Текст книги "Партитура преступления"
Автор книги: Крыстин Земский
Жанр:
Шпионские детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)
ГЛАВА 32
Удобно расположившись в кресле, хозяин с иронической улыбкой наблюдал за людьми, находящимися в его квартире. Сначала, опомнившись после шока, вызванного арестом, он пытался вырваться. Кричал и грозил, что он им еще покажет... Когда, уже в квартире, его обыскали и нашли пистолет и шифрованную записку, слегка сбавил тон. Объяснил, что пистолет у него еще с войны, что он лишь недавно нашел его среди старых вещей и как раз собирался хлопотать о разрешении на хранение оружия.
– А записка?
– Просили передать одному знакомому. Это ведь не преступление. Я даже не знаю ее содержания.
– Это шпионская инструкция, – бросил ему в лицо Бежан. – Вы задержаны, Зыбельт, по обвинению в шпионаже.
– Такое обвинение, – спокойно ответил тот, – должно быть доказано. А какие у вас против меня улики? Эта записка? Я же объяснил вам, что согласился оказать услугу знакомому.
– И кому же вы оказали эту услугу?
– Одному дипломату, который вчера выехал за границу. На три-четыре недели.
– Фамилия?
С любезностью хозяина дома, старающегося угодить гостям, Зыбельт продиктовал фамилию, адрес, телефон.
– Я познакомился с ним, когда был в командировке за границей, – объяснил он. – Не мог же я отказать в такой мелочи. Мне и в голову не пришло...
«Если в квартире ничего не найдем – дело плохо, – подумал Бежан. – Это твердый орешек...»
До сих пор обыск не дал никаких результатов. Бежан, наблюдая за работой своих людей, видел, как постепенно мрачнели их лица. Они уже простучали все стены и пол, обыскали шкафы, полки, ящики, а теперь просматривали книги, рядами стоящие в двух старинных, богато инкрустированных книжных шкафах.
Зыбельт со странной улыбкой следил за ними.
«Уверен, что мы ничего не найдем. Видимо, он дома не держит компрометирующих материалов», – размышлял майор, окидывая взглядом массивную старинную мебель, загромождавшую двухкомнатную квартиру.
– Произведите измерения! – приказал Бежан.
Если что-то и есть, надо искать среди мебели. Сотрудники с надеждой и энтузиазмом принялись измерять шкафы и кресла, но улыбка не сходила с губ Зыбельта.
«Не то, – подумал Бежан. – Может быть, в картинных рамах?» Взгляд его остановился на мужском портрете, висящем над застекленным шкафчиком. Он подошел поближе, и его поразил этот шкафчик. Особенно резьба на внутренней стенке. Мастер на ней изобразил дирижера с поднятой палочкой. На палитре лежали ноты, на них надпись: «Партитура».
– Кажется, шкафчик принадлежал какому-то дирижеру восемнадцатого века. Сделан был по его заказу для хранения нот. Это одна из самых ценных вещей в моей коллекции, – Зыбельт продолжал играть роль любезного хозяина.
Бежан открыл застекленные дверцы. Внимательно осмотрел резьбу. Его восхитила точность в исполнении каждой детали. И даже эти буковки в слове «партитура».
«Одна как будто светлее других», – отметил он.
– Вы отдавали шкафчик на реставрацию? – спросил он и дотронулся пальцем до буквы, чуть отличавшейся по цвету от других.
Зыбельт не успел ответить, верхняя часть резной доски отскочила и упала, открывая узкую глубокую нишу.
Со вздохом облегчения Бежан занялся содержимым тайника. «Наконец будет хоть какой-то материал», – думал он, выкладывая на стол тюбики с французской зубной пастой – такой же, какая была найдена в тюрьме, авторучки, доллары.
Один из сотрудников, осматривая чулан, принес два свертка. В одном оказалось несколько сумок с мышонком Мики, в другом – скомканное клетчатое пальто.
– Откуда у вас эти сумки? – обратился Бежан к Зыбельту.
– А, это сувениры. Уж не помню, кто мне подарил их. Если они вам нравятся, пожалуйста, можете оставить их себе.
– Ни один из нас не нуждается в услугах гардеробщика из кафе «Зефир», пана Пенчека, – услышал он в ответ. – Это ваше пальто?
– Да.
– Очень эффектное и весьма удобное. Особенно если знать о существовании другого такого же. – Удар явно достиг цели. Зыбельт с трудом изображал спокойствие. – Почему вы храните его в чулане, а не в шкафу?
– Раз оно принадлежит мне, значит, я могу распоряжаться им, как хочу?! – голос хозяина сорвался.
– Никто не отнимает у вас этого права, – Бежан повел плечами и снова занялся тайником. На этот раз он достал конверт, открыл его и извлек паспорт. Взглянул на снимок. – На фотографии вы, – он продемонстрировал открытый паспорт Зыбельту, – а фамилия совсем другая. Шимон Ковальский! – Бежан взял паспорт Зыбельта, сравнил подписи на документах. – И одна и та же рука, во всяком случае, на первый взгляд. – Он жестом подозвал одного из сотрудников. – Пошлите немедленно на графологическую экспертизу. Пусть установят, кому принадлежит паспорт на имя Шимона Ковальского.
И снова заглянул в тайник.
В большом сером конверте был список адресов двенадцати «почтовых ящиков», схема связи, шифр. Бежан тщательно осмотрел все бумаги.
«Рекламный щит на Иерусалимских аллеях сработал бы вновь только через двенадцать недель!» – отметил он, откладывая в сторону список.
С шифром в руках он сел за стол рядом с Зыбельтом. Положил перед собой найденную у него записку. Несколько минут писал что-то. А потом обратился к Зыбельту все с той же предупредительной любезностью.
– Если позволите, я прочитаю, какое известие вам оставили для дипломата: «Прекратить всяческую деятельность. Стараться направить подозрения на «тех»... Я сам свяжусь с вами». Боюсь, что ваш работодатель уже не свяжется с вами, разве что в тюрьме. Как вы считаете?
Зыбельт ничего не ответил. Добродушие гостеприимного хозяина исчезло бесследно вместе с иронической улыбкой. Сжатые губы и впившиеся в подлокотники кресла руки свидетельствовали о том, что Зыбельт с трудом сдерживает свои чувства.
– Вы и сейчас продолжаете утверждать, что инструкция, которую я прочитал, была предназначена не вам? Что, в таком случае, означает этот шифр, адреса «почтовых ящиков», схема связи?
– Ну... я, конечно, объясню вам... – сказал Зыбельт слегка дрожащим голосом. – Но зачем же так сразу: шпион, измена! Просто в некоторых ситуациях знакомые оказывают друг другу небольшие услуги.
– Даже такие услуги, как убийство?
– О чем вы говорите?
– О взрыве в Верхославицах, во время которого погибло два человека, а также о неожиданной смерти вашего друга, Збигнева Вольского.
– Взрыв – это дело рук Вольского. Он хотел любой ценой отомстить Гоитарскому. А при чем тут я?
– Вы дали ему авторучку, такую же, как вот эти, – сказал Бежан.
– Это рекламные сувениры. Несколько штук мне подарили, когда я был за границей. Вольский попросил – я и дал. Обычная любезность.
Бежан молча взял одну авторучку, присел рядом с Зыбельтом и сделал движение рукой, как будто хотел раскрутить ее. Раздался крик Зыбельта:
– Положите! Это бомба!
– Значит, вы все-таки знаете, как она действует. Это было заранее обдуманное убийство. И не единственное, – продолжал Бежан. – Двадцать седьмого сентября, находясь в служебной командировке в Лодзи, вы на своем «фольксвагене» поехали в тюрьму и, предъявив фальшивый паспорт, оставили для Зелиньского передачу с продуктами и зубной пастой, такой же, как и эта, лежащая на столе. Вы убили Зелиньского.
– Но простите! – оскорбился Зыбельт. – Я его не убивал. Я был тогда в тюрьме, это правда, по просьбе моих заграничных знакомых. Я передал для Зелиньского, как они и просили, продукты и зубную пасту. Именно ту, которой он пользовался всегда. А эти, – он показал на тюбики, лежащие на столе, – я должен был систематически передавать ему в дальнейшем. Паспорт? Ну что ж, он был приготовлен на случай, если мне будет неприлично показаться где-то под собственным именем. А как это выглядит по-вашему: заместитель директора серьезного учреждения вдруг лично навещает заключенного, да еще и передачу привозит...
– Я понимаю вашу заботу о собственной репутации, – в голосе Бежана прозвучала ирония, – и о заключенном, о состоянии его зубов...
– У этой пасты очень приятный вкус...
Бежан ничего не ответил, встал и с тюбиком в руках исчез в дверях ванной. Через минуту он вернулся в комнату. В одной руке у него была зубная щетка с белеющей полоской пасты, в другой – стакан с водой.
– Если эта паста так хороша, то, будьте добры, почистите ею зубы, – сказал он, подходя к задержанному. – Пожалуйста, почистите ею зубы, – повторил Бежан, подходя все ближе.
Зыбельт в ужасе прижался к спинке кресла, вскинул руки:
– Нет, не хочу! – вскрикнул он.
– Если вы считаете, что паста безвредна, чего же вы так испугались!
– Это смерть, – прошептал Зыбельт и замолк. Потом вскочил, прижался к стене, закрыв лицо руками. Вдруг уронил их, с трудом добрел до кресла и упал в него.
– Кто и когда завербовал вас для работы на разведку Гелена? – Бежан был уверен, что теперь он скажет все, – и жестом приказал записывать показания Зыбельта в протокол.
– Это было несколько лет назад. Я поехал за границу. Мой дядя, Шимон Драбович, взял меня с собой. Никто не знал о том, что мы родственники. Я бывал среди его заграничных друзей и знакомых. Они часто помогали мне. Дорогие подарки, деньги – я был им нужен.
Потом я подписал обязательство, что в случае нужды помогу им. Вернувшись в Польшу, благодаря связям дяди я получил работу в Управлении. Быстро приспособился к новому окружению, успешно продвигался по службе. И ждал сигнала. Я помнил слова дяди: «Ты сделаешь все, что они потребуют. А потом они сделают все, чтобы ты не пожалел о своем выборе».
Когда дядя выехал из страны, все кричали: «Предатель!» А он не был предателем, он только временно жил в Польше. А потом вернулся к своим, к тем, на кого работал...
Через пару месяцев ко мне явился немецкий предприниматель, приехавший в Польшу с деловым визитом. Фамилию я у него не спрашивал. Он знал пароль. Этот человек передал мне шифр, список «почтовых ящиков», эти авторучки, зубную пасту, паспорт на имя Шимона Ковальского, назвал специальный канал связи на случай тревоги, обсудил со мной мои задачи.
– Какими были эти задачи?
– В первую очередь следовало ликвидировать агента Зелиньского. Он видел меня в Вене в 1966 году, когда я разговаривал с Шаронем, и мог выдать. Я убедился в этом во время свидания с ним. Он сразу заявил: умирать – так с музыкой и в хорошей компании. Он пытался шантажировать меня.
– А остальные задания?
– Самое главное – занять место Станиша. И по мере возможности внедрять своих людей в Управление.
– Каким образом это должно было происходить?
– Надо было компрометировать тех людей, которых мне не удалось использовать в своих целях. В первую очередь надо было убрать Станиша, Гонтарского, Язвиньского. Сначала Гонтарского и Язвиньского. От этого зависело и другое мое задание: добыть чертежи разведывательной машины УТС-12, модель которой собирали в Центре.
Я разработал подробный план, основанный на давно известном механизме возникновения слухов и мнений. Как начальник отдела кадров, я знал, каковы критерии оценки людей.
Первым шагом, предпринятым для дискредитации Станиша, была поездка в Лодзь, появление в тюрьме в этом клетчатом пальто, на которое все обращали внимание. Я знал, что у Станиша есть точно такое же, он тоже купил его в Вене. Мы похожи ростом и фигурой. Мне также удалось установить, что Станиш знал Зелиньских и иногда встречался с Зелиньской. Я рассчитывал, что все эти детали станут уликами против него и он будет обвинен в отравлении Зелиньского.
Взрыв в Верхославицах должен был дискредитировать Гонтарского и Язвиньского. Вольский, который подложил контейнер со взрывчаткой, ненавидел их так сильно, что, уходя со своего поста, украл часть чертежей. А я нашел эти чертежи в его столе. И с тех пор он был у меня в руках. А потом я узнал, что он наркоман. Я сообщил об этом в Центр и через «почтовый ящик» получил для него рецепты на морфий. Таким образом, я платил ему наркотиками и разжигал в нем ненависть. Идею мести, которую я ему подсунул, он воспринял как свою. Я затребовал планы Центра, тщательно изучил их и продумал все детали. Оставалось лишь дождаться удобного момента. Он наступил тридцатого сентября – когда Станиш принял решение послать Вольского в Центр с документами, необходимыми Гонтарскому и Язвиньскому для подготовки к докладу в Объединении. Вольский должен был ехать с утра.
Я привел его к себе домой, надел на него патронташ, в гнездах которого находились контейнеры с нитроглицерином. Подробно проинструктировал его, какие он должен оставить следы, чтобы подозрение пало на Гонтарского. Вольский поехал в Центр около четырех часов дня. Все произошло именно так, как я рассчитывал.
– Вольский знал о вашей шпионской деятельности?
– Зачем? В этом не было необходимости. Если бы он знал так много, он мог бы выдать меня.
– И поэтому вы дали ему авторучку, – заметил Бежан. – Он не знал, что там внутри?
– Нет. Я только сказал ему, что в авторучке спрятана инструкция. Если случится что-нибудь непредвиденное, он должен отвинтить колпачок.
– На что рассчитывал Вольский?
– Я обещал, что после ареста Гонтарского помогу ему вернуться на прежнее место. И я действительно собирался сделать это. Таким человеком, как Вольский, можно управлять без труда.
– Это была единственная цель вашей деятельности?
– Уничтожение модели задержало бы испытания, а вслед за этим и серийный выпуск, а также давало мне время для того, чтобы раздобыть чертежи. После смерти Вольского я получил приказ отказаться от этой операции и соблюдать осторожность.
– Это вы звонили мне, направляя подозрение на тех троих? – спросил Бежан. – Откуда у вас оказался мой рабочий телефон?
– Фамилию и звание знала Чеся Кобельская. А телефон записал Станиш в календаре после вашего визита.
– Вы обвиняетесь также в убийстве бывшего секретаря Станиша, Яна Видзского. Что вы можете об этом сказать?
– Видзский появился слишком неожиданно. Старался подружиться со всеми. Мне все это было на руку, пока он интересовался своим шефом и руководством Центра. Я сам подсовывал ему информацию. Но когда на его столе оказались документы, касающиеся командировок, он стал опасен. Этих двухсот с лишним километров скрыть не удалось. Двери в секретариат были приоткрыты, и я услышал, как Станиш распорядился, чтобы Видзский привез ему документы. Адрес лежал на столе. Это был удобный случай. И надо было воспользоваться им так, чтобы подозрения пали на Станиша.
У меня и Станиша пистолеты одного калибра. Только у него есть разрешение на владение оружием. Я взял свой пистолет и пошел на Новогродскую, осмотрел дом и подъезд. Оказалось, что расположение лифта, подвала, лестничной клетки было таким же, как у меня.
Я спустился в подвал. Сначала хотел дождаться, пока Видзский войдет в лифт, спустить кабину в подвал и там застрелить его. Но когда я заглянул через стеклянную дверь в шахту лифта, то увидел там гору мусора. Тогда у меня зародилась мысль имитировать «несчастный случай». Я решил остановить лифт между этажами и поджечь весь скопившийся хлам.
Выключатель был рядом с лифтом, в нише. Все произошло так, как я и планировал. В нужный момент я отключил ток, а остальное было уже легко...
Станиш часто бывает в этом доме. Если бы смерть Видзского показалась кому-то подозрительной, все улики были бы против Станиша...
– Почему вы были так уверены в том, что после ареста Станиша займете его место?
– У меня прекрасная репутация, ко мне хорошо относится руководство, оно верило мне и ценило. Я знал слабости своих начальников и умел ими пользоваться. А если бы вдобавок я раскрыл шпионскую деятельность своего предшественника, то стал бы героем.
– Продолжайте допрос, – приказал Бежан одному из офицеров. – Я еду к Покоре.
ГЛАВА 33
Когда Бежан вошел в кабинет Валя, там уже был Покора, а на столе громоздились груды упаковок с заграничными лекарствами, пачки долларов, ампулы с наркотиками.
Валь, увидев Бежана, побледнел.
– Вот мы и снова встретились, доктор, правда, ситуация несколько изменилась. На этот раз – вы наш пациент.
– Я? – изумился Валь. – И в чем же вы меня обвиняете?
– Лекарства, наркотики, доллары, – начал Покора.
– Я врач-психиатр. В моей работе необходимы различные лекарства, в том числе и наркотики. Иметь доллары не запрещено. Так в чем же дело?
– Мы арестовали несколько человек по обвинению в шпионаже, диверсиях, убийствах. Вы связаны с ними, значит, эти обвинения касаются и вас... – В голосе Бежана не было вопросительной интонации, он просто констатировал факты.
– А где доказательства? Это очень серьезные обвинения, – ответил Валь.
– У нас есть доказательства, что вы поддерживаете связь с «Адамом», – сказал Покора.
– Что странного в том, что я сообщаю пациентам, что их рецепты уже готовы?
– Странно то, что «Адама», которому вы звонили, зовут не Адам, а Норберт Кон.
– Я не знал об этом. Кто-то из пациентов назвал это имя и оставил этот телефон.
– Фамилия пациента?
– Не помню! У меня лечится столько людей!
– Вы не знали, чей это телефон? Вот здесь у вас лежит, – Бежан выдвинул ящик стола и вынул кусочек картона, – визитная карточка Кона. Вы не раз встречались с ним. Мы можем доказать это! И еще... Гардеробщик Пенчек звонил вам и говорил, что пришел Мики. А вы оставляли у него сумку с рисунком мышонка. Вот такую, – Бежан достал из портфеля одну из найденных у Зыбельта сумок. – Это вам ни о чем не говорит?
– Боже мой, простая любезность... И больше ничего.
– Любезность? Кон признался, что работает на разведку Гелена. Впрочем, именно поэтому мы его и арестовали. Вы были его связным. Передавали информацию, полученную от другого агента. Для этой цели вы использовали Пенчека. Он тоже арестован. Мы можем устроить вам очную ставку. Когда Кон завербовал вас?
Валь потерял самообладание.
– Но я... Никогда... Я столько больниц организовал... У меня заслуги...
– Перед разведкой Гелена – наверняка, – прервал его Бежан. – Итак, откуда Пенчек знал эту сумку?
– Но это и в самом деле всего лишь любезность... Я не знал, что это для разведки... Мы с Коном старые друзья. Как-то он попросил меня помочь связаться с одним приезжим, которому Кон не хотел давать своего телефона. Я согласился, хотя мне не очень понравилось, что мне будет названивать какой-то чужой человек... Тогда Кон, заметив мое неудовольствие, сказал, что будет лучше, если этот приезжий оставит известие у доверенного человека, а тот, в свою очередь, передаст его мне, а я Кону. Я договорился с Пенчеком. Когда сказал об этом Кону, он дал мне рекламную туристскую сумку своей фирмы, чтобы гардеробщик знал, как она выглядит и что означает появление такой же сумки. Я оставил эту сумку у Пенчека. И всякий раз, как он видел подобную, звонил мне и говорил: «Мики пришел». А я передавал это «Адаму» – Кону. Вот и все.
– Если вы говорите правду, то какую же цель вы преследовали, покушаясь на меня? Чем я вам помешал?
Валь опустил голову и долго молчал.
– Пан майор, – голос его дрожал, – это совершенно другая история. Я ждал партию... – голос его сорвался, и он с трудом выговорил, – наркотиков. И уже не мог отменить их доставку. Это должно было произойти двадцать четвертого октября, на следующий день после вашего визита. Пани Кобельская обратилась к вам – пан майор. А потом я внимательно осмотрел вас. И понял, что вся ваша болезнь – симуляция. Все стало ясно – мною заинтересовалась милиция. Иного выхода не было, и я решил обезвредить вас хоть на пару дней.
– Продолжайте, – приказал Бежан Покоре. – Я еду к полковнику.
В кабинете у Зентары уже сидел Врона, присутствовавший на допросе Кона.
– Это старый агент, – рассказывал он, – и очень опытный, несмотря на молодость. Когда Кон понял, что игра проиграна, то сразу заговорил. Объяснил, что систему связи – двенадцать «почтовых ящиков», каждый из которых действует одну неделю, а также способ передавать номера телефонов и обозначать место получения инструкций – изобрел он и передал в Мюнхен, а там, одобрив, переслали Зыбельту.
Зыбельт Кона не знал, держал с ним связь только через «почтовые ящики». У Кона был телефон Зыбельта. Сначала он намеревался втянуть в шпионскую сеть и Валя, но Центр приказал ему лишь пользоваться его услугами, не посвящая в тайну. Решение это было вызвано тем, что Валь запутался в своих темных махинациях и мог легко привлечь к себе внимание милиции. А если бы его прижали, он, конечно, выдал бы всех. Кон заявил мне, что готов предоставить нам подробную информацию о деятельности мюнхенского Центра, если мы в присутствии адвоката гарантируем ему неприкосновенность.
– Каковы были обязательства Валя по отношению к Кону?
Врона усмехнулся:
– Самые разные. Валь с помощью Кона провез контрабандой несколько произведений искусства в Вену и выгодно продал там в антикварном магазине своего отца. А как-то, в свою очередь, Кон за крупную сумму в долларах продал ему патент на лекарство. Патент, украденный у хорошего знакомого. Кроме этого, они зарабатывали еще и на валютных спекуляциях.
– А теперь ты, Юрек, докладывай, – обратился Зентара к другу.
Бежан рассказал все, что удалось установить.
– Что за человек этот Зыбельт? – спросил Зентара, когда Бежан закончил свой рассказ.
– Житель Польши, но не ее гражданин! Племянник Драбовича и его идейный воспитанник. Бегство дядюшки он не считает предательством, поскольку, как он сказал, Драбович лишь временно проживал здесь. А теперь вернулся назад, к своим. Племянничек тоже считает пребывание в Польше своеобразной служебной командировкой, из которой, выполнив все задания, он вернулся бы домой.
– Ты понимаешь, Бронек, – продолжал свои размышления Бежан, – он так сумел приспособиться, что все принимали маску за истинное лицо. Он умело пользовался существующими еще у нас шаблонными фразами, из которых состоят официальные характеристики. Овладев этой фразеологией, он уверенно шел вверх, уничтожая по пути людей, которые ему мешали. Мы ведь не всегда ищем мотивы, которыми продиктовано «официальное» мнение. Помнишь, как Покора на совещании излагал мнение о трех подозреваемых? Как оно совпадало с уликами, и каким оказалось ложным! И подумай теперь, как же легко, приняв за неоспоримую истину эти шаблонные фразы, погубить честного человека, преданного своей родине. Зыбельт сам сказал, что это были люди, не признающие компромиссов.
– Ты был тогда прав, – сказал давно уже стоявший в дверях Покора. – А я поверил...
Бежан усмехнулся:
– Потому что принимал за чистую монету любое слово. А ведь нельзя верить тому, что говорят о человеке, если ты не знаешь того, кто это говорит и каковы его мотивы. Поэтому я и хотел добраться до источника слухов.
– И интуиция тебя не подвела, – признался Зентара. – Но и тебя неплохо поводили за нос.
Бежан засмеялся:
– Это наш общий успех. Разве я смог бы что-то сделать один?
Ноябрьский рассвет уже заглядывал в окна, когда они расходились по домам.