Текст книги "Тот, кому нужна помощь"

Автор книги: Ксения Баракина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

   Несмотря на все заверения и убеждения Мартина в том, что он подурнел, это нельзя было сказать однозначно. Сейчас, когда он разгуливал, обмотавшись лишь полотенцем, Ева впервые могла полностью разглядеть его "человеческую" версию.

   Уже не белая, но очень светлая кожа, сильно, даже некрасиво выступающие кости. На коже темными пятнами разбросаны мелкие шрамы, которые были раньше скрыты хитоном и обозначились сейчас еще сильнее. На спине, около лопаток, темнели два новых безобразных пятна – следы от крыльев.

   Длинные, хоть уже и не такие, как раньше, черные волосы – чуть ниже плеч, слегка кудрявящиеся от влаги. Плечи, спина и шея стали чуть шире. Лицо погрубело, не не сильно, за девушку уже не примешь, но парень из него получился довольно женственный.

   Но Мартин прав – изменения хоть и несильные, но заметные.

   Они немного повозились с одеждой. Мартин захапал себе белую рубашку, пусть и на размер побольше, чем надо. Повозившись, нашли суровые темно-синие джинсы, которые ему подошли. Назревавшая проблема с нижним бельем была решена неожиданной находкой старых тонких Евиных шорт. Они, конечно, в цветочек, но кто ж это видеть-то будет?

   -Я чувствую себя так странно, – пожаловался он, одеваясь, – Одежды слишком много, и она такая плотная...

   -Не урчи, все что есть, перед тобой.

   -Наверно, я еще не скоро к ней привыкну, – он застегнул рубашку и со скепсисом посмотрел на себя в зеркало, – Эх, видел бы меня Орион или кто-нибудь еще из наших...

   -Кто такой Орион? – она жестом позвала его на кухню, и, пока он с интересом изучал все, что лежит на столе, включила в розетку фен, – Ты начинай есть, я потом догоню.

   -А это что за орудие пытки? – недоверчиво покосился он на агрегат в ее руке. Ева в ответ включила фен. Надо было видеть, как шарахнулся от нее Мартин, чуть не опрокинув стол.

   -Ять, это что?! А предупредить никак?! – держась за сердце, взвыл он под громкий смех Евы.

   -Ты похож на нашего кота, – рассмеялась она, – Он так же на фен реагирует. Только еще и морду лица расцарапать норовит.

   -Я могу, – мрачно отозвался он, тыкая чайной ложкой в бутерброд. Ева улыбнулась и принялась сушить ему волосы, перебирая черные пряди руками.

   Мартин тем временем решился и атаковал бутерброд. Захват был проведен успешно, неприятель был вкусный, с сыром и колбасой, и Мартин не поленился полезть за вторым.

   -Мне-то парочку оставь, – проворчала Ева, – Ишь, вошел во вкус...

5

    Они с Евой ехали в автобусе, путь был неблизкий, и он начал клевать носом, закрыв глаза. Ева вздохнула и ткнула его мордой лица в свое плечо – спи, мол, а я разбужу.

   И Мартин, немного поколебавшись, аккуратно коснулся щекой ее плеча, затем, убедившись, что в этом нет ничего страшного и опасного, полностью положил голову и закемарил...

   Он стоял на краю ступеньки, ощущая босыми ногами теплый белый камень. Хитон и волосы слабо колыхало ветром – он стоял на предпоследней ступеньке лестницы, ведущей в никуда.

   Там, за спиной, тихие, узенькие и уютные улицы Города с белыми уходящими ввысь домами из такого же гладкого и теплого камня...

   А впереди – лишь бескрайняя голубизна.

   Он шагнул вперед, на последнюю ступеньку. Босые ступни приятно обдул ветерок, поднимающийся откуда-то снизу.

   Лестница была на самом краю Основания, огромной каменной пластины, на которой и существовал Город с незапамятных времен. Она начиналась на Основании и шла вниз, ненамного, ведь Основание было тонким, где-то в метр, в семь ступенек, а потом просто обрывалась – и после последней ступеньки был только воздух.

   Было так хорошо стоять здесь, в слабых потоках теплого ветра, дышать этим по-небесному безмятежным воздухом в полной тишине и долго смотреть в голубое Ничто – огромное небесное пространство, без каких-либо ориентиров.

   И он смотрел, смотрел...

   Внизу, далеко-далеко, плотным слоем лежали облака.

   Здесь так хорошо и спокойно...

   Мартин переступил на самый край ступени, пальцами ног уже ощущая гладкую, даже какую-то мягкую верикальную каменную грань.

   Закрыл глаза и, раскинув руки, медленно подался всем корпусом вперед, в объятья пустоты.

   Несколько секунд его ступни еще касаются ступеньки, затем он начинает падать, быстро, быстро, еще быстрее, воздух с силой бьет в хитон и тело, словно стремясь остановить, плотной подушкой ложится на лицо.

   Он открывает глаза, испытывая, как всегда радость и детское удивление – из-за того, что ориентиров нет (Город уже слишком высоко и, вдобавок, сзади) кажется, что ты завис в небе неподвижно, притяжение земли исчезло, а откуда-то снизу просто сильно дует ветер.

   Так проходит еще несколько минут, и внезапно он врывается со всей набранной скоростью в белое, прохладное, влажное облако. Теперь ему ничего не видно. Вокруг лишь с головокружительной скоростью меняются клубы белого и серого цвета, чуть плотнее, чем воздух.

   Дышать становится немного труднее, зато слой облаков приносит во все тело прохладу и непередаваемое ощущение свежести...

   Хорошо...

   Он продолжает падать, набирая скорость. В ушах – пронзительный шум и свист ветра, волосы на голове пляшут, как сумасшедшие, чуть повлажневший линялый хитон им вторит.

   Постепенно становится холоднее, и внутри Мартина все сжимается от предчувствия, что он вот-вот покинет родные границы Верхнего Неба. Сейчас. Еще несколько секунд.

   Его резко обдает холодным, неприветливым ветром. Облака вдруг становятся совсем мокрыми; Мартин морщится, как всегда, и клянет ту минуту, в которую решил покинуть Город.

   Плотная стена облаков вокруг никак не заканчивается.

   Все холоднее, холоднее...

   Свист ветра разрывает грохочущим раскатом грома.

   Облака редеют, но пока все равно ничего не видно...

   Опять грохот.

   Мартин, как пуля, пробивает очередное облако и выпадает из него в холодный, зябкий воздух. Он молниеносно разворачивает крылья – дело привычки, чуть замедлишся и на огромной скорости врежешся в землю, – и летит на огромной высоте, постепенно снижаясь.

   Здесь совсем не видно неба, лишь плотная масса низких, грязно-серых облаков. Все здесь серое и грязное, жухлая трава на земле, сухая серо-коричневая земля, сожженые деревья...

   И дым. Все застлано дымом, черным, удушающим дымом.

   И запах.

   Запах пороха и жженого мяса.

   Плотную темную завесы дыма прорывают светлые силуэты, не снижая скорости, летящие тем же курсом вперед. В полете вместе есть что-то удивительное, чудесное, восторженное, чему не мешает даже этот ужасный холодный ветер и запах гари. В любом стремительном движении вместе, будь то танец, полет или, например, поездка на велосипедах, есть что-то захватывающее, не передаваемое словами. Необыкновенное ощущение стаи. Одна скорость, одно направление движения, одна цель.

   И чем больше спутников – тем сильнее и удивительней движение вперед...

   Они летят, постепенно сближаясь, сбиваясь в стаю. Неприятно находиться тут, но никто этого не признает, а со своими все переносится как-то легче.

   Начинают появлятся звуки. Сначала чуть слышимые, потом – все громче и громче.

   Крики, брань, стоны и плач, мольбы о помощи, отчаянные призывы, топот лошадей!

   Свист ядер, грохот артиллерийских орудий, выстрелы ружей, звон штыков!

   Бой идет в низине, его пока еще не видно, но Мартина уже передергивает.

   Он уже знает, что увидит.

   Ядра, летящие вверх, словно норовящие его сбить. Он уклоняется от них, не вспоминая, что они не нанесут ему вреда; это рефлекс, невозможно лететь спокойно, когда ты под обстрелом.

   Жуткий, невыносимый смрад и дым горящих людей разъедает глаза и мешает думать и видеть.... но это к лучшему.

   О, хоть бы не видеть совсем, не слышать совсем, не чуять совсем...

   Он летит над полем битвы, высматривая нужных людей. Грохот взрывов оглушает его, дым лишает зрения, это невыносимо, но надо терпеть.

   Надо заставлять себя смотреть вниз, на то, как один за другим умирают люди, и как умирают! Убивают себя – режут, колют, простреливают, рвут на части снарядами.

   Он, резко хлопая крыльями, проносится над головами людей, хватает одного и на секунду – прямо в полете – скрывает крыльями. И летит дальше. А человек уже оседает на землю с пробитым горлом – секунду назад его сразил такой же человек, только в другой одежде.

   По всему небу над полем мечутся светлые силуэты, то и дело ныряя вниз, в людскую гущу, чтоб забрать кого-то из этого мира...

   -Иди, отдохни немного, – слышен где-то позади полный боли и участия голос Ориона. – Тебе это нужно.

   Шорох крыльев. Мартин, устало стоящий с поникшими плечами у одного из трупов, оборачивается.

   -Как ты? – Орион кладет руку ему на плечо и заглядывает в глаза, полные бескрайней тоски.

   Единственный, кого можно назвать другом. Все ангелы добры и дружелюбны до отвращения, и врагов среди них нет, но Мартин и Орион были друзьями по человеческим меркам.

   Орион старше по рангу. Если летят группой, как сегодня, то всегда стараются послать хотя бы одного рангом старше. Сегодня ему повезло – старшим взяли Ориона.

   Приводить всех в чувство.

   Мартин молчит. Обычно вспыльчивый, он не может сказать и слова.

   Затем он замечает, что друга бьет дрожь.

   -А ты...как? – сипло произносит Мартин, слова не лезут из горла, которое словно сдавили стальной хваткой.

   Тот отворачивается.

   Слова не нужны, и так все ясно.

   -Орион.

   -Да?

   Мартин опускается на землю, его собеседник, чуть помедлив, тоже садится. Оба, впрочем, как и остальные пять ангелов, выглядят потрепаными и напрочь убитыми горем.

   -Почему Он допускает такое? – тихо спрашивает Мартин, обхватывая себя руками.

   Орион опускает голову. Затем запрокидывает ее вверх, смотрит в грязно-серое небо.

   – Я не знаю. Я могу только верить. Верить в то, что это не напрасно. В то, что раз такое происходит, на это должна быть причина.

   Мартин в сомнении качает головой.

   -Нет причины... Только посмотри на это... Зачем люди творят такое?... Неужели таков Его замысел? Неужели... – он некоторое время молчит, затем тихо продолжает, – Неужели они лучше, чем мы, и неужели все так и должно быть?

   -Ты сомневаешся в Нем? – горько замечает Орион. – Что ты несешь? Это единственное, в чем сомневаться нельзя. Раз так происходит – значит, так надо. Даже если мы этого не можем понять...

   -Посмотри на нас, Орион, посмотри на них. Они убивают друг друга, мучают, потом мучаются сами, повреждаются рассудком, убивают себя. Сколько мы этого видели? Не только на полях сражений. Концлагеря. Одни заталкивают других в газовую камеру, механически, раз за разом, а потом пускают себе в лоб пулю. Потому что не могут. Они все сошли с ума. Все.

   Орион вздыхает и смотрит в небо.

   -Иногда я жалею, что не могу сойти с ума.

   -Да. – Мартин опускает голову, запахивается в крылья так, что лицо не видно. – Я тоже. Все что угодно бы отдал, лишь бы не видеть этого...

   -Да, согласен... Как я устал, Мартин, ты бы знал... – друг закрывает лицо ладонями, и из-за них голос звучит глухо. – Устал от этих криков, от запаха оружия и сожженых людей, от страшных ран и смерти...

   -В аду лучше! – отчаянно кричит кто-то из стаи. – Я не могу больше, не могу, не могу!

   Бледного Ориона, отнявшего руки от лица, бросает в краску от ярости. Он молниеносно подлетает к кричавшему и скалой – он очень рослый – надвисает над ним, угрожающе раскрыв крылья и распушив на них перья, отчего крылья кажутся неестественно огромными.

   -Это неправильно! Неправильно! Такого не должно быть! – ангел кричит, обхватив голову руками, не может остановится, его крылья подрагивают от почти физической боли. Орион жестом останавливает остальных, собирающихся подойти и утешить товарища, и тяжело спрашивает:

   -Значит, неправильно?

   -Да, Орион, я так не могу больше, отпустите меня, дайте улететь, о, только дайте улететь отсюда...

   Орион кладет ему руки на плечи и легко встряхивает.

   -Прекрати. Немедленно. Ты думаешь, остальным легче? Не будь так эгоистичен... Думаешь, неправильно? Но нам не дано знать Его замыслы. Мы не можем говорить, что это "неправильно". Мы должны верить Ему. Или ты в Нем сомневаешся?

   Ангел оседает на землю, мотая головой, прячет лицо в колени.

   -Прости...

   Орион ласково треплет его по голове, взьерошивая каштановые волосы, легкие, как пух.

   -Извини. Мы обязаны быть сильными. Даже если не можем.

   Мартин отворачивается, горько, с презрением говорит:

   -Люди – ужасные создания.

   -Только ты тоже в истерику не впадай.

   -Я не истерю. Разве я не прав? Они неоправдано злы, безумно жестоки и непроходимо глупы.

   Орион легким шагом подходит к нему, не сворачивая крыльев. Нагибается.

   -Это измена, ты понимаешь, идиот?

   -Пусть, – шепчет Мартин, глядя на исколотого штыком мертвеца рядом, – Пусть.

   Орион окидывает взглядом поле битвы, затем молча смотрит на Мартина, и в его глазах читается боль, тоска и гнев.

   Вот только другие.

   -Я могу согласиться с тобой только в одном, – наконец произносит он глухо, – Они глупы. Но это лишь потому, что они дети. И они налепили себе игрушек, в которые опасно играть.

   Мартин встает, молча отряхивает хитон и идет, поникший, прочь от группы, прочь от этого места, с немым протестом. Через несколько шагов его осторожно хватает за руку друг.

   -Знаешь, Мартин, – произносит он, – Кажется... Я понял, в чем дело. Черное и белое. Горячее и холодное. Война... она для того... чтоб люди больше дорожили миром.

   Мартин молчит, затем так же осторожно сбрасывает руку Ориона и, отвернувшись, продолжает идти.

   Орион, понимая, что его гневливый друг не согласен и что его сейчас лучше оставить в покое, не идет за ним. Сейчас важнее успокоить остальных, они еле держатся...

   Внезапно до него долетает тоскливый голос Мартина.

   -Нет, друг. Такой кошмар ничего хорошего принести не может... Я...Я устал от этих глупых, злых, жестоких детей.

   Орион и остальные молчат. Мартин оборачивается, окидывает последним взглядом поле, полное трупов, и его опущенные плечи поднимаются в протесте.

   -Я никогда их не приму! Я их ненавижу!...

   -...Ненавижу... – прошептал он, просыпаясь от того, что плечо его покинуло.

   -Вставай. – тряхнула его Ева, – Приехали.

   -Убить всех людей... – сонно проворчал Мартин полушутя-полусерьезно, пытаясь не реагировать на ее домогательства.

   -Так, и чем тебе не угодили одноклассники? – со скепсисом спросил парень, когда они вышли из автобуса и бодренько пошагали в школу.

   Ева вздохнула.

   -Они издеваются надо мной, – просто сказала она, – Прячут мои вещи. Говорят обидные слова. Иногда игнорируют несколько дней подряд. Иногда кричат на меня просто так. Запирают иногда. Они считают это смешным, да, наверное, так оно и есть...

   -И все? – удивленно спросил Мартин, – Больше ничего?

   -Этого мало?

   -Ну, я думал, они тебя бьют и вообще все плохо, а ты просто моросист.

   -Когда тебя изводят так несколько лет, это прекращает быть пустяком...

   -Ха, смотрите-ка, она принарядилась, – с издевкой протянула главная давалка класса, яростно потрясая гламурным нечесанным пучком. – Давно я не видела такой смехоты...

   Под ее насмешливым взглядом из-под густо накрашенных ресниц Ева съежилась, пригнувшись, словно ее ударили. Опять. Опять это началось.

   Не стоило приходить.

   – Бедная, интересно, каково это, быть такой уродливой? – подхватила какая-то курица из ее свиты.

   -Смотрите, она сегодня еще страшнее, чем обычно. Интересно, почему?

   -А, она ж не накрасилась, какой кошмар.

   -А еще волосы распустила, вот мерзость-то...

   -Что это за штаны? В какой подворотне нашла?

   -О, гляньте, Ее Величество нас игнорирует. Эй!

   – Может, мы могли бы ее одеть, показать, как надо одеваться, краситься, – предложила какая-то стерлядь, заканчивая подводить в сотый раз глаза.

   Внутри Евы, которая молча стояла, опустив голову и пытаясь не расплакаться, вдруг что-то взревело. Ярость и негодование, копившиеся несколько лет, внезапно начали вырываться из-под контроля: да как они смеют?

   Броско накрашенная девушка подошла к ней и ткнула пальцем в ее светло-голубую кофту, ту самую, которую выбрал Мартин в магазине. Ева тогда поменяла вещи на более яркие, но эту оставила – уж очень она ей понравилась.

   -Выбрось это, – высокомерно сказала девушка, пристально глядя в Евины опущенные глаза.

   Ева же с потрясением ощутила, как гнев, царапаясь, рвется наружу диким желанием вцепится наглой кумушке в лицо. Раньше такого не было. Раньше хотелось лишь забиться в угол подальше и плакать, плакать...

   -Ты меня вообще слышишь? – щелкнула пальцами собеседница. Ева подняла голову и пристально на нее посмотрела.

   -Не смей со мной так разговаривать, – сначала робко, затем все уверенней ответила она. – Мне не нужны ваши подсказки.

   Мартин, стоящий неподалеку и все видящий, мысленно поаплодировал ей. Молодец. Решилась дать отпор.

   Однако на Еву тут же посыпался град насмешек, иногда попахивающий угрозами. Вскоре девушка уже привычно глотала слезы, жалея, что попыталась что-то сказать, а все остальные ушли в класс, хорошенько хлопнув дверью.

   Мартин вышел из-за колонны холла, увидев, что она осталась совсем одна во всем большущем коридоре. Осторожно дотронулся до Евиного плеча.

   Зареваная девушка повернулась, с тоской на него глядя.

   -Где ты был? Они... они опять...

   Мартин неловко потрепал ее по голове.

   -Ты должна сама пробовать справиться... Лишь если все совсем плохо, я имею право вмешаться сам.

   -Мне совсем плохо...

   -Послушай. Тебе нравятся эти людишки, которые к тебе сейчас подходили?

   Она покачала головой, вытирая лицо. Мартин развел руками:

   -Тогда какая нахрен разница, что они о тебе говорят? Вот я тебе нравлюсь? – и, не дожидаясь ответа, он с нотками самодовольства подытожил сказанное. – Я говорю тебе абсолютно точно. Ты сегодня красивей, чем обычно, и пусть эти муклы говорят от зависти и ограниченности, что хотят.

   Она почему-то покраснела и, помедлив, кивнула.

   -Ты прав, Мартин. В кои-то веки я совершенно согласна с твоими выводами...

   -Я прав всегда, – скромно сказал он. – То есть договорились, да? Просто не обращай на них внимания. Молодец, что попробовала дать отпор, только надо было продолжать в том же духе. Ух, уж я-то им б задал! Кстати, разве тебе не нужно зайти в класс?

   -Эээх, – вздохнула Ева, с тоской наблюдая, как смеющиеся одноклассники держат дверь класса с другой стороны, не давая ей войти, – видишь? Начинается.

   -А что мешает тебе просто посидеть здесь до прихода преподавателя? – спросил Мартин.

   -Сейчас будет...

   Раздался оглушающий звонок, дающий сигнал о начале урока.

   -...звонок, – закончила Ева, садясь у двери, – После него директор начинает обходить коридоры, если кого-то видит не в классе, неважно по какой причине, то пишет замечание и запрещает заходить в класс на этот урок... Как назло, наш учитель слегка опаздывает.

   -То есть тебе нужно попасть в класс до того, как появится директор? – переспросил он.

   -Да. Но этот коридор один из первых, которые он станет обходить... Так что увы и ах, – грустно ответила девушка.

   Мартин недобро улыбнулся, широко, как Чеширский кот.

   -Не беспокойся. Уж с этим справимся, – довольно хмыкнул он и неторопливо подошел к двери.

   Хрясь! Под хрупкой рукой Мартина дверь жалобно затрещала и отперлась.

   -Простите, – невинно улыбаясь, заглянул он в класс, – дверь, видимо, заело. Сестренка, я открыл, заходи.

   Мартин галантно посторонился, пока Ева проходила мимо покосившейся двери в класс. Одноклассники молча отошли в сторону, тараща глаза на парня. У одного из недругов еще была зажата в руке дверная ручка.

   -Ладно, я пошел. Удачи! – нарушил тишину новоявленный Геркулес и ретировался.

   Весь урок к Еве никто не лез.

   Но урока никто не получил, и поэтому долбое... глупые люди решили закончить начатое на следующей перемене, полагая, что девушкин защитник ушел насовсем.

   Ева, попинав дверь, привычно села перед ней в ожидании учителя. Мартина в коридоре не было видно, и не удивительно – в школах дибил никогда не был и мог а) заблудиться б) из интереса обследовать все здание, наплевав на Еву. А мог и совместить эти два интереснейших занятия.

   Так что она сидела на полу и, пялясь в потолок, громко говорила неумным людям за дверью, что она о них думает. Этим раньше она не занималась и нашла занятие чрезвычайно интересным и заслуживающим внимания. Заодно хоть какая-то попытка отпора, да?

   Иногда из класса доносилось что-то не менее лестное в ответ, но Ева просто-напросто игнорировала спорщика.

   -... И ты, дефективный, еще что-то мне говорить пытаешься? Да даже я по физкультуре подтягиваюсь больше, чем ты, – вынесла очередной вердикт Ева.

   -Да тебе там подтягивать-то нечего, палка...

   -Эй, Евангелина, – раздался над девушкиным ухом знакомый шепот, – Ахтунг!

   Ева по иннерции некоторое время продолжала разглагольствовать, но потом до нее дошло, что, собственно, происходит.

   -Мартин! Как... – сначала воскликнула она, но потом спохватилась и перешла на шепот, – ... ты это сделал? Ты снова нормальный чтоль? Ангельский?

   Он гордо угукнул и добавил:

   -Как-то случайно получилось.. но есть у меня нехорошие подозрения на этот счет... Похоже, это на определенное время, поэтому вперед и с песней!

   По-прежнему оставаясь невидимым, он схватил девушку в охапку и вылетел из коридора через открытое настеж окно. Ева в страхе схватила его так, что чуть не задушила: шутка ли, не видеть даже, на чем летишь!

   -Мартин! – шепотом завизжала она, – поставь меня на место!

   -Какое такое место? – довольно хлопая крыльями, прошептал он.

   -Откуда взял!

   Он тихо подлетел к окну класса. То было закрыто, но разве это помеха для Ангела, пусть и такого захудалого?

   Выгрузив Еву, Мартин тихо засмеялся и, немного помедлив, тоже залез внутрь, в класс, по-прежнему невидимый.

   Одноклассники веслой гурьбой толпились у чуть приоткрытой двери, высматривая, куда же она делась и идет ли директор. Ева незаметно села за свое место, едва сдерживая смех, и ощутила, как развеселый Мартин опустился к ней на парту.

   Раздался звук быстрых шагов, и дибилы резко захлопнули дверь, крепко держа за ручку, видимо, думали, что это идет девушка. Однако, как выяснилось через пару минут, когда сквозь закрытую дверь донесся рассерженый трубный глас учителя, это была не она.

   Отпустив ручку и начиная под бодрые выкрики учителя рассаживаться по местам, обнаружили, что Ева давно сидит на своем месте и в ус не дует.

   Все, мягко говоря, офигели и весь оставшийся урок сидели пришибленные.

   Однако Мартину этого показалось недостаточно. Дождавшись, пока прозвенит звонок с урока и учитель уйдет из класса, он мгновенно сорвался с парты, незаметно вытолкнул из помещения Еву и запер класс изнутри на ключ, а ключ – выбросил в окно.

   -Иди на свою физукулютуру, – исковеркав бедное название предмета, шепнул он ей вдогонку, – А я позабочусь о них...

   Ева прошла пару шагов, потом, не выдержав, вернулась, наблюдая в щелку между дверью и стеной за происходящим.

   А посмотреть было на что!

   По классу в воздухе носились наперегонки учебники, ручки и тетради, мобильники, рюкзаки и сумки, то и дело попадая по ученикам. Те в панике толпами убегали от них, иногда безрезультатно пытаясь открыть дверь и истошно крича что-то невнятно-испуганное. Главную гламурщицу загнал в угол собственный косметический набор и сейчас расстреливал коробочками с тенями и губными помадами с тонаком.

   На доске мелки сами писали слова "Не стоит обижать других", затем, видимо, им это наскучило и они перешли на парты, стены, пол и на самих учеников.

   В школьном журнале листались страницы, а висящая рядом ручка бодро выписывала, как потом оказалось, пары всем присутствующим по всем предметам подряд (конечно, кроме Евы).

   Горшки с растениями на подоконниках переворачивались и одевались учащимся на головы. Тетради, сданные на проверку, парили над потолком, сыпя вниз мелкими бумажными клочками.

   Вообщем, красота.

   Насладившись зрелищем, наша героиня поковыляла к спортзалу, но урок не состоялся – кроме нее, почему-то никто не пришел.

   -Странно, – задумчиво сказал физрук, выводя всем "энки" в журнал, – Ну ладно... Раз так, иди, наверно, домой.

   -У нас еще есть занятия, – вздохнула Ева, – Но все равно спасибо...

   -Ну, – добродушно покачал головой физкультурник,– Ладно... Вобщем, сама понимаешь, с этого урока я тебя отпускаю...

   Она, страшно довольная, расположилась на скамейке на территории школы, наслаждаясь солнцем, свежим воздухом и получасом перерыва. Но долго сидеть в покое ей не пришлось: из дверей школы вылетели полным составом ее одноклассники, терзаемые летящими над ними тетрадками и мелками.

   Притормозив около нее, они дружно загалдели, да так, что и понять ничего нельзя было. Девушка вслушалась в гвалт, адресовавшийся явно именно ей.

   -Прости, я больше не буду запирать от тебя класс, не буду дразнить, не...

   -...ручки, и карандаши, и даже книги, правда, не буду...

   -Извини! Я не должен был подкалывать тебя тог...

   -СТОП! – выкрикнула Ева, взмахнув руками, – Что происходит?

   -Сама видишь! Тут какая-то чертовщина!!!

   -Ангельщина, тогда уж. – Судя по шороху, невидимый Мартин стоял где-то рядом и, весьма довольный, комментировал шепотом их действия.

   -На доске мел сам написал, что если мы перед тобой извинимся, то все прекратится!

   -Ага, а если они снова возьмутся за свое, вся эта ангельщина начнет действовать снова, – голос у Ангела был просто невыразимо довольный.

   Класс снова загалдел, стараясь излить ей свои признания в вечной любви и бесконечные извинения и одновременно отбиться от нападающих тетрадок.

   -Ладно, ладно, – рассмеялась в конце концов Ева, потому что смотреть на это без смеха было просто невозможно, – Не хочу слушать все эти гнустности еще раз. Забудем.

   В эту же секунду все добро, что гналось за несчастными, попадало на землю и осталось лежать там, как и положено.

   Кто-то из толпы пискнул:

   -Так просто?

   Ева отмахнулась:

   -Видели бы вы себя, клоуны...

   После двадцати минут объяснений своих поступков ("...случайно вышло, да, правда!") и мотивированных любовных признаний класс ушел, зовя ее с собой, кажется, даже вполне искрене.

   Ева, подперев щеку рукой, улыбаясь, смотрела им вслед.

   -Ну, вот и все, – прошептал где-то рядом Мартин, чуть проявляясь, – Ты довольна?

   -Они скоро отойдут, – по-прежнему улыбаясь, повернулась она к нему, – Но спасибо тебе.

   Он развел руками.

   -Не думаю, что они снова возьмуться за свое. Они не злые. Просто... Ну, как бы тебе объяснить. Они заигрались. Надо было напомнить им, что ты тоже живой человек...

   -Можно подумать, расстрел мелками им это напомнил, – хмыкнула Ева, – Они просто испугались.

   -Ну, вобще-то, – Мартин демонстративно поковырял землю ногой, – Я с ними поговорил...

   -Что?! – девушка аж подскочила, – Что ты сделал?!

   -Да, я запер класс, потом немного поиграл с ними в "догони меня кирпич", а потом резко все прекратил. Ну, представь себе картину: шум, гам, везде все летает, а потом бац! и зависает в воздухе. Одноклассники твои стоят, шевельнуться бояться. А тут, – он сделал реверанс, – Ваш покорный слуга, оставаясь невидимым, начинает писать мелом на доске, что надо бы поговорить...

   -И что дальше?

   -Ну, попросил их рассестся по своим местам, а сам начал писать на доске. Потом кто-то сказал, правда, неуверенно, что это все фокус, и я... Ну, я с ними именнно заговорил. Они не перебивали. Я им все популярно разъяснил, они поняли, прониклись. А чтоб встреча не закончилась на грустной ноте, я решил, что надо их немного развеселить напоследок.

   -Теми тетрадями и мелками, что гнались за ними досюда, что ли?

   -Ну да.

   Ева помолчала, глядя вверх, в небо.

   -Раз ты с ними говорил, я думаю, правда больше не будут... – наконец медленно сказала она, затем, улыбаясь, повернулась к Мартину. Тот с изумлением увидел, что по ее щекам текут слезы.

   -Ты чт...

   -Как хорошо, – прошептала она и, обняв его, зарылась лицом в теплые перья и окончательно расплакалась. Мартин растерялся, не понимая, что происходит, но потом слабо улыбнулся и обнял ее в ответ. Несколько минут они стояли в молчании, только раздавался ее плач, приглушаемый крыльями.

   Затем постепенно истерика прошла, и Ева, успокоившись, отодралась от него, вытирая слезы.

   -Прости. У тебя перья промокли...

   -Ну ты даешь, – наконец подал голос Мартин, – Я, значит, расстарался тут, а ты ревешь...

   -Идиот, – безмятежно сказала Ева, откидываясь на спинку скамейки, – Если бы тебя третировали так долго, а потом резко взяли бы и прекратили...

   -Ты могла сама им все сказать, они бы выслушали, – непонимающе отмахнулся он, – Правда. Ты просто трусила слишком долго.

   -Может быть, – вздохнула она, – Может быть... Ах да... Ты правда временно...?

   Ответ пришел сам собой – силуэт Мартина, лишь слегка видимый в теплом воздухе, проявился, словно напитавшись красками.

   Конечно, крылья и нимб исчезли тоже.

   Мартин по-прежнему оставался человеком...

   Ева, не зная, как его утешить, неловко похлопала его по плечу. Он, силясь не заплакать снова, грустно кивнул:

   -Похоже, только тогда, когда тебе действительно нужна помощь...

   Он отвернулся, яростно потерев глаза руками, затем спросил:

   -Так, теперь когда ты, наконец, можешь спокойно говорить, озвучь, какие там у тебя проблемы еще остались?

   -Родители... Личная жизнь...А еще, как бы это сказать. Апатия ко всему. Я не могу это объяснить, мне просто до чертей все это надоело. Каждый день одно и то же, и... Хотя вчера прошло на удивление классно, не могу не признать.

   -Повторим, думаю, еще немало поразвлекаемся, – небрежно махнул рукой Мартин. – Сегодня разберемся с родителями... Парня тебе найдем...

   -Как-то ты легко об этом говоришь.

   -Не боись, ты, тупливый идиот. Все будет.

   Они еше немного помолчали, затем Ева обратила внимание, что Ангел выглядит понурым.

   Увидев ее пристальный взгляд, требующий объяснений, Мартин неожиданно зло бросил:

   -В этом мире есть люди, у которых ДЕЙСТВИТЕЛЬНО все плохо. Есть люди, у которых нет рук или ног. Есть смертельно больные. Есть те, кто потерял близких. Как ты можешь, КАК ТЫ МОЖЕШЬ бросаться с крыши от своих ЕРУНДОВЫХ проблем, когда они продолжают ЖИТЬ И НАДЕЯТЬСЯ? Они достойны лучшего, в отличие от тебя, унывающей от мелких жизненных неудач и моросящей по любому поводу...