355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Ксения Алексеева » Семнадцатая осень (СИ) » Текст книги (страница 8)
Семнадцатая осень (СИ)
  • Текст добавлен: 15 марта 2021, 21:30

Текст книги "Семнадцатая осень (СИ)"


Автор книги: Ксения Алексеева


Жанры:

   

Роман

,

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

   Крашников не стал терять времени и сразу же задал свой основной вопрос:


   – Антонина, вы наверняка помните наш прошлый разговор, когда вы мне буквально раскрыли глаза на вещи, о которых я даже не подозревал, – он на всякий случай продолжил лить елей в уши вахтерши, – сейчас я нуждаюсь в вашей помощи как никогда. Не могли бы вы подсказать – возможно ли найти точный список людей, которые участвовали в той, последней, экспедиции в горы, тридцать лет назад, под предводительством Лукиной?


   Своим ответом Антонина убила Крашникова наповал.


   – Отчего же невозможно, молодой человек? Этот список составляла я лично. В то время я уже работала на вахте не первый год, и все знали, какой я ответственный и аккуратный работник, в том числе и Лукина Надежда Ефимовна, поэтому она попросила меня составить список желающих попасть в отряд. Молодежь записывалась у меня, а после я просто передала этот список Надежде Ефимовне и дальше они уже справлялись без меня.


   Следователь молча смотрел на вахтершу потеряв дар речи от обрушившейся на него удачи, и просто ждал, чем еще она его удивит.


   – Разумеется, это был предварительный список, который наверняка корректировался потом на их встречах, но думаю, что он поможет вам выяснить большинство фамилий.


   К Крашникову снова вернулся голос:


   – Но как, вы ведь сказали, что отдали список Лукиной?


   – Молодой человек, возможно мой пост не так высок и значим, как может показаться некоторым... но я всегда добросовестно и с уважением относилась к своей работе. Если это была работа с бумагами, то у меня всегда оставалась копия. Тот список я писала под копирку и второй экземпляр оставила у себя.


   Следователь готов был расцеловать Антонину, но вовремя остановился, вспомнив, чем обернулась его через чур широкая улыбка всего несколько минут назад. Вместо этого он проникновенно заявил:


   – Антонина, я ваш должник, на веки, – он зачем-то сделал поклон головой.


   – Не забудьте об этом, молодой человек, – вахтерша вернулась к королевскому тону.


   Они договорились, что Крашников подвезет Антонину к ее дому, после окончания рабочей смены, в три часа дня, и она передаст ему заветный список тридцатилетней давности. Он, было, немного усомнился насчет его состояния – все-таки прошло много лет – но Антонина оскорбилась до глубины души и заявила, что очень бережно хранит все результаты своего труда. Тогда Крашников поспешил извиниться и откланяться, пока не наговорил еще чего лишнего. Его прямо трясло от нетерпения заглянуть в этот список, но с этим ничего нельзя было поделать до трех часов. Он подумал, сколько еще придется томиться в ожидании, пока вахтерша перевернет свой архив хлама в поисках этого списка. Однако, несмотря ни на что, он был практически счастлив оттого, что тупики этого дела наконец-то стали расступаться перед ним.


   У него неожиданно образовалась целая куча времени до обеда, которую он не знал чем занять. Поразмыслив, он решил не беспокоить Городовую и, пока есть время, наведаться в больничный городок, чтобы еще раз побеседовать с врачом – психиатром, который занимался лечением Надежды Ефимовны Лукиной. Первая их встреча – в ночь смерти Лукиной – вышла довольно сумбурной и в тех обстоятельствах Крашников не смог задать многих интересующих его вопросов.


   Снова вызвав такси, но предварительно выяснив, что это не то же самое такси, что подвозило его к школе, он добрался до больничного городка и вошел в отдельный корпус психиатрического отделения.


   Надежду Ефимовну там знали и помнили. Помимо этого, оказалось, что в отделении работает санитаркой одна из ее учениц – Катенька. Дежурившая на посту отделения медсестра отправила Крашникова к ней, ссылаясь на то, что у нее самой совершенно нет времени на разговоры, а врача сегодня вообще не будет. Конечно, беседа с санитаркой – не совсем то, на что рассчитывал Крашников, но на безрыбье, как говориться... Медсестра объяснила, как найти Катеньку и следователь спустился на лифте в одно из подвальных помещений здания, где находилась прачечная.


   Крашников, ожидая, что Катенькой окажется маленькое хрупкое существо, был слегка шокирован колоритным персонажем, встретившим его в прачечной – в Катеньке было около двух метров роста и как минимум сто тридцать килограммов веса, да и возраст женщины был уже вполне солидным. Но, на первых же минутах общения с ней, Крашников обнаружил, что несмотря на свою довольно устрашающую внешность, Катя удивительно деликатный, мягкий, приятный в общении и очень интеллигентный человек – поразительное, хотя не так уж редко встречающееся, несоответствие внешнего вида внутреннему содержанию.


   Во время беседы с санитаркой, Крашников почти физически ощущал тепло и доброту, любовь и уважение ко всему живому, исходившие от этой женщины, всю жизнь убирающую всякие непотребства за неадекватными людьми. Следователь понял, что этого человека просто невозможно называть никак иначе, кроме как Катенька. Они проговорили с ней почти пятьдесят минут, и это были чудесные пятьдесят минут. Помимо приятного общения, наряду с другой информацией из разговора с ней, Крашников не без удивления узнал, что главный врач местной городской больницы был одноклассником Катеньки и соответственно тоже учеником Лукиной и, несмотря на умопомрачительную занятость, никогда не забывал интересоваться ее самочувствием на протяжении всего пребывания учительницы в психиатрическом отделении.


   По окончании беседы Крашников решил, что нет смысла дожидаться врача, да и медсестра ему была уже не нужна, так как Катенька рассказала все, что он хотел знать и разъяснила все, чего он не мог понять. С сожалением распрощавшись с этой необыкновенной женщиной, он вышел из прачечной черным ходом. На улице стало еще холоднее, небо затянули дождевые тучи, но Крашников все еще ощущал тепло и уют, окутавшие его во время разговора с Катенькой, и с его губ не сходила улыбка. Он отметил для себя, что в последнее время ему везет на встречи с необычными и приятными людьми, и решил, что даже если сегодня ему больше ни в чем не повезет, то день пройдет не зря – знакомство с таким человеком как Катенька, дорогого стоит.


   Так, находясь под впечатлением от посещения психиатрического отделения городской больницы, он дошел до Старой аллеи, протяженностью около трехсот метров, через которую осуществлялся въезд и выезд из больничного городка. Аллея носила такое название потому, что здесь росли самые старые городские деревья. Они были намного старше самого города и аллея считалась его сердцем, несмотря на то, что находилась на окраине. Лет двадцать назад вдоль аллеи было проложено несколько пешеходных дорожек и лавочки, через каждые пятнадцать метров, для желающих побродить среди старых деревьев и возможно разжиться частичкой их мудрости. Крашников помнил свои первые впечатления от посещения этой аллеи и теперь ему интересно было наблюдать за людьми, попавшими сюда впервые – одни выглядели растерянно, другие в недоумении озирались по сторонам – попадая сюда в первый раз казалось, словно войдя в аллею попадаешь в другой мир – более мудрый, древний и загадочный. Здесь всегда было очень тихо и в то же время такая наполненность звуками и запахами леса, что казалось, будто находишься глубоко в лесной чаще, а не на окраине довольно шумного города. Эти особенности Старой аллеи западали в душу с первого же ее посещения и не было, наверное, ни одного человека, побывавшего здесь однажды и не мечтающего снова сюда вернуться. В любую погоду, зимой и летом, в аллее всегда можно было встретить нескольких человек, прогуливающихся по пешеходным дорожкам. Вот и сейчас, только ступив на брусчатку аллеи, он сразу же встретил нескольких горожан. Здесь никто не мешал друг друну, громко не разговаривал и не слушал громкую музыку, никогда здесь не бывало драк, дебошей или выпивающих компаний – атмосфера аллеи просто не располагала к такому поведению.


   Крашников приезжал сюда не меньше двух раз в год, чтобы подумать, восстановить душевное равновесие или просто подышать особым, мягким, но терпким лесным воздухом. Он и до посещения аллеи чувствовал себя отлично, а теперь и вовсе пребывал в блаженном состоянии, и чтобы сосредоточиться на работе, решил пешком добраться до «Застолья», где примерно через час должен был встретиться с Городовой и Григорьевым.


   Через полчаса ходьбы бодрым шагом он вошел в помещение ресторана «Застолье» и поднялся в зал на втором этаже, из окон которого открывался потрясающий вид. Зал был почти пустым, но уже начал заполнятся людьми, потому что время обеденного перерыва неумолимо приближалось. Крашников занял столик на четверых возле самого удаленного от входа окна и принялся ждать своих коллег изучая и без того знакомое меню.


18




   Городовая застала Крашникова сидящим за столиком возле окна, в зале, на втором этаже ресторана, мечтательно смотрящим куда-то вдаль. Обеденный перерыв подходил к концу и большинство столиков уже были свободны, официанты сновали туда – сюда, подсчитывая свои чаевые и убирая со столов оставшуюся после наплыва гостей посуду. Городовая обратила внимание на то, что Григорьева за столиком не было. Она сделала вывод, что он либо не смог явиться в назначенное время, как и она, либо уже ушел, не дождавшись ее появления. Ее раздражение из-за того, что потратила целую кучу времени и сил впустую, готово было выплеснуться наружу. Мало того, что посещения Артемьевых и Серовых ничего не дали, так еще и пришлось порядочно помотаться по городу, чтобы всех их разыскать.


   У Серовых дома оказался только приболевший младший сын с няней, присматривающей за ним, тогда как оба родителя находились на работе – мама в книжном магазине, а папа на мебельном заводе. Городовую удивило то, что оба родителя работали, несмотря на то, что происходило в их семье. Сначала она подумала, что в таких обстоятельствах им было бы не лишним взять отпуск, отгулы или что-то в этом роде. Однако, когда ее пригласили в дом, она поняла по внешнему виду мебели и требовавшим капитального ремонта стенам, что финансовое положение семьи оставляло желать лучшего и они просто не могли себе позволить оставить работу.


   Она побеседовала и с мальчиком и с его няней – пенсионеркой, живущей по соседству, безвозмездно присматривающей за ним, пока родители зарабатывали на хлеб. Обычно соседки-пенсионерки информированы обо всем, что происходит на их улице и могут рассказать много интересного о рядом живущих людях. Пожилая женщина не была исключением из правил, но не смогла рассказать ничего, что могло бы помочь делу, хотя Городовая вежливо выслушивала ее рассказы о перипетиях старушечьей жизни целых сорок пять минут.


   После этого она посетила обоих несчастных родителей и встретилась с ними прямо на их рабочих местах. Но это не дало никакой новой информации – только выбило людей из колеи на весь оставшийся день. И Любовь Петровна и Владимир Иванович Серовы продемонстрировали только эмоции страха, отчаяния и горя, обычные для родителей, потерявших сына и до безумия беспокоившихся за своего младшего ребенка. Никаких скрытых эмоций или особенностей, подтекста в поведении Серовых, Городовая не заметила и, не солоно хлебавши, направилась к дому Артемьевых.


   Этот дом выглядел гораздо презентабельнее, чем дом Серовых. Сразу было понятно, что здесь живут намного более материально обеспеченные люди. Оба родителя пропавшего мальчика оказались дома, а вот своего младшего сына они отправили на юг страны, к бабушке, сразу после того, как пропал их старший ребенок. Городовая попыталась зацепиться за это и выяснить – возможно, они отправили младшего сына из города, потому что предполагали, кто и почему мог желать зла их семье или даже знали это наверняка. Но, этот путь ни к чему не привел: родители были страшно напуганы и только поэтому отослали младшего ребенка подальше от города, а кто и почему желал навредить их семье они даже предположить не смогли.


   Городовая посетила нескольких соседей, находившихся дома в разгар рабочего дня – пенсионеров и домохозяек, но новой информации не получила. Задавая вопросы соседям как Артемьевых, так и Серовых она пыталась выяснить – есть ли связь между этими двумя семьями и как они могут быть связаны с семьей третьего пропавшего мальчика – Хабаровыми. Но, никто никогда не видел членов этих трех семей вместе, приходившими или приезжавшими друг к другу, и не встречал их в общих компаниях, не слышал о каких-либо совместных делах. Все они работали и учились в разных местах и, даже если слышали друг о друге, или встречались раньше, то судя по всему, лично друг с другом знакомы не были.


   Городовая все больше убеждалась в том, что пропавшие мальчики и их семьи стали жертвами преступлений, если преступления все-таки были, совершенно случайно, а это был самый нежелательный расклад в этом расследовании. Она по опыту знала, что если нет никаких связей между жертвами преступлений, как правило, их объединяет нечто еще более ужасное – опасный и изощренный преступник, имеющий на все свою логику, чаще всего психопат или социопат, которого чрезвычайно сложно вычислить. Вот уж с чем Городовая совершенно не предполагала столкнуться в таком маленьком благополучном городке, так это с серийным маньяком. Ей не хотелось признаваться Крашникову, но теперь она допустила мысль, что возможно Елена Хабарова действительно не причем, если только не она является искомым серийным маньяком.


   Обычно ей удавалось держать под контролем свои эмоции, но сегодня, совершенно опустошенная после довольно беспокойной ночи, бесплодно потраченных нескольких часов дня, и при виде Крашникова в таком благодушном расположении духа, ей хотелось только одного – испортить ему настроение.


   Подойдя к столику она сдержанно поздоровалась со следователем, и, поставив свою сумочку на один из стульев, молча проследовала в туалет. Там она тщательно вымыла руки с мылом, ополоснула прохладной водой лицо и почувствовала, что раздражение понемногу отступает. Посмотрев на себя в зеркало, она увидела потухшие глаза на осунувшемся лице. Ей плохо спалось этой ночью, несколько раз она просыпалась от неприятных снов, но снова засыпала и видела их продолжение. Ей снились дикие темные непроходимые леса, в которых она оказывалась почему-то непременно голой и ветки деревьев хлестали ее по всему телу. Во сне она не могла двигаться, просто стояла, будто подчиненная чьей-то злой воле и ждала своей участи. Но что это за участь – ускользало от ее осознания, смысл сновидения она постичь не могла. Это не было похоже на обычные для нее сны – здесь не было направления, какого-либо развития, да и кошмарным сном это назвать было нельзя. Самыми неприятными были ощущения невозможности любого движения, действия, возникшие во сне чувства безволия и обреченности, которые продолжали овладевать Городовой уже после пробуждения. Сегодняшние неудачи не добавили ее облику лучезарности.


   Ополоснув лицо еще раз и, наконец, почувствовав, что способна без раздражения смотреть на умиротворенное и довольное лицо Крашникова, она вернулась за занятый им столик. Оказалось, что пока ее не было, следователь сделал заказ. На этот раз он заказал огромный говяжий стейк, выглядевший так аппетитно, что Городовая почти забыла о своих утренних неудачах. К мясу был подан зеленый салат с кунжутом и какой-то кисловатой, но очень вкусной и ароматной заправкой. Крашникову принесли то же самое и Городовая приятно удивилась, что он без нее не обедал. Следователь посмотрел на нее глазами цвета растопленного молочного шоколада и, улыбнувшись так, словно не заметил никаких особенностей в настроении Городовой, просто сказал:


   – Bon appetit!


   А она, улыбнувшись в ответ, подумала, что все же не лишним было бы запустить в него чем-нибудь потяжелее.


   Через некоторое время Городовую отпустило и она уже была даже благодарна Крашникову за то, что не накинулся на нее с расспросами – чем она раздражена, да почему расстроена, хотя и знала, что он точно заметил ее настроение.


   Она тоже не стала расспрашивать его ни о чем. Следователи пообедали в тишине и насладились каждым кусочком стейка. Городовая отметила про себя, что повар в этом заведении действительно мастер, а уж она, посетившая за свою, пока не очень долгую, жизнь не один десяток столичных ресторанов, знала, о чем говорит. Покончив со стейком и салатом Крашников предложил Городовой выбрать для них обоих десерт и она выбрала легкий апельсиново – лимонный мусс с цедрой, подаваемый с зеленым чаем – то что было нужно после сытного обеда. Чай они пили так же в тишине.


   После обеда, который оплатил Крашников, сказав коллеге только: «С вас ужин», они вышли из ресторанчика, и подошли к машине. Городовая, спохватившись, достала из сумочки ключи Крашникова и передала их ему. Следователь взял ключи и предложил следующий план:


   – Григорьев перенес нашу встречу на половину пятого, здесь же. У меня на три часа назначена одна встреча... может быть я отвезу вас в гостиницу и, скажем часа в четыре заеду за вами?


   С большим трудом восстановленное настроение Городовой мгновенно рухнуло вниз. Неужели она настолько плохо выглядит, что Крашников предлагает ей передохнуть? И на какую встречу он собирается в самый разгар рабочего дня, не сообщая о ее цели? Внутри у нее все оборвалось – с момента ее приезда в город Крашников почти всегда находился рядом с ней, кроме нескольких часов ночного сна. Но ведь, у него наверняка должна быть какая-то личная жизнь, которая страдает от ненормированного рабочего дня следователя. Возможна та встреча, на которую он собирается – личного характера.


   Почему-то этот вывод Городовую сильно расстроил, но ей непременно хотелось скрыть этот факт от Крашникова. Поэтому, стиснув зубы, вслух она вежливо произнесла:


   – Хорошо, давайте так и поступим. – И уселась на пассажирское кресло автомобиля.


   Войдя в номер Городовая первым делом сняла с лица всю косметику и приняла душ. Настроение у нее было препротивнейшее – мало того, что полдня потратила впустую, да еще и картина с этими исчезновениями вырисовывалась крайне неблагоприятная. Тут еще Крашников с этой своей Личной-Жизнью-Среди-Бела-Дня! Постоянное присутствие рядом Крашникова она восприняла как нечто само собой разумеющееся – он был так погружен в работу, что ей даже в голову не приходило, что у него есть жизнь, кроме служебной.


   Вот у нее с личной жизнью дела обстояли не важно, да и времени на это никогда не было. А серьезные отношения с мужчиной были всего лишь однажды – во времена ее работы в скорой помощи. Она сама резко их оборвала и ни разу не пожалела об этом. Она поняла, что не привязывалась ни к кому, ни разу не была эмоционально зависимой от кого-то, не любила по-настоящему, для нее всегда на первом месте были работа и карьера. Только сейчас она осознала этот факт и то, что оказывается, она ожидает этого и от других людей... в частности от Крашникова. Это было глупо и вообще непонятно, с чего она взяла, что они с ним в этом похожи. Хотя он и предан работе, наверняка пользуется вниманием женщин, ведь он мужчина обаятельный, привлекательный, обладающий массой достоинств, умный, и ...стоп. Городовая одернула себя – какое ей вообще дело до Крашникова, его личной жизни и тем более до его достоинств?! Это что-то новенькое!


   Чтобы как-то привести свои мысли в порядок, она занялась делом, которое всегда обладало для нее успокоительным эффектом – маникюром. Через пятнадцать минут она почти вернулась к своему обычному состоянию рационально мыслящей и уравновешенной женщины, однако, осадок остался – ее глубоко расстроило осознание того, что у нее давно нет личной жизни и того, что у нее, очевидно, проблемы с противоположным полом, о которых она раньше почему-то не подозревала. С большим трудом ей удалось убедить себя, что отсутствие в ее жизни большой любви и привязанности, объясняется тем, что она просто еще не повстречала своего мужчину и как только она его встретит – все сразу встанет на свои места.


   К четырем часам она уже полностью пришла в себя, снова наложила макияж, сосредоточилась и почувствовала готовность к работе... да и маникюр у нее был – ну просто загляденье! Спустившись вниз после звонка Крашникова, в четыре пятнадцать, она уселась на пассажирское сиденье его машины и приветливо улыбнулась:


   – Ну, как прошла встреча?


   – Незабываемо, – с усмешкой ответил Крашников. От его ответа в душе у Городовой снова стала подниматься волна негодования – ну почему нельзя в рабочее время заниматься только работой?!


   – И очень результативно, – неожиданно продолжил следователь. – Я встречался с вахтершей Антониной.


   Когда до Городовой дошел смысл сказанных им слов, она прыснула со смеху. Ведь ей даже в голову не пришло, что эта загадочная встреча Крашникова может касаться расследуемого ими дела! Какая глупость! Определенно, сам воздух этой местности отрицательно влиял на Городовую и впервые в жизни она испытывала проблемы с тем, чтобы мыслить рационально в любых обстоятельствах. Отсмеявшись, она почувствовала, что тяжесть, образовавшаяся у нее в груди от осознания несостоятельности собственной личной жизни, выпорхнула и растаяла как дымка. Теперь необходимо было объясниться с удивленно уставившимся на нее следователем:


   – Просто... представила вас с шестидесятилетней Антониной ... вот и все... – А что еще она могла сказать?!


   Крашников снисходительно улыбнулся и продолжил рассказывать.


   – Я рад, что вам понравилось. Так вот, Антонина тот самый человек, который тридцать лет назад составлял список желающих принять участие в горном походе во главе с Лукиной Надеждой Ефимовной. – Следователь многозначительно замолчал, а Городовая почувствовала себя еще большей дурой и устыдилась своих мыслей и поведения. – И Антонина великодушно предоставила нам этот список на время следствия! Кстати, он в отличном состоянии.


   – Ну, ничего себе, быть не может! – только и смогла ответить ошарашенная этой новостью Городовая.


   – Да, у меня сегодня был отличный день. – Крашников мечтательно улыбнулся. – Список у меня, я вам его покажу, когда доберемся до «Застолья». Но я, как вы понимаете, не мог не заглянуть в него и уже нашел кое-что интересное. Получается, что в том походе в горы участвовал наш многоуважаемый мэр, а также главный врач городской больницы. На более подробное изучение списка времени пока еще не было. В горы тогда ходило примерно двадцать шесть человек, не считая Надежду Ефимовну. Примерно – потому что этот список мог корректироваться, Антонина отдала его Лукиной за неделю до похода и окончательный его вариант составляла уже сама учительница.


   Городовая молча обдумывала информацию Крашникова, а он, не дождавшись комментариев, продолжил рассказывать.


   – Еще я сделал кое-что, чего мы не планировали, но, кажется, не зря. Я посетил психиатрическое отделение больницы, где последние десять лет провела Лукина. Мне снова повезло, сегодня в больнице не было большинства врачей, потому что они выехали куда-то в другой город – на семинар, симпозиум или что-то в этом роде... в общем – атмосфера расслабленная, медсестры занимаются своими личными делами и на меня никто не обратил особого внимания. Но, я побеседовал с санитаркой, работающей там давным-давно и оказавшейся бывшей ученицей нашей Лукиной. Потрясающая женщина! Она ответила на все мои вопросы и я думаю, что ее многолетний опыт работы в психушке, дает основания верить ей. – Крашников с таким восторженным видом говорил о санитарке, что Городовой стало интересно, что же это за восхитительная особа. – Так вот санитарка – Катенька, рассказала, что ухаживала за Надеждой Ефимовной все десять лет, пока та лежала в стационаре. Точного диагноза Катенька не смогла назвать, но и сами врачи терялись в диагнозах Лукиной – это была адская смесь, об этом, кстати, я узнал еще при первом посещении больницы. Она рассказала, что учительницу мучила мания преследования, с галлюцинациями, кошмарными снами и всем сопутствующим. Всплески бурной агрессии сопровождались долгими периодами апатии, затем ненадолго наступала ремиссия, и все начиналось заново. Она с опаской относилась ко всем без исключения, даже в периоды ремиссии. Умерла Надежда Ефимовна, находясь в стадии ремиссии, но не выдержало сердце. Медсестра обнаружила, что пациентка не дышит как раз перед моим приездом в больницу той ночью. Если быть точнее – в то время, когда я пытался пробиться к ней в палату. Я тогда успел увидеть Лукину, практически сразу после смерти, но не отметил ничего неестественного или необычного. Здесь – самое интересное. – Произнес Крашников и Городовая напряглась еще больше, хотя и так была предельно внимательна, – Катенька сказала, что непосредственно перед смертью Надежда Ефимовна испытала сильный испуг, о чем совершенно однозначно говорила посмертная гримаса женщины, когда ее только обнаружили. Медсестры тогда решили, что у нее снова началось обострение и возникли галлюцинации, и что она умерла буквально от страха. Они видели ее широко распахнутые глаза и округлившийся в беззвучном крике рот. Самого крика никто в отделении не слышал. Однако! – Крашников сделал многозначительную паузу. – Когда в палате появился я, с бригадой экспертов, умершая уже выглядела вполне обычно. Кто и зачем трогал труп – я не знаю и Катенька тоже. Она предположила, что, так как учительницу в отделении все любили – она никогда не доставляла много хлопот, то медсестры могли привести ее лицо в порядок только из уважения к умершей.


   – Боже, какой ужас... – Только и смогла выдавить из себя Городовая. – Бедная женщина... Мания преследования, с галлюцинациями... А эта... Катенька не говорила – чего именно обычно боялась Лукина?


   – Здесь какая-то ерунда... Она вроде как боялась всего, что связано с лесом, с огнем, или с лесными кострами... Что-то в этом духе, – ответил Крашников и Городовая буквально задохнулась от вспыхнувших перед ее внутренним взором картин ее ночных сновидений. Кроме того, в голове молотом звучала мысль о том, что посмертную маску не так-то легко убрать с лица покойного, и кто-то здесь должен был сильно постараться.


19




   Григорьев подъехал на служебном автомобиле с водителем к ресторану «Застолье». Он был страшно зол и обижен на весь мир. Еще бы! Его, старого бойца, обвели вокруг пальца – и кто! Он никак не мог успокоиться, и, выйдя из машины, хлопнул дверцей так, что задрожали стекла. Махнув водителю рукой, чтобы тот не дожидался его, Григорьев вошел в помещение ресторана. За его любимым столиком в глубине зала на первом этаже, спиной к входу, сидела она – причина его негодования.


   Эта женщина подошла к его столику дюжину дней назад и предложила познакомиться. Очень приятная, в его вкусе – пухленькая, невысокого роста, с аккуратной короткой стрижкой, ярким маникюром и чудесным цветочным парфюмом. Они стали встречаться почти каждый день – сначала во время обеда, а позже и ужины стали проводить вместе. Она рассказала о себе совсем немного – только то, что много лет работает в библиотеке, дважды была замужем и у нее есть взрослый сын, который давно уехал из этого города и живет со своей семьей где-то в Германии. У Григорьева тоже был багаж за плечами – развалившийся брак, взрослый сын и несколько не очень запоминающихся любовниц на протяжении жизни, поэтому он не придал никакого значения ее прошлому. Главное, что ему с ней было очень приятно общаться. Иногда они обсуждали ее работу, иногда касались его службы, немного сплетничали – все это было так непринужденно и легко, что не вызывало у него никаких подозрений. До вчерашнего дня, когда Крашников, черт его дери, выяснил, что из архивного дела 1985 года исчезло несколько отчетов. Григорьев знал, что начальник, руководивший отделом в то время давно умер, а вот документоведом тогда была некая Комарова Светлана Геннадьевна и разыскивать ее не было никакой необходимости, так как она первой нашла Григорьева. Это и была его новая пассия. Сейчас она носила фамилию Бурденко, но как-то раз, в разговоре, упомянула свою девичью фамилию и он запомнил. Как только Крашников произнес фамилию документоведа, память Григорьева тут же услужливо преподнесла нужную информацию. Он всегда все запоминал, умел собирать и хранить информацию – да он всю жизнь этим занимался!


   Григорьев не сказал Светлане, что знает – кто она и что теперь он догадывается, для чего ей понадобилось знакомиться с престарелым начальником отдела полиции как раз в то самое время, когда по городу пробежал слушок, что какой-то полицейский копается в делах и архивах 1985 года и будто это связано с недавними таинственными исчезновениями мальчиков. Григорьев был в курсе всех сплетен города, он действительно немало времени ежедневно посвящал сбору различной информации. Он не считал себя сплетником, и делал это, как правило, только в интересах службы, но иногда приходилось собирать информацию и для себя лично, и в таких случаях он был особенно щепетилен.


   Накануне вечером он сделал пару звонков, а сегодня с утра встретился с парой старых знакомых, которые в отличие от Григорьева выросли и жили в этом городе всю свою жизнь и потому были в курсе событий, которые происходили здесь тридцать лет назад. В результате всех этих действий удалось выяснить следующее: Комарова, а ныне Бурденко Елена Геннадьевна, пятидесяти трех лет, с 1983 года по 1987 год работала в отделе милиции, начальником которого в настоящий момент является Григорьев, и занимала там должность документоведа. Она была молодой женщиной, разведенной после двух лет несчастливого брака по залету, с маленьким сыном на руках. Возможно, именно из-за последнего обстоятельства, в ответ на небольшие знаки внимания, которые ей стал оказывать молодой офицер Иванов Игорь Александрович, следователь отдела, она вцепилась в него мертвой хваткой и добилась того, что он стал с ней встречаться. Они были вместе примерно с весны 1985 года по весну 1986 года, после чего Игорь, уволившись, и никому не объясняя причин, уехал из города в неизвестном направлении, и никогда больше сюда не возвращался.


   По свидетельству знакомых этот Игорь был гадом, каких нечасто встретишь, но женщины его почему-то любили. Ответ на вопрос – кто мог воспользоваться архивными документами 1985 года без свидетелей, и не расписываясь за их получение, был очевиден – либо начальник, либо сама документовед, либо ... ее беспринципный любовник. И судя по всему – бывший начальник тут был ни при чем.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю