Текст книги "Партитура преступления"

Автор книги: Крыстин Земский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)

ГЛАВА 13

– Дело ясное – шайка расхитителей государственной собственности, – сделал вывод Врона, доложив Бежану о результатах наблюдений за людьми из круга Зелиньской. – И не боятся же. Такие масштабы...

Бежан пожал плечами.

– А чему ты удивляешься? Каждый преступник уверен, что именно он-то и перехитрит нас. Что именно он открыл метод не оставлять следов. У них есть деньги, и они верят в их силу, в силу страха, который держит в руках купленных за подачки, в силу знакомств и связей.

– Совсем как Центр в Мюнхене, – сказал Врона.

– Ты прав. Методы очень похожи. И результаты деятельности тоже. Нельзя исключить, что расхитителей-уголовников поддерживают иностранные разведки. Преступник может и не знать, откуда идет эта поддержка, но это вовсе не означает, что ее не существует... Подкуп одних, внушение другим, что дурак тот, кто не ворует, не пользуется жизнью, кому наплевать на работу, на свою страну, – в сущности, эта деятельность носит диверсионный характер. Люди, привыкшие мыслить такими категориями, с уважением относятся к «сильным личностям» – ворам, мошенникам, спекулянтам. И становятся благодатной почвой для деятельности агентов западных разведок. Почвой, на которой может вырасти предательство. В этой среде Центр вербует новых агентов. На них действует магия денег. Да ты и сам видишь, как валютные дела связаны с нашими.

Эту связь подтвердили и последующие события.

Ванда Зелиньская встретилась со Станишем в кафе «Сюрприз», где передала ему небольшой пакет. После этой встречи Станиш зашел к своим друзьям Янковским. А вышел от них вместе с инженером Язвиньским уже без пакета.

Язвиньский – как следовало из другого донесения – ужинал в «Бристоле» вместе с доктором Куртом Вернером из Вены. Курт Вернер – интересная фигура, с точки зрения контрразведки, – официально представлял в Польше венскую фирму электрических двигателей, филиал которой находился во Франкфурте-на-Майне. Он сам, высококвалифицированный специалист в этой области, устанавливал многочисленные торговые и личные контакты, главным образом во время выставок и международных ярмарок. Он был дружен с некоторыми польскими учеными. Приглашал их в Вену и Мюнхен, давая возможность познакомиться с интересными материалами по электротехнике. По его приглашению бывал в Вене перед бегством из родной страны и Вацлав Шаронь. В этом не было ничего странного, Шаронь представлял тогда внешнеторговое объединение, импортирующее и экспортирующее разного рода электротехническую аппаратуру, если бы не тот факт, что этот же Шаронь, как удалось установить, после своего бегства, уже завербованный Центром в Мюнхене, не потерял контактов с фирмой, хотя в нынешней ситуации это, казалось бы, ему было совершенно не нужно.

Контрразведка не теряла из виду как фирму, так и ее представителя. Немало фактов указывало на ее связи с мюнхенским Центром, на давно уже проводимые попытки экономической инфильтрации. В такой ситуации встреча Язвиньского с Вернером могла быть продолжением давнего знакомства, начатого несколько лет назад на Познаньской ярмарке, но могла означать и другие связи. Бежан, правда, считал, что Язвиньский не вызывает никаких подозрений, но наблюдение приказал продолжать. Он не исключал, что западная разведка будет стремиться любой ценой завербовать изобретателя. Язвиньский, правда, уже выдержал немало таких попыток. У известного инженера не раз возникала возможность продать свои разработки за границу. Он часто бывал на Западе, мог без труда, как Шаронь, «выбрать свободу» и неплохо устроиться там на доллары, полученные от продажи патентов. Но он во время заграничных командировок достойно представлял свою страну. Поэтому хотя подозрений и не было, но долг Бежана состоял в том, чтобы ни на минуту не спускать с него глаз и не допустить неожиданностей. Язвиньский чудом избежал смерти, спас от уничтожения действующую модель, переместив ее в другой цех. Бежан вспомнил свой разговор с изобретателем в Верхославицах.

– Почему вы так неожиданно решили переместить модель в другой цех? – спросил он его.

Высокий, спортивного типа блондин смущенно улыбнулся:

– Вы будете смеяться. Ну да ладно. В тот день я места себе не находил. Как-то неспокойно было. Ругал себя, называл истериком, но ничего не мог с собой поделать. И в сущности, без всякой на то серьезной причины решил перетащить. К счастью. Вы верите в предчувствия, в интуицию? – вдруг спросил инженер.

– Я верю в интуицию, – улыбнулся Бежан. – У людей, выросших во время войны, в постоянной опасности, пробуждается инстинкт – собачий нюх, предсказывающий приближение врага... Может быть, это?

– Во время войны я был ребенком. Но потом я так привык охранять мои изобретения от чужих глаз, что, наверное, это у меня теперь в крови. Должно быть, поэтому...

Язвиньский произвел на Бежана хорошее впечатление. Он был скромен, в разговоре не подчеркивал своих заслуг и талантов, прямолинеен, открыт. Настоящий человек, подумал Бежан, любивший оценивать людей по первому впечатлению. Интуитивно. Он никогда в этом не признавался, приводя факты для подтверждения, но в своем нюхе был уверен. Кроме того, он был сторонником личных контактов с людьми во время расследования. Сопоставление тех черт характера, которые он подмечал во время беседы, с сухими данными об этих людях облегчало ему оценку происшедшего, помогало установить побудительные мотивы. Зная человека, он мог точнее определить, правильно ли мнение о нем, содержащееся в документах. Его заместитель, Сташек Покора, считал такие контакты необязательными, признавал только факты.

– Только факты могут дать возможность оценить человека, – не раз спорил он с Бежаном. – Зачем тут приплетать какую-то психологию?

Но поскольку метод Бежана всегда приносил великолепные результаты и помогал избежать ошибок, а Зентара этот метод одобрял, Покоре приходилось отступать в споре, лишь иногда, в кругу друзей, он жаловался на фантазии своего начальства. И дальше работал по-своему, собирая факты и делая из них выводы. Пару раз сухие факты подвели его.

– Нет правил без исключений. Мне попались именно такие исключения, – оправдывался он тогда. – Но в основном...

Бежан несколько раз пробовал объяснять Покоре, почему подводит метод фактов, однако Покора стоял на своем, хотя, если говорить об умении собирать всяческие сведения, был просто незаменим. Бежан отступал, по-своему оценивал подготовленные Покорой материалы. Сейчас он поручил ему собрать анкетные данные руководителей Центра и Управления.

Руководство Центра. Из разговоров с Гонтарским Бежан вынес впечатление, что директор, в отличие от Язвиньского, не слишком легко сходится с людьми. Его манеры, жесткость, даже резкость, усложняли отношения с начальством. И в то же время в нем чувствовались сила, решительность, неуступчивость, ответственность. Интересный человек. Человек, к которому нельзя относиться снисходительно. Умеет соблюсти дистанцию, требователен, однако подчиненные любят и ценят его.

– Наш директор, – говорили Бежану рабочие, – никому не спустит, это факт, гоняет до седьмого пота, никаких перекуров не терпит. Но и помогает каждому, если нужно. И заботится, чтобы в Центре все шло как надо, без сучка и задоринки.

Это мнение подтверждал и тот факт, что директор, не задумываясь, бросился спасать модель, не зная, что ее уже нет в цехе. Гонтарского Бежан тоже исключил из числа подозреваемых. Но этот термос... Второй термос! Им мог воспользоваться Гонтарский, а мог и кто-нибудь другой. Термос всегда стоял на виду, его мог взять кто угодно.

Теоретически директор мог организовать взрыв. Он знал расположение помещений, действие системы сигнализации, устройство вентиляции – все уголки Центра, как свои пять пальцев. Возможность у него была. Но не мог же он уничтожить работу других людей и свою тоже. Он бывший солдат, думал Бежан. Солдаты, которые воевали за свою родину, не предают ее.

Итак, кто и как? Ответ на этот вопрос дал бы возможность сузить круг подозреваемых. Поэтому Бежан собрался лично отправиться в Управление специальных исследований за планами Центра. Он хотел познакомиться со Станишем. Человек в клетчатом пальто – так он мысленно его называл.

А пока он дал новью указания Вроне. Речь шла о допросе одного из друзей Зелиньского, некоего Юзефа Зомбека. Зомбек, бывший сотрудник одного из варшавских жилотделов, был осужден за взяточничество и в данный момент отбывал наказание в той же тюрьме, что и Зелиньский. Зомбек мог стать еще одним источником информации о Зелиньском и его связях. В августе 1966 года они вместе по туристической путевке ездили в Вену. Шаронь уже тогда там обосновался.

– Допроси его об этой поездке, – подчеркнул Бежан. – Может быть, он что-то заметил. Из наших старых данных ясно, что Зелиньский именно в Вене вступил в контакт с разведкой Гелена. Одним словом, от тебя многое зависит. Если мы будем уверены, что Зелиньский встречался в Вене еще с кем-то из Польши, легче будет добраться до Х-56. Это должен быть человек, которого Зелиньский знал и мог выдать. Человек, который контактировал с Шаронем на Западе и от него или его шефов получил тот паспорт. Поезжай немедленно.

У Вроны окаменело лицо.

– Сейчас? Но я именно сейчас...

– Что ты именно сейчас?

Врона взволнованно рассказал о своих сложных отношениях с Ханной.

– Сегодня мы договорились встретиться. Она сказала, что прощает меня в последний раз. И если я опять не приду...

Бежан задумался,

– А если я позвоню ей и объясню?

– Не знаю, поверит ли.

Бежан невольно улыбнулся.

– Что ж, любовь – дело серьезное. В таком случае, отправляйся ночным поездом. Завтра сделаешь все что надо и завтра же вернешься. А уж как ты это успеешь – дело твое.

Врона вышел с посветлевшим лицом.

ГЛАВА 14

Чеся Кобельская встретила Бежана кокетливой улыбкой.

– Долго же вы обо мне не вспоминали. Да и сейчас пришли не ко мне. Шефа я предупредила, он ждет. А я все о вас знаю, пан майор, – щебетала она, подавая руку, которую Бежан галантно поцеловал.

– Работа, ни минуты свободной, – сказал он, оправдываясь. Он был зол, что из-за этого визита нечаянно обнаружил перед ней свое звание и место службы. «Черт бы ее побрал, – ругался он про себя, – я совсем забыл, что она здесь работает...»

Она не заметила сжатых губ.

– Приходите ко мне сегодня или завтра, – шепнула она. – Я одна. Муж в командировке...

– Я позвоню, – обронил он. – Пожалуйста, доложите директору, что я уже здесь.

Но это оказалось ненужным. Дверь кабинета открылась, и на пороге появился седеющий мужчина.

«Похож на того «родственника», как его описали тюремные надзиратели, – мелькнуло в голове Бежана. – Но таких «похожих» много...»

Когда они расположились в кабинете, Бежан огляделся. На вешалке у двери висело пальто. Темно-синее. Не то.

Станиш начал разговор.

– То, что произошло, – ужасно, товарищ майор. Я понять не могу, как это могло случиться... Центр великолепно охраняется. Гонтарский сам занимался этим. Вы уже выяснили, как все это было, и нашли преступника?

– Это не так просто, – улыбнулся Бежан. – Дело лишь недавно передано нам. Пока мы лишь знаем, что причиной взрыва стал контейнер, подложенный в цехе номер один. Это все. Вы контролируете этот объект. Я хотел бы узнать кое-какие подробности о сотрудниках, о работе Центра.

Станиш задумался.

– Сотрудники? – повторил он. – Януш Гонтарский был назначен директором Центра по моей рекомендации два года назад. В Центре, как вы уже знаете, мы проводим монтаж действующих моделей наших изобретений. А поскольку они предназначены для оборонных целей, мы обязаны были туда поставить верного человека. Гонтарский – бывший военный, великолепный организатор, сумел справиться с беспорядком, который застал там.

– Кто был директором до него?

Станиш махнул рукой.

– Некий Вольский. Фаворит Управления. Совершенно не соответствовал занимаемой должности. Говорят, чей-то протеже. Убрать его было нелегко. Помогло лишь давление со стороны военных властей. Вы же знаете, мы и для армии работаем. Центр лишь формально подчиняется Управлению. Но мы имеем право назначать руководителей Центра, хотя непросто мне было посадить на это место Гонтарского.

– Но раз Гонтарский привел дела в порядок и прекрасно организовал работу, наверняка и руководители Управления его высоко ценят?

Станиш покачал головой.

– В Управлении его не любят. Сам не знаю, почему. У них к нему вечно какие-то претензии...

– Обоснованные?

– Откуда мне знать? Они мыслят категориями чиновничьих шаблонов. Не любят трудностей. Гонтарский – неудобный человек. В том смысле, – добавил он, поясняя, – что требовательный. И к себе, и к другим. Не исключая и собственного начальства. Он ставит вопросы по-военному. К тому же он занял место Вольского, которого выставил из Центра.

– Почему он убрал его оттуда?

– Считал, что ни он, ни его заместитель Гулинский, который сейчас тоже работает в Управлении, не годятся для работы в Центре. Ни знаний, ни желания работать – таково было его мнение о Вольском. Работящим Вольского назвать трудно, это точно. Но его любят. И в Центре, и у нас. Гонтарский – человек прямой, свое мнение он высказал сначала Вольскому. А тот принялся собирать на него компрометирующий материал. Начались конфликты. И пришлось немедленно перевести Вольского к нам, хотя в Управлении и не было штатной единицы.

– Чем он у вас занимается?

– Руководит отделом организации труда. Работы у него немного. Но что-то там делает... – в голосе Станиша проскользнуло пренебрежение.

– Бывает ли Вольский в Верхославицах?

Станиш кивнул:

– Иногда я его туда посылаю. Он был там даже тридцатого сентября. С самого утра. Мы отправили его, чтобы он срочно передал Гонтарскому наши планы, касающиеся сборки моделей. Гонтарскому предстояло докладывать об этих планах на совещании.

А Вольский, вспомнил Бежан, приехал только после обеда, как в один голос показали Гонтарский и Язвиньский, и два часа ждал, пока директор и конструктор закончат работу. «Видно, шлялся где-то, – подумал Бежан, – воспользовавшись случаем, но это не имеет никакого значения для нашего дела. Но раз он собирал материалы, компрометирующие директора, то может рассказать и что-нибудь интересное. Надо бы при случае побеседовать с ним», – отметил он для себя.

– Товарищ директор, – обратился он к Станишу, – планы строительства Центра у вас? Они мне нужны.

Станиш удивился.

– У нас? Их давно следовало отослать. Сейчас проверю, – он позвонил секретарше. – У кого эти планы? Будьте любезны найти и приготовить. Майор Бежан возьмет их у вас под расписку.

Майор попрощался со Станишем, обещая информировать его обо всем. «Интересно, где он был двадцать седьмого сентября, где клетчатое пальто?» – думал он, забирая планы.

– До свидания, я обязательно позвоню, – он поцеловал ручку Чесе.

Бежан как раз прятал планы в портфель, когда дверь приоткрылась и в приемную заглянул мужчина странного вида – бегающие глаза, бледное худое лицо.

– Кто это? – спросил Бежан, когда дверь тихо закрылась.

– Вольский, – ответила Чеся. – Он уже седьмой раз вот так заглядывает. С тех пор, как вы вошли к шефу. Наверное, у него какое-то дело к директору.

Больше он не стал расспрашивать ни о чем. Лучше будет как-нибудь в другой раз поговорить с ней. Он спешил. В голове уже вырисовывался план действий.

Он зашел к Зентаре, чтобы предложить свою идею.

– А что, если на место Кобельской посадить нашего человека? Может, Янека Видзского из технического отдела. Обсуди этот вопрос с военными властями. Они это как-нибудь устроят...

Зентара кивнул.

Едва Бежан успел вернуться к себе, как явился руководитель группы, которая еще раз обследовала развалины.

– Мы не нашли. Не справились. Часть крыши упала в самую середину воронки. Там нужен экскаватор.

– Если что-то надо, сами решайте, это не мое дело, – рассердился Бежан. – Вы должны найти. Немедленно.

Оставшись один, он принялся за изучение принесенных планов.

– Вот как это произошло! – вдруг вскрикнул он. – Только таким путем.

Он еще раз сопоставил все элементы головоломки. Все сходилось. Великолепно. Если они найдут, если экспертиза подтвердит, гипотеза превратится в истину. И тогда только три человека останутся в числе подозреваемых, только три. К двум из них он относился с симпатией. Третий ему известен пока только по фамилии. Так сказать, без лица. Хотя, почему без лица? Он вспомнил узкую физиономию и бегающие глаза.

Из раздумий его вывел телефонный звонок. Он взял трубку.

– Майор Бежан? – скрипучий, незнакомый голос.

Он ответил автоматически.

– Обратите внимание на Гонтарского и всю его шайку, – хрипел незнакомец.

Бежан включил магнитофон.

– Я слушаю, говорите, – сказал он в трубку, одновременно нажав кнопку сигнализации. В дверях показался сотрудник. Бежан жестами объяснил ему, что он должен делать.

– При Гонтарском пропали какие-то планы, – продолжал голос, – но он выкрутился.

– Каким образом? – спросил Бежан, затягивая разговор.

– Станиш ему помог. У него такие связи... – И трубку положили.

– Звонили из телефона-автомата на Праге, – вскоре доложил сотрудник. – Больше ничего не удалось установить. Наш патруль никого не заметил. Слишком поздно приехали. Будка уже была пуста.

Бежан задумался.

«Как ему удалось установить мою фамилию и номер телефона? Фамилию, звание и место работы знают только Станиш, Гонтарский и Язвиньский». Им он должен был представиться. Трудно предполагать, что они воспользовались бы этим, чтобы топить друг друга. Хотя, если бы после проверки эта информация оказалась ложной, их положение было бы упрочено. Только люди, которым есть что скрывать, могли стараться обелить себя таким образом. «Надо проверить эти сведения», – решил он. И вдруг вспомнил: Чеся Кобельская знала его фамилию и звание. И место работы. Могла нечаянно проговориться. Так что, мог узнать кто-то из работников Управления.

«Что тут раздумывать. В конце концов, ничего страшного не случилось. – И он решил не сообщать об этом Зентаре. – А то еще подумает, что мне что-то грозит».

ГЛАВА 15

Смена руководителя секретариата не удивила никого в Управлении. Ясное дело, раз Чесю перевели на другую работу, кто-то должен прийти на ее место. Почему перевели? «Видимо, роскошная блондинка понравилась какому-нибудь директору, которому захотелось, чтобы его секретариат выглядел не хуже нашего, – шутили сотрудники. – Ничего, нам это только на пользу. Замолвит за нас словечко у своего нового шефа. А вот Станиш, твердый, как скала, предпочитает мужчину. Избегает соблазнов...»

Видзский спокойно перенес «смотрины» и серию вопросов: откуда, из какого отдела прислан, кого знает, женат ли... И после массы пересказанных ему «на ухо» подробностей о привычках и капризах «старика», то есть Станиша, все пошло своим чередом...

Проработав несколько дней, Видзский понял, что в Управлении работают серьезно, не имитируя деятельности спешки. Что наиболее загружен спецотдел – сердце Управления, где работали высококвалифицированные инженеры. Отдел этот оценивал возможность применения представленных изобретений в оборонных целях и надежность их действия, учитывая современное состояние мировой техники.

С тех пор он бывал в спецотделе так часто, как это позволяли обязанности секретаря. У него самого был диплом инженера и несколько лет стажа в техническом отделе за плечами. Он умел задавать вопросы. Ему хотелось подружиться с людьми, узнать, над чем они сейчас работают, проверить, в полной ли безопасности находится документация отдела. До сих пор ему удалось лишь одно – подружиться. На все вопросы, касающиеся работы отдела, отвечали шутками. Он ничего не узнал, на оставленную без присмотра документацию не натыкался. «Умеют хранить свои тайны», – с уважением думал он.

В других отделах повезло больше. Заместитель Станиша по кадрам Альберт Зыбельт охотно поделился со случайным собеседником своим мнением на тему кадровой политики. Видзский внимательно слушал, собирал нужную информацию. Уже через пару дней он заметил, что Станиш и Зыбельт терпеть не могут друг друга, но при этом изображают нормальные деловые отношения. Зыбельт говорил о своем начальнике с иронией, иногда пренебрежительно:

– Солдат из него наверняка был бы хороший, но руководитель... – Тут он понижал голос. – Эти фельдфебельские замашки... Проталкивание «своих» людей... Гонтарский, например. Они познакомились в школе подхорунжих. Еще до войны. Ага, раз «свой», сразу его в Центр. Ну и как тут вести правильную кадровую политику? В таких условиях! – жаловался он. – Как принимать на себя ответственность за новоявленных сотрудников? Если что-нибудь случится, за все буду отвечать я. Как в Центре, например. А ведь это не я рекомендовал Гонтарского. Не я за него ручался. У Гонтарского вообще какие-то подозрительные связи, – заявил он Видзскому.

В ответ на удивленный взгляд Янека Зыбельт объяснил:

– Вы тут человек новый и ничего не знаете. Гонтарский воевал в дивизии Мачека, в Польшу вернулся только в 1946 году. И до сих пор не порвал связей с теми... Черт его знает, что за этим кроется... А крыться может все что угодно... Мы и Центр работаем на нужды обороны. Наши материалы – лакомый кусок для любой иностранной разведки. Поэтому я не раз говорил Станишу – нужно подбирать надежных людей. А, – Зыбельт махнул рукой, – он и внимания не обращает на мои слова.

– Станиша так и тянет на Запад, – заметил он в другой раз, заглянув в секретариат поболтать. – Сына послал учиться в Париж, будто в Польше нет институтов. А может, и у самого другие планы... – И не закончив, Зыбельт сменил тему. – Нет, все-таки никому нельзя доверять. Мой бывший начальник тоже казался надежным человеком, достойным всяческого доверия. Кто бы тогда мог подумать, что он связан с разведкой Гелена. А он предал и удрал. Для меня это было потрясением. Я страшно переживал. Этот случай научил меня быть бдительным по отношению ко всем. Я не могу спокойно смотреть на то, что здесь творится. – Лицо его стало озабоченным. – Боюсь, как бы история не повторилась...

– Как это – не повторилась? – спросил его тогда Видзский, не понимавший, к чему он клонит.

– Станиш несколько лет работал в Брюсселе, а там полно иностранных агентов. Ну, что-то, видно, произошло, если его вдруг ни с того ни с сего отозвали в Польшу. А несмотря на это, – он понизил голос, – после возвращения на родину его сразу же назначили генеральным директором Управления... Это ведь секретное учреждение. И как только уселся в директорское кресло, начал собирать своих людей. Назначал их на должности, ни с кем не советуясь, не спрашивая меня.

Эту и другую полученную во время работы информацию Видзский систематически передавал Покоре или Бежану, встречаясь с ними в установленном месте. Однако не был доволен собой. Ему никак не удавалось узнать, есть ли у Станиша интересующее их пальто, что он делал двадцать седьмого сентября – в день смерти Зелиньского, каким образом пропали планы изобретения в Верхославицах, о которых говорил незнакомец Бежану.

Он попытался расспросить Вольского, но тот относился к новенькому настороженно. Был весьма любезен, но молчал. А времени оставалось мало, Бежан торопил. Вдобавок, работы в секретариате хватало, Станиш требовал, чтобы все шло идеально, без сучка и задоринки. Он отдавал краткие приказы и не терпел лишних разговоров. Каждый день требовал отчет о выполнении сделанного. Оставлял на письменном столе листочки с распоряжениями на следующий день. Этим начинались и кончались контакты Видзского и Станиша. «Фельдфебельские замашки», – вспомнил он слова Зыбельта. – Похоже, он прав... С людьми надо по-другому...» Подозрения Зыбельта стали казаться Видзскому более правдоподобными. Он все тщательнее следил за своим начальником, стараясь найти в его поведении что-либо подозрительное.

Сегодня Станиш уже с утра был чем-то раздражен. Как никогда, хлопнул дверью. Половину подготовленных на подпись документов велел перепечатать, найдя в них ошибки. Приказал вызвать своего заместителя. Из-за двери до Видзского доносились возбужденные голоса, но он боялся подойти ближе. А вдруг кто-нибудь заглянет и застанет его подслушивающим? Через несколько минут заместитель скорее выбежал, чем вышел, с нахмуренными бровями и побелевшим лицом. Сразу за ним вышел Станиш.

– Я уезжаю, – коротко объявил он раздраженным, резким голосом. – До пяти часов вечера мне должны прислать важные документы из Министерства обороны. Будьте добры привезти их ко мне. Вот по этому адресу, – он положил листок на стол секретаря. Там были и другие распоряжения, а среди них – приказ подготовить отчет о служебных командировках сотрудников Управления за последний квартал. Видзского это поручение обрадовало – оно давало возможность выполнить одно из заданий. Он потребовал из бухгалтерии финансовые отчеты о всех командировках, а из отдела кадров – учетную документацию.

Видзский углубился в изучение принесенных документов, когда вдруг услышал над самым ухом голос Зыбельта:

– Что, шеф подкинул новую работенку?

Видзский кивнул. Зазвонил телефон, и он отвернулся, чтобы взять трубку. Пока он объяснял собеседнику, что директора нет и сегодня не будет, Зыбельт уже стоял в дверях секретариата.

– Я тоже ухожу и сегодня больше не приду. Если кто-нибудь позвонит...

Видзский снова занялся документами. Он выбирал одну за другой командировки, отмеченные датами, которые его интересовали. Их оказалось пять. В отчете об одной из командировок были заметны следы исправлений. Видзский вчитался внимательнее, схватил листок бумаги и начал что-то подсчитывать на нем.

– Ах вот оно что!

Он и не заметил, как просидел до пяти часов, и курьер вручил ему документы, предназначенные для Станиша. Обрадованный своим открытием, Видзский быстро сбежал по лестнице.

– Новогродская, девятнадцать, – сказал он водителю.

Выйдя у дома, Видзский отпустил машину и вошел в огромный подъезд, полный разных ниш и закоулков. «Идеальное место для игры в индейцев», – подумал он, с трудом отыскав почти невидимые в темноте двери лифта. На лифте будет быстрее! Янковские жили на шестом этаже. Кабина опускалась очень медленно, и он нетерпеливо поглядывал наверх.

Занятый своими мыслями, Видзский не заметил скрывавшегося за углом человека. Вошел в лифт, захлопнул за собой дверь и нажал кнопку. Лифт поехал.

И вдруг погас свет. Кабина остановилась между этажами. Видзский толкнул дверь, она не дрогнула. Тогда он стал нажимать на все кнопки по очереди. «Черт побери, – рассердился он, – опять авария, ток отключили». Он очень спешил на встречу с Покорой. На этот раз он придет не с пустыми руками. Видзский нашел в кармане коробок спичек. Зажег одну, нашел аварийную кнопку. Нажал на нее изо всех сил. Услышал хруст, словно где-то раздавили стекло. «Кто-то идет, ну, сейчас мне помогут отсюда выбраться, – с облегчением вздохнул он, не отрывая пальца от кнопки. – Успею...»

Несколько секунд он стоял спокойно, прислушиваясь. Никто не шел. Он открыл внутренние двери, начал стучать в стену. И тут почувствовал, что пахнет гарью. «Проводка перегорела, – подумал он. – Этак я до вечера тут просижу, пока кто-нибудь заметит...» Эта мысль привела его в панику. Он зажег еще одну спичку, посмотрел на часы. Семнадцать двадцать. Покора ждет его в шесть на другом конце города. Он закричал. Может, кто-нибудь услышит... Прислушался. От тишины зазвенело в ушах. Запах гари усиливался. Кабель горит? В темной кабине стало душно. Дышать становилось все труднее. Видзский опустился на корточки. Сомнений не было, горело что-то внизу, под кабиной, клубы дыма поднимались вверх. У него закружилась голова. «Что делать. Что делать? Задохнусь, как крыса в ловушке...» – бились в его голове обрывки мыслей. Он еще раз попытался крикнуть. Но из горла вырвался беспомощный стон. Не хватало дыхания. А если это ловушка? Слабеющей рукой он нашел в кармане перочинный нож. Только одна мысль – сообщить... На ощупь он выцарапал на стене буквы. Рука то и дело бессильно сползала. Вдруг он уронил нож, схватился за горло. И мешком упал на пол.