Текст книги "Партитура преступления"

Автор книги: Крыстин Земский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)

ГЛАВА 25

Бежан потерял надежду. Прошло уже три дня. Три дня, которые показались ему вечностью. Его угнетало чувство собственного бессилия. Когда он очнулся после обморока, то оказалось, что его снова привязали к кровати. Отвязывали только на время еды.

– Ничего не поделаешь, – ответил врач, которого Бежан умолял развязать его. – Иначе вы снова попытаетесь встать, а это опасно для жизни.

От назначенного лечения его спас обморок. Бежан панически боялся этой «медицинской помощи». Он был здоров, а вот что будет после лекарств... Он вспомнил провал в памяти после первого укола Валя, последствия второго укола – кошмары, болезненный страх и чувство падения в бездонную пропасть. Потом обморок, когда он попытался встать с кровати. Его охватил страх.

«Они тут прикончат меня. Это хуже смерти. – Впервые в жизни он испытывал страх, которого не мог побороть. Каждый скрип двери ввергал его в панику. – Сейчас начнут лечить... А если я и в самом деле сойду с ума?!» Он лихорадочно искал возможность спасения. Искал и не находил. Разговоры с лечащим врачом только усиливали чувство страха. «Он относится ко мне как к сумасшедшему, а может, после этих уколов я и впрямь свихнулся», – думал он, стараясь припомнить какие-то подробности, связанные с расследованием последнего своего дела. И когда натыкался на провалы в памяти, приходил в такое отчаяние, что не мог спать. Снотворных, которые ему предлагали, не пил. Наоборот, сопротивлялся, вызывая изумление врача.

– Вам надо отоспаться. И сразу станет легче. Это совершенно безвредное средство, – уговаривал его врач.

– Нет, не хочу! – почти кричал он. – Ни за что!

– Да ведь это же не яд, – пошутил доктор. – Никто не собирается отравить вас.

Безумный блеск в глазах пациента убедил врача в том, что именно этого и боится больной.

– Шизофрения, а также симптомы мании преследования, – докладывал затем лечащий врач заведующему отделением. – Он все время боится. Во всем видит заговор, ловушку. Боится есть, боится принять снотворное. Он очень истощен. С курсом лечения придется пока подождать.

Заведующий отделением сам осмотрел Бежана и подтвердил диагноз. Его убедили хаотические объяснения больного, который упрямо твердил, что он работает в милиции и что его загнали в ловушку.

В кабинет заведующего отделением вошел заместитель директора больницы Лапицкий.

– У вас, кажется, сложности с новым пациентом? Мне хотелось бы узнать кое-что о нем. – Заметив удивление заведующего, Лапицкий объяснил: – Им интересуется доцент Могельский. Это его пациент. Он звонил мне и предупредил, что приедет взглянуть на него после обеда.

– Как это, его пациент? Больного к нам направил доктор Валь.

Заместитель директора пожал плечами:

– Может быть, Валь перехватил у него пациента, а Могельский хочет вернуть его?

– Но я через полчаса должен ехать в Варшаву.

– Ну и поезжайте. Я заменю вас. Только оставьте историю болезни, я хочу посмотреть ее перед приездом Могельского. Каково состояние здоровья пациента?

– Он очень слаб. Отказывается от пищи, – объяснил заведующий Лапицкому и вышел из кабинета. В дверях он чуть не столкнулся с высоким худощавым мужчиной. Заведующий извинился и побежал к выходу – его уже ждала машина.

Лапицкий тепло поздоровался с гостем. С доцентом Могельским они были знакомы давно. Еще со времен Варшавского восстания, когда оба, тогда еще молодые врачи, помогали раненым повстанцам Старого Мяста. После войны они виделись редко. Лапицкий работал в Древнице, Могельский – в Варшаве. Работа, семьи – все это не давало возможности встречаться часто. Но дружба осталась.

Сейчас Могельский просил о помощи – во имя этой дружбы. Он объяснил ситуацию и представил план действий.

Они поняли друг друга с полуслова. И вместе пошли к больному.

Бежан вздрогнул, услышав скрип открываемой двери. Поднял глаза на вошедших, и исхудавшее лицо его осветила улыбка:

– Доктор, спасите меня! – прошептал он.

– Я за этим и приехал, – сказал Могельский. – Ну и кашу вы заварили. Зентара рвет и мечет.

Через несколько часов Бежан и Могельский ехали в Варшаву.

ГЛАВА 26

– Я – «Янина», я – «Янина», вызываю «Эву», вызываю «Эву», – прозвучали в эфире позывные.

Бежан нажал кнопку одной из раций, установленных в кабинете,

– Я – «Эва», я – «Эва». Прием.

– Докладываю. Объект вошел в подъезд. Братская, двадцать. Его ведет Зенон. Объект произвел какие-то манипуляции около списка жильцов. Зенон остался в подъезде. Объект вышел, движется в сторону Хмельной. Прием.

– Зенону оставаться на месте и ждать, пока его сменят. Пусть следит за каждым, кто заинтересуется списком жильцов. Проверить, не оставил ли объект чего-нибудь. Не спускать глаз с объекта. Жду дальнейших донесений. Конец связи.

По другой рации он отдавал приказы.

Список жильцов и всех, кто к нему приближался, надо было взять под постоянное наблюдение. Первый конкретный след. След, который мог повести дальше. До сих пор нити то и дело обрывались. Наблюдение за Норбертом Коном пока не дало никаких результатов. Может быть, эта визитная карточка в столе Валя оказалась случайно?

За последние три дня о Норберте Коне была собрана обширная информация. Сын лодзинского фабриканта, в 1939 году вместе с родителями поехал на лето во Францию, там их застала война. Во время оккупации Франции Коны нажили состояние, спекулируя на черном рынке. Похоже, торговали и с немцами. В Вену, где они поселились после войны, родители Кона приехали уже богатыми людьми. Старый Кон открыл в 1947 году антикварный магазин. Известно, что он скупал нелегально вывозимые из Польши картины и антиквариат. Предприятие его процветало. Удачливый торговец часто выставлял свои покупки на международных аукционах и зарабатывал огромные деньги на произведениях искусства, нередко купленных за бесценок. Их охотно скупали американские коллекционеры и разбогатевшие после войны торгаши, которым такого рода приобретения придавали вес в обществе. Так что через несколько лет Кон уже имел две виллы и располагал целой сетью расторопных агентов, которые выискивали и направляли в его магазин тех, кто, бросив родину, вывозил на Запад на продажу не только информацию, но и бесценные сокровища народной культуры. Среди таких людей оказались и вербовщик разведывательного Центра Шаронь, и несколько других агентов Гелена. Сам Кон, как было установлено, не поддерживал непосредственных контактов с Центром Гелена. Однако помогал его людям и направлял к ним клиентов, попавших в его магазин. «Они, – уверял он только что прибывших поляков, – помогут вам устроиться в новой жизни».

Таким образом он убивал двух зайцев: зарабатывал на произведениях искусства, которые скупал у «беглецов», и направлял «выбравших свободу» в руки Центра, за что получал от разведки Гелена тайную плату за услуги.

Его сын, Норберт, так же, как и отец, гражданин Австрии, получил хорошее образование, несколько лет путешествовал по свету – совершенствовал знание иностранных языков. Потом отец направил его практиковаться в фирму «Евротурист». Норберт работал около года в ее мюнхенском отделении, потом вернулся в Вену и отсюда был послан на самостоятельную работу в Варшаву, где только что открылся новый филиал фирмы. В стране, с которой его связывали лишь смутные детские воспоминания, он работал уже год. И до сих пор не возбуждал никаких подозрений. Только визитная карточка, которую Бежан увидел в столе Валя, обратила на него внимание контрразведки. Бежан не исключал возможности, что эта визитная карточка – всего лишь обычная реклама. Валь часто ездил за границу, стоило убедить его пользоваться услугами фирмы «Евротурист». Кроме того, Кон был его пациентом. Лечился от невроза. В этом тоже не было ничего странного. У Валя была репутация великолепного врача.

Кон мог попасть к Валю, услышав о нем от знакомых в Варшаве. Как они познакомились на самом деле, установить не удалось. Тщательная слежка за Валем и его контактами началась только девятнадцатого октября, когда телефон Валя был найден в записной книжке погибшего Вольского. «Вольский, – думал Бежан. – Мы, собственно, ничего о нем не знаем, кроме анкетных данных: где родился, когда и что закончил, где работал». Данные после проверки оказались правдивыми. Руководство Объединения высоко ценило его как специалиста. Тут, конечно, сильно повлияли и дружеские отношения бывшего директора со своими начальниками, решил Бежан, и то, что он послушно исполнял все их приказы. А Станиш считал его посредственностью с непомерными претензиями. Станиш на лесть не реагировал и снял его с должности директора Центра. Правда, тот же Станиш дал ему работу в своем Управлении, но относился к этому решению как к необходимому злу и очень не любил Вольского. Впрочем, эта неприязнь была взаимной. Может быть, именно эта неприязнь к Станишу и Гонтарскому и побудила Вольского на диверсию на объекте, которым он сам недавно руководил. Возможно, он хотел отомстить Гонтарскому и Язвиньскому. Его показания могли стать серьезной уликой против них. Может быть, он рассчитывал после их ареста вернуться на прежнюю должность? Это было весьма правдоподобно. Возможно, ему обещали это возвращение? Кто именно завербовал его? Кто снабдил авторучкой-миной? Знал ли Вольский, как она действует? Вольский – Валь – Кон? Вольский, как показало вскрытие и серия исследований, проведенных отделом судебно-медицинской экспертизы, был наркоманом. Найденный в кармане погибшего шприц, разбившийся во время взрыва, многочисленные следы инъекций на теле... Валь торговал наркотиками. Значит, это могла быть связь торговца с наркоманом, а могли быть отношения вербовщика с агентом, который получает свою плату дозой «зелья», а в приступе наркотического голода готов выполнить любой приказ.

Валь – Х-56? Нет, эта версия отпала. Х-56 отравил Зелиньского двадцать седьмого сентября. У Валя – установлено точно – на этот день твердое алиби. Он участвовал в международной конференции врачей-психиатров в Варшаве. Все помнили, что он находился там до позднего вечера, а в час убийства Зелиньского делал доклад. «Может быть, он является посредником, каналом связи, – думал Бежан. – У него для этой цели прямо-таки идеальные условия. И еще... все эти заграничные контакты...»

Вдобавок история с ним, с Бежаном. Чего Валь так испугался? Выдала Бежана Чеся. Это ясно. Валь слышал, как она обратилась к нему: «Пан майор». С другой стороны, в списках пациентов Валя попадались и военные. Что же необычного в том, что в приемной сидит майор? Нет ничего странного и в том, что в такой ситуации он предпочел не узнать свою знакомую. Нет, тут что-то иное. Может, Валь что-то узнал? Но когда и от кого? Чеся вышла от врача и больше в кабинет не возвращалась. Конечно, если бы Чеся захотела предостеречь Валя, она бы уж нашла способ это сделать. Но ведь именно эта случайная встреча с Чесей и спасла его. Кобельская не стала бы рассказывать Станишу о своей встрече с майором, если бы была связана с агентом, заинтересованным в устранении его, Бежана. Нет, конечно. А то, что она лечилась у Валя, скорее всего, не имеет никакого значения.

Станиш тоже был пациентом Валя. Если бы, предположил Бежан, Станиш был замешан в спекулятивные или еще какие-то махинации Валя, он не повторил бы Зентаре того, что ему рассказала секретарша. А ведь именно это известие помогло напасть на след. Если бы Станиш был в сговоре с Валем, это совершенно бы не входило в его планы.

Если Валь – звено в шпионской сети, то и смерть Вольского, и попытка обезвредить меня, размышлял Бежан, должны найти свое отражение в его действиях и контактах.

Он перелистал донесения от девятнадцатого октября. За день до этого погиб Вольский. Бежан тщательно проанализировал все рапорты о Вале. Ничего. Абсолютно ничего, что выходило бы за рамки его ежедневных занятий. Около полудня какой-то мужчина позвонил доктору, сообщил – «пришел Мики». Разговор был такой короткий, что не удалось установить, откуда звонил неизвестный. Валь тут же перезвонил какому-то Адаму, сообщил – «рецепт готов».

Девятнадцатого октября за Коном еще не следили. Теперь наблюдение за ним привело к «почтовому ящику».

– Я – «Янина», я – «Янина», вызываю «Эву», – прозвучало в эфире.

– Я – «Эва», я – «Эва», – отозвался он. – Перехожу на прием.

– Объект вошел в кафе «Улыбка». Прием.

– Жду дальнейших донесений. Конец приема.

– Я – «Ванда», я – «Ванда», вызываю «Эву», – отозвалась другая рация.

– Я – «Эва», прием.

– Зенона сменили. Наблюдаем за списком жильцов согласно приказу. Ожидаю дальнейших указаний.

– «Ведите» каждого, кто подойдет к списку. Согласно плану. Конец приема.

Теперь оставалось только ждать.

ГЛАВА 27

Бежан по очереди ставил на магнитофон записи, сделанные оперативными работниками. Ни один шаг Валя не ускользал от их внимания. Вооруженные магнитофонами, мини-радиостанциями и фотоаппаратами, они тенью шли за ним. Теперь, после того, как был найден «почтовый ящик», Бежан считал, что они на верном пути. Конечно, между Коном и Валем существовали не просто приятельские отношения. Но от этой уверенности до получения доказательств было еще далеко. Наблюдение за списком жильцов пока ничего не дало. Список находился в стеклянной витринке, которая и могла служить «почтовым ящиком». Ее обыскали, но ничего не обнаружили.

Однако Бежан наблюдения не отменял. Если не сегодня, то, может, завтра... Он рассчитывал, что «почтовым ящиком» пользуются по крайней мере раз в неделю, но неделя прошла, а в витринке так ничего и не появилось. Кон к ней не приближался. Занимался своими делами – и только. Наблюдение за Валем тоже ни к чему не приводило. Он вел все тот же размеренный образ жизни, даже в мелочах не изменял своим привычкам. Однажды Валь позвонил в Древницу и поинтересовался состоянием здоровья своего пациента. Ему ответили, что Вардецкий по просьбе доктора Могельского, который раньше лечил его, переведен в Прушков. Валь позвонил в Прушков и проверил, есть ли такой пациент в тамошней больнице. Заведующий отделением подтвердил наличие такого больного, и это совершенно успокоило Валя, больше он никаких действий не предпринимал.

Ничего особенного не происходило. Явилось несколько посредников за «товаром». И вновь все замерло. «Может быть, мы слишком рано спугнули птичек? – расстраивался Бежан. – Как вынудить их действовать?» В который раз он перечитывал документы следствия, обдумывал все детали, проверял себя – не забыл ли чего-нибудь, не проглядел ли какую-то мелочь?

Наблюдение за сотрудниками Управления продолжалось. Этим занимался Покора. Но и тут пока никаких результатов.

Дело о смерти Видзского официально было закончено. Несчастный случай – такой вывод был сделан в постановлении о его закрытии. Прежде чем предпринять какие-то новые шаги, надо было получить доказательства. А доказательств не было, одни версии.

Следовало выяснить смысл букв, которые Видзский нацарапал на стене лифта. Эти «С», «у», «З», «ке» или «ко», которые Бежан воспринял как указание проверить документы по служебным командировкам. Но до сих пор ему не удавалось заняться этим. Масса работы, каждый день происходит что-то новое, да еще эти дни, проведенные в больнице... Как тут не потерять голову? А если все-таки вернуться к этой идее? Проверить все командировки сотрудников Управления за последний квартал? Даже если он ничего не обнаружит, то проверка может напугать кого-то, вынудить действовать. Х-56 может быть только сотрудником Управления. Ведь если исключить Кона... У Кона так же, как и у Валя, железное алиби на двадцать седьмое сентября. Двадцать шестого сентября вечером он вылетел в Вену по вызову своей фирмы. Вернулся двадцать восьмого. Таким образом, он не мог отравить Зелиньского. Но наблюдение за Коном и Валем должно привести к агенту, рассчитывал Бежан. Поэтому он придавал наблюдению за ними большое значение. Пока удалось установить только, что Валь встречался с неким Пенчеком.

Четыре года назад Пенчека обвинили в отравлении жены. Он был направлен на обследование в психиатрическую больницу, в отделение, которым тогда заведовал Валь. Показания Валя, как судебно-медицинского эксперта в области психиатрии, решили судьбу Пенчека. Его признали невменяемым и направили на лечение. Пенчек снова попал в отделение к Валю, а через год выписался – совершенно здоровый. Снова женился и уже год как работал гардеробщиком в «Зефире».

– Немедленно организовать наблюдение за Пенчеком, – распорядился руководитель оперативной группы.

Бежан посмотрел вчерашние донесения. Опять ничего. В дверях появился Зентара.

– Что нового? – спросил он.

Бежан пожал плечами.

– Я приказал следить еще за одним человеком. Вот и все.

– Ладно, не переживай. В конце концов мы сдвинемся с мертвой точки. – Теперь Зентара боялся торопить друга. Не дай бог, снова затеет какой-нибудь эксперимент. – Из наших заграничных источников – тоже ничего. Видимо, не могут установить деталей. Странно. До сих пор удавалось. Это значит, что Х-56 должен выполнить особо важнее задание. Мне только что позвонили, через десять дней в Центре должны провести генеральное испытание модели. Что скажешь?

– Сам не знаю... Может, к этому времени... – Он помолчал. – А если нет, то придется увеличить охрану Центра, особенно на время испытаний. Может быть, так мы заставим агента действовать... – Он усмехнулся. – Опять это «может быть»...

– Хорошо. Не нервничай. Надо ждать.

Бежан не выносил ожидания. Поэтому, когда ему сообщили, что пришла Гонтарская, он велел немедленно впустить ее. Может быть, ее поиски увенчались успехом?

Он встретил ее с неподдельной радостью.

– Ну как, пани Эва? Удалось что-нибудь выяснить? Рассказывайте.

Она улыбнулась.

– Вы знаете, я уже начала беспокоиться за вас. Я столько раз звонила, никто не брал трубку. Вы болели?

– Нет, – коротко ответил он. Ему не хотелось вспоминать о своем пребывании в больнице.

– Но вы неважно выглядите.

Его тронула забота, прозвучавшая в ее голосе.

– Я плохо себя чувствовал, – пробормотал он, опуская глаза, чтобы она не заметила его волнения. – А что у вас? Удалось узнать, кто распускает сплетни?

– Это оказалось не таким простым делом. Один из моих друзей сказал, что слышал это от кого-то из Управления. У него там есть знакомые инженеры. И что говорят уже не только об аресте моего мужа и его заместителя Язвиньского, но и об аресте Станиша тоже. Более того, вокруг Вацека Станиша атмосфера сгущается. Болтают, что он прикрывает шпионов и диверсантов, сам связан с ними. Сына, дескать, послал учиться за границу только за тем, чтобы потом легче было удрать самому туда. Вы знаете, – объяснила она, – Станиш развелся с женой и сам воспитывает сына. Действительно, юноша учится в Париже. А теперь вокруг этого подняли шум... Чувствуется, что кто-то стремится создать определенное мнение. А виноват ли он на самом деле – это никого не касается, – с горечью закончила она.

– Нас касается. Меня касается, – сказал Бежан. – Мы хотим, чтобы каждый получил по заслугам.

– Что вы имеете в виду?

– Честные люди будут восстановлены в своих правах, а преступники сядут на скамью подсудимых. – Он взял ее за руку. – Пани Эва, не расстраивайтесь так. Это трудные для вас дни, но именно в такие дни человек многое понимает.

Она подняла опущенную голову. В глазах – немой вопрос.

– Только в таких ситуациях можно отличить белое от черного. Настоящих друзей – от тех, кто только называл себя другом, а на самом деле искал собственной выгоды. Настоящие друзья остаются до конца. А о предателях нечего жалеть, – он махнул рукой, не глядя на Гонтарскую.

Х-56 должен быть в Управлении. Об этом свидетельствовало и то, что рассказала ему Эва.

ГЛАВА 28

Склонившись над чашкой горячего кофе, оперативник внимательно следил за гардеробщиком и входящими в кафе людьми. Но с тех пор, как он сел за столик у самых дверей, ничего существенного не произошло.

Он взглянул на часы. Двенадцать. «Как медленно тянется время, – вздохнул он, – и как они только могут тут часами сидеть...» Оперативник окинул взглядом кафе, посетителей в котором не убывало. Вдруг внимание офицера привлек мужчина среднего роста, в плаще, с сумкой в руке. Сумка была очень приметной, рисунок на ней изображал героя мультфильмов – мышонка Мики. Вошедший направился к гардеробу, поставил сумку на стойку барьера и пошел в зал, не снимая плаща.

Гардеробщик, не выказав ни малейшего удивления, быстро взял сумку и спрятал ее в угол, между пальто и плащами. Затем подошел к висевшему на стене телефону-автомату.

Плечистая фигура гардеробщика заслонила аппарат, и оперативнику не удалось заметить, какой номер был набран. Он лишь услышал:

– Передайте, что пришел Мики.

Прошло полчаса, но хозяин сумки так и не вернулся за ней. Оперативник прошел по залу, чтобы узнать, где сел неизвестный, и понаблюдать за ним. Во всем этом было что-то подозрительное. Надо было рассказать об этом другому сотруднику, который ненадолго отлучился – им казалось, что для наблюдения за гардеробом хватит и одного человека. Оперативник обошел зал, но мужчины в плаще здесь не оказалось. Не было его и во втором зале, поменьше. Он словно испарился. Встревоженный оперативник вернулся к своему столику. В это время подошел его запыхавшийся товарищ.

– Что нового? – спросил он, садясь рядом.

– Черт, и надо же, что именно в это время ты отлучился. – Оперативник рассказал о своих наблюдениях. – Посмотри сам.

Его коллега осмотрел оба зала – по выражению его нахмуренного лица стало ясно, что человек в плаще исчез.

– Каким чудом? – удивился оперативник.

– Никакого чуда нет. Он просто знал, где находится служебный ход. Официантка сказала мне, что видела, как тот человек вышел из кафе.

– Что будем делать? Упустили.

Ничего не поделаешь, надо было докладывать о том, что произошло.

Бежан пришел в ярость, когда узнал от руководителя оперативной группы обо всей этой истории. Вызвал провинившихся сотрудников. Они явились, смущенные и готовые к самому худшему, но неожиданно для них гроза прошла стороной. Бежан стал расспрашивать о приметах человека в плаще.

Оперативник оказался наблюдательным парнем, он заметил, что плащ на неизвестном был слегка разорван сзади, на безымянном пальце у него, кроме обручального кольца, красовался еще золотой перстень с темным камнем.

Эти детали почему-то так поразили Бежана, что он отпустил изумленных оперативников, не сказав им худого слова.

Оставшись один, Бежан принялся расхаживать по кабинету. «Это и есть Х-56, – лихорадочно размышлял он. – Все-таки я заставил их действовать. Приметы совпадают. Похож на Станиша. Однако – не Станиш». Бежан торжествовал. Оперативник, познакомившись с фотографией директора Управления, отрицательно покачал головой:

– Нет, не тот, но очень похож. Такой же седой, только у моего лоб более высокий и нос побольше... И глаза глубже посажены.

Бежан вызвал специалиста по словесным портретам. Тот явился со всем своим хозяйством. Через полтора часа портрёт был готов. Бежан, оставшись один, долго вглядывался в рисунок. «Конечно, все это очень неточно, – думал он. И все-таки в этом лице, лишенном какого бы то ни было выражения, было что-то знакомое. – Кажется, я знаю этого человека...». Он закрыл глаза, вспоминая всех мужчин, связанных с этим делом.

Ничего не получалось. Куда же делась его интуиция, которой он так гордился? Как-будто захлопнулся какой-то ящичек в памяти. Уж не следствие ли это проклятых уколов Валя? Он посмеялся над своими страхами и принялся за чтение рапорта, касающегося контактов Валя и Кона. Теперь оставалось лишь ждать дальнейших известий. Валь приходил домой в три часа. Позвонит ли он Кону?

Но ожидание было напрасным. Бежан сердился. Даже отругал по телефону руководителя опергруппы за то, что не поступает новых материалов.

И вот наконец-то! В 15.10 Валь позвонил Адаму, Кону, просил немедленно прийти за рецептом.

Остальные донесения Бежан просматривал уже мельком.

– Где материалы по наблюдению за Валем?! – кричал Бежан в телефонную трубку. – Ведь я же ясно сказал – немедленно!

В полученных рапортах он искал запись разговора Кона именно в это время. Наконец нашел. Содержание было именно таким, каким он его и предполагал. Наконец-то! Так вот в чем дело...

Бежан попросил соединить его с руководителем оперативной группы.

– Всю информацию по наблюдению за Коном передавать непосредственно мне, – приказал он.

Он сел рядом с рацией с блестящими от возбуждения глазами. Наконец-то началось...

– ...Я – «Анна», Я – «Анна», – раздался голос в эфире. – Вызываю «Эву», вызываю «Эву».

«Если бы она знала, почему я выбрал именно этот шифр», – думал Бежан, нажимая кнопку.

– Я – «Эва», я – «Эва», перехожу на прием.

– Объект вышел из дома в 16.00. На такси номер «ВО 50-78» доехал до Новогродской. Вышел из машины. Вошел в подъезд дома номер шесть. Его ведет Вацлав.

– Не спускать с него глаз. Вацлав остается на месте для наблюдения. Пришлите ему смену. Обо всем, что он заметит, пусть докладывает по рации. Жду дальнейших донесений.

Вацлав сообщил, что Кон что-то делает в нише с электропробками.

Бежан немедленно послал людей на Новогродскую. Стало ясно, что там находился второй «почтовый ящик». Надо было сменить Вацлава и проверить, не оставил ли чего-нибудь Кон.

«Анна» снова отозвалась. Доложила, что объект едет в такси в сторону Кошиковой улицы.

И еще через несколько минут «Анна» сообщила:

– Объект вошел в свою квартиру.

До пяти часов вечера в эфире стояла тишина. В 17.05 заработала рация «Анна».

– Вышел из дома. Едет в такси в сторону Краковского Предместья. Мы ведем его.

– Вышел из такси на Замковой площади. Поднимается по лестнице на Шленский мост. Кшиштоф и Януш ведут его. Остановился на ступеньках, поправил шнурок и на четвертой снизу ступеньке мелом написал пять цифр. Еще раз поправил шнурок и спустился вниз. Сейчас едет на такси в сторону Мариенштата.

– Сфотографируйте надпись. Пленку немедленно доставьте мне, а сами не спускайте с объекта глаз.

Бежан закончил связь и позвонил в фотолабораторию и шифровальщикам, чтобы были наготове.

– Работа сверхсрочная, – предупредил он.

– У нас всегда сверхсрочная, – ответил кто-то. – Хоть бы придумали какой-нибудь новый способ подгонять нас!

Бежан засмеялся.

– Обязательно придумаю, – пообещал он.

Когда из фотолаборатории сообщили, что доставленная пленка проявлена, Бежан приказал:

– Один снимок мне, остальные – шифровальщикам.

Он схватил еще мокрую фотографию – на серой каменной ступеньке мелом написаны цифры: 30444. «Что бы это могло значить?» – ломал Бежан голову, вглядываясь в цифры. Пробовал заменять цифры буквами. Ничего не получалось. «Ну ладно, пусть шифровальщики мучаются», – решил он. Но и шифровальщики оказались бессильны. Они не могли разгадать, что означала данная комбинация цифр.

В 18.00 заговорила рация.

– Объект едет в сторону Жолибожа. Вышел из машины у кафе «Жолибожанка». Вошел в кафе. Его ведет Кшиштоф.

И снова тишина в эфире. Бежан вызвал группу, следившую за Валем. Здесь ничего не происходило. Валь не выходил из дома. Как обычно, принимал пациентов. Значит, его роль закончилась на этом телефонном звонке?

Через некоторое время – новая информация:

– В 18.30 объект вышел из кафе. Едет на трамвае в центр города... Мы ведем его. Какие будут указания?

– Не спускайте с него глаз. Пусть Кшиштоф доложит, что он заметил в кафе. Перехожу на прием.

– Объект снял пальто, сунул гардеробщику двадцать злотых и попросил, чтобы тот позвал его, если позвонят Якубовскому. Сел за свободный столик недалеко от гардероба. Заказал кофе. Через некоторое время гардеробщик позвал его к телефону. Разговор был короткий. Объект сказал только: «Встретимся в восемь вечера у Якуба на бридже». Допил кофе, расплатился и вышел.

– Продолжайте наблюдать за ним. Установите квартиру, в которую он отправится.

Снова бесконечные минуты ожидания. Кто такой Якуб? Новое звено?

Заработала рация:

– Объект пересел в трамвай, идущий в сторону Охоты... Вышел у костела святого Якуба... Его ведет Вацлав...

«Значит, этот район – место встречи. У Якуба... Кто бы мог подумать?»

– Установите, с кем он встретится. Организуйте наблюдение за тем человеком. Сфотографируйте его. Высылаю группу на помощь.

Бежан посмотрел на часы. Семь вечера. Встреча назначена на восемь. Значит, он или кому-то передаст информацию, или будет ждать. Если так, то почему Кон приехал так рано к месту встречи?

Бежан послал специальную группу с приказом сфотографировать всех входящих и выходящих из здания – с семи часов вечера до отмены приказа. Может быть, тот, другой, придет на встречу заранее?

В 19.20 «Анна» сообщила:

– Объект ни с кем не встречался, минут пятнадцать кружил вокруг здания, а потом вошел в телефонную будку и долго листал записную книжку. Похоже, оставил что-то там. Группа «Ванда» прибыла и действует.

Бежан вызвал «Ванду» и приказал, чтобы кто-нибудь следил за телефонной будкой.

«Анна» доложила, что Кон вернулся домой.

Теперь Бежан был уверен, что Кон оставил для кого-то известие.

«Только был не оплошали, – вздохнул Бежан. – И снова ждать».

Обыскивать телефонную будку было нельзя. Кто знает, может быть, она находилась под наблюдением сообщников Кона...