, что всё это время была рядом, села около меня.

– Миш… Всё будет нормально! – сказала она, держа моё лицо в своих ладонях.

Я качал головой. Я был уверен, что это конец.

– Он не умрёт! Я… Я обещаю! Там раны довольно глубокие, но не смертельные, – говорила девушка.

– Обними меня… прошу, – рыдал я.

Да. Глупая просьба. Но я этого хотел. Я хотел быть с ней всю свою жизнь. Хотел в этот момент думать о просьбе Макса и Сергеича. Люби, иначе будет поздно. Девушка не раздумывая обняла меня. Теплые, солёные от слёз губы касались моей щеки. Она сказала:

– Я испытываю к тебе довольно странные чувства. Ты мне очень нравишься, Миша… Конечно, мы мало знакомы, но, думаю, мы сможем стать гораздо ближе. Обещаю, Макс не умрёт.

Лучшие слова поддержки. Нам оставалось только ждать. Мы молчали, сидя на холодном полу перед операционной. Прошёл молчаливый час. Ксюша, наконец, спросила:

– Кто такой Ветвицкий?

– Ты готова во мне разочароваться? – спросил я, вновь начиная плакать.

– Я не разочаруюсь, – уверенно ответила девушка.

Я помедлил, глядя на пустые коридоры больницы. Но всё же решил, что Ксюше можно рассказать о том деле Х, которое гложет меня уже давно.

– Это случилось 13 апреля семнадцать лет назад, – начал я. – Мы нашли труп девочки в шахматном клубе. Туда ходило много детей, помимо этой девочки. Она была изнасилована и изуродована, лежала в кабинете под партой, когда её нашла уборщица. Я не привык к такому. Невозможно привыкнуть к смерти детей. Ей было всего восемь. Весь город начал бить тревогу. Когда погибает взрослый – это вызывает меньший резонанс. Мне было 22 года, и я работал без выходных, делая всё, что в моих силах. Через два дня мы нашли подозреваемого. Он был директором этого клуба, и в тот день у него не было алиби. На трупе девочки были найдены его потожировые, а на её кукле – отпечатки. Группа крови убийцы по результатам экспертизы Леры была второй положительной. И это совпало с группой крови из подногтевого соскоба. Я решил, что не надо перепроверять экспертизу и делать новый забор крови. Камеры, отпечатки… всё сходилось. Я фальсифицировал улику.

Когда я сказал это, то словно вновь очутился в том шахматном клубе.

– Что? – спросила Ксюша.

– Я просто написал, что кровь совпадает. Была ночь, и я не спал двое суток, – рыдал я. – Поторопился и ненавижу себя за это. Того мужчину задержали. Через два дня мои улики перепроверили и обнаружили, что кровь – первой группы и не принадлежит заключённому. Обвинения с него сняли, но было поздно…

Я закрыл лицо руками.

– В каком смысле? – спросила Ксюша.

– Он не выдержал позора и повесился в СИЗО. Я убил его. Я!

Ксюша словно перестала дышать.

– Все мы ошибаемся. Это не только твоя ошибка. Лера неправильно определила группу крови. Ты поспешил. Люди ошибаются. Это нормально. Ужасно здесь только то, что пострадал невиновный. Но такова цена ошибки. Ты признал её, а значит, ты не монстр. Хуже рабства только угрызения совести, – сказала Ксюша, обняв меня.

– Меня тогда обвинили в фальсификации, и Сергеич с Ординым доказали обратное. Они сказали, что ошибка тут исключительно экспертизы, и все обвинения с нас были сняты. Лере, конечно, выписали штраф, но ничего глобального не произошло. А меня на время отстранили от должности. Но знаешь, какая фамилия была у невиновного? Костенко. Шахматист – его сын. Ему было тогда десять лет.

– Это не повод убивать других, – возмутилась девушка.

Вдруг из операционной вышел хирург. Мужчина подошёл ко мне и произнёс:

– Жить будет.

Я заулыбался. Не было новости в моей жизни лучше этой.

– Спасибо, спасибо вам, доктор! Я вас отблагодарю! Клянусь, – суетливо говорил я.

– Не стоит. Это моя работа. Повозились мы с ним, конечно, знатно. Разрыв селезёнки, повреждение двенадцатиперстной кишки и практически полный разрыв почки. Ему очень повезло, – пояснил врач.

– Да, с доктором точно! – я в миллионный раз пожал врачу руку.

Ксюша обняла меня и с сердца свалился груз. Но осталось финишная прямая в деле Шахматиста. Как хорошо, что я записал признание Ветвицкого из разговора. Теперь у нас были на него не только косвенные улики. Настоящая победа только та, когда сами враги признают себя побеждёнными. Это на время стало моей целью. И наша задача сделать всё, чтобы она осуществилась.

Глава 16. Спутники поспешности – ошибка и раскаяние

С момента задержания Ветвицкого прошло пару дней. Макс пришёл в себя, и мы с Ксюшей несколько раз навестили его за это время. Он уже даже шутил. Когда мы в очередной раз пришли поговорить с ним, в больнице стояла легкая суета. Пациенты куда-то спешили, а врачи пытались поскорее попасть на обед. Я и Ксюша довольные топали с гостинцами к моему товарищу. Зайдя в палату, я увидел Макса. Ему делали очередную перевязку, и медсестра, заметив нас, сказала:

– Секундочку, мы закончим.

Я кивнул и уселся на скамейку в коридоре рядом со входом. Спустя пару минут девушка пригласила нас к больному. Тот, довольный, встретил нас улыбкой. Друг мой выглядел всё ещё помято, но в разы лучше, чем сразу после операции. Лицо Макса уже было не таким бледным, а синяки под глазами и вовсе ушли.

– Привет, Мишаня, – улыбнулся он, слегка приобняв меня.

– Привет, как себя чувствуешь? – спросил я.

– Гораздо лучше, скоро уже снимут швы. Так что, я думаю, смогу поприсутствовать на суде Ветвицкого.

– Ну, без тебя он не пройдет. В конце концов, ты же пострадавший. Но это замечательно, что уже скоро мы сможем с тобой прогуляться, – подбодрил друга я.

– Верно. Ксюшка, как там дела обстоят в участке? – обратился Макс к девушке.

– Неплохо. Я тебе тут принесла супец и фруктиков. Врач сказал, что тебе можно бананы. И гляди, что у меня есть, – похвалилась та.

– Ура! Не только безвкусная каша! Я готов принимать пищу, товарищ врач! – шутил Макс.

Я был рад видеть его довольным. Я словно забыл обо всём. Меня волновал только мой братец. Ну и то, что Ксюша не осудила меня и не разочаровалась. Всё это время без Макса мне было ужасно тоскливо, и я часто вспоминал Сергеича. Конечно, я винил себя за то, что он погиб, но вскоре принял решение простить себя. Думаю, мой психолог был бы этому только рад. Мне думалось и о Лере. Но всё же я осознал, что сделал всё возможное. Ксюша была рядом, и это знатно меня поменяло. Я стал умнее и научился отпускать плохое. Конечно, я грустил, вспоминая друзей, но всё же приятные воспоминания пересиливали тоску.

Покончив с едой, Макс спросил:

– Миш, а у тебя разве не допрос сегодня?

– Да, я поеду. Вы пока поболтайте. Я заеду вечерком, – пообещал я и вышел из палаты.

Доехав до нашего участока, я сказал вслух:

– И вот настал момент истины. Допрос нашего Шахматиста.

Это был вторник, 7 апреля, если вдаваться в подробности. В допросной меня уже ждал Ветвицкий. на его лице красовался синяк, оставленный мной же…

– Ну привет, – произнёс я, садясь на стул напротив.

– Привет, неудачник, – засмеялся Ветвицкий.

– Кто ещё из нас неудачник? – парировал я.

Он вгляделся в моё лицо и скорчил злую морду. Он понял, что облажался.

– Макс жив… – выдавил он. – Ну что ж… прекрасная работа, Михаил.

– Проиграл свою шахматную партию, парень. А знаешь, почему? Я всё это время играл белыми.

Он сжал кулак.

– Ты всё равно меня не посадишь. У вас только косвенные улики. Я адвокат, кто лучше меня знает о судебной системе? – измывался он.

Мне захотелось его треснуть, но всё же я сдержался. Он и без того был жалок и глуп.

– Правда? Думаешь, ты силён? Ммм… Как же ты ошибаешься… Знаешь такую пословицу: «Спутники поспешности – ошибка и раскаяние»? Так вот… ты поспешил, – произнёс, я нажав на кнопку.

На всю допросную зазвучала запись его разговора с Максом.

– Пф! Этого мало, – отпирался он.

Вёл он себя нагло и явно хотел меня спровоцировать.

– Хорошо. А вот это? Косвенное? – выкладывал я на стол листы с результататми экспертиз.

Ветвицкий яростно вздохнул. Отпечатки, потожировые, ткань, найденная у него дома при обыске, кровь практически всех жертв, камеры на доме, где он напал на Макса, костюм со следами моей крови и т. д. Там был весь комплект. Я даже нашел ту злосчастную тубу, которой меня ударили по голове. Всё сходилось, и теперь я несколько раз перепроверил документы.

– Ну допустим. Ты победил. Поздравляю, но не искренне, – улыбнулся он.

– Зачем ты убивал невинных людей? Почему просто не убил меня? – спросил я.

– Ты называешь Боткову и Механова людьми? Так, биомусор, засоряющий нашу планету. Сколько таких ничтожеств проходит через кабинет адвокатов? И все они на свободе. Считай, я очистил этот мир от парочки таких. А тебя убить было бы слишком просто. Я хотел растоптать тебя, – говорил Ветвицкий, откинувшись на спинку стула.

– Не получилось, – возразил я.

– Получилось, – прошипел он, улыбаясь.

– Тогда моя очередь. Ты не успеешь опомниться даже, как окажешься в тюрьме. Ты навсегда это запомнишь, – сказал я, приблизившись к лицу адвоката. – Знаешь, что с такими как ты делают в тюрьме? – я засмеялся.

Ветвицкий молчал.

– Вчера заходил в палату к Максу, и он просил тебе передать, – я показал Шахматисту довольное фото Макса, где он показывает неприличный жест. Адвокат засмеялся:

– В его стиле. Но ты и правда думаешь, что людей волнуют такие герои, как вы? Думаешь, им не плевать? Меня запомнят, обо мне будут говорить, а кто будет говорить о вас?

Ветвицкий улыбнулся, явно насмехаясь.

– Ты жалок… Я хочу слышать про смерть Сергеича и Леры, – сказал я, включая запись.

– Хочешь поплакать? – он изобразил хныкающего ребёнка, – Ну хорошо, слушай.

И он начал рассказ.

– Я заметил подозрения Сергеича, ещё когда мы сидели в суде. Он обратил внимание на мой кейс и флакончик феназепама внутри. Но тогда психолог списал это на то, что ему показалось. Конечно, дедуля не унимался и, взглянув на списки Леры, увидел мою фамилию. Тогда он отксерокопировал их и сложил в ежедневник. После того, как я ударил тебя и сбежал, я решил выкрасть его записи. Но это и было моей ошибкой. Когда я подбросил лист с партией, то Сергеич всё понял. Он узнал мой кейс: как назло, ты запомнил его и смог описать. Затем ваш новый патологоанатом помогла вам отыскать номер моего автомобиля. Тогда Сергеич пробил его и выяснил, что это моя машина, и я её перекрасил. Тогда он собрал отпечатки, которые я понаоставлял в кабинете, и сравнил в лаборатории. Всё сошлось. Вы как дураки умчались отдыхать, и в участке никого не было. Я приехал поговорить с Сергеичем, чтобы выманить его из участка, но не был готов к тому, что он всё узнал. Сергеич ждал меня. В кабинете мы долго беседовали о тебе. Тот, в отличие от Леры, понял, для чего я вызвался помочь в суде, и почему я простил Леру. Единственное, он не вспомнил мою настоящую фамилию, и всё-таки под угрозой твоей смерти я увёз его из участка. Затем убил его, переодел, ну, остальное вам известно. Сергеич был прав – у нас с ним была особая связь психолога и убийцы. Ему стало ясно, что я подражатель.

– Почему ты не уничтожил ежедневник с уликами? – спросил я.

– Не успел. Да и странно было бы возвращаться в участок – меня бы тогда точно заподозрили, – пояснил Ветвицкий.

– А Валерия? – спросил я.

– А что Валерия? Она проснулась после снотворного и ничего не помнила. Увидела меня, готовившего обед и, наливая чай, заметила баночку, которую я забыл, когда подмешивал ей пентобарбитал. Она медик и, естественно, знала, что это. Начала расспрашивать и вроде бы даже успокоилась, как мне показалось. Но нет. Она сделала анализ крови утром, и всё. Её цепочка сложилась. Я в списке аптек, у меня нет алиби, вспомнила и про машину, и т. д. Она приехала домой и попыталась сделать вид, что ничего не знает. Но её попытка добыть мои отпечатки сыграла с ней злую шутку. Я начал наносить ей ножевые ранения, но вскоре почувствовал тревогу. Словно надо было бежать. Я оставил Леру и выкинул телефон в туалет, чтобы она не позвала на помощь. Тогда я уехал в квартиру матери. Квартира была пуста – самое то, чтобы залечь на дно. Ваши меня, конечно, знатно погоняли, и пришлось бросить автомобиль, но всё равно я улизнул. Конечно, Лера молила меня, она говорила, что любит, словно мне не плевать. Жаль бедняжку, – наклонив голову, закончил Ветвицкий.

Я был зол. Как он мог так говорить? Впрочем, у него нет совести, а сострадания тем более.

– А Боткова? Механов? Варавин? Ордин? Другие полицейские? – перечислял я.

– Боткова грезила сбежать от злого отчима. Я пришёл в клуб и убедил её, что помогу. Она была уверена, что я не знаю про её лжесвидетельство! – рассмеялся адвокат. – Глупо, но ладно. Договорились встретиться в определенный день, я зашёл в бордель, притворившись, что не знаю её, и мы поехали к ней. Та взяла вещи, я уколол ей миорелаксант и убил. Записку подложить не составило труда. Глупец Ботков сам полез, куда не надо, и отвёл от меня подозрения. Параллельно, за несколько дней до убийства Марии, я встретился с Механовым. Убедил его по старой дружбе поменять бампер на машине Ботковой. Так как я отмазал его от тюрьмы, тот сразу же согласился, и был готов сделать, что угодно для меня. Машину я попросил у Марии в залог. Та была только «за». Ну и Механов повёлся, а дальше по старой схеме. Заманил под предлогом оплаты услуги, уколол, убил. Варавин меня знал, так как я вёл дело его сына. Вот только потом они меня сменили и проиграли. Я сказал, что смогу помочь с обжалованием приговора Варавину младшему. Так он оказался на месте своего убийства. Ордин знал меня как хорошего адвоката и искал моей помощи. Боткова в тот вечер предложила ему взятку, и Ордин отказался. Но конверт в машине остался. Мы договорились с Дмитрием встретиться, чтобы договориться о судебном разбирательстве, которое вот-вот должно было всплыть. Но я просто убил его и подложил записку в конверт Ботковой. Затем я услышал ваши радостные новости про Боткова и решил помочь. Полицейские меня знали, и я наврал, что меня прислали им на замену в патруль. Убить их было чуть труднее, но эффективнее. После убийства первого, Макса обвинили, и я помог. Так я втёрся в доверие к тебе, Михаил. Ну, а остальное ты знаешь, – закончил тот.

– Да. До встречи в суде.

Я вышел из допросной. Это был предпоследний раз, когда я видел Ветвицкого. Последним стал день суда. Не думаю, что вам будет интересно знать про то, как всё прошло, но ему дали пожизненное. Ни один адвокат не пытался ему помочь. Он опозорил их профессию, поэтому суд прошёл быстро. Улик было много, признаний тоже. Собственно, он и не отрицал свою вину. Наоборот, хвалился своим поступком. Вопрос был лишь в сроке заключения, но и это решилось быстро. Макс выступил в качестве пострадавшего, описав всё детально, да и я рассказал про покушение в подъезде. Ветвицкий думал, что добился своего, но на деле не хотел признавать поражение. Да. Этот урод повторил участь своего отца и повесился в СИЗО. Счёл это неким символизмом. Хотя как по мне, то это было жалко и трусливо. Я никогда так ни о чём не жалел. Мне бы хотелось, чтобы Ветвицкий получил должное наказание, но судьба распорядилась иначе. Ветвицкий оставил предсмертную записку на клочке бумаги. на ней были написаны всего два слова: «Конец партии». Вот тогда я и почувствовал вкус победы. Пусть и очень горькой победы. Эта «игра» стоила жизни моему наставнику, начальнику, подруге и некоторым пусть и не очень хорошим, но всё же невинным людям. Конечно, всех коллег оперативно заменили. Людей меняют как перчатки. Никто и не задумался о том, чего стоило это трудное дело. Для всех в городе эти смерти были лишь цифрой. Числом жертв. Но для нас с Максом и Ксюшей это значило нечто большее. Таким печальным оказался конец этого дела.

Мне казалось, что никаких расследований после дела Шахматиста и быть не может. Собственно, так и вышло. По крайней мере, для меня. нас наградили (Сергеича и Леру – посмертно) и выписали огромную премию, после чего я уволился. Это был конец моей истории, истории «Героя нашего времени». Макс поправился и вернулся домой, к Лене, но так и не смог смириться с моим уходом. Поэтому, через пару месяцев он забрал документы. Мы с Ксюшей сошлись и стали жить вместе спустя какое-то время. Когда её отец узнал об этом, он был удивлён таким исходом событий, но всё же счастлив. У Макса всё сложилось хорошо. Он стал преподавателем в университете по подготовке следователей. Всё-таки он не смог отказаться от этой профессии полностью. Студенты его безумно любили, к слову. Ксюша продолжила работать в участке с отцом, а я переквалифицировался в писателя. Я написал несколько книг про трудности, с которыми сталкиваются следователи, а также про то, что маньяки и убийцы не должны быть романтизированы. Ветвицкий ошибся, сказав, что никто нас не вспомнит. И я был этому рад. Я поставил памятник следователям на свои деньги. Пришлось немного подкопить, зато все СМИ гудели об этом. Но что ещё лучше, мы с Максом оставили хорошее наследие: прекрасных следователей. Периодически я навещал Леру и Сергеича на кладбище. Со временем я их отпустил. Лена, жена Макса, смогла родить здорового ребёнка. Девочку. Жаль, болезнь всё-таки взяла верх, и она прожила не долго. Макс тяжело переносил это, но всё же смог справиться с утратой. Он назвал девочку Мила, как и хотела Лена. Я считаю, что лучшего отца, чем Максим, просто не существует. Кстати, я стал крёстным. У нас с Ксюшей родился сын, и я настоял на том, чтобы мы назвали его Серёжей. В общем, всё наладилось. Чему меня научила эта ужасная шахматная партия? Я понял, что лучшего времени, чем сейчас, никогда не будет. Понял, что любовь спасает человека от отчаяния. Понял, что порой люди, которые не приходятся нам родственниками, становятся гораздо важнее всех в этом мире. А дружба никогда не угаснет, если двое тянут её к звёздам. научился прощать себя, жить, чтобы просто жить. И поверьте мне, нет ничего прекраснее жизни.